Страница:
Тогда мне казалось, что лучший способ попутешествовать по свету поступить на службу к крестоносцам. Однако все мои мечты об активной деятельности оказались тщетными. Венецианцы и франки уже поделили награбленное в городе добро и продолжали воевать между собой за добычу. Но вскоре их спорам пришел конец. Венецианский дож и Бонифаций Монферратский, стоявший во главе похода, приняли решение зимовать в Заре.
Первоначально целью Четвертого крестового похода было уничтожение мусульман. Но многие крестоносцы считали, что Византия предала интересы всех христиан, всего Священного мира. А тут вдруг Константинополь оказался едва ли не у них в руках, в пределах досягаемости мстительных и жестоких крестоносцев. Более того, Константинополь был очень богатым городом - невероятно богатым! Безумно богатым! Перспектива захвата такой фантастически щедрой добычи, как Константинополь, определила дальнейший план действий. Египет подождет - весь мир может подождать, ибо теперь целью стала столица Великой империи!
О том, что было дальше, расскажу коротко. Весной мы поплыли в Константинополь, в пути несколько раз останавливались по разным поводам и в конце июня, наконец, достигли столицы Великой империи. Полагаю, что ты знаешь историю. В течение многих лет существовали препятствия морального, религиозного и политического характера, не позволявшие подвергнуть этот город разграблению. Однако настал день, когда алчность, жажда золота и власти одержали верх. Поначалу планируемый поход против язычников в конце концов был отменен. Папа Иннокентий III, который являлся одним из организаторов крестового похода, рассердился на венецианцев за взятие Зары и порвал с ними отношения. Теперь он вновь проявлял недовольство. Однако вести в то время доходили не быстро. А для всех участников крестового похода Константинополь превратился в жемчужину и конечную цель предприятия, каждый крестоносец с вожделением ожидал захвата города. Была достигнута договоренность о дележе добычи, а потом...
В первых числах апреля 1204 года мы предприняли атаку на город. Все политические и религиозные соображения были отброшены, потому что именно ради этого штурма все мы оказались у стен Константинополя.
О, как радовалось мое пылавшее от ярости сердце! Как трепетал во мне каждый фибр души. Меня волновало не только золото, но и кровь. Я жаждал пролить реки крови, напиться крови, заполнить горячей кровью каждый сосуд своего горящего огнем тела.
А теперь послушай, с чем нам пришлось столкнуться. Во-первых, стоявшие в бухте Золотой Рог греческие корабли не позволили нам высадиться на сушу вблизи городских стен. Они дрались отчаянно, но тщетно. Однако нельзя сказать, что все их усилия пропали даром. Ужасный огонь греков заставлял гореть воду вокруг нас. Они обстреливали из катапульты наши корабли, и люди сгорали даже посреди моря. Я тоже был обожжен, мои правое плечо, грудь и спина сгорели почти до костей. Но я и раньше уже был сожжен, причем весьма опытной рукой. Простые ожоги не могли заставить меня покинуть поле боя. Напротив, они только подогрели мой пыл. Это был мой день, он наконец настал!
Возможно, тебя интересует, как же я, Вамфир, мог сражаться под палящими лучами солнца? На мне был длинный черный плащ, вроде тех, какие носят мусульманские вожди, а сделанный из кожи и железа шлем прикрывал мою голову. Кроме того, я старался во время боя держаться спиной к солнцу. А если я не дрался, поверь мне, там можно было еще много чем заняться, то вообще избегал пребывания на солнце. Увидев, как вели себя в бою мои зганы, как сражался я сам, крестоносцы испытали благоговейный трепет и страх. И если до сих пор все презирали нас, относились, как к черни, пригодной лишь на то, чтобы создавать видимость огромного войска и служить пищей для огня и вражеских мечей, то теперь франки и венецианцы стали принимать нас за демонов, за исчадие ада. Они благодарили судьбу за то, что мы деремся на их стороне. Так, во всяком случае, думал я...
Но не стану опережать события и отклоняться в сторону от моего рассказа. В стене, ограждавшей одну из частей города, была пробита брешь. Одновременно в том же районе внутри города возник пожар. Защитники пришли в смятение, среди них началась паника. И вот тогда, сломив сопротивление, мы ворвались на опустевшие улицы. Хотя там тоже пришлось повоевать, об этом не стоит даже упоминать.
