С трудом дождавшись большой перемены, все побежали к бассейну.
Директор сказал:
– Ну, сначала зарядка, а потом плавать!
«А как же купальник?» – забеспокоилась Тотто-тян. Когда она ездила с папой и мамой к морю в Камакуру, то брала с собой купальник, надувной круг и всякие другие принадлежности. «Может, учительница говорила, что надо принести, а я забыла?» – подумала она.
Тут директор, словно прочитав ее мысли, сказал: – Костюмы не нужны, идите раздеваться в зал. Когда Тотто-тян и остальные первоклассники вбежали в зал, старшие ребята уже раздевались и с веселыми возгласами, совсем голые, как в бане, один за другим выбегали во двор. Тотто-тян и ее друзья последовали их примеру. Теплый ветерок приятно обдувал кожу. Когда они вышли на лестницу, старшие ребята уже разминались. Первоклассники босиком сбежали вниз.
Плавание преподавал старший брат Миё, сын директора, прекрасный гимнаст. Он не был учителем в школе «Томоэ», но, занимаясь плаванием в университете, решил помочь отцу. У него было такое же имя, что и у школы, – Томоэ.
После зарядки он брызнул на ребят холодной водой. С визгом и воплями они попрыгали в бассейн. Тотто-тян вошла в воду позже всех, после того как убедилась, что в бассейне неглубоко. Вода в нем была гораздо холоднее, чем в ванне, но зато здесь было очень просторно и много воды.
«Как здорово!» – подумала Тотто-тян. Ей стало жаль, что с ней нет Рокки. Конечно, если б Рокки знала, что можно купаться без трусиков, она обязательно пришла бы в бассейн.
Вы можете спросить, почему директор позволил ученикам купаться нагишом? На этот счет в школе не было строгих правил. У кого был с собой купальник, тот мог плавать в купальнике. А вот сегодня, когда неожиданно выдался хороший денек, можно было обойтись без купальников и трусиков, ведь все равно никто не захватил их с собой. И все же почему директор был за купание без одежды? Во-первых, он считал-, что дети не должны чрезмерно обращать внимание на то, чем отличаются мальчики от девочек. А во-вторых, он считал неестественным то, что люди тратят столько усилий, чтобы прикрыть свое тело.
«Каждый человек красив по-своему», – хотел он внушить детям. Кроме того, в школе «Томоэ» училось несколько детей с физическими недостатками – такие, как Ясуаки-тян, когда-то перенесший полиомиелит, или другие – маленького роста. Играя в бассейне голыми вместе с другими ребятами, думал директор, они, возможно, перестанут стыдиться своих недостатков и не будут считать себя неполноценными. И в самом деле, купаясь в бассейне, они постепенно забывали об этом.
Естественно, нашлись родители, которым были не по вкусу такие взгляды. Они были против того, чтобы их дети купались раздетыми, и давали им с собой купальные принадлежности.
Однако они и не подозревали, как редко дети пользовались ими. Одни, как Тотто-тян, купались голышом без всяких раздумий, другие просто «забывали» купальники дома. Видя, как их сверстники самозабвенно резвятся голышом, мальчишки и девчонки, которым родители строго-настрого наказывали плавать в трусах, следовали их примеру. Правда, перед уходом домой они опускали плавки в воду.
Неудивительно, что через неделю почти все ученики школы «Томоэ» почернели от загара и мало у кого оставались белые полоски от трусов.
Первый дневник
Каникулы начались
Большое приключение
Испытание в храбрости
Зал для репетиций
Поездка на горячие источники
Директор сказал:
– Ну, сначала зарядка, а потом плавать!
«А как же купальник?» – забеспокоилась Тотто-тян. Когда она ездила с папой и мамой к морю в Камакуру, то брала с собой купальник, надувной круг и всякие другие принадлежности. «Может, учительница говорила, что надо принести, а я забыла?» – подумала она.
Тут директор, словно прочитав ее мысли, сказал: – Костюмы не нужны, идите раздеваться в зал. Когда Тотто-тян и остальные первоклассники вбежали в зал, старшие ребята уже раздевались и с веселыми возгласами, совсем голые, как в бане, один за другим выбегали во двор. Тотто-тян и ее друзья последовали их примеру. Теплый ветерок приятно обдувал кожу. Когда они вышли на лестницу, старшие ребята уже разминались. Первоклассники босиком сбежали вниз.
Плавание преподавал старший брат Миё, сын директора, прекрасный гимнаст. Он не был учителем в школе «Томоэ», но, занимаясь плаванием в университете, решил помочь отцу. У него было такое же имя, что и у школы, – Томоэ.
После зарядки он брызнул на ребят холодной водой. С визгом и воплями они попрыгали в бассейн. Тотто-тян вошла в воду позже всех, после того как убедилась, что в бассейне неглубоко. Вода в нем была гораздо холоднее, чем в ванне, но зато здесь было очень просторно и много воды.
«Как здорово!» – подумала Тотто-тян. Ей стало жаль, что с ней нет Рокки. Конечно, если б Рокки знала, что можно купаться без трусиков, она обязательно пришла бы в бассейн.
Вы можете спросить, почему директор позволил ученикам купаться нагишом? На этот счет в школе не было строгих правил. У кого был с собой купальник, тот мог плавать в купальнике. А вот сегодня, когда неожиданно выдался хороший денек, можно было обойтись без купальников и трусиков, ведь все равно никто не захватил их с собой. И все же почему директор был за купание без одежды? Во-первых, он считал-, что дети не должны чрезмерно обращать внимание на то, чем отличаются мальчики от девочек. А во-вторых, он считал неестественным то, что люди тратят столько усилий, чтобы прикрыть свое тело.
«Каждый человек красив по-своему», – хотел он внушить детям. Кроме того, в школе «Томоэ» училось несколько детей с физическими недостатками – такие, как Ясуаки-тян, когда-то перенесший полиомиелит, или другие – маленького роста. Играя в бассейне голыми вместе с другими ребятами, думал директор, они, возможно, перестанут стыдиться своих недостатков и не будут считать себя неполноценными. И в самом деле, купаясь в бассейне, они постепенно забывали об этом.
