Адам покачал головой, потом открыл альбом Перегрина на чистой странице.
   — Нарисуйте, что вы видели, Перегрин, — сказал он. — Посмотрим, сможете ли вы разобрать лицо.
   Перегрин прищурился на пустую страницу, но рука словно бы не хотела двигаться к бумаге.
   — Я… по-моему, не могу, — прошептал он. — Здесь что-то…
   — Закройте глаза и вспоминайте, — приказал Адам, положив одну руку на плечо Перегрину, а другую слегка прижав к его лбу. — Вздохните глубоко, как я вас учил, и войдите в то состояние, в котором вам работается всего эффективнее. Просто рисуйте то, что видите.
   Когда Перегрин глубоко вздохнул, пытаясь выполнить желание Адама, тот опустил руки и сел. Перегрин открыл глаза, его рука послушно потянулась к альбому и начала рисовать; но хотя на листе появился неопределенный намек на мужчину в белом халате, склонившегося над фигурой, в которой безошибочно угадывалась Джиллиан, карандаш по-прежнему избегал лица мужчины.
   — Нарисуйте лицо, Перегрин, — убеждал шепот Адама. Но Перегрин, казалось, не мог четко увидеть его и только недоуменно покачал головой, выходя из транса.
   — Не могу, Адам, — сказал он. — Просто не могу рассмотреть его. Словно там вуаль…
   — Или щит, — сказала Филиппа, поворачивая набросок под лучшим углом. — Я бы сказала, что Перегрин наткнулся на одного из полноправных членов Ложи Рыси — установившего защиту, отправившись на злое дело.
   — И теперь у них есть не только волосы, но и кровь, чтобы установить связь с Джиллиан, — сказал Адам. — Если они достаточно сведущи, то завтра в это время они уже будут точно знать, кто такая Джиллиан — и, что важнее, кем она была.
   — Они могут сделать это просто при помощи крови и волос? — спросил Перегрин, широко открыв глаза.
   Адам кивнул.
   — В зависимости от мастерства человека, делающего запрос, — да. Мы могли бы. А учитывая, что они сумели вновь оживить тело Скотта и заставить его душу вернуться, я вынужден признать, что у них есть шансы… если, конечно, их специалист в этой области не был одним из погибших у Лох-Несса. Но одаренный исследователь может проникнуть в прошлое до самого первого пробуждения объекта.
   — Ну, если они смогут установить связь между Джиллиан Толбэт и Майклом Скоттом, — сказал Перегрин, — то что, по-вашему, они могут сделать?
   — Бесполезно гадать, — сказала Филиппа, хмуро поглядев на Адама. — Хотя одно мы знаем наверняка: мы не можем в достаточной мере защитить ее здесь, в больнице. Если хочешь мой совет, то, по-моему, нам надо как можно быстрее перевезти ее в Стратмурн.
   Адам поморщился.
   — Я тоже подумал об этом. Вопрос только в том, можем ли мы это сделать, не наделав шуму?
   — Шум для нас гораздо меньшее зло, — практично сказала Филиппа. — Полагаю, у нас самое большее двадцать четыре часа отсрочки, прежде чем враги сумеют разорвать завесу тайны там, где касается Джиллиан. После этого единственный способ быть уверенными в ее безопасности — день и ночь караулить у ее двери… и уверяю тебя, это вызвало бы еще больше толков.
   Адам задумчиво нахмурился.
   — Боюсь, так. И, мне кажется, Перегрин дал нам отправную точку для благовидного предлога перевести Джиллиан из больницы в домашнюю обстановку.
   — Я? — Перегрин перевел взгляд с Адама на Филиппу и обратно.
   — Да-да, вы. — Филиппа медленно кивнула. — Теперь когда у нас есть намек на реакцию, кто будет спорить, что, пожалуй, стоит посмотреть, как она среагирует на окружающее в более домашней обстановке — а именно в Стратмурне, где она будет под пристальным наблюдением обоих лечащих врачей. — Она вопросительно посмотрела на сына. — Разве ты не упоминал как-то, что твоя мисс Гилкрист до пенсии была медсестрой?
