Джонни плеснул себе ещё немного и взглянул на Паннунцио со скептическим любопытством. Предложение старого оригинала состояло в том, чтобы создать ассоциацию, фонды которой будут управляться комитетом под руководством Райли даже после смерти старика. Эти фонды смогут компенсировать все издержки Джонни. Кроме того, ему будут щедро платить, чтобы он сумел успешно завершить свою задачу. Больше того, Джонни станет получать солидную премию за каждого дона, которого удастся упрятать за решетку или обезвредить любым иным способом.
— У тебя есть все необходимое, чтобы выиграть эту партию, — заверял его Паннунцио. — Больше того, ты доказал, что в состоянии с этим справиться. И однажды уже справился. А на этот раз ты сможешь пользоваться серьезной помощью Райли. Я имею в виду те сведения, которые он сумеет собрать в разных службах федерального правительства. У него остались такие связи...
— Это все, конечно, очень здорово, — хмыкнул Джонни. — Только чем же сможет Райли мне помочь, если мафия меня раскроет?
Вмешался Райли:
— Ничем.
Джонни покачал головой.
— И тем более вы ничем не сможете помочь, если меня возьмут с поличным стражи закона. А у них будут все основания меня прищучить: ведь закон мне придется преступить не раз. Разве я не прав?
— Нет, вы правы, — признал адвокат.
Паннунцио невозмутимо продолжал:
— Ты так и не сказал, что думаешь по поводу моего предложения.
Джонни с озорной улыбкой покосился на него.
— Я думаю вот о чем: будь вы бедным, с вами бы уже давным-давно разобрались. Ваше счастье, что у вас денег куры не клюют!
Паннунцио раскатисто расхохотался.
— Ты меня считаешь дураком? Ну, что же, я действительно дурак, если предлагаю тебе кучу денег, хотя мне не суждено увидеть, чем все кончится.
— Что до денег, мне на них не наплевать, — согласился Джонни. — Только я мог бы найти способы их заработать и полегче. Достаточно, например, было бы завалить среди бела дня посреди Пентагона армейского казначея. И я сделал бы это шутя, одной рукой.
Старик долго проницательно его разглядывал.
— Я все же продолжаю думать, что ты согласишься.
— И что же заставляет вас так думать?
— Мы с тобой оба — сицилийцы. Мы одной крови, и я чувствую, что ты храбрец.
Джонни холодно и цинично процедил:
— Вздор.
Паннунцио продолжал на него смотреть. Он в гораздо большей мере успел постичь суть характера Джонни, чем тот мог представить. Большей части своих успехов он добился благодаря врожденному дару понимать людей. Он знал, что мафия убила человека, который воспитывал Джонни, и толкнула на самоубийство его дочь. Знал, что у жены Джонни произошел выкидыш, а потом она его бросила. Он ощущал в Джонни с трудом сдерживаемую жестокость, многолетнюю ненависть — одновременно и к врагам, и к себе самому.
Однако говорить про это старик не стал.
— Скажем, у меня создалось впечатление, что ты согласишься, потому что ненавидишь то преступное сообщество, из которого вышел. С этим ты согласен?
Джонни уперся в него непроницаемым взглядом.
— Совершенно ничего не понимаю. Я что, обязан соглашаться?
Кармине Паннунцио улыбнулся.
— Нет, ты вовсе не обязан. Но ты согласишься. Или я ошибаюсь?
Джонни бросил быстрый взгляд на Райли, потом сосредоточил все внимание на больном старике. Он взял свой бокал, отпил глоток и поставил бокал на стол.
— Ох, да черт с ним, будь что будет, — вздохнул он. — Все равно нечем заняться, чтобы время скоротать.
Глава 3
— У тебя есть все необходимое, чтобы выиграть эту партию, — заверял его Паннунцио. — Больше того, ты доказал, что в состоянии с этим справиться. И однажды уже справился. А на этот раз ты сможешь пользоваться серьезной помощью Райли. Я имею в виду те сведения, которые он сумеет собрать в разных службах федерального правительства. У него остались такие связи...
— Это все, конечно, очень здорово, — хмыкнул Джонни. — Только чем же сможет Райли мне помочь, если мафия меня раскроет?
Вмешался Райли:
— Ничем.
Джонни покачал головой.
— И тем более вы ничем не сможете помочь, если меня возьмут с поличным стражи закона. А у них будут все основания меня прищучить: ведь закон мне придется преступить не раз. Разве я не прав?
— Нет, вы правы, — признал адвокат.
Паннунцио невозмутимо продолжал:
— Ты так и не сказал, что думаешь по поводу моего предложения.
Джонни с озорной улыбкой покосился на него.
— Я думаю вот о чем: будь вы бедным, с вами бы уже давным-давно разобрались. Ваше счастье, что у вас денег куры не клюют!
Паннунцио раскатисто расхохотался.
— Ты меня считаешь дураком? Ну, что же, я действительно дурак, если предлагаю тебе кучу денег, хотя мне не суждено увидеть, чем все кончится.
— Что до денег, мне на них не наплевать, — согласился Джонни. — Только я мог бы найти способы их заработать и полегче. Достаточно, например, было бы завалить среди бела дня посреди Пентагона армейского казначея. И я сделал бы это шутя, одной рукой.
Старик долго проницательно его разглядывал.
— Я все же продолжаю думать, что ты согласишься.
— И что же заставляет вас так думать?
— Мы с тобой оба — сицилийцы. Мы одной крови, и я чувствую, что ты храбрец.
Джонни холодно и цинично процедил:
— Вздор.
Паннунцио продолжал на него смотреть. Он в гораздо большей мере успел постичь суть характера Джонни, чем тот мог представить. Большей части своих успехов он добился благодаря врожденному дару понимать людей. Он знал, что мафия убила человека, который воспитывал Джонни, и толкнула на самоубийство его дочь. Знал, что у жены Джонни произошел выкидыш, а потом она его бросила. Он ощущал в Джонни с трудом сдерживаемую жестокость, многолетнюю ненависть — одновременно и к врагам, и к себе самому.
Однако говорить про это старик не стал.
— Скажем, у меня создалось впечатление, что ты согласишься, потому что ненавидишь то преступное сообщество, из которого вышел. С этим ты согласен?
Джонни уперся в него непроницаемым взглядом.
— Совершенно ничего не понимаю. Я что, обязан соглашаться?
Кармине Паннунцио улыбнулся.
— Нет, ты вовсе не обязан. Но ты согласишься. Или я ошибаюсь?
Джонни бросил быстрый взгляд на Райли, потом сосредоточил все внимание на больном старике. Он взял свой бокал, отпил глоток и поставил бокал на стол.
