— Не шевелиться! — приказал тот, кого Армстронг все еще принимал за Вульпа. — Делай, что будет сказано, и тогда волк не нападет, а я не нажму на курок.
   — Дж... Дж... Джордж, — наконец обрел голос и сумел выговорить Армстронг, — этот волк весь в крови — Да, это кровь, — кивнул сидевший рядом с ним человек.
   — Так у... у... убей этого зверя! — В холодном свете побледневших звезд лицо Армстронга казалось совершенно белым.
   — Что, что? — Человек удивленно склонил голову на бок, как будто отказываясь верить своим ушам. — Я должен убить его? В награду за преданность я должен застрелить старого верного друга? Нет, ни за что!
   Взяв сухую ветку, он сунул ее в полупотухший костер, в котором все еще плясали крохотные язычки пламени. Во все стороны полетели искры, огонь стал разгораться, и в свете его Армстронг сумел разглядеть окровавленные дырки на одежде, раны на лице, которые заживали Прямо на глазах, и черную бездну ада в его глазах.
   — Господи Иисусе! — выдохнул в ужасе крупный — неуклюжий американец. — Джордж, какого черта здесь происходит?
   — Спокойно! — приказал сидевший рядом человек, все еще держась вполоборота. Он долго всматривался в искаженное ужасом лицо Армстронга, словно изучая его и что-то обдумывая, и наконец заговорил снова:
   — Ты силен и обладаешь мощным телосложением, а я не могу оставаться один на всем белом свете. Во всяком случае сейчас, в течение какого-то времени. Мне предстоит многое узнать, посетить многие места и сделать множество вещей. Мне потребуются советы и инструк-1р1и. Я должен учиться сам, прежде чем смогу... учить других. Кое-что я усвоил благодаря разуму Джорджа, прежде чем он выполнил условия договора. Но этого недостаточно. Вполне возможно, я поторопился. Но меня ведь можно понять, не так ли?
   — Джордж... — Армстронг облизал сухие потрескавшиеся губы. — Послушай, Джордж...
   Он протянул дрожащую руку к человеку, но в этот момент волк оскалился, раскрыл пасть, обнажив огромные зубы. Он поднялся с земли и подкрался ближе.
   — Я уже сказал — не шевелиться! — Человек еще выше поднял ружье, и его дуло уперлось Армстронгу в кадык. — Даже Серый понимает все, что я от него хочу. Так почему ты не в состоянии это сделать? Или ты полный идиот? Но в таком случае я зря теряю время. Я прав? Я попусту трачу время? Может быть, мне следует побыстрее нажать на курок и начать все сначала?
   — Я... я... я буду сидеть тихо, — хрипло прошептал Армстронг, весь покрывшийся холодным потом. — Я буду сидеть тихо... и... и... не беспокойся, Джордж, я помогу тебе.
   — О, в этом я не сомневаюсь, — ответил этот... этот незнакомец, не сводя с него горящих красноватым светом глаз.
   — Я сделаю все, что ты прикажешь... Все сделаю...
   — Несомненно, — снова кивнул головой незнакомец. И тут он, похоже, принял какое-то решение. — Прекрасно! Начнем с самого простого. Посмотри мне прямо в глаза, Сет Армстронг! — Отложив в сторону ружье, он почти вплотную приблизил свое лицо — ужасное и при этом обладающее гипнотической силой — Смотри внимательно, Сет, загляни в глубину моих глаз, проникни взглядом в мою кровь, в мой мозг, в мой разум. Глаза — зеркало души. Я думаю, тебе известна эта истина, друг мой. Они служат воротами для проникновения в мысли и чувства, позволяют постичь желания и страсти, обуревающие человека. Вот почему мои глаза красного цвета. Да, ибо скрывающаяся за ними душа была разорвана на куски и поглощена алым слизняком.
   Его слова вызывали ужас и одновременно внушали благоговейный страх, парализовали, заставляли трепетать от страха. Армстронг понял, что находится под воздействием гипноза. Он чувствовал, как подчиняется его разум. Но Вульп — точнее, тот, кто скрывался под личиной Вульпа, — был прав: Армстронг обладал незаурядной силой духа. И прежде чем его воля будет подчинена полностью...
   Оттолкнув ружье таким образом, что его дуло повернулось в сторону волка, он вцепился в горло своему мучителю.
   — Я разорву тебя на куски, Джордж, — задыхаясь произнес он.
