Страница:
Она внимательно посмотрела на сына.
— Ну а ты? Как дела на домашнем фронте?
— Если ты имеешь в виду больницу, — ответил он, — то все более или менее как обычно, хотя некоторые недавние нововведения министерства здравоохранения породили чертову уйму дополнительной канцелярской работы. Поскольку все остальное касается… — Он понизил голос: — Что ты знаешь о смерти Рэндалла?
— Мне по крайней мере ясно, что с таким делом полиция не справится — если, конечно, не считать твоего инспектора Маклеода. — Точеное лицо Филиппы застыло, она бросила быстрый взгляд на спину шофера и добавила: — Это один из вопросов, которые я хочу с тобой обсудить — позже. Пока достаточно сказать, что я глубоко сожалею о потере такого друга.
— Добрый вечер, сэр Адам!
— Добрый вечер, Том. Это моя мать, леди Филиппа Синклер. Надеюсь, мой слуга заказал для нас смежные комнаты?
— Все верно, сэр Адам. Я сам говорил с ним. Извольте расписаться в книге регистрации, а я принесу ключи. Да, для вас сообщение, сэр. Поступило минут двадцать назад.
Он передал Адаму сложенный листок. Адам развернул записку и поднес к свету.
«Для сэра Адама. Передать по приезде.
Важные новости. Почтительно прошу без промедления позвонить домой. Хэмфри».
Адам молча передал записку Филиппе. Та подняла брови и прошептала:
— Пожалуй, тебе лучше ему позвонить.
— Если это срочно, сэр, — вставил Том, — можете позвонить отсюда.
— Спасибо. — Адам протянул руку к телефону.
— Наберите девятку для выхода на внешнюю линию, сэр.
Адам набрал код и номер Стратмурна. Хэмфри ответил на втором гудке.
— Привет, Хэмфри, — сказал Адам. — Я только что забрал Филиппу и получил сообщение, которое вы оставили в клубе. Что случилось?
— С вами пыталась связаться одна леди, сэр, насчет своей дочери. — Обычная телефонная официальность Хэмфри не могла скрыть его возбуждения. — Она назвалась мисс Айрис Толбэт.
Мать Джиллиан Толбэт!
— Ясно, — промолвил Адам, сдерживая чувства. — Насколько я понимаю, она звонила из Лондона?
— Да, сэр. У меня здесь ее телефон, если вы желаете записать его.
Адам уже тянулся за ручкой на конторке.
— Ваша правда, Хэмфри. Давайте.
Он записал телефонный номер на обороте записки и для проверки прочитал цифры вслух. Повесив трубку, он обернулся к Филиппе. Мать предупреждающе подняла руку.
— Наверняка будет долгая история, а я до смерти хочу чая. Давай я посмотрю, как там наши вещи, и встречу тебя в гостиной, когда ты освободишься.
— Лучше я позвоню из комнаты, — ответил Адам, делая знак швейцару, катившему тележку с их багажом, — чай тебе принесут в номер.
Он думал об Айрис Толбэт, когда они с Филиппой прошли за швейцаром в лифт и потом в комнаты, благословляя силы, подсказавшие ей выбрать именно этот вечер, чтобы попытаться позвонить ему… хотя этот звонок означал дальнейшее ухудшение состояния Джиллиан. Однако время нельзя было выбрать лучше. Когда швейцар ушел, Адам сбросил пальто и сразу же набрал лондонский номер, продиктованный ему Хэмфри. На третьем гудке ответил обеспокоенный мужской голос.
— Добрый вечер. Это доктор Адам Синклер из джорданбернской больницы в Эдинбурге. Меня просили связаться с мисс Айрис Толбэт…
— Доктор Синклер? — Собеседник не дал Адаму договорить. — О, слава Богу, мы надеялись на ваш звонок! Я Джордж Толбэт, Айрис — моя жена. Мы… насчет нашей дочери, Джиллиан…
— Конечно. Я хорошо помню этот случай, — вежливо произнес Адам. — Чем могу помочь вам, мистер Толбэт?
— Не мне — Джиллиан, — ответил Толбэт. — Месяц назад, разговаривая с моей женой, вы сказали ей… то есть дали ей понять, что если… если состояние нашей дочери не улучшится, то мы могли бы обратиться к вам.
— Очевидно, состояние Джиллиан не улучшилось?
— Нет. В сущности, ей даже хуже. Доктора в Чаринг-Кросс испробовали все, что могли придумать; ничего не помогает. Она просто уходит… Мы беседовали с доктором Огилви, лечащим врачом Джиллиан, и она согласилась, чтобы мы обратились к вашей профессиональной помощи. Я знаю, что прошу слишком многого, но вы… вы могли бы посмотреть ее?
— Конечно, я ее посмотрю, — обнадеживающе сказал Адам. — Так уж получилось, что я в данный момент в Лондоне по личным делам. Почему бы нам не встретиться завтра с вами и мисс Толбэт в больнице? Было бы полезно и присутствие доктора Огилви. Когда она обычно совершает обход?
— Как правило, она заканчивает около десяти. Но если для вас это слишком рано…
— Десять часов? Прекрасно, — кивнул Адам. — Между прочим, мне хотелось бы привести с собой коллегу…
Глава 17
— Ну а ты? Как дела на домашнем фронте?
— Если ты имеешь в виду больницу, — ответил он, — то все более или менее как обычно, хотя некоторые недавние нововведения министерства здравоохранения породили чертову уйму дополнительной канцелярской работы. Поскольку все остальное касается… — Он понизил голос: — Что ты знаешь о смерти Рэндалла?
— Мне по крайней мере ясно, что с таким делом полиция не справится — если, конечно, не считать твоего инспектора Маклеода. — Точеное лицо Филиппы застыло, она бросила быстрый взгляд на спину шофера и добавила: — Это один из вопросов, которые я хочу с тобой обсудить — позже. Пока достаточно сказать, что я глубоко сожалею о потере такого друга.
* * *
Посещая Лондон, Адам обычно останавливался в Каледонском клубе. Приехав, они с Филиппой велели швейцару присмотреть за багажом, а сами прошли к стойке администратора. Портье сразу узнал Адама и вскочил с места с радушной улыбкой.— Добрый вечер, сэр Адам!
— Добрый вечер, Том. Это моя мать, леди Филиппа Синклер. Надеюсь, мой слуга заказал для нас смежные комнаты?
— Все верно, сэр Адам. Я сам говорил с ним. Извольте расписаться в книге регистрации, а я принесу ключи. Да, для вас сообщение, сэр. Поступило минут двадцать назад.
Он передал Адаму сложенный листок. Адам развернул записку и поднес к свету.
