Кузьменко Владимир. Древо жизни. Книга 3

   Катапульту предстояло ещё испытать, так же, как и приготовленные для неё снаряды. Их он изготовил из смеси селитры и сахара, сварив в каждый растительные фитили, пропитанные селитрой и тщательно высушенные на солнце. Каждый снаряд весил по килограмму. Ещё до изготовления катапульты он испытал снаряд. Он горел ярким пламенем и распространял вокруг страшный жар. Сахар для снаряда был получен из тыкв, сок которых являл собой густой сахарный сироп. Его выпаривали в котле и смешивали с селитрой, которую также нашли в долине.
   Заложив в ложку катапульты десяток снарядов, он поджёг их и нажал на спуск. Снаряды взвились в воздух и, пролетев значительное расстояние, легли довольно кучно, что и требовалось. Во всяком случае, расстояние между падением двух не превышало пяти метров. Если повезёт, то с первого залпа удастся накрыть лежащую змею. Это был, пожалуй, единственный способ раздразнить её и заставить заползти на карниз. Если же змея не бросится за ним на карниз, то у него был в запасе другой план, рассчитанный на то, что Пифон, получив сильные ожоги, не сможет развить большую скорость.
   Теперь оставалось проверить точность попадания. Владимир снова накрутил при помощи рычага канат и загрузил ложку.
   – Дым! Дым! – закричала вдруг Ореада. В её голосе слышалась радость.
   Думая, что она имеет в виду пожар в кустарнике, куда были посланы снаряды, Владимир посмотрел в ту сторону. Кустарник пылал громадным костром.
   – Не там! В посёлке! – Ореада указывала рукой в сторону, где в трех километрах от них находился посёлок. Действительно, в той стороне к небу поднимался густой столб дыма.
   – Они зажгли жертвенный костёр, – пояснила Ореада. – Теперь вождь выбран, и нам уже ничего не угрожает!
   Подруги Ореады, сбежавшиеся на её крик и поняв в чем его причина, радостно заговорили, перебивая друг друга.
   – Интересно, кого выбрали в жертву?
   – Сейчас, когда дым рассеется и костёр займётся, начнутся пытки.
   – Мы хотим посмотреть.
   Владимира передёрнуло. Он уже почти привык к нравам лапифов, коварство и жестокость которых уже не вызывали удивления, но поняв, что женщины, с которыми он делил еду и постель, сгорают от любопытства и желания посмотреть, как будут истязать и мучить их вчерашних подруг, наполнило его отвращением. Не помня себя, он отвесил пощёчину Рее, высказавшей желание посмотреть на пытки.
   – Молчать! – заорал он и на без того притихших и испуганных женщин.
   Рея поднялась с земли и, поймав его руку, поцеловала её.
   – Прости, повелитель, – униженно попросила Рея. Она хотела ещё что-то добавить, но до их ушей донёсся пронзительный крик. Все повернули головы к озеру, откуда долетел крик, и увидели бегущую по берегу женщину. Вскоре они узнали в ней старшую жену Кенея, подругу Ореады.
   – Скорее! Помогите! Там… – она, задыхаясь, не могла произнести ни слова. Страшная догадка пронзила Владимира.
   – Игорь? – вскричал он, тряся за плечи упавшую в изнеможении женщину. Та энергично закивала головой.
   Ни слова не говоря, Владимир метнулся в хижину и выбежал из неё, держа в руках лук и колчан, набитый стрелами.
   – Кто со мной? – спросил он женщин и, не дожидаясь ответа, побежал к посёлку. Пробежав половину пути, он оглянулся. За ним, несколько отстав, бежали двое – Ореада и Рея с луками в руках.
   Вождь закончил обрабатывать правую ногу жертвы и выпрямился, чтобы немного отдохнуть и дать время жертве очнуться. Пытка должна тянуться долго, до захода солнца. Он собрал валявшиеся на траве щепки и подошёл к распятой на доске очередной жертве. Та, поняв, что теперь её очередь, в ужасе завизжала. Вождь удовлетворённо улыбнулся. Крики жертвы угодны Кибеле. Как он ни старался, но выдавить крик боли у убийцы Пифона ему не удалось. «Ничего, – подумал он, – когда я начну вытягивать из него жилы, закричит, не выдержит».
