Ламли Брайан. Психомех

* * *

   В течение следующих лета и зимы Гарету Вятту и Терри Гаррисон здорово повезло. Повезло в том, что экстрасенсорные силы Гаррисона больше не развивались и он не мог читать в умах так, как делал это раньше. Но, в любом случае, у него не было оснований подозревать, что между ними существует связь. Напротив, Терри не хотела иметь никаких дел с Вяттом, даже оставаться в непосредственной близости с ним, или так, по крайней мере, казалось. Им также повезло, что Кених поставил себе задачу исследовать прошлое Вятта, а не его настоящее. Если бы он занялся настоящим.., тогда бы их скоро раскрыли. Их связь продолжалась, хотя и тайно, но страстно как никогда. И Вятт ручался, что все идет как надо.
   На самом деле, теперь он получил помощь, в которой нуждался: он фактически был занесен в платежную ведомость Гаррисона. Он начал думать о Терри как о чем-то большем, чем просто приманке для большой рыбы. Там, где она раньше была девочкой, теперь она стала женщиной в полном цвету, и ее аппетит стал таким же большим, как у Вятта, — ее аппетит к нему, по крайней мере. По-видимому, она не была безнравственной от природы, просто она была влюбленной женщиной. И действительно, они составляли хорошую пару. Она была красивой и расцветала еще больше, — как прямой результат ее связи с Вяттом; в то время как он.., он не становился моложе. Время шло, и он обнаруживал, что такие мысли все чаще и чаще приходили ему на ум. Тревожные мысли для человека, который раньше любил только себя...
   Между тем расследование Кениха полностью окупилось, и еврейский контакт Гаррисона также оказался плодотворным. Ответы пришли не сразу, но к концу октября Кениху и Гаррисону стало известно, что бывший садовник Вятта, Ганс Маас, был ни кем иным, как Отто Криппнером. Кених оказался совершенно прав в своих подозрениях: создателем Психомеха был этот бывший наци.
   Менее года назад израильтяне напали на след, ведущий к Отто Криппнеру. С помощью определенных высокопоставленных членов британской разведки они вышли на дом Вятта, где отсиживался наци. Очевидно, Исход первым добрался до Криппнера и подсказал ему убраться. Где он сейчас (если он все еще жив), никто не догадывался. Что касается Вятта, его история казалась немного неубедительной, и он настойчиво отказывался верить, что его садовник был находящимся в розыске наци, фактически он высмеял всю эту идею. Доказательств против него не нашли. Дом обыскали, получив у него разрешение и ключи, так же, как и последнее жилище Криппнера, но ничего не обнаружили. Все расследование было очень тихим, не предназначавшимся для внимания широкой публики.
   Никто даже не побеспокоился спросить Вятта об огромной машине в верхнем этаже дома; в конце концов, он все же доктор и здесь же ведет приемы. Да и в любом случае, кто теперь должен помнить о Берлинском Проекте? То было детище военного времени, недоношенный ребенок больных умов, устаревший, как ракеты ФАУ-2. Кених и Гаррисон знали больше: в доме Вятта Отто Криппнер, наконец-то, построил свою машину. Психомех стал реальностью.
   И, конечно, в течение нескольких дней после знакомства с Вяттом и задолго до получения всей этой вторичной информации, Гаррисону самому пришлось увидеть Психомех, который доказал, как разочаровывающе действительность отличается от воображаемого. Во-первых, Психомех не казался тем зверем, которого он помнил из своего сна. Это была не обтекаемая машина, на которой можно было бы ехать через причудливые ландшафты и чувствовать ногами вибрацию от ужасной силы; не огромный, припавший к земле бездействующий электронный монстр из трубок, переплетающихся кабелей и мертвых серых экранов. Но с каждым последующим визитом в нем росло чувство, что это была его Машина, потому что, если гороскоп Адама Шенка был правильным.., ну, значит, она просто должна была быть таковой.
   По мере того как быстро проносились месяцы, Джимми Крэйг работал с этим зверем, выдирая части, которые больше всего износились, — и, что хуже всего, были опасными! — и заменяя их, где это было возможно, микросхемами. И постепенно Психомех стал меньше и могущественнее; он принимал вид зверя, или казалось, что принимает, что-то в его форме было Гаррисону знакомо.
   Крэйг был самым подходящим человеком для этой работы, но вскоре он столкнулся с некоторыми неясностями. Все они добросовестно были доведены до сведения Гаррисона в письменных ежедневных отчетах о ходе работ, и Крэйг тоже подтвердил, что Вятт не был изобретателем машины.
   Гаррисон сразу же предупредил Крэйга на этот счет. Его работа должна была сохраняться в строжайшей секретности не только от всего мира, но и от Вятта, который никоим образом не должен был заподозрить, что там, где это касается машины, его авторитет под сомнением. В ответ Крэйг только пожал плечами и согласился. За те деньги, что платил ему Гаррисон, он будет полным дураком, если сделает иначе.
   Машина была работой гения, в этом Крэйг не сомневался. Чем больше он изучал ее сложные механизмы и заменял вышедшие из строя части, тем все более легко мог видеть и понимать ее функции. Хотя там были и упомянутые ранее неясности.
   Как раньше Вятт размышлял над ними, правда, на другом уровне, так теперь Крэйг размышлял над этими, явно ненужными, добавками к Психомеху, без которых, казалось, машина будет отлично выполнять свою основную функцию. Возникал очевидный вопрос: а не образуют ли эти дополнительные компоненты вторичную функцию или, может быть, они часть истинной функции? И если так, то какова эта истинная функция? И об этом тоже было доложено Гаррисону.
   Интерес и возбуждение слепого человека не знали границ. Крэйг должен был продолжать свою работу и ни в коем случае не упоминать ни о чем подобном, продолжать заменять и улучшать все, что только можно было заменить и улучшить, ему не надо было беспокоиться о первичной и вторичной функциях, а просто гарантировать, что машина будет работать как раньше, но более эффективно и безопасно...
   ... Тогда же Гаррисон спросил Крэйга, что, прежде всего, было испорчено в Психомехе. Ответ был все разъясняющий. С машиной все в порядке! Она работала; существовало даже свидетельство, что она несколько раз работала и прежде, но с очень маленьким запасом прочности. На этот счет Вятт был вполне прав: оригинальный Психомех был бы бесценен как экспериментальная модель, но не как полностью испытанная машина для каждодневного использования в психиатрической клинике. Теперь были чертежи: Крэйг все перенес на бумагу. Работая с его записями и схемами, любой дурак мог бы теперь сам построить Психомех.
   Конечно!
   Вот к чему вел Вятт: средство — план и техническая информация — строить их больше, запустить в коммерческое использование, давать успокоение. Но это было не то, что Гаррисону требовалось от Психомеха, что-то предупреждало его, что это может быть крайне опасной дорогой для путешествия.
   Вот почему в марте следующего года, когда роковая линия гороскопа приблизилась, а работа Крэйга была закончена и Психомех был готов, Гаррисон приказал принести ему все записи и чертежи инженера, чтобы он мог лично сжечь их.
   Психомех был его и ничей больше. Его сон, его реальность. И в тот же день, когда Вятт пришел к нему и стал яростно возражать против его действий, он изложил психиатру свой план: он намеревается быть новым пациентом Психомеха и сам поедет на Психомехе по этим причудливым коридорам сознания к будущему, ждущему его впереди, каким бы оно ни было. Он ожидал возражения, но...
   ... Ни малейшего.
   И все это время в его мозгу какая-то искорка разгоралась все ярче и ярче, и снова и снова он будет видеть перед своими слепыми глазами эти горящие буквы и слова из гороскопа Адама Шенка:
   «Машина — РГ/ТШ — Свет»

