Страница:
– У меня есть определенные способности к финансовым делам, и я просто предпринимаю все, что в моих силах. Леди, с которыми вы сегодня познакомились, были чрезвычайно добры ко мне. И это самое малое, чем я могу их отблагодарить. – Она улыбнулась ему, как бы успокаивая. – Но уверяю вас, обычно мы довольно оживленно обсуждаем и новые книги, и поэзию. К примеру, на прошлой неделе подробно анализировали книгу мисс Остин «Гордость и предубеждение». Я как раз собиралась написать вам об этом в письме.
– Как вы находите ее роман?
– Ну, полагаю; он неплох в своем роде. То есть мисс Остин очень тонкая писательница. Необычайно талантливо отображает некоторые характеры, но…
– Но?.. – Он невольно заинтересовался.
– Дело в том, что предмет ее повествования слишком уж прозаический, вы не находите? Она пишет о самых обычных людях и событиях.
– Да уж, мисс Остин не Байрон, вы правы.
– Разумеется, – с энтузиазмом подхватила Эмили. – Ее книги чрезвычайно занимательны, но в них нет того волнения, той экзотики, как в произведениях лорда Байрона, не говоря уже об атмосфере приключений и плещущих через край бурных страстей. Наше литературное общество только что закончило чтение «Гяура».
– И в восторге от него, не так ли?
– О да. Такая волшебная атмосфера, такие замечательные приключения, такое жутковатое ощущение пылкой страсти. Мне поэма понравилась не меньше, чем «Чайльд Гарольд». Я с нетерпением жду следующего произведения Байрона.
– Как и весь Лондон.
– Кстати, сэр, вы не знаете, как все-таки правильнее прочитать по-английски: «Гяур» или «Джаур»? Мы долго обсуждали это в прошлый четверг, и так никто и не знает точно, хотя мисс Брейсгердл отлично разбирающаяся в древней истории, утверждает, что правильнее «Джаур», с мягким «дж».
– Насколько мне известно, тема еще не закрыта. – Саймон дипломатично ушел от прямого ответа.
Он еще не имел случая прочесть поэму, да и, признаться, не собирался. Он погрузился в романтическую литературу и поэзию лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы приманить добычу. Теперь, когда ловушка вот-вот захлопнется, не имело значения, прочтет ли он когда-нибудь еще одну приключенческую поэму. Не лучше ли потратить время на что-нибудь поинтереснее.
– Да в общем-то не так уж и важно, – тактично заверила его Эмили. – Я имею в виду «г» или «дж».
Саймон пожал плечами:
– По-моему, для Байрона это все-таки важно.
Они дошли до ручья и теперь были надежно защищены деревьями от посторонних взоров с дорожки. Он машинально свернул вправо и устремился вверх по течению ручья.
Эмили с какой-то безыскусной грацией приподняла подол своего выцветшего платья, и от этого жеста оно почему-то стало почти изящным. Она с любопытством озиралась вокруг:
– Извините, милорд, но, мне кажется, вы отлично знаете, куда идете. Вы помните эту дорожку с тех пор, как жили здесь ребенком?
Саймон бросил на нее настороженный взгляд. Конечно же, слухи должны были дойти до нее довольно быстро.
– Откуда вы знаете, что моя семья жила здесь?
– Лавиния Инглбрайт упомянула об этом.
– С тех пор, как я жил в ваших местах, прошло немало времени, – осторожно заметил Саймон.
– Все равно, какое поразительное совпадение, правда? Только представьте, милорд: вы начали со мной переписываться, потому что совершенно случайно узнали, что я разделяю ваш страстный интерес к романтической литературе; затем выясняется, что ребенком вы жили недалеко от Литл-Диппингтона. А теперь наконец мы встретились. Просто невероятно.
– Жизнь полна странных совпадений.
– Я предпочитаю верить, что это судьба. Знаете, я прямо вижу вас маленьким мальчиком, резвящимся у ручья, возможно с собакой. У вас была собака, сэр?
– Да, как будто.
Эмили кивнула:
– Я так и думала. Я сама часто прихожу сюда. Вы не помните мое последнее стихотворение под заглавием «Строки, рожденные летним днем на берегу пруда»?
– Прекрасно помню.
– Оно родилось вон у того маленького пруда, – гордо сказала она. – Может, вы припомните строчку-другую?
Достаточно было взглянуть в ее полные надежды зеленые глаза, и Саймон принялся отчаянно рыться в памяти, пытаясь отыскать милое, но в общем ничем не примечательное стихотвореньице, которое она бережно вложила в одно из своих последних писем. Он испытал громадное облегчение, когда его превосходная память поспешила ему на выручку. Он попробовал воспроизвести первые строки:
Здесь, у пруда, где капли солнца
Играют в светлой глубине,
Так сладостно мне было молча
Мечтать в манящей тишине.
– Вы вспомнили!.. – Эмили, казалось, затрепетала от счастья, словно он осыпал ее золотом. Потом она покраснела и доверительно прибавила:
– Я понимаю, мне нужно еще поработать над ним. «Солнца – молча»… По-моему, слишком вольная рифма, вы не находите?
– Ну, как сказать… – осторожно начал Саймон.
– Но сейчас это не имеет значения, – пылко заявила она. – Я работаю над большим произведением, и пройдет некоторое время, прежде чем я смогу вернуться к «Строкам, рожденным в летний день на берегу пруда».
– Над большим произведением? – Саймон понял, что беседа принимает несколько иное направление, чем ему хотелось бы.
– Да, я назвала его «Таинственная леди». Длинная эпическая поэма с приключениями и пылкой любовью, в духе Байрона. – Она застенчиво взглянула на него. – Вы единственный, кроме членов нашего литературного общества, милорд, кому я поведала о ней.
– Я польщен, – медленно произнес Саймон. – Приключения и пылкая любовь, вот как?
– О да. Это будет история про молодую женщину с волосами, как пламя заката, которая отправляется на поиски пропавшего возлюбленного. Они должны были пожениться, понимаете? Но ее семья отвергла его и запретила им встречаться. Ему пришлось уехать. Но перед отъездом он подарил ей кольцо и поклялся, что вернется за ней и они обвенчаются вопреки воле ее родных.
– Но что-то помешало его планам?
– Да. Он не вернулся, и героиня понимает, что он попал в беду и отчаянно нуждается в ней.
– И как же она узнала об этом? – спросил Саймон.
– Они с героем так близки, так тесно связаны своим чистым и благородным чувством, что между ними возникает связь более высокого порядка. Она просто знает, что он попал в беду. Она покидает дом и отправляется на поиски любимого.