   Он уже собрался приступить к делу, как длинная стрела впилась ему в затылок, и вождь, не вскрикнув, повалился. Стрелы свистели одна за другой, поражая мечущихся в панике фавнов. Женщины с визгом разбежались, мгновенно очистив площадь. Последнего фавна Владимир достал стрелой, когда тот уже успел отбежать метров на пятьдесят. Стрела впилась ему в бок и вышла наружу через живот.
   Потом Владимир говорил, что он действовал в каком-то забытьи. Руки его сами собой выхватывали стрелы из колчана и посылали одну за другой в мечущихся по площади фавнов.
   Колчан опустел. Владимир отбросил лук и подошёл к распятому на жертвенной доске Игорю. Он хотел было развязать друга, но передумал и, наклонившись, пользуясь тем, что Игорь был ещё без сознания, вытащил из-под ногтей щепки. Осторожно разрезал путы и, взяв все ещё не пришедшего в сознание Игоря на руки, отнёс его в хижину, где препоручил успевшей вернуться Перо. Сам пошёл на площадь. К его удивлению, женщины, распятые на жертвенных досках, так и остались не освобождёнными. Место же Игоря занял теперь легкораненый фавн. Его только что кончили привязывать к доске. Владимир заметил, что всем этим руководила Рея, отдавая короткие приказания. Несколько женщин несли к костру новые сухие ветви.
   – Что здесь происходит? – удивлённо спросил Владимир поспешившую ему навстречу Ореаду. – Почему не освобождены женщины? Немедленно развяжите! – приказал он столпившимся снова вокруг жертвенника лапифкам. Никто, однако, не сдвинулся с места.
   – Нельзя, повелитель, – мягко тронула его за руку Ореада. – Они, – кивок в сторону распятых на досках несчастных, – принадлежат теперь Кибеле.
   – Я вас сейчас всех пошлю к Кибеле – Великой Матери! – поняв, к чем дело, гаркнул Владимир. Он вытащил нож и, решительно отшвырнув стоящую на пути лапифку, шагнул к распятым.
   Когда Ореада буквально перевела слова Владимира, среди лапифок началась паника. Они кинулись врассыпную. Владимир без помех освободил несчастных. Освобождённые от тугих, глубоко врезавшихся в тело пут женщины оставались лежать в тех же позах, не в состоянии подняться, и Владимиру пришлось самому их поднимать и осторожно класть на траву.
   – Чего стоишь, как истукан? – крикнул он Ореаде, которая в отличие от других не покинула площадь. – Видишь, они ещё не пришли в себя от страха. Неси воду!
   Поняв, что от неё требуется. Ореада убежала и скоро вернулась с кувшином воды.
   – Приведи их в чувство! – приказал он ей, а сам пошёл к привязанному к доске фавну. Он теперь уже не испытывал ни гнева, ни злости. Фавн был легко ранен. Стрела пронзила ему плечо, не затронув кости. Владимир разрезал путы.
   – Убирайся вон! – приказал он, поднимая фавна за шиворот и не особенно сильно поддав ему коленом под зад.
   – Куда? – поняв, что его оставляют в живых, спросил фавн.
   – Куда угодно, но только не попадайся мне больше на глаза! А ну! Быстро! – крикнул он и, видя, что тот не двигается с места, наклонился за луком. Увидев смертоносное оружие в руках Владимира, фавн опрометью бросился бежать к холмам.
   Скоро он скрылся из вида.
   – Ну вот и все, – сам себе сказал Владимир. – Как они? Пришли в себя? – подошёл он к Ореаде.
   – Вот так-то, милые девочки, – он ласково похлопал рукой по щеке одну из освобождённых им женщин. – В моем племени мужчины более воспитаны и никогда бы не позволили себе быть такими невежливыми, особенно по отношению к таким красавицам… Ну будет… будет, – он мягко освободил руку, которую лапифка прижала к своим губам.
   – А где остальные?
   – Все разбежались. Ведь ты пообещал их всех принести в жертву Великой Матери!
   – Это я выразился иносказательно. Пойди, успокой их. Жертв больше не будет. И пусть соберутся на площади, я им хочу сказать что-то.

РОЖДЁННАЯ ИЗ ДРЕВА

   Ореада охватила руками колени Владимира и прижалась к ним губами.
   – Господин мой, умоляю тебя, возьми меня с собой, – она подняла вверх лицо, глаза наполнены слезами. – Не оставляй меня.
   Владимир наклонился и поднял с земли женщину.
