– Как он погиб? – вдруг спросил Виктор, глядя на столешницу перед собой. Лицо его выражало полную растерянность.
– Как? – удивленно переспросил Сергей. – Как все… трагически…
– А почему она должна уйти с вами? – спросил Виктор после недолгой паузы, давшей ему возможность навести порядок в своих мыслях.
– Я был его другом… – ответил гость. – Это моя обязанность – позаботиться о ней.
Виктор отрицательно покачал головой, глядя перед собой. Гость удивленно уставился на него.
– Нет, – произнес Виктор голосом, неожиданно набравшим твердости. – Миша просил меня позаботиться о ней…
– Послушай, – заговорил гость уставшим голосом. – При всем моем уважении к твоей «крыше», ты не прав. Да и как ты можешь доказать, о чем тебя просил Миша?
– У меня есть его записка, – спокойно ответил Виктор. – Могу показать.
– Ну, покажи!
Виктор пошел в гостиную, Среди пачки бумаг на подоконнике разыскал ту самую записку, в которой Миша обещал появиться, «когда уляжется пыль».
Обернулся на Соню, вместе с пингвином внимательно смотревшую фигурное катание, и вдруг услышал, как хлопнула входная дверь. Вышел в коридор, заглянул на кухню. Гость ушел, не попрощавшись. Оставив на столе свой собственный некролог, написанный Виктором.
Через пару минут с улицы донесся звук завевшегося мотора. Виктор выглянул в окно и увидел в свете уличного фонаря длинную машину, точно такую же, какая была у Миши-непингвина.
– Зачем дядя приходил? – спросила, заглянув на кухню, Соня.
– За тобой… – прошептал, не оборачиваясь, Виктор.
– Зачем? – переспросила, не услышав, девочка.
– Так просто, поговорить… – сказал Виктор.
Соня вернулась к телевизору, а Виктор уселся за кухонный стол и задумался. Задумался о своей жизни, в которой Соня уже играла какую-то роль. Роль вроде бы малозаметную, но все-таки обязывающую его заботиться о ней, думать о ней. Но ведь вся его забота об этой девочке ограничивалась едой и редкими разговорами. Она как-бы лишь присутствовала в его жизни, как присутствовал в его квартире пингвин Миша. Но в то же время, появление человека, собиравшегося увести ее вызвало у Виктора страх, страх, родивший в нем неожиданную решительность. И снова – разговор о какой-то защите, о какой-то «крыше», неведомой самому Виктору. Все это словно раздваивало его жизнь, одну половину которой он знал, а вторая половина его собственной жизни оставалась ему неизвестной. Что было в этой половине? Из чего она состояла? Виктор прикусил нижнюю губу. Ему меньше всего хотелось заниматься догадками. Главный редактор приучил его своим красным карандашом к основным фактам, от которых может отталкиваться любой текст, любая мысль. В этот вечер Виктору трудно было определить, какая из пляшущих в голове мыслей при записи на бумагу была достойна красного карандаша.
41
42
43
44
45
– Как? – удивленно переспросил Сергей. – Как все… трагически…
– А почему она должна уйти с вами? – спросил Виктор после недолгой паузы, давшей ему возможность навести порядок в своих мыслях.
– Я был его другом… – ответил гость. – Это моя обязанность – позаботиться о ней.
Виктор отрицательно покачал головой, глядя перед собой. Гость удивленно уставился на него.
– Нет, – произнес Виктор голосом, неожиданно набравшим твердости. – Миша просил меня позаботиться о ней…
– Послушай, – заговорил гость уставшим голосом. – При всем моем уважении к твоей «крыше», ты не прав. Да и как ты можешь доказать, о чем тебя просил Миша?
– У меня есть его записка, – спокойно ответил Виктор. – Могу показать.
– Ну, покажи!
Виктор пошел в гостиную, Среди пачки бумаг на подоконнике разыскал ту самую записку, в которой Миша обещал появиться, «когда уляжется пыль».
Обернулся на Соню, вместе с пингвином внимательно смотревшую фигурное катание, и вдруг услышал, как хлопнула входная дверь. Вышел в коридор, заглянул на кухню. Гость ушел, не попрощавшись. Оставив на столе свой собственный некролог, написанный Виктором.
Через пару минут с улицы донесся звук завевшегося мотора. Виктор выглянул в окно и увидел в свете уличного фонаря длинную машину, точно такую же, какая была у Миши-непингвина.
– Зачем дядя приходил? – спросила, заглянув на кухню, Соня.
– За тобой… – прошептал, не оборачиваясь, Виктор.
– Зачем? – переспросила, не услышав, девочка.
– Так просто, поговорить… – сказал Виктор.
Соня вернулась к телевизору, а Виктор уселся за кухонный стол и задумался. Задумался о своей жизни, в которой Соня уже играла какую-то роль. Роль вроде бы малозаметную, но все-таки обязывающую его заботиться о ней, думать о ней. Но ведь вся его забота об этой девочке ограничивалась едой и редкими разговорами. Она как-бы лишь присутствовала в его жизни, как присутствовал в его квартире пингвин Миша. Но в то же время, появление человека, собиравшегося увести ее вызвало у Виктора страх, страх, родивший в нем неожиданную решительность. И снова – разговор о какой-то защите, о какой-то «крыше», неведомой самому Виктору. Все это словно раздваивало его жизнь, одну половину которой он знал, а вторая половина его собственной жизни оставалась ему неизвестной. Что было в этой половине? Из чего она состояла? Виктор прикусил нижнюю губу. Ему меньше всего хотелось заниматься догадками. Главный редактор приучил его своим красным карандашом к основным фактам, от которых может отталкиваться любой текст, любая мысль. В этот вечер Виктору трудно было определить, какая из пляшущих в голове мыслей при записи на бумагу была достойна красного карандаша.
41
Странно, но через пару дней Виктор уже не вспоминал о визите Сергея Чекалина. Он был полностью поглощен работой – особенно после звонка главного, который вежливо торопил его. В коротких перерывах между «крестиками» он пил чай и думал о том, что надо бы больше внимания уделять Соне, надо бы пойти с ней в кукольный театр или еще куда-нибудь. Но все эти «надо бы» пока откладывались на более свободное время. Единственное, чем ему удавалось порадовать девочку – это мороженным и прочими сладостями, которые он покупал теперь в больших количествах. Его выходы за покупками были единственными возможностями подышать свежим морозным воздухом. Чем чаще он выходил, тем больше радовались Соня и пингвин Миша.