* * *

   Следующие два месяца Гаррисона были посвящены в основном обдумыванию, приготовлению и планированию, но все это омрачалось каким-то чувством неминуемого — чего-то! Приятное возбуждение, неизвестное ему ранее, — смертельный трепет. Теперь он, определенно, немного боялся Психомеха, но все же должен был ехать. И пока Джимми Крэйг проверял и перепроверял работу машины, час за часом, день за днем запуская вхолостую жужжащего потрескивающего зверя, Гаррисон сидел в кабинете своего дома и размышлял над странными поворотами жизни, которые привели его на этот перекресток.
   Но, наконец, Джимми Крэйг закончил свои проверки и доложил, что Психомех готов, и с этого момента Гаррисон действовал стремительно.
   Прежде всего, он договорился с Вяттом о дне (это должно было начаться в воскресенье шестого июля) и выписал психиатру чек на четверть миллиона фунтов. Частично он сделал это, чтобы показать свою честность и поддержать их первоначальное соглашение, а частично — чтобы обеспечить собственную безопасность. Пока он будет на машине, его жизнь все время будет в руках Вятта. Вторую четверть миллиона психиатр получит тогда, когда в здравом сознании и теле — или, как Гаррисон предпочитал думать об этом, здоровый телом и психически, — он слезет с Психомеха.
   Что касается коммерческого применения, будет видно позже. Сейчас возбуждение Гаррисона было таково, что он не мог думать дальше этой “поездки”. Всеобщее будущее должно подождать; его собственное непосредственное будущее ждать не могло.
   И, конечно, надо было еще позаботиться о Сюзи. Уже какое-то время он беспокоился о собаке. Выглядело так, как будто она прочитала это изменение в нем, его внезапное возбуждение, словно знала, что нечто странное и огромное присутствует в недалеком будущем, — что-то, чего она боялась.
   Это выражалось совершенно нехарактерной для нее резкостью нрава, и не только по отношению к Терри и Кениху, но даже к самому Гаррисону, что раньше было исключено. Особенно агрессивной она становилась, когда называли имя Джимми Крэйга, словно чувствовала, какую важную роль он играет, а когда на сцене появлялся Вятт, к счастью, это бывало крайне редко, тогда Сюзи просто приходилось сдерживать! Она открыто ненавидела психиатра и три раза уже налетала на него — только неоднократно повторенные приказы самого Гаррисона отогнали ее и спасли этого человека от жестоких укусов. Так же было и с ее глубоко скрытой ненавистью к Терри, — в эти дни она не однажды рычала на свою хозяйку, скаля зубы.
   Что касается ее отношений с Кенихом, то, глядя в ее кроткие глаза и через них проникая в душу, он ощущал, будто смотрит в зеркало. В их влажных глубинах он видел отраженными все свои сомнения и мрачные предчувствия и догадывался, что Сюзи выносит его только потому, что чувствует его сопереживание.
   Однако, частично из-за странности поведения Сюзи — раздражительных выпадов, недоброжелательного отношения, которое делало ее опасной, — Гаррисон принял решение отдать ее в питомник на время эксперимента с Психомехом. Вятт сказал ему, что это займет несколько дней, может быть, неделю, и за это время Гаррисон сможет проводить по пять-шесть часов в день на машине. Очень хорошо, раз Сюзи нельзя больше доверять, ей придется целую неделю посидеть взаперти. Ясно, что ее нельзя оставить одну с Терри, по крайней мере, когда рядом нет Вилли Кениха...
   Это было в первый раз, когда Кених услышал, что его не будет рядом во время эксперимента. Когда Гаррисон сказал ему об этом, он крайне удивился. Более того, он стал очень озабочен и обеспокоен.
   — Не буду рядом? — в недоумении повторил он слова Гаррисона. — Ты хочешь, чтобы меня не было рядом, когда ты поедешь на этой чертовой машине? Будь уверен, я буду там с тобой хотя бы для того, чтобы гарантировать, что все идет так, как надо, и...