   Едва только пальцы техасца сомкнулись на горле незнакомца, подобие Вульпа с воплем вцепилось ему в лицо. Три пальца левой руки ухватились за уголок рта Армстронга и разорвали его. Взревев от боли, Армстронг изо всей силы укусил своего мучителя за мизинец и перекусил палец прямо посередине, прежде чем Вульп успел отдернуть руку.
   Ружье выстрелило, и эхо выстрела разнеслось далеко вокруг. Старый волк знал, что такое оружие, а потому, сверкнув серым мехом, с воем попятился, оставшись при этом совершенно невредимым.
   Со стоном схватившись за раненую руку, Вульп вскочил и попятился. Армстронг выплюнул торчавший у него изо рта окровавленный палец своего обидчика. В руках техасца теперь было ружье, а уж он-то знал, как им пользоваться. Но не успел он направить ствол на сумасшедшего приятеля, как пришедший в себя Вульп выбил оружие из его рук.
   Каким-то образом техасцу наконец удалось освободиться от спального мешка, но, поднимаясь на ноги, он почувствовал, что к лицу его прилипло что-то шевелящееся. А псих, некогда бывший Джорджем Вульпом, сотрясался от хохота и указывал на лицо Армстронга изуродованной левой рукой, на которой от третьего пальца остался лишь окровавленный обрубок.
   Техасец поднял руку и хлопнул ею по прилипшему К щеке пальцу, пытаясь смахнуть его, а когда это не удалось, попытался схватить его. Однако палец поднялся выше — казалось, он жил сам по себе — и добрался до уголка правого глаза. Когда палец, вытеснив из глазницы глазное яблоко, проник внутрь, техасец взвыл от невыносимой боли. С болтающимся на щеке глазом "“и завертелся на месте, издавая душераздирающие вопли, бил себя по лицу, но избавиться от кошмарного существа ему никак не удавалось — оно, словно червь, заползало в его голову.
   — Господи Иисусе! — стонал и визжал он, упав на колени и вцепившись в пустую глазницу, будто стараясь разорвать ее. — Господи Иисусе! — не переставая повторял он, отрывая свой болтающийся глаз...
   А тем временем плоть вампира, выпустив щупальца, уже заполняла его мозг.
   Армстронг на коленях подполз к костру, остановился, затрясся, потом закашлялся и, как подкошенный, рухнул в огонь.
   Но Вульп, сделав шаг вперед, схватил его здоровой рукой за воротник, оттащил в сторону и перевернул на спину.
   — О нет, Сет — произнесло, склоняясь над Армстронгом, это существо. — Хорошенького понемножку, если ты сгоришь, понадобится много времени для твоего выздоровления А я к тому времени буду уже далеко отсюда.
   — Джо-о-о-рдж! — трясясь, простонал Армстронг.
   — Нет, нет, друг мой! Хватит! — зловеще улыбаясь, произнесло чудовище — Отныне ты должен называть меня Янош.
* * *
   Прошло более пяти с половиной лет. Балкон одного из номеров отеля на Родосе выходил на шумную, бурлящую в этот утренний час улицу. Соленые ветры, дующие с моря, со стороны Турции, разгоняют сизые дымы и едкие испарения пекарен, запахи, исходящие из закусочных и ресторанчиков, где в это время готовят завтрак, отвратительную вонь мусоросборников — в общем, все то, что является результатом и следствием существования человечества, а в данном случае — населения, обитающего в самом центре этого древнего греческого порта.
   Середина мая 1989 года. Туристический сезон еще только начинается, но уже ясно, что он будет насыщенным и тяжелым. Огненный шар солнца пока лишь на треть поднялся в чистом, ослепительно голубом небе, кажущемся куполом, ибо его невозможно охватить глазом — приходится щуриться и таким образом сужать поле зрения, превращая его в изогнутую линию. Так, во всяком случае, казалось Тревору Джордану, который накануне вечером выпил как минимум пару лишних рюмок “Метаксы”. Было, однако, еще слишком рано — всего лишь начало девятого, и он надеялся, что вскоре ему удастся окончательно прийти в себя, хотя он в то же время сознавал, что в городе станет еще более шумно.
   На завтрак Джордан съел лишь одно вареное яйцо, а теперь приканчивал уже третью чашку кофе — английского растворимого, а не той темно-коричневой бурды, которую пьют греки из крошечных чашечек. Ему казалось, что с каждой чашкой из его организма постепенно уходит вчерашний алкоголь. Теперь он уже не сомневался, что вся беда в том, что “Метакса” слишком дешево стоит, и пить его можно до бесконечности. Особенно, если при этом присутствуешь на круглосуточно не прекращающемся представлении “танца живота” в заведении под названием “Голубая лагуна залива Трианта”.