Соня радовалась громко, в отличие от пингвина. Все чаще она называла его «дядь Витя» и это ему нравилось. Но главное – она не обижалась на то, что ей приходилось большую часть времени сидеть дома. А когда вечером они сидели перед телевизором и смотрели очередной мексиканский сериал, Виктор, не задумываясь о тот, что он смотрел, просто чувствовал себя уютно и спокойно. Ему нравилась эта зима. Плохое быстро забывалось за работой или телевизором.
– Дядь Витя, – Соня ткнула пальчиком в экран телевизора. – А почему у Алехандры есть няня?
– Наверно потому, что у нее богатые родители, – ответил Виктор.
– А ты богатый? – спросила Соня.
Виктор пожал плечами.
– Не очень…
– А я?
Виктор повернулся к девочке.
– Я – богатая? – снова спросила она.
– Да, – кивнул Виктор. – Ты даже богаче меня…
Этот разговор Виктор вспомнил на следующий день во время очередного «чайного» перерыва. Он не знал, сколько стоит няня, но мысль о том, что можно нанять няню для Сони в этот день показалась ему открытием.
Вечером к нему зашел друг-участковый с бутылкой красного вина. Они сидели на кухне. За окном шел мокрый снег и его хлопья прилипали к оконному стеклу.
Сергей был немного взволнован.
– Знаешь, – говорил он. – Мне предложили поработать участковым в Москве… Платят в десять раз больше, чем здесь. Бесплатная квартира…
Виктор пожал плечами.
– Ты же знаешь, что там за жизнь… – сказал он. – Стрельба, взрывы…
– У нас тоже самое, – ответил Сергей. – Но я же не в ОМОН иду… таким же участковым… Не знаю, может поехать на годик, чтобы заработать?
– Твое дело…
– Да, мое… – Сергей вздохнул. – Ну а твои неприятности как, кончились?
– Кажется, да, – сказал Виктор.
– Дай бог, – Сергей кивнул.
– Слушай, – Виктор вопросительно посмотрел в глаза другу. – Ты не знаешь какой-нибудь нормальной девчонки – я ищу няню для Сони… Так, чтобы надежная и недорого?
Сергей задумался.
– У меня племянница есть… ей двадцать лет, без работы сидит…
Давай, я ее спрошу?
Виктор кивнул.
– Ну а сколько ты ей в месяц положишь?
– Долларов пятьдесят? – предположил Виктор.
– Добро, – сказал Сергей.
Соня радовалась громко, в отличие от пингвина. Все чаще она называла его «дядь Витя» и это ему нравилось. Но главное – она не обижалась на то, что ей приходилось большую часть времени сидеть дома. А когда вечером они сидели перед телевизором и смотрели очередной мексиканский сериал, Виктор, не задумываясь о тот, что он смотрел, просто чувствовал себя уютно и спокойно. Ему нравилась эта зима. Плохое быстро забывалось за работой или телевизором.
– Дядь Витя, – Соня ткнула пальчиком в экран телевизора. – А почему у Алехандры есть няня?
– Наверно потому, что у нее богатые родители, – ответил Виктор.
– А ты богатый? – спросила Соня.
Виктор пожал плечами.
– Не очень…
– А я?
Виктор повернулся к девочке.
– Я – богатая? – снова спросила она.
– Да, – кивнул Виктор. – Ты даже богаче меня…
Этот разговор Виктор вспомнил на следующий день во время очередного «чайного» перерыва. Он не знал, сколько стоит няня, но мысль о том, что можно нанять няню для Сони в этот день показалась ему открытием.
Вечером к нему зашел друг-участковый с бутылкой красного вина. Они сидели на кухне. За окном шел мокрый снег и его хлопья прилипали к оконному стеклу.
Сергей был немного взволнован.
– Знаешь, – говорил он. – Мне предложили поработать участковым в Москве… Платят в десять раз больше, чем здесь. Бесплатная квартира…
Виктор пожал плечами.
– Ты же знаешь, что там за жизнь… – сказал он. – Стрельба, взрывы…
– У нас тоже самое, – ответил Сергей. – Но я же не в ОМОН иду… таким же участковым… Не знаю, может поехать на годик, чтобы заработать?
– Твое дело…
– Да, мое… – Сергей вздохнул. – Ну а твои неприятности как, кончились?
– Кажется, да, – сказал Виктор.
– Дай бог, – Сергей кивнул.
– Слушай, – Виктор вопросительно посмотрел в глаза другу. – Ты не знаешь какой-нибудь нормальной девчонки – я ищу няню для Сони… Так, чтобы надежная и недорого?
Сергей задумался.
– У меня племянница есть… ей двадцать лет, без работы сидит…
Давай, я ее спрошу?
Виктор кивнул.
– Ну а сколько ты ей в месяц положишь?
– Долларов пятьдесят? – предположил Виктор.
– Добро, – сказал Сергей.
42
На следующий день неожиданно позвонил старик-пингвинолог.
– Это Пидпалый, – говорил он слабым голосом. – Виктор! Это ты?
– Да. Я.
– Приедь пожалуйста, – попросил Пидпалый. – Мне нехорошо…
Отложив работу, Виктор поехал в Святошино.
Старик был бледен, руки его дрожали. Под впалыми глазами – желтизна.
– Заходи-заходи! – обрадовался Пидпалый Виктору.
Виктор прошел в комнату. Там было тепло и душно.
– Что с вами? – спросил Виктор.
– Не знаю… Живот болит – уже три дня не сплю… – пожаловался старик, присаживаясь за стол.
– А врача вызывали?
– Нет, – Пидпалый махнул рукой. – Зачем? Кто я им? Что с меня взять?
Виктор подошел к телефону, вызвал скорую.
– Это зря! – старик снова махнул рукой. – Приедут и уедут, я их знаю…
– Сидите, я чай сделаю! – скомандовал Виктор и пошел на кухню.
Стол на кухне был завален грязной посудой, объедками. В чашках отмокали окурки. Виктор взял две чашки, набрал в них воды и слил ее вместе с окурками в раковину. Сполоснул чашки, потом поставил на плиту чайник.
Время шло. Уже и чай был готов, и сидели они молча за столом в комнате. Не разговаривая, в ожидании. На лице старика блуждала ироническая полуулыбка. Он посматривал время от времени на Виктора.
– Я тебе говорил, что я застал лучшее, что было в этой жизни… – назидательно проговорил он слабым сиплым голосом.