— Ох, да черт с ним, будь что будет, — вздохнул он. — Все равно нечем заняться, чтобы время скоротать.
Глава 3
Капля пота скользила вдоль позвоночника Джонни. Ночь была теплой, однако молнию на рыжей нейлоновой куртке он не расстегнул. Та была ему слишком велика и висела мешком, скрывая револьвер за поясом.
Он продолжал ждать, затаившись в траве, примерно в пяти ярдах от дороги. Его руки покоились на коленях, спина упиралась в шероховатый ствол огромного старого дуба. Если бы с шоссе кто-то посмотрел в его сторону, то ничего бы не увидел. Джонни слился со стволом, словно поглощенный тенью дерева.
В сотне ярдов слева от него вывеска придорожного кафе бросала желтые блики на темные громады двух грузовиков, полностью занявших все пространство крохотной автостоянки; два других грузовика стояли вдоль шоссе. Самый дальний от кафе находился прямо против того места, где укрылся Джонни.
Джонни потянул застежку нагрудного кармана и достал сигарету. Он понюхал её, потом облизал кончик и принялся сосать. Нахлынуло нестерпимое желание закурить, глотнуть немного дыма, чтобы скрасить ожидание, однако опасение выдать свое присутствие пересилило...
Из кафе вышел шофер. Он остановился; Джонни видел, как колеблется на ветру пламя его спички, пока он закуривал. Затем огонек потух и шофер взобрался в один из грузовиков. Машина грузно тронулась с места с натужным ревом, который быстро стих и сменился приглушенным рокотом.
Джонни наблюдал за тем, как грузовик маневрировал, чтобы выбраться на шоссе, потом прибавил ходу и помчался на север, в сторону мрачных равнин Нью-Джерси, и затем, минуя их, ещё дальше, к Нью-Йорку.
Джонни осторожно сжал сигарету зубами и кончиком языка потрогал намокший табак. Потом выплюнул крошки, перебросил сигарету в противоположный угол рта и продолжил ждать.
Через несколько минут из кафе вышел ещё один шофер. Этот сразу свернул и зашагал через автостоянку в сторону дороги.
Джонни отшвырнул так и нераскуренную сигарету и поднялся на ноги, не покидая при этом густой тени дерева. Потом вытащил из бокового кармана куртки маленькую бутылочку и губку. Он откупорил бутылку и вылил немного её содержимого на губку, держа при этом руки подальше от себя. Однако, несмотря на эту предосторожность, от запаха хлороформа замутило.
Шофер приближался к последнему грузовику. Джонни закрыл бутылочку и аккуратно убрал её обратно в карман. В этот момент водитель, который начал забираться в кабину грузовика, повернулся к нему спиной. Одним чрезвычайно быстрым, но бесшумным движением Джонни отделился от дерева и метнулся вперед. Правой рукой он прижал губку к лицу шофера, заглушив его крик. А другой — сдавил грудь бедняги стальным захватом.
Шофер попался здоровый, он яростно боролся, стараясь вырваться. Одной слитной барахтающейся массой они рухнули на траву. Джонни стремился только к одному — не упустить противника, и прилип к нему, как пиявка. Чем больше шофер вырывался, тем больше он вдыхал пары хлороформа.
Они пару раз перекатились по земле, плотно прижатые друг к другу, и ударились о громадное переднее колесо грузовика. Резким рывком шофер попытался высвободить руку, чтобы отвести губку от лица. Джонни упирался из всех сил, чтобы помешать ему это сделать.
Водителю удалось привстать на одно колено, приподняв вместе с собой и Джонни. Однако это усилие стало последним — теперь он на глазах слабел. Пары хлороформа начали действовать.
Наконец шофер засопел, осел на траву и медленно повалился на Джонни, который по-прежнему цепко за него держался. Спустя несколько секунд все было кончено, вялое тело шофера придавило его всей своей тяжестью.
Джонни перекатил его на бок и поднялся на колени. Губку он завернул в обрывок алюминиевой фольги и сунул туда же, куда убрал бутылочку. Затем из другого кармана вытащил рулон лейкопластыря. Через минуту запястья бесчувственного шофера были скручены у него за спиной, потом то же произошло с его лодыжками, а другими кусками пластыря Джонни залепил ему рот и глаза. Порывшись в карманах пленника, он нашел там ключи от машины.
Дверь кафе открылась, в тусклом пятне желтого света появился человек.
Джонни поспешно вскочил на ноги и рывком распахнул дверцу кабины. Потом пригнулся, пропустил руки под безвольно валявшимся на траве телом и с натугой его приподнял. Мужик попался здоровенный и тяжелый, однако Джонни быстро втолкнул его в кабину, и тот рухнул на пол за водительским сиденьем.
Человек, вышедший из кафе, направился к другой машине, стоявшей на обочине.
Джонни устроился на сиденье, захлопнул дверцу, торопливо вставил ключ в замок зажигания и завел мотор; тот взревел. Фары он включил, когда машина уже выезжала на дорогу. Другой водитель, ослепленный узким конусом света, не мог разглядеть, кто за рулем. Он только помахал рукой, когда машина проезжала мимо.
Джонни взял курс на юг.
Кафе уже давно осталось позади, когда шофер, лежавший в ногах Джонни на полу кабины, начал дергаться и хрипеть. Стоны заглушала полоса лейкопластыря, закрывавшая рот.
Джонни притормозил, остановил машину на обочине и поставил её на ручной тормоз, однако двигатель глушить не стал. Он наклонился и похлопал по плечу связанного шофера.
— Очухался? Можешь меня послушать?
Бедолага оставил попытки выпрямиться и остался лежать в той же позе, только повернул лицо в сторону Джонни, словно пытаясь разглядеть его сквозь липкую ленту, которая залепляла глаза. Немного погодя он кивнул.
— Хорошо, тогда слушай. Потому что я не стану повторять. Я изо всех сил старался тебя не покалечить. Однако я знаю людей, которым твоя жизнь до лампочки. Если кто-то узнает, что ты здесь, можешь считать себя покойником... Но если будешь лежать тихо, никто ничего не узнает. И ты отделаешься легким испугом. Ты меня понял?
Шофер вновь энергично закивал.
— Ну, тогда вперед! Для тебя все кончится через часдругой, может быть, чуть больше. Тебе просто нужно лежать, как колода, и молчать. Это лучше, чем расстаться с жизнью.
Джонни достал из кармана затычки для ушей и сунул их шоферу в уши. С этого момента тот не мог ничего ни видеть, ни слышать. Из-за сиденья Джонни достал довольно замызганный плед и накрыл им шофера. Затем выпрямился, снял машину с тормоза и погнал её дальше.
