Куртц Кэтрин. Ложа рыси

   — Узнай, что сможешь, не вызвав ненужных подозрений, Дональд, — сказал Маклеод младшему офицеру. — Друзья и коллеги, похоже, готовы подать заявление об исчезновении, что, конечно, облегчило бы нам жизнь, но в данный момент мы не знаем, сделал ли он что-то неправильное. Исчезать не противозаконно. Но я хочу знать, сможешь ли ты установить какую-то связь с Ребурном.
   — Сделаю, инспектор, — ответил Кохрейн. — И удачи вам, сэр.
   — Спасибо, Дональд.
   Они выехали после семи. Белая «тойота-лендкруизер», взятая Маклеодом напрокат, была не такой роскошной и удобной, как «рейнджровер», но она легко поглощала мили, выдерживая иногда отвратительные участки дороги, когда они миновали Перт. Надеясь избежать худших зимних условий, они после Перта двинулись больше на запад, а не через Блэргаури и Бреймар, за разумно короткий срок проскочив городки с такими историческими названиями, как Питлохри, Килликранки и Блэр-Атол, и проехав по краю вечнозеленого Атолского леса. Потом, перебравшись через Грампианские горы, когда шоссе А9 свернуло на север к Кингусси и Авимору, они снова повернули к востоку, проехав по краю темной твердыни леса Глен-Мор и все больше приближаясь к выделенному Перегрином району Кэйрнгормских гор.
   Время приближалось к полудню, когда они свернули с того, что считалось в здешней части Северного нагорья главной дорогой, и осторожно пробирались по дороге еще мощеной, но ненадежной из-за льда и рытвин, высматривая еще более узкое боковое ответвление, обозначенное на их карте светло-коричневой линией. Оно оказалось в закрытом крутом повороте и Маклеоду пришлось резко тормозить и проехать несколько ярдов задним ходом, прежде чем осторожно завести «тойоту» в узкую щель между двумя камнями-указателями.
   Узкая, ухабистая дорога была изрезана колеями и во многих местах почти занесена снегом, и полный привод «тойоты» стал не просто полезным, а необходимым. Они ползли, тревожно вглядываясь вперед. Несколько раз Маклеод оглядывался на Перегрина, словно спрашивая, ехать ли дальше, но Перегрин всегда кивал.
   Через полчаса подъехали к гофрированным железным воротам с объявлением, гласившим «Частная собственность. Не нарушать». Запирались ворота на ржавый, но крепкий с виду замок, и по обеим сторонам нити колючей проволоки уходили в снежные валы и нарастающий сумрак. Позади них следы их шин казались на фоне снега темными, как лакричник, и уже покрывались льдом; начинали спускаться ранние сумерки. В час дня на севере Северного нагорья, всего за день до зимнего солнцестояния, у них было часа два, прежде чем начнет темнеть, даже если не испортится погода. Легкий снег уже начал засыпать ветровое стекло, и Адам, наклонившись вперед, включил дворники.
   — О чем вы думаете? — тихо спросил он, когда шуршание дворников присоединилось к малым оборотам двигателя. Перегрин, вытянув шею, всматривался между спинок сидений.
   — Думаю, — ответил Маклеод, — что если двигаться дальше, то пешком. А еще я думаю, что лучше сначала развернуть машину. Мне это место не нравится.
   — Мне тоже, — тихо сказал Адам. — Но ничего другого мы и не ожидали.
   Маклеоду пришлось ехать задом почти двадцать ярдов до более широкого места на дороге, чтобы совершить необходимый маневр, и даже потом понадобилось полдюжины раз подать машину вперед-назад, чтобы развернуть ее. Когда он выключил зажигание, тишина опустилась на них, как плотный и тяжелый плащ. Несколько секунд никто не смел ни говорить, ни даже дышать, пока наконец Адам не перегнулся через спинку сиденья, чтобы передать Перегрину сапоги, и все начали готовиться бросить вызов стихиям.
   Перегрин опустил голову, зашнуровывая туристические сапоги, но заметил, как Маклеод засунул за пояс знакомый «Браунинг Хай-Пауэр» и положил пару запасных обойм в карманы черного анорака. Адам повесил на шею крохотный пентаксовский бинокль. Он поехал без перевязи, и когда они вылезли из машины, Маклеод помог ему надеть полушубок. Адам спрятал бинокль под полушубок, потом натянул белую вязаную шапочку и перчатки на меху. Перегрин подозревал, что у него с собой и кинжал. Конечно, и Адам, и Маклеод носили под перчатками кольца, а свое Перегрин спрятал в кармане брюк.