Виктор не ответил.
Наконец в дверь позвонили. Зашли фельдшер и санитар.
– Кто больной? – спросил фельдшер, пальцами правой руки «выкручивая» горелый табак из только что потушенной сигареты.
– Он! – Виктор кивнул на старика.
– Что болит? – спросил фельдшер, присматриваясь к лицу Пидпалого.
– Живот… вот тут, – старик показал рукой.
– Ношпу дать? – спросил фельдшер, оглядываясь на санитара, бродившего кислым взглядом по стенам комнаты.
– Не надо, не поможет, – проговорил Пидпалый. – Уже принимал…
– Ну у нас больше ничего нет, – развел руками фельдшер. – Поехали! – он махнул рукой санитару, поворачиваясь к выходу.
– Постойте! – сказал Виктор и фельдшер уперся в него вопросительным взглядом.
– Чего? – спросил он.
– А в больницу вы его отвезти можете?
– Отвезти можем, да кто его примет? – фельдшер почти искренне вздохнул.
Виктор достал из кармана пятьдесят долларов, протянул фельдшеру.
– Может, все-таки примут? – спросил Виктор.
Фельдшер замялся, еще раз, словно прицениваясь, посмотрел на старика.
– Может, в Октябрьскую примут… – сказал он и пожал плечами.
Потом, приблизившись к Виктору как-то боком, неуклюже взял зеленую купюру и сунул в карман грязного халата.
Виктор наклонился над столом, нашел карандаш и кусок бумаги. Написал свой номер телефона.
– На, – протянул он бумажку фельдшеру. – Позвонишь, скажешь как он и где…
Фельдшер кивнул.
– Пошли! – бросил он старику.
Старик засуетился, неуверенной походкой зашел на кухню, вернулся – что-то звякнуло в его дрожащей руке.
– Витя, – сказал он. – Возьми ключи, закроешь потом…
Фельдшер и санитар терпеливо подождали, пока Пидпалый оденется. Потом увели его, словно он был не больным, а заключенным.
Оставшись один в чужой квартире, Виктор долго сидел за столом, дышал спертым пыльным воздухом, в котором носился раздражающий запах теплой сырости. Было как-то не по себе.
Наконец он поднялся, но уходить из квартиры не хотелось. Квартира казалась ему какими-то родными руинами, что-то было в ней, что вызывало в нем искреннюю жалость. Беспомощность хозяина видимо передалась стенам его жилища и все здесь отдавало беспомощностью, какой-то сиротливостью.
Перед тем, как уйти, Виктор перемыл посуду на кухне и немного прибрал. «Пусть вернется и хоть пару дней поживет среди относительного порядка…» – подумал он, закрывая за собой дверь квартиры на ключ.
Вечером безымянный фельдшер позвонил Виктору.
– Старик долго не протянет, у него рак… – сказал он.
– А где он лежит?
– Октябрьская больница, онкология, пятая палата.
– Спасибо, – сказал Виктор и положил трубку на место.
Ему было грустно. Он оглянулся на Соню.
Соня поймала его взгляд и спросила:
– А мы пойдем сегодня на пустырь погулять?
– Сначала поужинаем, – сказал Виктор и направился на кухню.
– Это Пидпалый, – говорил он слабым голосом. – Виктор! Это ты?
– Да. Я.
– Приедь пожалуйста, – попросил Пидпалый. – Мне нехорошо…
Отложив работу, Виктор поехал в Святошино.
Старик был бледен, руки его дрожали. Под впалыми глазами – желтизна.
– Заходи-заходи! – обрадовался Пидпалый Виктору.
Виктор прошел в комнату. Там было тепло и душно.
– Что с вами? – спросил Виктор.
– Не знаю… Живот болит – уже три дня не сплю… – пожаловался старик, присаживаясь за стол.
– А врача вызывали?
– Нет, – Пидпалый махнул рукой. – Зачем? Кто я им? Что с меня взять?
Виктор подошел к телефону, вызвал скорую.
– Это зря! – старик снова махнул рукой. – Приедут и уедут, я их знаю…
– Сидите, я чай сделаю! – скомандовал Виктор и пошел на кухню.
Стол на кухне был завален грязной посудой, объедками. В чашках отмокали окурки. Виктор взял две чашки, набрал в них воды и слил ее вместе с окурками в раковину. Сполоснул чашки, потом поставил на плиту чайник.
Время шло. Уже и чай был готов, и сидели они молча за столом в комнате. Не разговаривая, в ожидании. На лице старика блуждала ироническая полуулыбка. Он посматривал время от времени на Виктора.
– Я тебе говорил, что я застал лучшее, что было в этой жизни… – назидательно проговорил он слабым сиплым голосом.
Виктор не ответил.
Наконец в дверь позвонили. Зашли фельдшер и санитар.
– Кто больной? – спросил фельдшер, пальцами правой руки «выкручивая» горелый табак из только что потушенной сигареты.
– Он! – Виктор кивнул на старика.
– Что болит? – спросил фельдшер, присматриваясь к лицу Пидпалого.
– Живот… вот тут, – старик показал рукой.
– Ношпу дать? – спросил фельдшер, оглядываясь на санитара, бродившего кислым взглядом по стенам комнаты.
– Не надо, не поможет, – проговорил Пидпалый. – Уже принимал…
– Ну у нас больше ничего нет, – развел руками фельдшер. – Поехали! – он махнул рукой санитару, поворачиваясь к выходу.
– Постойте! – сказал Виктор и фельдшер уперся в него вопросительным взглядом.
– Чего? – спросил он.
– А в больницу вы его отвезти можете?
– Отвезти можем, да кто его примет? – фельдшер почти искренне вздохнул.
Виктор достал из кармана пятьдесят долларов, протянул фельдшеру.
– Может, все-таки примут? – спросил Виктор.
Фельдшер замялся, еще раз, словно прицениваясь, посмотрел на старика.
– Может, в Октябрьскую примут… – сказал он и пожал плечами.
Потом, приблизившись к Виктору как-то боком, неуклюже взял зеленую купюру и сунул в карман грязного халата.
Виктор наклонился над столом, нашел карандаш и кусок бумаги. Написал свой номер телефона.
– На, – протянул он бумажку фельдшеру. – Позвонишь, скажешь как он и где…
Фельдшер кивнул.
– Пошли! – бросил он старику.
Старик засуетился, неуверенной походкой зашел на кухню, вернулся – что-то звякнуло в его дрожащей руке.