   Он застонал и уже в пятый или в шестой раз за последние полчаса осторожно потер пальцами лоб.
   — Солнцезащитные очки... — произнес он, обращаясь к сидевшему рядом господину, одетому так же, как и Джордан, в халат и шлепанцы. — Мне просто необходимо их купить. Это невыносимое сияние способно свести с ума.
   — Возьми мои, — с усмешкой ответил Кен Лейрд, протягивая ему через крошечный стол пару дешевых пластиковых очков от солнца. — А позже купишь мне другие.
   — Не мог бы ты заказать еще кофе? — простонал Джордан. — И лучше бы целое ведро.
   — Мне кажется, вчера ты несколько перебрал, — Отозвался его собеседник. — Почему ты не сказал мне, что никогда раньше не бывал в Греции?
   Перегнувшись через перила балкона, он окликнул официанта, обслуживавшего завтракавших внизу, тоже поднявшихся рано постояльцев отеля, показал ему пустой кофейник, предлагая заменить его полным.
   — Как ты догадался? — спросил Джордан.
   — Очень просто — тебе все это оказалось в новинку. Никто из тех, кто уже бывал здесь прежде, не станет пить “Метаксу” таким образом, тем более наливку.
   — Ax да, — припомнил Джордан. — Мы начали с наливки, — Это ты начал с наливки, — напомнил ему Лейрд. — Я лишь наслаждался местным колоритом. А ты напивался.
   — Да-да, но мне это, кажется, доставляло удовольствие?
   Лейрд с усмешкой пожал плечами.
   — Ну... по крайней мере не дошло до того, чтобы нас откуда-либо вышвырнули... — ответил он, пристально глядя на своего собеседника, которому было очень стыдно и который не переставал корить сам себя.
   Опытный, но неустойчивый телепат, Джордан мог работать весьма эффективно и мощно, когда это требовалось, хотя обычно он, как правило, был беззаботен, откровенен и понятен, как открытая книга. Создавалось впечатление, что он стремится быть таким же открытым и легко понятным для других людей, какими открытыми и понятными были эти люди, их мысли и чувства для него. Он будто хотел компенсировать свой метафизический дар. Все, кто знал Джордана, любили его. К этому располагала и его внешность. На его лице явственно отражались все эмоции, а само лицо было овальной формы, свежим, открытым, почти мальчишеским. Светлые уже редеющие волосы падали на лоб, из-под которого на мир смотрели живые серые глаза, чуть изогнутый рот выпрямлялся и сжимался, когда Джордан был обеспокоен или чем-то озабочен. Благодаря своему необычному дару Тревор Джордан всегда знал, как к нему относятся люди, и с теми, кто его не любил, старался не общаться. Однако его не следовало недооценивать: мускулистый и атлетически сложенный Джордан, несмотря на сорок четыре года, обладал незаурядной силой, решимостью и стойкостью духа.
   Эти двое были старыми друзьями и давно работали вместе. В их прошлом не было места дурачествам и шуткам, а потому теперь они могли позволить себе повеселиться. События, происходящие в их жизни, были столь странны даже в том необычном мире, в котором жили они, что теперь они превратились лишь в неясные картины, время от времени возникающие в памяти. Так же, как дурные сны и печальные события (или, например, пьяные ночи), их следовало забыть навсегда.
   В их теперешнем задании не было ничего необычного, хотя, конечно, оно было весьма серьезным и важным, однако Джордан сознавал, что прошлой ночью совершил непростительную ошибку.
   — Надеюсь, я не привлек к нам излишнего внимания и не совершил еще какой-нибудь глупости? — спросил он, надевая солнцезащитные очки и, хмурясь, выпрямился на стуле.
   — Господи, да нет же! — ответил Лейрд. — В любом случае я бы не допустил ничего подобного. Ты выглядел всего лишь, как дорвавшийся до развлечений турист. Слишком перегревшийся на солнце днем и слишком много выпивший ночью. К тому же там было до чертиков много других англичан, на фоне которых ты казался абсолютно трезвым.
   — А Манолис Папастамос? — жалобным тоном проблеял Джордан. — Он, наверное, сочтет меня совершеннейшим идиотом?
