– Спасибо, – сказал он.
Виктор тоже присел.
– Знаешь, я тебе лучше не буду ничего рассказывать… – сказал вдруг Игорь Львович. – Тебе оно надо? Помнишь, тебе пришлось на несколько дней спрятаться?
Виктор кивнул.
– Ну вот, – главный горько улыбнулся. – Теперь моя очередь… Это только несколько дней, пока ребята не расчистят дорогу… А там – снова за работу…
– Я с военными закончил, – проговорил Виктор. – Вон там, на подоконнике готовые тексты!
Игорь Львович махнул рукой. Ему было не до «крестиков».
Выпив кофе, он закурил. Поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, стал струшивать пепел прямо на стол, в одно место. Посидел в раздумьи минут пять.
– Знаешь, тяжело, когда тебя подставляют свои же… – произнес он и вздохнул. – Очень тяжело… Ты сейчас не занят?
– Нет.
– Сделай доброе дело, – главный уставился в глаза Виктору, – съезди в редакцию… Я позвоню секретарше, чтобы она открыла тебе мой кабинет.
Возьмешь из сейфа коричневый портфель и привезешь сюда… Ключ от сейфа я тебе дам. Если заметишь, что за тобой следят – незаметно выбросишь ключ и погуляешь по городу до вечера…
Виктору стало страшно. Он глотнул кофе и снова поднял глаза на главного. И встретился с его твердым взглядом. Этот взгляд словно грубо оборвал его мысли и поставил точку на всех возможных сомнениях.
– Когда надо ехать? – обреченно спросил Виктор.
– Сейчас.
Игорь Львович вытащил из кармана бумажник, из бумажника достал ключ.
Протянул его Виктору.
– Подожди, я сначала позвоню, – остановил поднявшегося из-за стола Виктора главный.
Он снова сходил в гостиную. Возвратился.
– Можешь ехать.
На улице не смотря на оттепель было морозно. Может, этот холод чувствовал только Виктор, неспеша идя к троллейбусной остановке. Он уже не ощущал страха. Ощущал только холод во всем теле и в голове.
Через час он вошел в здание редакции. Три раза пришлось показывать свою «корочку» дежурившим омоновцам, пока он, наконец, не оказался в приемной главного. Бледная секретарша кивнула ему и, не сказав ни слова, открыла ключом кабинет. Виктор зашел, закрыл за собой двери и ощутил во всем теле дрожь. Ему внезапно стало страшно – он вспомнил, что по дороге сюда ни разу не оглянулся и не проверил: следили за ним или нет.
Чтобы как-то унять дрожь, он подошел к столу, сел на кресло главного.
Слева от него стоял на тумбочке сейф. Виктор достал ключ. Помедлив несколько минут, открыл сейф и сразу увидел на его нижней полке коричневый кожаный портфель. Вытащил его и положил перед собой на стол. Снова дрожь остановила его мысли. Ему не хотелось вставать, не хотелось уходить из этого кабинета, словно он точно знал, что там, за стенами кабинета, его поджидает опасность… Хотелось тянуть время. Он снова повернулся к сейфу.
Увидел на верхней полке папку, на которой сверху лежали отдельные листки с отпечатанным текстом. Машинально протянул руку и взял верхний лист. Сразу узнал один из своих недавних «крестиков» – на директора завода «Арматура».
В верхнем левом углу стояла резолюция: «Одобряю. На 14.02.96.» и размашистая подпись. Виктор уставился на эту резолюцию. Что-то в ней его удивило и это удивление постепенно освободило его от дрожи и страха.
«Сегодня же только третье февраля…» – подумал Виктор. Он просмотрел другие листки – тоже его недавние «крестики», и на каждом из них увидел резолюцию с будущей датой. Снова повернувшись к сейфу, он осторожно снял с верхней полки папку, на которой лежали эти листки. Развязал тесемки. В ней тоже лежали «крестики». Сверху более или менее недавние, все с резолюциями. На одном в резолюции было написано «на 3.02.96» и та же размашистая подпись. «На сегодня?» – подумал Виктор, вытаскивая наугад несколько листков из середины. На верхнем из вытащенных «крестиков» кроме резолюции с уже прошедшей датой другим почерком было написано «отработан».
В голове Виктора все перемешалось, перепуталось. Он смотрел на коричневый портфель, на все эти тексты, на открытый сейф. Во рту возникло ощущение горечи. Взгляд упал на какие-то бумаги, лежавшие на столе. Виктор взял одну из них в руки – неотправленное письмо в типографию газеты. Все, кроме подписи, отпечатано на компьютере. Виктор поднес письмо поближе к глазам, всмотрелся в подпись. Нет, это не главный ставил резолюции на «крестиках». Подпись главного была намного проще, она просто повторяла его фамилию, его подпись прочитывалась, в отличие от той, размашистой. Но что-то все-таки показалось знакомым в подписи главного и он, переведя взгляд на старый некролог, вытащенный из середины пачки, увидел такие же нетвердые, словно дрожащие от холода буквы, которыми было написано «отработан».
Вдруг зазвонил телефон на столе и Виктор дернулся, словно его застали врасплох. Он смотрел на телефон, но тот не умолкал. И страх снова охватил Виктора. Он оглянулся по сторонам, словно проверяя – не следит ли за ним кто-нибудь, и вдруг остановил свой взгляд на оптическом дуле видеокамеры, направленном на него из-под потолка. Она была укреплена на кронштейне прямо над дверью.
Виктор поспешно сложил крестики обратно в папку. Положил ее на место в сейф, а сверху – другие «крестики». Закрыл сейф ключом и снова оглянулся на видеокамеру.
Телефон уже молчал, но тишина, вернувшаяся в кабинет, пугала Виктора не меньше. Он, стараясь не нарушить эту тишину, осторожно встал с кресла, взял портфель в руку и вышел из кабинета.
Секретарша обернулась к нему – она сидела за своим столом перед компьютером. На мониторе застыла какая-то нарисованная погоня – компьютерная игра.
– Вы уже? – спросила она, глядя напряженным взглядом на Виктора.
– Да, – едва выдавил из себя Виктор. – До свидания…
46
47
48
49
50
Виктор тоже присел.
– Знаешь, я тебе лучше не буду ничего рассказывать… – сказал вдруг Игорь Львович. – Тебе оно надо? Помнишь, тебе пришлось на несколько дней спрятаться?
Виктор кивнул.
– Ну вот, – главный горько улыбнулся. – Теперь моя очередь… Это только несколько дней, пока ребята не расчистят дорогу… А там – снова за работу…
– Я с военными закончил, – проговорил Виктор. – Вон там, на подоконнике готовые тексты!