– Довольно рискованная затея. А если он просто воспользовался неодобрением родителей как предлогом, чтобы от нее отделаться? Или она ему надоела, и благодаря тому, что родители вышвырнули его вон, у него появилась возможность пристойно выйти из той неловкой ситуации, в которую он угодил… – Не успев договорить, Саймон готов был дать себе пинка. Смятенного лица Эмили оказалось достаточно, чтобы в нем зашевелились последние крупицы совести.
– Ах нет! – выдохнула Эмили. – Все совсем не так.
– Ну конечно, – произнес Саймон, выдавив невеселую улыбку. – Я вас просто поддразнил. Простите меня. Откуда мне знать сюжет вашей истории? Это же вы пишете поэму.
– Вот именно. И уверяю вас, конец в ней будет счастливым. Я предпочитаю, чтобы все кончалось хорошо, понимаете?
– Скажите мне вот о чем, мисс Фарингдон. Если бы вам сегодня кто-нибудь дал десять тысяч фунтов, что бы вы с ними сделали?
Необыкновенное воодушевление исчезло как по волшебству. От внезапного вопроса Саймона мечтательный взор Эмили за стеклами очков стал вдруг спокойным и расчетливым. В глазах эльфа заполыхало зеленое пламя проницательного и острого как бритва ума.
– Я бы купила несколько акций вновь образованного предприятия на канале, о котором недавно узнала; купила бы, пожалуй, несколько банковских облигаций и вложила бы деньги под четыре процента. С последним, впрочем, лучше быть поосторожнее. Изнурительная война с Наполеоном скоро закончится, и стоимость фондов может упасть. Следует сохранять легкость перемещений, когда имеешь дело с государственными деньгами.
– Превосходно, – пробормотал он себе под нос. – Мне просто хотелось убедиться, что я имею дело… именно с той женщиной. На какое-то мгновение я засомневался.
Эмили моргнула:
– Что вы сказали?
– Да так. Изволю шутить. – Саймон улыбнулся. – Ваши финансовые советы превосходны, мисс Фарингдон. У нас с вами, кажется, сходная стратегия.
– Да? Вы играете на бирже?
– Помимо всего прочего. У меня широкий круг финансовых интересов.
Он остановил лошадей и привязал поводья к двум ближайшим деревьям, потом взял Эмили под руку и повел к большому валуну у пруда.
Он наблюдал, как она села, грациозно расправив тяжелую юбку своей амазонки. На мгновение он даже забыл о цели, любуясь движением ее рук, разглаживающих складки, но быстро одернул себя. Пора приступать к намеченному, подумал Саймон.
– Вы не можете себе представить, что значит для меня наша встреча, – заявил он, устраиваясь рядом с ней и глядя на пруд. – Я часто рисовал в своем воображении это место. И всегда рядом с собой представлял вас. Когда я прочел ваши стихи, то понял, что вы должны любить это место, как и я.
Она прищурившись смотрела на поросшие травой берега и неглубокий округлой формы прудик:
– Вы полагаете, я точно передала пейзаж, сэр? Вы уверены, что узнали именно это место из описания в моих стихах?
Саймон проследил за ее взглядом, вспоминая дни своей одинокой юности, когда он убегал сюда, прячась от гнева хладнокровного тирана-отца и от бесконечных укоров болезненной, вечно недомогающей матери.
– Да, мисс Фарингдон. Я узнал бы его при любом упоминании о нем.
– Здесь так красиво. Я часто прихожу сюда, чтобы посидеть в одиночестве, поразмыслить над своей поэмой «Таинственная леди». А теперь, когда я знаю, что и вы имели обыкновение приходить на это место, оно значит для меня еще больше.
– Вы мне льстите.
– Я лишь говорю правду. Странно… – Она повернулась к нему, с самым глубокомысленным видом сдвинув брови. – Но, прочитав ваше первое письмо, я сразу почувствовала, что вы мне очень близки. Вы не находите, что это просто чудесный перст судьбы, что мы обрели друг друга в нашей переписке.
– Просто поразительный перст судьбы.
Саймон подумал о том, сколько долгих недель он ломал голову в поисках наилучшего подхода к мисс Фарингдон. Письмо, написанное ей под предлогом, что он услышал о ее увлечении поэзией, показалось в конце концов самым быстрым и легким способом вновь ступить на порог Сент-Клер-холла.
– Я поняла из первого же вашего письма, что вы необыкновенный человек, милорд.
– Это я был поражен, поняв, что переписываюсь с удивительной женщиной. – Саймон галантно поднес к губам ее руку и поцеловал.
Она задумчиво улыбнулась.
– Я так долго мечтала о взаимоотношениях, подобных нашим, – призналась она.
Он метнул на нее оценивающий взгляд… Все легче и легче. Эта женщина уже почти влюбилась в него. В очередной раз Саймон захлопнул дверь перед докучливым чувством вины, которое билось где-то в глубине его души.
– Мисс Фарингдон, а какими вы видите наши взаимоотношения?
Она покраснела, но ее глаза засверкали от воодушевления.
– Очень чистыми, милорд. Скажем, отношениями более высокого порядка, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Более высокого порядка?
– Да. Наши отношения видятся мне чисто интеллектуальными. Отношения, которые существуют уже в метафизическом мире. Дружба, основанная на родстве душ и взаимопонимании. Иными словами, духовное общение, милорд. Союз, не омраченный низменными помыслами и соображениями. Наши чувства иного – высшего – порядка…
– Ко всем чертям! – не выдержал Саймон.
– Милорд? – Она взглянула на него с таким невинным удивлением, что ему вдруг захотелось ее встряхнуть.
Неужели она настолько наивна, несмотря на все свои стихи? В конце концов, ей уже двадцать четыре, да и в прошлом у нее то самое несчастное происшествие, о котором упоминали Гиллингемы.
– Боюсь, вы переоценили степень моего благородства, мисс Фарингдон, – заговорил он, забыв о галантности. – Я приехал в Хэмпшир вовсе не затем, чтобы взращивать призрачные метафизические отношения с вами.
Сияние ее глаз мгновенно померкло.
– Простите, милорд?
Саймон стиснул зубы и снова взял ее за руку.
– Я приехал сюда с более прозаической целью, мисс Фарингдон.
– И с какой же, милорд?
– Я здесь, чтобы просить вашей руки.
Последовавшая реакция была совсем иной, нежели можно было ожидать от старой девы с далеко не безупречным прошлым, которой следовало, конечно же, прийти в неописуемый восторг, услышав, что граф собирается говорить с ее отцом о предстоящем браке.
