Страница:
Они проехали около сотни ярдов и поворачивали назад (Джиллиан буквально задыхалась от возбуждения), когда на дорожку осторожно въехал желтый спортивный «морган» с черными крыльями. Улыбаясь, Адам придержал коня и шагом подъехал к левому борту. Ксимена узнала его и остановилась. Она опустила стекло, и он поднес правую руку к козырьку картуза.
— Добрый день, доктор Локхарт, — сказал он. Она подняла брови с насмешливым неодобрением.
— Предполагается, что вы выздоравливаете.
— О, я выздоравливаю, — ответил Адам. — Мы оба выздоравливаем. Это мой большой друг, мисс Джиллиан Толбэт, которая и потребовала, чтобы ее сегодня взяли на прогулку.
— Понимаю, — ответила Ксимена. — Как поживаешь, Джиллиан?
Джиллиан вспыхнула и ткнулась носом в куртку Адама.
— Боюсь, она немного застенчива. Поезжайте к дому, там и встретимся.
Снисходительно улыбнувшись, Ксимена включила передачу и поехала дальше. Адам пустил Халида шагом. Убедившись, что ее не услышат, Джиллиан серьезно посмотрела на Адама.
— Доктор Синклер, это ваша девушка?
— Вообще-то нет еще, — ответил Адам. — Но вполне возможно. Мы познакомились всего пару недель назад. Она врач. На самом деле это она штопала мне голову.
— Х-м-м-м. Хорошенькая, — признала Джиллиан. — Тогда нам лучше ехать быстро. Мама говорит, что джентльмену не следует заставлять леди ждать.
— Не следует, — согласился Адам, тихо рассмеявшись, когда собирал поводья. — Кроме того, тебе самой хотелось бы проехаться быстрее, верно? Ну, ладно, девочка моя. Держись.
Но, несмотря на легкий галоп, когда они выехали на лужайку, Ксимена уже выходила из машины. Когда Адам соскочил на землю, оставив Джиллиан в седле, Перегрин подошел забрать Халида.
— Ваша хорошенькая женщина-врач? — пробормотал он.
— Она. Наверное, приехала снять швы, — тихо ответил Адам. — Вы не против отвести Джиллиан и Халида во двор?
— Ничуть, — ухмыльнулся Перегрин. — Как, Джиллиан поможешь поставить этого большого серого зверя обратно в стойло? А мама и папа смогут сфотографировать тебя на нем.
— О, это было бы так мило, мистер Ловэт. — Айрис Толбэт подошла и погладила Халида по шее, пока Джордж навел камеру и сфотографировал их. — Джиллиан, ты не забыла поблагодарить доктора Синклера?
Когда они ушли, Адам снял картуз и, сунув его под мышку, рассеянно пригладил волосы, удостоверившись, что пластырь, прикрывающий швы, все еще на месте, потом подошел к Ксимене.
— Одна из моих пациенток, — объяснил он, указав подбородком в сторону конюшни, пока гостья закрывала дверь машины. — На прошлой неделе она была скорее пациенткой моей матери… очень удобно иметь дублера под рукой. Ваша ситуация с персоналом разрешилась или вам снова придется убегать?
Устало вздохнув, Ксимена прошла с ним в дом. Волосы были распущены по плечам, но под элегантным черным пальто у нее были хирургическое облачение и белый халат.
— Боюсь, придется убегать. Меньше чем через два часа надо быть на дежурстве.
— Значит, у вас по-прежнему некомплект? — спросил он, проводя девушку в библиотеку.
— Боюсь, что да. — Она позволила ему помочь снять пальто. — Мне бы очень хотелось знать, что случилось с доктором Вемиссом. Ужасно дурно с его стороны сбежать прямо на праздники и заставить всех так пахать. Хотя в четверг у нас появится временный сотрудник… если я доживу до этого.
Когда она вытащила из кармана халата зеленый хирургический пакет, явно намереваясь заняться делом, Адам улыбнулся и подошел к телефону на письменном столе.
— Позвольте мне по крайней мере заказать чай. Похоже, он вам пригодится.
— Прекрасно. Попросите слугу просто подать кружку чая с молоком и двумя кусочками сахара, — сказала Ксимена. — Я люблю серебро, но сегодня просто не могу тратить время.
Адам позвонил Хэмфри, одновременно снимая пластырь, потом подошел и сел там, куда она направила свет торшера, стоящего в конце дивана.
— Я сожалею, что вытащил вас сюда, — сказал он, помогая ей придерживать хирургический пакет. — Вам следовало бы позвонить мне. Филиппа сняла бы швы… да я и сам мог бы.
Взяв ножницы и пинцет, Ксимена усмехнулась.
— Шутите? И не увидеть экстравагантного сэра Адама Синклера в обтягивающих рейтузах для верховой езды?.. Поверните голову к свету, чтобы мне не толкать вас.
Сдерживая улыбку, Адам повиновался, наблюдая, как на зеленом полотенце у него в руках растет кучка черных шелковых узелков, похожих на волосатых пауков. Ксимена наклонила его голову вперед и продолжала работать, прислонив ее к своему боку и зажав между запястьями. Она молчала, он тоже, но тишина казалась ему скорее успокаивающей, чем неловкой, а ее прикосновения действовали расслабляюще.
— Ну, вот и все, — сказала она, отбрасывая его волосы, чтобы осмотреть внимательнее. — Все очень хорошо зажило. Через несколько месяцев вы и не вспомните, что ударились.
Он как раз пытался решить, не обнять ли ее за талию, когда сдержанный стук в дверь объявил о неизбежном приходе Хэмфри. Вздохнув, Адам отстранился и поднял полотенце, чтобы она положила туда ножницы и пинцет. Ксимена молча свернула полотенце с инструментами и убрала в карман, а потом просто устало села напротив него, когда Хэмфри поставил перед ними по кружке чаю и молча удалился.
Отсалютовав ей кружкой, Адам уселся на диван. Она выглядела более изнуренной, чем в прошлую их встречу, но, казалось, немного ожила, глотнув горячего чаю.
— Ах, как хорошо, — пробормотала она, благодарно откидываясь в кресле и опуская голову на спинку. — Если не считать дорогу сюда, я, по-моему, присела в первый раз за день… а день начался в шесть.
Улыбаясь, он прекрасно отполированным ботинком подтолкнул поближе скамеечку для ног. У нее на ногах были практичные белые туфли, какие носят медсестры, предназначенные обеспечить удобную опору. На большинстве женщин, подумал Адам, они обычно выглядят неуклюже, но на Ксимене казались модными и созвучными профессии.
