Так же как и накануне, когда Тотто-тян с любопыт­ством наблюдала в сторонке, директор обходил учеников и заглядывал в их коробочки.
   – Положили ли вам что-нибудь из «даров моря» и «даров гор»? – спрашивал он каждого. Всем было приятно и к тому же ужасно интересно, что попало в коробочку от моря, а что – от земли.
   Однако случалось и так, что чья-нибудь мама в спешке забывала о просьбе директора и в коробочке оказывались только «дары моря» или одни «дары гор». Тогда проис­ходило следующее. Вслед за директором шагала его су­пруга в белом фартуке, как у повара – в каждой руке по кастрюле. Если директор останавливался около какого-ни­будь ученика и командовал: «Море!», она доставала из «морской» кастрюли парочку «тикува» – рыбных пало­чек – и клала на крышку коробочки с едой. Если же директор говорил: «Горы!», то из другой, «горной», ка­стрюли извлекалось несколько вареных картофелин.
   Никому и в голову не приходило сказать, что ему, например, не нравятся рыбные палочки, что у кого-то вкуснее приправа или, наоборот, что кто-то каждый раз приносит из дома невкусный завтрак. Лишь бы в коробочке лежали рядышком «дары моря» и «дары гор» – и все были счастливы, резвились и смеялись.
   В конце концов и Тотто-тян разобралась, что такое «дары моря» и «дары гор». Только забеспокоилась: а все ли у нее в порядке, ведь мама так торопилась утром! Но когда она приоткрыла крышку, то едва сдержала востор­женный возглас – так все было замечательно. Только представьте: яичный желток, зеленый горошек, коричневые кусочки дэмбу, розовая тресковая икра. Ну не коробочка с едой, а просто крошечный садик!
   – Красиво получилось! – похвалил директор. Тотто-тян обрадовалась и сказала:
   – Моя мама хорошо готовит.
   А директор, указав на дэмбу, спросил:
   – А это откуда – из моря или с суши? Тотто-тян посмотрела на дэмбу и задумалась: «Такого
   же цвета, как и земля, может, росло где-нибудь в горах…» Но уверенности у нее не было.
   – Не знаю, – честно призналась она. Тогда директор повернулся ко всем ребятам:
   – Так откуда же дэмбу – из моря или с суши?
   Все призадумались, а потом поднялся шум: одни кричали «Горы!», другие – «Море!», но точно никто не знал. Дождавшись, когда все умолкнут, директор сказал:
   – Хорошо, я скажу. Дэмбу – морской продукт.
   – Почему? – спросил кто-то.
   Директор вышел на середину круга, образованного столами:
   – Дэмбу делают из вареной рыбы – отделяют мякоть от костей, слегка поджаривают, режут на маленькие ку­сочки, сушат и смешивают с разными соусами.
   Всем стало интересно:
   – А можно посмотреть?
   – Конечно, – ответил директор.
   Ребята окружили Тотто-тян и стали заглядывать в ее коробочку. Многие и раньше ели дэмбу, но и им было интересно, кроме того, хотелось посмотреть, как пригото­вила дэмбу мама Тотто-тян. Некоторые так усердно ню­хали его, что Тотто-тян даже испугалась, не попортят ли они красоту коробочки.
   Тотто-тян немного волновалась, как пройдет ее первый обед в новой школе, но все обошлось как нельзя лучше. До чего же интересно! Хорошо, что мама не забыла положить в коробочку все, что нужно. А уж как вкусно это оказалось! И Тотто-тян опять порадовалась.

Хорошо прожевывать

   Обычно японцы, приступая к еде, просто гово­рят: «Итадакимасу», что означает «С удовольствием отве­даю», но в школе «Томоэ» все было не так. Перед обедом здесь пели песенку. Директор школы был еще и музы­кантом и поэтому сочинил «предобеденную песенку». «Со­чинил» – громко сказано, просто придумал стишок на мотив известной английской песенки «Греби, греби, греби веслами».
   Вот какие слова придумал директор:
 
Хорошо прожевывай
Всю еду.
Жуй, жуй, жуй
– А я подожду.
 