– Витя, – сказал он. – Возьми ключи, закроешь потом…
Фельдшер и санитар терпеливо подождали, пока Пидпалый оденется. Потом увели его, словно он был не больным, а заключенным.
Оставшись один в чужой квартире, Виктор долго сидел за столом, дышал спертым пыльным воздухом, в котором носился раздражающий запах теплой сырости. Было как-то не по себе.
Наконец он поднялся, но уходить из квартиры не хотелось. Квартира казалась ему какими-то родными руинами, что-то было в ней, что вызывало в нем искреннюю жалость. Беспомощность хозяина видимо передалась стенам его жилища и все здесь отдавало беспомощностью, какой-то сиротливостью.
Перед тем, как уйти, Виктор перемыл посуду на кухне и немного прибрал. «Пусть вернется и хоть пару дней поживет среди относительного порядка…» – подумал он, закрывая за собой дверь квартиры на ключ.
Вечером безымянный фельдшер позвонил Виктору.
– Старик долго не протянет, у него рак… – сказал он.
– А где он лежит?
– Октябрьская больница, онкология, пятая палата.
– Спасибо, – сказал Виктор и положил трубку на место.
Ему было грустно. Он оглянулся на Соню.
Соня поймала его взгляд и спросила:
– А мы пойдем сегодня на пустырь погулять?
– Сначала поужинаем, – сказал Виктор и направился на кухню.
43
Прошло пару дней и курьер привез от главного редактора новую папку с досье. Просмотрев бумаги, Виктор понял, что в этот раз ему придется иметь дело с военными, притом с высшими чинами. «Претендовали» на «крестики» человек двадцать. Во всех характеристиках плавно объединялись ностальгия по прошлому и торговля оружием. Ну а дальше – уже кто во что горазд – тут и переброска нелегальных эмигрантов через украинско-польскую границу на военных вертолетах, и сдача в безвозвратную аренду транспортных самолетов.
Дальше – веселее. Но что-то отличало эту когорту от предыдущих «героев».
Виктор, отложив бумаги, задумался. Посмотрел на окно, за которым продолжалась зима. Снова взял бумаги в руки – точно! – Все эти генералы, полковники и майоры были морально устойчивы, все были хорошими мужьями и отцами.
Перечитав еще раз характеристики, Виктор настроился на работу.
Поставил на огонь чайник. Вытащил из-под стола пишмашинку.
Работал он часа два, пока его не отвлек телефонный звонок. Звонил Сергей-участковый.
– Слушай, – сказал он. – Я с племянницей поговорил – она согласна!
Если не против, я с ней через полчасика подъеду…
– Давай! – согласился Виктор.
Уже темнело. Ранний зимний вечер опускался на город.
Отложив работу, Виктор присел в гостиной. Соня играла со своей Барби.
– А где Миша? – спросил Виктор.
– В той комнате, – сказала Соня.
– Соня, – заговорил Виктор. – К нам сейчас приедет тетя… молодая тетя, которая будет твоей няней…
Виктор на минутку замолчал, почувствовав неуклюжесть своих слов.
– Дядь Витя, – нарушила паузу Соня. – А играть она со мной будет?
– Да. – Виктор кивнул. – Обязательно будет.
– А как ее зовут? – спросила девочка.
– Не знаю… – признался Виктор. – Она племянница дяди Сергея, у которого мы Новый Год праздновали…
Звонок в двери прозвучал неожиданно. Поднимаясь, Виктор посмотрел на часы и подумал, что вроде бы еще рановато для Сергея. Но это были они.
– Это Нина! – кивнул на свою племянницу Сергей, когда они уже снимали куртки в коридоре.
Виктор представился. Взял у Нины куртку, повесил на вешалку.
– Это Соня, – показал он Нине, когда они уже расселись в гостиной.
Нина улыбнулась девочке.
– А это Нина, – сказал Виктор, глядя на Соню и показывая рукой на девушку.
Опять ощущение неуклюжести ситуации заставило его замолчать. Словно он ожидал, что теперь две представленные друг другу девочки-девушки сами заговорят и его присутствие будет излишним. Но Соня и Нина смотрели друг на друга и молчали.
А Виктор смотрел на Нину. У нее было кругленькое личико, недлинные каштановые волосы. На вид ей было лет семнадцать. Джинсы в обтяжку подчеркивали ее относительную упитанность, а синий свитерок мягко облегал маленькую грудь. В Нине было что-то подростковое, может быть улыбка, которую Нина явно контролировала. Виктор быстро понял причину этого – девушка прятала свои зубы, покрытые желтизной. «Наверно, курит», – подумал Виктор.
– Я могу начинать уже завтра… – сказала вдруг Нина.
– А что мы будем делать? – спросила Соня.
Нина полуулыбнулась.
– А что ты хочешь?
– Хочу на санках кататься!
– А у тебя есть санки? – спросила Нина.
– Дядь Витя, у меня есть санки? – Соня посмотрела на Виктора широко раскрытыми игривыми глазками.
– Нет, – признался Виктор.
– Ничего, я привезу, – быстро проговорила Нина, словно упреждая любые слова Виктора. – Я живу на Подоле, транспорт сейчас хорошо ходит… – и она пожала плечами.
Виктор кивнул.
Договорились, что Нина будет приезжать к десяти и заниматься с девочкой до пяти вечера.
Закрыв дверь за Сергеем и его племянницей, Виктор вздохнул с двойным облегчением. К его радости «деловой» разговор прошел не очень по-деловому, а кроме того у Сони появилась няня. Виктор заранее почувствовал себя уютнее и расслабленнее.
– Ну как, – спросил он у Сони, вернувшись в гостиную. – Тебе Нина понравилась?
– Ничего, – весело ответила девочка. – Посмотрим, как она понравится Мише!
Дальше – веселее. Но что-то отличало эту когорту от предыдущих «героев».
Виктор, отложив бумаги, задумался. Посмотрел на окно, за которым продолжалась зима. Снова взял бумаги в руки – точно! – Все эти генералы, полковники и майоры были морально устойчивы, все были хорошими мужьями и отцами.
Перечитав еще раз характеристики, Виктор настроился на работу.
Поставил на огонь чайник. Вытащил из-под стола пишмашинку.
Работал он часа два, пока его не отвлек телефонный звонок. Звонил Сергей-участковый.
– Слушай, – сказал он. – Я с племянницей поговорил – она согласна!