Полчаса спустя показалась река Делавэр. Джонни повернул в сторону, въехал на мост Такони-Пальмира и оказался в Филадельфии.
Оказавшись в городе, он остановился возле закрытой на ночь станции техобслуживания. Спрыгнул с подножки кабины, направился к телефонной будке у заправки и набрал городской номер...
Спустя двадцать секунд он уже снова сидел в машине и ехал вдоль реки. Накрытый пледом шофер лежал, как неживой.
Склад был расположен в нескольких кварталах от заправки, с которой звонил Джонни. Его строения были зажаты как начинка сэндвича между депо товарных вагонов и химическим заводом. Вывеска гласила: «Делавэрская транспортная компания. Склад.». Мрачное строение на ночь было наглухо заперто на все замки. Джонни объехал его и подогнал машину сзади. Перед воротами он притормозил и помигал фарами.
Прошло несколько минут, прежде чем тяжелые ворота распахнулись. Распахнулись почт бесшумно — петли хорошо смазали. Джонни въехал в темный пакгауз, заглушил мотор и выключил фары. Ворота за ним закрылись, вверху зажглась одинокая лампочка. В просторном помещении кроме машины Джонни стоял только один автомобиль — темно-синий «кадиллак».
Бен Корнгольд держался в стороне; он стоял, сунув руки в карманы, лицо озаряла обычная улыбка примерного пай-мальчика. Его шофер-телохранитель стоял, опершись на бампер и придав лицу выражение смертельной скуки, подобающее всякому уважающему себя профессионалу. Тут же находились двое грузчиков — молодых, крепких парней в перепачканных комбинезонах.
Джонни вынул ключ из замка зажигания, выпрыгнул из кабины и тотчас захлопнул дверцу, чтобы никто не заметил скрюченной фигуры на полу.
Бен Корнгольд вразвалочку направился к Джонни. Этот маленький толстяк с проницательным и насмешливым взглядом был самым процветающим скупщиком краденого в Филадельфии и её окрестностях. Он работал под покровительством дона Массимо Виджиланте, которому отдавал известный процент прибыли.
— Ну, что же, Джонни, ты начинаешь делаться у нас завсегдатаем.
С тех пор, как Джонни словно случайно заехал в Филадельфию три недели назад, он уже пятый раз доставлял Корнгольду краденое.
— В наше время деньги не задерживаются.
Корнгольд кивнул.
— Мне ли этого не знать! Жизнь так дорожает — просто ужас! Сколько там у тебя?
— Я сам ещё точно не знаю.
Джонни направился к задней двери фургона и ключом открыл тяжелую дверь. Вместе с Корнгольдом они влезли внутрь, вместе сосчитали коробки с телевизорами, которые были уложены в кузове штабелями. Всего их там оказалось девяносто четыре.
Корнгольд одобрительно взглянул на Джонни.
— Ты нашел свою дорогу в жизни.
— Понимаешь, я не молодею, — хмыкнул Джонни, спрыгивая на землю. — Пожалуй, сейчас самое время перестать мотаться и задуматься о спокойной старости.
Корнгольд спустился из кузова вслед за Джонни.
— Почему бы и нет? Только надо подождать, пока представится удобный случай. Ведь у нас в свободном мире каждому открыты все пути.
Он дал знак грузчикам, чтобы те начинали разгружать.
— Минутку, — остановил его Джонни.
Грузчики остановились, нерешительно глядя на хозяина. У телохранителя был такой вид, словно он внезапно стал находить ситуацию не такой скучной.
Джонни смотрел на Корнгольда в упор.
— Сколько?
Перекупщик на мгновение задумался:
— Десять долларов за штуку.
Джонни разразился хохотом, но радости в нем не было.
— Каждый из этих телевизоров стоит пару сотен.
— Но не для тебя. Тебе за них безусловно, столько не выручить. Вот я... я могу получить за них по сотне долларов за штуку. Но не здесь. У них есть серийные номера. Мне придется переправить их в Мэриленд, а может быть, даже ещё дальше. За все придется платить, на это уйдет часть выручки. Потом, придется давать взятки множеству людей, которые будут оказывать покровительство на всем маршруте. Это выльется в итоге в бешеные деньги. Еще хорошо, если после всего этого я получу сорок или пятьдесят долларов за аппарат.
Джонни улыбнулся уголками губ, но взгляд его оставался тверд.
— Знаешь, ты меня сейчас заставишь разрыдаться от жалости. Я уже рыдаю. Про себя.
— Слушай, ты становишься постоянным клиентом, а я люблю, чтобы мои постоянные клиенты были мной довольны. Скажем так, пятнадцать долларов.
— Двадцать, — отрезал Джонни. — Я проверял. Именно столько ты платишь другим. И мне заплатишь столько же. Торговаться я не собираюсь.
Живой и хитрый взор Корнгольда надолго остановился на лице Джонни, внимательно его изучая. Так и не убрав фальшивую улыбку, Джонни ледяным немигающим взглядом ответил на взгляд Корнгольда... и тот тяжело вздохнул:
— Я тебе только что сказал: люблю, чтобы мои постоянные клиенты оставались довольны.
Широким жестом он дал знак двум грузчикам. Джонни отступил в сторону, дав возможность сгружать картонные коробки с машины и складывать их у стены. Корнгольд достал из кармана пачку банкнот и стал их пересчитывать, вкладывая по одной в протянутую руку Джонни. Тысяча восемьсот восемьдесят долларов... Джонни проверил правильность расчета, после чего убрал их в карман.
Корнгольд предложил ему сигару, сам тоже взял одну и они прикурили от его маленькой золотой зажигалки.
— Мне позарез нужны меха, — сказал он. — Все, какие только сможешь найти за пару недель, до начала сезонных распродаж. Тридцать пять долларов за приличную шубу.
— Посмотрю.
— Хорошо.
Дымя короткими затяжками, Корнгольд довольно наблюдал, как его грузчики складывали штабелем последние коробки. Джонни закрыл заднюю дверь фургона и запер её на замок. Корнгольд хлопнул его по плечу:
— У меня предчувствие, что ты у нас в городе неплохо заработаешь. Но только будь осторожен.
— В этом можешь не сомневаться, — хмыкнул Джонни, влез в кабину и сел за руль.
Один из грузчиков отправился открывать ворота, другой погасил лампу под потолком. Джонни пришлось долго маневрировать, прежде чем он оказался на пустынной улице. Он доехал до моста, пересек реку и двинулся по дороге на Нью-Джерси.