Игорь Львович махнул рукой. Ему было не до «крестиков».
Выпив кофе, он закурил. Поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, стал струшивать пепел прямо на стол, в одно место. Посидел в раздумьи минут пять.
– Знаешь, тяжело, когда тебя подставляют свои же… – произнес он и вздохнул. – Очень тяжело… Ты сейчас не занят?
– Нет.
– Сделай доброе дело, – главный уставился в глаза Виктору, – съезди в редакцию… Я позвоню секретарше, чтобы она открыла тебе мой кабинет.
Возьмешь из сейфа коричневый портфель и привезешь сюда… Ключ от сейфа я тебе дам. Если заметишь, что за тобой следят – незаметно выбросишь ключ и погуляешь по городу до вечера…
Виктору стало страшно. Он глотнул кофе и снова поднял глаза на главного. И встретился с его твердым взглядом. Этот взгляд словно грубо оборвал его мысли и поставил точку на всех возможных сомнениях.
– Когда надо ехать? – обреченно спросил Виктор.
– Сейчас.
Игорь Львович вытащил из кармана бумажник, из бумажника достал ключ.
Протянул его Виктору.
– Подожди, я сначала позвоню, – остановил поднявшегося из-за стола Виктора главный.
Он снова сходил в гостиную. Возвратился.
– Можешь ехать.
На улице не смотря на оттепель было морозно. Может, этот холод чувствовал только Виктор, неспеша идя к троллейбусной остановке. Он уже не ощущал страха. Ощущал только холод во всем теле и в голове.
Через час он вошел в здание редакции. Три раза пришлось показывать свою «корочку» дежурившим омоновцам, пока он, наконец, не оказался в приемной главного. Бледная секретарша кивнула ему и, не сказав ни слова, открыла ключом кабинет. Виктор зашел, закрыл за собой двери и ощутил во всем теле дрожь. Ему внезапно стало страшно – он вспомнил, что по дороге сюда ни разу не оглянулся и не проверил: следили за ним или нет.
Чтобы как-то унять дрожь, он подошел к столу, сел на кресло главного.
Слева от него стоял на тумбочке сейф. Виктор достал ключ. Помедлив несколько минут, открыл сейф и сразу увидел на его нижней полке коричневый кожаный портфель. Вытащил его и положил перед собой на стол. Снова дрожь остановила его мысли. Ему не хотелось вставать, не хотелось уходить из этого кабинета, словно он точно знал, что там, за стенами кабинета, его поджидает опасность… Хотелось тянуть время. Он снова повернулся к сейфу.
Увидел на верхней полке папку, на которой сверху лежали отдельные листки с отпечатанным текстом. Машинально протянул руку и взял верхний лист. Сразу узнал один из своих недавних «крестиков» – на директора завода «Арматура».
В верхнем левом углу стояла резолюция: «Одобряю. На 14.02.96.» и размашистая подпись. Виктор уставился на эту резолюцию. Что-то в ней его удивило и это удивление постепенно освободило его от дрожи и страха.
«Сегодня же только третье февраля…» – подумал Виктор. Он просмотрел другие листки – тоже его недавние «крестики», и на каждом из них увидел резолюцию с будущей датой. Снова повернувшись к сейфу, он осторожно снял с верхней полки папку, на которой лежали эти листки. Развязал тесемки. В ней тоже лежали «крестики». Сверху более или менее недавние, все с резолюциями. На одном в резолюции было написано «на 3.02.96» и та же размашистая подпись. «На сегодня?» – подумал Виктор, вытаскивая наугад несколько листков из середины. На верхнем из вытащенных «крестиков» кроме резолюции с уже прошедшей датой другим почерком было написано «отработан».
В голове Виктора все перемешалось, перепуталось. Он смотрел на коричневый портфель, на все эти тексты, на открытый сейф. Во рту возникло ощущение горечи. Взгляд упал на какие-то бумаги, лежавшие на столе. Виктор взял одну из них в руки – неотправленное письмо в типографию газеты. Все, кроме подписи, отпечатано на компьютере. Виктор поднес письмо поближе к глазам, всмотрелся в подпись. Нет, это не главный ставил резолюции на «крестиках». Подпись главного была намного проще, она просто повторяла его фамилию, его подпись прочитывалась, в отличие от той, размашистой. Но что-то все-таки показалось знакомым в подписи главного и он, переведя взгляд на старый некролог, вытащенный из середины пачки, увидел такие же нетвердые, словно дрожащие от холода буквы, которыми было написано «отработан».
Вдруг зазвонил телефон на столе и Виктор дернулся, словно его застали врасплох. Он смотрел на телефон, но тот не умолкал. И страх снова охватил Виктора. Он оглянулся по сторонам, словно проверяя – не следит ли за ним кто-нибудь, и вдруг остановил свой взгляд на оптическом дуле видеокамеры, направленном на него из-под потолка. Она была укреплена на кронштейне прямо над дверью.
Виктор поспешно сложил крестики обратно в папку. Положил ее на место в сейф, а сверху – другие «крестики». Закрыл сейф ключом и снова оглянулся на видеокамеру.
Телефон уже молчал, но тишина, вернувшаяся в кабинет, пугала Виктора не меньше. Он, стараясь не нарушить эту тишину, осторожно встал с кресла, взял портфель в руку и вышел из кабинета.
Секретарша обернулась к нему – она сидела за своим столом перед компьютером. На мониторе застыла какая-то нарисованная погоня – компьютерная игра.
– Вы уже? – спросила она, глядя напряженным взглядом на Виктора.
– Да, – едва выдавил из себя Виктор. – До свидания…
46
Домой он возвращался не видя города, не оглядываясь. Рука судорожно сжимала ручку портфеля. Ноги сами знали дорогу.
Уже подойдя к своей двери, Виктор понял, что его пристально рассматривал сидевший на скамеечке под парадным парень в спорткостюме и лыжной шапочке.
Открыл дверь и, прежде чем войти, прислушался. В парадном было тихо.
Виктор аккуратно закрыл за собой дверь.
– Ну как? – главный встретил его в коридоре.
Увидев свой портфель, он улыбнулся. Взял портфель и ушел на кухню.
Когда Виктор, разувшись и сняв куртку, тоже зашел на кухню, Игорь Львович уже «сортировал» на столе содержимое портфеля. Отдельно лежал зеленый диппаспорт с выдавленным на корочке трезубцем, рядом с паспортом – две кредитные карточки, записная книжка, какие-то квитанции.
– Там, возле парадного, какой-то парень сидит… – произнес Виктор, остановившись перед столом.