Если не против, я с ней через полчасика подъеду…
– Давай! – согласился Виктор.
Уже темнело. Ранний зимний вечер опускался на город.
Отложив работу, Виктор присел в гостиной. Соня играла со своей Барби.
– А где Миша? – спросил Виктор.
– В той комнате, – сказала Соня.
– Соня, – заговорил Виктор. – К нам сейчас приедет тетя… молодая тетя, которая будет твоей няней…
Виктор на минутку замолчал, почувствовав неуклюжесть своих слов.
– Дядь Витя, – нарушила паузу Соня. – А играть она со мной будет?
– Да. – Виктор кивнул. – Обязательно будет.
– А как ее зовут? – спросила девочка.
– Не знаю… – признался Виктор. – Она племянница дяди Сергея, у которого мы Новый Год праздновали…
Звонок в двери прозвучал неожиданно. Поднимаясь, Виктор посмотрел на часы и подумал, что вроде бы еще рановато для Сергея. Но это были они.
– Это Нина! – кивнул на свою племянницу Сергей, когда они уже снимали куртки в коридоре.
Виктор представился. Взял у Нины куртку, повесил на вешалку.
– Это Соня, – показал он Нине, когда они уже расселись в гостиной.
Нина улыбнулась девочке.
– А это Нина, – сказал Виктор, глядя на Соню и показывая рукой на девушку.
Опять ощущение неуклюжести ситуации заставило его замолчать. Словно он ожидал, что теперь две представленные друг другу девочки-девушки сами заговорят и его присутствие будет излишним. Но Соня и Нина смотрели друг на друга и молчали.
А Виктор смотрел на Нину. У нее было кругленькое личико, недлинные каштановые волосы. На вид ей было лет семнадцать. Джинсы в обтяжку подчеркивали ее относительную упитанность, а синий свитерок мягко облегал маленькую грудь. В Нине было что-то подростковое, может быть улыбка, которую Нина явно контролировала. Виктор быстро понял причину этого – девушка прятала свои зубы, покрытые желтизной. «Наверно, курит», – подумал Виктор.
– Я могу начинать уже завтра… – сказала вдруг Нина.
– А что мы будем делать? – спросила Соня.
Нина полуулыбнулась.
– А что ты хочешь?
– Хочу на санках кататься!
– А у тебя есть санки? – спросила Нина.
– Дядь Витя, у меня есть санки? – Соня посмотрела на Виктора широко раскрытыми игривыми глазками.
– Нет, – признался Виктор.
– Ничего, я привезу, – быстро проговорила Нина, словно упреждая любые слова Виктора. – Я живу на Подоле, транспорт сейчас хорошо ходит… – и она пожала плечами.
Виктор кивнул.
Договорились, что Нина будет приезжать к десяти и заниматься с девочкой до пяти вечера.
Закрыв дверь за Сергеем и его племянницей, Виктор вздохнул с двойным облегчением. К его радости «деловой» разговор прошел не очень по-деловому, а кроме того у Сони появилась няня. Виктор заранее почувствовал себя уютнее и расслабленнее.
– Ну как, – спросил он у Сони, вернувшись в гостиную. – Тебе Нина понравилась?
– Ничего, – весело ответила девочка. – Посмотрим, как она понравится Мише!
44
Появление Нины как бы освободило Виктора. И не то, что б он до этого уделял много времени Соне – нет, он и теперь уделял ей столько же времени, сколько и раньше – то же дружное вечернее сидение за телевизором, ужин, завтрак. И все равно его не покидало ощущение, будто у него стало намного больше времени, не обязательно свободного, а просто времени – он просто стал меньше корить себя, меньше думать о Соне и совсем перестал себя обвинять в том, что он не занимается девочкой. Нина теперь с утра забирала Соню и они отправлялись неизвестно-куда, для того, чтобы вечером уставшая за день Соня похвасталась: «А мы гуляли по Гидропарку!» или «А мы были в Пуще-Водице!».
Виктор был доволен. Работа по-тихоньку двигалась. Зима слабела.
Пингвин снова бродил ночами по квартире. Однажды он напугал Соню так, что она закричала. Она спала на диване, откинув руку в сторону, а Миша наткнулся на ее руку и прижался к ней.
Соне вероятно что-то снилось и ощущение физического тепла, вторгшегося в сновидение, вызвало реакцию кошмара.
Закончив с военными, Виктор решил сделать себе выходной и пока не звонить главному по поводу следующих досье. День был солнечный. За окном звенели капли оттепели, уже не первой, но еще и не последней, за которой наступает весна.
Соня с Ниной опять пошли куда-то гулять. Пингвин Миша, плотно позавтракав, вернулся в комнату и стал возле балконной двери – там было достаточно прохладно.
Виктор решил проведать старика Пидпалого.
Пока добрался до Октябрьской больницы – несколько раз упал. Оттепель сыграла злую шутку, покрыв гололедом все тротуары. Последний раз Виктор посколзнулся уже на ступеньках онкологического отделения.
Никого не спрашивая, Виктор сам отыскал пятую палату – большущее помещение, напомнившее ему школьный спортзал. Чем-то оно было похоже и на армейскую казарму – наверно строгим чередованием кроватей и тумбочек. Ни одной медсестры. Кислый медицинский запах. Некоторые кровати были отделены от других ширмами.
Осмотревшись, Виктор заметил Пидпалого. Он лежал на кровати у окна.
Лежал и смотрел в потолок. Виктору показалось, что голова старика уменьшилась.
Виктор, подхватив тяжелую табуретку, стоявшую у входа в палату, подошел и уселся у изголовья пингвинолога. Тот не заметил.
– Добрый день, – произнес Виктор.
Пидпалый повернул голову, посмотрел на посетителя. Слабая улыбка растянула его тонкие бледные губы.
– Привет… – сказал он.
– Ну как? – спросил Виктор. – Лечат?
В ответ на это старик улыбнулся.
– Я ничего не захватил… – виновато произнес Виктор, заметив на тумбочке соседа два апельсина. – Как-то не додумался…
– Ничего… Хорошо, что пришел… – старик вытащил из-под серого «шинельного» одеяла руку, поднес к своему лицу, провел пальцами по шетине на дряблых щеках. – Знаешь, тут парикмахер приходит раз в неделю… по пятницам. У него только два часа оплаченных. Никак до меня не дойдет…
– Вы хотите постричься? – удивился Виктор, глядя на редкие волосы Пидпалого.
