После телефонного разговора, Виктор сварил себе кофе. Вышел с чашечкой на балкон. Солнечный луч дотронулся до его лица, заставил прищурить глаза. Удивительно нежный прохладный ветерок пронесся мимо, задев его своим движением. Приятное ощущение свежести и еще по-детски неустойчивого, раннего солнечного тепла. Удивительное ощущение. Сочетание хрупкости легкого ветерка и непрерываемости солнечного луча. Тепло и свежесть. Это то, что пробуждает жизнь, вызывает ее на поверхность земли.
   Кофе был некрепкий, но Виктору и не хотелось крепкого кофе. Крепкий кофе теперь казался ему чем-то зимним. Необходимостью борьбы с зимней спячкой, с коротким световым днем, с усталостью от ожидания тепла.
   «Теперь можно звонить в этот комитет „Антарктида“, – думал Виктор. – И пусть мне, теплолюбивому, будет хорошо здесь, а ему – там.»
   Вернувшись в гостиную, Виктор остановился на минутку у висевшего в стеклянной рамке рисунка Сони – «семейного портрета с пингвином».
   Улыбнулся и вздохнул, ощутив некую гордость за самого себя, за принятое решение.
   И тут же подумал, что решать чью-то судьбу намного легче, чем свою собственную.
   Тем более, что всякая попытка изменить свою судьбу все равно приводила к нежелательным последствиям, лишь далее ее отягощавшим. И выходило, что всякие изменения – к худшему, независимо от их сути.

69

   Комитет «Антарктида» распологался на втором этаже админздания авиазавода, в двух смежных комнатах за дверью с ностальгической табличкой «ПАРТБЮРО».
   Виктор приехал туда около одиннадцати утра, предварительно позвонив и договорившись о встрече. Говорить по телефону о пингвине было бы глупо – его приняли бы за шутника или идиота. Поэтому он просто представился потенциальным спонсором.
   На проходной авиазавода ему пришлось подождать минут пять, пока за ним не спустился худощавый мужчина лет сорока пяти в сером костюме. Это был председатель комитета «Антарктида» – Валентин Иванович. Он был любезен и приветлив – видимо необходимые качества при работе, связанной с поисками денег. Сначала угостил кофе. Потом открыл дверь в соседнюю комнату.
   – Чаще нам предлагают продукты, вот, смотрите! – он жестом обратил внимание Виктора на ряды картонных ящиков и просто консервные банки россыпью заполнявшие дальний угол комнаты. – Все берем, хотя срок хранения давно вышел. И то хорошо, что предлагают… Иногда дают деньги. Вот Южстройбанк дал триста долларов. Нам, конечно, лучше бы деньги. Надо керосин для самолета, летчикам заплатить – они ж без работы сидят…
   Виктор слушал и кивал.
   Вернувшись в первый кабинет, Валентин Иванович достал бумаги с подробным перечислением уже собранных продуктов и сумм.
   Виктор пролистал их, обратив внимание на огромное количество китайской тушенки, переданное каким-то очередным спонсором.
   – В той комнате еще не все, что у нас есть, – добавил Валентин Иванович. – Оборудование и собранную теплую одежду мы складируем отдельно.
   Есть еще две бочки подсолнечного масла.
   – А когда вылетаете? – спросил Виктор.
   – Должны девятого мая, в бывший день победы, – сказал председатель комитета. – Мы же с посадками. Надо было заранее предупредить аэропорты…
   Извините, что спрашиваю, а вы нам как хотите помочь? Валютой или продуктами?
   – Валютой, – ответил Виктор. – При одном условии…
   – Слушаю! – Валентин Иванович уставился на потенциального спонсора пронзительным взглядом.
   – Год назад я взял в зоопарке пингвина, когда зоопарку нечем было кормить животных… И теперь я хотел бы его отправить в Антарктиду, в нормальные для него условия… Вот, собственно, то, что я хочу от вас…
   В светлоголубых глазах председателя комитета промелькнула искорка иронии. Но выражение лица оставалось серьезным, таким же как и у Виктора.