Примерно парой миль южнее той автостоянки, где он украл грузовик, на обочине стоял подержанный «мустанг». Джонни сдернул плед с лежавшего в прежней позе водителя, вынул тампоны из его ушей и сунул стодолларовую банкноту в карман его рубашки.
— Друг мой, ты оказался весьма разумным человеком. А теперь веди себя тихо, и скоро все для тебя закончится.
Джонни вновь смочил губку хлороформом и прижал её к носу шофера. Тот сделал попытку отвернуть лицо.
— Ты ведь не станешь все портить? — спокойно спросил Джонни. — Или предпочитаешь, чтобы я дал тебе по темени?
Шофер сразу утихомирился. Когда он отключился, Джонни снял пластырь, закрывавший бедняге рот и глаза, и тот, который скреплял его запястья. Потом вылез из кабины, сел в «мустанг» и покатил в сторону Филадельфии.
Шел второй час ночи.
Партия в покер, похоже, только началась. В просторной старомодной кухне на первом этаже старого особняка в южной части Филадельфии шторы были опущены, окна закрыты. Маленький кондиционер, установленный в одной из форточек, тарахтел вовсю, однако явно не справлялся с застоявшимся крепким духом табачного дыма и пота. Время шло к трем утра, вокруг стола сидели семеро, включая Джонни.
Банк держал Тич — тип с болезненно-желтым лицом и потухшим взглядом. Он сидел напротив Джонни. Если все пойдет так же, как последние три раза, когда Морини доводилось здесь играть, Тич останется с ними только до того момента, пока не начнет регулярно проигрывать. Тогда он уйдет в соседнюю комнату смотреть телевизор, удовлетворившись положенными ему тремя процентами от суммы ставок в каждой партии. Но пока он пытался сопротивляться судьбе.
В тот вечер в основном выигрывали двое: маленький седой человечек лет шестидесяти и девятнадцатилетний парень, который странным образом походил на старика. С одним только различием: в его голубых глазах не было и тени невинности.
У Джонни оставалось всего три сотни долларов.
Он непрерывно проигрывал, хотя карта шла вроде неплохая. Именно в этом и состояла проблема: его карты оказывались достаточно хороши, чтобы замахнуться на крупные ставки; однако, открывая их, он раз за разом проигрывал. Чаще всего — седому старику или же тому парню.
Груду карт передвинули к Тичу, тот принялся собирать их в колоду, чтобы перетасовать. Джонни откинулся на жесткую спинку стула и расслабил плечи под рыжей нейлоновой курткой, которую упорно не снимал. Он даже не расстегнул молнию.
Джонни едва заметно мимолетно улыбнулся, чтобы расслабить застывшие от напряжения мышцы лица. Его холодные глаза бдительно наблюдали, как Тич тасует карты.
А тасовал тот неуклюже — все пальцы его правой руки были раздроблены, так что сдавать приходилось левой.
Джонни не мог обнаружить ничего подозрительного ни в том, как карты перемешивали, ни в том, как их раздавали. Копаясь в пачке сигарет, он продолжал смотреть, как карты ложились на стол. Однако пачка давно опустела. Он смял её и швырнул в сторону давно переполненной урны. Здоровяк, сидевший рядом, подвинул ему свою пачку. Джонни кивком его поблагодарил и взял одну сигарету, которую тут же положил на стол, так и не закурив. И было отчего: судя по картам, у него выходил стрит.
Игрок, сидевший от Тича слева, открыл игру, поставив на кон пятьдесят долларов. Седовласый коротышка ответил тем же. Здоровяк изучил свои карты, немного помялся и спасовал. Джонни поддержал ставку. Еще двое проигравших, сидевшие от него слева, тоже. Парень повысил ставку на сотню.
Джонни и бровью не повел, незаметно наблюдая за реакцией других игроков. Тич сразу же спасовал. Его сосед слева протянул сто долларов. Седой старик и Джонни последовали его примеру. Один из игроков слева от Джонни вышел из игры; другой продолжил партию.
Тич мял колоду карт в своей изувеченной правой руке.
— Кому нужны карты?
Его сосед слева взял одну. Джонни и седой старик — по две. Парень расплылся в широкой улыбке:
— Мне не надо. Мои и так хороши.
Все уставились на него, пытаясь определить, блефует он или нет. Затем игрок, сидевший от Тича слева, заглянул в свежесданную карту. На миг глаза его вспыхнули, но свет этот тут же погас.
— Двести, — осторожно объявил он, подталкивая деньги к куче банкнот в центре стола.
Седой нахмурился, но ставку поддержал.
— У меня только сто пятьдесят, — заявил Джонни, доставая последнюю заначку.
Тич кивнул:
— Ладно, ты продолжаешь партию на триста долларов.
Тип, сидевший слева от Джонни, не меньше минуты хмуро изучал свои карты, но все же отказался продолжать.
Парень насмешливо и удивленно покачал головой.
— Никто мне, видимо, не верит. Не знаю, почему.
И прибавил ещё сотню.
Незадачливый сосед Тича слева тоже поставил сто долларов, хотя при этом весь вспотел...
Седой нахмурился, а потом объявил, что повышает ставку на пятьсот долларов. Тип, сидевший между ним и Тичем, изумленно уставился на него.
Джонни, откинувшись на стуле, выжидал. Он сидел, полуприкрыв глаза, лицо его оставалось непроницаемым; но он насторожился. Седой старик и парень с самого начала партии не переставали перебивать друг у друга игру.
Парень, не колеблясь, выставил пять сотен.
Игрок слева от Тича судорожно стиснул карты и изучал их добрую минуту. Затем с мрачным видом вытащил тысячу долларов.
Седой добавил ещё пятьсот. Парень со своей стороны поддержал ту же ставку.
Теперь типу, сидевшему слева от Тича, предстояло вновь выставить тысячу долларов.
Он жалобно вздохнул и вышел из игры.
— У меня на руках отличный флэш. Но мучит предчувствие, что его для победы не хватит.
С абсолютно бесстрастным лицом седой старик добавил ещё пятьсот долларов, пристально глядя при этом на парня.
Тот, казалось, долго не мог решиться. Но в конце концов признался:
— Сдается, вы меня переиграли... — и положил карты на стол.
Это положило конец торговле. Джонни продемонстрировал свои карты.
— Стрит с тузом, — объявил он, глядя на старика. — Полагаю, у вас было кое-что получше.
— Нет, — холодно отрезал тот. — Я блефовал.
И показал свои карты. У него на руках действительно не было ничего стоющего.