В конце концов, кто противостоял нам? Сломленные и упавшие духом греки, не знавшая дисциплины армия, по большей части состоявшая из наемников, лишенная в течение многих лет достойного руководства. Там были еще отряды славян и печенегов, но они воевали лишь тогда, когда шансы на успех оставались достаточно большими и впереди ждала богатая добыча и щедрая оплата. Отряды франков не отличались сплоченностью и явно распадались на две части. Так называемая варяжская стража состояла из датчан и англичан, которые относились к своему императору Алексию III как к узурпатору, не обладавшему ни военными, ни государственными талантами. Вот почему внутри города шел не бой, а массовое убийство. Те, кто хотел избежать смерти, спасались бегством. Через несколько часов дож и другие вожди франков и венецианцев уже заняли Большой дворец.
Оттуда они рассылали приказы одуревшим от драки, насилия и грабежей крестоносцам. На три дня Константинополь был отдан им в полное распоряжение. Что бы ни сотворили победители, это не могло расцениваться как преступление. Им было позволено делать все что угодно с самой столицей, ее обитателями и их собственностью. Вы представляете себе, что мог означать такого рода приказ?
В течение девяти столетий Константинополь оставался центром христианской цивилизации, а на эти три дня он превратился в сущий ад. Венецианцы, высоко ценившие произведения искусства, тоннами тащили греческие шедевры и другие ценные вещи, сокровища, драгоценные металлы. Они унесли так много, что корабли их могли утонуть из-за перегрузки. Франки, фламандцы и другие наемники, в том числе и я со своими людьми, стремились только к разрушению. И мы до основания разрушили город!
Все, что нельзя было унести или увезти, какую бы ценность оно при этом ни представляло, уничтожалось на месте. Свое безумие мы поддерживали с помощью вина из богатых городских погребов и останавливались только затем, чтобы выпить, изнасиловать или убить кого-то, а потом вновь возвращались к грабежу и уничтожению. Никто и ничто не могло надеяться на спасение. В городе не осталось ни одной девственницы, и мало кто из них вообще сумел выжить. Если женщина была слишком старой, чтобы вонзить в нее плоть, ее пронзали сталью, и никакое существо женского пола не считалось чересчур юным. Женские монастыри захватили и разграбили, а с монахинями обошлись как с последними шлюхами. Заметь, это были христианские монахини!
Оставшимся и пытавшимся защитить свои дома мужчинам вспарывали животы и оставляли их с торчавшими наружу внутренностями умирать на улицах. Сады и площади города были усеяны трупами его жителей, главным образом женщин и детей. И в центре всего этого кошмара был я, Фаэтор Ференци, прозванный франками Черным человеком, или Черным Григором, или Венгерским дьяволом. Я был в самой гуще происходящего. Три дня я удовлетворял свои желания, и не было конца моему вожделению и жажде.
Тогда я еще не подозревал о своем близком конце - конце моей славы, моего могущества и авторитета. А он уже брезжил впереди. И все потому, что я забыл об одном из важнейших законов Вамфири: никогда не выделяйся, не показывай, что отличаешься от остальных. Следует быть сильным, но не всемогущим, похотливым, но не неутолимым сатиром, требовать уважения, но не безоговорочной преданности. А самое главное - никогда не вызывай страх у тех, кто рядом с тобой, а уж тем более у тех, кто стоит выше тебя.
Да, греческий огонь лишил меня разума, привел в неистовство, сделал до ненасытности жадным. За каждого убитого мною мужчину я брал женщину, и иногда число их доходило до тридцати днем и столько же ночью. Мои верные зганы смотрели на меня как на бога, а быть может, как на дьявола - не знаю. Но крестоносцы, в конце концов, стали бояться меня. То, что я делал, вызывало у них гораздо больший ужас, чем все совершенные ими самими убийства, изнасилования и богохульства вместе взятые.
И к тому же им крайне необходим был козел отпущения.