«Для сэра Адама. Передать по приезде.
Важные новости. Почтительно прошу без промедления позвонить домой. Хэмфри».
Адам молча передал записку Филиппе. Та подняла брови и прошептала:
— Пожалуй, тебе лучше ему позвонить.
— Если это срочно, сэр, — вставил Том, — можете позвонить отсюда.
— Спасибо. — Адам протянул руку к телефону.
— Наберите девятку для выхода на внешнюю линию, сэр.
Адам набрал код и номер Стратмурна. Хэмфри ответил на втором гудке.
— Привет, Хэмфри, — сказал Адам. — Я только что забрал Филиппу и получил сообщение, которое вы оставили в клубе. Что случилось?
— С вами пыталась связаться одна леди, сэр, насчет своей дочери. — Обычная телефонная официальность Хэмфри не могла скрыть его возбуждения. — Она назвалась мисс Айрис Толбэт.
Мать Джиллиан Толбэт!
— Ясно, — промолвил Адам, сдерживая чувства. — Насколько я понимаю, она звонила из Лондона?
— Да, сэр. У меня здесь ее телефон, если вы желаете записать его.
Адам уже тянулся за ручкой на конторке.
— Ваша правда, Хэмфри. Давайте.
Он записал телефонный номер на обороте записки и для проверки прочитал цифры вслух. Повесив трубку, он обернулся к Филиппе. Мать предупреждающе подняла руку.
— Наверняка будет долгая история, а я до смерти хочу чая. Давай я посмотрю, как там наши вещи, и встречу тебя в гостиной, когда ты освободишься.
— Лучше я позвоню из комнаты, — ответил Адам, делая знак швейцару, катившему тележку с их багажом, — чай тебе принесут в номер.
Он думал об Айрис Толбэт, когда они с Филиппой прошли за швейцаром в лифт и потом в комнаты, благословляя силы, подсказавшие ей выбрать именно этот вечер, чтобы попытаться позвонить ему… хотя этот звонок означал дальнейшее ухудшение состояния Джиллиан. Однако время нельзя было выбрать лучше. Когда швейцар ушел, Адам сбросил пальто и сразу же набрал лондонский номер, продиктованный ему Хэмфри. На третьем гудке ответил обеспокоенный мужской голос.
— Добрый вечер. Это доктор Адам Синклер из джорданбернской больницы в Эдинбурге. Меня просили связаться с мисс Айрис Толбэт…
— Доктор Синклер? — Собеседник не дал Адаму договорить. — О, слава Богу, мы надеялись на ваш звонок! Я Джордж Толбэт, Айрис — моя жена. Мы… насчет нашей дочери, Джиллиан…
— Конечно. Я хорошо помню этот случай, — вежливо произнес Адам. — Чем могу помочь вам, мистер Толбэт?
— Не мне — Джиллиан, — ответил Толбэт. — Месяц назад, разговаривая с моей женой, вы сказали ей… то есть дали ей понять, что если… если состояние нашей дочери не улучшится, то мы могли бы обратиться к вам.
— Очевидно, состояние Джиллиан не улучшилось?
— Нет. В сущности, ей даже хуже. Доктора в Чаринг-Кросс испробовали все, что могли придумать; ничего не помогает. Она просто уходит… Мы беседовали с доктором Огилви, лечащим врачом Джиллиан, и она согласилась, чтобы мы обратились к вашей профессиональной помощи. Я знаю, что прошу слишком многого, но вы… вы могли бы посмотреть ее?
— Конечно, я ее посмотрю, — обнадеживающе сказал Адам. — Так уж получилось, что я в данный момент в Лондоне по личным делам. Почему бы нам не встретиться завтра с вами и мисс Толбэт в больнице? Было бы полезно и присутствие доктора Огилви. Когда она обычно совершает обход?
— Как правило, она заканчивает около десяти. Но если для вас это слишком рано…
— Десять часов? Прекрасно, — кивнул Адам. — Между прочим, мне хотелось бы привести с собой коллегу…
Глава 17
Выйдя в гостиную, Адам обнаружил, что мать уже скинула туфли, устроилась в обитом тартаном кресле, подобрав под себя ноги в чулках, как девочка, и пьет чай из изящной фарфоровой чашки. Она подала ему чаю, и ее улыбка осветила комнату.
— Ну? В чем же там было дело?
Адам опустился в кресло напротив, принял у Филиппы чашку и блюдце и поставил, чтобы добавить молоко и сахар.
— Помнишь, я звонил тебе несколько недель назад насчет девочки, Джиллиан Толбэт, и дела Майкла Скотта?
— Конечно.
— Так вот, со мной наконец связались ее родители, — продолжал Адам. — Они хотят отдать дочь на мое попечение.
Филиппа понимающе подняла бровь.
— Судя по тому, что ты рассказывал, странно, что им понадобилось столько времени.
Адам отпил чаю.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказал он. — Я только надеюсь, что ситуацию еще можно спасти.
— Да уж. — Филиппа передернула плечами и сжала руки, словно от внезапного холода. — Бедная душа — прошлая и нынешняя! Надеюсь, что когда это, теперешнее, мое тело будет уже восемьсот лет мертво, никакой негодяй не найдет причины вытащить меня к останкам! — После паузы она добавила: — Как ты собираешься объяснить это родителям?
— Если они будут требовать конкретный диагноз, — сказал Адам, — полагаю, я определю проблему как «расстройство личности». Это в общем-то достаточно верно. — Он пожал плечами. — Кроме того, я хочу уговорить их перевезти Джиллиан в Эдинбург. Мне дали понять, что в разрешении проблемы должен участвовать мой новый специалист, а я не могу просто привезти его сюда для работы… особенно, поскольку мы еще не уверены, какой эта работа будет. Более того, в Эдинбурге есть и другие дела, требующие моего присутствия.
— Это, конечно, верно. Что ж, не думаю, что ты столкнешься с сильным сопротивлением родителей. Насколько я поняла, они уже убедились, что ты — последняя надежда на выздоровление их дочери. — Она помолчала и добавила задумчиво: — Интересно, знает ли Ложа Рыси о существовании Джиллиан.
Адам поставил пустую чашку и пожал плечами.
— Трудно сказать. Надо полагать, команда, которая совершила воскрешение в Мелроузе, знала о ее существовании. Они, конечно, должны были знать, что вытаскивают Скотта из нынешней инкарнации. И если хоть один человек из этой команды уцелел в бойне у Уркхарта, он или она вполне могли передать это знание другим агентам организации. Чего бы это ни стоило.
— И чего же это стоило? — спросила Филиппа. Адам поморщился.