   — Упоминал, — сказал Адам. — Насколько я понимаю, ты предполагаешь, что ее можно уговорить поработать под знакомой крышей. Самым трудным будет заставить службу «Скорой помощи» осуществить перевозку немедленно… но попробую.
   — А тем временем нам надо уговорить мисс Толбэт. — Он подчеркнуто взглянул на Перегрина. — А на сегодняшний вечер, — продолжал он, — я был бы очень обязан, Филиппа, если бы ты сделала все возможное для охраны комнаты Джиллиан.

Глава 23

   В тот же вечер в подвальном этаже дома в окрестностях Стерлинга, называемого «Нижний Леки», Фрэнсис Ребурн и несколько избранных его подчиненных собрались, чтобы удовлетворить свой интерес к Джиллиан Толбэт. Присутствовали трое, участвовавшие в подготовке оригами-рыси меньше недели назад: Нейпир, Фицджеральд и Вемисс — и жилистый, темноволосый мужчина по фамилии Барклей, чьи разнообразные таланты выходили далеко за пределы пилотирования вертолетов. Все пятеро облачились в черные балахоны с капюшонами, и каждый носил серебряный медальон и кольцо с сердоликом — эмблемы полноправных членов Ложи Рыси.
   Их рабочее место было защищено и готово. В железных черных светильниках на трех побеленных стенах угасал огонь. На четвертой стене мрачно нависала отделанная кованым железом фреска с изображением безликого, неопределенно гуманоидного существа, укрытого, как саваном, тенями и вздымающимися тучами, с ореолом стрел молний вокруг места, где должна быть голова. Напротив этой стены, отделенный от нее стойкой со свечами, пилот Барклей тихо сидел в деревянном кресле с высокой спинкой; он был погружен в транс — голова откинута назад, глаза закрыты.
   Справа от него из черной железной жаровни на треноге лениво поднималась тонкая струйка ладанного дыма. Рядом на маленьком столике были разложены прочие принадлежности, необходимые для ночной работы: еще ладан, неглубокий стеклянный сосуд, похожий на чашку Петри, спутанный клубок золотых волос размером с яйцо и шприц на десять кубиков, наполненный темной кровью. Занимался этим набором сам Ребурн, помогала ему Анджела Фицджеральд. Нейпир закатал левый рукав пилота и затягивал на руке резиновый жгут, в то время как Вемисс набирал в другой шприц переливчатую розоватую жидкость из маленького пузырька.
   — Вы сознаете, что он не сможет летать в течение двадцати четырех часов. — Вемисс вытащил иглу, отдал пузырек Нейпиру и поднес шприц к свету свечи, выдавив несколько капель.
   — До субботы мне пилот не нужен, — пробормотал Ребурн, наблюдая, как Вемисс распечатывает спиртовой тампон и трет вздувшуюся вену Барклея. — «Полет» сейчас гораздо важнее. Если, как я подозреваю, юная Джиллиан Толбэт — нынешняя инкарнация Майкла Скотта, то работа сегодняшней ночи вполне может указать путь вновь получить то, что утрачено у Лох-Несса. Барклей был в Мелроузе, когда ныне покойный Геддз призвал Скотта обратно в его тело, и сможет узнать его. Продолжайте, пожалуйста.
   Без дальнейших возражений Вемисс воткнул иглу в вену Барклея и ослабил жгут, медленно введя половину шприца; потом заглянул пилоту под веко. Нейпир подошел, чтобы придержать Барклея за плечи. Вемисс впрыснул еще наркотика, Барклей содрогнулся и застонал.
   — Он почти готов, — пробормотал Вемисс, когда веки вдруг поднялись. — Барклей, вы слышите меня?
   — Да.