– Черт подери! – выпалила Эмили. Саймон окончательно потерял терпение с этой странной особой, что сидела сейчас с ним рядом.
– Ну все, хватит, – заявил он. – Сдается мне, мисс Фарингдон, что самое время найти верное средство прекратить романтические бредни о любви на метафизическом уровне, которыми вы пичкали себя все эти месяцы.
– Милорд, о чем вы?
– Ну как же, разумеется о пылких чувствах, мисс Фарингдон. – Он рывком притянул ее к себе и крепко обнял. – Чрезвычайно любопытно посмотреть, действительно ли вы к ним так уж стремитесь.
Глава 3
– Как вы находите ее роман?
– Ну, полагаю; он неплох в своем роде. То есть мисс Остин очень тонкая писательница. Необычайно талантливо отображает некоторые характеры, но…
– Но?.. – Он невольно заинтересовался.
– Дело в том, что предмет ее повествования слишком уж прозаический, вы не находите? Она пишет о самых обычных людях и событиях.
– Да уж, мисс Остин не Байрон, вы правы.
– Разумеется, – с энтузиазмом подхватила Эмили. – Ее книги чрезвычайно занимательны, но в них нет того волнения, той экзотики, как в произведениях лорда Байрона, не говоря уже об атмосфере приключений и плещущих через край бурных страстей. Наше литературное общество только что закончило чтение «Гяура».
– И в восторге от него, не так ли?
– О да. Такая волшебная атмосфера, такие замечательные приключения, такое жутковатое ощущение пылкой страсти. Мне поэма понравилась не меньше, чем «Чайльд Гарольд». Я с нетерпением жду следующего произведения Байрона.
– Как и весь Лондон.
– Кстати, сэр, вы не знаете, как все-таки правильнее прочитать по-английски: «Гяур» или «Джаур»? Мы долго обсуждали это в прошлый четверг, и так никто и не знает точно, хотя мисс Брейсгердл отлично разбирающаяся в древней истории, утверждает, что правильнее «Джаур», с мягким «дж».
– Насколько мне известно, тема еще не закрыта. – Саймон дипломатично ушел от прямого ответа.
Он еще не имел случая прочесть поэму, да и, признаться, не собирался. Он погрузился в романтическую литературу и поэзию лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы приманить добычу. Теперь, когда ловушка вот-вот захлопнется, не имело значения, прочтет ли он когда-нибудь еще одну приключенческую поэму. Не лучше ли потратить время на что-нибудь поинтереснее.
– Да в общем-то не так уж и важно, – тактично заверила его Эмили. – Я имею в виду «г» или «дж».
Саймон пожал плечами:
– По-моему, для Байрона это все-таки важно.
Они дошли до ручья и теперь были надежно защищены деревьями от посторонних взоров с дорожки. Он машинально свернул вправо и устремился вверх по течению ручья.
Эмили с какой-то безыскусной грацией приподняла подол своего выцветшего платья, и от этого жеста оно почему-то стало почти изящным. Она с любопытством озиралась вокруг:
– Извините, милорд, но, мне кажется, вы отлично знаете, куда идете. Вы помните эту дорожку с тех пор, как жили здесь ребенком?
Саймон бросил на нее настороженный взгляд. Конечно же, слухи должны были дойти до нее довольно быстро.
– Откуда вы знаете, что моя семья жила здесь?
– Лавиния Инглбрайт упомянула об этом.
– С тех пор, как я жил в ваших местах, прошло немало времени, – осторожно заметил Саймон.
– Все равно, какое поразительное совпадение, правда? Только представьте, милорд: вы начали со мной переписываться, потому что совершенно случайно узнали, что я разделяю ваш страстный интерес к романтической литературе; затем выясняется, что ребенком вы жили недалеко от Литл-Диппингтона. А теперь наконец мы встретились. Просто невероятно.
– Жизнь полна странных совпадений.
– Я предпочитаю верить, что это судьба. Знаете, я прямо вижу вас маленьким мальчиком, резвящимся у ручья, возможно с собакой. У вас была собака, сэр?
– Да, как будто.
Эмили кивнула:
– Я так и думала. Я сама часто прихожу сюда. Вы не помните мое последнее стихотворение под заглавием «Строки, рожденные летним днем на берегу пруда»?
– Прекрасно помню.
– Оно родилось вон у того маленького пруда, – гордо сказала она. – Может, вы припомните строчку-другую?
Достаточно было взглянуть в ее полные надежды зеленые глаза, и Саймон принялся отчаянно рыться в памяти, пытаясь отыскать милое, но в общем ничем не примечательное стихотвореньице, которое она бережно вложила в одно из своих последних писем. Он испытал громадное облегчение, когда его превосходная память поспешила ему на выручку. Он попробовал воспроизвести первые строки:
Здесь, у пруда, где капли солнца
Играют в светлой глубине,
Так сладостно мне было молча
Мечтать в манящей тишине.
– Вы вспомнили!.. – Эмили, казалось, затрепетала от счастья, словно он осыпал ее золотом. Потом она покраснела и доверительно прибавила:
– Я понимаю, мне нужно еще поработать над ним. «Солнца – молча»… По-моему, слишком вольная рифма, вы не находите?
– Ну, как сказать… – осторожно начал Саймон.
– Но сейчас это не имеет значения, – пылко заявила она. – Я работаю над большим произведением, и пройдет некоторое время, прежде чем я смогу вернуться к «Строкам, рожденным в летний день на берегу пруда».
– Над большим произведением? – Саймон понял, что беседа принимает несколько иное направление, чем ему хотелось бы.
– Да, я назвала его «Таинственная леди». Длинная эпическая поэма с приключениями и пылкой любовью, в духе Байрона. – Она застенчиво взглянула на него. – Вы единственный, кроме членов нашего литературного общества, милорд, кому я поведала о ней.
– Я польщен, – медленно произнес Саймон. – Приключения и пылкая любовь, вот как?
– О да. Это будет история про молодую женщину с волосами, как пламя заката, которая отправляется на поиски пропавшего возлюбленного. Они должны были пожениться, понимаете? Но ее семья отвергла его и запретила им встречаться. Ему пришлось уехать. Но перед отъездом он подарил ей кольцо и поклялся, что вернется за ней и они обвенчаются вопреки воле ее родных.
– Но что-то помешало его планам?
– Да. Он не вернулся, и героиня понимает, что он попал в беду и отчаянно нуждается в ней.
– И как же она узнала об этом? – спросил Саймон.