   И лишь закончив петь, дети говорили: «Итадакимасу», то есть «С удовольствием отведаю».
   Слова песенки настолько подходили под знакомую ме­лодию «Греби, греби, греби…», что некоторые даже много лет спустя, став уже взрослыми, были уверены, что ее ис­покон веку пели перед обедом.
   Конечно, директор мог сочинить песенку и оттого, что у него самого не хватало пары зубов, но скорее всего у него были другие причины: в первую очередь он заботился о том, чтобы обед проходил весело и интересно. Именно об этом он часто говорил ученикам, и предобеденная песенка была своего рода напоминанием.
   Итак, спев песенку, дети хором сказали: «Итадакима­су» – и принялись за «дары моря» и «дары гор». Тотто-тян, разумеется, последовала их примеру. На некоторое время в зале воцарилась тишина.

Прогулка

   После обеда Тотто-тян немного поиграла на школьном дворе, а потом вернулась в класс, где их ждала учительница.
   – Мы сегодня хорошо позанимались, – сказала та, – а теперь давайте решим, что будем делать после обеда.
   Не успела Тотто-тян даже подумать, чем бы ей хоте­лось заняться, как все в один голос воскликнули: . – Гулять!
   – Тогда пошли, – сказала учительница, и все броси­лись к выходу.
   Тотто-тян была приятно удивлена. Она иногда ходила на прогулки с папой и Рокки, но никогда не слышала, чтобы такое бывало в школе. Что-что, а погулять она любила и поэтому поспешила надеть туфли.
   Оказалось, что если до обеда ученики усердно зани­мались и выполнили всю программу, которую учитель выписывал на доске, то после обеда им разрешалось гу­лять. Такое правило существовало и для первоклассников, и для учеников последнего, шестого класса.
   Все девять первоклассников с учительницей вышли за школьные ворота и зашагали вдоль речушки. По берегам росли большие вишневые деревья, еще совсем недавно покрытые пышными цветами. Насколько хватал глаз тя­нулись ярко-желтые поля сурепицы. Теперь той речушки уже нет – русло ее засыпали землей, а округу – Дзиюга-оку (Свободные холмы) – застроили.
   – Сегодня мы пойдем к храму Кухомбуцу, – сказала девочка с зайцем на сарафане. Звали ее Сакко-тян. – Там возле пруда мы видели змею. А еще там есть старый колодец, говорят, что в него упала звездочка, – рассказы­вала она.
   По дороге дети весело болтали, небо было голубое, и в воздухе носились бабочки.
   Минут через десять учительница остановилась и пока­зала на желтый цветок.
   – Смотрите, это сурепица. Знаете, отчего цветут цве­ты? – спросила она и стала рассказывать о тычинках и пестиках.
   Ученики присели на корточки у дороги и принялись разглядывать сурепицу. Учительница добавила, что опы­ляются цветы бабочками, которые перелетают от одного цветка к другому. Действительно, бабочки выглядели очень занятыми.
   Потом учительница снова пошла впереди, и ребята потянулись за ней.
   Кто-то сказал:
   – Пестики и перчики – это, наверно, не одно и то же. Тотто-тян подумала: «Вроде бы не одно и то же», хотя не была в этом уверена. Тем не менее, как и все остальные, твердо усвоила: пестики, как и тычинки, очень нужны растениям.
   Еще минут десять ходьбы, и перед ними – густая роща, окружающая буддийский храм Кухомбуцу. Ребя­тишки с веселыми криками разбежались в разные стороны.
   – Хочешь посмотреть колодец, куда упала звездоч­ка? – спросила Сакко-тян.
   Тотто-тян, понятно, сразу согласилась и побежала за ней. Колодец был каменный, с низкими стенками – де­вочкам по грудь. Сверху он был прикрыт деревянной крышкой. Приподняв ее, подружки заглянули внутрь. Ко­лодец пересох. Внизу было темно, виднелись только камни, сверкающей звездочки не было. Тотто-тян долго вгляды­валась в полумрак, а потом спросила:
   – Ты когда-нибудь видела эту звездочку?
   Та покачала головой:
   – Нет, никогда.
   Тотто-тян задумалась: «Почему же она не светит?» И наконец придумала:
   – Звездочка, наверно, сейчас спит!
   И без того большие глаза Сакко-тян расширились от удивления:
   – А разве звезды спят?
   – Думаю, днем они спят, а ночью просыпаются и на­чинают сверкать, – затараторила Тотто-тян потому, что совсем не была уверена в этом.
   Когда все собрались, отправились гулять по храмовому парку. Хохотали до упаду, потешаясь над огромными животами «Стражей ворот» – двух статуй при входе в храм, – заглядывали, хоть и было немного жутковато, в полутьму храма на изваяние Будды, ставили ступни в громадный след на камне: по преданию, тут ступил ког­да-то тэнгу – длинноносый леший. Потом бегали вокруг пруда, громко приветствуя катавшихся на лодках людей. И еще играли в «классики» гладкими черными камешками.