   Зрачки Барклея были расширены, взгляд неподвижен и несфокусирован. Удовлетворенный, Вемисс на миг нажал большим пальцем на поршень, добавив еще немного наркотика. Прижав спиртовой тампон к месту укола, он ловко вытащил иглу и, согнув руку пилота, прижал к груди, а затем отступил в сторону.
   — Все готово, мистер Ребурн.
   Улыбаясь, Ребурн выступил вперед, положил обе руки на подлокотники кресла Барклея и уставился в одурманенные глаза.
   — Вам удобно, мистер Барклей? — спросил он тихо. Голова Барклея слегка мотнулась вперед.
   — Все хорошо, мистер Ребурн.
   — Великолепно.
   Отступив, Ребурн приказал Анджеле помочь ему поставить жаровню перед креслом. Одновременно Нейпир и Вемисс взяли Барклея за плечи и заставили его податься вперед, раздвинув его колени так, чтобы жаровню можно было пододвинуть еще ближе. Когда Ребурн рассыпал щепотку ладана над тлеющими углями, Барклей начал глубоко вдыхать дым. Тот же ладан, знал Ребурн, использовался в ту ночь в Мелроузе; дрожь Барклея и его сосредоточенное лицо указывали, что он тоже это знает.
   — Да-а-а, — прошипел Ребурн. — Тебе знаком этот запах, не так ли? Он возвращает тебя к той ночи в Мелроузе. Возвращайся туда, разгляди в дыму ту сцену. Сосредоточься на духе, вызванном в ту ночь. А вот то, что тебе поможет.
   По его знаку Анджела Фицджеральд бросила в жаровню клубок золотых волос. Завоняло паленым волосом. Барклей наклонился ближе, чтобы глубоко вдохнуть запах; взгляд смутно сосредоточился на чем-то в дыму.
   — Тянись туда, — приказал Ребурн. — Сведи их вместе и сравни. Действительно девчонка Толбэт — нынешняя инкарнация Майкла Скотта?
   — Приближается… — выдохнул Барклей. — Близко… Очень близко. Но не могу… совсем… сосредоточиться. Помогите.
   Кивнув Вемиссу и Нейпиру, Ребурн взял шприц с кровью и выдавил по темно-красной лужице размером с монету на каждую ладонь Барклея, которые два стража повернули вверх. Остаток крови он вылил в стеклянную плошку, которую Анджела уже поставила на угли. Кровь в горячем стекле зашипела, отдельные капельки разлетелись по краям; Барклей глубоко вдохнул запах и кивнул, потерев ладонь о ладонь для усиления контакта.
   — Да, — сказал он с закрытыми глазами, поднося окровавленные руки к лицу, чтобы вдохнуть саму кровь. — О да, они — одно и то же. Скотт разгневан. Его сотрудничества нелегко будет добиться. Он могущественен, несмотря даже на состояние нынешнего тела. И все-таки его можно использовать. Да… это определенно Скотт. Нельзя позволить Охотничьей Ложе привлечь его на свою сторону. Могущественный враг… но также и могущественный раб… Осторожно…
   Он постепенно расслаблялся и наконец облокотился на колени, подперев голову окровавленными руками. Когда стало ясно, что больше информации не будет, Ребурн отодвинул жаровню и сделал знак Вемиссу и Нейпиру снова выпрямить пилота. Барклей был еще в сознании, но едва-едва, и Ребурн бросил вопросительный взгляд на Вемисса.
   — Он в порядке?
   — Будет, когда отоспится, — ответил врач, коротко наклонившись к Барклею. Тот закатил глаза и безвольно повис. — Да, на сегодня он закончил. Отправить в постель?
   — Действуйте, — согласился Ребурн. — Мистер Нейпир поможет вам отнести его. Встретимся через полчаса в библиотеке и решим, как использовать информацию. Вряд ли это так срочно, чтобы что-то предпринимать до вечера пятницы — этому, вероятно, ничего не помешает, — но, надеюсь, в будущем мы обязательно уделим внимание мисс Джиллиан Толбэт.