— В ее теперешнем состоянии Джиллиан не имеет для них значения — ни как текущая угроза, ни как будущий капитал. Но эта ситуация может быстро измениться, если наши враги заподозрят, что ее можно исцелить. В конце концов, по крайней мере одна из ее прошлых личностей — то есть Майкл Скотт — знает, чего добивается Рысь. Если бы они считали, что мы можем узнать это — а значит, и получить какой-то ключ к их замыслу… конечно, они попытаются ее уничтожить.
— Другими словами, — коротко сказала Филиппа, — чем меньше посторонних знает об этом, тем лучше.
Адам кивнул.
— Меня очень беспокоит ее перевозка в Эдинбург. Она окажется еще ближе к Рыси, следовательно, станет еще более уязвимой.
— А если поместить ее в частную клинику? — спросила Филиппа. — Это было бы и безопаснее, и спокойнее для твоей работы.
— Мы в Британии, а не в Америке, — напомнил ей Адам. — Наша система, к несчастью, не отличается гибкостью правил. Пока Джиллиан является государственной больной, есть пределы тому, насколько далеко я могу отклониться от стандартных процедур. Даже перевозка ее в Шотландию вызовет немало удивленных взглядов. А когда она будет там, мне надо будет постараться держаться в тени, пока мы не узнаем, что делать.
— В таком случае, — сказала Филиппа, — было бы неплохо кому-нибудь из Охотничьей Ложи взять на себя ответственность за защиту девочки, пока ты занимаешься этим. — она многозначительно посмотрела на сына.
Адам улыбнулся.
— Должен ли я понять, что ты вызываешься добровольцем?
— Почему бы и нет?
— Действительно, почему бы и нет? — Адам усмехнулся со смесью любви и уважения. — Любого отпрыска Рыси, который увидит в тебе легкую добычу, ждет крупное потрясение!
— Хотелось бы думать, что мое оружие не притупилось, — сказала Филиппа с усмешкой, перешедшей в зевок, и с удовольствием потянулась. — Боже мой, уверяю тебя, это не из-за твоего общества. Просто день был долгий, и мне надо поспать.
— Господи, конечно! У тебя, наверное, совершенно сбит суточный ритм. — Адам собрался встать. — Тебе не следовало позволять мне засиживаться. — Он посмотрел на часы. — Я… м-м… не хочу давить на тебя, но интересно, не захочешь ли ты утром пойти со мной в больницу и встретиться с нашей пациенткой. Я договорился быть там в десять. Толбэты уже обрадовались тому, что я приведу с собой коллегу, но решать, конечно, тебе.
— Словно я когда-либо позволяла себе валяться в постели, когда идет такая игра! — Темные глаза Филиппы воинственно сверкнули, противореча седым волосам. — Если уж я решила работать сторожевым псом, то лучше начинать, не откладывая. В Шотландии мы можем сразу оказаться под огнем, и мне, например, хотелось бы убедиться, что мы не оставили ничего на волю случая.
Верховный Мастер первым расслышал за свистом зимнего ветра пыхтение вертолетного винта. Очнувшись от медитации, он поднял лысую голову и обратил пронзительный взгляд на ближайшего к двери служителя.
Женщина кивнула, молча встала, предупредив о выходе из круга ритуальным жестом, и, поклонившись, покинула комнату. Вскоре она вернулась, приведя с собой Ребурна, босого, в свободном белом одеянии, похожем на монашескую рясу. В руках у женщины было что-то завернутое в кусок белого шелка; она благоговейно поднесла сверток Верховному Мастеру и вложила в его руки. Сложив ладони на уровне груди новоприбывший прошел в центр комнаты и низко поклонился.
— Верховный Мастер, — произнес он. Мастер оглядел гостя с головы до ног; в желтом свете газовых светильников его лицо было желтоватым, как пергамент.
— Мастер-Рысь, — его тон был сух и холоден, — позволь приветствовать тебя на этом памятном событии… хотя ты несколько позже, чем ожидалось.
Слабый оттенок неодобрения вызвал в воздухе потрескивание, похожее на разряд статического электричества. Ребурн склонил прилизанную голову и учтиво сказал:
— Простите, Верховный Мастер. Управлять шотландской погодой пока не в моей власти.
Это прозвучало безобидно — простая констатация факта, но среди наблюдающих служителей пробежала дрожь. Верховный Мастер склонил голову.
— Теперь, когда ты здесь, представь отчет.
— Конечно, Верховный Мастер. — Ребурн поклонился. Он расправил плечи, сознавая зависть, таящуюся в острых взглядах кое-кого из служителей: у некоторых были личные причины негодовать из-за его успеха. Недавние события указывали, что ему придется ступать осторожно, если он хочет сохранить власть.
— Все присутствующие осведомлены о целях нынешней кампании, — начал он вкрадчиво, пряча руки в широких рукавах. — Посему не вижу причины повторять их здесь. Достаточно сказать, что следующий объект уже определен, вместе со временем и местом его ликвидации. До конца этой недели еще одна колонна Храма падет, и мы приобретем еще одну степень силы для воплощения замыслов нашего Патрона.
Все время, что он говорил, его светло-голубые глаза не отрывались от морщинистого лица Мастера. Тем не менее Ребурн ни на миг не забывал, что лежит на полу между ними: толстая пачка желтых пергаментов, покоящаяся на коврике из шкуры черного барана, а поверх пергаментов — завернутый в алый шелк торк. Его смутная мощь была подобна инфразвуковым раскатам грома — сила, скрепленная печатью крови, которая скоро будет подкреплена новым кровопусканием.
— Короче, наши планы развиваются точно по графику. Однако есть одна сложность.
Лицо Верховного Мастера застыло.
— Объясни.
Ребурн твердо встретил взгляд старика.
— Во-первых, позвольте заверить, что проблема уже решается. Речь идет о некоем полицейском инспекторе из Эдинбурга. Если помните, не так давно мы говорили о нем.
Запавшие глаза старика злобно, по-змеиному, вспыхнули.
— Инспектор Маклеод, — прошипел он.
— Именно, — подтвердил Ребурн. — Два дня назад инспектор оказал мне сомнительную честь, заглянув ко мне домой. Во время нашей беседы — которая, кстати говоря, была совершенно рутинной, просто полицейская процедура, — я взял на себя смелость провести кое-какие… испытания. Теперь я в состоянии подтвердить то, что ранее только подозревалось: инспектор Маклеод наверняка член Охотничьей Ложи.
Это прямое заявление вызвало движение среди служителей, хотя никто не осмелился заговорить. Успокоив шорох пронзительным взглядом, Верховный Мастер вернул внимание Ребурну.
— Ты говоришь, что проверил его. Надеюсь, ты не был настолько глуп, чтобы взамен выдать себя.