— Тогда вытяните на несколько минут ноги и расслабьтесь, — тихо сказал он. — Видит Бог, вы заслужили это.
— Да уж, — сказала она, подтаскивая скамеечку ближе и водружая на нее ноги. — М-м-м-м, чудесно. Вы ведь, наверное, не используете в практике гипноз?
— Вообще-то использую. Почему вы спрашиваете?
— Правда? — Ксимена поглядела на него с новым интересом, делая еще один глоток чаю. — А правда, будто десять — пятнадцать минут под гипнозом — все равно что несколько часов нормального сна?
— В зависимости от объекта.
— Я была бы хорошим объектом?
— Не знаю. Хотите попробовать? Она нетерпеливо посмотрела на часы и с сожалением покачала головой.
— Черт! Мне бы очень хотелось, но надо возвращаться. — Девушка выпрямилась в кресле и сделала большой глоток чаю, поморщившись из-за кипятка.
— Боже, как я буду рада, когда вся эта история с персоналом уладится! Хотя в четверг я уйду, невзирая на то, выйдет кто-то или нет. Наверное, просплю весь день. — Она посмотрела на него, склонив голову набок. — Вы не хотели бы рассчитаться за тот обед в четверг вечером, а?
Приятное предчувствие немедленно сменилось досадой, когда он понял, что в четверг будет Канун дня святого Иоанна.
— Очень жаль, — честно сказал он. — Мне ничего не хотелось бы больше, но в этот вечер мне надо быть в Мелроузском аббатстве… это называется Шествие Масонов. Я не Вольный Каменщик, но моего большого друга, который был масоном очень высокого ранга, убили месяц назад. Собратья по Ложе и прочие друзья собираются присутствовать там в память о нем. Шествие проводится в этот день уже больше ста лет, — может быть, почти двести, — и, думаю, Рэндалл присутствовал последние пятьдесят. Это очень много значило для него.
— Рэндалл? — сказала она. — Это не Рэндалл Стюарт, тот масон, которого убили во время какого-то ритуала к северу отсюда?
Адам на миг напрягся, когда в голове пронеслась мысль, прежде всегда отбрасываемая, что она вполне могла бы участвовать во всем этом. В конце концов Вемисс явно участвовал, а они оба работали в одной больнице. Но потом напомнил себе, что она вполне могла узнать имя из газет или телепередач.
— Да, вы, наверное, читали об этом или видели по телевизору, — сказал он немного осторожно. — Учитывая обстоятельства, вы можете понять, почему я обязан пойти.
— Боже мой, конечно, — пробормотала она, вздрогнув. — Адам, мне очень жаль. Я имею в виду… когда такое случается со знакомым… Вы ведь и нашли его, да? Теперь я понимаю, почему ваше имя показалось знакомым, когда мы впервые встретились в травматологии: я видела его в газетах.
— Да, я… иногда работаю полицейским консультантом, — признался он, уставившись на зажатую в руках кружку.
На мгновение повисло молчание, напряженное, но все еще дружеское, а потом она выпрямилась в кресле и поставила ноги на пол.
— Адам, если это неудобно, просто так и скажите, но, если это не очень помешает, для меня было бы большой честью, если бы вы позволили мне в четверг вечером поехать с вами.
Адам резко поднял голову.
— Почему вам этого захотелось?
Она обхватила кружку пальцами, уставившись в пол и, похоже, чувствуя себя немного неуютно.
— Я могла бы сказать что-нибудь бойкое насчет приятной компании, и это, конечно, было бы правдой, потому что я нахожу вас невероятно привлекательным. Но помимо этого… ну, там, в Штатах, мой отец и дед, и оба брата масоны. На самом деле, когда вся эта история появилась в газетах, я вырезала статьи и послала их папе. Я помню книги Рэндалла Стюарта у нас в библиотеке, когда была подростком, и я знаю, что значит Братство для моей семьи. — Она вздохнула и покачала головой. — В любом случае, если шотландские братья-масоны решили так почтить его… ну, я была бы горда быть маленькой частью этого, просто свидетелем. Я знаю, что, не будучи масоном, не могу участвовать в Шествии.
Адам медленно позволил себе улыбнуться; все сомнения на ее счет растаяли.
— Это касается нас обоих, — тихо сказал он. — Но если вы действительно хотите поехать и храбро перенести, несомненно, холодный и тоскливый вечер — а это только поездка туда и обратно! — то я был бы весьма благодарен за компанию. — Он криво усмехнулся. — На самом деле там в гостинице на городской площади вполне приличный ресторан. Если хотите, потом мы можем пообедать там… и вы все равно можете потом выбрать место встречи для более веселого обеда в честь вашего имени.
Тут она улыбнулась, явно повеселев, чего он и добивался, потом снова глянула на часы, покачала головой и допила чай.
— Я должна идти, — сказала она, вставая. — Возможно, когда я вернусь, пострадавшие будут навалены в коридорах в три ряда. Мне бы хотелось, чтобы хоть разок сочельник был по-настоящему тихой ночью, святой ночью. Вы здесь, в Шотландии, в Сочельник ходите в церковь?
— Обычно я хожу, — сказал он, подавая ей пальто. — Хотя, полагаю, в этом году, когда здесь Джиллиан и ее семья, не пойду. Много дел. Но я, даже если не иду в церковь, всегда стараюсь поставить на окно зажженную свечу. Это старый кельтский обычай: огонек для Марии и Иосифа, ищущих ночлег… и, может быть, знак возрождения Света в это время года. А у вас так делают?
— Нет, но мне это нравится, — сказала она. — Может быть, и я поставлю свечу на больничное окно.
— Дать вам свечку? — улыбнулся он.
Она посмотрела на него, склонив голову набок, и усмехнулась.
— Дадите?
— Конечно. — Подойдя к книжным полкам рядом со столом, он взял церковную свечу в голубом стеклянном бокале и подал ей.
— Счастливого Рождества, — тихо сказал он.
— Счастливого Рождества, — ответила она и, положив руку ему на плечо, потянулась и легко коснулась губами его губ. Он обвил рукой ее талию, когда провожал ее к двери. Оба молчали, и она бросила на него прямой взгляд, когда они оторвались друг от друга, выйдя на крыльцо.
— Так во сколько ждать вас в четверг? — спросила она, когда они спустились к машине.
— Скажем, около половины пятого? Мне надо отвезти Толбэтов в аэропорт: у них рейс на Лондон в четыре часа, — так что я буду там, как только провожу их. Где это «там», кстати говоря?
— Блакетт-плейс, номер пятнадцать, — сказала она, садясь за руль и пристегиваясь. — Вы увидите машину. А что высматривать мне?