   В остальном Перегрин был вооружен лишь разумом, блокнотом и карандашами. Он решил не брать весь этюдник — чтобы не тащить еще одну вещь, если придется поспешно отступать. Но на этот раз он догадался взять перчатки с подстежкой, чтобы можно было рисовать на холоде, а на голове была вязаная арранская шапка, чтобы не замерзли уши. Маклеод подобным же образом приготовился к холоду, а к прочему снаряжению добавил камеру «Полароид», которую вытащил из кармана на спинке переднего сиденья. На шее у него висел бинокль побольше, чем у Адама.
   — Мне пришло в голову, что фотографии могли бы пригодиться, — сказал он, поглаживая камеру, когда закрыл — но не захлопнул и не запер — за собой дверь. — Боюсь, будет слишком темно для съемки, но попытка не пытка. Теперь посмотрим, как далеко мы можем зайти. И говорите тихо. Звук распространяется дальше, чем вы думаете.
   Первым препятствием были ворота, но тут все было просто. Пройдя еще ярдов двадцать налево вдоль ограды, где некоторые столбы покосились, Маклеод осторожно поднял ключи от машины фута на два над верхним рядом колючей проволоки, потом перекинул их через проволоку… без видимого эффекта.
   — Ну, по крайней мере не электрифицировано, — пробормотал он, убирая ключи, потом схватился за верхнюю проволоку обеими руками в перчатках, прижав остальные ногой к земле. — Конечно, я мог поднять тревогу… и могу просто быть параноиком. Ну-ка, проходите.
   Неловко согнувшись, Адам проскользнул в щель, помог Перегрину, потом придержал проволоку для Маклеода. Впереди занесенная снегом дорога тянулась в белесую тусклость, понемногу уходя вверх и вправо.
   — Я первым, — пробормотал Маклеод. — А вы оба держитесь наготове.
   Он медленно шел вперед, держась одной стороны и все время озираясь. Адам и Перегрин двинулись следом. Они молча прошли около полумили до каменного мостика через узкий, полузамерзший ручей. Из долины донеслось журчание воды, текущей подо льдом. Они полезли вверх, и Перегрин начал сознавать странное, скрытое дрожание воздуха, похожее на инфразвуковой рокот далекого грома. Взгляд на Адама подтвердил, что тот тоже чувствует это… а может, это было напряжение от подъема.
   — Вы в порядке? — прошептал Перегрин.
   — Угу.
   Сжав губы и сузив глаза, Адам смотрел вперед. Он дышал немного тяжелее обычного при нагрузке, все тело болело, карабкаться по крутому склону было трудно, Маклеод ждал их наверху, съежившись за остатками древней каменной стены и наводя бинокль на что-то неподвижное далеко слева, возвышающееся рядом с невысоким водопадом над ручьем. Сделав Перегрину знак пригнуть голову, Адам с трудом преодолел последние несколько футов и присел рядом с инспектором; Перегрин подобрался с другой стороны. Маклеод молча указал на нечто, похожее на искусственное сооружение, явно построенное из камня.
   — Как вам это? — прошептал он. — Может, логово Рыси?
   Не отвечая, Адам вытащил свой бинокль и попытался настроить его на далекое строение. По-прежнему шел небольшой снег, но все равно сооружение казалось странно нечетким. Он подул на линзы, чтобы счистить пыль, и настроил бинокль во второй раз, но Маклеод тихо фыркнул.
   — Вы тоже, а? — прошептал он. — Бесполезно. Это место настолько сильно защищено, что я не могу разглядеть ничего, кроме общего контура. И сфотографировать нормально не получится. Поглядите-ка сюда.
   Он вытащил из кармана несколько полароидных снимков, но, хотя все окружающее было довольно четко, само строение было слишком неясным, чтобы что-то разглядеть.
   — Нельзя нам подобраться поближе? — спросил Перегрин.
   — Нельзя, не рискуя попасться, — сказал Адам.
   Темная мощь, обитающая в этих стенах, скребла по нервам, как железные цепи по натертой коже. Вблизи воздействие было бы опустошительным, а сил для противостояния ему маловато. Но даже так ему не хотелось отдавать приказ об отступлении, не попытавшись получить более четкое впечатление о том, что было там наверху.