Глава 24

   На следующий день серый, унылый рассвет возвестил, что по всей Шотландии ночью шел дождь со снегом и что на Северном нагорье наступила настоящая зима. В Эдинбурге рабочие всю пятницу посыпали улицы песком и тротуары солью; машины рычали между колеями в снеговой каше, а пешеходы, стараясь удержаться на ногах, стоически брели по обледеневшим тротуарам на работу или в ближайшие магазины.
   Несмотря на неблагоприятную погоду, братья Масонской Ложи № 213 в тот вечер собрались на очередное собрание в Лохендском квартале Эдинбурга. Мастер Ложи прибыл одним из последних, задержавшись из-за старомодного черного такси, которое, казалось, старалось везде свернуть как раз впереди него — и все это раздражающе медленно, несмотря на дорожные условия. К тому времени, как Мастер остановился на отведенном для него месте в конце частной стоянки Ложи — на десять минут позже, чем ему хотелось, — он был настолько раздражен, что записал номер такси на обороте старой парковочной квитанции, прежде чем взять себя в руки и нырнуть в холод и дождь.
   Вытащив с заднего сиденья чемоданчик с облачением, он запер машину и осторожной рысью побежал через площадку, на ходу расстегивая пальто. У двери черного входа его встретил секретарь Ложи с листком бумаги в руке и озабоченным выражением обрамленного бакенбардами лица.
   — Ох, наконец-то! — сказал секретарь. — Тут один тип пытается связаться с вами уже больше получаса. Говорит, будто работает на вас… звать Мюррей. Вот его номер. Он просил позвонить ему, как только вы придете.
   Закатив глаза к потолку, Мастер Ложи № 213 взял листок и посмотрел на номер — незнакомый, — потом направился в сторону гардероба и мужского туалета; секретарь — за ним по пятам.
   — У меня нет на это времени, Робби. Уткнулся в чертово такси… Он сказал, в чем дело?
   — Только, что это срочно, — ответил Робби. Мастер вздохнул, срывая шляпу.
   — Ладно-ладно! Позвоню ему по платному телефону, пока буду одеваться. Скажи наверху, что я открою Ложу через несколько минут.
   — Да, досточтимый Мастер.
   Когда секретарь Ложи с грохотом умчался по черной лестнице выполнять поручение, Мастер нырнул в гардероб, швырнул шляпу на крюк и бросил чемоданчик на стоящее поблизости кресло. Срывая пальто, он гадал, что же такое могло произойти на заводе, что Мюррей решился звонить сюда, в Ложу.
   Открыв чемоданчик, он вытащил белый муаровый фартук с каймой и эмблемами из небесно-голубого шелка и повязал его на пояс, приладив клапан так, чтобы он указывал на его положение Мастера Каменщика. Следом появился кордон, широкая шелковая лента с подвеской из драгоценного камня, знаком должности Инсталлированного Мастера этой Ложи. Надев ее через голову, так чтобы камень упал прямо на грудь, он вытащил рукавицы и взвесил на руке, поглядев на бумажку с телефонным номером, потом полез в карман брюк и выловил двадцатипенсовую монету. Бросив ее в платный телефон на стене возле крючков для пальто, набрал номер, зажав трубку между плечом и ухом, и, ожидая соединения, натягивал рукавицы.
   На другом конце провода раздались гудки. Мастер посмотрел на часы, прилаживая краги рукавиц. В этот миг дверь гардеробной у него за спиной открылась. Не успел он обернуться, чтобы сказать, что уже идет, как сильная рука грубо обхватила его шею сзади и прижала толстый тканевый тампон ко рту и носу.
   Химический запах хлороформа хлынул в ноздри, жег глаза. Задыхаясь, даже давясь, Мастер попытался рвануться вперед, стремясь стряхнуть нападающего. Он был крупным мужчиной, но противник легко потащил его назад и усилил удушающий захват на горле, прижав тряпку с хлороформом еще теснее к лицу.