   — Нет! — тон Гаррисона был резким. — Нет, ты будешь так далеко от того места, как это возможно. Находиться рядом со мной, наверное, будет небезопасным.
   — Небезопасным? Я не улавливаю твою мысль.
   — Небезопасным для тебя и для Сюзи. Вот почему я поместил ее в питомник.
   — Ты ставишь меня в тупик, Ричард, — Кених тяжелым взглядом посмотрел на него, покачал головой и беспомощно пожал плечами.
   — В моем первом сне, — объяснил Гаррисон, — я видел бомбу. И вот результат. — Он поднял очки и показал слепые, однообразно алые глаза. — В моем втором сне я видел еще одну бомбу, но на этот раз она была нацелена на тебя!
   — Но это Англия, Ричард, не Северная Ирландия, и я, черт возьми, сам в состоянии позаботиться о себе! — теперь Кених рассердился. — К тому же, ты сам сказал, что твои экстрасенсорные чувства часто пространны и ошибочны. Допустим, твой первый сон был частично пророческий, но как ты можешь быть так уверен, что второй не был просто.., ну, обычным сном, кошмаром? И в любом случае, разве Сюзи не спасла тебя во втором сне, разве она не стащила тебя с Машины как раз тогда, когда бомба взорвалась?
   — Все так, — ответил Гаррисон. — Она пыталась спасти меня, стащить меня с Машины. Но этого нельзя допускать. Я должен ехать дальше через озеро в Черный замок. Я должен найти Черную Комнату. Я должен узнать, что в ней. Ну как ты не понимаешь?
   — Значит, — Кених медленно кивнул, — ты понимаешь это так, что первый сон был частичным предвидением, в то время как второй — чистым предупреждением.
   — Не совсем. Они оба были и предвидением, и предупреждением. Если бы я последовал первому предупреждению, я не был бы сейчас слепым. Вот почему я должен принять во внимание второе предупреждение. Послушай, вторая бомба могла быть просто символом, я не знаю. Символом любой опасности для тебя, понимаешь? Я не хочу, чтобы ты подвергался какой-либо опасности. И не только потому, что ты мой человек. Там, во сне, то, что ты оказался в опасности, мешало моему поиску. Это не должно случиться. Мне ничто не должно помешать. Вот почему я отсылаю тебя.
   — Мой Бог! — взорвался Кених, топая взад и вперед по кабинету, где они разговаривали, и удивляя Гаррисона такой не характерной для него вспышкой. — И все это из-за какого-то чертова сна?
   — Больше чем сна, Вилли! — настаивал Гаррисон. — Разве ты не видишь, он работает даже сейчас? Подумай! Ты помнишь, я рассказывал, что ты крикнул мне в том сне? “Слезай с Машины, Ричард”, — крикнул ты. Ты пытался остановить меня. Так же и Сюзи. Да и сейчас совершенно очевидно, — вы двое пытаетесь остановить меня и теперь.
   — Но...
   — К черту все “но”! Я должен ехать. Я должен знать. А как же мое соглашение с твоим возлюбленным полковником?
   — Твое соглашение? — челюсть немца отвисла. — Я.., забыл!
   — О, нет, Вилли, — Гаррисон покачал головой. — Ты не забыл! Просто годы изменили твои взгляды, только и всего. Чтобы ты, да и забыл? Кто угодно, только не ты. Дерьмо, ты думаешь, что он уже во мне! Ты так думаешь, да? Нет, его там нет, и я не уверен, что хочу, чтобы он там был! Но можешь не беспокоиться, я не собираюсь тянуть с ним. По крайней мере, я дам ему шанс сделать это, если у него хватит сил. Но есть кое-что еще, что я должен выяснить прежде.
   — Соглашение, — тихо повторил Кених, кивая головой, — конечно.
   — Итак, ты понимаешь, что другого пути нет, — поняв, что победил, Гаррисон расслабился. — Я еду. И ты, и Сюзи — вы двое должны уйти с моего пути.
   — Да, — медленно ответил немец, — думаю, теперь я понимаю.
   — Устрой себе выходные на это время где-нибудь в Германии, — приказал ему Гаррисон. — Если хочешь, в Прибежище. Где угодно, но только так, чтобы я точно знал, я хочу видеть билеты, Вилли, и хочу проводить тебя, когда ты будешь подниматься на борт самолета...