   — А что видите вы, Перегрин? — тихо спросил он, глядя на художника. — Посмотрите в бинокль, проверим, сможете ли вы сфокусировать его.
   Он передал Перегрину свой «Пентакс», тот снял очки и поднес бинокль к глазам. Физический фокус настроить не удалось, но художник подумал, что без оптики, вероятно, сможет увидеть больше.
   — Дайте-ка я попробую с карандашом, — сказал он с большей убежденностью, чем ощущал. — В конце концов разве не для этого я здесь?
   Адам и Маклеод обменялись тревожными взглядами, а Перегрин с трудом вытащил из-под пальто блокнот, зубами сдернул верхние перчатки и засунул в карман. Он снова надел очки и вытаскивал карандаш из внутреннего кармана, когда Адам положил руку ему на плечо.
   — Подождите секунду, Перегрин, — сказал он; Маклеод обошел их и пристроился слева от Перегрина. — Дайте нам возможность хоть немного защитить вас, прежде чем начнете. Это отличается от того, с чем вы имели дело раньше.
   Озадаченный, но доверяющий их суждению, Перегрин замер с карандашом в руке и склонил голову, когда почувствовал, как наставники кладут ему руки на плечи. Он не понимал слов, которые бормотал Адам у него над правым ухом, но чувствовал, как постепенно его окружает нефизическое тепло. Через минуту рука Адама сжала его плечо, давая знать, что они с Маклеодом закончили.
   — Ладно, действуйте… но будьте осторожны, — тихо сказал Адам.
   Перегрин глубоко вздохнул и посмотрел на цель, сузив глаза. Вблизи все расплылось. Он сделал несколько более глубоких вздохов, как искатель жемчуга, готовящийся нырнуть, потом осторожно выпрямился, вглядываясь сквозь облако злонамерения, окутывающее твердыню врагов.
   Словно вошел в грязную реку: ядовитая пленка психической порочности ощутимо липла к коже. Содрогнувшись от отвращения, он усилием воли прорвался в сердце тумана. Перед глазами появилась тошнотворная рябь. И неожиданно, всего на миг, он беспрепятственно увидел замок и его окрестности.
   В то же самое мгновение сила, обитающая в замке, осознала вторжение и вслепую нанесла ответный энергетический удар. Перегрина словно хлестнули плетью по глазам. Он ахнул и отшатнулся, но сила удара разбилась о невидимую стену, возведенную Адамом и Маклеодом. Раздался резкий треск, похожий на невидимые искры, и внезапно воцарилась тишина.
   — Вот оно! Отступаем! — приказал Маклеод, физически хватая художника за руку, и потащил вниз по склону; Адам с трудом поднялся и полез следом. — Постарайтесь держать разум пустым и не оглядывайтесь!
   Они поспешно отступали в том направлении, откуда пришли, с трудом пробираясь по снегу, который, казалось, стал глубже. К тому времени, как они добрались до машины, все тяжело дышали и вспотели под тяжелой зимней одеждой, а Адам был белее шапки, которую сорвал, как только практически упал на переднее пассажирское место. Пока Маклеод вскарабкался на водительское место и включил зажигание, Перегрин поспешно нащупал ремень безопасности, предчувствуя еще одну дикую гонку, на которую, как он знал, был способен инспектор.
   — Пристегнитесь, вы все, — сказал Маклеод, вдавливая педаль газа.
   «Тойота» рванула вперед, рыская и проскальзывая, пока Маклеод не врубил полный привод. Сгущались сумерки, но он не смел включать фары из страха выдать их положение, если за ними гонятся. Адам стянул перчатки и левой рукой держался за ручку, закрыв глаза и склонив голову к правой руке. Сначала Перегрин решил, что он просто сосредоточенно переводит дыхание после дикого бега, но потом понял, что Адам так странно держит руку, чтобы прижимать камень кольца ко лбу.
   — Адам? — осмелился шепнуть он. Машину продолжало трясти и заносить.
   — Оставьте его! — рявкнул Маклеод, пробормотав что-то, когда ему пришлось тормозить на очередном повороте.
   — Но что он делает?
   — Защищает нас. Постарайтесь делать то же самое.
   — Но как…
   — Я уже говорил: постарайтесь держать разум пустым!