   Они смотрели друг на друга, словно играя в «кто кого пересмотрит», но через пару минут председатель опустил задумчивый взгляд на стол перед собой.
   – Ну и сколько вы можете дать за этого пассажира? – не отрывая взгляда от стола, спросил Валентин Иванович.
   – Пару тысяч долларов, – стараясь звучать как можно тверже, проговорил Виктор.
   Ему не хотелось, чтобы вдруг возник торг. Пока же все шло хорошо и даже промелькнувшая в глазах председателя комитета искорка то ли иронии, то ли недоверия никак не повлияла на деловой ход разговора.
   Валентин Иванович помолчал с минуту, размышляя.
   – То есть две тысячи наличными? – переспросил он, глядя Виктору в глаза.
   Виктор кивнул.
   – Хорошо, – сказал председатель комитета. – Возьмем вашего пассажира… Я могу вас попросить привезти деньги на днях? А пингвина подвезете в день вылета утром, к девяти. Вылет будет около двенадцати.
   Возвращаясь домой по освещенной солнцем улице, Виктор чувствовал себя, как ни странно, немного тревожно. Легкость, с которой определилась судьба Миши, заставила Виктора снова задуматься о своей судьбе. Девятого мая он останется один. И хотя рядом с ним будут Нина и Соня, но их присутствие, автономное и от него, кажется, независимое, не заставит его забыть о Мише.
   Он не ждал от Нины и Сони привязанности, как и сам не был к ним привязан. Была ли это просто затянувшаяся игра в семью? Может быть. Но, похоже, она устраивала и Нину. Девочка, конечно, ничего не понимала.
   Присутствие взрослых в ее жизни было чем-то естественным. О своих родителях она словно и не помнила вовсе. Может, надо попробовать полюбить и Нину, и Соню? Чтобы они ответили взаимностью и их странный союз стал настоящей семьей?

70

   Апрель приближался к концу. Позеленевший от тепла город готовился к цветению каштанов. Но жизнь Виктора как бы замедлила ход. Последний раз приехавший курьер забрал папку с готовыми «крестиками», ничего не оставив взамен. Виктор позвонил главному и Игорь Львович сказал, что временно работы не будет. Внезапно наступившая пауза застала Виктора врасплох.
   Жизнь словно сбилась с шага. Все до этого шло по плану: и две тысячи долларов он давно отвез Валентину Ивановичу, и Илья Семенович ежедневно звонил, сообщая о состоянии поправляющегося Миши. И вдруг эта пауза.
   Нина снова заговорила о покупке дачи и стала приносить газеты с объявлениями. Виктор терпеливо прочитывал все отмеченные ею объявления.
   Ему казалось, что надо собраться и как можно быстрее купить какой-нибудь домик с садиком, чтобы летом всем им было хорошо. Но одновременно с этими мыслями его одолевала какая-то пассивность.
   – После девятого мая все пройдет, – думал он, связывая свое странное состояние с отсутствием работы и ожиданием отлета Миши.
   Соня все реже спрашивала про пингвина и это тоже радовало Виктора.
   Теперь он был почти уверен, что исчезновение пингвина из ее жизни обойдется без драмы. На самом деле он больше боялся за себя. Именно себя ему было жалко. Он легко представлял себе, какие моменты скоро покажутся ему поводом для ностальгии.
   Но принятое решение, как нечто уже не зависящее от него самого, удерживало Виктора от преждевременной жалости к себе.
   Как-то позвонил Леша.
   – Все отлично! – сказал он. – Через пару недель выпьем на чьих-нибудь поминках за здоровье пингвина!
   «Да, – подумал тогда Виктор и первый раз за долгое время улыбнулся. – Выпьем, обязательно выпьем!»
   Вернувшись в очередной раз от Сережиной мамы, Нина принесла почтовую квитанцию на посылку.