* * *

   В десять часов утра второго июня Сюзи отвезли в питомник в Мидхесте.
   Путешествие было недолгим, не более получаса, но атмосфера в машине была заметно натянута. Сюзи была несчастна. Она все время скулила и шершавым языком лизала руку Гаррисона.
   Конечно, собака понимала, куда ее везут. Она прочитала это прямо в сознании Гаррисона, нашла подтверждение в сдерживаемом самодовольстве Терри и недовольстве Кениха; ей не больше, чем немцу, нравилось то, что ее отсылают прочь.
   В питомнике она устроила сцену: она визжала, каталась по земле, пока Гаррисон не приказал ей войти в клетку. Затем она присмирела, но как только стальная сетчатая дверь закрылась и ее хозяин сел в “мерседес”, она принялась так выть, что ему пришлось немедленно вылезти и приказать ей вести себя тихо и хорошо. А когда огромный серебристый автомобиль уехал, Сюзи осталась сидеть там, за стальной сеткой, и ее глаза были печальными и влажными. Любой, кто посмотрел бы на нее, мог поклясться, что она плакала.
   — Это животное, — сказала Терри, когда Кених выбрался на шоссе и повел машину в Гатвик, — сумасшедшее и неуправляемое. Придет время, Ричард, когда и ты не справишься с ним.
   Гаррисон, сидевший на переднем сидении рядом с Кенихом, слегка повернул голову.
   — Сюзи совершенно нормальна, — сказал он ровным бесстрастным голосом. — Она более в своем уме, чем любые шесть твоих так называемых “друзей из высшего света”.., а мозгов у нее больше, даже чем у дюжины из них. Что касается верности... — он замолчал.
   — Ты так думаешь? — ее голос был слегка надменным, но Гаррисон почувствовал настороженность за явно ничего не значащим ответом.
   — Она очень верная, — ответил он, немного помолчав.
   Терри фыркнула, но ничего больше не сказала.
   — Сэр, мой самолет улетает в двенадцать сорок пять, — прервал повисшее молчание Кених. — Я рассчитал, что до отлета ждать примерно час. И вам, и миссис Гаррисон совершенно не нужно беспокоиться и провожать меня.
   — Это не трудно, Вилли, — ответил Гаррисон, — я стану только счастливее, если буду уверен, что ты на борту самолета.
   Кених понял, что тот имел в виду: он должен убраться из Англии, — и это было окончательным решением, — и оставаться где-нибудь, пока все не закончится. Когда он попадет на борт самолета, у него уже не будет пути назад. Как и Сюзи, он временно изгонялся. Они оба изгонялись для их же собственной безопасности. Ради сна и поиска Гаррисона.
   — Но как же твоя собственная безопасность, Ричард? — молча спрашивал Кених. — Как насчет твоей пользы?
   Он впал в настороженное безрадостное молчание, а на заднем сидении Терри самодовольно улыбалась и поздравляла себя. Сначала Сюзи убралась с пути, а теперь и Кених. А в воскресенье, через четыре дня, и сам Ричард — на большую часть недели!
   Некоторое время она думала над этим, затем позволила улыбке соскользнуть со своего липа и неслышно вздохнула. Если бы это было на год или на дольше. Если бы это было...
   Навсегда..?