   Приказ не допускал дальнейшего обсуждения или вопросов. Соответственно подчинившись, Перегрин откинулся на спинку сиденья и постарался сделать, как велено, изо всех сил стараясь удержать в уме образ пустого холста, ждущего прикосновения кисти. Это было трудно, потому что ему все время хотелось рисовать, а некоторые из возникающих картин были не из приятных…
   Примерно когда Маклеод снова выбрался на мощеную дорогу и смог прибавить скорость, у Перегрина начало получаться; а к тому времени, как они выехали на шоссе А9 и снова помчались на юг, он уже начинал дремать.
   — Теперь все в порядке, — внезапно сказал Адам, когда они миновали поворот на Кингусси и Ньютонмор и неслись к Грампианским горам. — Ноэль, мне кажется, уже безопасно на несколько минут остановиться на следующей стоянке. Перегрин, позади вашего сиденья должна быть корзинка с бутербродами и чаем.
   Маклеод вздохнул с облегчением, сказавшим Перегрину, что их вылазка могла закончиться весьма печально. Держа глаза и уши раскрытыми, а рот закрытым, он вытащил корзинку, поставил на сиденье рядом с собой и начал рыться в ней, глядя, чем снабдил их Хэмфри. Через несколько минут подвернулась долгожданная стоянка, и Маклеод затормозил и остановил «тойоту». Снег, казалось, перестал, и, выключив зажигание, Маклеод снял очки и, глубоко вздохнув, бросил их на приборную доску.
   — Да уж, пробежались, — сказал он. — Перегрин, дайте, пожалуйста, бутерброд. Завтрак был несколько часов назад, и я просто помираю от голода.
   Широко открыв глаза, Перегрин вложил бутерброд в протянутую Маклеодом через плечо руку, передал другой Адаму. Когда они начали есть, Перегрин набросился на свой бутерброд; ему до смерти хотелось услышать побольше, но он не решался спрашивать. У Маклеода дрожали руки, и Перегрин, заметив это, передал Адаму один из термосов.
   — Дайте ему горячего чая.
   Пробормотав «спасибо», Адам наполнил чашку и сунул Маклеоду в руки. Когда инспектор одним глотком выпил половину и откинулся на спинку сиденья, положив голову на подголовник, зажав чашку в руках и закрыв глаза, Адам обернулся и посмотрел на Перегрина.
   — Ладно. Прежде чем я выскажу свое мнение о случившемся, расскажите мне, что вы видели.
   Перегрин покачал головой. Он уже больше часа, все время, пока они спускались с Кэйрнгормских гор, пытался решить что же он видел.
   — Адам, на самом деле я не знаю. Что-то могущественное, но оно не походило ни на что, связанное с Рысью, что я видел раньше. Оно было другое… даже более злобное, если такое можно представить. Мне надо будет подумать об этом. Пока я даже не могу пытаться начать рисовать.
   — Ноэль? — спросил Адам.
   Маклеод допил чай и надел очки, по-видимому, несколько оправившись.
   — Он прав, — сказал он. — Здесь действует что-то еще, кроме Рыси… что-то крупное, с чем я не хочу связываться, пока мы не разберемся получше, с чем имеем дело. О, Рысь участвует, но это… это что-то сверхмощное. Возможно, для этого и нужны человеческие жертвоприношения. Раньше Рысь никогда особенно не ориентировалась на это.
   — Согласен, — сказал Адам. — Я не мог даже начать строить предположения. Вы оба хорошо поработали. — Он поглядел на часы на приборной доске. — А пока лучше двигаться дальше. Ноэль, хотите, чтобы дальше машину вел Перегрин? Вы, похоже, крепко вымотались.
   — Ну, как, сынок? — отозвался Маклеод, устало поворачивая голову в сторону Перегрина. — Как, справитесь с этим автобусом?
   — Конечно, — ответил Перегрин. В словах наставников сквозил непринужденный дух товарищества, его действительно считали полноправным членом команды. Он поменялся местами с Маклеодом, пристегнулся и настроил зеркала и сиденье под себя, но инспектор тихо захрапел еще до того, как Перегрин влился в поток транспорта. Поскольку Маклеоду явно надо было поспать, Перегрин молчал весь остаток пути. Иногда ему казалось, что Адам тоже задремал, но каждый раз, когда он посматривал в сторону и хватало света, Адам задумчиво смотрел вперед, сложив руки на груди.
   Они добрались до дома Маклеода и высадили его в самом начале девятого, но, когда машина ехала по Фортдуд-бридж к дому, Адам встряхнулся и указал Перегрину на боковую дорогу на другой стороне, которая в конце концов вывела их к живописной панораме Ферта. Снова пошел снег, и далекие огни Эдинбурга мерцали, как бриллианты, нанизанные на черный бархат далекого берега.