Не будь криков невинных младенцев, протестующих воплей верующих, всего этого ужаса, думаю, что меня все равно бы подвергли преследованиям. Так или иначе, но это произошло. Папа, пришедший в ярость после взятия Зары, поначалу был доволен вестями из Константинополя, но, услышав о творимых там зверствах, рассердился еще больше. Он "умыл руки" и полностью отгородился от крестового похода, единственной целью которого был захват христианских земель, а отнюдь не борьба против сторонников ислама. А что касается тех зверств и богохульств, которые творили крестоносцы в Константинополе и других святых местах...
Повторяю: им нужен был козел отпущения и долго искать его не пришлось. Для этой цели прекрасно подошел "жаждущий крови наемник, присоединившийся в Заре". Начальники крестоносцев издали секретный документ, согласно которому "те, кто был замечен в совершении особо жестоких деяний", не заслуживали ни славы, ни почестей, ни земель, ни наград за свое варварство. Их имена никогда не должны упоминаться людьми, и их следует навсегда вычеркнуть из всех летописей и хроник. Столь великие грешники недостойны "уважения и почтительного отношения", поскольку своими действиями "заслужили только презрение". Все это означало не просто изгнание из общества, но было равносильно смертному приговору.
Изгнание, отлучение... Я встал под знамена креста в Заре лишь затем, чтобы получить возможность отправиться в экспедицию. Сам по себе крест ничего для меня не значил. Он всего-навсего символ - не более. Но вскоре мне суждено было возненавидеть этот символ.
Я со своими зганами занимал достаточно большой по размерам дом на окраине захваченного города. Когда-то это был чей-то дворец или нечто в этом роде, но теперь он был наполнен вином, награбленной добычей и проститутками. Остальные отряды наемников, участвовавшие в крестовом походе, отдали захваченное в городе добро своим начальникам, чтобы впоследствии те разделили все согласно предварительному уговору. Но я этого не сделал, потому что нам еще не было заплачено. Возможно, в этом состояла моя ошибка. Наша добыча послужила одним из важнейших поводов к предательскому вероломству крестоносцев по отношению ко мне и моему отряду.
Они пришли ночью и тем самым совершили грубую ошибку. Я был и остался Вамфиром, и ночь была моей стихией. Свойственное всем Вамфири умение предчувствовать не подвело меня и на этот раз - я ощутил, что происходит что-то неладное. Поэтому к моменту нападения я был уже на ногах и в полной боевой готовности. Я разбудил своих людей, и они бросились на врага. Но ничто не могло спасти нас - мы были захвачены практически врасплох, и нас было намного меньше. К тому же мои люди все еще не до конца проснулись. Когда дворец загорелся, я понял, что надежды на победу нет. Даже если нам удастся справиться с теми, кто напал на нас, этот отряд представлял собой лишь небольшую часть всей армии крестоносцев. Вполне возможно, что этому отряду пришлось бороться за право убить и ограбить нас с добрым десятком других таких же отрядов. К тому же, если они и догадались, кем я был на самом деле, а судя по тому, что подожгли дворец, они догадались, мое положение можно было считать безвыходным.
Взяв с собой золото и достаточно большое количество драгоценных камней, я сбежал и исчез в темноте. По пути мне удалось захватить одного из нападавших. Это был француз, почти мальчик, и я быстро с ним покончил, поскольку времени на задержку не оставалось. Но прежде чем умереть, он успел рассказать мне обо всем. Вот почему с того самого дня я ненавижу и презираю крест, всех, кто носит его и живет под его влиянием и защитой.
Ни один из моих зганов в ту ночь не выжил и не последовал за мной, но позже я узнал, что двое были захвачены в плен для допроса. Ночью я издалека наблюдал за тем, как горит дворец. Поскольку подожгли его крестоносцы, они, вероятно, решили, что я погиб в адском пламени. Что ж, у меня не было намерения разубеждать их в этом.
Я остался совершенно один, вдалеке от дома. Но разве не собирался я посмотреть мир?
Как я уже сказал, до дома было далеко. Однако я выразился не слишком точно, если иметь в виду реальные земли и расстояния, выражаемые в милях. Где в действительности был мой дом? В Венгрию я возвратиться не мог, во всяком случае в ближайшее время. В Валахии для меня места не было, а мой старый замок в Карпатах, по ту их сторону, что обращена к Руси, разрушен. Что же мне было делать? Куда идти? Ну что ж, мир велик!