   – Здесь тебе ничего не грозит. Ты не выдержишь дороги, да ещё в твоём положении. Жди меня, я скоро вернусь с помощью. Мы убьём Пифона и освободим вас.
   План Владимира был прост, хотя и очень рискован. Он решил спуститься в ущелье с карниза километрах в двух от сторожащей выход змеи. Помочь должен Игорь, отвлекая её внимание на себя. Для этого, когда Владимир спустится в ущелье, Игорь появится на склоне карниза, одетый в плащ из шкуры Пифона. В этих случаях змея обычно приходила в возбуждение. Игорь к тому же обстреляет её из катапульты зажигательными снарядами. Если змея получит ожог, то можно надеяться, что в ярости она не почует Владимира, и ему удастся проскользнуть незамеченным.
   Недели три подряд женщины плели из растительных волокон прочный пятисотметровый канат, по которому предстояло спуститься Владимиру. Уже один этот спуск был крайне опасен. Нет полной уверенности, что руки выдержат столь длительное напряжение. Правда, в том месте, где Владимир предполагал спуск, он заметил на половине пути уступ, на котором можно отдохнуть и восстановить силы.
   Канат испытывали на прочность. Двадцать лапифок с одной стороны и двадцать – с другой в течение часа, ухватившись за канат, пытались перетянуть друг друга. Испытание скоро превратилось в игру и возобновилось на следующий день, уже в другом составе команд. Владимир не мешал им. Поляна, на которой происходили состязания, то и дело оглашалась взрывами смеха. Как ни странно, лапифам не были известны спортивные игры. Заметив это, Владимир, чтобы скрасить вынужденное пребывание в долине, устроил им состязания в беге, по прыжкам в длину и высоту. Встретили это новшество с недоумением, но потом увлеклись им.
   В состязаниях принимали участие все, кроме Ореады. Поняв, что у неё будет ребёнок. Ореада тут же распространила эту весть среди своих подруг, что привело их в крайнее возбуждение. Игорю и Владимиру было официально присвоено звание богов.
   – Теперь никто не настаивает на большой жертве, – сообщила Ореада Владимиру. – Бог, – добавила она, – волен поступать так, как ему заблагорассудится, и не следовать обычаю, если они ему не нравятся. Теперь твои обычаи – наши обычаи, так как мы уже принадлежим к племени бога, – закончила она торжественно.
   Ореада с достоинством восприняла своё новое положение. Лицо её теперь уже редко озарялось улыбкой и хранило серьёзность. Выглядело это несколько комично, и Владимир с трудом иногда сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Однако, когда пришло время расставаться. Ореада не выдержала и залилась слезами.
   За десять дней до побега Владимир стал усиленно тренироваться. Канат привязывали к ветке высокого дерева, и Владимир, поднявшись метров на пять, повисал на нем на руках и висел в течение часа. Он заметил, что после такой тренировки реакция его при спуске на землю резко замедляется и остаётся такой в течение двух часов. Это надо было преодолеть во что бы то ни стало. После шести тренировок скорость реакции стала возвращаться к норме значительно быстрее, пока период замедления не снизился до четвери часа и остановился на этом, несмотря на продолжение тренажа. По-видимому, это был предел, который надо будет учесть. Он решил, что после спуска пролежит тихо в ущелье минут двадцать. Игорь должен будет добавить это время и начать дразнить змею через полчаса после спуска. Десять добавочных минут как раз были необходимы, чтобы добраться к выходу из ущелья.
   Спускаться по канату сильно мешал лук. Он цеплялся за выступы скалы, и Владимир уже подумывал, не сбросить ли его вниз, но боялся, что при падении лук может сломаться.
   Спуск занял довольно много времени, значительно больше, чем он предполагал. Когда до земли оставалось всего двадцать метров, Владимир почувствовал, что руки его уже не могут удержать канат. К счастью, при подготовке он сделал себе страховочную скользящую петлю. Эта петля охватывала его корпус и канат. Если бы не она, нагрузка на руки была бы значительно большей, и он, не выдержав, сорвался бы в пропасть. Из последних сил он преодолел оставшиеся метры и повалился на землю почти без чувств. Силы восстанавливались медленно. Наконец Владимир смог подняться, подождал ещё минут пять и стал тихо пробираться к выходу из ущелья. Дойдя до него, он спрятался за большой камень и стал ждать. От змеи его отделяло всего метров двести. Змея сначала лежала тихо, потом стала проявлять признаки беспокойства. Её огромная голова приподнялась вверх метров на двадцать и стала раскачиваться. Возбуждение её с каждой минутой возрастало. Она смотрела вверх, на склон. Внезапно несколько горящих шаров, прочертив в воздухе огненный след, рассыпались вокруг свернувшегося в кольца огромного тела. Один шар, величиной с голову ребёнка, ярко пылая, попал в гущу колец. Змея взвилась и преодолела сразу же метров триста вверх по склону. Почти мгновенно она подтянула своё туловище и сделала второй прыжок. Владимир не стал дожидаться и, пригнувшись к земле, кинулся в рощу амброзии.