   — Что случилось? — спросил Перегрин, когда выключил двигатель. — Почему вы хотите остановиться здесь?
   Адам вздохнул и откинул голову на подголовник, созерцая мерцающую темноту.
   — Сегодня Канун Солнцестояния, — сказал он тихо, — почти поворот года. Каждый год я приезжаю сюда примерно в это время, чтобы напомнить себе, что к чему… ради чего все это — то, что мы делаем.
   Слегка нахмурившись, Перегрин посмотрел на Ферт.
   — Что-то я не понимаю.
   — Правда? — Адам тихо вздохнул и медленно выдохнул. — Прислушайтесь к тишине, Перегрин. Почувствуйте ее. Весь мир погружен во тьму, затаил дыхание в предвкушении. «Когда весь мир еще был объят тишиной и ночь была посреди быстрого течения, Твое всесильное Слово, о Господь, спустилось с небес, от Царственного Трона…»
   — О, вы имеете в виду Рождество, — сказал Перегрин. Адам улыбнулся.
   — Не совсем. Или, пожалуй, лучшим ответом было бы «частично». За пределами физических огней этого города, который мы охраняем, сияет другой Свет, подобный огромному зонтику чистой белой энергии, являющейся частью еще более огромного полога, прикрывающего всю планету. Источник ее — в сердцах мужчин и женщин доброй воли, которые, особенно в это время года, обращают мысли и молитвы к пришествию Света. Они принадлежат к разным племенам и вероисповеданиям, но все они мириадами способов тянутся к более близкой общности со Светом, какую бы внешнюю форму ни принимало их признание. У Т.С. Элиота^[14] есть несколько строк, которые очень хорошо говорят об этом. Мне кажется, он понимал. Возможно, он даже был одним из нас.
 
   О Свет Невидимый, мы хвалим Тебя!
   Слишком яркий для наших глаз…
   Мы благодарны Тебе за свет, зажигаемый нами,
   Свет алтаря и святилища;
   Огоньки людей, созерцающих в полночь,
   И свет, льющийся в нежные витражи,
   И свет, отраженный от камня,
   От позолоты резного дерева, от многоцветной фрески.
   Мы смотрим со дна морского, глядим вверх.
   И видим свет, но не видим, откуда он.
   О Свет Невидимый, мы славим Тебя!
 
   Когда его голос замер, Перегрин жадно уставился на него.
   — Я могу нарисовать это, — прошептал он. — Я увидел все полотно, когда вы говорили. Как называется стихотворение?
   — Это «Хор» из «Камня», — ответил Адам. — Но самое важное, что в это время года по всей планете буквально миллионы человеческих существ готовятся признать возвращение Света. Возрождение Солнца гораздо более древний и могущественный символ, чем коммерческие церемонии, которые вы увидите через несколько дней, в день, называемый Рождеством… что в любом случае условная дата, поскольку никто на самом деле не знает, когда родился человек, ставший Христом.
   Перегрин улыбнулся.
   — В устах христианина это звучит почти цинично. Я считал вас религиозным.
   — О, я религиозен. И в этом времени и месте, в этой жизни я избрал для служения Всевышнему внешнюю форму христианства. Оно предоставляет один из самых могущественных наборов символов для того, что должно произойти. Как это выразился Павлин из Нолы^[15]? Посмотрим, смогу ли я вспомнить приличный перевод. А, вот.
   «Ибо после солнцестояния, когда Христос родился во плоти, новое солнце преобразило пору холодной зимы и, удостаивая смертных целительным рассветом, повелело ночам убывать перед Его приходом вместе с наступающим днем».
   — Ну, понимаете? — Он ухмыльнулся. — История Солнцестояния в христианском контексте, и прекрасно выражено. Говоря серьезно, очень важно понимать и действительно знать, что верность Свету гораздо выше сектантских разногласий. О, организованные религии, конечно, выполняют свое предназначение, зажигая маленькие психические маяки… вы увидите их, например, над церковными шпилями, если обратите взор к ним.
   — Но важнее всего всеобъемлющий зонтик психической доброй воли, безотносительно к тому, какую форму люди выбирают для его поддержки, безотносительно к тому, как выглядят церемонии. Наверное, можно было бы сказать, что один из самых важных моментов в деятельности масонов и других квазиэзотерических организаций заключается в том, что они участвуют в создании общего зонтика белого света, который защищает психическое сознание мира от теней зла, заполняя щели, оставленные организованными религиями.