   Наигрались так, что едва держались на ногах. Все для Тотто-тян было в диковинку, и каждое открытие она приветствовала восторженным воплем. Солнце склонилось к закату.
   – Пора возвращаться, – сказала учительница, и они пустились в обратный путь по дороге, вившейся между полями сурепицы и вишневой аллеей.
   Они даже не догадывались, какую пользу приносят им такие прогулки, как помогают понять природу, науки, историю, – им это казалось забавой и развлечением.
   На прогулке Тотто-тян быстро сдружилась с одно­классниками, и ей казалось, что она знает их всю свою жизнь. На обратном пути Тотто-тян крикнула:
   – Давайте и завтра пойдем на прогулку!
   – Обязательно пойдем! – дружно ответили ребята, прыгая от удовольствия.
   Бабочки деловито кружились, отовсюду неслось щебе­тание птиц, и сердечко Тотто-тян переполнялось счастьем.
   Школьная песня
   Каждый школьный день приносил новые нео­жиданности. По-прежнему Тотто-тян не могла дождаться утра, чтобы бежать в школу. А возвратившись домой, рассказывала Рокки, папе и маме о том, что она делала сегодня и как было интересно. Маме даже приходилось прерывать ее:
   – Может быть, ты помолчишь немножко? Поешь-ка лучше.
   И даже после того, как Тотто-тян привыкла, у нее всегда находилось о чем рассказать. Мама нарадоваться не могла.
   Однажды по пути в школу Тотто-тян вдруг подумала: «А как насчет школьного гимна – есть ли он у „Томоэ“?» Ей захотелось побыстрей добраться до школы, чтобы выяснить этот вопрос. И хотя до станции Дзиюгаока было еще две остановки, она встала у дверей, чтобы сразу же выскочить из вагона и помчаться к школе. На следующей станции в вагон вошла какая-то женщина. Она удивленно посмотрела на девочку, застывшую в дверях, словно бегунья на старте: все ли в порядке?
   Едва поезд затормозил, Тотто-тян молнией метнулась из вагона. Только молодой кондуктор, не дожидаясь пол­ной остановки, картинно встал одной ногой на платформу и громко объявил: «Дзиюгаока! Просим пассажиров…», как Тотто-тян уже и след простыл.
   Домчавшись до своего вагона-класса, Тотто-тян затор­мошила Тайдзи Ямаути, пришедшего раньше нее:
   – Тай-тян, а у нашей школы есть своя песня? Тай-тян, увлекавшийся физикой, ответил после раздумья:
   – Пожалуй, что нет…
   – Что ж так? – слегка важничая, протянула Тотто-тян. – Надо придумать что-нибудь… В прежней школе у нас была знаешь какая! – И Тотто-тян громко запела:
   Как прекрасен пруд Сэндзоку – что за вид!
   Хоть и мелок, он прельщает и манит!
   Хотя Тотто-тян совсем недолго ходила в прежнюю школу, она хорошо запомнила первый куплет песенки, не совсем, правда, понятной ей. Это произвело впечатление на Тай-тяна. Слушая, он одобрительно покачивал головой. Тут подошли остальные и тоже пришли в восторг оттого, что Тотто-тян запомнила такие трудные слова.
   – Давайте попросим директора сочинить нам песню, – предложила Тотто-тян.
   Все согласились и гурьбой направились в кабинет ди­ректора. Выслушав песенку Тотто-тян, он тут же по­обещал:
   – Завтра к утру будет готово.
   На следующее утро в каждом классе висело объявление: «Всем собраться на школьном дворе». С замирающим сердцем Тотто-тян полетела на сбор. Поставив классную доску посередине двора, директор сказал:
   – Смотрите, вот песня нашей школы «Томоэ».
   Он провел на доске пять длинных линий и нарисовал на них ноты: точки и похожие на головастиков запятые.
   – Давайте споем все вместе! – Директор высоко, словно дирижер, поднял руки.
   По его взмаху все пятьдесят учеников запели:
   – То-мо-э, То-мо-э, То-мо-э!
   – И это все? – после короткой паузы спросила Тотто-тян.
   – Да, – с торжествующим видом ответил директор.
   – А нельзя ли что-нибудь поинтересней? – спросила Тотто-тян, явно разочарованная. – Что-нибудь вроде «как прекрасен пруд Сэндзоку»…
   – Тебе не нравится? – Директор покраснел, но про­должал улыбаться. – А мне кажется, неплохо.
   Песенка никому не понравилась: уж очень была она незатейливая, лучше уж вообще без гимна.
   Директор даже немного расстроился, но сердиться не стал и стер ноты с доски. Тотто-тян даже пожалела, что они так невежливо обошлись с директором. Но что по­делаешь, все мечтали о более торжественной песне. Вскоре все забыли о песне, и школа «Томоэ» до конца своего существования так и не обзавелась собственным гимном.