Естественно, нашлись родители, которым были не по вкусу такие взгляды. Они были против того, чтобы их дети купались раздетыми, и давали им с собой купальные принадлежности.
Однако они и не подозревали, как редко дети пользовались ими. Одни, как Тотто-тян, купались голышом без всяких раздумий, другие просто «забывали» купальники дома. Видя, как их сверстники самозабвенно резвятся голышом, мальчишки и девчонки, которым родители строго-настрого наказывали плавать в трусах, следовали их примеру. Правда, перед уходом домой они опускали плавки в воду.
Неудивительно, что через неделю почти все ученики школы «Томоэ» почернели от загара и мало у кого оставались белые полоски от трусов.
Первый дневник
С подпрыгивающим за спиной ранцем, не оглядываясь, Тотто-тян неслась со станции домой. Глядя на нее, можно было подумать, что-то случилось. Причем бежала она от самых школьных ворот.
Дома Тотто-тян отодвинула переднюю дверь[7], крикнула: «Я пришла!» – и побежала искать Рокки. Та растянулась на веранде, спасаясь от жары. Тотто-тян молча уселась на пол перед Рокки, скинула ранец и вытащила школьный дневник. Это был первый в ее жизни дневник. Она положила его перед Рокки, раскрыв на странице с отметками.
– А ну, взгляни-ка! – гордо потребовала она и показала ей отметки: «ко», «оцу» и еще какие-то[8]. Тотто-тян и сама еще не слишком разбиралась, что лучше – «ко» или «оцу», а Рокки и подавно. И все же Тотто-тян была уверена, что Рокки должна обрадоваться.
Рокки первым делом обнюхала дневник и внимательно уставилась на маленькую хозяйку.
– Правда, неплохо? – спросила девочка. – Жаль только, что букв многовато, не все сможешь прочесть.
Рокки поводила носом по листочкам, словно тщательно изучая их, а потом лизнула Тотто-тян руку.
– Ладно, – довольно сказала та, вставая. – Пойду покажу маме.
После того как девочка удалилась, Рокки поплелась искать местечко попрохладнее. Потом присела и закрыла глаза. Любой, кто увидел бы ее в эту минуту, не говоря уж о Тотто-тян, решил бы, что она предается раздумью по поводу успехов своей хозяйки.
Дома Тотто-тян отодвинула переднюю дверь[7], крикнула: «Я пришла!» – и побежала искать Рокки. Та растянулась на веранде, спасаясь от жары. Тотто-тян молча уселась на пол перед Рокки, скинула ранец и вытащила школьный дневник. Это был первый в ее жизни дневник. Она положила его перед Рокки, раскрыв на странице с отметками.
– А ну, взгляни-ка! – гордо потребовала она и показала ей отметки: «ко», «оцу» и еще какие-то[8]. Тотто-тян и сама еще не слишком разбиралась, что лучше – «ко» или «оцу», а Рокки и подавно. И все же Тотто-тян была уверена, что Рокки должна обрадоваться.
Рокки первым делом обнюхала дневник и внимательно уставилась на маленькую хозяйку.
– Правда, неплохо? – спросила девочка. – Жаль только, что букв многовато, не все сможешь прочесть.
Рокки поводила носом по листочкам, словно тщательно изучая их, а потом лизнула Тотто-тян руку.
– Ладно, – довольно сказала та, вставая. – Пойду покажу маме.
После того как девочка удалилась, Рокки поплелась искать местечко попрохладнее. Потом присела и закрыла глаза. Любой, кто увидел бы ее в эту минуту, не говоря уж о Тотто-тян, решил бы, что она предается раздумью по поводу успехов своей хозяйки.
Каникулы начались
«Завтра поставим палатки и разобьем лагерь. Вечером прийти в школу с пижамой и одеялом» – такую записку от директора принесла домой Тотто-тян. На другой день начинались летние каникулы.
– Что значит «разбить лагерь»? – спросила у мамы Тотто-тян.
Видно, и маме не все было ясно, но тем не менее она предположила:
– Наверно, раскинете палатки под открытым небом и заночуете там. В палатку будет заглядывать луна, звезды. Вот только где вы их поставите? Пожалуй, неподалеку от школы, ведь в записке ни слова о деньгах на билет…
В постели Тотто-тян долго не могла уснуть. Предстоящая ночевка под открытым небом рисовалась в ее воображении страшноватым и в то же время заманчивым приключением, отчего замирало сердце.
Наутро Тотто-тян приступила к сборам. Уложила в рюкзак пижаму и прочие вещи, поверх привязала одеяло. Когда вечером Тотто-тян, попрощавшись с родителями, с рюкзаком за спиной отправилась в путь, беспокойство не покидало ее.
Когда все собрались в школе, директор сказал:
– А теперь в зал!
Он поднялся на высокую сцену, где была разложена какая-то плотная, будто накрахмаленная, ткань защитного цвета. Это была палатка. Развернув ее, директор пояснил:
– Смотрите внимательно, я покажу вам, как надо ставить палатку.
Пыхтя от натуги, он принялся натягивать какие-то веревки, крепить их к колышкам, и, словно по мановению палочки, перед ребятишками появилась великолепная, похожая на пирамиду палатка.
– Ну вот, готово. А теперь давайте поставим остальные палатки и устроим в зале лагерь.
Мама думала, что палатки ставят под открытым небом, но директор придерживался иного мнения. Он считал, что в актовом зале детям не будет грозить ни дождь, ни холод.
Ребята разбились на группы и с ликующими воплями: «У нас будет лагерь, у нас будет лагерь!» – с помощью учителей стали расставлять палатки. Вскоре весь зал был заставлен так, что едва хватило места. Разместились по трое в палатке. Тотто-тян быстренько переоделась в пижаму, а потом стала заползать то в одну, то в другую палатку, обмениваясь впечатлениями. Все устроились отлично. И другие ребята тоже принялись ходить друг к другу в гости.
Когда все переоделись, директор уселся в центре палаточного «городка», чтобы все могли его видеть, и стал рассказывать о странах, в которых путешествовал.