   Перегрин на мгновение задумался над этим образом, потом кивнул.
   — Тогда, может быть, Ложа Рыси пытается продырявить этот зонтик, — сказал он. — Может быть, для этого и предназначены молнии. И они убивают масонов, потому что масоны помогают сохранять зонтик в целости.
   Адам удивленно посмотрел на Перегрина. Он никогда раньше не обсуждал проблему именно в этих терминах, но, вероятно, эту точку зрения стоило рассмотреть. Видит Бог, что бы ни пряталось в Кэйрнгормских горах, цель его — нечто большее, чем просто перебить масонов.
   — Знаете, в этом что-то есть, — тихо сказал он. — Мне надо будет больше подумать над этим аспектом. — Он прикрыл рукой зевок. — А пока, думаю, нам надо вернуться домой и рассказать Филиппе, что произошло. Поехали, и я поставлю вам выпивку.

* * *

   Но в конце концов они наелись сначала горячих сандвичей с ветчиной, приготовленных Хэмфри, пока Филиппа вытягивала из них информацию о дневных приключениях. Когда они перешли в библиотеку, и Перегрин откинулся в кресле с хрустальным бокалом, в котором плескалось на два пальца «Мак-Аллана», он уже чувствовал себя объевшимся и слегка сонным.
   — Кстати говоря, вы пьете алкоголь в последний раз, пока я вам не разрешу, — сказал Адам, также откидываясь в кресле со своим бокалом. — И завтра не ешьте после полудня.
   Увидев испуг на лице Перегрина, Филиппа рассмеялась и отставила свой херес.
   — Боюсь, у Адама начала хромать логика, дорогой. — Она потрепала его по колену. — Мы уже неделю обсуждали эти планы — в сущности, с самой аварии Адама, — но явно никто не потрудился просветить одного из главных участников. Завтра вечером мы хотим попытаться исцелить Джиллиан… конечно, с вашей помощью. Вместе с тем, если вы не передумали, мы собираемся представить вас к официальному посвящению в наше общество. Вы уже повидали достаточно, чтобы знать, что у нас опасная профессия. Но если вы решите присоединиться к нам, мы поклянемся вам в полнейшей дружбе и поддержке, даже до смерти.
   — И после нее, — тихо добавил Адам.
   Разом проснувшись, Перегрин поглядел на Адама и подавил странную дрожь в душе. На губах наставника играла почти незаметная улыбка, и он явно ждал ответа.
   — Я… ничего в жизни мне не хотелось больше того, что вы только что столь великодушно мне предложили, — с усилием сказал он, глядя Филиппе в глаза. — Конечно, я не передумал. Надеюсь только, что смогу доказать, что стою вашего доверия. Но какими бы способностями я ни был награжден… я охотно предлагаю их к вашим услугам.
   — Чудесно, значит, это улажено… хотя это услуги не только нам, — улыбнулась Филиппа, снова взяв свой херес. — Добро пожаловать в наше сообщество, дорогой.
   Она задержалась с ними еще на несколько минут, пока они обсуждали практические вопросы следующего дня, потом ушла, оставив мужчин наедине. Никто лучше Адама не понимал, что перспектива посвящения должна казаться оперившемуся соколу не только возбуждающей, но и пугающей. И потому он не удивился, когда его молодой протеже одним глотком допил виски и повернулся к нему с выражением полной решимости, граничащей с паникой.
   — Адам, вы сочтете меня ужасным глупцом, — сказал он, словно делая признание, — но мне только теперь пришло в голову, что я не имею ни малейшего понятия, как готовиться к этому. Я хочу сказать, что, может, я что-то должен делать? Изучать что-то или по крайней мере о чем-то думать?
   В темных глазах Адама зажегся огонек.
   — Что касается приготовлений, то, по-моему, вы уже весьма успешно миновали срок ученичества. Сверх того, сам факт, что вы задаете мне этот вопрос, означает, что вы уже двигаетесь к верному расположению духа. Могу только посоветовать продолжать то, что вы уже делаете: копаться в душе и сознании с намерением пожертвовать всем, что вы есть и чем еще станете, на службу Тому, кто также есть истинный Свет.
   — Но разве посвящение — не какое-то испытание? — спросил Перегрин.