– Я знаю. – Главный, не поднимая головы, кивнул. – Это из наших… У тебя еда какая-нибудь есть? Я, кажется, проголодался…
Виктор посмотрел на главного – перед ним сидел уже прежний Игорь Львович, спокойный и уверенный, без дрожи, без страха.
Виктор открыл холодильник, вытащил сардельки, масло, горчицу.
Не поворачиваясь к главному, отошел к плите. Ощутил на языке табачный привкус.
Зажигая огонь, услышал, как главный встал и ушел в гостиную.
Вода уже закипала в ковшике. Из гостиной доносился невнятный голос Игоря Львовича – он с кем-то говорил по телефону. А Виктору не хотелось оборачиваться, хотелось стоять ко всему происходящему спиной. Так, чтобы все осталось неувиденным, происшедшим где-то вне его жизни, вне его самого.
Снова скрипнула дверь. Шаги. Стук передвигаемой табуретки – это главный снова сел за стол.
Сардельки уже плавали в кипящей воде.
– У тебя наличные баксы есть? – спросил главный.
– Есть, – не оборачиваясь, ответил Виктор.
– Одолжишь восемьсот.
Потом они молча обедали. Виктор посматривал на старый будильник на подоконнике – время приближалось к четырем. Скоро Нина привезет Соню. И что дальше? Что собирается делать Игорь Львович? Собирается у него прятаться? Как долго? И чем это может закончиться?
Виктор макал кружки порезанной сардельки в горчицу и механически жевал. В какое-то мгновение ему показалось, что на столе чего-то не хватает. Понял чего – хлеба. Но напротив сидел главный и так же спокойно без хлеба жевал сардельки. В отличие от Виктора он не макал их в горчицу – каждым наколотым на вилку кружком он придавливал таявшее масло и только потом отправлял кружочек в рот.
– Сделай чай! – скомандовал главный, отодвигая от себя уже пустую тарелку.
Виктор заварил чаю. Они снова сидели молча за столом друг напротив друга. Главный был занят своими мыслями, а Виктор смотрел на него и думал о своих «крестиках», украшенных чьими-то резолюциями. Очень хотелось узнать – кто и что скрывались за этими «Одобряю». Но он был более, чем уверен, что главный ничего ему не скажет. Отделается каким-нибудь своим «Оно тебе надо!» и все.
Виктор вздохнул. Главный отвлекся от своих мыслей, посмотрел на Виктора пристально.
– Еще одно дело! – сказал он. – Сьездишь сейчас в авиакассы на площадь Победы. В двенадцатом окошке выкупишь мой билет. Возьми с собой восемьсот баксов – потом отдам. Номер заказа – 503.
Виктор посмотрел на улицу – уже темнело. Ему не хотелось снова уходить, но он понимал, что все равно придется ехать за этим билетом.
– Хорошо, – произнес Виктор, но видимо произнес с опозданием, так как главный глянул на него удивленно, потом усталая улыбка вытеснила удивление с его лица.
Виктор оделся. Вышел из парадного, отметив боковым зрением присутствие все того же «спортсмена» в вязанной лыжной шапочке.
В авиакассах было пусто. Единственный посетитель – с виду азербайджанец – уныло изучал расписание полетов.
Виктор подошел к двенадцатому окошку – там сидела женщина лет сорока с крашеными синеседыми волосами, взбитыми в высокую прическу.
– Заказ 503, – произнес Виктор.
– Паспорт, – не глядя спросила кассирша, набирая номер заказа на клавиатуре компьютера.
Виктор оторопел. Главный не дал ему паспорта.
– А! – вдруг выдохнула женщина за окошком. – Не надо паспорт. Тут все есть. Семьсот пятьдесят долларов по курсу или восемьсот наличными в кассу.
– сказала она и, не глядя на Виктора, показала рукой в сторону кассы.
Виктор протянул в кассу восемь стодолларовых бумажек. Молодая девушка в синей униформе пересчитала их, пропустила через машинку, проверяя их подлинность. Потом, обернувшись, крикнула «Вера! Оплачено!»
– Идите к двенадцатому, – сказала она уже Виктору.
В двенадцатом Виктор получил билет. Раскрыл. Прочитал «Киев-Ларнака-Рим». Сложил билет и положил во внутренний карман куртки.
Вернулся домой около шести. Нины и Сони еще не было. Главный по-прежнему сидел на кухне. Видно десятью минутами раньше он сам себе сварил кофе и теперь спокойненько его пил.
Взяв билет у Виктора, он внимательно его изучил и спрятал в бумажник.
– Никто не приходил? – спросил Виктор.
– А кого ты ждешь?
– Няня должна Соню привести… – ответил Виктор.
– Нет. Никого не было… – задумчиво произнес главный. – Я б тебе советовал попросить няню взять девочку на одну ночь к себе. – И он назидательно кивнул, добавляя значимости своим словам.
Нина привела Соню в полседьмого и сразу стала извиняться за опоздание.
– Я надеюсь, вы не волновались! – тараторила она, стоя в коридоре. – Ради бога извините… Мы на вокзале задержались – Сережу провожали…
– Да нет, я не волновался, – сказал Виктор. – Нина, Соня может у вас одну ночь переночевать?
Нина удивленно посмотрела на Виктора. Соня, уже сама разувшаяся, но еще в курточке, тоже обернулась, но на ее личике было больше любопытства, чем удивления.
– Да, можно… – оторопело произнесла Нина.
– Подождите, – Виктор сходил в спальню и вернулся со ста долларами.
– Вот, – он протянул купюру Нине. – Это зарплата и за неудобства…
– А когда ее привести? – спросила Нина.
– Завтра… к вечеру…
Оставшись один в коридоре, Виктор вздохнул. Заметил на линолеуме пола следы от обуви и лужицы растаявшего снега. Взял в туалете тряпку и вытер пол. Потом вернулся на кухню.
– Посидишь со мной до полвторого ночи, – мягко попросил главный. – За мной машина заедет. Я устал – могу заснуть… У тебя карты есть?
Время тянулось удивительно медленно. На улице уже давно стемнело и городская жизнь затихла. Виктор и Игорь Львович записывали пулю с болванчиком. Виктор проигрывал. Главный играл с улыбкой, иногда посматривая на будильник. Время от времени он закуривал очередную сигарету и горка пепла с левого края стола росла. Он ее подравнивал пальцами, словно пытался «вылепить» из пепла маленькую пирамидку.
Ровно в полвторого к парадному подъехала машина. Главный выглянул в окно. Потом произвел рассчеты по игре.
– С тебя девяносто пять баксов, – сказал он и усмехнулся. – Потом отыграешся!
Встал, оделся.