– Побриться, – сказал старик, все еще поглаживая свою щетину. – Мне бывший сосед, – старик кивнул на кровать справа, – станок подарил. Целый набор. Там и помазок… А я и побриться сам не могу…
– Вас побрить? – осторожно предложил Виктор.
– Пожалуйста! – попросил старик.
Виктор достал из прикроватной тумбочки Пидпалого бритву, помазок и, видимо тоже входивший в набор, широкий пластмассовый стаканчик.
– Я сейчас, только воды принесу, – сказал, поднимаясь, Виктор.
Он два раза прошелся по коридору в поисках медсестры или врача, но не нашел. Отыскал туалет, но из крана бежала только холодная вода. Наконец он спросил одного больного и тот отправил его на кухню этажом ниже. Старушка в синем халате нашла на кухне поллитровую банку и налила ему туда горячей воды из титана.
Само бритье заняло не меньше часа – и лезвие было тупое, и станок старый. Виктор видел, что на щеках старика остаются порезы, но кровь не выступала. Наконец, добрив, Виктор взял у соседей по палате одеколон, вылил немного себе в ладонь и провел по щекам старика.
Пидпалый застонал.
– Извините, – автоматически проговорил Виктор.
– Ничего, ничего, – просипел старик. – Если больно – значит жив.
– А что врач говорит? – спросил Виктор.
– Врач говорит, что если я ему отдам квартиру – проживу еще три месяца… – старик снова улыбнулся. – А зачем мне три месяца? У меня нет неоконченных дел…
Виктор встрепенулся, словно очнулся после дремы. Внезапная злость родилась у него внутри. Пальцы правой руки сами сжались в кулак.
– Они что, лекарств вам не дают? – спросил он.
– Нет лекарств. Тем, кто с собой принес – дают. А остальным лекарство – покой и постельный режим.
Виктор замолчал, пережидая свою злость. Он знал, что здесь злостью не поможешь.
– А что тот врач предлагал за квартиру? Лекарства? – снова, но уже более спокойно спросил Виктор.
– Какие-то американские уколы… – старик дотронулся рукой до своей выбритой щеки. – Знаешь, я тебя попросить хотел… – и он подался к Виктору, с трудом повернулся на бок. – Наклонись пониже!
Виктор наклонился.
– У тебя же ключи от моей квартиры есть? – зашептал Пидпалый.
– Есть, – тоже шепотом ответил Виктор.
– Слушай, когда я умру – обязательно подожги квартиру, – шептал старик. – Очень прошу! Я не хочу, чтобы кто-то сидел на моем стуле, рылся в бумагах, а потом выбрасывал все в мусорник. Понимаешь? Это мои вещи… Я с ними сжился и не хочу их оставлять здесь… Ты понимаешь?
Виктор кивнул.
– Обещай мне, что сожжешь все, когда я умру, – старик уставился вопросительно-умоляющим взлядом в глаза Виктору.
– Обещаю, – прошептал Виктор.
– Вот и хорошо, – старик опять улыбнулся бескровными губами. – Я тебе говорил, что застал лучшее время?
Пидпалый снова лег на спину. Тяжело вздохнул.
– Ну иди, иди! – просипел он Виктору. – Спасибо, что побрил! А то лежишь тут небритый, как покойник! – и он показал рукой на ближайшую ширму.
– Там что, покойник? – шепотом спросил Виктор, ощутив боязненную дрожь в своем теле.
– Раз закрыли ширмой – завтра в морг! – прошептал старик. – Ну иди, иди!
Виктор поднялся, постоял минуту над Пидпалым. Но старик уже не смотрел на него – он смотрел в потолок и его тонкие губы шевелились, будто он выговаривал ими какие-то внутренние слова, никому, кроме него не слышимые.
Виктор был доволен. Работа по-тихоньку двигалась. Зима слабела.
Пингвин снова бродил ночами по квартире. Однажды он напугал Соню так, что она закричала. Она спала на диване, откинув руку в сторону, а Миша наткнулся на ее руку и прижался к ней.
Соне вероятно что-то снилось и ощущение физического тепла, вторгшегося в сновидение, вызвало реакцию кошмара.
Закончив с военными, Виктор решил сделать себе выходной и пока не звонить главному по поводу следующих досье. День был солнечный. За окном звенели капли оттепели, уже не первой, но еще и не последней, за которой наступает весна.
Соня с Ниной опять пошли куда-то гулять. Пингвин Миша, плотно позавтракав, вернулся в комнату и стал возле балконной двери – там было достаточно прохладно.
Виктор решил проведать старика Пидпалого.
Пока добрался до Октябрьской больницы – несколько раз упал. Оттепель сыграла злую шутку, покрыв гололедом все тротуары. Последний раз Виктор посколзнулся уже на ступеньках онкологического отделения.
Никого не спрашивая, Виктор сам отыскал пятую палату – большущее помещение, напомнившее ему школьный спортзал. Чем-то оно было похоже и на армейскую казарму – наверно строгим чередованием кроватей и тумбочек. Ни одной медсестры. Кислый медицинский запах. Некоторые кровати были отделены от других ширмами.
Осмотревшись, Виктор заметил Пидпалого. Он лежал на кровати у окна.
Лежал и смотрел в потолок. Виктору показалось, что голова старика уменьшилась.
Виктор, подхватив тяжелую табуретку, стоявшую у входа в палату, подошел и уселся у изголовья пингвинолога. Тот не заметил.
– Добрый день, – произнес Виктор.
Пидпалый повернул голову, посмотрел на посетителя. Слабая улыбка растянула его тонкие бледные губы.
– Привет… – сказал он.
– Ну как? – спросил Виктор. – Лечат?
В ответ на это старик улыбнулся.
– Я ничего не захватил… – виновато произнес Виктор, заметив на тумбочке соседа два апельсина. – Как-то не додумался…
– Ничего… Хорошо, что пришел… – старик вытащил из-под серого «шинельного» одеяла руку, поднес к своему лицу, провел пальцами по шетине на дряблых щеках. – Знаешь, тут парикмахер приходит раз в неделю… по пятницам. У него только два часа оплаченных. Никак до меня не дойдет…
– Вы хотите постричься? – удивился Виктор, глядя на редкие волосы Пидпалого.
– Побриться, – сказал старик, все еще поглаживая свою щетину. – Мне бывший сосед, – старик кивнул на кровать справа, – станок подарил. Целый набор. Там и помазок… А я и побриться сам не могу…
– Вас побрить? – осторожно предложил Виктор.