   Миновав её, он, не останавливаясь, побежал вниз по склону и позволил себе передохнуть только тогда, когда преодолел ложбину между горами и взобрался почти на вершину следующей за ней горы. Высокие густые деревья мешали ему разглядеть, что делается на только что покинутом им склоне. Стремительность змеи встревожила его. Сумел ли Игорь вовремя скрыться на узком карнизе? Змея ещё никогда не действовала так стремительно.
   Двое суток Владимир шёл, почти не останавливаясь, давая себе отдых только ночью. Он забирался в кусты и спал не более четырех часов, часто просыпался и напряжённо вслушивался в звуки ночного леса. В эти короткие часы ему снилась мать, он чувствовал прикосновение её мягких нежных рук. Он снова был маленьким мальчиком, идущим рядом с отцом к берегу озера, ухватившись ручонкой за указательный палец отца. Затем появлялись страшный чёрный Сэм и рыжий Джонни. Джонни показывал на Сэма и говорил, что тот обязательно съест его. Потом хватал за ухо и начинал с противной улыбкой на лице крутить его. На крик приходил Бэксон и прогонял Джонни. Появлялся отец, брал его на руки, и они начинали спускаться из окна дома. Когда до земли оставалось немного, Владимир просыпался. Над ним сомкнулись густые ветки кустарника. Полнолуние. Ночи как таковой, можно сказать, и нет. Все вокруг заливал жёлтый свет, похожий на свет неоновых ламп, которые освещали по ночам города Земли. Как давно это было!
   Когда мать сказала, что хочет послать его на помощь к отцу, Владимир ничего не понял вначале. Отец был рядом с ним, они жили на своём острове мирной жизнью, и им ничего не угрожало. Подробный рассказ матери показался ему фантастическим вымыслом, настолько неправдоподобным, что он ему не поверил и откровенно сказал об этом матери и присутствующему при этом разговоре отцу. Во время рассказа матери отец молчал, не проронил ни слова, пока она не закончила. Затем, как обычно бывало в затруднительных случаях, вздохнул, снял со стены карабин и молча вышел из дому. Через некоторое время Владимир был свидетелем встречи двух одинаковых, неотличимых друг от друга людей, и каждый из них был его отцом. Тот, что пришёл из большого мира, не видел его. Ему угрожала большая опасность. Он был в плену, и все трое, присутствующие в комнате, обсуждали, как выйти из создавшегося положения. После этой встречи Владимир решился и сам сказал об этом матери. Он пережил мучительное повторное рождение. Затем его познакомили с Николаем, и он, уже в новой своей телесной оболочке, снова увидел отца. Он знал, что уже никогда не вернётся на остров к своей прежней жизни. Жалел ли он об утраченном? На это он не мог найти ответа. Там, на острове, живёт его двойник… он сам… и в то же время уже не он. Постепенно воспоминания о прошлом стали тускнеть и заслонились яркими картинами новой реальности. Единственное, что связывало его с прошлым, был отец, отец, который по замыслу матери не должен был догадываться, кто скрывается под именем Владимира Олянского. Сам Владимир хранил тайну, и только тогда, когда Эльга сообщила ему, что Сергей отказывается бежать, в отчаянии выдал её, чем привёл молодую женщину в недоумение и замешательство.