Ребята слушали его рассказы о далеких краях, где они, разумеется, никогда не были, а о некоторых даже и не слыхали. Одни слушали лежа, высунув из палатки голову, другие – сидя, поджав под себя ноги, третьи – положив голову на колени ребят постарше. Было так увлекательно, что дети далеких стран казались давними знакомыми.
Вроде бы что особенного – ночь в палатке в актовом зале. А сколько радости! Память на всю жизнь… Да, директор хорошо знал, как делать детей счастливыми!
Когда директор кончил рассказывать и свет в зале погас, все устроились в своих палатках. Откуда-то доносился смех, откуда-то – шепот, а вот из самой дальней палатки – даже шум потасовки… Но постепенно в зале воцарилась тишина. И хотя ночевка обошлась без луны и звезд, было радостно. Маленький актовый зал казался громадным лагерем под открытым небом, где ярко светила луна и сверкали звезды.
– Что значит «разбить лагерь»? – спросила у мамы Тотто-тян.
Видно, и маме не все было ясно, но тем не менее она предположила:
– Наверно, раскинете палатки под открытым небом и заночуете там. В палатку будет заглядывать луна, звезды. Вот только где вы их поставите? Пожалуй, неподалеку от школы, ведь в записке ни слова о деньгах на билет…
В постели Тотто-тян долго не могла уснуть. Предстоящая ночевка под открытым небом рисовалась в ее воображении страшноватым и в то же время заманчивым приключением, отчего замирало сердце.
Наутро Тотто-тян приступила к сборам. Уложила в рюкзак пижаму и прочие вещи, поверх привязала одеяло. Когда вечером Тотто-тян, попрощавшись с родителями, с рюкзаком за спиной отправилась в путь, беспокойство не покидало ее.
Когда все собрались в школе, директор сказал:
– А теперь в зал!
Он поднялся на высокую сцену, где была разложена какая-то плотная, будто накрахмаленная, ткань защитного цвета. Это была палатка. Развернув ее, директор пояснил:
– Смотрите внимательно, я покажу вам, как надо ставить палатку.
Пыхтя от натуги, он принялся натягивать какие-то веревки, крепить их к колышкам, и, словно по мановению палочки, перед ребятишками появилась великолепная, похожая на пирамиду палатка.
– Ну вот, готово. А теперь давайте поставим остальные палатки и устроим в зале лагерь.
Мама думала, что палатки ставят под открытым небом, но директор придерживался иного мнения. Он считал, что в актовом зале детям не будет грозить ни дождь, ни холод.
Ребята разбились на группы и с ликующими воплями: «У нас будет лагерь, у нас будет лагерь!» – с помощью учителей стали расставлять палатки. Вскоре весь зал был заставлен так, что едва хватило места. Разместились по трое в палатке. Тотто-тян быстренько переоделась в пижаму, а потом стала заползать то в одну, то в другую палатку, обмениваясь впечатлениями. Все устроились отлично. И другие ребята тоже принялись ходить друг к другу в гости.
Когда все переоделись, директор уселся в центре палаточного «городка», чтобы все могли его видеть, и стал рассказывать о странах, в которых путешествовал.
Ребята слушали его рассказы о далеких краях, где они, разумеется, никогда не были, а о некоторых даже и не слыхали. Одни слушали лежа, высунув из палатки голову, другие – сидя, поджав под себя ноги, третьи – положив голову на колени ребят постарше. Было так увлекательно, что дети далеких стран казались давними знакомыми.
Вроде бы что особенного – ночь в палатке в актовом зале. А сколько радости! Память на всю жизнь… Да, директор хорошо знал, как делать детей счастливыми!
Когда директор кончил рассказывать и свет в зале погас, все устроились в своих палатках. Откуда-то доносился смех, откуда-то – шепот, а вот из самой дальней палатки – даже шум потасовки… Но постепенно в зале воцарилась тишина. И хотя ночевка обошлась без луны и звезд, было радостно. Маленький актовый зал казался громадным лагерем под открытым небом, где ярко светила луна и сверкали звезды.
Большое приключение
Спустя несколько дней после ночевки в актовом зале наступил «день большого приключения». Они с Ясуаки-тяном договорились о встрече. Об этом никто не должен был знать: ни мама, ни папа, ни родители Ясуаки. Тотто-тян пригласила друга на свое дерево. У каждого ученика школы «Томоэ» было свое дерево. Дерево Тотто-тян росло в дальнем уголке школьного двора, у самого забора, где начиналась тропа, ведущая к храму Кухомбуцу. Оно было толстым, со скользкой корой, поэтому и взбираться на него было чрезвычайно трудно, но усилия вознаграждались с лихвой. Метрах в двух над землей была развилка, где можно было преудобно качаться, как в гамаке. Тотто-тян любила посиживать здесь на большой перемене или после уроков. Она глазела по сторонам, разглядывая прохожих, или просто смотрела на небо.
У каждого свое дерево, и если кому-нибудь хотелось забраться на чужое, то он должен был попросить разрешения.
Однако, поскольку ноги и руки Ясуаки-тяна были изуродованы болезнью, он никогда не лазил на деревья и, естественно, не имел своего. Поэтому-то Тотто-тян и решила пригласить его «к себе». Они договорились держать это в тайне, иначе кто бы им позволил. Уходя из дому, Тотто-тян сказала, что едет к Ясуаки-тяну домой, в Дэнэн-Тёфу. Это была маленькая ложь, поэтому Тотто-тян старалась смотреть на шнурки туфелек, а не на маму. Но, прощаясь с Рокки, которая проводила ее до станции, она все-таки не удержалась и сказала правду:
– Сегодня Ясуаки-тян будет гостить у меня на дереве.
Когда Тотто-тян с болтающимся проездным билетом добралась до школы, у цветника на пустом дворе – уже начались каникулы – ее поджидал Ясуаки-тян. Он был всего лишь на год старше Тотто-тян, но держался с большим достоинством.
Завидя девочку, Ясуаки-тян поспешил навстречу, припадая на ногу и балансируя руками. Тотто-тян даже заулыбалась от радости, предвкушая удовольствие. Ясуаки-тян засмеялся в ответ. Потом Тотто-тян отвела его к своему дереву, а сама – так было решено еще накануне вечером – побежала в кладовку, где дворник хранил инвентарь, и приволокла лесенку. Поставив ее к стволу, она быстренько вскарабкалась на дерево и, придерживая лесенку рукой, позвала сверху Ясуаки-тяна:
– Порядок, давай сюда!