— Нет. — Ребурн постарался, чтобы это прозвучало уверенно. — Инспектор весьма силен, но не слишком восприимчив. Его трудно побороть, зато легко перехитрить. По такому случаю, — он тонко улыбнулся, — я уже придумал эффективное средство вывести его из строя — навсегда.
Видя, что овладел вниманием присутствующих, Ребурн продолжил объяснение. Когда он закончил, Верховный Мастер одарил его ледяным взглядом.
— Кажется, ты неплохо владеешь ситуацией, по крайней мере, пока дело касается самого Маклеода. Но он не единственный, кто привлек наше внимание. А что несносный Адам Синклер? Если ты прав насчет Маклеода, то и Синклер почти наверняка Охотник… возможно, даже их предводитель. Как помешать ему вступиться за Маклеода?
Улыбка Ребурна была холодна, как его взгляд.
— Я все подготовил, Верховный Мастер. Синклер на несколько дней уехал в Лондон. Даже если Маклеоду хватит сил, чтобы выдержать первый удар, он не сможет без посторонней помощи долго поддерживать защиту. Даже такой изобретательный человек, как Синклер, не в состоянии преодолеть фактор расстояния.
— А если вмешаются другие Охотники?
— Очевидно, мы не вправе исключать эту возможность, — признал Ребурн. — Но до сих пор Синклер — единственный из известных нам людей, кто выказал необходимые талант и выучку. Могут быть другие… но чтобы вмешаться, им придется проявить себя. А если они проявят себя, мы впредь будем держать их на мушке.
Старик обнажил желтые зубы в улыбке смерти.
— Удовлетворительно. Ты убедил меня, что достоин миссии, которую я намерен возложить на тебя. Готов ли ты быть представленным нашему Патрону?
— Да, — решительно сказал Ребурн, приглушая дрожь предвкушения.
— Так призовем же нашего Патрона.
Подняв руки ладонями наружу жестом приказа, Верховный Мастер окинул комнату холодным взглядом. Тотчас же служители поднялись на колени, потом одновременно простерлись ниц, коснувшись лбами пола. Когда Верховный Мастер медленно встал, Ребурн упал перед ним на колени; лицо его пылало предвкушением. Стоя с воздетыми к сводчатому потолку руками, старик запел хриплым, как у вороны, голосом.
Воздух в комнате словно вскипел. Не прекращая пения, Верховный Мастер торжественно развернул торк и показал его четырем четвертям круга, начиная с севера и поворачиваясь против солнца. Сердце Ребурна неистово колотилось; он низко склонился, благоговейно коснувшись лбом пергаментов, наваленных на бараньей шкуре. Запах древних тайн наполнял его ноздри, когда он снова выпрямился, не сводя взгляда с Верховного Мастера. Прочие служители возвысили гортанные голоса, присоединившись к мольбе предводителя.
Пение достигло крещендо. С хриплым воплем Верховный Мастер выпрямился, подняв торк над головой Ребурна, как корону.
— Приди же, о грозный, долгожданный гость! — произнес он нараспев. — О Громовержец Таранис, заклинаем, услышь нас!
Что-то зашелестело среди пергаментов на бараньей шкуре.
Несколько верхних листов поднялись, словно подхваченные порывом ветра, потом опустились обратно с шелестящим вздохом. Верховный Мастер обошел Ребурна и встал за спиной по-прежнему держа торк у него над головой.
— Снизойди к нам, о грозный владыка, — умолял скрежещущим шепотом Верховный Мастер. — Снизойди и взгляни милостиво на сих слуг твоих. Предаю тебе того, кто жаждет причащения Грозой. Испытай его, прошу тебя, и, буде покажется он угодным тебе, допусти в братство тех, кто повелевает Молнией!
Говоря так, он наклонился и надел торк на шею Ребурна. У Ребурна перехватило дыхание, он вскинулся, лицо его побелело в угасающем газовом свете… В то же мгновение внезапный, низкий грохот раскатился глубоко под землей.
Словно толчок землетрясения сотряс башню от самого фундамента и загромыхал, как раскат грома, швырнув нескольких служителей на пол. Верховный Мастер устоял, широко расставив ноги и раскинув руки в объятии.
— Привет тебе, о Таранис! — возликовал он. — Привет тебе, могучий Громовержец! Удостой слуг твоих знаком расположения!
Мертвая тишина внезапно заполнила комнату, словно из нее вдруг выкачали весь воздух. В следующий миг яростная вспышка голубого света вырвалась из кучи пергаментов, лежащих у колен Ребурна, и изогнулась хищной дугой от рукописей к торку у него на шее. Ребурн подавил крик то ли боли, то ли экстаза, его тело застыло, наполненное силой, почти слишком мощной для своего сосуда.
Мгновение единственным звуком в комнате было сухое потрескивание энергии, парализующей все проявления воли. Потом, так же внезапно, голубая вспышка замерцала.
Ребурн медленно выпрямился, дрожащие руки поднялись к торку. На его лице смешались удивление и ликование.
— Носитель был принят! — объявил Верховный Мастер, — Восславим Громовержца!
Ребурн быстро приходил в себя. Светлые глаза светились торжеством. Он молча протянул руки Верховному Мастеру ладонями вверх. Старик вложил свои руки в его жестом вознаграждения.
— Строители дерзнули воздвигнуть Храм Света, — прошептал Верховный Мастер. — Ныне отдаю их в твои руки. Уничтожь строителей, и Храм падет сам. В отсутствие Света — да воцарится Тьма…
За стенами Каледонского клуба обычный лондонский запах речной воды и дизельных испарений усиливался морозцем. Пик утреннего пригородного движения уже миновал. Такси объехало Гайд-парк и направлялось по Кенсингтон-хай-стрит к Хаммерсмиту. Адам ожидал предстоящей встречи с пылом, омраченным беспокойством.
Как и на улицах, в вестибюле Чаринг-Кросской больницы кипела жизнь. Взяв Филиппу за руку, Адам провел ее мимо больничной справочной на эскалатор; они легко смешались с толпой совершающих обход консультантов, спешащих по своим делам сестер и специалистов, спустились на первый этаж и влились в поток людей, направляющихся к педиатрическому отделению.
За месяц после посещения Адама отделение подверглось кое-какому необходимому ремонту. Стойка дежурной сестры, как и примыкающий коридор, были разрисованы цирковыми сценами, раскрашены чистыми, веселыми красками. Когда Адам и Филиппа приблизились к столу, миниатюрная темноволосая сестра в светло-голубой форме подняла глаза от груды медицинских карт. Она окинула их быстрым, проницательным взглядом и улыбнулась, когда Адам вытащил из нагрудного кармана свою карточку и положил на стойку, украдкой посмотрев на ее именную табличку.