– Они с героем так близки, так тесно связаны своим чистым и благородным чувством, что между ними возникает связь более высокого порядка. Она просто знает, что он попал в беду. Она покидает дом и отправляется на поиски любимого.
– Довольно рискованная затея. А если он просто воспользовался неодобрением родителей как предлогом, чтобы от нее отделаться? Или она ему надоела, и благодаря тому, что родители вышвырнули его вон, у него появилась возможность пристойно выйти из той неловкой ситуации, в которую он угодил… – Не успев договорить, Саймон готов был дать себе пинка. Смятенного лица Эмили оказалось достаточно, чтобы в нем зашевелились последние крупицы совести.
– Ах нет! – выдохнула Эмили. – Все совсем не так.
– Ну конечно, – произнес Саймон, выдавив невеселую улыбку. – Я вас просто поддразнил. Простите меня. Откуда мне знать сюжет вашей истории? Это же вы пишете поэму.
– Вот именно. И уверяю вас, конец в ней будет счастливым. Я предпочитаю, чтобы все кончалось хорошо, понимаете?
– Скажите мне вот о чем, мисс Фарингдон. Если бы вам сегодня кто-нибудь дал десять тысяч фунтов, что бы вы с ними сделали?
Необыкновенное воодушевление исчезло как по волшебству. От внезапного вопроса Саймона мечтательный взор Эмили за стеклами очков стал вдруг спокойным и расчетливым. В глазах эльфа заполыхало зеленое пламя проницательного и острого как бритва ума.
– Я бы купила несколько акций вновь образованного предприятия на канале, о котором недавно узнала; купила бы, пожалуй, несколько банковских облигаций и вложила бы деньги под четыре процента. С последним, впрочем, лучше быть поосторожнее. Изнурительная война с Наполеоном скоро закончится, и стоимость фондов может упасть. Следует сохранять легкость перемещений, когда имеешь дело с государственными деньгами.
– Превосходно, – пробормотал он себе под нос. – Мне просто хотелось убедиться, что я имею дело… именно с той женщиной. На какое-то мгновение я засомневался.
Эмили моргнула:
– Что вы сказали?
– Да так. Изволю шутить. – Саймон улыбнулся. – Ваши финансовые советы превосходны, мисс Фарингдон. У нас с вами, кажется, сходная стратегия.
– Да? Вы играете на бирже?
– Помимо всего прочего. У меня широкий круг финансовых интересов.
Он остановил лошадей и привязал поводья к двум ближайшим деревьям, потом взял Эмили под руку и повел к большому валуну у пруда.
Он наблюдал, как она села, грациозно расправив тяжелую юбку своей амазонки. На мгновение он даже забыл о цели, любуясь движением ее рук, разглаживающих складки, но быстро одернул себя. Пора приступать к намеченному, подумал Саймон.
– Вы не можете себе представить, что значит для меня наша встреча, – заявил он, устраиваясь рядом с ней и глядя на пруд. – Я часто рисовал в своем воображении это место. И всегда рядом с собой представлял вас. Когда я прочел ваши стихи, то понял, что вы должны любить это место, как и я.
Она прищурившись смотрела на поросшие травой берега и неглубокий округлой формы прудик:
– Вы полагаете, я точно передала пейзаж, сэр? Вы уверены, что узнали именно это место из описания в моих стихах?
Саймон проследил за ее взглядом, вспоминая дни своей одинокой юности, когда он убегал сюда, прячась от гнева хладнокровного тирана-отца и от бесконечных укоров болезненной, вечно недомогающей матери.
– Да, мисс Фарингдон. Я узнал бы его при любом упоминании о нем.
– Здесь так красиво. Я часто прихожу сюда, чтобы посидеть в одиночестве, поразмыслить над своей поэмой «Таинственная леди». А теперь, когда я знаю, что и вы имели обыкновение приходить на это место, оно значит для меня еще больше.
– Вы мне льстите.
– Я лишь говорю правду. Странно… – Она повернулась к нему, с самым глубокомысленным видом сдвинув брови. – Но, прочитав ваше первое письмо, я сразу почувствовала, что вы мне очень близки. Вы не находите, что это просто чудесный перст судьбы, что мы обрели друг друга в нашей переписке.
– Просто поразительный перст судьбы.
Саймон подумал о том, сколько долгих недель он ломал голову в поисках наилучшего подхода к мисс Фарингдон. Письмо, написанное ей под предлогом, что он услышал о ее увлечении поэзией, показалось в конце концов самым быстрым и легким способом вновь ступить на порог Сент-Клер-холла.
– Я поняла из первого же вашего письма, что вы необыкновенный человек, милорд.
– Это я был поражен, поняв, что переписываюсь с удивительной женщиной. – Саймон галантно поднес к губам ее руку и поцеловал.
Она задумчиво улыбнулась.
– Я так долго мечтала о взаимоотношениях, подобных нашим, – призналась она.
Он метнул на нее оценивающий взгляд… Все легче и легче. Эта женщина уже почти влюбилась в него. В очередной раз Саймон захлопнул дверь перед докучливым чувством вины, которое билось где-то в глубине его души.
– Мисс Фарингдон, а какими вы видите наши взаимоотношения?
Она покраснела, но ее глаза засверкали от воодушевления.
– Очень чистыми, милорд. Скажем, отношениями более высокого порядка, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Более высокого порядка?
– Да. Наши отношения видятся мне чисто интеллектуальными. Отношения, которые существуют уже в метафизическом мире. Дружба, основанная на родстве душ и взаимопонимании. Иными словами, духовное общение, милорд. Союз, не омраченный низменными помыслами и соображениями. Наши чувства иного – высшего – порядка…
– Ко всем чертям! – не выдержал Саймон.
– Милорд? – Она взглянула на него с таким невинным удивлением, что ему вдруг захотелось ее встряхнуть.
Неужели она настолько наивна, несмотря на все свои стихи? В конце концов, ей уже двадцать четыре, да и в прошлом у нее то самое несчастное происшествие, о котором упоминали Гиллингемы.
– Боюсь, вы переоценили степень моего благородства, мисс Фарингдон, – заговорил он, забыв о галантности. – Я приехал в Хэмпшир вовсе не затем, чтобы взращивать призрачные метафизические отношения с вами.
Сияние ее глаз мгновенно померкло.
– Простите, милорд?
Саймон стиснул зубы и снова взял ее за руку.
– Я приехал сюда с более прозаической целью, мисс Фарингдон.
– И с какой же, милорд?
– Я здесь, чтобы просить вашей руки.
Последовавшая реакция была совсем иной, нежели можно было ожидать от старой девы с далеко не безупречным прошлым, которой следовало, конечно же, прийти в неописуемый восторг, услышав, что граф собирается говорить с ее отцом о предстоящем браке.