– Пока можешь отдыхать, – сказал он, готовясь выйти. – Пыль уляжется – появлюсь и продолжим работать…
– Игорь, – остановил его Виктор. – А в чем все-таки смысл моей работы?
Главный прищурил глаза, глядя на Виктора.
– В твоих интересах не задавать вопросов, – сказал он негромко. – Можешь придумывать себе все, что угодно. Но запомни – как только тебе расскажут в чем смысл твоей работы, ты – труп… Это не кино. Не потому, что ты слишком много будешь знать. Наоборот. Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна…
Главный грустно улыбнулся.
– А вообще я тебе желаю добра. Поверь!
Он открыл дверь – за ней на площадке стоял уже знакомый Виктору «спортсмен». «Спортсмен» кивнул главному и они пошли вниз по лестницу.
Виктор закрыл дверь. Тишина квартиры давила ему на психику. Во рту ощущался горьковатый вкус табачного дыма. Захотелось сплюнуть, убрать с языка этот вкус.
Он вернулся в кухню. Там воздух был еще сильнее пропитан табаком, до потери своей прозрачности. Виктор открыл форточку. Ощутил холод. Но табачная дымка, подсвеченная лампой, даже не колыхнулась, словно воздух остался недвижим не смотря на открытую форточку. Виктор, сдвинув бумаги с подоконника, открыл окно. Холод ворвался в кухню и силой ветра прихлопнул дверь в коридор. Дымка стала рассасываться и постепенно исчезла. Вместе с холодом пришла свежесть воздуха. Виктор не чувствовал ветра, но видел, как он рассыпает по столу пепельную пирамидку, оставленную главным. Рассыпает на мельчайшие пылинки и постепенно скатывает их со стола на пол. Наконец от пирамидки и следа не осталось.
Дверь на кухню открылась и в проеме показался пингвин. Он словно пришел на холод. Подошел к Виктору и задрал голову вверх, глядя на хозяина.
Виктор улыбнулся ему. Потом посмотрел на воздух, проверяя еще раз его прозрачность.
Свет кухонной лампы вдруг резанул по его глазам.
Виктор выключил свет и остался в темноте.
Уже подойдя к своей двери, Виктор понял, что его пристально рассматривал сидевший на скамеечке под парадным парень в спорткостюме и лыжной шапочке.
Открыл дверь и, прежде чем войти, прислушался. В парадном было тихо.
Виктор аккуратно закрыл за собой дверь.
– Ну как? – главный встретил его в коридоре.
Увидев свой портфель, он улыбнулся. Взял портфель и ушел на кухню.
Когда Виктор, разувшись и сняв куртку, тоже зашел на кухню, Игорь Львович уже «сортировал» на столе содержимое портфеля. Отдельно лежал зеленый диппаспорт с выдавленным на корочке трезубцем, рядом с паспортом – две кредитные карточки, записная книжка, какие-то квитанции.
– Там, возле парадного, какой-то парень сидит… – произнес Виктор, остановившись перед столом.
– Я знаю. – Главный, не поднимая головы, кивнул. – Это из наших… У тебя еда какая-нибудь есть? Я, кажется, проголодался…
Виктор посмотрел на главного – перед ним сидел уже прежний Игорь Львович, спокойный и уверенный, без дрожи, без страха.
Виктор открыл холодильник, вытащил сардельки, масло, горчицу.
Не поворачиваясь к главному, отошел к плите. Ощутил на языке табачный привкус.
Зажигая огонь, услышал, как главный встал и ушел в гостиную.
Вода уже закипала в ковшике. Из гостиной доносился невнятный голос Игоря Львовича – он с кем-то говорил по телефону. А Виктору не хотелось оборачиваться, хотелось стоять ко всему происходящему спиной. Так, чтобы все осталось неувиденным, происшедшим где-то вне его жизни, вне его самого.
Снова скрипнула дверь. Шаги. Стук передвигаемой табуретки – это главный снова сел за стол.
Сардельки уже плавали в кипящей воде.
– У тебя наличные баксы есть? – спросил главный.
– Есть, – не оборачиваясь, ответил Виктор.
– Одолжишь восемьсот.
Потом они молча обедали. Виктор посматривал на старый будильник на подоконнике – время приближалось к четырем. Скоро Нина привезет Соню. И что дальше? Что собирается делать Игорь Львович? Собирается у него прятаться? Как долго? И чем это может закончиться?
Виктор макал кружки порезанной сардельки в горчицу и механически жевал. В какое-то мгновение ему показалось, что на столе чего-то не хватает. Понял чего – хлеба. Но напротив сидел главный и так же спокойно без хлеба жевал сардельки. В отличие от Виктора он не макал их в горчицу – каждым наколотым на вилку кружком он придавливал таявшее масло и только потом отправлял кружочек в рот.
– Сделай чай! – скомандовал главный, отодвигая от себя уже пустую тарелку.
Виктор заварил чаю. Они снова сидели молча за столом друг напротив друга. Главный был занят своими мыслями, а Виктор смотрел на него и думал о своих «крестиках», украшенных чьими-то резолюциями. Очень хотелось узнать – кто и что скрывались за этими «Одобряю». Но он был более, чем уверен, что главный ничего ему не скажет. Отделается каким-нибудь своим «Оно тебе надо!» и все.
Виктор вздохнул. Главный отвлекся от своих мыслей, посмотрел на Виктора пристально.
– Еще одно дело! – сказал он. – Сьездишь сейчас в авиакассы на площадь Победы. В двенадцатом окошке выкупишь мой билет. Возьми с собой восемьсот баксов – потом отдам. Номер заказа – 503.
Виктор посмотрел на улицу – уже темнело. Ему не хотелось снова уходить, но он понимал, что все равно придется ехать за этим билетом.
– Хорошо, – произнес Виктор, но видимо произнес с опозданием, так как главный глянул на него удивленно, потом усталая улыбка вытеснила удивление с его лица.
Виктор оделся. Вышел из парадного, отметив боковым зрением присутствие все того же «спортсмена» в вязанной лыжной шапочке.
В авиакассах было пусто. Единственный посетитель – с виду азербайджанец – уныло изучал расписание полетов.
Виктор подошел к двенадцатому окошку – там сидела женщина лет сорока с крашеными синеседыми волосами, взбитыми в высокую прическу.
– Заказ 503, – произнес Виктор.
– Паспорт, – не глядя спросила кассирша, набирая номер заказа на клавиатуре компьютера.
Виктор оторопел. Главный не дал ему паспорта.
– А! – вдруг выдохнула женщина за окошком. – Не надо паспорт. Тут все есть. Семьсот пятьдесят долларов по курсу или восемьсот наличными в кассу.