   Хотел ли он возвращения на Землю? Владимир впервые об этом задумался. Раньше это казалось ему само собой разумеющимся. Теперь же… Собственно, что связывало его с Землёй? Воспоминания его хранили картины, которые вызывали отвращение: подземные заводы с искалеченными людьми, потайные кладбища детей – жертв преступной медицины… Если и было на Земле что-то, заслуживающее уважение и даже восхищение, – Владимир теоретически допускал такое, – то все прошло мимо него незамеченным. Он хорошо знал историю, с запоем поглощал книги исторического содержания там, у себя на острове, и должен признаться себе, что история его сопланетян не вызывала добрых чувств. Особенно его возмутила история одного правителя. Владимир попытался вспомнить его имя, но не смог. Про себя он дал ему прозвище людоеда и под этим прозвищем запомнил. Больше всего его возмущала рабская психология народа, он никак не мог себе представить, что среди многих миллионов не нашлось ни одного, кто решился бы всадить пулю в лоб этому людоеду. «Как же все-таки его имя?.. А, черт с ним!» – подумал он, поднимаясь с травяной подстилки и выходя из зарослей.
   Лунный свет стал понемногу меркнуть, и на востоке зажглась заря восходящего дневного светила. «Все же прекрасная планета», – в который раз подумал он и поймал себя на мысли, что ему будет жаль покидать её, когда наступит час. «А собственно, почему я должен её покинуть?» – внезапно спросил он сам себя и испугался этого вопроса. Несмотря на то, что его спор с Игорем закончился вроде в его пользу, Владимир неожиданно для себя стал находить в доводах Игоря некую, ещё не осознанную им до конца справедливость. Во всяком случае, после избиения фавнов и освобождения несчастных лапифок и Игоря от большой жертвы Владимир больше не противился обычаям жителей этой планеты и с удовольствием принимал участие в прославлении Великой Матери. Его уже не приводила, как раньше, в смущение откровенная чувственность вечно юных аборигенок, лишённых всякой заботы о хлебе насущном, получающих все в готовом виде от щедрот Великой Матери. «А действительно, что же им остаётся делать, если они получают от природы все, что пожелают, даже не проходящую молодость и бессмертие? Как бы вели себя женщины Земли, если бы очутились в сходных условиях?» Он усмехнулся. Если судить по тому, как вели себя бывшие подруги Сюзанны, щедро дарившие свои ласки бойцам его отряда, то… А впрочем, по этому случаю трудно судить об остальных…
   По мере того, как он все дальше и дальше уходил от места, где самки Пифона сторожила выход из долины, в лесу стало попадаться больше дичи. На третий день он подстрелил косулю и с наслаждением поел мяса. Амброзия ему уже порядком надоела, и он за один присест с жадностью съел половину туши убитого животного.
   Был уже вечер. Отягощённый сытным ужином, он решил лечь спать пораньше, что и сделал, забравшись, как обычно, в кустарник.
   Спал он крепко и проснулся только после восхода солнца. Он уже собрался в дорогу, как вдруг его внимание привлекло необычное дерево. По описанию Ореады он понял, что перед ним древо жизни. Это дерево имело короткий толстый ствол, от которого отходили симметрично три толстые ветви, растущие вверх под небольшим углом. Он вспомнил, что месяц назад Ореада нашла такое дерево в долине и показала ему. Правда, Ореада сказала, что дерево очень старое и больше не плодоносит. Это же дерево было молодое, с ярко-зеленой листвой, и, что самое странное, между отходящими от толстого ствола ветвями находился большей, в рост человека, продолговатый овальный кокон матово-белесового цвета. От толстых ветвей к нему отходило множество тоненьких веточек, концы которых оплетали кокон со всех сторон и уходили внутрь него. Присмотревшись, Владимир заметил, что кокон еле заметно «дышит». Во всяком случае, ему так показалось, что движение поверхности кокона напоминает движение грудной клетки человека при дыхании. Ему стало интересно, он уселся поудобнее в нескольких шагах от дерева и стал ждать, что будет дальше. Тем временем «дыхание» кокона усилилось, и он стал постепенно светлеть, становиться прозрачнее. Через час внутри него проступили контуры человеческой фигуры. Владимиру стало ясно, что он присутствует при одном из самых сокровенных актов планеты – рождении человека из дерева. Веточки, оплетающие кокон, стали на глазах сохнуть и отваливаться от его поверхности.