— Только не «бентли». Я взял напрокат симпатичную, степенную «тойоту-лендкруизер», пока не пришел мой новый «рейнджровер»… скучно белую.
— О, пропади все пропадом! — сказала она. — Вы не показали мне «бентли».
— И гравюры тоже не показал, — лукаво улыбнулся он. — Так что, полагаю, придется вам еще раз приехать на дом.
— Х-м-м-м, приеду, пожалуй. — Она усмехнулась в ответ, повернув ключ в зажигании, и оживший двигатель взревел.
Глава 35
— Добрый день, доктор Локхарт, — сказал он. Она подняла брови с насмешливым неодобрением.
— Предполагается, что вы выздоравливаете.
— О, я выздоравливаю, — ответил Адам. — Мы оба выздоравливаем. Это мой большой друг, мисс Джиллиан Толбэт, которая и потребовала, чтобы ее сегодня взяли на прогулку.
— Понимаю, — ответила Ксимена. — Как поживаешь, Джиллиан?
Джиллиан вспыхнула и ткнулась носом в куртку Адама.
— Боюсь, она немного застенчива. Поезжайте к дому, там и встретимся.
Снисходительно улыбнувшись, Ксимена включила передачу и поехала дальше. Адам пустил Халида шагом. Убедившись, что ее не услышат, Джиллиан серьезно посмотрела на Адама.
— Доктор Синклер, это ваша девушка?
— Вообще-то нет еще, — ответил Адам. — Но вполне возможно. Мы познакомились всего пару недель назад. Она врач. На самом деле это она штопала мне голову.
— Х-м-м-м. Хорошенькая, — признала Джиллиан. — Тогда нам лучше ехать быстро. Мама говорит, что джентльмену не следует заставлять леди ждать.
— Не следует, — согласился Адам, тихо рассмеявшись, когда собирал поводья. — Кроме того, тебе самой хотелось бы проехаться быстрее, верно? Ну, ладно, девочка моя. Держись.
Но, несмотря на легкий галоп, когда они выехали на лужайку, Ксимена уже выходила из машины. Когда Адам соскочил на землю, оставив Джиллиан в седле, Перегрин подошел забрать Халида.
— Ваша хорошенькая женщина-врач? — пробормотал он.
— Она. Наверное, приехала снять швы, — тихо ответил Адам. — Вы не против отвести Джиллиан и Халида во двор?
— Ничуть, — ухмыльнулся Перегрин. — Как, Джиллиан поможешь поставить этого большого серого зверя обратно в стойло? А мама и папа смогут сфотографировать тебя на нем.
— О, это было бы так мило, мистер Ловэт. — Айрис Толбэт подошла и погладила Халида по шее, пока Джордж навел камеру и сфотографировал их. — Джиллиан, ты не забыла поблагодарить доктора Синклера?
Когда они ушли, Адам снял картуз и, сунув его под мышку, рассеянно пригладил волосы, удостоверившись, что пластырь, прикрывающий швы, все еще на месте, потом подошел к Ксимене.
— Одна из моих пациенток, — объяснил он, указав подбородком в сторону конюшни, пока гостья закрывала дверь машины. — На прошлой неделе она была скорее пациенткой моей матери… очень удобно иметь дублера под рукой. Ваша ситуация с персоналом разрешилась или вам снова придется убегать?
Устало вздохнув, Ксимена прошла с ним в дом. Волосы были распущены по плечам, но под элегантным черным пальто у нее были хирургическое облачение и белый халат.
— Боюсь, придется убегать. Меньше чем через два часа надо быть на дежурстве.
— Значит, у вас по-прежнему некомплект? — спросил он, проводя девушку в библиотеку.
— Боюсь, что да. — Она позволила ему помочь снять пальто. — Мне бы очень хотелось знать, что случилось с доктором Вемиссом. Ужасно дурно с его стороны сбежать прямо на праздники и заставить всех так пахать. Хотя в четверг у нас появится временный сотрудник… если я доживу до этого.
Когда она вытащила из кармана халата зеленый хирургический пакет, явно намереваясь заняться делом, Адам улыбнулся и подошел к телефону на письменном столе.
— Позвольте мне по крайней мере заказать чай. Похоже, он вам пригодится.
— Прекрасно. Попросите слугу просто подать кружку чая с молоком и двумя кусочками сахара, — сказала Ксимена. — Я люблю серебро, но сегодня просто не могу тратить время.
Адам позвонил Хэмфри, одновременно снимая пластырь, потом подошел и сел там, куда она направила свет торшера, стоящего в конце дивана.
— Я сожалею, что вытащил вас сюда, — сказал он, помогая ей придерживать хирургический пакет. — Вам следовало бы позвонить мне. Филиппа сняла бы швы… да я и сам мог бы.
Взяв ножницы и пинцет, Ксимена усмехнулась.
— Шутите? И не увидеть экстравагантного сэра Адама Синклера в обтягивающих рейтузах для верховой езды?.. Поверните голову к свету, чтобы мне не толкать вас.
Сдерживая улыбку, Адам повиновался, наблюдая, как на зеленом полотенце у него в руках растет кучка черных шелковых узелков, похожих на волосатых пауков. Ксимена наклонила его голову вперед и продолжала работать, прислонив ее к своему боку и зажав между запястьями. Она молчала, он тоже, но тишина казалась ему скорее успокаивающей, чем неловкой, а ее прикосновения действовали расслабляюще.
— Ну, вот и все, — сказала она, отбрасывая его волосы, чтобы осмотреть внимательнее. — Все очень хорошо зажило. Через несколько месяцев вы и не вспомните, что ударились.
Он как раз пытался решить, не обнять ли ее за талию, когда сдержанный стук в дверь объявил о неизбежном приходе Хэмфри. Вздохнув, Адам отстранился и поднял полотенце, чтобы она положила туда ножницы и пинцет. Ксимена молча свернула полотенце с инструментами и убрала в карман, а потом просто устало села напротив него, когда Хэмфри поставил перед ними по кружке чаю и молча удалился.
Отсалютовав ей кружкой, Адам уселся на диван. Она выглядела более изнуренной, чем в прошлую их встречу, но, казалось, немного ожила, глотнув горячего чаю.
— Ах, как хорошо, — пробормотала она, благодарно откидываясь в кресле и опуская голову на спинку. — Если не считать дорогу сюда, я, по-моему, присела в первый раз за день… а день начался в шесть.