– сказала она и, не глядя на Виктора, показала рукой в сторону кассы.
Виктор протянул в кассу восемь стодолларовых бумажек. Молодая девушка в синей униформе пересчитала их, пропустила через машинку, проверяя их подлинность. Потом, обернувшись, крикнула «Вера! Оплачено!»
– Идите к двенадцатому, – сказала она уже Виктору.
В двенадцатом Виктор получил билет. Раскрыл. Прочитал «Киев-Ларнака-Рим». Сложил билет и положил во внутренний карман куртки.
Вернулся домой около шести. Нины и Сони еще не было. Главный по-прежнему сидел на кухне. Видно десятью минутами раньше он сам себе сварил кофе и теперь спокойненько его пил.
Взяв билет у Виктора, он внимательно его изучил и спрятал в бумажник.
– Никто не приходил? – спросил Виктор.
– А кого ты ждешь?
– Няня должна Соню привести… – ответил Виктор.
– Нет. Никого не было… – задумчиво произнес главный. – Я б тебе советовал попросить няню взять девочку на одну ночь к себе. – И он назидательно кивнул, добавляя значимости своим словам.
Нина привела Соню в полседьмого и сразу стала извиняться за опоздание.
– Я надеюсь, вы не волновались! – тараторила она, стоя в коридоре. – Ради бога извините… Мы на вокзале задержались – Сережу провожали…
– Да нет, я не волновался, – сказал Виктор. – Нина, Соня может у вас одну ночь переночевать?
Нина удивленно посмотрела на Виктора. Соня, уже сама разувшаяся, но еще в курточке, тоже обернулась, но на ее личике было больше любопытства, чем удивления.
– Да, можно… – оторопело произнесла Нина.
– Подождите, – Виктор сходил в спальню и вернулся со ста долларами.
– Вот, – он протянул купюру Нине. – Это зарплата и за неудобства…
– А когда ее привести? – спросила Нина.
– Завтра… к вечеру…
Оставшись один в коридоре, Виктор вздохнул. Заметил на линолеуме пола следы от обуви и лужицы растаявшего снега. Взял в туалете тряпку и вытер пол. Потом вернулся на кухню.
– Посидишь со мной до полвторого ночи, – мягко попросил главный. – За мной машина заедет. Я устал – могу заснуть… У тебя карты есть?
Время тянулось удивительно медленно. На улице уже давно стемнело и городская жизнь затихла. Виктор и Игорь Львович записывали пулю с болванчиком. Виктор проигрывал. Главный играл с улыбкой, иногда посматривая на будильник. Время от времени он закуривал очередную сигарету и горка пепла с левого края стола росла. Он ее подравнивал пальцами, словно пытался «вылепить» из пепла маленькую пирамидку.
Ровно в полвторого к парадному подъехала машина. Главный выглянул в окно. Потом произвел рассчеты по игре.
– С тебя девяносто пять баксов, – сказал он и усмехнулся. – Потом отыграешся!
Встал, оделся.
– Пока можешь отдыхать, – сказал он, готовясь выйти. – Пыль уляжется – появлюсь и продолжим работать…
– Игорь, – остановил его Виктор. – А в чем все-таки смысл моей работы?
Главный прищурил глаза, глядя на Виктора.
– В твоих интересах не задавать вопросов, – сказал он негромко. – Можешь придумывать себе все, что угодно. Но запомни – как только тебе расскажут в чем смысл твоей работы, ты – труп… Это не кино. Не потому, что ты слишком много будешь знать. Наоборот. Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна…
Главный грустно улыбнулся.
– А вообще я тебе желаю добра. Поверь!
Он открыл дверь – за ней на площадке стоял уже знакомый Виктору «спортсмен». «Спортсмен» кивнул главному и они пошли вниз по лестницу.
Виктор закрыл дверь. Тишина квартиры давила ему на психику. Во рту ощущался горьковатый вкус табачного дыма. Захотелось сплюнуть, убрать с языка этот вкус.
Он вернулся в кухню. Там воздух был еще сильнее пропитан табаком, до потери своей прозрачности. Виктор открыл форточку. Ощутил холод. Но табачная дымка, подсвеченная лампой, даже не колыхнулась, словно воздух остался недвижим не смотря на открытую форточку. Виктор, сдвинув бумаги с подоконника, открыл окно. Холод ворвался в кухню и силой ветра прихлопнул дверь в коридор. Дымка стала рассасываться и постепенно исчезла. Вместе с холодом пришла свежесть воздуха. Виктор не чувствовал ветра, но видел, как он рассыпает по столу пепельную пирамидку, оставленную главным. Рассыпает на мельчайшие пылинки и постепенно скатывает их со стола на пол. Наконец от пирамидки и следа не осталось.
Дверь на кухню открылась и в проеме показался пингвин. Он словно пришел на холод. Подошел к Виктору и задрал голову вверх, глядя на хозяина.
Виктор улыбнулся ему. Потом посмотрел на воздух, проверяя еще раз его прозрачность.
Свет кухонной лампы вдруг резанул по его глазам.
Виктор выключил свет и остался в темноте.
47
Проснулся Виктор около одиннадцати. Проснулся от холода. Вскочил, выбежал на кухню, закрыл окно и форточку и тут же вернулся в спальню.
Полежал одетым под одеялом, немного согрелся. Снова встал.
После горячей ванны и крепкого кофе Виктор почувствовал себя лучше.
Да и тепло уже постепенно возвращалось в квартиру. Припомнился прошедший день. И резолюции на его «некрологах» в сейфе, и авиакассы, и игра в преферанс до полвторого ночи. Все это словно было не вчера, а давно. Все было где-то в далеком прошлом. Только вдруг откуда-то появился слабый запах табачного дыма и снова все происшедшее вчера вынырнуло из прошлого, вынырнуло и стало видимым во всех мельчайших деталях.
А за окном было тихо и морозно. И оттепель опять уступила место зиме.
– Что делать? – думал Виктор, снова держа в руках горячую чашку с кофе. – Работы уже нет и скорее всего не будет. Главный удрал… Деньги пока есть, хотя теперь их на восемьсот долларов меньше… Может, снова приняться за рассказы? А может за роман?..
Виктор попробовал себя отвлечь мыслями о будущей прозе и вдруг ощутил пустоту. Вся его проза была уже точно в далеком прошлом. Настолько далеком, что возникало сомнение – а его ли это прошлое? Или, может, что-то из прочитанного и забытого вдруг показалось частью пережитого самим Виктором?
Он глотнул кофе, вспомнил, что к вечеру Нина привезет Соню.