Но руки и ноги Ясуаки-тяна были настолько слабы, что ему оказалось не под силу подняться самому даже на первую ступеньку. Тогда Тотто-тян кубарем скатилась вниз и принялась тащить Ясуаки-тяна кверху. Но у хрупкой девочки сил хватило лишь на то, чтобы удержать Ясуаки-тяна на шаткой лестнице. Наконец он слез со ступеньки и, понурившись, прислонился к дереву. Тотто-тян поняла, что замыслили они нелегкое дело. «Как же быть? Ведь нельзя же отказаться от затеи, да и Ясуаки-тян так мечтал побывать у нее „в гостях“!» Мальчик совсем приуныл, и она, надув щеки, чтобы растормошить его, лукаво проговорила:
– Постой-ка, я кое-что придумала!
Она снова побежала в кладовку и, перевернув там все вверх дном, в конце концов обнаружила стремянку. «Вот она не будет шататься, и мне не придется держать ее», – подумала Тотто-тян. Она потащила стремянку к дереву, удивляясь появившейся невесть откуда силе. Особенно ее обрадовало то, что стремянка доставала почти до самой развилки.
– Теперь не бойся, шататься не будет! – сказала она.
Ясуаки-тян с опаской взглянул на стремянку. Потом перевел взгляд на покрывшееся испариной личико Тотто-тян. Сам он тоже взмок от напряжения. Еще раз посмотрев на дерево, Ясуаки-тян с отчаянной решимостью поставил ногу на первую ступеньку.
Они не помнили, сколько прошло времени, прежде чем Ясуаки-тян забрался на дерево. Нещадно палило летнее солнце, но они думали лишь об одном – как бы достигнуть верхней ступеньки. Тотто-тян стояла внизу, руками подталкивая ноги Ясуаки-тяна, а головой упираясь ему в спину. Ясуаки-тян тоже старался изо всех сил и наконец добрался до верха стремянки.
– Ура!! – закричали оба.
Но дальше все усилия, казалось, пошли прахом. Тотто-тян легко вскочила на развилку, а вот Ясуаки-тян, как она его ни тащила, так и застрял на стремянке. Вцепившись в нее, Ясуаки-тян беспомощно смотрел на Тотто-тян. Она чуть не расплакалась – так ей хотелось, чтобы Ясуаки-тян побывал на ее дереве, с которого так далеко видно…
Но все-таки сдержала слезы: заплачь она, заплакал бы и Ясуаки-тян.
Она взяла мальчика за руки. Его изуродованные полиомиелитом кисти были гораздо крупнее, а пальцы длиннее, чем у Тотто-тян.
– Давай сделаем так: ты прислонись к стволу, а я попробую втащить тебя на дерево, – предложила она.
Если б кто-нибудь из взрослых увидел эту сцену – мальчик висит на стремянке, а девочка, встав во весь рост на развилке, тащит его наверх, – он бы пришел в ужас. Еще мгновение – и они вот-вот рухнут вниз!
Но Ясуаки-тян полностью доверился Тотто-тян, а та в свою очередь готова была отдать за него жизнь. Вцепившись в него маленькими ручонками, она изо всех сил тянула его к себе. Казалось, ей помогали облака-великаны, время от времени заслонявшие их от палящих лучей солнца.
Наконец они очутились на дереве. Тотто-тян пригладила рукой взмокшие от пота волосы и, вежливо поклонившись, приветствовала гостя:
– Добро пожаловать!
Ясуаки-тян оперся о ствол дерева и немного смущенно ответил:
– Разрешите побеспокоить?
Все было внове для Ясуаки-тяна. Он был счастлив.
– Вот что значит залезть на дерево! – проговорил он.
Потом дети долго сидели на развилке и болтали о всякой всячине:
– Моя сестра, которая живет в Америке, рассказывала, что там придумали такое!.. Как это… телевидение. Вот если и у нас, в Японии, будет такое, то можно, сидя у себя дома, смотреть, ну, скажем, сумо[9]… Что-то вроде ящика…
Тогда Тотто-тян даже и в голову не приходило, как пригодилось бы Ясуаки-тяну чудесное изобретение, сколько бы он смог увидеть, не выходя из дома. Ему ведь так трудно ходить далеко.
Она только не поняла, каким образом великаны-борцы приходят к тебе домой, забираются в ящик, а потом исчезают. Во всяком случае, рассказ Ясуаки-тяна показался ей сказкой. Ведь тогда в Японии никто еще и слыхом не слыхивал о телевидении. От Ясуаки-тяна она впервые узнала об изобретении, которое потом определило ее судьбу.
Стрекотали цикады. Дети были счастливы. Первый и последний раз Ясуаки-тян взобрался на дерево.
У каждого свое дерево, и если кому-нибудь хотелось забраться на чужое, то он должен был попросить разрешения.
Однако, поскольку ноги и руки Ясуаки-тяна были изуродованы болезнью, он никогда не лазил на деревья и, естественно, не имел своего. Поэтому-то Тотто-тян и решила пригласить его «к себе». Они договорились держать это в тайне, иначе кто бы им позволил. Уходя из дому, Тотто-тян сказала, что едет к Ясуаки-тяну домой, в Дэнэн-Тёфу. Это была маленькая ложь, поэтому Тотто-тян старалась смотреть на шнурки туфелек, а не на маму. Но, прощаясь с Рокки, которая проводила ее до станции, она все-таки не удержалась и сказала правду:
– Сегодня Ясуаки-тян будет гостить у меня на дереве.
Когда Тотто-тян с болтающимся проездным билетом добралась до школы, у цветника на пустом дворе – уже начались каникулы – ее поджидал Ясуаки-тян. Он был всего лишь на год старше Тотто-тян, но держался с большим достоинством.
– Порядок, давай сюда!