– Черт подери! – выпалила Эмили. Саймон окончательно потерял терпение с этой странной особой, что сидела сейчас с ним рядом.
– Ну все, хватит, – заявил он. – Сдается мне, мисс Фарингдон, что самое время найти верное средство прекратить романтические бредни о любви на метафизическом уровне, которыми вы пичкали себя все эти месяцы.
– Милорд, о чем вы?
– Ну как же, разумеется о пылких чувствах, мисс Фарингдон. – Он рывком притянул ее к себе и крепко обнял. – Чрезвычайно любопытно посмотреть, действительно ли вы к ним так уж стремитесь.
Глава 3
Эмили ошеломленно замерла в его сильных руках. Прошло пять лет с того дня, как она оказалась с мужчиной в столь же недопустимой близости. А то, что теперь рядом с ней не кто иной, как Саймон, было просто выше ее понимания. Саймона она считала лишь спутником в мире метафизики, благородным, возвышенным и чутким другом, товарищем по духу и единомышленником.
Лишь глубокой ночью в своих самых сокровенных мечтах осмеливалась она представлять его своим возлюбленным из плоти и крови.
– Ах, Саймон! – выдохнула она, не сводя с него глаз, полных изумления и непреодолимого влечения, заставлявшего ее трепетать в его объятиях.
Он не ответил; в золотистых глазах бушевало пламя, которое во всяком другом мужчине испугало бы ее. В этом взгляде, пожалуй, больше беспокойного нетерпения, чем нежности. Все так, но, может, виной всему ее воображение?
Не произнося ни слова, он снял с нее очки и шляпку, положил их на валун рядом со своей шляпой. Наконец его губы медленно и неотвратимо приблизились к ее губам; Эмили забыла обо всем на свете, кроме его крепкого, властного поцелуя.
Поцелуй был именно таким, каким она представляла его в тишине глубоких бессонных ночей, когда разрешала себе предаваться несбыточным мечтаниям.
По правде говоря, это было даже лучше, чем она мечтала. Она не могла бы представить себе в полной мере этого ощущения его губ на своих губах, потому что никогда еще не испытывала ничего подобного. Это совершенно не походило на те поцелуи пять лет назад. Ощущение рук Саймона, обнимавших ее, ошеломляющая интимность его губ вдребезги разбили хрупкие романтические иллюзии, какими она жила до сих пор, и в одно обжигающее мгновение научили ее подлинному смыслу страсти.
Рука Саймона, обвивающая ее талию, медленно заскользила вверх, к ее груди. Эмили смутно чувствовала, что следовало бы немедленно остановить его, но она была не в силах… Ее обнимал Траэрн – человек, которого она возвела на пьедестал, которого любила издали любовью светлой и чистой… Мужчина ее мечты…
И вдруг в ослепительный миг чувственного озарения Эмили поняла, что Саймон ответил на ее любовь. Свершилось чудо, и все остальное казалось, уже неважным.
Пальцы Саймона продолжали свое путешествие по лифу ее амазонки, пока маленькая грудь Эмили не заполнила своей мягкой тяжестью мужскую ладонь. Эмили услышала его стон, когда он нежно провел пальцем по плавному изгибу груди. Ее сосок вдруг болезненно напрягся под тяжелой тканью. Эмили задрожала, и ладонь Саймона властно обхватила ее грудь.
– Иди сюда, эльф, – пробормотал Саймон низким хриплым голосом, притягивая ее к себе.
Согнутым коленом и твердыми как железо руками он удерживал ее в этой прочной ловушке у своей груди. Его сила должна была бы испугать Эмили, но она совсем не боялась. Ведь это ее дракон, и она была с ним в безопасности.
Ее ладони легли на его грудь и пальцы крепко сжали ткань сюртука. Как приятно пахнет, мелькнула у нее мысль. Удивительное сочетание запаха кожи, лошади и мужского тела. Сладкий дурман затягивал ее, все теснее становились объятия.
– Раскрой свои губы, – мягко потребовал Саймон.
Эмили инстинктивно подчинилась, и язык Саймона дерзко скользнул ей в рот. Эмили потрясенно задохнулась и отпрянула. Она внезапно ощутила тяжелую выпуклость естества мужчины на своем бедре и почувствовала, что у нее ярко зарозовели щеки.
– Господи, Эмили…
Все вокруг, казалось, замерло. Она едва могла дышать, не то что отвечать.
– Эмили, откройте глаза и посмотрите на меня.
Как во сне, Эмили подняла ресницы и увидела словно высеченное из камня лицо Саймона. Оно было совсем близко, и Эмили могла разглядеть каждую его черточку даже без очков. Мерцающий огонь в его глазах, растопивший их былую холодность, заворожил ее. Теперь в этом прекрасном искрящемся взгляде горело пламя, буйное пламя мужского желания, сдерживаемого жесткой волей.
– Дракон, – тихо прошептала она, касаясь пальцами его твердой щеки. – Мой собственный золотоглазый дракон.
Он смотрел на нее с легким прищуром.
– У дракона опасная репутация, особенно насчет юных девушек.
Она мягко улыбнулась ему:
– Бесполезно изрыгать огонь и дым, пытаясь напугать меня, милорд. С вами я в полной безопасности.
– Почему вы так уверены?
– Я очень хорошо знаю вас. Ваши письма я читала и перечитывала. И все же, признаться, я не могу окончательно поверить, что это происходит на самом деле…
– И я тоже. – Он резко изменил позу, так что она выскользнула из его объятий, провел рукой по своим темным волосам. – Бог ты мой, я, должно быть, потерял рассудок.
– Я понимаю, о чем вы. По-моему, поэты называют это сладким буйством чувств. Захватывающе, не правда ли? – j Эмили выпрямилась. Немного смущенная и потрясенная, она чувствовала себя счастливой.
– Захватывающе – это только одно из определений. Могу предложить парочку других.
– Например?
– Глупо.
Эмили нахмурилась от его мрачно-иронического тона.
– Что-то не так, милорд? – Она пыталась на ощупь отыскать свои очки.
Саймон отодвинулся, и теперь она не могла как следует разглядеть выражение его глаз.
– Вот, возьмите. – Он нетерпеливо подал ей очки.
Она надела их и сразу же увидела, что Саймон заметно помрачнел.
– Что-то не так? Что же, милорд?
Он искоса бросил на нее насмешливый взгляд:
– Вы меня спрашиваете, после того что чуть было не случилось минуту назад?
Эмили, склонив голову набок, внимательно смотрела на него.