Улыбаясь, он прекрасно отполированным ботинком подтолкнул поближе скамеечку для ног. У нее на ногах были практичные белые туфли, какие носят медсестры, предназначенные обеспечить удобную опору. На большинстве женщин, подумал Адам, они обычно выглядят неуклюже, но на Ксимене казались модными и созвучными профессии.
— Тогда вытяните на несколько минут ноги и расслабьтесь, — тихо сказал он. — Видит Бог, вы заслужили это.
— Да уж, — сказала она, подтаскивая скамеечку ближе и водружая на нее ноги. — М-м-м-м, чудесно. Вы ведь, наверное, не используете в практике гипноз?
— Вообще-то использую. Почему вы спрашиваете?
— Правда? — Ксимена поглядела на него с новым интересом, делая еще один глоток чаю. — А правда, будто десять — пятнадцать минут под гипнозом — все равно что несколько часов нормального сна?
— В зависимости от объекта.
— Я была бы хорошим объектом?
— Не знаю. Хотите попробовать? Она нетерпеливо посмотрела на часы и с сожалением покачала головой.
— Черт! Мне бы очень хотелось, но надо возвращаться. — Девушка выпрямилась в кресле и сделала большой глоток чаю, поморщившись из-за кипятка.
— Боже, как я буду рада, когда вся эта история с персоналом уладится! Хотя в четверг я уйду, невзирая на то, выйдет кто-то или нет. Наверное, просплю весь день. — Она посмотрела на него, склонив голову набок. — Вы не хотели бы рассчитаться за тот обед в четверг вечером, а?
Приятное предчувствие немедленно сменилось досадой, когда он понял, что в четверг будет Канун дня святого Иоанна.
— Очень жаль, — честно сказал он. — Мне ничего не хотелось бы больше, но в этот вечер мне надо быть в Мелроузском аббатстве… это называется Шествие Масонов. Я не Вольный Каменщик, но моего большого друга, который был масоном очень высокого ранга, убили месяц назад. Собратья по Ложе и прочие друзья собираются присутствовать там в память о нем. Шествие проводится в этот день уже больше ста лет, — может быть, почти двести, — и, думаю, Рэндалл присутствовал последние пятьдесят. Это очень много значило для него.
— Рэндалл? — сказала она. — Это не Рэндалл Стюарт, тот масон, которого убили во время какого-то ритуала к северу отсюда?
Адам на миг напрягся, когда в голове пронеслась мысль, прежде всегда отбрасываемая, что она вполне могла бы участвовать во всем этом. В конце концов Вемисс явно участвовал, а они оба работали в одной больнице. Но потом напомнил себе, что она вполне могла узнать имя из газет или телепередач.
— Да, вы, наверное, читали об этом или видели по телевизору, — сказал он немного осторожно. — Учитывая обстоятельства, вы можете понять, почему я обязан пойти.
— Боже мой, конечно, — пробормотала она, вздрогнув. — Адам, мне очень жаль. Я имею в виду… когда такое случается со знакомым… Вы ведь и нашли его, да? Теперь я понимаю, почему ваше имя показалось знакомым, когда мы впервые встретились в травматологии: я видела его в газетах.
— Да, я… иногда работаю полицейским консультантом, — признался он, уставившись на зажатую в руках кружку.
На мгновение повисло молчание, напряженное, но все еще дружеское, а потом она выпрямилась в кресле и поставила ноги на пол.
— Адам, если это неудобно, просто так и скажите, но, если это не очень помешает, для меня было бы большой честью, если бы вы позволили мне в четверг вечером поехать с вами.
Адам резко поднял голову.
— Почему вам этого захотелось?
Она обхватила кружку пальцами, уставившись в пол и, похоже, чувствуя себя немного неуютно.
— Я могла бы сказать что-нибудь бойкое насчет приятной компании, и это, конечно, было бы правдой, потому что я нахожу вас невероятно привлекательным. Но помимо этого… ну, там, в Штатах, мой отец и дед, и оба брата масоны. На самом деле, когда вся эта история появилась в газетах, я вырезала статьи и послала их папе. Я помню книги Рэндалла Стюарта у нас в библиотеке, когда была подростком, и я знаю, что значит Братство для моей семьи. — Она вздохнула и покачала головой. — В любом случае, если шотландские братья-масоны решили так почтить его… ну, я была бы горда быть маленькой частью этого, просто свидетелем. Я знаю, что, не будучи масоном, не могу участвовать в Шествии.
Адам медленно позволил себе улыбнуться; все сомнения на ее счет растаяли.
— Это касается нас обоих, — тихо сказал он. — Но если вы действительно хотите поехать и храбро перенести, несомненно, холодный и тоскливый вечер — а это только поездка туда и обратно! — то я был бы весьма благодарен за компанию. — Он криво усмехнулся. — На самом деле там в гостинице на городской площади вполне приличный ресторан. Если хотите, потом мы можем пообедать там… и вы все равно можете потом выбрать место встречи для более веселого обеда в честь вашего имени.
Тут она улыбнулась, явно повеселев, чего он и добивался, потом снова глянула на часы, покачала головой и допила чай.
— Я должна идти, — сказала она, вставая. — Возможно, когда я вернусь, пострадавшие будут навалены в коридорах в три ряда. Мне бы хотелось, чтобы хоть разок сочельник был по-настоящему тихой ночью, святой ночью. Вы здесь, в Шотландии, в Сочельник ходите в церковь?
— Обычно я хожу, — сказал он, подавая ей пальто. — Хотя, полагаю, в этом году, когда здесь Джиллиан и ее семья, не пойду. Много дел. Но я, даже если не иду в церковь, всегда стараюсь поставить на окно зажженную свечу. Это старый кельтский обычай: огонек для Марии и Иосифа, ищущих ночлег… и, может быть, знак возрождения Света в это время года. А у вас так делают?
— Нет, но мне это нравится, — сказала она. — Может быть, и я поставлю свечу на больничное окно.
— Дать вам свечку? — улыбнулся он.
Она посмотрела на него, склонив голову набок, и усмехнулась.
— Дадите?
— Конечно. — Подойдя к книжным полкам рядом со столом, он взял церковную свечу в голубом стеклянном бокале и подал ей.
— Счастливого Рождества, — тихо сказал он.
— Счастливого Рождества, — ответила она и, положив руку ему на плечо, потянулась и легко коснулась губами его губ. Он обвил рукой ее талию, когда провожал ее к двери. Оба молчали, и она бросила на него прямой взгляд, когда они оторвались друг от друга, выйдя на крыльцо.
— Так во сколько ждать вас в четверг? — спросила она, когда они спустились к машине.