Положить все на место

   Никогда еще Тотто-тян так не трудилась, как в тот день в школьном туалете. Она обронила любимый кошелек! И хотя в нем не было ни одной монетки, можете представить, как он был дорог ей, если она брала его с собой даже в такое место. Это на самом деле была чудесная вещь: из тафты в красную, желтую и зеленую клетку, плоский, с треугольным клапаном и похожей на брошку застежкой в виде серебристого терьера.
   В тот злополучный день кошелек выскользнул из рук и шлепнулся вниз. Тотто-тян вскрикнула от досады. Но поздно! Кошелек исчез.
   Она не стала понапрасну лить слезы. Тут же бросилась к дворнику, в кладовку, и попросила у него большой деревянный черпак на длинной ручке, из которого обычно поливали школьный садик. Ручка черпака была вдвое длин­нее самой Тотто-тян, но это ее не смутило. С черпаком в руках Тотто-тян отправилась на задний двор, чтобы оты­скать выгребную яму. После долгих поисков она обнару­жила круглую железобетонную плиту, прикрывавшую от­верстие люка. С трудом сдвинула крышку и заглянула внутрь.
   – Вот это ямища – как пруд в Кухомбуцу! – пора­зилась она.
   И Тотто-тян приступила к делу. Она принялась вы­черпывать яму. Каждый раз она заглядывала в черпак, чтобы посмотреть, нет ли там кошелька. Она рассчитывала мигом найти его, но не тут-то было. Тем временем про­звенел звонок – начинались уроки.
   «Как же мне быть?» – задумалась Тотто-тян. Нет, надо довести дело до конца, ведь уже потратила столько сил. И она с удвоенной энергией принялась за работу. Вокруг люка образовалась целая гора, когда показался директор.
   – Что ты тут делаешь? – спросил он.
   – Уронила кошелек, – ответила Тотто-тян, продолжая орудовать черпаком: уж очень ей не хотелось терять дра­гоценное время.
   – Вот оно что… – протянул директор и удалился, за­ложив по своему обыкновению руки за спину.
   Прошло еще время. Куча росла, а кошелька все не было. Тут снова подошел директор.
   – Ну как, нашла? – спросил он.
   – Нет, – стоя в центре «кратера», коротко ответила Тотто-тян. Лицо ее покрылось испариной, щеки раскрас­нелись.
   Директор подошел поближе и дружелюбно сказал:
   – Закончишь, верни все на место, договорились? – и снова удалился.
   – Ладно! – не прерывая работы, бодро ответила Тот­то-тян.
   Яма почти опустела, но кошелька там не было. Однако Тотто-тян было уже все равно – она сделала все, что могла, и была ужасно довольна собой.
   Другой на месте директора, застав девочку за подобным занятием, выбранил бы ее: «Что ты делаешь!», или «Пре­крати сейчас же, это опасно!», или же стал бы навязывать помощь. А он только и сказал: «Закончишь, верни все на место!» «Какой замечательный педагог!» – подумала мама, когда Тотто-тян рассказала ей о случившемся.
   Тотто-тян сдержала обещание: сбросила всю кучу в яму. Это было гораздо легче и быстрей, чем черпать оттуда. Она аккуратно закрыла люк и отнесла черпак в кладовку.
   Вечером, ложась спать, Тотто-тян лишь мельком вспом­нила про великолепный кошелек. Она, конечно, сожалела о потере, но, наработавшись, сразу уснула.

Отчего ее назвали Тотто-тян

   Настоящее имя Тотто-тян – Тэцуко. Родствен­ники и друзья папы и мамы почему-то были уверены, что родится мальчик. Мама и папа поверили им, ведь это был их первый ребенок, и заранее подобрали мужское имя – Тору. Когда родилась девочка, они были немного разоча­рованы, тем более что придумали такое хорошее имя. Но печалились они недолго. Им обоим очень нравился иерог­лиф «тору», который можно прочитать по-другому – «тэ-цу». Каждый иероглиф что-то означает, а у этого был замечательный смысл: «трогать сердце». Поэтому они вы­брали второе чтение иероглифа – «тэцу», добавив суф­фикс «ко», подходящий для женского имени, и вышло «Тэцуко».
   Малышей всегда ласкательно зовут «тян» – вот так и получилось имя Тэцуко-тян. Правда, самой Тэцуко труд­но давалось собственное имя, и когда кто-нибудь спра­шивал, как ее зовут, она отвечала: «Тотто-тян». Ведь маленькие почти всегда произносят слова совсем иначе, чем взрослые. К тому же она была просто уверена, что «тян» – это часть имени.
   И все-таки папа иногда называл ее Тотто-скэ, словно она была мальчишкой[6]:
   – А ну-ка, Тотто-скэ, иди помоги мне снимать дол­гоносиков с розового куста!
   Но, кроме отца и Рокки, остальные звали ее Тотто-тян, и сама она, хоть и писала на обложке школьной тетради «Тэцуко», искренно полагала, что ее зовут Тотто-тян и никак иначе.