   Они сидели за ужином. Был ранний вечер, что-то около шести.
   – Странно, – говорила Нина. – Вроде от Сережи, но почерк не его… И видишь, двадцать долларов по курсу – пошлина! Как из-за границы.
   – Это и есть заграница, – грустно проговорил Виктор, отрезая туповатым ножом кусок отбивной.
   – Жесткое! – пожаловалась на мясо Соня.
   – Давай, я тебе на мелкие кусочки порежу! – Виктор наклонился над тарелкой девочки и принялся «распиливать» ее отбивную.
   – Надо ножи наточить, – сказала Нина.
   – Наточу, – пообещал Виктор.
   Потом они пили чай.
   – Сходишь завтра со мной на почту? – спросила Нина. – Вдруг посылка тяжелая?
   – Хорошо.
   В этот вечер Соня опять заснула перед телевизором. Они ее уложили на диван, накрыли одеялом и приглушили громкость. А сами досмотрели очередной боевик с Мелом Гибсоном до кровавого конца и только потом пошли спать.
   Утром, заплатив двадцать долларов по курсу, получили на почте посылку – довольно тяжелый картонный ящик с наклеенной по диагонали надписью «Осторожно! Хрупкое вложение!»
   – Это не его почерк! – уже совершенно уверенно сказала Нина, глядя на написанный на картонной коробке адрес.
   Взяв посылку в руки, Виктор услышал, как внутри что-то звякнуло.
   Еще разок посмотрев на предупреждающую надпись, Виктор покачал головой.
   – Кажется, там что-то разбилось… – сказал он.
   – Значит, мы зря заплатили двадцать баксов! – недовольно произнесла Нина. – Ладно, сначала дома посмотрим. Какой смысл нести сразу? Если там что-то разбилось – она только огорчится…
   Вернувшись домой и похвалив новые рисунки Сони, Виктор и Нина распаковали на кухонном столе ящик и вытащили оттуда странную темнозеленую четырехгранную вазу с крышечкой, обмотанную клейкой лентой.
   – Медная? – сам себя спросил Виктор, рассматривая вазу.
   – Там что-то внутри, – сказала Нина. – О! Смотри, письмо!
   Она взяла сложенный вдвое лист бумаги, развернула.
   В наступившей паузе Виктор следил за Ниной, читавшей письмо. Ее губы шевелились. Лицо словно окаменело. Руки задрожали. Она молча передала письмо Виктору.
   "Уважаемая мама Сергея!
   Краснопресненский отдел милиции поручил мне написать вам это письмо.
   Наверно потому, что я тоже приехал сюда с Украины, из Донецка. А также потому, что мы с Сергеем дружили. Он был отличным парнем. Я не знаю, что еще вам написать. К сожалению, Сергей погиб при исполнении служебных обязанностей. Это случилось не в Москве. Он не хотел туда ехать, но приказы не обсуждают.
   Финансовая часть горотдела МВД поставила нас перед сложным выбором – они могли оплатить или только похороны, но довольно далеко, за Орехово-Зуево, или кремацию. Мы, ребята, приехавшие с Украины, решили, что кремация лучше – все-таки можно будет похоронить его на родине.
   Примите наши соболезнования.
   Николай Прохоренко и Краснопресненский отдел милиции."
   Дочитав, Виктор снова посмотрел на четырехгранную вазу.
   Нина вышла в коридор. Было слышно, что она плачет.
   Виктор осторожно взял тяжелую вазу в руки и легонько встряхнул ее – изнутри послышался странный глухой и «рассыпчатый» звук. Он опустил вазу на стол.
   – Грустная погремушка, – подумал он мрачно. – Все, что осталось от Сереги…
   Из ванны донеслось журчание воды. А через минуту в кухню вернулась Нина. Ее лицо было мокрым, глаза – красными.
   – Светлане Федоровне я ничего не скажу… Это ее убьет… – произнесла она твердо. – Сами похороним.