– Пожалуйста! – попросил старик.
Виктор достал из прикроватной тумбочки Пидпалого бритву, помазок и, видимо тоже входивший в набор, широкий пластмассовый стаканчик.
– Я сейчас, только воды принесу, – сказал, поднимаясь, Виктор.
Он два раза прошелся по коридору в поисках медсестры или врача, но не нашел. Отыскал туалет, но из крана бежала только холодная вода. Наконец он спросил одного больного и тот отправил его на кухню этажом ниже. Старушка в синем халате нашла на кухне поллитровую банку и налила ему туда горячей воды из титана.
Само бритье заняло не меньше часа – и лезвие было тупое, и станок старый. Виктор видел, что на щеках старика остаются порезы, но кровь не выступала. Наконец, добрив, Виктор взял у соседей по палате одеколон, вылил немного себе в ладонь и провел по щекам старика.
Пидпалый застонал.
– Извините, – автоматически проговорил Виктор.
– Ничего, ничего, – просипел старик. – Если больно – значит жив.
– А что врач говорит? – спросил Виктор.
– Врач говорит, что если я ему отдам квартиру – проживу еще три месяца… – старик снова улыбнулся. – А зачем мне три месяца? У меня нет неоконченных дел…
Виктор встрепенулся, словно очнулся после дремы. Внезапная злость родилась у него внутри. Пальцы правой руки сами сжались в кулак.
– Они что, лекарств вам не дают? – спросил он.
– Нет лекарств. Тем, кто с собой принес – дают. А остальным лекарство – покой и постельный режим.
Виктор замолчал, пережидая свою злость. Он знал, что здесь злостью не поможешь.
– А что тот врач предлагал за квартиру? Лекарства? – снова, но уже более спокойно спросил Виктор.
– Какие-то американские уколы… – старик дотронулся рукой до своей выбритой щеки. – Знаешь, я тебя попросить хотел… – и он подался к Виктору, с трудом повернулся на бок. – Наклонись пониже!
Виктор наклонился.
– У тебя же ключи от моей квартиры есть? – зашептал Пидпалый.
– Есть, – тоже шепотом ответил Виктор.
– Слушай, когда я умру – обязательно подожги квартиру, – шептал старик. – Очень прошу! Я не хочу, чтобы кто-то сидел на моем стуле, рылся в бумагах, а потом выбрасывал все в мусорник. Понимаешь? Это мои вещи… Я с ними сжился и не хочу их оставлять здесь… Ты понимаешь?
Виктор кивнул.
– Обещай мне, что сожжешь все, когда я умру, – старик уставился вопросительно-умоляющим взлядом в глаза Виктору.
– Обещаю, – прошептал Виктор.
– Вот и хорошо, – старик опять улыбнулся бескровными губами. – Я тебе говорил, что застал лучшее время?
Пидпалый снова лег на спину. Тяжело вздохнул.
– Ну иди, иди! – просипел он Виктору. – Спасибо, что побрил! А то лежишь тут небритый, как покойник! – и он показал рукой на ближайшую ширму.
– Там что, покойник? – шепотом спросил Виктор, ощутив боязненную дрожь в своем теле.
– Раз закрыли ширмой – завтра в морг! – прошептал старик. – Ну иди, иди!
Виктор поднялся, постоял минуту над Пидпалым. Но старик уже не смотрел на него – он смотрел в потолок и его тонкие губы шевелились, будто он выговаривал ими какие-то внутренние слова, никому, кроме него не слышимые.
45
Следующий день начался как обычно. В окно светило солнце. Виктор и Соня сидели на кухне и завтракали. Яичница и чай. Пингвин был с утра в плохом расположении духа и как его ни приглашали, а в кухню он не пошел.
Соня жадно посматривала на будильник, стоявший на подоконнике. Она словно взглядом подгоняла минутную стрелку.
Без двадцати десять в дверь позвонили и Соня сорвалась с места, чуть не опрокинув табуретку, на которой сидела.
Пришла Нина – из коридора донесся радостный обмен приветствиями.
Потом Нина, не раздеваясь, заглянула на кухню, поздоровалась.
– Куда вы сегодня? – спросил Виктор.
– На Сырец, – сказала Нина. – Погуляем в лесу, потом заедем ко мне на Подол пообедать…
– Осторожнее, на улице гололед, – предупредил Виктор. – Я вчера несколько раз упал.
– Хорошо, – послушно кивнула Нина и полуулыбнулась, пряча свои зубы.
– Так, где твоя курточка? – доносился из коридора игривый голос Нины, одевавшей Соню. – А теперь ботиночки…
Минут через пять Нина снова заглянула на кухню.
– Мы пошли! – сказала она и снова полуулыбнулась.
Хлопнула дверь. Стало тихо в квартире. И только какой-то шорох доносился из гостиной. Скрипнула, открываясь, дверь и в коридор выглянул пингвин Миша. Словно удостоверившись, что в коридоре никого нет, он подошел к двери на кухню и толкнул ее. Остановился в проеме, глядя на хозяина. Потом подошел к нему и уперся белой грудкой в колено. Виктор погладил Мишу.
Постояв несколько минут рядом с хозяином, Миша отошел к своей миске и оглянулся. Виктор достал из морозильника две небольшие камбалки, порезал их ножом на кусочки и положил перед пингвином. Потом добавил себе чая и возвратился на свое место.
Относительная тишина, в которой только завтракающий пингвин был слышен, вернула Виктора в то время, когда жили они здесь вдвоем с Мишей, спокойно и молчаливо, без ощущения сильной привязанности, но с ощущением взаимозависимости, которая создавала между ними чуть ли не родственную связь, словно эабота при отсутствии любви. Родственников ведь не обязательно любят, о них заботятся, волнуются, но чувства и эмоции при этом оказываются делом второстепенным и необязательным. Лишь бы с ними все было хорошо…
Пингвин, быстро справившись с завтраком, снова подошел к хозяину.
Виктору показалось необычным нежное поведение своего питомца. Он погладил его.
И тут же ощутил, как пингвин еще сильнее прижался своим телом к его ноге.
– Тебе нехорошо? – негромко спросил Виктор, глядя на Мишу.