Комические рассказы

   Вчера Тотто-тян страшно расстроилась. Мама строго сказала ей: «Больше ты не будешь слушать юмо­ристические рассказы по радио».
   Когда Тотто-тян была маленькой, радиоприемники бы­ли большие и делали их из дерева. Выглядели они впе­чатляюще: прямоугольный корпус с круглой надстройкой. Вся передняя панель была отведена для большого репро­дуктора, затянутого розовым шелком. Там же была при­креплена деревянная виньетка, а вот рычажков для на­стройки было только два.
   Еще до того, как пойти в школу, Тотто-тян очень любила слушать по радио рассказы ракуго, с которыми выступали юмористы. Это было настолько увлекательно, что она буквально прилипала к розовому шелку репро­дуктора. До вчерашнего дня мама не имела ничего против того, чтобы Тотто-тян слушала их рассказы.
   Вечером в гостиной их дома собрались друзья отца – оркестранты, чтобы репетировать струнный квартет.
   – Наш гость, господин Цунэсада Татибана, принес тебе бананов, – сказала мама.
   Тотто-тян обрадовалась. Она вежливо поклонилась го­сподину Татибане, благодаря его за бананы, и тут же, совершенно помимо своей воли, произнесла фразу, услы­шанную по радио:
   – Ну ты даешь, мамаша! Обалдеть можно!
   После этого Тотто-тян слушала ракуго только тайком, когда родителей не было дома. Когда рассказчики были в ударе, Тотто-тян хохотала до упаду. Если б кто-либо из взрослых увидел ее в этот момент, он бы здорово удивился: неужели замысловатые шутки и сложная игра слов по­нятны маленькой девочке?! На самом же деле детям, как бы малы они ни были, свойственно чувство юмора, и ес­ли что-нибудь действительно смешно, то смеются они от всей души.