   В глазах у Мастера начало расплываться, колени подогнулись — хлороформ делал свое дело. Через несколько секунд он беспомощно обмяк в руках нападающего, еще цепляясь за ускользающее сознание, но больше неспособный кричать или бороться. Противник не дал ему упасть, убрав хлороформ на время, достаточное, чтобы сообщник заклеил пленнику рот широкой лентой. Пока тот еще шатался, первый человек завернул ему руки в рукавицах за спину и связал. Одновременно второй нападающий натянул ему на голову темный капюшон.
   Они подхватили его с обеих сторон и наполовину повели, наполовину потащили из гардероба, по короткому коридору и на улицу, в морозную ночь, потом бесцеремонно запихнули на пол ожидающей машины — того самого такси, что вызвало раздражение Мастера. От внезапного, резкого укола прямо через рубашку распространилась вялая волна летаргии. Машина рванула вперед — и это было последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание.
   В трех четвертях мили от города, на южном склоне эдинбургского Кэлтонского холма, женщина с твердо сжатыми губами сидела одна в машине, припаркованной у покрытых снежной коркой ворот кладбища Олд-Кэлтон-роуд. Впереди и позади нее в беспорядке стояли машины посетителей грязного паба, занимающего первый этаж на другой стороне Ватерлоо-плейс. Ближе к вершине холма, за пабом, на фоне зимнего неба выделялись темная громада канцелярии прокуратуры и памятник Нельсону. Легкий снегопад почти не заглушал ворчание дизельных двигателей поезда, медленно двигающегося по рельсам за кладбищем в направлении Уэверли-стейшн.
   Окрестные улицы были безлюдны, погода загнала большинство людей в дома. Однако за высокими каменными стенами кладбища около дюжины призрачных фигур топталось в покрытом снежной коркой и разрисованном граффити склепе; они ждали знака предводителя. Фрэнсис Ребурн по-волчьи рыскал перед изъеденным непогодой могильным камнем — обелиском в рост человека. Когда он остановился поглядеть на часы, куранты на башне пробили восемь.
   Не успело затихнуть эхо последнего удара, как там, где на Ватерлоо-плейс выходила Риджент-роуд, показался свет фар, возвещающий о приближении большого черного такси, неуклюже ползущего вниз по склону холма к въезду на кладбище. Когда такси мигнуло фарами, женщина, ожидающая в припаркованной машине, мрачно улыбнулась своему отражению в зеркале заднего обзора и помигала фарами в ответ.
   Дальше сигнал передал человек, ждущий прямо в воротах кладбища. Моментально включаясь в действие, Ребурн сделал знак подчиненным. Все дружно начали сбрасывать шляпы и пальто, оставаясь в до того спрятанных под верхней одеждой тонких белых балахонах. Пока одна группа быстро свалила сброшенные пальто и шляпы на брезент за склепом, остальные натягивали на лица белые капюшоны. Ребурн снял с шеи шарф, и беглый луч уличного фонаря выхватил из темноты темный металлический блеск Солисского торка у него на шее.
   Женщина в припаркованной машине запустила мотор. Когда она плавно отъехала от тротуара, такси аккуратно скользнуло на освобожденное место и остановилось, выключив фары. Двое мужчин в черном, сидевших сзади, украдкой оглядели улицу, чтобы убедиться, что их прибытие не привлекло нежеланного внимания, потом распахнули ближайшую к тротуару дверь и вылезли, вытащив из-под клетчатого коврика на полу такси фигуру в капюшоне. Поддерживая человека в капюшоне с двух сторон, они быстро запихнули его из тени такси в тень арки входа.
   У ворот их встретил один из одетых в белое коллег Ребурна, почти невидимый на фоне снега, пропустил внутрь и плавно закрыл за ними ворота на явно хорошо смазанных маслом петлях. Еще двое служителей Ребурна помогли провести пленника на холм; все они скользили и спотыкались в снегу. Повинуясь знакам Ребурна, они поставили пленника спиной к обелиску и привязали веревками из алого шелка. Закончив, люди из такси ушли, а Ребурн и его подчиненные продолжили то, ради чего собрались.