– Вы меня поцеловали. Это было чудесно. Это самое чудесное, что я испытала в жизни. Почему что-то должно быть не так?
– Проклятье!.. Женщина… еще пять минут – и мы бы… О черт! Ладно.
– Еще пять минут – и нас бы «унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»?
– О господи! Сейчас не время для поэтических эвфемизмов. – Саймон уставился на зеркальную гладь пруда. Он уже начал что-то говорить, но вдруг его губы изогнулись в лукавой усмешке. – «Унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»? Из какого же стихотворения вы, леди, выкопали эту строчку?
– Сама сочинила, – сообщила ему Эмили не без гордости. – Это строка из той самой поэмы, над которой, как я уже вам говорила, сейчас работаю. «Таинственная леди». Я еще не подыскала выразительную рифму к «чудным».
– А «занудным» не подойдет?
Она улыбнулась:
– Ну вот, вы меня опять дразните. Скажите мне правду, сэр: вам нравится эта строка?
Он поглядел на нее через плечо, в его золотых глазах играли искорки… Хорошо, если бы страсти, но Эмили боялась, что это лишь искорки смеха.
– Очень удачное выражение, мисс Фарингдон. Идите ко мне…
Она охотно вернулась в его объятия, но на сей раз он лишь нежно поцеловал ее в лоб, потом в кончик носа и мягко отстранил от себя:
– А теперь, мисс Фарингдон, будьте внимательны, потому что я собираюсь сообщить вам нечто чрезвычайно важное.
– Да, милорд?
– Отныне всякий раз, как только для нас возникнет опасность унестись к манящим, златым брегам любви, я требую, чтобы вы давали мне пощечину. Вы меня поняли?
Она потрясенно посмотрела на него:
– Я этого делать не буду.
– Нет, сделаете, если у вас есть хоть капля здравого смысла…
– Вы не переступите границ порядочности, милорд.
– Я их уже давно переступил, – процедил он сквозь зубы, мрачнея на глазах.
– Дело в том, милорд… – Она озабоченно нахмурилась. – Мне кажется, в подобных ситуациях мы не можем положиться на мой здравый смысл. Похоже, в таких делах у меня его не слишком-то много. Так что придется нам полагаться на ваше чувство чести и порядочности. Не тревожьтесь, милорд, я уверена, вы всегда будете знать, когда следует остановиться.
– Бога ради, что вы имели в виду, утверждая, что у вас нет никакого здравого смысла в подобных делах?
– Нет-нет, ничего, совершенно ничего, – поспешно произнесла Эмили, не желая обсуждать несчастное происшествие без особой на то необходимости. Ведь как только Саймон узнает о том, что случилось с ней в девятнадцать лет, он конечно же прекратит все эти чудесные разговоры о любви. – Просто моя семья считает, что на меня очень дурно влияет любовь к романтической литературе, – без особого энтузиазма пояснила она. Что в общем-то было чистой правдой.
– И она действительно на вас повлияла? – Взгляд его золотых глаз казался непроницаемым.
Эмили покраснела и опустила глаза, словно ее заинтересовал безупречно повязанный галстук Саймона, который, кстати, ничуть не сбился при недавнем проявлении буйных чувств.
– Вы можете сами ответить на свой вопрос, милорд. Вы, несомненно, знаете меня лучше, чем кто бы то ни было.
– Благодаря вашим письмам, конечно?.. – Он мягко приподнял ее подбородок, заставив взглянуть ему в глаза. – А знаете, пожалуй, вы правы. Я не ошибся в своих предположениях, что вы печально непонятая молодая женщина. Но вы ошибаетесь, полагая, что знаете обо мне столько же, сколько я о вас.
– Я ни минуты не сомневаюсь, что мнение мое верно, милорд. – Она с серьезным видом взглянула на него. – В наших письмах мы с вами обрели поистине идеальную интеллектуальную и духовную связь. Я убеждена, что эта связь – связь более высокого порядка приведет нас к истинному пониманию…
– Довольно, – резко прервал он. – Мисс Фарингдон, глупо полагать, что можно полностью доверять мужчине там, где речь идет о страсти.
Она безмятежно улыбнулась, уверенная в своей правоте:
– Не думаю, милорд. Только не в нашем случае. Я доверяю вам всецело.
– Черт! – Саймон покачал головой и отпустил ее подбородок. – Похоже, ваша семья права. Полное отсутствие здравого смысла… Так, значит, вы не против риска любовной игры?
Она слегка пожала плечами:
– У меня в роду много азартных игроков, сэр. Это в крови.
– И как же часто вы рисковали подобным образом?
Эмили окинула взглядом пруд, тщательно подыскивая слова. Гордость требовала от нее честности, но мысль, что вся идиллия безвозвратно исчезнет, если она поведает ему свою историю, была невыносимой.
– Я еще никогда не любила. По-настоящему. Теперь я это знаю. Однажды, очень давно, я думала, что люблю, но, увы, ошиблась. С тех пор я не встречала никого, с кем бы мне захотелось рисковать.
– Любопытно.
Она с трудом повернула голову – граф наблюдал за ней холодным оценивающим взглядом.
– Милорд?
Он что-то пробурчал себе под нос и поднялся:
– Не обращайте внимания. Верно, я утратил четкость мысли. Следствие опасного приближения к златым манящим брегам… Идемте же. Я провожу вас, пока взору нашему не откроется Сент-Клер-холл.
– Я опять сказала что-то не то, милорд?
– Ни в коей мере. Думается, теперь между нами все пойдет гладко. Просто мне хотелось получить определенные сведения, прежде чем действовать. И кажется, я их получил.
– Я понимаю вас. Очень мудро. – Эмили с облегчением улыбнулась ему, совсем не заботясь о том, что глаза выдают все ее чувства. Она ясно осознавала, что будущего у них нет, но есть настоящее, и она собиралась насладиться им как можно дольше. – В вашем последнем письме вы признались, что мои стихи о треснувших вазах и разбитых сердцах произвели на вас сильное впечатление.
Его губы тронула улыбка. Граф взял Эмили за руку и повел к лошадям.
– Да, весьма сильное впечатление, мисс Фарингдон.
– Что ж, мне очень приятно, что они вас заинтересовали, – бодро сказала Эмили. – А вот мистера Паунда, книготорговца и издателя, к сожалению, нет. С утренней почтой я получила от него еще один гнусный отказ.
– У мистера Паунда явно еще меньше вкуса, чем у критиков из «Эдинбургского обозрения».
Эмили рассмеялась от удовольствия.