   Заворожённый увиденным, Владимир не слышал, как сзади него хрустнула ветка, и пришёл в себя только тогда, когда на его плечи навалилась тяжесть и чьи-то цепкие руки схватили его за горло. Оцепенение от неожиданного нападения длилось меньше секунды. Владимир вскинул руки назад, охватил ими плечи нападавшего, резко наклонился вперёд и перебросил его через голову. Нападающий оказался рослым фавном, все тело которого, лишённое одежды, заросло густой рыжей шерстью. Фавн брякнулся спиной о землю, но тут же мгновенно перевернулся, вскочил и, выставив вперёд длинные руки, пошёл на землянина. Владимир не стал ждать, когда фавн вторично вцепится в него, и испытанным приёмом провёл удар пяткой в переносицу. Фавн хрюкнул и отлетел в сторону. Затем на четвереньках быстро пополз в кусты. Владимир решил, что инцидент исчерпан. Однако вскоре из-за кустов послышался угрожающий рёв, и снова выскочил фавн. Лицо его было покрыто кровью, а в руках он держал, подняв над головою, толстый увесистый сук. Две секунды понадобилось Владимиру, чтобы поднять лежащий на траве лук, выхватить из колчана стрелу, прицелиться в фавна. Тот, очевидно, был хорошо знаком с оружием, которое держал в руках его противник, поэтому прекратил рёв и, остановившись в пяти шагах, замер, вопросительно, как показалось Владимиру, глядя на него.
   – Убирайся! Я не хочу тебя убивать! – крикнул фавну Владимир, слегка опуская лук. Фавн отлично его понял и, бросив сук, быстро исчез среди деревьев. Владимир проследил, пока тот окончательно скрылся, и перевёл взор на дерево. Кокона на нем не было. Рядом с деревом стояла совершенно обнажённая высокая девушка. Её тёмные, как у Ореады, длинные, слегка волнистые волосы свободно спадали на плечи, а большие зеленые, как изумруд, глаза смотрели удивлённо на землянина. «Так вот, кто должен был стать добычей фавна», – догадался Владимир, невольно сравнивая тонкую, изящную, словно выточенную из розоватого мрамора, фигуру с волосатым кавалером. Из рассказов Ореады Владимир знал, что фавны заранее находят деревья, из которых должны появиться лапифки. По обычаям тот, кто первый нашёл такое дерево, имеет преимущество перед другими лесными женихами. Он сторожит момент «рождения», и когда из дерева появляется лапифка, овладевает ею. Если же он пропустит этот момент и лапифка уйдёт от своего дерева больше чем на сто шагов, фавн, первый обнаруживший кокон, теряет преимущество и должен отстаивать свои права в драке. Так что по обычаям этих мест Владимир был кругом не прав. Он вторгся в чужую зону и нарушил права первооткрывателя. Очевидно, фавн отлучился от своего сторожевого места на ночь и когда вернулся, обнаружил непрошеного и незаконного соперника.
   Естественно, такая наглость привела его в ярость, и он, минуя дипломатические переговоры, напал на нарушителя лесной конвенции, решив его примерно наказать. Но незнакомый с приёмами каратэ, вынужден был покинуть поле бои побеждённым.
   «Что за этим последует? Вернётся ли фавн с подмогой из своих приятелей?» В планы Владимира не входило связываться в пути с драчливыми фавнами. Он стремился как можно скорее пройти этот лес, выйти к разрушенному селению лапифов и, идя по берегу озера, найти исток реки Синченко, с тем, чтобы, следуя по её течению, дойти до берегов Аттиса, а оттуда – до расположения своих.
   – Извините, мадам, – галантно поклонился он девушке, продолжавшей удивлённо смотреть на него, и невольно залюбовался этим вышедшим только что из дерева зеленоглазым чудом. Девушка действительно была невероятно красива. Тонкие правильные черты лица, нос со вздрагивающими ноздрями, мягкий овал подбородка, идеально коническая грудь, тонкая талия и длинные бедра, переходящие в стройные голени, заканчивающиеся аккуратными маленькими ступнями. Девушка продолжала молча стоять, опершись рукою на ветку дерева, из которого только что появилась, ничуть не стесняясь своей наготы. Владимир смущённо отвёл глаза в сторону, ещё раз пробормотал: «Извините» и пошёл своей дорогой. Отойдя шагов на пять, не удержался и бросил сожалеющий взгляд назад. Девушка так и стояла у ствола дерева, только повернула голову в его сторону и, казалось, смотрела на него с ещё большим удивлением. Владимир ускорил шаг.
   Он прошёл уже добрую сотню шагов, когда услышал позади себя голос:
   – Эй! Ты куда?
   Он обернулся и увидел догоняющую его лапифку. Она поравнялась с ним и взяла за руку. От этого мягкого прикосновения землянина бросило в дрожь.
   – Почему ты ушёл? – недоуменно спросила девушка и тут же добавила: – Я хочу есть!