   Папастамос был их местным связным. Он занимал пост заместителя начальника отдела по борьбе с наркобизнесом в Афинах. Он специально прибыл в Родос на быстроходном судне на подводных крыльях, чтобы лично познакомиться с британскими агентами и выяснить, чем он может им помочь в выполнении их задачи. Однако в то же время он принес им массу лишних забот, а иногда становился настоящей помехой в деле.
   — Нет, — покачал головой Лейрд. — По правде говоря, он напился еще сильнее, чем ты. Он обещал встретиться с нами в половине одиннадцатого на стене у бухты, чтобы присутствовать при отправке “Самотраки” в док, но я в этом сильно сомневаюсь. Он был хорош, когда мы вчера отвезли его в отель. С другой стороны... эти греки обладают удивительными способностями организма. В любом случае нам лучше выехать без него. Он знает, чем мы занимаемся, но не знает, кто мы на самом деле. Насколько ему известно, мы служим в Департаменте таможни и акцизов или в своего рода новом Скотланд-Ярде. Если Манолис со своей нескончаемой болтовней будет рядом, нам не удастся как следует сконцентрироваться — он обладает способностью ментального рэкета. А потому я молю Бога, чтобы он весь день провел в постели.
   Джордан уже выглядел и чувствовал себя значительно лучше — солнцезащитные очки сыграли в этом не последнюю роль. Принесли свежезаваренный кофе, и Лейрд разлил его в чашки. Он совсем как старший брат для меня. Заботится обо мне, как о сопливом младенце. И, слава Богу, так было всегда! — думал Джордан, следя за легкими, непринужденными движениями друга.
   Лейрд был пеленгатором, провидцем, не нуждавшимся в магическом кристалле. Ему вполне было достаточно карты или даже легкого намека на возможное местонахождение объекта. Он был на год старше Джордана, коренаст, ростом около семидесяти дюймов, с квадратным честным лицом, темными волосами, густыми подвижными бровями и выразительным ртом. Лоб его избороздили морщины, вызванные многолетней необходимостью сосредоточенности и концентрации, а темно-карие, почти черные, глаза были проницательны и, казалось, видели очень далеко и глубоко (так, несомненно, и было на самом деле).
   Глядя на Лейрда сквозь темные очки, спрятавшись за ними, Джордан мысленно перенесся на двенадцать лет назад, в Девон, в Харкли-Хаус, в Англию, туда, где они с Лейрдом впервые работали вместе в одной команде и где зародилось их многолетнее партнерство. Как и сейчас, они уже тогда служили в Британском отделе экстрасенсорики — наиболее секретном из всех секретных отделов, характер деятельности которого был известен очень немногим из занимающих весьма высокое положение людей. В отличие от теперешней их работа в то время была в гораздо меньшей степени связана с обычной мирской жизнью. Да, в деле Юлиана Бодеску практически отсутствовало что-либо мирское, земное, обыкновенное Воспоминания, которые Джордан сознательно подавлял и отгонял вот уже в течение более чем десятилетия, вдруг всплыли в памяти и обрели вполне определенные, хотя и фантастические формы в экстрасенсорном сознании британского агента. Он вновь сжимал в руках арбалет и, держа его на уровне груди, целился прямо перед собой, прислушиваясь к плеску и шуму текущей воды и голосу девушки, напевающей какую-то монотонную мелодию, доносившуюся из-за закрытой двери. Он слушал и гадал, не ловушка ли это. А потом...
   Одним ударом распахнув дверь в душевую кабину, он застыл на месте. Хелен Лейк, кузина Юлиана Бодеску, была ослепительно красива и стояла там совершенно обнаженная. Она стояла боком, и тело ее сверкало в струях воды. Резко обернувшись, она широко раскрытыми от ужаса глазами уставилась на Джордана, прислонившись к стенке кабины. Колени ее задрожали, и она часто-часто заморгала.
   — Это же всего лишь испуганная девушка, — сказал себе Джордан, и в ту же минуту ее мысли достигли его телепатического сознания.
   — Подойди ко мне, сладкий мой, — думала она. — Дотронься до меня, обними меня! Ближе, еще ближе, сладкий мой... Потом...
   Он отшатнулся, заметив кривой нож в ее руках и сумасшедший блеск в ее демонических глазах. Но когда она с необыкновенной легкостью притянула его к себе и над его головой сверкнуло изогнутое лезвие, он нажал на спусковой крючок арбалета. Он сделал это чисто автоматически, сознавая, что в живых может остаться лишь кто-то один.