* * *

   В четверг к Гаррисону приехали партнеры из Средней Англии. Обычно этими делами занимался Кених. Но на этот раз ему пришлось справляться самому.
   Хотя он чувствовал себя более или менее обязанным выслушать их и провести с ними большую часть дня, он не придавал особого внимания деловым переговорам и последующему отдыху. Терри, у которой были свои представления об отдыхе, уехала поездом “в город навестить друзей”. В действительности, она сошла с поезда в Арунделе, чтобы встретиться там с Гаретом Вяттом. В этом городке они провели день в очаровательном отеле, бар был уютный и немноголюдный, а комнаты соответствовали интимному свиданию.
   Там, на хрустящих чистых простынях они в течение многих часов разными способами занимались любовью до полного удовлетворения, затем разговаривали о своих надеждах на будущее — особенно на ближайшее будущее. В течение последних шести месяцев их жизни настолько изменились, что ни один из них никогда не поверил бы, что все так может произойти. Короче говоря, они были отчаянно влюблены; их возобновившаяся связь расцветала буйно и без удержу.
   Теперь, лежа в объятиях Вятта, в то время как он ласкал ее грудь и целовал шею, Терри спросила, сколько времени они смогут бывать вместе каждый день, когда Ричард будет на машине.
   — Около пяти часов или где-то так. Он будет отправляться около одиннадцати каждое утро и оставаться до пяти вечера. После он будет еще час или два довольно слаб. В течение той недели он вообще не будет возвращаться домой. У него будет совершенно определенный распорядок дня. Надеюсь, что Психомех вымотает его эмоционально и физически, хотя он и предсказывает, что неприятностей не будет. Распорядок будет таким: машина, сон, еда и питье. Немного занятий, снова машина, и так далее.
   — А что это за неприятности, — спросила она.
   — Это то, для чего Психомех и создан, глупышка: лечить неврозы и психозы. Ричард не верит, что они у него есть, но можешь мне поверить, они есть. Лечение будет довольно напряженным для него. Если он прячет их, Психомеху придется копать гораздо глубже, вот и все. Но впоследствии... — он пожал плечами. — Он станет лучше.
   — И пока он будет на машине, ты, правда, все время будешь со мной?
   — О, да, — он притянул ее к себе. — Сам процесс автоматизирован. Мне придется только иногда проверять состояние пациента. Все остальное время будет наше.
   — И после ты станешь богаче на полмиллиона! — она прижалась ближе к его теплому крепкому телу.
   — Это только начало, — ответил он. — Если все пойдет, как надо, Психомех скоро принесет намного больше денег. “Миллер Микрос” построит больше машин, и, конечно, я потребую контроля за этим патентом. И тогда, возможно, мы позволим Ричарду узнать все о нас.
   — Тогда он разведется со мной.
   Вятт нежно оттолкнул ее на расстояние вытянутой руки и залюбовался ею. Она была так красива, что он понял: она должна принадлежать только ему. Сейчас он в первый раз в жизни был искренен и сильно влюблен. И все-таки он нахмурился.
   — Что-нибудь не так? — ее голос вдруг наполнился беспокойством.
   — Да, — ответил он, — кое-что не так. Все не так легко, как кажется, Терри. Если Ричард будет против...
   — Ты хочешь сказать, против развода? Тогда я просто уйду с тобой.
   — Но ты говорила, что он любит тебя.
   — Да, любит, так же, как и всех других. Я уверена в этом. Я не особенно нужна ему. Но я необходима тебе, а ты мне.
   — Да, я знаю, — терпеливо кивнул Вятт, — но это не остановит его: он заберет у меня все до последнего пенни, и тогда мы вернемся туда, откуда начали. С другой стороны...
   Что-то, что он сказал ей минуту назад, застряло у него в памяти.
   — Но ты сказал, — она застыла в его объятьях, — что Психомех стопроцентно безопасен!
   Он попытался расслабиться и улыбнуться, но улыбка получилась немного натянутой.
   — Видишь ли, Психомех все еще находится на стадии испытания. То есть, я имею в виду, что вряд ли можно знать все наверняка с такой машиной. Ричард будет чем-то вроде морской свинки. Вот почему я настоял, чтобы он подписал бумагу, освобождающую меня от ответственности. Мы оформим ее завтра у вас.
   — Боже, да, он упоминал об этом! Это так ужасно — увидеть тебя и не обнять.
   — Я понимаю, — он приласкал ее, — ., но теперь хотя бы нет этой чертовой собаки.
   — И Кениха, — она кивнула. — Он такой наблюдательный, этот немец.
   — Да, кажется, путь для нас теперь свободен, — он снова помолчал и вдруг прижал ее к себе так, что она не могла больше видеть его глаза. — Но если бы что-нибудь все-таки пошло не так.., я имею в виду, если бы он действительно умер на этой машине...
   Он почувствовал, как ее тело напряглось, а затем медленно расслабилось.
   — Насколько мне известно, я — единственная наследница Ричарда, — сказала она, откинувшись назад, и посмотрела на него в упор.
   — Ты стала бы невероятно богатой женщиной, — ответил он.
   Терри подтащила его ближе и спрятала лицо у него на груди, чувствуя, как он возбуждается.
   — Но все пойдет, как надо.., так ведь? — она ввела его в свое тело, ее бедра нежно завращались.
   — Конечно, — ответил он, с удовольствием отмечая, что они снова начали заниматься любовью. — И не беспокойся о нас, Терри. Все будет хорошо. А если нет...