— Ладно, — вмешался Тич. — Джонни, таким образом, получает половину последней ставки в двести долларов.
Он повернулся к старику.
— Вы забираете себе вторую половину этой ставки, а также все, что были сделаны после нее.
И он принялся раскладывать деньги на кучки.
Парень сложил свои карты и собрался толкнуть их в общую кучу. Но Джонни вырвал их, перевернул и бросил на стол.
— Эй! — вскричал парень, — вы не имеете права так делать!
Все посмотрели на карты. Всего-навсего пара девяток.
Парень начал бледнеть прямо на глазах. Потом пожал плечами, правда, не слишком уверенно:
— Ну ладно, да, я тоже блефовал. Ведь это же игра, верно?
Джонни упер кулаки в колени и подался вперед, в сторону Тича.
— Это отвечает сразу на все вопросы. Мне не по нраву та манера, в которой ты ведешь игру.
Лицо Тича сразу окаменело.
— Да? И что дальше?
— Глаза у тебя есть? Тогда ты видел то же, что и я. Эти двое всю ночь играли в сговоре.
Все находившиеся в прокуренной кухне замерли; воцарилась мертвая тишина.
Тич поднялся и ногой отодвинул стул назад.
Потом он сунул большой палец в нагрудный карман своей куртки и показал оттуда рукоятку револьвера.
— Если тебе не нравится моя игра, можешь убираться. Тебя никто не держит.
Джонни оперся на стол, зажав в правой руке короткоствольный револьвер калибра 9, 65.
— Я так и сделаю. Но не уйду без моих денег. Всех!
Тич благоразумно опустил руки, лицо его внезапно осело, словно тесто.
Джонни ткнул револьвером в сторону парня.
— Мои деньги!
Тот торопливо подтолкнул к нему всю кучу.
— Нет, — Джонни ни на миг не выпускал Тича из виду, держа его на мушке. — Лишь то, с чем я сюда пришел. Тысяча девятьсот шестьдесят два доллара.
Парень дрожащими руками стал ворошить груду банкнот. Седой тип молча забрал у него деньги, отсчитал девятнадцать банкнот по сто долларов, шесть — по десять, и две — по одному доллару — и положил их перед Джонни.
Морини левой рукой сгреб их и сунул в карман куртки, а потом поднялся.
— Джонни, — угрощающе прохрипел Тич, — ты совершаешь дурацкую ошибку.
— Очень может быть, что я — дурак, — согласился Джонни. — Но, кроме этого, я ещё и отличный стрелок. Только попробуй задержать меня, и ляжешь трупом, обещаю.
В голосе Джонни слышалась полнейшая уверенность в себе. Никто не шелохнулся, пока он пятился к двери. Затем он нащупал ручку, открыл дверь — и все равно никто не пробовал его преследовать.
И все же, выбравшись на улицу, Джонни поспешил свернуть за угол и поскорее удалиться.
До «Палмс-отеля» — того обветшалого пансиона, в котором он последних три недели снимал комнату — было семь кварталов. В узком грязном вестибюле, уронив голову и руки на стол, спал ночной вахтер. Джонни прошел мимо него и взобрался на третий этаж по лестнице, покрытой потертым линолеумом. Потом открыл свою дверь, вошел и старательно запер её на ключ.
Света от фонаря, проникавшего с улицы в комнату через единственное окно, хватало, чтобы определить, что ничего особо привлекательного в номере не было. Маленькая тесная комната была загромождена мебелью, которую, казалось, принесли сюда со свалки. Кроме того, после улицы перегретый воздух в ней казался просто удушающим.
Он продолжал ждать, затаившись в траве, примерно в пяти ярдах от дороги. Его руки покоились на коленях, спина упиралась в шероховатый ствол огромного старого дуба. Если бы с шоссе кто-то посмотрел в его сторону, то ничего бы не увидел. Джонни слился со стволом, словно поглощенный тенью дерева.
В сотне ярдов слева от него вывеска придорожного кафе бросала желтые блики на темные громады двух грузовиков, полностью занявших все пространство крохотной автостоянки; два других грузовика стояли вдоль шоссе. Самый дальний от кафе находился прямо против того места, где укрылся Джонни.
Джонни потянул застежку нагрудного кармана и достал сигарету. Он понюхал её, потом облизал кончик и принялся сосать. Нахлынуло нестерпимое желание закурить, глотнуть немного дыма, чтобы скрасить ожидание, однако опасение выдать свое присутствие пересилило...
Из кафе вышел шофер. Он остановился; Джонни видел, как колеблется на ветру пламя его спички, пока он закуривал. Затем огонек потух и шофер взобрался в один из грузовиков. Машина грузно тронулась с места с натужным ревом, который быстро стих и сменился приглушенным рокотом.
Джонни наблюдал за тем, как грузовик маневрировал, чтобы выбраться на шоссе, потом прибавил ходу и помчался на север, в сторону мрачных равнин Нью-Джерси, и затем, минуя их, ещё дальше, к Нью-Йорку.
Джонни осторожно сжал сигарету зубами и кончиком языка потрогал намокший табак. Потом выплюнул крошки, перебросил сигарету в противоположный угол рта и продолжил ждать.
Через несколько минут из кафе вышел ещё один шофер. Этот сразу свернул и зашагал через автостоянку в сторону дороги.
Джонни отшвырнул так и нераскуренную сигарету и поднялся на ноги, не покидая при этом густой тени дерева. Потом вытащил из бокового кармана куртки маленькую бутылочку и губку. Он откупорил бутылку и вылил немного её содержимого на губку, держа при этом руки подальше от себя. Однако, несмотря на эту предосторожность, от запаха хлороформа замутило.
Шофер приближался к последнему грузовику. Джонни закрыл бутылочку и аккуратно убрал её обратно в карман. В этот момент водитель, который начал забираться в кабину грузовика, повернулся к нему спиной. Одним чрезвычайно быстрым, но бесшумным движением Джонни отделился от дерева и метнулся вперед. Правой рукой он прижал губку к лицу шофера, заглушив его крик. А другой — сдавил грудь бедняги стальным захватом.
Шофер попался здоровый, он яростно боролся, стараясь вырваться. Одной слитной барахтающейся массой они рухнули на траву. Джонни стремился только к одному — не упустить противника, и прилип к нему, как пиявка. Чем больше шофер вырывался, тем больше он вдыхал пары хлороформа.
Они пару раз перекатились по земле, плотно прижатые друг к другу, и ударились о громадное переднее колесо грузовика. Резким рывком шофер попытался высвободить руку, чтобы отвести губку от лица. Джонни упирался из всех сил, чтобы помешать ему это сделать.