— Доброе утро, мисс Рейнольдс, — сказал он весело. — Мы пришли повидать Джиллиан Толбэт. Полагаю, доктор Огилви ждет нас.
Филиппа молча положила свою карточку на стол рядом с карточкой Адама. Дежурная сестра взяла обе карточки, и на ее румяном лице отразилась смесь удивления и уважения, когда она оценила профессиональную компетентность Синклеров.
— Ваш визит большая честь для нас, сэр Адам… и ваш тоже, доктор Синклер, — сказала она, возвращая карточки. — Нас предупредили о вашем приходе… но мы не поняли, что это будут два доктора с одной фамилией.
Адам хмыкнул.
— На самом деле я, по-моему, не упоминал фамилию второго врача, когда вчера вечером говорил с мистером Толбэтом. Сказал только, что намерен привести с собой коллегу. Но уверяю вас, семейное взаимодействие в профессии уже не первый раз вызывает некоторое смущение. Толбэты здесь? И доктор Огилви?
— Доктор Огилви должна подойти с минуты на минуту, сэр Адам, — ответила сестра. — Она как раз заканчивает обход. А мистер и мисс Толбэт пришли около четверти часа назад. Если желаете, можете подождать вместе с ними в палате их дочери. Это дальше по коридору.
— По-моему, — сказала Филиппа, — нам лучше посмотреть карту Джиллиан, если вы не возражаете… и ее историю болезни.
— Да, доктор. — Сестра вытащила картонную папку. — А вот карта.
Поблагодарив, Адам взял папку и откинул клапан. Внутри лежала целая куча бумаг; к верхнему листу была приколота записка, нацарапанная пресловутым ужасным почерком большинства врачей. Она гласила:
Доктору Синклеру. Вам будет гораздо проще, если Вы ознакомитесь с этим. Э. Огилви.
Подпись еле-еле поддавалась расшифровке. Это добровольное предложение сотрудничества свидетельствовало в пользу лечащего врача Джиллиан. С облегчением обнаружив, что ему не придется тратить время на ублажение расстроенных чувств коллеги-консультанта, Адам занялся просмотром папки. Филиппа, посмотрев карту, читала через его плечо. Беглый просмотр показал, что состояние Джиллиан с его последнего визита в Лондон резко ухудшилось.
— Боюсь, дело плохо, — мрачно сказал он Филиппе. — Спасибо, мисс Рейнольдс. Пожалуй, сейчас мы посмотрим пациентку и встретимся с Толбэтами.
Джиллиан перевели из отделения в отдельную палату. Родители сидели в креслах рядом с кроватью, держась за руки и жадно глядя на дочь. Когда Адам и Филиппа вошли, оба Толбэта вскочили с нервным проворством, рожденным, несомненно, напряжением из-за таинственной болезни Джиллиан.
— Доктор Синклер! Огромное вам спасибо за приезд! — воскликнула Айрис Толбэт, испуганно вцепившись в руку мужа. — Это Джордж, отец Джиллиан. По-моему, вы уже говорили по телефону.
Айрис Толбэт почти не изменилась с их предыдущей встречи: миловидная блондинка лет тридцати пяти — сорока — только ее привлекательность потускнела от прошедших недель бессонницы и тревоги. Ее муж был крепким мужчиной, очки в роговой оправе выдавали в нем ученого; его можно было бы назвать «уютным», не выгляди он таким изнуренным.
— Конечно. Рад встретиться с вами лично, мистер Толбэт, — сказал Адам, протянув руку. — Это моя мать, доктор Филиппа Синклер, научившая меня многому из того, что я знаю. Мы надеемся, что вместе сможем добраться до сути заболевания вашей дочери.
— Я тоже надеюсь, доктор! — горячо воскликнул Джордж Толбэт. Его рукопожатие было твердым, но карие глаза с глубокой тревогой смотрели на неподвижное тело дочери. — Так тяжело видеть, как она увядает…
Он резко умолк, прежде чем его голос дрогнул. Проследив за взглядом отца, Адам прекрасно понял его горе. Хотя Джиллиан уже болела, когда он видел ее месяц назад, тогда она все еще была красивой, румяной девочкой, эдаким сорванцом.
Теперь, распростертая на спине на накрахмаленной больничной постели, она казалась хрупкой и высохшей, круглое личико приобрело восковую бледность, россыпь веснушек выделялась на фоне бледной кожи. Корона золотых кудрей распрямилась, глаза закрывали голубоватые веки. Носовая питательная трубка шла вдоль впалой щеки, трубка для внутривенных вливаний змеилась к капельнице возле кровати… зловещее подтверждение того, что Джиллиан не может даже сама есть.
— Если бы хоть кто-то мог дотянуться до нее, — беспомощно сказала Айрис Толбэт. — Мы с Джорджем старались изо всех сил, приходили каждый день, но…
Она махнула рукой, признавая поражение; было ясно, что и отец, и мать в ужасе из-за несомненной неспособности общаться со своей единственной дочерью.
— Ну? В чем же там было дело?
Адам опустился в кресло напротив, принял у Филиппы чашку и блюдце и поставил, чтобы добавить молоко и сахар.
— Помнишь, я звонил тебе несколько недель назад насчет девочки, Джиллиан Толбэт, и дела Майкла Скотта?
— Конечно.
— Так вот, со мной наконец связались ее родители, — продолжал Адам. — Они хотят отдать дочь на мое попечение.
Филиппа понимающе подняла бровь.
— Судя по тому, что ты рассказывал, странно, что им понадобилось столько времени.
Адам отпил чаю.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказал он. — Я только надеюсь, что ситуацию еще можно спасти.
— Да уж. — Филиппа передернула плечами и сжала руки, словно от внезапного холода. — Бедная душа — прошлая и нынешняя! Надеюсь, что когда это, теперешнее, мое тело будет уже восемьсот лет мертво, никакой негодяй не найдет причины вытащить меня к останкам! — После паузы она добавила: — Как ты собираешься объяснить это родителям?
— Если они будут требовать конкретный диагноз, — сказал Адам, — полагаю, я определю проблему как «расстройство личности». Это в общем-то достаточно верно. — Он пожал плечами. — Кроме того, я хочу уговорить их перевезти Джиллиан в Эдинбург. Мне дали понять, что в разрешении проблемы должен участвовать мой новый специалист, а я не могу просто привезти его сюда для работы… особенно, поскольку мы еще не уверены, какой эта работа будет. Более того, в Эдинбурге есть и другие дела, требующие моего присутствия.