* * *

   В одиннадцать утра в воскресенье шестого июня Гаррисон, одетый в халат с короткими рукавами, подошел к машине. Как только его сознание выскользнуло и Психомех подхватил его, Вятт вышел из машинной комнаты, и через полчаса Терри уже была с ним. Во всем доме их было только трое. Или, вернее, четверо, — если считать Психомеха.
   В одиннадцать утра в собачьем питомнике Сюзи, огромный черный доберман, так пронзительно визжала и выла, — ее визг звучал совсем по-человечески, — что смотрителю в защитном костюме пришлось зайти к ней в клетку и сделать успокаивающий укол. Но Сюзи была способной ученицей. Она не будет визжать снова, — это не входило в ее планы, — ив следующий раз успокоительного не будет.
   В одиннадцать утра в гамбургском отеле Вилли Кених судорожно дернулся в постели и уронил свою сигару “Кейл”. Голая проститутка, которая была с ним, ошибочно приписала этот приступ тому, что он снова возбудился, и протянула к нему руку, но, дело было не в том. Затем она аккуратно подняла сигару в пластиковом мундштуке и поместила обратно между его губ.
   — Что-нибудь случилось, Вилли? Что-нибудь не так? — спросила она. — Ты словно здесь и не здесь.
   На мгновение он молча уставился в потолок, затем посмотрел на наручные часы.
   — Да, я не здесь. В Англии сейчас ровно одиннадцать утра.
   — И что?
   — Я должен быть там, вот и все.
   — О, Вилли! — надула губы она, вытащила из его рта сигару и наклонилась, чтобы заменить ее своим левым соском. — Но разве здесь не лучше?
   — На самом деле у меня нет выбора, — он с усилием усмехнулся. — Конечно, ты — конфетка, Ханнелоре, — сказал Кених, чувствуя подъем желания и возбуждаясь. — Посиди на мне.
   Счастливая, она согласилась...

Глава 14

   Двенадцать двадцать утра.