Водителю удалось привстать на одно колено, приподняв вместе с собой и Джонни. Однако это усилие стало последним — теперь он на глазах слабел. Пары хлороформа начали действовать.
Наконец шофер засопел, осел на траву и медленно повалился на Джонни, который по-прежнему цепко за него держался. Спустя несколько секунд все было кончено, вялое тело шофера придавило его всей своей тяжестью.
Джонни перекатил его на бок и поднялся на колени. Губку он завернул в обрывок алюминиевой фольги и сунул туда же, куда убрал бутылочку. Затем из другого кармана вытащил рулон лейкопластыря. Через минуту запястья бесчувственного шофера были скручены у него за спиной, потом то же произошло с его лодыжками, а другими кусками пластыря Джонни залепил ему рот и глаза. Порывшись в карманах пленника, он нашел там ключи от машины.
Дверь кафе открылась, в тусклом пятне желтого света появился человек.
Джонни поспешно вскочил на ноги и рывком распахнул дверцу кабины. Потом пригнулся, пропустил руки под безвольно валявшимся на траве телом и с натугой его приподнял. Мужик попался здоровенный и тяжелый, однако Джонни быстро втолкнул его в кабину, и тот рухнул на пол за водительским сиденьем.
Человек, вышедший из кафе, направился к другой машине, стоявшей на обочине.
Джонни устроился на сиденье, захлопнул дверцу, торопливо вставил ключ в замок зажигания и завел мотор; тот взревел. Фары он включил, когда машина уже выезжала на дорогу. Другой водитель, ослепленный узким конусом света, не мог разглядеть, кто за рулем. Он только помахал рукой, когда машина проезжала мимо.
Джонни взял курс на юг.
Кафе уже давно осталось позади, когда шофер, лежавший в ногах Джонни на полу кабины, начал дергаться и хрипеть. Стоны заглушала полоса лейкопластыря, закрывавшая рот.
Джонни притормозил, остановил машину на обочине и поставил её на ручной тормоз, однако двигатель глушить не стал. Он наклонился и похлопал по плечу связанного шофера.
— Очухался? Можешь меня послушать?
Бедолага оставил попытки выпрямиться и остался лежать в той же позе, только повернул лицо в сторону Джонни, словно пытаясь разглядеть его сквозь липкую ленту, которая залепляла глаза. Немного погодя он кивнул.
— Хорошо, тогда слушай. Потому что я не стану повторять. Я изо всех сил старался тебя не покалечить. Однако я знаю людей, которым твоя жизнь до лампочки. Если кто-то узнает, что ты здесь, можешь считать себя покойником... Но если будешь лежать тихо, никто ничего не узнает. И ты отделаешься легким испугом. Ты меня понял?
Шофер вновь энергично закивал.
— Ну, тогда вперед! Для тебя все кончится через часдругой, может быть, чуть больше. Тебе просто нужно лежать, как колода, и молчать. Это лучше, чем расстаться с жизнью.
Джонни достал из кармана затычки для ушей и сунул их шоферу в уши. С этого момента тот не мог ничего ни видеть, ни слышать. Из-за сиденья Джонни достал довольно замызганный плед и накрыл им шофера. Затем выпрямился, снял машину с тормоза и погнал её дальше.
Полчаса спустя показалась река Делавэр. Джонни повернул в сторону, въехал на мост Такони-Пальмира и оказался в Филадельфии.
Оказавшись в городе, он остановился возле закрытой на ночь станции техобслуживания. Спрыгнул с подножки кабины, направился к телефонной будке у заправки и набрал городской номер...
Спустя двадцать секунд он уже снова сидел в машине и ехал вдоль реки. Накрытый пледом шофер лежал, как неживой.
Склад был расположен в нескольких кварталах от заправки, с которой звонил Джонни. Его строения были зажаты как начинка сэндвича между депо товарных вагонов и химическим заводом. Вывеска гласила: «Делавэрская транспортная компания. Склад.». Мрачное строение на ночь было наглухо заперто на все замки. Джонни объехал его и подогнал машину сзади. Перед воротами он притормозил и помигал фарами.
Прошло несколько минут, прежде чем тяжелые ворота распахнулись. Распахнулись почт бесшумно — петли хорошо смазали. Джонни въехал в темный пакгауз, заглушил мотор и выключил фары. Ворота за ним закрылись, вверху зажглась одинокая лампочка. В просторном помещении кроме машины Джонни стоял только один автомобиль — темно-синий «кадиллак».
Бен Корнгольд держался в стороне; он стоял, сунув руки в карманы, лицо озаряла обычная улыбка примерного пай-мальчика. Его шофер-телохранитель стоял, опершись на бампер и придав лицу выражение смертельной скуки, подобающее всякому уважающему себя профессионалу. Тут же находились двое грузчиков — молодых, крепких парней в перепачканных комбинезонах.
Джонни вынул ключ из замка зажигания, выпрыгнул из кабины и тотчас захлопнул дверцу, чтобы никто не заметил скрюченной фигуры на полу.
Бен Корнгольд вразвалочку направился к Джонни. Этот маленький толстяк с проницательным и насмешливым взглядом был самым процветающим скупщиком краденого в Филадельфии и её окрестностях. Он работал под покровительством дона Массимо Виджиланте, которому отдавал известный процент прибыли.
— Ну, что же, Джонни, ты начинаешь делаться у нас завсегдатаем.
С тех пор, как Джонни словно случайно заехал в Филадельфию три недели назад, он уже пятый раз доставлял Корнгольду краденое.
— В наше время деньги не задерживаются.
Корнгольд кивнул.
— Мне ли этого не знать! Жизнь так дорожает — просто ужас! Сколько там у тебя?
— Я сам ещё точно не знаю.
Джонни направился к задней двери фургона и ключом открыл тяжелую дверь. Вместе с Корнгольдом они влезли внутрь, вместе сосчитали коробки с телевизорами, которые были уложены в кузове штабелями. Всего их там оказалось девяносто четыре.
Корнгольд одобрительно взглянул на Джонни.
— Ты нашел свою дорогу в жизни.
— Понимаешь, я не молодею, — хмыкнул Джонни, спрыгивая на землю. — Пожалуй, сейчас самое время перестать мотаться и задуматься о спокойной старости.
Корнгольд спустился из кузова вслед за Джонни.
— Почему бы и нет? Только надо подождать, пока представится удобный случай. Ведь у нас в свободном мире каждому открыты все пути.
Он дал знак грузчикам, чтобы те начинали разгружать.
— Минутку, — остановил его Джонни.