Но руки и ноги Ясуаки-тяна были настолько слабы, что ему оказалось не под силу подняться самому даже на первую ступеньку. Тогда Тотто-тян кубарем скатилась вниз и принялась тащить Ясуаки-тяна кверху. Но у хрупкой девочки сил хватило лишь на то, чтобы удержать Ясуаки-тяна на шаткой лестнице. Наконец он слез со ступеньки и, понурившись, прислонился к дереву. Тотто-тян поняла, что замыслили они нелегкое дело. «Как же быть? Ведь нельзя же отказаться от затеи, да и Ясуаки-тян так мечтал побывать у нее „в гостях“!» Мальчик совсем приуныл, и она, надув щеки, чтобы растормошить его, лукаво проговорила:
– Постой-ка, я кое-что придумала!
Она снова побежала в кладовку и, перевернув там все вверх дном, в конце концов обнаружила стремянку. «Вот она не будет шататься, и мне не придется держать ее», – подумала Тотто-тян. Она потащила стремянку к дереву, удивляясь появившейся невесть откуда силе. Особенно ее обрадовало то, что стремянка доставала почти до самой развилки.
– Теперь не бойся, шататься не будет! – сказала она.
Ясуаки-тян с опаской взглянул на стремянку. Потом перевел взгляд на покрывшееся испариной личико Тотто-тян. Сам он тоже взмок от напряжения. Еще раз посмотрев на дерево, Ясуаки-тян с отчаянной решимостью поставил ногу на первую ступеньку.
Они не помнили, сколько прошло времени, прежде чем Ясуаки-тян забрался на дерево. Нещадно палило летнее солнце, но они думали лишь об одном – как бы достигнуть верхней ступеньки. Тотто-тян стояла внизу, руками подталкивая ноги Ясуаки-тяна, а головой упираясь ему в спину. Ясуаки-тян тоже старался изо всех сил и наконец добрался до верха стремянки.
– Ура!! – закричали оба.
Но дальше все усилия, казалось, пошли прахом. Тотто-тян легко вскочила на развилку, а вот Ясуаки-тян, как она его ни тащила, так и застрял на стремянке. Вцепившись в нее, Ясуаки-тян беспомощно смотрел на Тотто-тян. Она чуть не расплакалась – так ей хотелось, чтобы Ясуаки-тян побывал на ее дереве, с которого так далеко видно…
Но все-таки сдержала слезы: заплачь она, заплакал бы и Ясуаки-тян.
Она взяла мальчика за руки. Его изуродованные полиомиелитом кисти были гораздо крупнее, а пальцы длиннее, чем у Тотто-тян.
– Давай сделаем так: ты прислонись к стволу, а я попробую втащить тебя на дерево, – предложила она.
Если б кто-нибудь из взрослых увидел эту сцену – мальчик висит на стремянке, а девочка, встав во весь рост на развилке, тащит его наверх, – он бы пришел в ужас. Еще мгновение – и они вот-вот рухнут вниз!
Но Ясуаки-тян полностью доверился Тотто-тян, а та в свою очередь готова была отдать за него жизнь. Вцепившись в него маленькими ручонками, она изо всех сил тянула его к себе. Казалось, ей помогали облака-великаны, время от времени заслонявшие их от палящих лучей солнца.
Наконец они очутились на дереве. Тотто-тян пригладила рукой взмокшие от пота волосы и, вежливо поклонившись, приветствовала гостя:
– Добро пожаловать!
Ясуаки-тян оперся о ствол дерева и немного смущенно ответил:
– Разрешите побеспокоить?
Все было внове для Ясуаки-тяна. Он был счастлив.
– Вот что значит залезть на дерево! – проговорил он.
Потом дети долго сидели на развилке и болтали о всякой всячине:
– Моя сестра, которая живет в Америке, рассказывала, что там придумали такое!.. Как это… телевидение. Вот если и у нас, в Японии, будет такое, то можно, сидя у себя дома, смотреть, ну, скажем, сумо[9]… Что-то вроде ящика…
Тогда Тотто-тян даже и в голову не приходило, как пригодилось бы Ясуаки-тяну чудесное изобретение, сколько бы он смог увидеть, не выходя из дома. Ему ведь так трудно ходить далеко.
Она только не поняла, каким образом великаны-борцы приходят к тебе домой, забираются в ящик, а потом исчезают. Во всяком случае, рассказ Ясуаки-тяна показался ей сказкой. Ведь тогда в Японии никто еще и слыхом не слыхивал о телевидении. От Ясуаки-тяна она впервые узнала об изобретении, которое потом определило ее судьбу.
Стрекотали цикады. Дети были счастливы. Первый и последний раз Ясуаки-тян взобрался на дерево.
Испытание в храбрости
В тот вечер, когда они ночевали «под открытым небом» в актовом зале, в палатках, директор объявил: «Скоро мы проведем состязание на смелость. Оно состоится ночью, у храма Кухомбуцу. Кто хочет быть привидением, пусть поднимет руку».
Сразу же семеро мальчишек подняли руки. И вот наступил день состязания. Ребята, которые вызвались быть привидениями, принесли с собой самодельные костюмы и, нарядившись в них, с грозными воплями побежали прятаться на территории храма. Остальные – их было человек тридцать – должны были разбиться на небольшие группки, человек по пять, и выйти из школы друг за другом, чтобы обойти храм и кладбище и вернуться в школу.
Каждый сможет таким образом испытать свою храбрость, объяснил директор, но если кому-нибудь станет страшно, он может вернуться с полдороги, никто упрекать его не станет.
Тотто-тян принесла с собой карманный фонарик, который она выпросила у мамы. «Только не потеряй», – предупредила та.
Мальчишки захватили из дому сачки для бабочек и веревки, чтобы связать пойманное привидение.
Пока директор объяснял правила состязания, а ребята делились на группы, играя в дзянкэн[10], стемнело, и первая группа могла уже выступать. С веселым визгом дети ринулись за школьные ворота. Наступила очередь и группы Тотто-тян.