Реальность побеждала мысли. Впереди – просто продолжение жизни, исполнение долга перед Соней, забота о Мише. Потом – наверно, поиски новой работы…
И продолжающееся одиночество.
Он вдруг подумал о Нине. Что она сказала вчера? Что они были на вокзале. Провожали Сергея. Значит, Сергей все-таки уехал в Москву. Уехал не попрощавшись. Еще один кирпич в стену одиночества, окружающую Виктора.
И снова – Нина. Ее полуулыбка, некрасивые зубы и красивые глаза. Какого они цвета? Нет, Виктор не помнил их цвет.
– Что это я о ней думаю? – Виктор снова посмотрел в окно – свежий мороз выводил узоры на стекле. – Мне скоро сорок и пингвин Миша – самое близкое мне существо… Ему просто некуда от меня уйти. Кроме того, он лишен возможности думать, значит он и подумать об этом не может… Есть еще Соня, которая ничего не понимает, Соня, у которой куча денег и она спокойно говорит: «это мой телевизор!» И это правда ее телевизор. А если мы втроем или даже все вчетвером с Ниной, Соней и пингвином выйдем погулять, кто-нибудь обернется и подумает или скажет: «Какая дружная семья!..»
Виктор грустно улыбнулся. Его воображение рисовало забавные иллюзии, настолько правдоподобные со стороны, что хоть иди в фотосалон и снимай семейный портрет.
Полежал одетым под одеялом, немного согрелся. Снова встал.
После горячей ванны и крепкого кофе Виктор почувствовал себя лучше.
Да и тепло уже постепенно возвращалось в квартиру. Припомнился прошедший день. И резолюции на его «некрологах» в сейфе, и авиакассы, и игра в преферанс до полвторого ночи. Все это словно было не вчера, а давно. Все было где-то в далеком прошлом. Только вдруг откуда-то появился слабый запах табачного дыма и снова все происшедшее вчера вынырнуло из прошлого, вынырнуло и стало видимым во всех мельчайших деталях.
А за окном было тихо и морозно. И оттепель опять уступила место зиме.
– Что делать? – думал Виктор, снова держа в руках горячую чашку с кофе. – Работы уже нет и скорее всего не будет. Главный удрал… Деньги пока есть, хотя теперь их на восемьсот долларов меньше… Может, снова приняться за рассказы? А может за роман?..
Виктор попробовал себя отвлечь мыслями о будущей прозе и вдруг ощутил пустоту. Вся его проза была уже точно в далеком прошлом. Настолько далеком, что возникало сомнение – а его ли это прошлое? Или, может, что-то из прочитанного и забытого вдруг показалось частью пережитого самим Виктором?
Он глотнул кофе, вспомнил, что к вечеру Нина привезет Соню.
Реальность побеждала мысли. Впереди – просто продолжение жизни, исполнение долга перед Соней, забота о Мише. Потом – наверно, поиски новой работы…
И продолжающееся одиночество.
Он вдруг подумал о Нине. Что она сказала вчера? Что они были на вокзале. Провожали Сергея. Значит, Сергей все-таки уехал в Москву. Уехал не попрощавшись. Еще один кирпич в стену одиночества, окружающую Виктора.
И снова – Нина. Ее полуулыбка, некрасивые зубы и красивые глаза. Какого они цвета? Нет, Виктор не помнил их цвет.
– Что это я о ней думаю? – Виктор снова посмотрел в окно – свежий мороз выводил узоры на стекле. – Мне скоро сорок и пингвин Миша – самое близкое мне существо… Ему просто некуда от меня уйти. Кроме того, он лишен возможности думать, значит он и подумать об этом не может… Есть еще Соня, которая ничего не понимает, Соня, у которой куча денег и она спокойно говорит: «это мой телевизор!» И это правда ее телевизор. А если мы втроем или даже все вчетвером с Ниной, Соней и пингвином выйдем погулять, кто-нибудь обернется и подумает или скажет: «Какая дружная семья!..»
Виктор грустно улыбнулся. Его воображение рисовало забавные иллюзии, настолько правдоподобные со стороны, что хоть иди в фотосалон и снимай семейный портрет.
48
В шесть вечера Нина привезла Соню. Хотела сразу уезжать, но Виктор остановил ее и попросил с ними поужинать. Он быстро сварил картошки.
Соня закапризничала и ушла из кухни, почти ничего не съев.
Виктор и Нина остались за столом. Они ели молча, украдкой поглядывая друг на друга.
– Сергей надолго уехал? – спросил Виктор.
– Сказал, что на год, – ответила Нина. – Но он обещал летом приехать на пару дней… Мама его здесь осталась… Я теперь ей продукты покупаю…
– А она что, старая? – спросил Виктор.
– Нет, но у нее больные ноги…
Выпили чаю. Нина поблагодарила за ужин и попрощалась до завтра.
Закрыв за ней дверь, Виктор прошел в гостиную. Там работал телевизор, а на диване спала Соня. Она заснула одетой.
– Устала, – подумал Виктор.
Он раздел ее, накрыл одеялом. Подошел к телевизору, чтобы выключить.
Увидел на экране пингвинов, смешно прыгающих с ледяной горы в воду.
Негромко звучал голос комментатора, рассказывающий о животных Антарктиды.
Виктор оглянулся, разыскивая взглядом Мишу. Он стоял у балконной двери. Виктор подошел, поднял его и опустил уже перед телевизором.
Пингвин что-то буркнул.
– Смотри! – прошептал ему Виктор.
Миша, увидев своих собратьев, замер. Уставился на экран.
Минут пять они вместе с Виктором смотрели на прыгающих и ныряющих пингвинов, пока передача не кончилась. Миша вдруг подошел к телевизору и попытался толкнуть его грудью, но толкнул только тумбочку, на которой тот стоял. Правда толкнул сильно, так, что телевизор зашатался.
– Ты что! – шепотом сказал Виктор, придерживая телевизор и оглядываясь на пингвина. – Так нельзя!
Утром позвонили из больницы.
– Ваш родственник умер, – сказал спокойный женский голос.
– Когда? – спросил Виктор.
– Ночью… Тело забирать будете?
Виктор молчал.
– Вы будете его хоронить? – снова раздался из трубки женский голос.
– Да… – произнес Виктор и тяжело вздохнул.
– Мы можем держать его в морге до трех дней, – сказала звонившая женщина. – Пока вы организуете похороны. Не забудьте взять паспорт, когда за ним приедите…
Виктор опустил трубку. Обернулся на Соню – она уже не спала. Лежала на диване под одеялом, сонно смотрела на Виктора.
Часы показывали полдевятого.
– Можешь еще поспать, – сказал девочке Виктор, выходя из комнаты.