   Виктор кивнул.

71

   Прошло несколько дней. Вяло-текущее время продолжало угнетать Виктора и не смотря на солнечную теплую погоду он сидел дома. Пару раз, вытащив из-под стола пишмашинку, он пытался что-то писать, но вид белого листа бумаги словно вызывал у Виктора паралич и мысли, и воображения.
   – Может, надо газеты почитать? – Думал он, вспоминая популярный газетный жанр криминального репортажа. – Там и сюжеты можно найти, и героев…
   Он вспомнил, как «выуживал» из газет героев своих первых «крестиков».
   Интересно, где они теперь, эти герои?
   Четырехгранная темнозеленая ваза стояла на подоконнике – на том же месте, куда он переставил ее, чтобы пообедать за столом в день получения посылки. Время от времени он останавливал на ней свой взгляд, вспоминал Сергея, вспоминал Новый год на его даче и зимние ледовые пикники с пингвином. Странное ощущение навсегда потерянного счастья возникало у Виктора. Он смотрел на эту темную зелень искусственной патины, на эту странную вазу и просто не верил, что перед ним была новая оболочка остатков земной жизни Сергея. Нет, этот предмет оставался для Виктора просто странным предметом, словно молчаливым пришельцем из другого мира. И его присутствие в кухне одновременно и озадачивало Виктора, и не вызывало у него протеста. Бархатистая зелень патины казалась живой, и сама ваза была словно одушевленным предметом, не смотря на свое содержимое. И не верилось Виктору, просто не верилось, что эта ваза имеет какое-то отношение к Сергею, к его жизни или смерти. Нет, думал Виктор, если Сергея больше нет, значит его нет больше ВООБЩЕ. И тем более – в этой вазе.
   Ближе к вечеру вернулись Нина и Соня.
   – А нас один дядя про тебя спрашивал! – переобуваясь, сказала девочка вышедшему в коридор Виктору.
   – Какой дядя? – удивился он.
   – Молодой и толстый! – сказала Соня.
   Виктор перевел удивленный взгляд на Нину.
   – Какой-то твой знакомый, – в ответ на взгляд проговорила Нина. – Просто интересовался, как ты сейчас поживаешь, что делаешь…
   – Он нас мороженым угостил! – добавила Соня.
   На ужин Нина поджарила курицу. А потом, за чаем, достала из сумочки страницу из газеты объявлений.
   – Вот, смотри! – протянула она эту страницу Виктору. – Кажется то, что надо – Конча-Заспа, десять соток и недорого!
   Виктор прочитал объявление: двухэтажная дача, четыре комнаты, десять соток, молодой сад, двенадцать тысяч долларов.
   – Да, – Виктор кивнул. – Надо позвонить…
   Но сразу после ужина позвонил Илья Семенович и Виктор тут же забыл о даче.
   – Ваш питомец уже бродит по палате! – сказал ветеринар.
   – Можно его забирать? – спросил Виктор.
   – Ну, я думаю еще дней десять пускай побудет под нашим присмотром…
   – Но числа седьмого-восьмого мая можно уже будет его забрать?
   – Думаю, что да…
   Опустив трубку, Виктор с облегчением вздохнул. Оглянулся в сторону балкона – на улице было еще светло.
   – Я выйду на минут десять, прогуляюсь, – крикнул он из коридора, обувая кроссовки.

72

   Еще два дня прошли, приближая бывший день победы.
   Виктор таки позвонил по поводу дачи в Конче-Заспе и договорился посмотреть ее на ближайшее воскресенье. Нина была уверена, что дача им сразу понравится.
   – В такую погоду любая дача покажется райским уголком, – думал Виктор, стоя на балконе и держа в руке чашечку кофе.
   Солнце, не смотря на полуденное время, жарило вовсю. Слабый ветерок едва ощущался, но даже он был теплым, словно долетал сюда из огромного фена.