– Да, – думал Виктор. – Мы, кажется, тебя забросили… Извини. Соня поменяла тебя сначала на телевизор, потом на Нину. А я все думал, что она с тобой играется… Извини…
Не желая тревожить прижавшегося к ноге пингвина, Виктор сидел за кухонным столом еще минут двадцать, размышляя о недавнем прошлом и думая о будущем. Жизнь ему казалась ровной, не смотря, на промелькнувшие опасности, которые он переждал на новогодней даче. Все у него было в порядке, или таковым казалось. У каждого времени – своя «нормальность», думал он. То, что казалось раньше страшным, теперь было обыденным, а значит люди, чтобы лишний раз не волноваться, приняли это за норму жизни и продолжили жить. Ведь для них, да и для Виктора, главным было и оставалось ЖИТЬ, во что бы то ни стало, но ЖИТЬ.
За окном продолжалась оттепель.
Около двух часов дня в дверь позвонили. Виктор, открывая, думал, что вернулись Нина с Соней. Но это был Игорь Львович. Он зашел в коридор, сам захлопнул за собой дверь. Снял пальто и, не разуваясь, прошел в кухню.
Виктор заметил, что главный был не в себе, бледный, под глазами – мешки.
– Кофе сделай! – попросил он, усевшись на любимое место Виктора.
Виктор достал жезлу, молотый кофе. Оглянулся на главного. Ему показалось, что главный дрожит и словно эта дрожь на мгновение передалась ему. Он посмотрел на свою руку. Зажег комфорку, насыпал в жезлу кофе, налил воды и поставил на огонь.
– Ничего, ничего… – сам себе проговорил главный, о чем-то думая.
– Что-то случилось? – спросил Виктор.
– Да… – произнес, не глядя на Виктора, Игорь Львович. – Что-то случилось… Сейчас… согреюсь…
Снова в кухне возникла тишина. Виктор следил за кофе, стоя над плитой. Когда пенка поднялась, он снял жезлу с комфорки, отставил в сторону. Достал чашечки и разлил кофе.
Главный обнял ладонями горячую чашку и посмотрел на Виктора.
Соня жадно посматривала на будильник, стоявший на подоконнике. Она словно взглядом подгоняла минутную стрелку.
Без двадцати десять в дверь позвонили и Соня сорвалась с места, чуть не опрокинув табуретку, на которой сидела.
Пришла Нина – из коридора донесся радостный обмен приветствиями.
Потом Нина, не раздеваясь, заглянула на кухню, поздоровалась.
– Куда вы сегодня? – спросил Виктор.
– На Сырец, – сказала Нина. – Погуляем в лесу, потом заедем ко мне на Подол пообедать…
– Осторожнее, на улице гололед, – предупредил Виктор. – Я вчера несколько раз упал.
– Хорошо, – послушно кивнула Нина и полуулыбнулась, пряча свои зубы.
– Так, где твоя курточка? – доносился из коридора игривый голос Нины, одевавшей Соню. – А теперь ботиночки…
Минут через пять Нина снова заглянула на кухню.
– Мы пошли! – сказала она и снова полуулыбнулась.
Хлопнула дверь. Стало тихо в квартире. И только какой-то шорох доносился из гостиной. Скрипнула, открываясь, дверь и в коридор выглянул пингвин Миша. Словно удостоверившись, что в коридоре никого нет, он подошел к двери на кухню и толкнул ее. Остановился в проеме, глядя на хозяина. Потом подошел к нему и уперся белой грудкой в колено. Виктор погладил Мишу.
Постояв несколько минут рядом с хозяином, Миша отошел к своей миске и оглянулся. Виктор достал из морозильника две небольшие камбалки, порезал их ножом на кусочки и положил перед пингвином. Потом добавил себе чая и возвратился на свое место.
Относительная тишина, в которой только завтракающий пингвин был слышен, вернула Виктора в то время, когда жили они здесь вдвоем с Мишей, спокойно и молчаливо, без ощущения сильной привязанности, но с ощущением взаимозависимости, которая создавала между ними чуть ли не родственную связь, словно эабота при отсутствии любви. Родственников ведь не обязательно любят, о них заботятся, волнуются, но чувства и эмоции при этом оказываются делом второстепенным и необязательным. Лишь бы с ними все было хорошо…
Пингвин, быстро справившись с завтраком, снова подошел к хозяину.
Виктору показалось необычным нежное поведение своего питомца. Он погладил его.
И тут же ощутил, как пингвин еще сильнее прижался своим телом к его ноге.
– Тебе нехорошо? – негромко спросил Виктор, глядя на Мишу.
– Да, – думал Виктор. – Мы, кажется, тебя забросили… Извини. Соня поменяла тебя сначала на телевизор, потом на Нину. А я все думал, что она с тобой играется… Извини…
Не желая тревожить прижавшегося к ноге пингвина, Виктор сидел за кухонным столом еще минут двадцать, размышляя о недавнем прошлом и думая о будущем. Жизнь ему казалась ровной, не смотря, на промелькнувшие опасности, которые он переждал на новогодней даче. Все у него было в порядке, или таковым казалось. У каждого времени – своя «нормальность», думал он. То, что казалось раньше страшным, теперь было обыденным, а значит люди, чтобы лишний раз не волноваться, приняли это за норму жизни и продолжили жить. Ведь для них, да и для Виктора, главным было и оставалось ЖИТЬ, во что бы то ни стало, но ЖИТЬ.
За окном продолжалась оттепель.
Около двух часов дня в дверь позвонили. Виктор, открывая, думал, что вернулись Нина с Соней. Но это был Игорь Львович. Он зашел в коридор, сам захлопнул за собой дверь. Снял пальто и, не разуваясь, прошел в кухню.
Виктор заметил, что главный был не в себе, бледный, под глазами – мешки.
– Кофе сделай! – попросил он, усевшись на любимое место Виктора.
Виктор достал жезлу, молотый кофе. Оглянулся на главного. Ему показалось, что главный дрожит и словно эта дрожь на мгновение передалась ему. Он посмотрел на свою руку. Зажег комфорку, насыпал в жезлу кофе, налил воды и поставил на огонь.
– Ничего, ничего… – сам себе проговорил главный, о чем-то думая.
– Что-то случилось? – спросил Виктор.
– Да… – произнес, не глядя на Виктора, Игорь Львович. – Что-то случилось… Сейчас… согреюсь…
Снова в кухне возникла тишина. Виктор следил за кофе, стоя над плитой. Когда пенка поднялась, он снял жезлу с комфорки, отставил в сторону. Достал чашечки и разлил кофе.
Главный обнял ладонями горячую чашку и посмотрел на Виктора.