Грузчики остановились, нерешительно глядя на хозяина. У телохранителя был такой вид, словно он внезапно стал находить ситуацию не такой скучной.
Джонни смотрел на Корнгольда в упор.
— Сколько?
Перекупщик на мгновение задумался:
— Десять долларов за штуку.
Джонни разразился хохотом, но радости в нем не было.
— Каждый из этих телевизоров стоит пару сотен.
— Но не для тебя. Тебе за них безусловно, столько не выручить. Вот я... я могу получить за них по сотне долларов за штуку. Но не здесь. У них есть серийные номера. Мне придется переправить их в Мэриленд, а может быть, даже ещё дальше. За все придется платить, на это уйдет часть выручки. Потом, придется давать взятки множеству людей, которые будут оказывать покровительство на всем маршруте. Это выльется в итоге в бешеные деньги. Еще хорошо, если после всего этого я получу сорок или пятьдесят долларов за аппарат.
Джонни улыбнулся уголками губ, но взгляд его оставался тверд.
— Знаешь, ты меня сейчас заставишь разрыдаться от жалости. Я уже рыдаю. Про себя.
— Слушай, ты становишься постоянным клиентом, а я люблю, чтобы мои постоянные клиенты были мной довольны. Скажем так, пятнадцать долларов.
— Двадцать, — отрезал Джонни. — Я проверял. Именно столько ты платишь другим. И мне заплатишь столько же. Торговаться я не собираюсь.
Живой и хитрый взор Корнгольда надолго остановился на лице Джонни, внимательно его изучая. Так и не убрав фальшивую улыбку, Джонни ледяным немигающим взглядом ответил на взгляд Корнгольда... и тот тяжело вздохнул:
— Я тебе только что сказал: люблю, чтобы мои постоянные клиенты оставались довольны.
Широким жестом он дал знак двум грузчикам. Джонни отступил в сторону, дав возможность сгружать картонные коробки с машины и складывать их у стены. Корнгольд достал из кармана пачку банкнот и стал их пересчитывать, вкладывая по одной в протянутую руку Джонни. Тысяча восемьсот восемьдесят долларов... Джонни проверил правильность расчета, после чего убрал их в карман.
Корнгольд предложил ему сигару, сам тоже взял одну и они прикурили от его маленькой золотой зажигалки.
— Мне позарез нужны меха, — сказал он. — Все, какие только сможешь найти за пару недель, до начала сезонных распродаж. Тридцать пять долларов за приличную шубу.
— Посмотрю.
— Хорошо.
Дымя короткими затяжками, Корнгольд довольно наблюдал, как его грузчики складывали штабелем последние коробки. Джонни закрыл заднюю дверь фургона и запер её на замок. Корнгольд хлопнул его по плечу:
— У меня предчувствие, что ты у нас в городе неплохо заработаешь. Но только будь осторожен.
— В этом можешь не сомневаться, — хмыкнул Джонни, влез в кабину и сел за руль.
Один из грузчиков отправился открывать ворота, другой погасил лампу под потолком. Джонни пришлось долго маневрировать, прежде чем он оказался на пустынной улице. Он доехал до моста, пересек реку и двинулся по дороге на Нью-Джерси.
Примерно парой миль южнее той автостоянки, где он украл грузовик, на обочине стоял подержанный «мустанг». Джонни сдернул плед с лежавшего в прежней позе водителя, вынул тампоны из его ушей и сунул стодолларовую банкноту в карман его рубашки.
— Друг мой, ты оказался весьма разумным человеком. А теперь веди себя тихо, и скоро все для тебя закончится.
Джонни вновь смочил губку хлороформом и прижал её к носу шофера. Тот сделал попытку отвернуть лицо.
— Ты ведь не станешь все портить? — спокойно спросил Джонни. — Или предпочитаешь, чтобы я дал тебе по темени?
Шофер сразу утихомирился. Когда он отключился, Джонни снял пластырь, закрывавший бедняге рот и глаза, и тот, который скреплял его запястья. Потом вылез из кабины, сел в «мустанг» и покатил в сторону Филадельфии.
Шел второй час ночи.
Партия в покер, похоже, только началась. В просторной старомодной кухне на первом этаже старого особняка в южной части Филадельфии шторы были опущены, окна закрыты. Маленький кондиционер, установленный в одной из форточек, тарахтел вовсю, однако явно не справлялся с застоявшимся крепким духом табачного дыма и пота. Время шло к трем утра, вокруг стола сидели семеро, включая Джонни.
Банк держал Тич — тип с болезненно-желтым лицом и потухшим взглядом. Он сидел напротив Джонни. Если все пойдет так же, как последние три раза, когда Морини доводилось здесь играть, Тич останется с ними только до того момента, пока не начнет регулярно проигрывать. Тогда он уйдет в соседнюю комнату смотреть телевизор, удовлетворившись положенными ему тремя процентами от суммы ставок в каждой партии. Но пока он пытался сопротивляться судьбе.
В тот вечер в основном выигрывали двое: маленький седой человечек лет шестидесяти и девятнадцатилетний парень, который странным образом походил на старика. С одним только различием: в его голубых глазах не было и тени невинности.
У Джонни оставалось всего три сотни долларов.
Он непрерывно проигрывал, хотя карта шла вроде неплохая. Именно в этом и состояла проблема: его карты оказывались достаточно хороши, чтобы замахнуться на крупные ставки; однако, открывая их, он раз за разом проигрывал. Чаще всего — седому старику или же тому парню.
Груду карт передвинули к Тичу, тот принялся собирать их в колоду, чтобы перетасовать. Джонни откинулся на жесткую спинку стула и расслабил плечи под рыжей нейлоновой курткой, которую упорно не снимал. Он даже не расстегнул молнию.
Джонни едва заметно мимолетно улыбнулся, чтобы расслабить застывшие от напряжения мышцы лица. Его холодные глаза бдительно наблюдали, как Тич тасует карты.
А тасовал тот неуклюже — все пальцы его правой руки были раздроблены, так что сдавать приходилось левой.
Джонни не мог обнаружить ничего подозрительного ни в том, как карты перемешивали, ни в том, как их раздавали. Копаясь в пачке сигарет, он продолжал смотреть, как карты ложились на стол. Однако пачка давно опустела. Он смял её и швырнул в сторону давно переполненной урны. Здоровяк, сидевший рядом, подвинул ему свою пачку. Джонни кивком его поблагодарил и взял одну сигарету, которую тут же положил на стол, так и не закурив. И было отчего: судя по картам, у него выходил стрит.