   – После девятого мая позвоню главному, – думал Виктор. – Пускай дает работу, а то скучно… Или, может быть, сорваться и всем втроем поехать в Крым на пару недель? Что тогда с дачей? Нет, придется сначала разобраться с дачей и если купим – тогда зачем Крым?!.
   Нина с Соней вернулись к пяти.
   – Что делали? – поинтересовался Виктор.
   – В Гидропарке были, – ответила Нина. – На лодке катались…
   – Да! – добавила Соня. – Там уже купаются!
   – Опять твоего приятеля видели, – сказала Нина. – Странный он какой-то…
   – Какой приятель? – спросил Виктор.
   – Ну тот, что нас мороженным угощал и о тебе расспрашивал…
   Виктор задумался.
   – А какой он из себя? – после минутной паузы спросил он.
   – Толстенький, лет тридцать… – Нина пожала плечами. – Никакой…
   Подсел к нам в кафе возле входа в метро.
   – Он спрашивал: любишь ты меня или нет! – сказала Соня. – И я ему сказала, что не очень!..
   Виктор ощутил нарастающее беспокойство. Даже среди его старых знакомых вроде не было никого толстого лет тридцати.
   – А что он еще спрашивал?
   Нина наклонила голову, припоминая.
   – Ну, про твою работу: нравится тебе она или нет… Потом спрашивал, пишешь ли ты еще рассказы… Сказал, что они ему раньше очень нравились.
   Да, он просил, если я соглашусь, дать ему что-нибудь из твоих рукописей…
   Так, чтобы ты не знал… Сказал, что писатели не любят давать читать рукописи…
   – И что ты ему сказала? – спросил Виктор, глядя холодным взглядом на Нину.
   – Она сказала, что поищет! – ответила за Нину Соня.
   – Нет, – сказала Нина. – Он сказал, что Киев – город маленький и еще увидимся. А про рукописи я ему ничего не говорила…
   – Кто же это может быть? – Думал Виктор. – И к чему ему обо мне расспрашивать?..
   Он пожал плечами из-за отсутствия ответа на свои вопросы. Вышел на балкон, облокотился о перила и посмотрел вниз, на двор. На квадратной заасфальтированной площадке, на веревках, натянутых между белыми железобетонными столбиками, сушилось белье. Рядом игрались дети. Слева стоял покрашенный белой краской мусорник, под стеной которого лежали старые жестяные баки. За ним, с балкона этого уже не увидеть, там слева был пустырь и на нем – три голубятни, возле которых они с Мишей и Соней гуляли иногда зимой. Знакомый пейзаж, весенний вид сверху.
   Мысли Виктора снова вернулись к этому любопытному молодому и толстому человеку.
   – Может, он следит за ними? – подумал вдруг Виктор и снова всмотрелся в двор. – Да и откуда он может иначе знать, что мы – как бы семья?
   У парадного на скамейке сидела пара старушек, у соседнего парадного тоже сидели какие-то люди. Мимо дома напротив шла кампания подростков, громко споря о чем-то.
   Ничего и никого подозрительного.
   Виктор успокоился. Вернулся в комнату.

73

   Ночью ему не спалось. В темноте спальни, слушая спокойное дыхание Нины и ощущая ее тепло, он думал об этом любопытном человеке, интересующимся его жизнью. Кто он? Откуда? Зачем? И этот странный вопрос Соне: любит ли он ее?
   Тревога постепенно проникала в его мысли, еще дальше отталкивая его от спокойствия и сна.
   «Кто-то наверняка следит за ними, – думал он. – Кто-то, должно быть, следит и за мной… Я просто редко выхожу на улицу…»
   Стараясь не разбудить Нину, Виктор выбрался из-под одеяла, набросил халат и вышел на балкон.
   Приятная прохлада словно опускалась сверху, с усеянного звездами неба. Напряженная тишина спящего города давила на уши. Все окна в доме напротив были темны. И внизу, во дворе, остановившийся на ночь пейзаж напоминал покинутые актерами театральные декорации.