В десять пришла Нина. Она была немного простужена и сказала, что они сегодня побудут дома.
– Ты не знаешь, где хоронят ученых? – спросил ее Виктор.
– На Байковом, – ответила Нина.
Одевшись потеплее, Виктор поехал на Байковое кладбище.
В конторе кладбища его встретила пожилая толстая женщина. Она сидела за старым письменным столом в красной шерстяной кофте. Держала в руках очки с толстенными линзами.
Обойдя стоявший посередине комнаты обогреватель, Виктор сел на стул перед женщиной. Она одела очки.
– У меня знакомый умер… – заговорил он. – Ученый…
– Ясно, – спокойно произнесла женщина. – Академик?
– Нет…
– Ну а родственники здесь уже похоронены? – спросила она.
– Не знаю… – ответил Виктор.
– То есть вам нужно отдельное место… – кивнула сама себе женщина.
Потом открыла общую тетрадь, лежавшую на столе, написала что-то на странице и подсунула ее Виктору.
Виктор придвинул тетрадь поближе и увидел «$1000».
– Стоимость места, – понизив голос, сказала женщина. – Сюда входит спецавтобус и копка могилы… Сейчас зима, сами знаете. Грунт мерзлый…
– Хорошо, – согласился Виктор.
– Фамилия покойного? – спросила она.
– Пидпалый.
– Завтра привезете деньги, а послезавтра в одиннадцать – похороны.
Подъедите сначала сюда, я скажу водителю номер участка… Кстати, можете у нас и памятник заказать…
Соня закапризничала и ушла из кухни, почти ничего не съев.
Виктор и Нина остались за столом. Они ели молча, украдкой поглядывая друг на друга.
– Сергей надолго уехал? – спросил Виктор.
– Сказал, что на год, – ответила Нина. – Но он обещал летом приехать на пару дней… Мама его здесь осталась… Я теперь ей продукты покупаю…
– А она что, старая? – спросил Виктор.
– Нет, но у нее больные ноги…
Выпили чаю. Нина поблагодарила за ужин и попрощалась до завтра.
Закрыв за ней дверь, Виктор прошел в гостиную. Там работал телевизор, а на диване спала Соня. Она заснула одетой.
– Устала, – подумал Виктор.
Он раздел ее, накрыл одеялом. Подошел к телевизору, чтобы выключить.
Увидел на экране пингвинов, смешно прыгающих с ледяной горы в воду.
Негромко звучал голос комментатора, рассказывающий о животных Антарктиды.
Виктор оглянулся, разыскивая взглядом Мишу. Он стоял у балконной двери. Виктор подошел, поднял его и опустил уже перед телевизором.
Пингвин что-то буркнул.
– Смотри! – прошептал ему Виктор.
Миша, увидев своих собратьев, замер. Уставился на экран.
Минут пять они вместе с Виктором смотрели на прыгающих и ныряющих пингвинов, пока передача не кончилась. Миша вдруг подошел к телевизору и попытался толкнуть его грудью, но толкнул только тумбочку, на которой тот стоял. Правда толкнул сильно, так, что телевизор зашатался.
– Ты что! – шепотом сказал Виктор, придерживая телевизор и оглядываясь на пингвина. – Так нельзя!
Утром позвонили из больницы.
– Ваш родственник умер, – сказал спокойный женский голос.
– Когда? – спросил Виктор.
– Ночью… Тело забирать будете?
Виктор молчал.
– Вы будете его хоронить? – снова раздался из трубки женский голос.
– Да… – произнес Виктор и тяжело вздохнул.
– Мы можем держать его в морге до трех дней, – сказала звонившая женщина. – Пока вы организуете похороны. Не забудьте взять паспорт, когда за ним приедите…
Виктор опустил трубку. Обернулся на Соню – она уже не спала. Лежала на диване под одеялом, сонно смотрела на Виктора.
Часы показывали полдевятого.
– Можешь еще поспать, – сказал девочке Виктор, выходя из комнаты.
В десять пришла Нина. Она была немного простужена и сказала, что они сегодня побудут дома.
– Ты не знаешь, где хоронят ученых? – спросил ее Виктор.
– На Байковом, – ответила Нина.
Одевшись потеплее, Виктор поехал на Байковое кладбище.
В конторе кладбища его встретила пожилая толстая женщина. Она сидела за старым письменным столом в красной шерстяной кофте. Держала в руках очки с толстенными линзами.
Обойдя стоявший посередине комнаты обогреватель, Виктор сел на стул перед женщиной. Она одела очки.
– У меня знакомый умер… – заговорил он. – Ученый…
– Ясно, – спокойно произнесла женщина. – Академик?
– Нет…
– Ну а родственники здесь уже похоронены? – спросила она.
– Не знаю… – ответил Виктор.
– То есть вам нужно отдельное место… – кивнула сама себе женщина.
Потом открыла общую тетрадь, лежавшую на столе, написала что-то на странице и подсунула ее Виктору.
Виктор придвинул тетрадь поближе и увидел «$1000».
– Стоимость места, – понизив голос, сказала женщина. – Сюда входит спецавтобус и копка могилы… Сейчас зима, сами знаете. Грунт мерзлый…
– Хорошо, – согласился Виктор.
– Фамилия покойного? – спросила она.
– Пидпалый.
– Завтра привезете деньги, а послезавтра в одиннадцать – похороны.
Подъедите сначала сюда, я скажу водителю номер участка… Кстати, можете у нас и памятник заказать…
49
Следующий день показался Виктору самым тяжелым в его жизни. Нет, ему не пришлось целый день тратить на организацию похорон. Эмма Сергеевна – так звали распорядителя печальных церемоний на Байковом – четко записала ему на листке бумаге хронологию следующего дня – в 11:00 встретить «ПАЗик» номер 66-17 возле морга Октябрьской больницы. К этому времени похоронный гример – дополнительные сто долларов – подготовит покойника к погрузке.
Покойник будет одет в собственную одежду и будет лежать в «недорогом, но добротном сосновом гробу». Деньги освободили Виктора от суеты, но не сняли с души тяжесть. Возвращаться домой не хотелось – там были Нина и Соня.
Утром он сказал Нине, что у него умер друг. Нина отнеслась к этому с пониманием. Сказала, что не уйдет, пока Виктор не вернется домой.
Но возвращаться домой Виктору не хотелось. Он поехал на Подол.
Просидел в «Бахусе» до закрытия, выпив там три стакана красного вина.
После теплого «Бахуса» он бродил по Подолу пока не почувствовал, что замерзает.
Домой вернулся около девяти.
– Я суп сварила, подогреть? – спросила Нина, заглядывая в глаза Виктору.