Игрок, сидевший от Тича слева, открыл игру, поставив на кон пятьдесят долларов. Седовласый коротышка ответил тем же. Здоровяк изучил свои карты, немного помялся и спасовал. Джонни поддержал ставку. Еще двое проигравших, сидевшие от него слева, тоже. Парень повысил ставку на сотню.
Джонни и бровью не повел, незаметно наблюдая за реакцией других игроков. Тич сразу же спасовал. Его сосед слева протянул сто долларов. Седой старик и Джонни последовали его примеру. Один из игроков слева от Джонни вышел из игры; другой продолжил партию.
Тич мял колоду карт в своей изувеченной правой руке.
— Кому нужны карты?
Его сосед слева взял одну. Джонни и седой старик — по две. Парень расплылся в широкой улыбке:
— Мне не надо. Мои и так хороши.
Все уставились на него, пытаясь определить, блефует он или нет. Затем игрок, сидевший от Тича слева, заглянул в свежесданную карту. На миг глаза его вспыхнули, но свет этот тут же погас.
— Двести, — осторожно объявил он, подталкивая деньги к куче банкнот в центре стола.
Седой нахмурился, но ставку поддержал.
— У меня только сто пятьдесят, — заявил Джонни, доставая последнюю заначку.
Тич кивнул:
— Ладно, ты продолжаешь партию на триста долларов.
Тип, сидевший слева от Джонни, не меньше минуты хмуро изучал свои карты, но все же отказался продолжать.
Парень насмешливо и удивленно покачал головой.
— Никто мне, видимо, не верит. Не знаю, почему.
И прибавил ещё сотню.
Незадачливый сосед Тича слева тоже поставил сто долларов, хотя при этом весь вспотел...
Седой нахмурился, а потом объявил, что повышает ставку на пятьсот долларов. Тип, сидевший между ним и Тичем, изумленно уставился на него.
Джонни, откинувшись на стуле, выжидал. Он сидел, полуприкрыв глаза, лицо его оставалось непроницаемым; но он насторожился. Седой старик и парень с самого начала партии не переставали перебивать друг у друга игру.
Парень, не колеблясь, выставил пять сотен.
Игрок слева от Тича судорожно стиснул карты и изучал их добрую минуту. Затем с мрачным видом вытащил тысячу долларов.
Седой добавил ещё пятьсот. Парень со своей стороны поддержал ту же ставку.
Теперь типу, сидевшему слева от Тича, предстояло вновь выставить тысячу долларов.
Он жалобно вздохнул и вышел из игры.
— У меня на руках отличный флэш. Но мучит предчувствие, что его для победы не хватит.
С абсолютно бесстрастным лицом седой старик добавил ещё пятьсот долларов, пристально глядя при этом на парня.
Тот, казалось, долго не мог решиться. Но в конце концов признался:
— Сдается, вы меня переиграли... — и положил карты на стол.
Это положило конец торговле. Джонни продемонстрировал свои карты.
— Стрит с тузом, — объявил он, глядя на старика. — Полагаю, у вас было кое-что получше.
— Нет, — холодно отрезал тот. — Я блефовал.
И показал свои карты. У него на руках действительно не было ничего стоющего.
— Ладно, — вмешался Тич. — Джонни, таким образом, получает половину последней ставки в двести долларов.
Он повернулся к старику.
— Вы забираете себе вторую половину этой ставки, а также все, что были сделаны после нее.
И он принялся раскладывать деньги на кучки.
Парень сложил свои карты и собрался толкнуть их в общую кучу. Но Джонни вырвал их, перевернул и бросил на стол.
— Эй! — вскричал парень, — вы не имеете права так делать!
Все посмотрели на карты. Всего-навсего пара девяток.
Парень начал бледнеть прямо на глазах. Потом пожал плечами, правда, не слишком уверенно:
— Ну ладно, да, я тоже блефовал. Ведь это же игра, верно?
Джонни упер кулаки в колени и подался вперед, в сторону Тича.
— Это отвечает сразу на все вопросы. Мне не по нраву та манера, в которой ты ведешь игру.
Лицо Тича сразу окаменело.
— Да? И что дальше?
— Глаза у тебя есть? Тогда ты видел то же, что и я. Эти двое всю ночь играли в сговоре.
Все находившиеся в прокуренной кухне замерли; воцарилась мертвая тишина.
Тич поднялся и ногой отодвинул стул назад.
Потом он сунул большой палец в нагрудный карман своей куртки и показал оттуда рукоятку револьвера.
— Если тебе не нравится моя игра, можешь убираться. Тебя никто не держит.
Джонни оперся на стол, зажав в правой руке короткоствольный револьвер калибра 9, 65.
— Я так и сделаю. Но не уйду без моих денег. Всех!
Тич благоразумно опустил руки, лицо его внезапно осело, словно тесто.
Джонни ткнул револьвером в сторону парня.
— Мои деньги!
Тот торопливо подтолкнул к нему всю кучу.
— Нет, — Джонни ни на миг не выпускал Тича из виду, держа его на мушке. — Лишь то, с чем я сюда пришел. Тысяча девятьсот шестьдесят два доллара.
Парень дрожащими руками стал ворошить груду банкнот. Седой тип молча забрал у него деньги, отсчитал девятнадцать банкнот по сто долларов, шесть — по десять, и две — по одному доллару — и положил их перед Джонни.
Морини левой рукой сгреб их и сунул в карман куртки, а потом поднялся.
— Джонни, — угрощающе прохрипел Тич, — ты совершаешь дурацкую ошибку.
— Очень может быть, что я — дурак, — согласился Джонни. — Но, кроме этого, я ещё и отличный стрелок. Только попробуй задержать меня, и ляжешь трупом, обещаю.
В голосе Джонни слышалась полнейшая уверенность в себе. Никто не шелохнулся, пока он пятился к двери. Затем он нащупал ручку, открыл дверь — и все равно никто не пробовал его преследовать.
И все же, выбравшись на улицу, Джонни поспешил свернуть за угол и поскорее удалиться.
До «Палмс-отеля» — того обветшалого пансиона, в котором он последних три недели снимал комнату — было семь кварталов. В узком грязном вестибюле, уронив голову и руки на стол, спал ночной вахтер. Джонни прошел мимо него и взобрался на третий этаж по лестнице, покрытой потертым линолеумом. Потом открыл свою дверь, вошел и старательно запер её на ключ.
Света от фонаря, проникавшего с улицы в комнату через единственное окно, хватало, чтобы определить, что ничего особо привлекательного в номере не было. Маленькая тесная комната была загромождена мебелью, которую, казалось, принесли сюда со свалки. Кроме того, после улицы перегретый воздух в ней казался просто удушающим.