Прибыл новый вагон

   На большой переменке Миё-тян сообщила такую новость:
   – Вечером привезут новый вагон!
   Миё-тян была младшей дочкой директора и училась с Тотто-тян в одном классе.
   В школьном дворе уже стояло шесть железнодорожных вагонов, а теперь, стало быть, должен прибыть еще один. В новом вагоне, если верить Миё-тян, собирались открыть читальню. Все разволновались до крайности.
   – Интересно, как он сюда попадет?
   На такой вопрос сразу и не ответишь. Наступила тишина.
   Кто-то предположил:
   – Наверно, сначала пойдет своим ходом по рельсам, по линии Оимати, а от переезда уже потащат по дороге.
   – Значит, сойдет с рельсов… – добавил другой.
   – Может, повезут на прицепе? – предположил третий.
   – Какой же прицеп выдержит такую тяжесть?.. – усомнился четвертый.
   – И точно… – На этом обмен мнениями зашел в тупик.
   Всем стало ясно, что никакой прицеп или даже гру­зовик не выдержит железнодорожного вагона.
   – Рельсы! – воскликнула Тотто-тян после долгого раздумья. – Они, наверное, собираются проложить их пря­мо к школе.
   – Откуда же? – спросил кто-то.
   – Как откуда?.. Оттуда, где ходит электричка… – Тот­то-тян и сама начала понимать, что ее идея не из лучших. Кто станет ломать дома, чтобы проложить рельсы к школе?
   После долгих бесплодных споров все решили не воз­вращаться домой после уроков, а остаться в школе и дождаться вагона. Отрядили Миё-тян к своему папе-директору попросить разрешения остаться до вечера, когда привезут вагон. Миё-тян не заставила себя долго ждать.
   Ответ был таков: «Вагон придет очень поздно, ночью, после того, как перестанут ходить поезда. Но если кто-то уж очень хочет посмотреть, пусть сначала вернется домой, спросит разрешения, поужинает и придет в школу, захва­тив с собой пижаму и одеяло».
   – Ура! – в восторге закричали дети.
   – Он сказал, что надо захватить пижаму?!
   – И одеяло?!
   И хотя после полудня занятия продолжались, никто уже не мог сосредоточиться. Как только уроки закончи­лись, ребята из класса Тотто-тян ринулись домой. Каждый надеялся, что родители не станут возражать. А потом они соберутся в школе, с пижамами и одеялами.
   Едва перешагнув порог, Тотто-тян бросилась к маме:
   – Послушай, вагон придет! Как придет, никто не знает… Пижаму и одеяло… Можно, мама?
   Мама никак не могла понять, чего от нее хотят. Да и кто другой бы на ее месте разобрался? Тем не менее по взволнованному лицу дочери было ясно, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
   После долгих расспросов она наконец уразумела, в чем дело. «Пусть пойдет посмотрит, – подумала она. – Когда же еще представится такой случай…» По правде сказать, ей самой до смерти захотелось посмотреть, как привезут вагон.
   Мама приготовила для Тотто-тян пижаму, одеяло и после ужина поехала с ней в школу.
   Собралось человек десять, среди них несколько стар­шеклассников, также прослышавших о великом событии. Не­сколько мам, приехавших с детьми, судя по всему, сами были не прочь остаться, но все же отправились домой, оставив детишек на попечение директора.