   Безликие, почти невидимые в белых одеяниях, приспешники Ребурна окружили человека, привязанного к могильному камню. Встав в круг прямо перед жертвой, Ребурн полез за пазуху балахона и вытащил медальон в форме диска с изображением оскалившейся морды рыси на тяжелой серебряной цепи — единственная такая эмблема в этот вечер, хотя все носили кольца с сердоликом их Ордена.
   Светлые глаза поблескивали из-под капюшона. Ребурн помедлил, на миг прикоснувшись к медальону, потом протянул руку и сорвал капюшон, мешающий жертве видеть. Пленник немного пришел в себя от потока холодного воздуха: склоненная голова поднялась, одурманенные карие глаза непонимающе скользнули по кругу облаченных в белое фигур. Он слабо отшатнулся, когда Ребурн повесил медальон ему на шею.
   С нетерпеливой гримасой Ребурн кивнул одному из подчиненных и отступил на свое место во главе круга. Не произнеся ни слова, человек в белом скользнул вперед и сорвал ленту с губ пленника, потом вроде бы щелкнул пальцами у того под носом. Когда пленник рефлекторно отдернул голову, резкий запах аммония разнесся в морозной темноте и быстро рассеялся. Также молча человек занял место в кругу, растаяв среди товарищей. Жертва осталась одна в середине; в карих глазах начинал зажигаться более осознанный страх.
   Ребурн поднял руки, и еще более тяжелая тишина, казалось, опустилась на древнее кладбище, каким-то образом отделив собравшихся от завывания и скрежета дизельных двигателей и аэродинамических тормозов близкой сортировочной станции, поглотив все далекие звуки города. Крупные снежинки лениво кружились в ледяном ночном воздухе, одна из них зацепилась за ресницы пленника. Когда напряжение сгустилось до желаемого уровня, Ребурн наконец закинул голову и свистящим шепотом запел наводящее ужас заклинание, дабы вызвать силу, вверенную ему Старшим Мастером.
   Пение раздражало слух, как скрежет напильника по камню. Пленный масон слабо натянул путы; неподдельный ужас начинал подпитывать его усилия. Голос Ребурна становился все напряженнее, но не громче, и наконец он вскинул голову, широко, словно обнимая небо, раскинув над головой руки.
   — Приди, могучий Таранис! Приди, будь ныне нашим гостем!
   Воздух в круге, казалось, внезапно вскипел злобной энергией. Тьма сгустилась и вспенилась, жуткий полусвет мелькал от тучи к туче, лица и руки начало покалывать, словно по ним ползали невидимые насекомые.
   — Приди, о Владыка Молний! — умолял Ребурн. — Приди и прими нашу присягу! Узри подношение, что приготовлено тебе, жертву подобающую и готовую к сожжению!
   В его голосе звенело предвкушение, и гром ответил низким, инфразвуковым раскатом, собирающиеся тучи вздымались и волновались.
   Дико оглядываясь по сторонам, пленный масон сделал слабую попытку рвануться, сумев теперь издать внятный писк, но бесполезно. В тот же миг с внезапным, оглушительным грохотом стрела молнии обожгла ночное небо и ударила, подобно жалу гадюки, в медальон с рысью, висящий на груди пленника.
   Длительная бело-голубая дуга молнии зашипела и затрещала. Служители в белом отпрянули, воздев руки, чтобы защитить ослепленные глаза. Пронзенное ударом неукротимой энергии тело жертвы дергалось и колотилось, как сломанная марионетка, синеватый дым, воняющий обуглившейся тканью и плотью, клубился над головой и грудью.