— Это, конечно, верно. Что ж, не думаю, что ты столкнешься с сильным сопротивлением родителей. Насколько я поняла, они уже убедились, что ты — последняя надежда на выздоровление их дочери. — Она помолчала и добавила задумчиво: — Интересно, знает ли Ложа Рыси о существовании Джиллиан.
Адам поставил пустую чашку и пожал плечами.
— Трудно сказать. Надо полагать, команда, которая совершила воскрешение в Мелроузе, знала о ее существовании. Они, конечно, должны были знать, что вытаскивают Скотта из нынешней инкарнации. И если хоть один человек из этой команды уцелел в бойне у Уркхарта, он или она вполне могли передать это знание другим агентам организации. Чего бы это ни стоило.
— И чего же это стоило? — спросила Филиппа. Адам поморщился.
— В ее теперешнем состоянии Джиллиан не имеет для них значения — ни как текущая угроза, ни как будущий капитал. Но эта ситуация может быстро измениться, если наши враги заподозрят, что ее можно исцелить. В конце концов, по крайней мере одна из ее прошлых личностей — то есть Майкл Скотт — знает, чего добивается Рысь. Если бы они считали, что мы можем узнать это — а значит, и получить какой-то ключ к их замыслу… конечно, они попытаются ее уничтожить.
— Другими словами, — коротко сказала Филиппа, — чем меньше посторонних знает об этом, тем лучше.
Адам кивнул.
— Меня очень беспокоит ее перевозка в Эдинбург. Она окажется еще ближе к Рыси, следовательно, станет еще более уязвимой.
— А если поместить ее в частную клинику? — спросила Филиппа. — Это было бы и безопаснее, и спокойнее для твоей работы.
— Мы в Британии, а не в Америке, — напомнил ей Адам. — Наша система, к несчастью, не отличается гибкостью правил. Пока Джиллиан является государственной больной, есть пределы тому, насколько далеко я могу отклониться от стандартных процедур. Даже перевозка ее в Шотландию вызовет немало удивленных взглядов. А когда она будет там, мне надо будет постараться держаться в тени, пока мы не узнаем, что делать.
— В таком случае, — сказала Филиппа, — было бы неплохо кому-нибудь из Охотничьей Ложи взять на себя ответственность за защиту девочки, пока ты занимаешься этим. — она многозначительно посмотрела на сына.
Адам улыбнулся.
— Должен ли я понять, что ты вызываешься добровольцем?
— Почему бы и нет?
— Действительно, почему бы и нет? — Адам усмехнулся со смесью любви и уважения. — Любого отпрыска Рыси, который увидит в тебе легкую добычу, ждет крупное потрясение!
— Хотелось бы думать, что мое оружие не притупилось, — сказала Филиппа с усмешкой, перешедшей в зевок, и с удовольствием потянулась. — Боже мой, уверяю тебя, это не из-за твоего общества. Просто день был долгий, и мне надо поспать.
— Господи, конечно! У тебя, наверное, совершенно сбит суточный ритм. — Адам собрался встать. — Тебе не следовало позволять мне засиживаться. — Он посмотрел на часы. — Я… м-м… не хочу давить на тебя, но интересно, не захочешь ли ты утром пойти со мной в больницу и встретиться с нашей пациенткой. Я договорился быть там в десять. Толбэты уже обрадовались тому, что я приведу с собой коллегу, но решать, конечно, тебе.
— Словно я когда-либо позволяла себе валяться в постели, когда идет такая игра! — Темные глаза Филиппы воинственно сверкнули, противореча седым волосам. — Если уж я решила работать сторожевым псом, то лучше начинать, не откладывая. В Шотландии мы можем сразу оказаться под огнем, и мне, например, хотелось бы убедиться, что мы не оставили ничего на волю случая.
* * *
Не только Адам и Филиппа, хоть они этого не знали, строили в тот ноябрьский вечер далеко идущие планы. В ста пятидесяти милях от шотландской границы, среди покрытых снегом утесов Кэйрнгормских гор, двенадцать облаченных в белое старших служителей Ложи Рыси сидели, скрестив ноги, в самой высокой башне уединенного замка; их вождь восседал в середине. Они ждали гостя.Верховный Мастер первым расслышал за свистом зимнего ветра пыхтение вертолетного винта. Очнувшись от медитации, он поднял лысую голову и обратил пронзительный взгляд на ближайшего к двери служителя.
Женщина кивнула, молча встала, предупредив о выходе из круга ритуальным жестом, и, поклонившись, покинула комнату. Вскоре она вернулась, приведя с собой Ребурна, босого, в свободном белом одеянии, похожем на монашескую рясу. В руках у женщины было что-то завернутое в кусок белого шелка; она благоговейно поднесла сверток Верховному Мастеру и вложила в его руки. Сложив ладони на уровне груди новоприбывший прошел в центр комнаты и низко поклонился.
— Верховный Мастер, — произнес он. Мастер оглядел гостя с головы до ног; в желтом свете газовых светильников его лицо было желтоватым, как пергамент.
— Мастер-Рысь, — его тон был сух и холоден, — позволь приветствовать тебя на этом памятном событии… хотя ты несколько позже, чем ожидалось.
Слабый оттенок неодобрения вызвал в воздухе потрескивание, похожее на разряд статического электричества. Ребурн склонил прилизанную голову и учтиво сказал:
— Простите, Верховный Мастер. Управлять шотландской погодой пока не в моей власти.
Это прозвучало безобидно — простая констатация факта, но среди наблюдающих служителей пробежала дрожь. Верховный Мастер склонил голову.
— Теперь, когда ты здесь, представь отчет.
— Конечно, Верховный Мастер. — Ребурн поклонился. Он расправил плечи, сознавая зависть, таящуюся в острых взглядах кое-кого из служителей: у некоторых были личные причины негодовать из-за его успеха. Недавние события указывали, что ему придется ступать осторожно, если он хочет сохранить власть.
— Все присутствующие осведомлены о целях нынешней кампании, — начал он вкрадчиво, пряча руки в широких рукавах. — Посему не вижу причины повторять их здесь. Достаточно сказать, что следующий объект уже определен, вместе со временем и местом его ликвидации. До конца этой недели еще одна колонна Храма падет, и мы приобретем еще одну степень силы для воплощения замыслов нашего Патрона.
Все время, что он говорил, его светло-голубые глаза не отрывались от морщинистого лица Мастера. Тем не менее Ребурн ни на миг не забывал, что лежит на полу между ними: толстая пачка желтых пергаментов, покоящаяся на коврике из шкуры черного барана, а поверх пергаментов — завернутый в алый шелк торк. Его смутная мощь была подобна инфразвуковым раскатам грома — сила, скрепленная печатью крови, которая скоро будет подкреплена новым кровопусканием.