Директор сказал, что по дороге до храма Кухомбуцу никаких привидений не будет, но они засомневались. Дрожа от страха, дети наконец добрались до храмовых ворот, за которыми виднелись огромные фигуры Стражей. И хотя ярко светила луна, казалось, что вокруг храма кромешная тьма. Как хорошо и привольно в парке днем, а сейчас от страха душа уходит в пятки. Все озирались в ожидании – вдруг откуда-нибудь выскочит привидение! Стоило ветру пошевелить веткой, как раздался чей-то испуганный вскрик. «Привидение!» – вопил другой, наступив на что-то мягкое. Дело дошло до того, что подружка, которую Тотто-тян держала за руку, начинала казаться привидением. Тогда она решила, что с нее довольно и на кладбище она не пойдет: уж там-то привидение обязательно ее подкараулит. К тому же она теперь прекрасно знает, как проверяется храбрость, следовательно, можно возвращаться. И все остальные в группе были «за». Значит, не одна она! Возвращаясь, бежали без оглядки.
Когда вернулись, обнаружилось, что все ушедшие раньше уже в полном сборе. Они тоже побоялись идти на кладбище.
В это время учитель привел зареванного мальчика с обернутой белой тряпкой головой. Выяснилось: мальчишка изображал привидение и все это время, сидя на корточках, прятался за могилой. Но так как никто не появился, он страшно перепугался и выскочил на дорогу. Там его, в слезах, и нашел «патрулировавший» учитель. Пока его утешали, вернулось очередное «привидение», а за ним и другое, оба рыдая в голос. Прячась в засаде, они налетели друг на друга и больно стукнулись лбами. Неудачники вернулись в школу, плача от страха и боли. Остальные потешались от души – было очень смешно, – и к тому же все почувствовали облегчение: бояться, оказывается, нечего. «Привидения» тоже смеялись, правда, сквозь слезы. Тем временем появилось еще одно «привидение», одноклассник Тотто-тян, по фамилии Мигита. Для пущей натуральности на голову он напялил склеенный из газеты капюшон.
– Я прятался, прятался, а никто не пришел… Разве так можно?! – возмущался Мигита, расчесывая в кровь искусанные комарами руки и ноги.
Стоило кому-то сказать: «Комары искусали „привидение“!» – как все расхохотались.
– Пойду-ка я за оставшимися «привидениями», – сказал Маруяма, классный руководитель пятого класса.
Вскоре он вернулся в сопровождении «привидений», которые тряслись от страха под фонарем, ожидая помощи, и тех, кто так перепугался, что добежал чуть ли не до самого дома. Наконец все были в сборе.
После этой ночи ученики школы «Томоэ» перестали бояться привидений. Ведь и сами привидения оказались не такими уж смелыми.
Сразу же семеро мальчишек подняли руки. И вот наступил день состязания. Ребята, которые вызвались быть привидениями, принесли с собой самодельные костюмы и, нарядившись в них, с грозными воплями побежали прятаться на территории храма. Остальные – их было человек тридцать – должны были разбиться на небольшие группки, человек по пять, и выйти из школы друг за другом, чтобы обойти храм и кладбище и вернуться в школу.
Каждый сможет таким образом испытать свою храбрость, объяснил директор, но если кому-нибудь станет страшно, он может вернуться с полдороги, никто упрекать его не станет.
Тотто-тян принесла с собой карманный фонарик, который она выпросила у мамы. «Только не потеряй», – предупредила та.
Мальчишки захватили из дому сачки для бабочек и веревки, чтобы связать пойманное привидение.
Пока директор объяснял правила состязания, а ребята делились на группы, играя в дзянкэн[10], стемнело, и первая группа могла уже выступать. С веселым визгом дети ринулись за школьные ворота. Наступила очередь и группы Тотто-тян.
Директор сказал, что по дороге до храма Кухомбуцу никаких привидений не будет, но они засомневались. Дрожа от страха, дети наконец добрались до храмовых ворот, за которыми виднелись огромные фигуры Стражей. И хотя ярко светила луна, казалось, что вокруг храма кромешная тьма. Как хорошо и привольно в парке днем, а сейчас от страха душа уходит в пятки. Все озирались в ожидании – вдруг откуда-нибудь выскочит привидение! Стоило ветру пошевелить веткой, как раздался чей-то испуганный вскрик. «Привидение!» – вопил другой, наступив на что-то мягкое. Дело дошло до того, что подружка, которую Тотто-тян держала за руку, начинала казаться привидением. Тогда она решила, что с нее довольно и на кладбище она не пойдет: уж там-то привидение обязательно ее подкараулит. К тому же она теперь прекрасно знает, как проверяется храбрость, следовательно, можно возвращаться. И все остальные в группе были «за». Значит, не одна она! Возвращаясь, бежали без оглядки.
Когда вернулись, обнаружилось, что все ушедшие раньше уже в полном сборе. Они тоже побоялись идти на кладбище.
В это время учитель привел зареванного мальчика с обернутой белой тряпкой головой. Выяснилось: мальчишка изображал привидение и все это время, сидя на корточках, прятался за могилой. Но так как никто не появился, он страшно перепугался и выскочил на дорогу. Там его, в слезах, и нашел «патрулировавший» учитель. Пока его утешали, вернулось очередное «привидение», а за ним и другое, оба рыдая в голос. Прячась в засаде, они налетели друг на друга и больно стукнулись лбами. Неудачники вернулись в школу, плача от страха и боли. Остальные потешались от души – было очень смешно, – и к тому же все почувствовали облегчение: бояться, оказывается, нечего. «Привидения» тоже смеялись, правда, сквозь слезы. Тем временем появилось еще одно «привидение», одноклассник Тотто-тян, по фамилии Мигита. Для пущей натуральности на голову он напялил склеенный из газеты капюшон.
– Я прятался, прятался, а никто не пришел… Разве так можно?! – возмущался Мигита, расчесывая в кровь искусанные комарами руки и ноги.
Стоило кому-то сказать: «Комары искусали „привидение“!» – как все расхохотались.
– Пойду-ка я за оставшимися «привидениями», – сказал Маруяма, классный руководитель пятого класса.
Вскоре он вернулся в сопровождении «привидений», которые тряслись от страха под фонарем, ожидая помощи, и тех, кто так перепугался, что добежал чуть ли не до самого дома. Наконец все были в сборе.
После этой ночи ученики школы «Томоэ» перестали бояться привидений. Ведь и сами привидения оказались не такими уж смелыми.