   А Ребурна охватило чувство, близкое к оргазму. Закинув лицо к небу, он издал хриплый крик ликования и глубоко вдохнул зловоние жертвоприношения. Бьющаяся в шелковых путах жертва дернулась в последний раз и затихла, но это была рефлекторная реакция тела на уже прошедшую боль. Остаточные разряды еще несколько секунд играли вокруг склонившейся головы мертвеца, потом внезапно погасли.
   Снова спустилась тьма — еще тяжелее, ибо последовала за стихийным огнем, и мгновение, показавшееся вечностью, Ребурн дрожал на грани экстаза, опьяненный долгим поцелуем силы. Резонанс, оставленный энергией молнии, объял его худощавое тело наслаждением, какое он доселе мог лишь воображать. Он цеплялся за это наслаждение, настойчиво прижимая руки к торку в попытке продлить мгновение, и открыл глаза, только когда огонь в жилах погас окончательно и кто-то в кругу закашлялся.
   Безжизненное тело жертвы безвольно обмякло на могильном камне, облачка дыма поднимались от глубокого, черного ожога на груди. И медальон, и драгоценная подвеска покрылись окалиной, едкий дым все еще клубился над обожженными шелком и шерстью. Снег вокруг начал таять, обнажая черную землю. По знаку Ребурна кто-то из служителей осторожно подошел осмотреть жертву. В их почтении Ребурн также заметил страх и уважение, смешанные с завистью; он наслаждался этим знанием.
   Где-то вдали все громче выла сирена: весьма вероятно, недавняя пиротехника над кладбищем не прошла незамеченной. Повинуясь краткому приказу Ребурна, снова одевшего пальто и шарф, один из помощников сорвал обугленные остатки медальона с рысью с тела жертвы хорошо изолированной рукой, а другой начал развязывать шелковые путы, привязывавшие жертву к могильному камню. Когда они опустили тело на землю, первый человек разрезал и убрал ленту, связывающую запястья жертвы. Когда все было кончено, Ребурн позволил двум приспешникам проводить себя к ожидающему такси, оставив остальных членов группы расходиться так же быстро и тихо, как они пришли.
   К тому времени, как первая полицейская патрульная машина свернула на Ватерлоо-плейс, на кладбище Олд-Кэлтон-Роуд не было никого, кроме тех, кто уже давно спал там вечным сном, и обожженного тела человека, пораженного молнией.
* * *
   Тем временем в Стратмурне Адам и его помощники еще не знали об этой операции Ложи Рыси. Сосредоточившись последние два дня на защите Джиллиан Толбэт, они как раз перевезли ее в Стратмурн, чтобы начать новую фазу лечения. Джиллиан устроили в уютной комнате в восточном крыле, некогда служившей детской; ее мать поселилась в комнате напротив.
   В тот вечер, чтобы принять Айрис Толбэт в Стратмурне и подчеркнуть ненапряженную, домашнюю атмосферу, которая, как они надеялись, обеспечит прорыв в состоянии ее дочери, Филиппа устроила неофициальный обед. Присутствовал не только Перегрин, которого мисс Толбэт обожала после такого явного воздействия на Джиллиан, но также и Кристофер и Виктория Хьюстоны, приехавшие из Кинросса для поддержки. Грозная мисс Гилкрист охотно согласилась вернуться к прежней работе медсестры и посидеть с Джиллиан, пока остальные обедают.
   Пока сотрапезники вели благожелательную беседу, переходя от лука-порея и стилтонского сырного супа к цыпленку по-веллингтонски и измельченным черносливам, Айрис Толбэт уже почти освоилась в новой обстановке. Филиппа предложила перейти в переднюю гостиную и попить кофе, когда зазвонил телефон.
   — Этим займется Хэмфри, — с улыбкой сказал Адам подскочившей Айрис Толбэт. — Исключая чрезвычайные происшествия, я не отвечаю на звонки во время обеда. — На другом конце комнаты раздался тихий звонок. — Хотя с некоторыми звонками приходится разбираться. Переходите в гостиную, а я присоединюсь к вам через несколько минут.