— Короче, наши планы развиваются точно по графику. Однако есть одна сложность.
Лицо Верховного Мастера застыло.
— Объясни.
Ребурн твердо встретил взгляд старика.
— Во-первых, позвольте заверить, что проблема уже решается. Речь идет о некоем полицейском инспекторе из Эдинбурга. Если помните, не так давно мы говорили о нем.
Запавшие глаза старика злобно, по-змеиному, вспыхнули.
— Инспектор Маклеод, — прошипел он.
— Именно, — подтвердил Ребурн. — Два дня назад инспектор оказал мне сомнительную честь, заглянув ко мне домой. Во время нашей беседы — которая, кстати говоря, была совершенно рутинной, просто полицейская процедура, — я взял на себя смелость провести кое-какие… испытания. Теперь я в состоянии подтвердить то, что ранее только подозревалось: инспектор Маклеод наверняка член Охотничьей Ложи.
Это прямое заявление вызвало движение среди служителей, хотя никто не осмелился заговорить. Успокоив шорох пронзительным взглядом, Верховный Мастер вернул внимание Ребурну.
— Ты говоришь, что проверил его. Надеюсь, ты не был настолько глуп, чтобы взамен выдать себя.
— Нет. — Ребурн постарался, чтобы это прозвучало уверенно. — Инспектор весьма силен, но не слишком восприимчив. Его трудно побороть, зато легко перехитрить. По такому случаю, — он тонко улыбнулся, — я уже придумал эффективное средство вывести его из строя — навсегда.
Видя, что овладел вниманием присутствующих, Ребурн продолжил объяснение. Когда он закончил, Верховный Мастер одарил его ледяным взглядом.
— Кажется, ты неплохо владеешь ситуацией, по крайней мере, пока дело касается самого Маклеода. Но он не единственный, кто привлек наше внимание. А что несносный Адам Синклер? Если ты прав насчет Маклеода, то и Синклер почти наверняка Охотник… возможно, даже их предводитель. Как помешать ему вступиться за Маклеода?
Улыбка Ребурна была холодна, как его взгляд.
— Я все подготовил, Верховный Мастер. Синклер на несколько дней уехал в Лондон. Даже если Маклеоду хватит сил, чтобы выдержать первый удар, он не сможет без посторонней помощи долго поддерживать защиту. Даже такой изобретательный человек, как Синклер, не в состоянии преодолеть фактор расстояния.
— А если вмешаются другие Охотники?
— Очевидно, мы не вправе исключать эту возможность, — признал Ребурн. — Но до сих пор Синклер — единственный из известных нам людей, кто выказал необходимые талант и выучку. Могут быть другие… но чтобы вмешаться, им придется проявить себя. А если они проявят себя, мы впредь будем держать их на мушке.
Старик обнажил желтые зубы в улыбке смерти.
— Удовлетворительно. Ты убедил меня, что достоин миссии, которую я намерен возложить на тебя. Готов ли ты быть представленным нашему Патрону?
— Да, — решительно сказал Ребурн, приглушая дрожь предвкушения.
— Так призовем же нашего Патрона.
Подняв руки ладонями наружу жестом приказа, Верховный Мастер окинул комнату холодным взглядом. Тотчас же служители поднялись на колени, потом одновременно простерлись ниц, коснувшись лбами пола. Когда Верховный Мастер медленно встал, Ребурн упал перед ним на колени; лицо его пылало предвкушением. Стоя с воздетыми к сводчатому потолку руками, старик запел хриплым, как у вороны, голосом.
Воздух в комнате словно вскипел. Не прекращая пения, Верховный Мастер торжественно развернул торк и показал его четырем четвертям круга, начиная с севера и поворачиваясь против солнца. Сердце Ребурна неистово колотилось; он низко склонился, благоговейно коснувшись лбом пергаментов, наваленных на бараньей шкуре. Запах древних тайн наполнял его ноздри, когда он снова выпрямился, не сводя взгляда с Верховного Мастера. Прочие служители возвысили гортанные голоса, присоединившись к мольбе предводителя.
Пение достигло крещендо. С хриплым воплем Верховный Мастер выпрямился, подняв торк над головой Ребурна, как корону.
— Приди же, о грозный, долгожданный гость! — произнес он нараспев. — О Громовержец Таранис, заклинаем, услышь нас!
Что-то зашелестело среди пергаментов на бараньей шкуре.
Несколько верхних листов поднялись, словно подхваченные порывом ветра, потом опустились обратно с шелестящим вздохом. Верховный Мастер обошел Ребурна и встал за спиной по-прежнему держа торк у него над головой.
— Снизойди к нам, о грозный владыка, — умолял скрежещущим шепотом Верховный Мастер. — Снизойди и взгляни милостиво на сих слуг твоих. Предаю тебе того, кто жаждет причащения Грозой. Испытай его, прошу тебя, и, буде покажется он угодным тебе, допусти в братство тех, кто повелевает Молнией!
Говоря так, он наклонился и надел торк на шею Ребурна. У Ребурна перехватило дыхание, он вскинулся, лицо его побелело в угасающем газовом свете… В то же мгновение внезапный, низкий грохот раскатился глубоко под землей.
Словно толчок землетрясения сотряс башню от самого фундамента и загромыхал, как раскат грома, швырнув нескольких служителей на пол. Верховный Мастер устоял, широко расставив ноги и раскинув руки в объятии.
— Привет тебе, о Таранис! — возликовал он. — Привет тебе, могучий Громовержец! Удостой слуг твоих знаком расположения!
Мертвая тишина внезапно заполнила комнату, словно из нее вдруг выкачали весь воздух. В следующий миг яростная вспышка голубого света вырвалась из кучи пергаментов, лежащих у колен Ребурна, и изогнулась хищной дугой от рукописей к торку у него на шее. Ребурн подавил крик то ли боли, то ли экстаза, его тело застыло, наполненное силой, почти слишком мощной для своего сосуда.
Мгновение единственным звуком в комнате было сухое потрескивание энергии, парализующей все проявления воли. Потом, так же внезапно, голубая вспышка замерцала.
Ребурн медленно выпрямился, дрожащие руки поднялись к торку. На его лице смешались удивление и ликование.
— Носитель был принят! — объявил Верховный Мастер, — Восславим Громовержца!
Ребурн быстро приходил в себя. Светлые глаза светились торжеством. Он молча протянул руки Верховному Мастеру ладонями вверх. Старик вложил свои руки в его жестом вознаграждения.