Зал для репетиций
Тотто-тян чинно, как и полагается воспитанной девочке, шагала по улице. Так же чинно вышагивала рядом, время от времени поглядывая на свою хозяйку, Рокки. Столь благовоспитанно Тотто-тян вела себя лишь в тех случаях, когда ходила на репетиции к папе. Обычно же она всегда куда-то спешила: бежала во всю прыть, металась из стороны в сторону, то напрямик, то подлезая под ограду между дворами. Но сегодня они направлялись в репетиционный зал, что в пяти минутах ходьбы от их дома.
Отец Тотто-тян был концертмейстером. Вообще-то сам он играл на скрипке. Однажды произошел случай, который произвел неизгладимое впечатление на Тотто-тян. После концерта утихли аплодисменты, и вспотевший дирижер, круто повернувшись, сошел вниз с возвышения и пожал руку папочке Тотто-тян, который играл на скрипке. Папа тоже поднялся, а вслед за ним весь оркестр.
– Почему они жмут друг другу руки? – шепотом спросила Тотто-тян.
– Дирижер хочет поблагодарить оркестрантов за то, что они хорошо играли. Он пожал руку концертмейстеру и так сказал «спасибо» всему оркестру, – объяснила мама.
Тотто-тян любила ходить на репетиции. Здесь были одни взрослые, и играли они на разных инструментах. И потом, дирижер Розеншток так забавно говорил по-японски!
Тотто-тян была слишком мала, чтобы понять, что творилось в мире. Не знала она, разумеется, и того, что в то время в Германии начались гонения на евреев.
Папа объяснил ей, что Иозеф Розеншток был известным в Европе музыкантом, но злодей по имени Гитлер творил там ужасные вещи, и дирижеру пришлось бежать в далекую Японию. И еще папа сказал, что очень уважает Розенштока.
Благодаря Розенштоку, дирижеру с мировым именем, оркестр, созданный знаменитым японским композитором Косаку Ямадой, быстро стал первоклассным. Розеншток требовал, чтобы оркестранты играли на уровне лучших оркестров Европы. И нередко по окончании репетиции говорил с досадой: «Я из кожи вон лезу, а никакого толку».
Скрипач Хидэо Сайто, который лучше других знал немецкий, отвечал ему от всего оркестра:
– Мы стараемся, но нам не хватает техники. Мы ошибаемся не нарочно.
Конечно, Тотто-тян не знала всего этого, ей только изредка доводилось слышать, как Розеншток, багровея от возмущения, гневно кричал что-то по-немецки. В таких случаях Тотто-тян отрывалась от окошка, через которое, подперев щеку рукой, следила за оркестром, опускалась на корточки рядом с Рокки и, затаив дыхание, ждала, когда снова заиграет музыка.
Но чаще всего Розеншток был очень приветлив и мило коверкал японские слова. Когда оркестр играл прилично, он с забавным акцентом хвалил:
– Ошень карашо, Куроянаги-сан! Великолепно!
Тотто-тян ни разу не заходила в репетиционный зал, музыку она любила слушать тайком, подглядывая в окошко. Бывало, наступал перерыв, оркестранты выходили на свежий воздух, и тут ее замечал ее папочка.
– Опять пришла, Тотто-скэ, – говорил он, нисколько не сердясь.
А господин Розеншток, завидев ее, приветствовал:
– Доброе утро! Здравствуй!
И хотя за время их знакомства Тотто-тян уже подросла, он подхватывал ее и крепко прижимал к себе. Девочка смущалась, но не сердилась – ведь он был такой славный! Розеншток был маленького росточка, а на огромном носу сидели очки в тонкой серебряной оправе, но лицо его дышало истинным благородством великого артиста.
Тотто-тян любила обветшавший репетиционный зал. Ветер, дувший со стороны пруда Сэндзоку, разносил звуки музыки по всей округе. Время от времени в них вплетался распевный призыв продавца золотых рыбок:
– Кому рыбки, рыбки золотые…
Отец Тотто-тян был концертмейстером. Вообще-то сам он играл на скрипке. Однажды произошел случай, который произвел неизгладимое впечатление на Тотто-тян. После концерта утихли аплодисменты, и вспотевший дирижер, круто повернувшись, сошел вниз с возвышения и пожал руку папочке Тотто-тян, который играл на скрипке. Папа тоже поднялся, а вслед за ним весь оркестр.
– Почему они жмут друг другу руки? – шепотом спросила Тотто-тян.
– Дирижер хочет поблагодарить оркестрантов за то, что они хорошо играли. Он пожал руку концертмейстеру и так сказал «спасибо» всему оркестру, – объяснила мама.
Тотто-тян любила ходить на репетиции. Здесь были одни взрослые, и играли они на разных инструментах. И потом, дирижер Розеншток так забавно говорил по-японски!
Тотто-тян была слишком мала, чтобы понять, что творилось в мире. Не знала она, разумеется, и того, что в то время в Германии начались гонения на евреев.
Папа объяснил ей, что Иозеф Розеншток был известным в Европе музыкантом, но злодей по имени Гитлер творил там ужасные вещи, и дирижеру пришлось бежать в далекую Японию. И еще папа сказал, что очень уважает Розенштока.
Благодаря Розенштоку, дирижеру с мировым именем, оркестр, созданный знаменитым японским композитором Косаку Ямадой, быстро стал первоклассным. Розеншток требовал, чтобы оркестранты играли на уровне лучших оркестров Европы. И нередко по окончании репетиции говорил с досадой: «Я из кожи вон лезу, а никакого толку».
Скрипач Хидэо Сайто, который лучше других знал немецкий, отвечал ему от всего оркестра:
– Мы стараемся, но нам не хватает техники. Мы ошибаемся не нарочно.
Конечно, Тотто-тян не знала всего этого, ей только изредка доводилось слышать, как Розеншток, багровея от возмущения, гневно кричал что-то по-немецки. В таких случаях Тотто-тян отрывалась от окошка, через которое, подперев щеку рукой, следила за оркестром, опускалась на корточки рядом с Рокки и, затаив дыхание, ждала, когда снова заиграет музыка.