– Совершенно верно. – Она опять замолчала, пронзенная острым чувством вины. Наверное, все-таки следует предупредить его о неизбежности разочарования. – Милорд?
– Да, мисс Фарингдон? – Саймон отвязывал ее серую в яблоках лошадь.
– Вы действительно хотели сказать, что приехали сюда, чтобы… чтобы просить у отца моей руки?
– Да, мисс Фарингдон, я сказал именно то, что хотел сказать. – Он легко подсадил ее в седло.
Она коснулась его руки, соскользнувшей с ее талии. На глаза навернулись слезы.
Лишь глубокой ночью в своих самых сокровенных мечтах осмеливалась она представлять его своим возлюбленным из плоти и крови.
– Ах, Саймон! – выдохнула она, не сводя с него глаз, полных изумления и непреодолимого влечения, заставлявшего ее трепетать в его объятиях.
Он не ответил; в золотистых глазах бушевало пламя, которое во всяком другом мужчине испугало бы ее. В этом взгляде, пожалуй, больше беспокойного нетерпения, чем нежности. Все так, но, может, виной всему ее воображение?
Не произнося ни слова, он снял с нее очки и шляпку, положил их на валун рядом со своей шляпой. Наконец его губы медленно и неотвратимо приблизились к ее губам; Эмили забыла обо всем на свете, кроме его крепкого, властного поцелуя.
Поцелуй был именно таким, каким она представляла его в тишине глубоких бессонных ночей, когда разрешала себе предаваться несбыточным мечтаниям.
По правде говоря, это было даже лучше, чем она мечтала. Она не могла бы представить себе в полной мере этого ощущения его губ на своих губах, потому что никогда еще не испытывала ничего подобного. Это совершенно не походило на те поцелуи пять лет назад. Ощущение рук Саймона, обнимавших ее, ошеломляющая интимность его губ вдребезги разбили хрупкие романтические иллюзии, какими она жила до сих пор, и в одно обжигающее мгновение научили ее подлинному смыслу страсти.
Рука Саймона, обвивающая ее талию, медленно заскользила вверх, к ее груди. Эмили смутно чувствовала, что следовало бы немедленно остановить его, но она была не в силах… Ее обнимал Траэрн – человек, которого она возвела на пьедестал, которого любила издали любовью светлой и чистой… Мужчина ее мечты…
И вдруг в ослепительный миг чувственного озарения Эмили поняла, что Саймон ответил на ее любовь. Свершилось чудо, и все остальное казалось, уже неважным.
Пальцы Саймона продолжали свое путешествие по лифу ее амазонки, пока маленькая грудь Эмили не заполнила своей мягкой тяжестью мужскую ладонь. Эмили услышала его стон, когда он нежно провел пальцем по плавному изгибу груди. Ее сосок вдруг болезненно напрягся под тяжелой тканью. Эмили задрожала, и ладонь Саймона властно обхватила ее грудь.
– Иди сюда, эльф, – пробормотал Саймон низким хриплым голосом, притягивая ее к себе.
Согнутым коленом и твердыми как железо руками он удерживал ее в этой прочной ловушке у своей груди. Его сила должна была бы испугать Эмили, но она совсем не боялась. Ведь это ее дракон, и она была с ним в безопасности.
Ее ладони легли на его грудь и пальцы крепко сжали ткань сюртука. Как приятно пахнет, мелькнула у нее мысль. Удивительное сочетание запаха кожи, лошади и мужского тела. Сладкий дурман затягивал ее, все теснее становились объятия.
– Раскрой свои губы, – мягко потребовал Саймон.
Эмили инстинктивно подчинилась, и язык Саймона дерзко скользнул ей в рот. Эмили потрясенно задохнулась и отпрянула. Она внезапно ощутила тяжелую выпуклость естества мужчины на своем бедре и почувствовала, что у нее ярко зарозовели щеки.
– Господи, Эмили…
Все вокруг, казалось, замерло. Она едва могла дышать, не то что отвечать.
– Эмили, откройте глаза и посмотрите на меня.
Как во сне, Эмили подняла ресницы и увидела словно высеченное из камня лицо Саймона. Оно было совсем близко, и Эмили могла разглядеть каждую его черточку даже без очков. Мерцающий огонь в его глазах, растопивший их былую холодность, заворожил ее. Теперь в этом прекрасном искрящемся взгляде горело пламя, буйное пламя мужского желания, сдерживаемого жесткой волей.
– Дракон, – тихо прошептала она, касаясь пальцами его твердой щеки. – Мой собственный золотоглазый дракон.
Он смотрел на нее с легким прищуром.
– У дракона опасная репутация, особенно насчет юных девушек.
Она мягко улыбнулась ему:
– Бесполезно изрыгать огонь и дым, пытаясь напугать меня, милорд. С вами я в полной безопасности.
– Почему вы так уверены?
– Я очень хорошо знаю вас. Ваши письма я читала и перечитывала. И все же, признаться, я не могу окончательно поверить, что это происходит на самом деле…
– И я тоже. – Он резко изменил позу, так что она выскользнула из его объятий, провел рукой по своим темным волосам. – Бог ты мой, я, должно быть, потерял рассудок.
– Я понимаю, о чем вы. По-моему, поэты называют это сладким буйством чувств. Захватывающе, не правда ли? – j Эмили выпрямилась. Немного смущенная и потрясенная, она чувствовала себя счастливой.
– Захватывающе – это только одно из определений. Могу предложить парочку других.
– Например?
– Глупо.
Эмили нахмурилась от его мрачно-иронического тона.
– Что-то не так, милорд? – Она пыталась на ощупь отыскать свои очки.
Саймон отодвинулся, и теперь она не могла как следует разглядеть выражение его глаз.
– Вот, возьмите. – Он нетерпеливо подал ей очки.
Она надела их и сразу же увидела, что Саймон заметно помрачнел.
– Что-то не так? Что же, милорд?
Он искоса бросил на нее насмешливый взгляд:
– Вы меня спрашиваете, после того что чуть было не случилось минуту назад?
Эмили, склонив голову набок, внимательно смотрела на него.
– Вы меня поцеловали. Это было чудесно. Это самое чудесное, что я испытала в жизни. Почему что-то должно быть не так?
– Проклятье!.. Женщина… еще пять минут – и мы бы… О черт! Ладно.
– Еще пять минут – и нас бы «унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»?
– О господи! Сейчас не время для поэтических эвфемизмов. – Саймон уставился на зеркальную гладь пруда. Он уже начал что-то говорить, но вдруг его губы изогнулись в лукавой усмешке. – «Унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»? Из какого же стихотворения вы, леди, выкопали эту строчку?