— Скажем, около половины пятого? Мне надо отвезти Толбэтов в аэропорт: у них рейс на Лондон в четыре часа, — так что я буду там, как только провожу их. Где это «там», кстати говоря?
— Блакетт-плейс, номер пятнадцать, — сказала она, садясь за руль и пристегиваясь. — Вы увидите машину. А что высматривать мне?
— Только не «бентли». Я взял напрокат симпатичную, степенную «тойоту-лендкруизер», пока не пришел мой новый «рейнджровер»… скучно белую.
— О, пропади все пропадом! — сказала она. — Вы не показали мне «бентли».
— И гравюры тоже не показал, — лукаво улыбнулся он. — Так что, полагаю, придется вам еще раз приехать на дом.
— Х-м-м-м, приеду, пожалуй. — Она усмехнулась в ответ, повернув ключ в зажигании, и оживший двигатель взревел.
Глава 35
Рождественский рассвет был ясным, но серым. Перегрин пришел в помещичий дом на рождественский завтрак в салоне и нашел Джиллиан среди моря подарков под елкой; она рассматривала книжку о лошадях — подарок Адама и Филиппы. Ее голубые глаза заметно прояснились при виде художника, которого полюбила, как младшая сестра; она поднялась на ноги и крепко обняла его. За три дня их официального знакомства она прозвала его Ястребом и, хотя ничего не помнила о почти двух месяцах, проведенных в коме, казалось, каким-то невыразимым образом чувствовала, что он имеет какое-то отношение к ее выходу из тени.
— Привет, дядя Ястреб! — крикнула она, восторженно чмокая его в щеку. — Дед Мороз принес тебе много подарков?
— О, он принес все, что мне надо, — усмехнулся Перегрин, поглядев мимо нее на Адама, и высвободился, чтобы поставить сумку, которую принес с собой. — Хотя, по-моему, кое-что он оставил у меня по ошибке. — Он залез в сумку и вытащил маленький, ярко раскрашенный сверток с именем Джиллиан, крупно написанным на этикетке.
— Это для тебя. — Он улыбнулся девочке. — Счастливого Рождества!
Это был очаровательный браслет: тонкая цепочка из бледного золота, на которой висела крохотная фигурка рождественского ангела. Джиллиан ахнула от удовольствия и сразу же протянула руку, чтобы он застегнул браслет на запястье.
— Спасибо, дядя Ястреб! Это замечательно!
— Это восхитительно, мистер Ловэт! — согласилась Айрис Толбэт. — Но, конечно, вам не следовало бы быть столь расточительным.
В ответ на этот упрек Перегрин по-мальчишески пожал плечами.
— Может, и не следовало, — признал он, — но это казалось как-то уместным.
У него были подарки и для остальных: для Толбэтов карандашный набросок Джиллиан, большеглазой и полной жизни.
— Это эскиз для настоящего портрета, — сказал он им. — Когда я закончу, то лично привезу вам в Лондон.
Для Филиппы он сделал миниатюрный портрет Адама в образе викторианского джентльмена, сделанный на слоновой кости и вставленный в брошь. Она сказала только:
— Спасибо, Перегрин, — но глаза сказали остальное, когда она попросила его приколоть булавку у горла блузки со шнурками и оборками.
Подарок для Адама был в самой большой коробке: бронзовая статуэтка всадника почти в фут высотой. Адам присвистнул, с явным удовольствием вынимая ее из гнезда из ткани и пенопластовых шариков, потом пригляделся внимательнее и расплылся в улыбке.
— Да ведь это Халид! — воскликнул он удивленно.
— Верно, — ответил Перегрин. — Сделано моим приятелем и скульптором в Лондоне по моим эскизам. Я сделал заказ вскоре после Уркхарта. Надеюсь, вам нравится.
— Нравится? — сказал Адам. — Это великолепно! Огромное вам спасибо.
— И я по-прежнему собираюсь сделать конный этюд, похожий на этюд с вашим отцом и его серым гунтером, о котором мы говорили. Я намеревался закончить его к сегодняшнему дню, но все время что-то происходило.
Адам хмыкнул и, бормоча: «Отговорки, отговорки!», подал Перегрину подарок от него и Филиппы. Это был набор китайских акварельных кистей в изящной лакированной коробке вместе с бронзовыми ступкой и пестиком для размалывания пигментов. Глаза художника сияли от удовольствия, когда он рассматривал все детали.
— Я рада, что вам понравилось, дорогой, — улыбнулась Филиппа, увидев выражение его лица. — Джулиан смогла найти это для нас через одного антиквара, приятеля ее покойного мужа. Мне велено сказать вам, что иероглифы на коробке символизируют счастье и удачу… которыми, мы надеемся, вы будете наслаждаться всю жизнь.
Поздний завтрак сопровождался шампанским, а потом Перегрин простился, чтобы отправиться на другие празднества.
— Я приглашен к дяде Джулии на рождественский обед, — сказал он Адаму, когда они прощались у дверей. — Меня приглашали переночевать, и Джулия немного недовольна, что я не останусь, но мне по-настоящему хочется поехать на охоту в День Подарков, если погода будет не слишком сырая. Я был бы очень рад, если бы и вы смогли пойти.
— Я как-нибудь ухитрюсь, — ответил Адам, — но, думаю, должен воспользоваться временем, когда дома никого нет, чтобы продолжить поиски. Вы не представляете, насколько отвлекает, когда по всему дому носится подросток… хотя я, конечно, не жалею о ее новообретенном здоровье. В любом случае Джон поедет и присмотрит, чтобы с вами чего не случилось. И я знаю, что Джиллиан и ее родители хотят ехать за охотой на машине. Такого они еще не видели.
Перегрин ухмыльнулся.
— Для меня это тоже ново… или по крайней мере возвращение к забытому старому. Боже, я не охотился с университета.
— Во всяком случае, верхом, — невесело улыбнулся Адам. Перегрин посерьезнел и жестом предложил Адаму пройти за ним до ждущего «морриса».
— Я так понимаю, никакого прогресса? — сказал он.
— Ничего, достойного упоминания. Я работаю над теорией, частично основанной на том, что сказал тогда ночью Скотт, но пока не получил подтверждения этих предположений. К несчастью, в нашем положении приходится ждать, пока противник сделает следующий ход — не та стратегия, которую я обычно рекомендую; когда у меня есть выбор, я предпочитаю превентивные удары. Но я не рискну Охотничьей Ложей в том, что могло бы стать верной смертью, если мы выступим преждевременно, без соответствующей подготовки.
Вздрогнув, Перегрин открыл дверь машины и положил подарок на пассажирское сиденье.