   Великий Боже! Стрела пригвоздила ее к выложенной плитками стене. Она завизжала, точнее завизжала ее дьявольская душа, и начала биться и метаться из стороны в сторону в узком пространстве кабины, пытаясь освободиться. Это ей удалось, и в руках у нее по-прежнему был нож. Джордану, который не в силах был сдвинуться с места, оставалось лишь, выпучив глаза, бессмысленно произносить молитвы, в то время как она подходила все ближе и ближе...
   ...И тут Кен Лейрд отпихнул его плечом в сторону. В руках у него был огнемет... Он направил струю огня в тесное пространство душевой кабины, превратив ее в сверкающее море пламени...
   — Господи, спаси и сохрани нас! — прошептал Джордан, совсем как тогда. Выкинув невыносимо тяжелые воспоминания из головы, он с трудом вернулся к реальности. В этот момент конфликта между прошлым и настоящим, в момент сильнейшего умственного напряжения похмелье показалось ему особенно тяжелым. Глубоко дыша, он стал массировать кончиками пальцев макушку раскалывающейся от боли головы и не заметил, что заговорил вслух:
   — Господи, откуда и почему вдруг возникли эти воспоминания?
   — И ты тоже? — Лейрд перегнулся через стол и схватил Джордана за руку, глядя ему в лицо широко раскрытыми глазами.
   И тогда Джордан, нарушив неписаный закон, действующий среди сотрудников отдела экстрасенсорики, заглянул в мысли Лейрда, в его разум. На какое-то мгновение он ощутил, услышал затухающее эхо тех же воспоминаний, которые некоторое время назад мучили его самого, но сразу прервал контакт.
   — Да, и я тоже, — просто ответил он.
   — Я понял это по твоему лицу, — пояснил Лейрд. — Я никогда не видел на нем такого выражения с... с тех самых пор. Может быть, это потому, что мы снова работаем вместе?
   — Мы работали вместе уже множество раз, — Джордан откинулся на спинку стула, неожиданно почувствовав себя совершенно измотанным. — Нет, мне кажется, что здесь возникло нечто такое, что должно было получить выход, и оно проявилось... Что ж, это произошло, но теперь уже все позади. И, надеюсь, навсегда!
   — Я тоже на это надеюсь, — согласно кивнул головой Лейрд. — Но почему мы оба почувствовали одно и то же? И почему именно сейчас? В тот момент, когда мы находимся так далеко от Харкли-Хауса, в совершенно другой обстановке.
   Джордан вздохнул и потянулся к чашке с кофе. Рука его при этом дрожала.
   — Возможно, мы заразились этими мыслями друг от друга, и оттого они усилились и проявились столь явно? Ты же знаешь, что происходит, когда великие умы думают одинаково...
   Лейрд с облегчением вздохнул и согласно кивнул головой.
   — Особенно такие умы, как наши... — Он снова, но на этот раз несколько неуверенно, кивнул. — Что ж, может быть, ты и прав...
   В 9.45 оба агента были уже на северной стене бухты и, удобно устроившись на деревянной скамейке, наслаждались открывавшимся оттуда прекрасным видом на мелководный залив Мандраки, бухту и форт Святого Николая. Слева от них на высоком мысе стояло белоснежное здание Банка Греции, в голубых стеклах окон которого отражалась неподвижная вода. Справа, чуть в отдалении, в конце дороги, начинался и простирался вдаль Новый город Родос. Ландраки — мелководный и заросший водорослями, не использовался как торговый порт — тот располагался в четверти мили к югу, в заливе, возле живописного и древнего, укрепленного еще крестоносцами, Старого города, за огромным молом с фортом на конце. Но по полученной ими информации наркокурьеры останавливались и швартовались именно в Мандраки, где пополняли запасы воды и продовольствия, а потом отправлялись дальше — на Крит, на Сардинию, в Италию и Испанию.
   Небольшой просмоленный контейнер будет выброшен здесь за борт (вполне возможно, что его доставит к берегу один из членов команды, облачившись в акваланг и ласты). То же самое будет происходить на всем протяжении пути судна — в каждом порту. Но основная часть товара, главный груз — кокаин предназначен для испанского города Валенсия, откуда он, несомненно, попадет и в Англию. Во всяком случае, так все происходило до сих пор. Агенты Британского отдела экстрасенсорики получили задание выяснить: а) какое именно количество белого порошка находится на борту; 6) если его мало, не получится ли так, что преждевременно нанесенный удар сорвет все планы и приведет лишь к тому, что они спугнут и заставят быть более осторожными наркобаронов; и в) если товар на борту, где его прячут.