   «Нет, – подумал Виктор. – Если бы всерьез следили, то и сейчас где-нибудь у соседнего парадного стояла бы машина с выключенными фарами…»
   Он перегнулся через перила и посмотрел вдоль своего дома. И увидел две машины, оставленные перед въездом на дорожку, ведущую к парадным. Тут же улыбнулся сам себе – так недалеко и до мании преследования.
   Вернулся в спальню, но так и не заснул до рассвета.
   Утром, отпоив себя крепким кофе до состояния «раздраженной бодрости», он принял ванну и побрился.
   После завтрака Нина с Соней стали собираться в город.
   – Куда сегодня? – спросил Нину Виктор.
   – Снова в Гидропарк, – ответила она. – Там хорошо. И аттракционы уже работают…
   Как только Нина с Соней вышли из квартиры, Виктор приник к оконному стеклу на кухне. Он внимательно осмотрел двор, потом опустил взгляд на свое парадное. Дождался, пока из него вышла Нина с девочкой и снова осмотрел двор. Заметил, как со скамейки у дома напротив поднялся невысокий парень плотной наружности и медленно пошел за Ниной и Соней к остановке.
   Пройдя метров двадцать, он остановился и оглянулся назад. К нему подъехала машина – «Москвич-комби», он сел рядом с водителем и машина тронулась.
   Озадаченный увиденным, Виктор быстро обулся и вышел из квартиры.
   На автобусной остановке никого не было – видно автобус только-что ушел. Виктор остановил попутную машину и через пять минут уже опускался на эскалаторе в метро.
   Чем больше он думал об этой странной слежке и расспросах, тем более озадаченным себя чувствовал. И этот парень в какой-то мешковатой футболке, и машина, в которую любой «крутой» побрезговал бы сесть. Все это как-то не увязывалось в голове у Виктора с ощущением тревоги и опасности, возникшим после второго упоминания Ниной о любопытном молодом толстяке.
   Но все-таки, насколько бы все это не выглядело странным, кто-то действительно следил за Ниной для того, чтобы разыграть где-нибудь в городе очередную «случайную» встречу и задать новые вопросы о нем, Викторе. Значит, кто-то действительно интересовался им. И единственное, что могло успокаивать его, это отсутствие в этом загадочном процессе ребят в спортивных костюмах с бритыми затылками, подъезжающих на новеньких иномарках.
   А раз таких ребят здесь не было, значит и бояться было Виктору нечего. Но загадка оставалась загадкой и надо было ее разгадать.
   Уже в поезде метро он поймал себя на мысли, что ему нравится эта игра. Точнее – нравится возможность самому разобраться в ситуации. К Виктору вернулась самоуверенность. Словно на всякий случай он вспомнил еще разок о своей «защите», причину которой он так никогда и не понял. Но раз о ней с таким уважением когда-то говорили и Миша-непингвин, и Сергей Чекалин, значит она присутствовала и от чего-то Виктора «защищала».
   Выйдя из станции метро, Виктор повернул направо и остановился у вертикального стенда с десятками солнцезащитных очков. Слева от стенда лениво сидела на раскладном стульчике девушка лет двадцати, сама тоже в темных очках.
   Недолго думая, Виктор примерил немного старомодные «капельки», потом еще какие-то «мэйд ин Тайван». Наконец выбрал себе пару и, заплатив, сразу одел их на нос.
   В воздухе пахло шашлыками. Не смотря на будний день на торговой площадке Гидропарка было довольно людно и большинство троттуарных столиков были заняты праздным народом. Виктор нашел свободный столик, заказал кофе и коньяк и осмотрелся, не снимая темных очков.
   Нины и Сони видно не было, но зато он заметил другое знакомое лицо – мужчину лет сорока, которого несколько раз видел на «серьезных» похоронах.
   Он сидел за столиком соседнего кафе с высокой изящной женщиной, одетой в коротковатое голубое платье с поясом. Оба пили пиво и спокойно разговаривали.