— Ну, я жду сигнала, когда бы вы ни решили, что мы готовы. И, конечно, дам знать, если что-нибудь придет в голову.
На этом они расстались: Перегрин, чтобы попытаться восстановить праздничное настроение, а Адам — играть гостеприимного хозяина. На следующий день, когда Адам простился с охотниками: Перегрин и конюх уехали верхом, а Филиппа и Толбэты на «тойоте» (за рулем был Хэмфри), Адам снова зарылся в книги. Около полудня пронзительный звонок у парадной двери оторвал его от размышлений. Это был Маклеод с бутылкой «Мак-Аллана». Они открыли ее и выпили в честь праздника, сидя в эркере библиотеки с видом на припорошенную снегом лужайку.
— Хотелось бы мне прийти с какими-то новостями, — хмуро сказал Маклеод, поднимая стакан, — но наша добыча, кажется, забилась в нору, и, как я ни пытаюсь, не могу напасть на след. По вашему парню, Вемиссу, наконец, подали заявление об исчезновении, но мы пока ни черта не нашли. Довольно интересно, то немногое, что мы узнали о нем, кажется, указывает на такую же незаметную карьеру, какую мы отмечали у мрачного инспектора Нейпира.
— А что делал он? — спросил Адам. — Мне бы очень хотелось придумать что-то, чтобы арестовать его, пока мы с этим разберемся.
— И вам, и мне, — проворчал Маклеод. — Трудно даже посмотреть ему в глаза, когда мы сталкиваемся в коридоре. Но у меня на него ничего нет — недостаточно даже, чтобы натравить на него МВД.
— Очень жаль.
После краткого обсуждения теории о связи с Гитлером оба встревожились еще больше. Наконец Маклеод допил виски и встал, забрав с дивана шарф и пальто.
— Думаю, мне лучше вернуться, — сказал он хмуро. — Родные Джейн приедут сегодня на обед, и мне надо присутствовать. Вы по-прежнему собираетесь завтра ехать в Мелроуз с нами?
— Нет, я как раз собирался позвонить вам насчет этого, — сказал Адам, когда они шли к двери. — Я привезу доктора Локхарт — да, моего очаровательного доктора, которая приезжает на дом, — так что мы встретимся там. Как насчет пунша в «Отеле Берта» около шести?
— Звучит восхитительно! — согласился Маклеод. — Вы с ней составите компанию Джейн, пока будет Шествие. Перегрин едет?
— Нет. Когда я спросил его, он сказал что-то о планах с Джулией.
— Ну что ж, это правильно, — ответил Маклеод. — В конце концов он совсем не знал Рэндалла. И я рад, что он проводит время с этой своей девушкой. По-вашему, он собирается на ней жениться?
Адам пожал плечами и улыбнулся.
— Он не упоминал о долгосрочных планах. Думаю, еще слишком рано говорить. Хотя он, конечно, очень отличается от того молодого человека, каким был два месяца назад.
— Да, и вы сыграли в этом превращении весьма заметную роль, — согласился Маклеод. — Вы весьма тонко помогли ему. А та ночь… — Он улыбнулся и довольно кивнул. — Да, это действительно было нечто особенное.
— Теперь от нас требуется только суметь сохранить ему жизнь. — В голосе Адама был оттенок цинизма. — Сейчас не совсем то время, которое я бы выбрал, чтобы ввести его… но ведь нам не часто дают свободу выбора в таких делах, не так ли?
— Нет, но обычно в конце концов мы ухитряемся все уладить. — Маклеод полез было в машину, потом остановился. — Кстати, Адам, не знаю, приходило ли вам в голову, но это дело завтра в Мелроузе могло бы вдохновить противника на следующий ход. Я хочу сказать, там будет… больше сотни масонов в одном месте, многолюдное собрание, где безопасность почти невозможна.
— Это предчувствие? — спросил Адам.
— Нет, просто пришло в голову. Если бы я действительно считал, что что-то случится, то не взял бы Джейн. Но было бы неплохо держать глаза и уши открытыми.
— Я буду помнить об этом, — согласился Адам. Но до конца дня он так и не получил никаких указаний об особенной опасности. Он читал в библиотеке, пока за окном не начало темнеть, и встал, чтобы включить свет, когда по дорожке перед домом проехала «тойота», направляясь к гаражу, чтобы выгрузить замерзших и голодных зрителей. Вскоре и Перегрин с Джоном рысью проехали по дорожке под начинающимся снегопадом; за спиной Перегрина, крепко держа его за талию, сидела розовощекая, запыхавшаяся Джиллиан.
Следующий час был посвящен бурной деятельности: надо было поставить лошадей в стойла, снять грязные высокие сапоги, заманить Джиллиан наверх для весьма необходимой ванны и приготовить горячий чай для взрослых. Мисс Гилкрист приготовила обильный ужин, и они поужинали у рождественской елки, рассевшись в салоне у камина. Перегрин и Джиллиан снова и снова переживали каждую минуту охоты, увлеченно вспоминая подробности, к веселью Толбэтов и снисходительному развлечению Филиппы и Адама. Все рано разошлись по комнатам, но к тому времени Адам устал не меньше, чем если бы охотился сам, и провалился в сон без сновидений почти сразу же, как голова коснулась подушки.
Канун святого Иоанна обещал быть еще пасмурнее, чем вчерашний день, угрожая к ночи принести со стороны Глазго метель. Соответственно Адам повез Толбэтов в аэропорт загодя. Расставание со Стратмурном было и грустным, и счастливым, потому что выздоровевшая Джиллиан возвращалась домой. Перегрин пришел проститься с ней, подарив на прощание акварель, изображающую ее верхом на Поппи, и даже Филиппа была растрогана почти до слез, когда «тойота» отъехала от парадной лестницы.
В аэропорт они приехали вовремя, самолет явно вылетал по расписанию. Толбэты зарегистрировались, он простился с ними и поехал на Блакетт-плейс за Ксименой. Она надела объемный арранский свитер и желто-коричневые вельветовые брюки, крепкие сапоги и кожаную куртку цвета жженого сахара с воротником из овчины — в высшей степени подходящее дополнение к его плису и полушубку. Они обменялись скромным приветственным поцелуем, когда она встретила его у двери, потом, когда она взяла шарф, шапочку и перчатки, спустились к «тойоте».
— Ну, расскажите мне побольше о Шествии Масонов, — сказала она после обмена ожидаемыми шутками об успехах в больнице и улучшении состояния Ксимены после надлежащего сна, когда они ехали на юг по шоссе А7. Дул порывистый ветер, но снег пока только слегка присыпал те три-четыре дюйма, что уже лежали на земле: достаточно для создания атмосферы, но совершенно никакого неудобства для полноприводной «тойоты».