   Всего несколько месяцев назад одно из этих суденышек было подвергнуто обыску в Ларнаке на Кипре. Тогда там все перевернули вверх дном, но ничего не нашли. Следует, правда, учесть, что операция проводилась греческими и кипрскими полицейскими, которым явно недостает согласованности, опыта и необходимой информации. В данном случае это будет совместная операция, которая должна завершиться в Валенсии, прежде чем основной груз покинет борт судна. И на этот раз небольшое деревянное суденышко под названием “Самотраки”, с закругленным днищем, построенное по образцу древнегреческих, будет не просто досконально обшарено, но его обыщут сверху донизу, вдоль и поперек, доберутся до каждого потаенного участка, заглянут даже под обшивку. Но прежде чем это произойдет, Джордан и Лейрд незаметно будут следить за ним на всем протяжении его маршрута.
   И вот сейчас, одетые в типичные для американских туристов бейсболки с большими противосолнечными козырьками, яркие рубашки с открытым воротом и короткими рукавами, слаксы и кожаные сандалии, они с биноклями в руках ожидали прибытия интересующего их судна. Поскольку они путешествовали строго инкогнито, одеты они были, на первый взгляд, весьма странно, но иначе они могли бы показаться чересчур консервативными. А этого ни в коем случае нельзя было допускать.
   Некоторое время они сидели молча — у обоих было какое-то неприятное состояние. Джордан винил в этом “Метаксу”, а Лейрд считал, что причина — в расстройстве пищеварения из-за съеденной накануне чересчур жирной пищи. Как бы то ни было, их экстрасенсорные способности несколько снизились.
   — Какие-то... облака, — произнес наконец Джордан и, пожав плечами, добавил:
   — Понимаешь, что я имею в виду?
   — Конечно понимаю, — ответил Лейрд. — В прежние времена, если помнишь, мы называли это туманом в мозгах. Что-то вроде умственного застоя, не позволяющего ясно видеть картину. Как будто все заволакивает туманной сыростью. Как только я пытаюсь проникнуть в пространство и отыскать “Самотраки”, у меня в голове возникает лишь неясное, туманное пятно. Лишь темнота, сырость, смог... Но как объяснить, почему это происходит здесь, в таком месте? Это очень и очень странно. К тому же этот туман исходит не от судна, а откуда-то извне, но откуда именно, я не могу понять — такое впечатление, что отовсюду!
   — Как давно нам не приходилось сталкиваться с другими экстрасенсами? — спросил, взглянув на Лейрда, Джордан.
   — Ты имеешь в виду в процессе работы? Насколько я помню, это происходит каждый раз, когда мы выполняем задания за границей. Но что ты хочешь этим сказать?
   — Ты не допускаешь, что тем же делом, что и мы, занимаются и другие агенты — русские, например, или французы?
   — Возможно... — теперь уже нахмурился Лейрд. — В России проблема наркобизнеса с каждым днем становится все более серьезной, а Франция уже много лет сидит в этом дерьме. Но я думаю вот о чем: что если люди, подобные нам, работают по другую сторону? Что если курьеры тоже пользуются услугами экстрасенсов? Они вполне могут себе это позволить. Это не вызывает сомнений.
   Подняв к глазам бинокль, Джордан внимательно осмотрел весь берег, начиная от форта на конце мола и до самого центра Старого города, спрятавшегося за высокими толстыми стенами.
   — Ты не пытался определить, откуда все это исходит? Ты ведь все же пеленгатор. Что касается меня... мне кажется, источник расположен где-то там.
   Острые глаза Лейрда проследили направление бинокля Джордана. Огромное белое, судя по всему стоящее весьма кругленькую сумму, прогулочное судно покачивалось на якоре в узком глубоком фарватере Мандраки, а за ним виднелось огромное количество мелких суденышек, пришвартованных к берегу или снующих туда-сюда. Большинство из них были до отказа набиты туристами. Четвертью милей дальше бурлили заполненные народом базары и улочки Старого города. Вверх по холму поднимались белые и желтые дома, сверкали купола церквей, отражая лучи яркого утреннего солнца. Если бы все это не находилось в движении, можно было подумать, что перед Лейрдом картина с рекламной открытки — так прекрасен и совершенен был открывавшийся вид.
   Лейрд долго и пристально вглядывался вдаль, но вдруг щелкнул пальцами и улыбнулся.
   — Вот оно! — воскликнул он. — И ты заметил это первым.