   Понаблюдав за ними несколько минут, Виктор снова осмотрелся.
   Девушка-официантка принесла кофе и коньяк и тут же попросила заплатить. Когда она ушла, Виктор пригубил коньяк, потом кофе и на какое-то время забыл о Соне и Нине.
   "Через четыре дня надо будет оправлять Мишу, – подумал он. – Интересно, откуда все-таки они взяли сердце для пересадки?
   Посидев сполчаса, Виктор прогулялся до лодочной станции, потом вернулся к метро и перешел на вторую половину Гидропарка, где тоже гнездами были разбросаны летние кафе. На второй половине было менее людно.
   Виктор прошелся до моста через залив – дальше были только пляжи и спортплощадки и он повернул назад. Присел за столик дальнего от метро кафе, заказал пепси. Снова осмотрелся.
   – Они должны быть где-то здесь, – прошептал он себе, перебирая взглядом фигуры и лица сидящих за десятками столиков людей.
   Его внимание привлекла девочка, игравшаяся на траве у аллеи, вдоль которой через равные интервалы стояли деревянные скамейки. До девочки было метров сто пятьдесят. На ближайшей от нее скамейке кто-то сидел спиной к Виктору. Видно было только два затылка.
   Не допив пепси, Виктор встал и пошел по траве между двумя аллеями в сторону девочки. Уже через двадцать-тридцать шагов у него не было сомнения в том, что это – Соня. Она то ли что-то искала в зеленой траве, то ли «изучала» ее.
   Виктор остановился, вернулся к кафе и пошел по дорожке к туалету – оттуда он мог бы рассмотреть сидевших на скамейке.
   Перед входом в туалет он остановился и оглянулся. Чтобы лучше было видно – приподнял очки.
   На скамейке сидела Нина с этим парнем в мешковатой футболке. Они о чем-то мирно разговаривали. Точнее он что-то рассказывал, а она внимательно слушала, время от времени кивая.
   Чтобы не привлекать к себе внимания, Виктор зашел в туалет. Постоял там и, выйдя, направился обратно к кафе.
   На ходу бросил взгляд на Нину с парнем – теперь она что-то говорила, а он слушал.
   Виктор вдруг почувствовал себя идиотом. Мало того, что пропал всякий интерес к этой слежке, но и сама причина всего происходящего показалась ему вдруг до ужаса банальной – видно этому парню просто понравилась Нина и он за ней приударял. Но, видя ее всегда с девочкой, он решил что она замужем и теперь пытался разведать обстановку, проверяя, насколько удачным может оказаться его донжуанство. В такой ситуации для успешного знакомства было совершенно правильно представиться старым знакомым мужа.
   – Ну что ж, – подумал он, поднимаясь по ступенькам на платформу метро. – Давай, толстяк, удачи!..
   Когда Нина с Соней вернулись, Виктор был уже дома.
   – Как погуляли? – спросил Виктор.
   – Хорошо, – ответила Нина, ставя чайник на плиту. – Такая погода! Ты совершенно зря сидишь дома!
   – Послезавтра все равно поедем загород, тогда и развеюсь! – сказал Виктор.
   – Послезавтра? – переспросила Нина.
   – Ну да, дачу смотреть…
   – А-а! – Нина махнула рукой. – Забыла! Чай будешь?
   – Да. – Виктор кивнул. – Кстати, сегодня ты никого из моих старых знакомых не встречала?
   – Да опять тот же… – спокойно ответила Нина и пожала плечами. – Коля… Все рассказывал о себе. О том, как с детства хотел стать писателем, потом занимался журналистикой… Женился неудачно…
   – А обо мне больше не расспрашивал?
   – Нет, но очень просил, чтобы я твою фотографию ему принесла. Сказал, что хочет посмотреть – изменился ты за эти годы или нет. Обещал нас с Соней за фотографию итальянским мороженным накормить…