— Ну, раньше я там никогда не бывал, — ответил Адам, — но по рассказам, будут присутствовать масоны Лож со всего Пограничья. И конечно, сегодня будут из еще более дальних мест. Все собираются в Доме Масонов в Мелроузе, факельное шествие трижды обходит Меркат-Кросс, потом направляется к самому аббатству, где кто-нибудь выступает с патриотической речью. Потом одинокий волынщик играет «Лесные цветы» в память обо всех шотландцах, погибших, защищая Шотландию, и они идут обратно к Меркат-Кросс, где старейший Мастер Лож принимает парад. И все. Все занимает около часа.
— Привет, дядя Ястреб! — крикнула она, восторженно чмокая его в щеку. — Дед Мороз принес тебе много подарков?
— О, он принес все, что мне надо, — усмехнулся Перегрин, поглядев мимо нее на Адама, и высвободился, чтобы поставить сумку, которую принес с собой. — Хотя, по-моему, кое-что он оставил у меня по ошибке. — Он залез в сумку и вытащил маленький, ярко раскрашенный сверток с именем Джиллиан, крупно написанным на этикетке.
— Это для тебя. — Он улыбнулся девочке. — Счастливого Рождества!
Это был очаровательный браслет: тонкая цепочка из бледного золота, на которой висела крохотная фигурка рождественского ангела. Джиллиан ахнула от удовольствия и сразу же протянула руку, чтобы он застегнул браслет на запястье.
— Спасибо, дядя Ястреб! Это замечательно!
— Это восхитительно, мистер Ловэт! — согласилась Айрис Толбэт. — Но, конечно, вам не следовало бы быть столь расточительным.
В ответ на этот упрек Перегрин по-мальчишески пожал плечами.
— Может, и не следовало, — признал он, — но это казалось как-то уместным.
У него были подарки и для остальных: для Толбэтов карандашный набросок Джиллиан, большеглазой и полной жизни.
— Это эскиз для настоящего портрета, — сказал он им. — Когда я закончу, то лично привезу вам в Лондон.
Для Филиппы он сделал миниатюрный портрет Адама в образе викторианского джентльмена, сделанный на слоновой кости и вставленный в брошь. Она сказала только:
— Спасибо, Перегрин, — но глаза сказали остальное, когда она попросила его приколоть булавку у горла блузки со шнурками и оборками.
Подарок для Адама был в самой большой коробке: бронзовая статуэтка всадника почти в фут высотой. Адам присвистнул, с явным удовольствием вынимая ее из гнезда из ткани и пенопластовых шариков, потом пригляделся внимательнее и расплылся в улыбке.
— Да ведь это Халид! — воскликнул он удивленно.
— Верно, — ответил Перегрин. — Сделано моим приятелем и скульптором в Лондоне по моим эскизам. Я сделал заказ вскоре после Уркхарта. Надеюсь, вам нравится.
— Нравится? — сказал Адам. — Это великолепно! Огромное вам спасибо.
— И я по-прежнему собираюсь сделать конный этюд, похожий на этюд с вашим отцом и его серым гунтером, о котором мы говорили. Я намеревался закончить его к сегодняшнему дню, но все время что-то происходило.
Адам хмыкнул и, бормоча: «Отговорки, отговорки!», подал Перегрину подарок от него и Филиппы. Это был набор китайских акварельных кистей в изящной лакированной коробке вместе с бронзовыми ступкой и пестиком для размалывания пигментов. Глаза художника сияли от удовольствия, когда он рассматривал все детали.
— Я рада, что вам понравилось, дорогой, — улыбнулась Филиппа, увидев выражение его лица. — Джулиан смогла найти это для нас через одного антиквара, приятеля ее покойного мужа. Мне велено сказать вам, что иероглифы на коробке символизируют счастье и удачу… которыми, мы надеемся, вы будете наслаждаться всю жизнь.
Поздний завтрак сопровождался шампанским, а потом Перегрин простился, чтобы отправиться на другие празднества.
— Я приглашен к дяде Джулии на рождественский обед, — сказал он Адаму, когда они прощались у дверей. — Меня приглашали переночевать, и Джулия немного недовольна, что я не останусь, но мне по-настоящему хочется поехать на охоту в День Подарков, если погода будет не слишком сырая. Я был бы очень рад, если бы и вы смогли пойти.
— Я как-нибудь ухитрюсь, — ответил Адам, — но, думаю, должен воспользоваться временем, когда дома никого нет, чтобы продолжить поиски. Вы не представляете, насколько отвлекает, когда по всему дому носится подросток… хотя я, конечно, не жалею о ее новообретенном здоровье. В любом случае Джон поедет и присмотрит, чтобы с вами чего не случилось. И я знаю, что Джиллиан и ее родители хотят ехать за охотой на машине. Такого они еще не видели.
Перегрин ухмыльнулся.
— Для меня это тоже ново… или по крайней мере возвращение к забытому старому. Боже, я не охотился с университета.
— Во всяком случае, верхом, — невесело улыбнулся Адам. Перегрин посерьезнел и жестом предложил Адаму пройти за ним до ждущего «морриса».
— Я так понимаю, никакого прогресса? — сказал он.
— Ничего, достойного упоминания. Я работаю над теорией, частично основанной на том, что сказал тогда ночью Скотт, но пока не получил подтверждения этих предположений. К несчастью, в нашем положении приходится ждать, пока противник сделает следующий ход — не та стратегия, которую я обычно рекомендую; когда у меня есть выбор, я предпочитаю превентивные удары. Но я не рискну Охотничьей Ложей в том, что могло бы стать верной смертью, если мы выступим преждевременно, без соответствующей подготовки.
Вздрогнув, Перегрин открыл дверь машины и положил подарок на пассажирское сиденье.
— Ну, я жду сигнала, когда бы вы ни решили, что мы готовы. И, конечно, дам знать, если что-нибудь придет в голову.
На этом они расстались: Перегрин, чтобы попытаться восстановить праздничное настроение, а Адам — играть гостеприимного хозяина. На следующий день, когда Адам простился с охотниками: Перегрин и конюх уехали верхом, а Филиппа и Толбэты на «тойоте» (за рулем был Хэмфри), Адам снова зарылся в книги. Около полудня пронзительный звонок у парадной двери оторвал его от размышлений. Это был Маклеод с бутылкой «Мак-Аллана». Они открыли ее и выпили в честь праздника, сидя в эркере библиотеки с видом на припорошенную снегом лужайку.