— Строители дерзнули воздвигнуть Храм Света, — прошептал Верховный Мастер. — Ныне отдаю их в твои руки. Уничтожь строителей, и Храм падет сам. В отсутствие Света — да воцарится Тьма…
* * *
Утро четверга выдалось холодное и серое. Адам и Филиппа съели континентальный завтрак: горячий шоколад и свежие рогалики, — и на такси отправились в Чаринг-Кросскую больницу. Филиппа сменила вчерашнее алое пальто на строгий ярко-синий костюм, элегантный, но выглядящий профессионально; Адам был в вездесущем рабочем костюме-тройке.За стенами Каледонского клуба обычный лондонский запах речной воды и дизельных испарений усиливался морозцем. Пик утреннего пригородного движения уже миновал. Такси объехало Гайд-парк и направлялось по Кенсингтон-хай-стрит к Хаммерсмиту. Адам ожидал предстоящей встречи с пылом, омраченным беспокойством.
Как и на улицах, в вестибюле Чаринг-Кросской больницы кипела жизнь. Взяв Филиппу за руку, Адам провел ее мимо больничной справочной на эскалатор; они легко смешались с толпой совершающих обход консультантов, спешащих по своим делам сестер и специалистов, спустились на первый этаж и влились в поток людей, направляющихся к педиатрическому отделению.
За месяц после посещения Адама отделение подверглось кое-какому необходимому ремонту. Стойка дежурной сестры, как и примыкающий коридор, были разрисованы цирковыми сценами, раскрашены чистыми, веселыми красками. Когда Адам и Филиппа приблизились к столу, миниатюрная темноволосая сестра в светло-голубой форме подняла глаза от груды медицинских карт. Она окинула их быстрым, проницательным взглядом и улыбнулась, когда Адам вытащил из нагрудного кармана свою карточку и положил на стойку, украдкой посмотрев на ее именную табличку.
— Доброе утро, мисс Рейнольдс, — сказал он весело. — Мы пришли повидать Джиллиан Толбэт. Полагаю, доктор Огилви ждет нас.
Филиппа молча положила свою карточку на стол рядом с карточкой Адама. Дежурная сестра взяла обе карточки, и на ее румяном лице отразилась смесь удивления и уважения, когда она оценила профессиональную компетентность Синклеров.
— Ваш визит большая честь для нас, сэр Адам… и ваш тоже, доктор Синклер, — сказала она, возвращая карточки. — Нас предупредили о вашем приходе… но мы не поняли, что это будут два доктора с одной фамилией.
Адам хмыкнул.
— На самом деле я, по-моему, не упоминал фамилию второго врача, когда вчера вечером говорил с мистером Толбэтом. Сказал только, что намерен привести с собой коллегу. Но уверяю вас, семейное взаимодействие в профессии уже не первый раз вызывает некоторое смущение. Толбэты здесь? И доктор Огилви?
— Доктор Огилви должна подойти с минуты на минуту, сэр Адам, — ответила сестра. — Она как раз заканчивает обход. А мистер и мисс Толбэт пришли около четверти часа назад. Если желаете, можете подождать вместе с ними в палате их дочери. Это дальше по коридору.
— По-моему, — сказала Филиппа, — нам лучше посмотреть карту Джиллиан, если вы не возражаете… и ее историю болезни.
— Да, доктор. — Сестра вытащила картонную папку. — А вот карта.
Поблагодарив, Адам взял папку и откинул клапан. Внутри лежала целая куча бумаг; к верхнему листу была приколота записка, нацарапанная пресловутым ужасным почерком большинства врачей. Она гласила:
Доктору Синклеру. Вам будет гораздо проще, если Вы ознакомитесь с этим. Э. Огилви.
Подпись еле-еле поддавалась расшифровке. Это добровольное предложение сотрудничества свидетельствовало в пользу лечащего врача Джиллиан. С облегчением обнаружив, что ему не придется тратить время на ублажение расстроенных чувств коллеги-консультанта, Адам занялся просмотром папки. Филиппа, посмотрев карту, читала через его плечо. Беглый просмотр показал, что состояние Джиллиан с его последнего визита в Лондон резко ухудшилось.
— Боюсь, дело плохо, — мрачно сказал он Филиппе. — Спасибо, мисс Рейнольдс. Пожалуй, сейчас мы посмотрим пациентку и встретимся с Толбэтами.
Джиллиан перевели из отделения в отдельную палату. Родители сидели в креслах рядом с кроватью, держась за руки и жадно глядя на дочь. Когда Адам и Филиппа вошли, оба Толбэта вскочили с нервным проворством, рожденным, несомненно, напряжением из-за таинственной болезни Джиллиан.
— Доктор Синклер! Огромное вам спасибо за приезд! — воскликнула Айрис Толбэт, испуганно вцепившись в руку мужа. — Это Джордж, отец Джиллиан. По-моему, вы уже говорили по телефону.
Айрис Толбэт почти не изменилась с их предыдущей встречи: миловидная блондинка лет тридцати пяти — сорока — только ее привлекательность потускнела от прошедших недель бессонницы и тревоги. Ее муж был крепким мужчиной, очки в роговой оправе выдавали в нем ученого; его можно было бы назвать «уютным», не выгляди он таким изнуренным.
— Конечно. Рад встретиться с вами лично, мистер Толбэт, — сказал Адам, протянув руку. — Это моя мать, доктор Филиппа Синклер, научившая меня многому из того, что я знаю. Мы надеемся, что вместе сможем добраться до сути заболевания вашей дочери.
— Я тоже надеюсь, доктор! — горячо воскликнул Джордж Толбэт. Его рукопожатие было твердым, но карие глаза с глубокой тревогой смотрели на неподвижное тело дочери. — Так тяжело видеть, как она увядает…
Он резко умолк, прежде чем его голос дрогнул. Проследив за взглядом отца, Адам прекрасно понял его горе. Хотя Джиллиан уже болела, когда он видел ее месяц назад, тогда она все еще была красивой, румяной девочкой, эдаким сорванцом.
Теперь, распростертая на спине на накрахмаленной больничной постели, она казалась хрупкой и высохшей, круглое личико приобрело восковую бледность, россыпь веснушек выделялась на фоне бледной кожи. Корона золотых кудрей распрямилась, глаза закрывали голубоватые веки. Носовая питательная трубка шла вдоль впалой щеки, трубка для внутривенных вливаний змеилась к капельнице возле кровати… зловещее подтверждение того, что Джиллиан не может даже сама есть.
— Если бы хоть кто-то мог дотянуться до нее, — беспомощно сказала Айрис Толбэт. — Мы с Джорджем старались изо всех сил, приходили каждый день, но…
Она махнула рукой, признавая поражение; было ясно, что и отец, и мать в ужасе из-за несомненной неспособности общаться со своей единственной дочерью.