– Сама сочинила, – сообщила ему Эмили не без гордости. – Это строка из той самой поэмы, над которой, как я уже вам говорила, сейчас работаю. «Таинственная леди». Я еще не подыскала выразительную рифму к «чудным».
– А «занудным» не подойдет?
Она улыбнулась:
– Ну вот, вы меня опять дразните. Скажите мне правду, сэр: вам нравится эта строка?
Он поглядел на нее через плечо, в его золотых глазах играли искорки… Хорошо, если бы страсти, но Эмили боялась, что это лишь искорки смеха.
– Очень удачное выражение, мисс Фарингдон. Идите ко мне…
Она охотно вернулась в его объятия, но на сей раз он лишь нежно поцеловал ее в лоб, потом в кончик носа и мягко отстранил от себя:
– А теперь, мисс Фарингдон, будьте внимательны, потому что я собираюсь сообщить вам нечто чрезвычайно важное.
– Да, милорд?
– Отныне всякий раз, как только для нас возникнет опасность унестись к манящим, златым брегам любви, я требую, чтобы вы давали мне пощечину. Вы меня поняли?
Она потрясенно посмотрела на него:
– Я этого делать не буду.
– Нет, сделаете, если у вас есть хоть капля здравого смысла…
– Вы не переступите границ порядочности, милорд.
– Я их уже давно переступил, – процедил он сквозь зубы, мрачнея на глазах.
– Дело в том, милорд… – Она озабоченно нахмурилась. – Мне кажется, в подобных ситуациях мы не можем положиться на мой здравый смысл. Похоже, в таких делах у меня его не слишком-то много. Так что придется нам полагаться на ваше чувство чести и порядочности. Не тревожьтесь, милорд, я уверена, вы всегда будете знать, когда следует остановиться.
– Бога ради, что вы имели в виду, утверждая, что у вас нет никакого здравого смысла в подобных делах?
– Нет-нет, ничего, совершенно ничего, – поспешно произнесла Эмили, не желая обсуждать несчастное происшествие без особой на то необходимости. Ведь как только Саймон узнает о том, что случилось с ней в девятнадцать лет, он конечно же прекратит все эти чудесные разговоры о любви. – Просто моя семья считает, что на меня очень дурно влияет любовь к романтической литературе, – без особого энтузиазма пояснила она. Что в общем-то было чистой правдой.
– И она действительно на вас повлияла? – Взгляд его золотых глаз казался непроницаемым.
Эмили покраснела и опустила глаза, словно ее заинтересовал безупречно повязанный галстук Саймона, который, кстати, ничуть не сбился при недавнем проявлении буйных чувств.
– Вы можете сами ответить на свой вопрос, милорд. Вы, несомненно, знаете меня лучше, чем кто бы то ни было.
– Благодаря вашим письмам, конечно?.. – Он мягко приподнял ее подбородок, заставив взглянуть ему в глаза. – А знаете, пожалуй, вы правы. Я не ошибся в своих предположениях, что вы печально непонятая молодая женщина. Но вы ошибаетесь, полагая, что знаете обо мне столько же, сколько я о вас.
– Я ни минуты не сомневаюсь, что мнение мое верно, милорд. – Она с серьезным видом взглянула на него. – В наших письмах мы с вами обрели поистине идеальную интеллектуальную и духовную связь. Я убеждена, что эта связь – связь более высокого порядка приведет нас к истинному пониманию…
– Довольно, – резко прервал он. – Мисс Фарингдон, глупо полагать, что можно полностью доверять мужчине там, где речь идет о страсти.
Она безмятежно улыбнулась, уверенная в своей правоте:
– Не думаю, милорд. Только не в нашем случае. Я доверяю вам всецело.
– Черт! – Саймон покачал головой и отпустил ее подбородок. – Похоже, ваша семья права. Полное отсутствие здравого смысла… Так, значит, вы не против риска любовной игры?
Она слегка пожала плечами:
– У меня в роду много азартных игроков, сэр. Это в крови.
– И как же часто вы рисковали подобным образом?
Эмили окинула взглядом пруд, тщательно подыскивая слова. Гордость требовала от нее честности, но мысль, что вся идиллия безвозвратно исчезнет, если она поведает ему свою историю, была невыносимой.
– Я еще никогда не любила. По-настоящему. Теперь я это знаю. Однажды, очень давно, я думала, что люблю, но, увы, ошиблась. С тех пор я не встречала никого, с кем бы мне захотелось рисковать.
– Любопытно.
Она с трудом повернула голову – граф наблюдал за ней холодным оценивающим взглядом.
– Милорд?
Он что-то пробурчал себе под нос и поднялся:
– Не обращайте внимания. Верно, я утратил четкость мысли. Следствие опасного приближения к златым манящим брегам… Идемте же. Я провожу вас, пока взору нашему не откроется Сент-Клер-холл.
– Я опять сказала что-то не то, милорд?
– Ни в коей мере. Думается, теперь между нами все пойдет гладко. Просто мне хотелось получить определенные сведения, прежде чем действовать. И кажется, я их получил.
– Я понимаю вас. Очень мудро. – Эмили с облегчением улыбнулась ему, совсем не заботясь о том, что глаза выдают все ее чувства. Она ясно осознавала, что будущего у них нет, но есть настоящее, и она собиралась насладиться им как можно дольше. – В вашем последнем письме вы признались, что мои стихи о треснувших вазах и разбитых сердцах произвели на вас сильное впечатление.
Его губы тронула улыбка. Граф взял Эмили за руку и повел к лошадям.
– Да, весьма сильное впечатление, мисс Фарингдон.
– Что ж, мне очень приятно, что они вас заинтересовали, – бодро сказала Эмили. – А вот мистера Паунда, книготорговца и издателя, к сожалению, нет. С утренней почтой я получила от него еще один гнусный отказ.
– У мистера Паунда явно еще меньше вкуса, чем у критиков из «Эдинбургского обозрения».
Эмили рассмеялась от удовольствия.
– Совершенно верно. – Она опять замолчала, пронзенная острым чувством вины. Наверное, все-таки следует предупредить его о неизбежности разочарования. – Милорд?
– Да, мисс Фарингдон? – Саймон отвязывал ее серую в яблоках лошадь.
– Вы действительно хотели сказать, что приехали сюда, чтобы… чтобы просить у отца моей руки?
– Да, мисс Фарингдон, я сказал именно то, что хотел сказать. – Он легко подсадил ее в седло.
Она коснулась его руки, соскользнувшей с ее талии. На глаза навернулись слезы.