Поужинав, Виктор попросил Нину остаться. И она осталась.
Соня спала в гостиной, а в спальне Виктор прижимал к себе Нину. Они лежали, накрывшись двумя одеялами, но Виктору все-равно было холодно.
Только прижимаясь к Нине, он чувствовал тепло. Но ее глаза смотрели на него с жалостью и эта жалость раздражала Виктора. Ему захотелось ей сделать больно. Он еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя ее ребра. Но Нина молчала и только смотрела на него с жалостью. Он чувствовал ее руки на своей спине. Она тоже обнимала его, но как-то покорно, без силы, словно не обнимала, а просто держалась за него. Так же покорно она отдалась ему, молча и беззвучно. А он все пытался сделать ей больно, заставить ее вскрикнуть или остановить его. Но вскоре он устал, так и не добившись от нее ни звука. Он снова лежал и обнимал ее уже слабее. Глаза его были закрыты, но он не спал. Он не хотел больше видеть жалость в ее взгляде. Да и было ему теперь за себя стыдно, за свою злость и раздражение, за грубость. И когда он все-таки уснул, она еще долго лежала с открытыми глазами, глядя на него и о чем-то думая. Может быть, о терпении.
Когда он проснулся утром – Нины рядом не было. Виктор испугался, что она ушла и больше не придет. Он встал, одел халат и выглянул в гостиную.
Соня еще спала.
В кухне что-то звякнуло.
Виктор прошел туда и увидел Нину. Она была одета, стояла у плиты.
Варила рисовую кашу.
Виктору хотелось что-то сказать ей, может быть извиниться.
Она обернулась и кивнула ему. Виктор подошел, нежно обнял ее.
– Извини, – прошептал он.
Она потянулась на цыпочках и поцеловала его в губы.
– Тебе когда надо уходить? – спросила она.
– В десять…
Покойник будет одет в собственную одежду и будет лежать в «недорогом, но добротном сосновом гробу». Деньги освободили Виктора от суеты, но не сняли с души тяжесть. Возвращаться домой не хотелось – там были Нина и Соня.
Утром он сказал Нине, что у него умер друг. Нина отнеслась к этому с пониманием. Сказала, что не уйдет, пока Виктор не вернется домой.
Но возвращаться домой Виктору не хотелось. Он поехал на Подол.
Просидел в «Бахусе» до закрытия, выпив там три стакана красного вина.
После теплого «Бахуса» он бродил по Подолу пока не почувствовал, что замерзает.
Домой вернулся около девяти.
– Я суп сварила, подогреть? – спросила Нина, заглядывая в глаза Виктору.
Поужинав, Виктор попросил Нину остаться. И она осталась.
Соня спала в гостиной, а в спальне Виктор прижимал к себе Нину. Они лежали, накрывшись двумя одеялами, но Виктору все-равно было холодно.
Только прижимаясь к Нине, он чувствовал тепло. Но ее глаза смотрели на него с жалостью и эта жалость раздражала Виктора. Ему захотелось ей сделать больно. Он еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя ее ребра. Но Нина молчала и только смотрела на него с жалостью. Он чувствовал ее руки на своей спине. Она тоже обнимала его, но как-то покорно, без силы, словно не обнимала, а просто держалась за него. Так же покорно она отдалась ему, молча и беззвучно. А он все пытался сделать ей больно, заставить ее вскрикнуть или остановить его. Но вскоре он устал, так и не добившись от нее ни звука. Он снова лежал и обнимал ее уже слабее. Глаза его были закрыты, но он не спал. Он не хотел больше видеть жалость в ее взгляде. Да и было ему теперь за себя стыдно, за свою злость и раздражение, за грубость. И когда он все-таки уснул, она еще долго лежала с открытыми глазами, глядя на него и о чем-то думая. Может быть, о терпении.
Когда он проснулся утром – Нины рядом не было. Виктор испугался, что она ушла и больше не придет. Он встал, одел халат и выглянул в гостиную.
Соня еще спала.
В кухне что-то звякнуло.
Виктор прошел туда и увидел Нину. Она была одета, стояла у плиты.
Варила рисовую кашу.
Виктору хотелось что-то сказать ей, может быть извиниться.
Она обернулась и кивнула ему. Виктор подошел, нежно обнял ее.
– Извини, – прошептал он.
Она потянулась на цыпочках и поцеловала его в губы.
– Тебе когда надо уходить? – спросила она.
– В десять…
50
По дороге «ПАЗик» нещадно трясло. Водитель старался вести автобус помедленнее, но вечно спешащие иномарки сигналили и заставляли его бросать испуганные взгляды в зеркало заднего вида.
Впереди сидели два мужичка интеллигентного вида: один в коротком овчинном тулупе, второй – в черной кожаной куртке. Обоим было около пятидесяти. Один из них был гример, а второй – распорядитель, но кто из них кто Виктор не знал. Появились они одновременно, помогая санитарам морга выносить гроб и просовывать его в заднюю дверцу спецавтобуса.
Виктор сидел сзади, обнимая и одновременно удерживая на сидении Мишу.
Рядом в проходе потрескивал на поворотах заколоченный гроб, оббитый красной и черной тканью.
Иногда Виктор ловил на себе любопытный взгляд мужичков, но, конечно, не он вызывал их любопытство, а Миша.
Заехав на Байковое кладбище, остановились у конторы. Водитель вышел узнать номер участка, а Виктор тем времени успел купить большой букет цветов у одной из стоявших здесь старушек. Потом вернулся в автобус.
Дорога по кладбищенским аллеям оказалась неожиданно долгой. Виктору уже надоело ехать вдоль бесконечных памятников и оградок.
Впереди сидели два мужичка интеллигентного вида: один в коротком овчинном тулупе, второй – в черной кожаной куртке. Обоим было около пятидесяти. Один из них был гример, а второй – распорядитель, но кто из них кто Виктор не знал. Появились они одновременно, помогая санитарам морга выносить гроб и просовывать его в заднюю дверцу спецавтобуса.
Виктор сидел сзади, обнимая и одновременно удерживая на сидении Мишу.
Рядом в проходе потрескивал на поворотах заколоченный гроб, оббитый красной и черной тканью.
Иногда Виктор ловил на себе любопытный взгляд мужичков, но, конечно, не он вызывал их любопытство, а Миша.
Заехав на Байковое кладбище, остановились у конторы. Водитель вышел узнать номер участка, а Виктор тем времени успел купить большой букет цветов у одной из стоявших здесь старушек. Потом вернулся в автобус.
Дорога по кладбищенским аллеям оказалась неожиданно долгой. Виктору уже надоело ехать вдоль бесконечных памятников и оградок.