   – Я разбужу вас, когда вагон придет, – пообещал он.
   Успокоенные, ребята, завернувшись в одеяла, улеглись на полу в актовом зале. Боясь прозевать вагон, они ста­рались не заснуть, но волнение и усталость давали о се­бе знать, слипались глаза.
   – Не забудьте разбудить! – шептали они, погружаясь в сон.
   «Идет, идет!» – раздались крики.
   Разбуженная, Тотто-тян опрометью бросилась через школьный двор за ворота. И успела вовремя. В утренней дымке показалась громада железнодорожного вагона. Это было как сон: по обычной дороге, без всяких рельсов, без особого шума двигался железнодорожный вагон. Его везли с сортировочной станции Оимати на длиннющей платфор­ме, которую тянул трактор. Тотто-тян и ее друзья были восхищены – они никогда не видели такую огромную ма­шину, да еще с таким длинным прицепом.
   Сегодня утром этот трактор протащил по тихим без­людным улицам целый железнодорожный вагон!
   Началась настоящая суматоха. Тогда еще не было мощных кранов и всяких механизмов, поэтому сгрузить вагон с платформы и поставить на место – в углу школь­ного двора – оказалось делом нелегким. Рабочие, которые привезли вагон, подложили под него толстые бревна и медленно покатили его по двору.
   – Видите ребята, – объяснил директор, – это катки, с их помощью можно передвигать очень тяжелые предметы.
   Дети затаив дыхание следили за работой.
   Из-за горизонта показалось солнышко. Казалось, его разбудили крики рабочих: «Раз-два, взяли, раз-два, взяли!»
   Как и у других вагонов, в которых разместились их классы, у новичка были сняты колеса. Кончилась его суетная жизнь, никогда больше ему не бегать по рельсам и не возить пассажиров. Теперь в нем будут звучать звонкие голоса и веселый смех ребятишек.
   Мальчики и девочки, встретившие солнце в пижамах, были вне себя от радости. Они бросались на шею дирек­тору, тормошили и обнимали его. Тот растерянно улы­бался, не зная, куда деваться. Видя, что директор очень доволен, дети радовались еще больше. И на всю жизнь запомнили этот день.

В плавательном бассейне

   Это был памятный для Тотто-тян день. Первый раз в жизни она плавала в бассейне, причем голышом. В тот день утром директор сказал ученикам:
   – Стало совсем жарко… Давайте наполним бассейн.
   – Ура! – запрыгали от восторга дети.
   И разумеется, больше всех радовались Тотто-тян и другие первоклашки. Даже бассейн в школе «Томоэ» был необычный: не квадратный, а треугольный, заостренный – как лодка. Наверно, иначе не позволял рельеф. Но все равно бассейн был большой и просто замечательный. На­ходился он между вагонами и строением с актовым залом.
   Во время уроков Тотто-тян и ее друзья то и дело украдкой бросали через окошко взгляд на бассейн. До сих пор он был сух, дно его усеивали опавшие листья, и оно больше походило на спортивную площадку. Но когда его расчистили и стали заполнять водой, стало ясно, что это самый что ни на есть настоящий плавательный бас­сейн.