Но чаще всего Розеншток был очень приветлив и мило коверкал японские слова. Когда оркестр играл прилично, он с забавным акцентом хвалил:
– Ошень карашо, Куроянаги-сан! Великолепно!
Тотто-тян ни разу не заходила в репетиционный зал, музыку она любила слушать тайком, подглядывая в окошко. Бывало, наступал перерыв, оркестранты выходили на свежий воздух, и тут ее замечал ее папочка.
– Опять пришла, Тотто-скэ, – говорил он, нисколько не сердясь.
А господин Розеншток, завидев ее, приветствовал:
– Доброе утро! Здравствуй!
И хотя за время их знакомства Тотто-тян уже подросла, он подхватывал ее и крепко прижимал к себе. Девочка смущалась, но не сердилась – ведь он был такой славный! Розеншток был маленького росточка, а на огромном носу сидели очки в тонкой серебряной оправе, но лицо его дышало истинным благородством великого артиста.
Тотто-тян любила обветшавший репетиционный зал. Ветер, дувший со стороны пруда Сэндзоку, разносил звуки музыки по всей округе. Время от времени в них вплетался распевный призыв продавца золотых рыбок:
– Кому рыбки, рыбки золотые…
Поездка на горячие источники
Летние каникулы близились к концу, и вот наступил долгожданный день – путешествие на горячие источники, главное событие года для учеников школы «Томоэ». Даже мама, уже переставшая чему-либо удивляться, была поражена, когда однажды, перед самыми каникулами, Тотто-тян, вернувшись из школы, спросила:
– Можно, я поеду со всеми на горячие источники?
Старики ездят лечиться на воды, мама это знала, но чтобы первоклашки… Правда, после того как она внимательно прочитала записку от директора, она одобрила затею. На полуострове Идзу, в префектуре Сидзуока, есть местечко Той, где на дне моря бьют горячие источники. Там дети пробудут дня три, купаясь и принимая горячие ванны. Все пятьдесят – от первого до шестого класса – будут жить в загородной вилле, принадлежащей родителям одного из учеников. Мама, конечно, согласилась.
В назначенный день ученики «Томоэ» в полной экипировке собрались на школьном дворе.
– Ну, все собрались? – спросил директор. – Поедем сначала на поезде, потом на пароходе, смотрите не потеряйтесь. А теперь в путь!
Больше никаких наставлений не было, и тем не менее, когда на станции Дзиюгаока все уселись в поезд, дети вели себя на удивление тихо, без шума: не носились по вагонам, а спокойно беседовали друг с другом. И это несмотря на то, что в школе «Томоэ» никогда не говорили, как надо вести себя воспитанным ребятам, что надо ходить строем, скромно помалкивать и не сорить в вагоне и тому подобное. Просто сама атмосфера школы незаметно приучила их к тому, что не следует обижать маленьких и слабых, причинять беспокойство и неприятности старшим, оставлять за собой мусор.
Удивительное дело: всего лишь несколько месяцев назад Тотто-тян мешала всей школе, переговаривалась на уроках с уличными музыкантами, а вот в «Томоэ» с первого же дня смирно сидела за партой и училась прилежно. Одним словом, если б кто-нибудь из прежних учителей увидел ее сейчас, то вряд ли признал бы в ней Тотто-тян.
В Нумадзу пересели на пароход, сбылась давняя мечта. Кораблик был невелик, и тем не менее ребятишки пришли в возбуждение: заглядывали во все уголки, щупали, трогали, висли. Наконец пароход отчалил, и все дружно стали махать толпившимся на пристани провожающим. Едва отошли, заморосило, поэтому пришлось спуститься с верхней палубы. В довершение всего началась качка. Тотто-тян стало мутить, укачало и остальных. Тут вышел на середину кто-то из старших мальчиков и, как бы стараясь остановить качку, раскинул руки. Его шатало из стороны в сторону, но он только посмеивался: – Ну-ну, погоди, постой!
– Можно, я поеду со всеми на горячие источники?
Старики ездят лечиться на воды, мама это знала, но чтобы первоклашки… Правда, после того как она внимательно прочитала записку от директора, она одобрила затею. На полуострове Идзу, в префектуре Сидзуока, есть местечко Той, где на дне моря бьют горячие источники. Там дети пробудут дня три, купаясь и принимая горячие ванны. Все пятьдесят – от первого до шестого класса – будут жить в загородной вилле, принадлежащей родителям одного из учеников. Мама, конечно, согласилась.
В назначенный день ученики «Томоэ» в полной экипировке собрались на школьном дворе.
– Ну, все собрались? – спросил директор. – Поедем сначала на поезде, потом на пароходе, смотрите не потеряйтесь. А теперь в путь!
Больше никаких наставлений не было, и тем не менее, когда на станции Дзиюгаока все уселись в поезд, дети вели себя на удивление тихо, без шума: не носились по вагонам, а спокойно беседовали друг с другом. И это несмотря на то, что в школе «Томоэ» никогда не говорили, как надо вести себя воспитанным ребятам, что надо ходить строем, скромно помалкивать и не сорить в вагоне и тому подобное. Просто сама атмосфера школы незаметно приучила их к тому, что не следует обижать маленьких и слабых, причинять беспокойство и неприятности старшим, оставлять за собой мусор.
Удивительное дело: всего лишь несколько месяцев назад Тотто-тян мешала всей школе, переговаривалась на уроках с уличными музыкантами, а вот в «Томоэ» с первого же дня смирно сидела за партой и училась прилежно. Одним словом, если б кто-нибудь из прежних учителей увидел ее сейчас, то вряд ли признал бы в ней Тотто-тян.
В Нумадзу пересели на пароход, сбылась давняя мечта. Кораблик был невелик, и тем не менее ребятишки пришли в возбуждение: заглядывали во все уголки, щупали, трогали, висли. Наконец пароход отчалил, и все дружно стали махать толпившимся на пристани провожающим. Едва отошли, заморосило, поэтому пришлось спуститься с верхней палубы. В довершение всего началась качка. Тотто-тян стало мутить, укачало и остальных. Тут вышел на середину кто-то из старших мальчиков и, как бы стараясь остановить качку, раскинул руки. Его шатало из стороны в сторону, но он только посмеивался: – Ну-ну, погоди, постой!