— Хотелось бы мне прийти с какими-то новостями, — хмуро сказал Маклеод, поднимая стакан, — но наша добыча, кажется, забилась в нору, и, как я ни пытаюсь, не могу напасть на след. По вашему парню, Вемиссу, наконец, подали заявление об исчезновении, но мы пока ни черта не нашли. Довольно интересно, то немногое, что мы узнали о нем, кажется, указывает на такую же незаметную карьеру, какую мы отмечали у мрачного инспектора Нейпира.
— А что делал он? — спросил Адам. — Мне бы очень хотелось придумать что-то, чтобы арестовать его, пока мы с этим разберемся.
— И вам, и мне, — проворчал Маклеод. — Трудно даже посмотреть ему в глаза, когда мы сталкиваемся в коридоре. Но у меня на него ничего нет — недостаточно даже, чтобы натравить на него МВД.
— Очень жаль.
После краткого обсуждения теории о связи с Гитлером оба встревожились еще больше. Наконец Маклеод допил виски и встал, забрав с дивана шарф и пальто.
— Думаю, мне лучше вернуться, — сказал он хмуро. — Родные Джейн приедут сегодня на обед, и мне надо присутствовать. Вы по-прежнему собираетесь завтра ехать в Мелроуз с нами?
— Нет, я как раз собирался позвонить вам насчет этого, — сказал Адам, когда они шли к двери. — Я привезу доктора Локхарт — да, моего очаровательного доктора, которая приезжает на дом, — так что мы встретимся там. Как насчет пунша в «Отеле Берта» около шести?
— Звучит восхитительно! — согласился Маклеод. — Вы с ней составите компанию Джейн, пока будет Шествие. Перегрин едет?
— Нет. Когда я спросил его, он сказал что-то о планах с Джулией.
— Ну что ж, это правильно, — ответил Маклеод. — В конце концов он совсем не знал Рэндалла. И я рад, что он проводит время с этой своей девушкой. По-вашему, он собирается на ней жениться?
Адам пожал плечами и улыбнулся.
— Он не упоминал о долгосрочных планах. Думаю, еще слишком рано говорить. Хотя он, конечно, очень отличается от того молодого человека, каким был два месяца назад.
— Да, и вы сыграли в этом превращении весьма заметную роль, — согласился Маклеод. — Вы весьма тонко помогли ему. А та ночь… — Он улыбнулся и довольно кивнул. — Да, это действительно было нечто особенное.
— Теперь от нас требуется только суметь сохранить ему жизнь. — В голосе Адама был оттенок цинизма. — Сейчас не совсем то время, которое я бы выбрал, чтобы ввести его… но ведь нам не часто дают свободу выбора в таких делах, не так ли?
— Нет, но обычно в конце концов мы ухитряемся все уладить. — Маклеод полез было в машину, потом остановился. — Кстати, Адам, не знаю, приходило ли вам в голову, но это дело завтра в Мелроузе могло бы вдохновить противника на следующий ход. Я хочу сказать, там будет… больше сотни масонов в одном месте, многолюдное собрание, где безопасность почти невозможна.
— Это предчувствие? — спросил Адам.
— Нет, просто пришло в голову. Если бы я действительно считал, что что-то случится, то не взял бы Джейн. Но было бы неплохо держать глаза и уши открытыми.
— Я буду помнить об этом, — согласился Адам. Но до конца дня он так и не получил никаких указаний об особенной опасности. Он читал в библиотеке, пока за окном не начало темнеть, и встал, чтобы включить свет, когда по дорожке перед домом проехала «тойота», направляясь к гаражу, чтобы выгрузить замерзших и голодных зрителей. Вскоре и Перегрин с Джоном рысью проехали по дорожке под начинающимся снегопадом; за спиной Перегрина, крепко держа его за талию, сидела розовощекая, запыхавшаяся Джиллиан.
Следующий час был посвящен бурной деятельности: надо было поставить лошадей в стойла, снять грязные высокие сапоги, заманить Джиллиан наверх для весьма необходимой ванны и приготовить горячий чай для взрослых. Мисс Гилкрист приготовила обильный ужин, и они поужинали у рождественской елки, рассевшись в салоне у камина. Перегрин и Джиллиан снова и снова переживали каждую минуту охоты, увлеченно вспоминая подробности, к веселью Толбэтов и снисходительному развлечению Филиппы и Адама. Все рано разошлись по комнатам, но к тому времени Адам устал не меньше, чем если бы охотился сам, и провалился в сон без сновидений почти сразу же, как голова коснулась подушки.
Канун святого Иоанна обещал быть еще пасмурнее, чем вчерашний день, угрожая к ночи принести со стороны Глазго метель. Соответственно Адам повез Толбэтов в аэропорт загодя. Расставание со Стратмурном было и грустным, и счастливым, потому что выздоровевшая Джиллиан возвращалась домой. Перегрин пришел проститься с ней, подарив на прощание акварель, изображающую ее верхом на Поппи, и даже Филиппа была растрогана почти до слез, когда «тойота» отъехала от парадной лестницы.
В аэропорт они приехали вовремя, самолет явно вылетал по расписанию. Толбэты зарегистрировались, он простился с ними и поехал на Блакетт-плейс за Ксименой. Она надела объемный арранский свитер и желто-коричневые вельветовые брюки, крепкие сапоги и кожаную куртку цвета жженого сахара с воротником из овчины — в высшей степени подходящее дополнение к его плису и полушубку. Они обменялись скромным приветственным поцелуем, когда она встретила его у двери, потом, когда она взяла шарф, шапочку и перчатки, спустились к «тойоте».
— Ну, расскажите мне побольше о Шествии Масонов, — сказала она после обмена ожидаемыми шутками об успехах в больнице и улучшении состояния Ксимены после надлежащего сна, когда они ехали на юг по шоссе А7. Дул порывистый ветер, но снег пока только слегка присыпал те три-четыре дюйма, что уже лежали на земле: достаточно для создания атмосферы, но совершенно никакого неудобства для полноприводной «тойоты».
— Ну, раньше я там никогда не бывал, — ответил Адам, — но по рассказам, будут присутствовать масоны Лож со всего Пограничья. И конечно, сегодня будут из еще более дальних мест. Все собираются в Доме Масонов в Мелроузе, факельное шествие трижды обходит Меркат-Кросс, потом направляется к самому аббатству, где кто-нибудь выступает с патриотической речью. Потом одинокий волынщик играет «Лесные цветы» в память обо всех шотландцах, погибших, защищая Шотландию, и они идут обратно к Меркат-Кросс, где старейший Мастер Лож принимает парад. И все. Все занимает около часа.