Если я стану рассказывать тебе обо всем, что со мной случилось после, это займет слишком много времени. Я всего лишь упомяну о самых главных своих делах и путешествиях. Поэтому ты должен простить меня за провалы во времени и пробелы в моем повествовании, либо тебе придется заполнить их самому.
О том, чтобы пойти на север, не могло быть и речи, равно как я не мог пойти и на запад. Шел 1204 год. Нужно ли мне напоминать о том, кто появился в Монголии всего лишь два года спустя? Конечно же, нет! Его имя было Темужин, потом он звался Чингис-хан! -Вместе с отрядом югуров я присоединился к нему и способствовал объединению разрозненных монгольских племен, помог ему подчинить их себе и создать единое государство монголов. Я проявил себя способным военачальником, и Чингис-хан относился ко мне с уважением. Почти без труда мне удалось изменить свою внешность и стать похожим на них; иными словами, я заставил свою плоть Вамфира принять иную форму. Хан, конечно же, знал, что я не монгол, но, так или иначе, я был принят в их общество. Позже к нему присоединилось множество наемников, а потому мое участие в походах уже никому не могло показаться удивительным и странным.
Вместе с ним я предпринял поход в Китай, когда ему удалось проникнуть за Великую стену. А после его смерти я стал свидетелем падения и уничтожения Китайской империи. Я перешел на службу к внуку Чингис-хана - Батыю. Я мог бы предложить свои услуги другим монгольским ханам, но Батый готовился пойти в Европу. Одно дело - вернуться туда в полном одиночестве, и совсем другое - в качестве одного из военачальников великой армии монголов.
Зимой 1237 - 1238 годов мы с быстротой молнии налетели и сокрушили многие русские княжества. В 1240 году взяли штурмом Киев и сожгли его дотла. Оттуда мы двинулись в Польшу и Венгрию. Только смерть в 1241 году великого хана Едигея спасла остальную часть Европы, поскольку возникшие споры относительно возможного успеха западной кампании привели к тому, что она была отложена.
А еще чуть позже пришло время умереть, снова умереть Ференцигу - под этим именем меня тогда все знали. Я получил разрешение отправиться на свою туманную родину, расположенную далеко на западе. Уже мой "сын" впоследствии присоединился к походу Хулагу-хана против аббасидов и других халифатов. Я принимал участие в истреблении аббасидов и присутствовал при падении Багдада в 1258 году. Однако всего лишь через два года в так называемой Святой земле мы потерпели сокрушительное поражение от мамелюков возле Эйлата. Могущество монголов пошло на убыль.
На Руси монголы "правили" до конца четырнадцатого века, но всякое "правление" предполагает мир. А мною владела ненасытная жажда войны. Я, как мог, удовлетворял ее еще в течение сорока лет, а потом расторг все договоры с монголами и отправился искать возможность для более активных действий...
Я встал на сторону ислама! Теперь я был турком, жителем Оттоманской империи. Вот оно как! Вот что значит быть наемником! Да, я сделался гази мусульманским воином, сражавшимся против неверных, и в течение следующих двух столетий вся моя жизнь была связана с безбрежными реками крови и смертью! При Баязеде Валахия превратилась в вассальное государство, и турки стали называть ее Эфлак. Я мог тогда вернуться и найти Тибора, который вместе со своими шекелами скрылся в горах Трансильвании, но я был слишком занят, участвуя в разного рода войнах. К середине пятнадцатого века судьба лишила меня благоприятных шансов. В правление Мохаммеда II границы Оттоманской империи сузились. В 1431 году император Святой Римской империи Сигизмунд наградил правителя Валахии Влада II орденом Дракона и таким образом предоставил ему право уничтожить непокорных турков. И как ты думаешь, кого избрал Влад для выполнения этой "святой" миссии? Кто стал его орудием в войне? Конечно же, Тибор!
Как ни странно, о деяниях Тибора я слушал далеко не без гордости. Он безжалостно тысячами вырезал не только врагов христиан турков, но и венгров, немцев и других последователей христианства. О, он был истинным сыном своего отца! Если бы только он не оказался столь непокорным! К несчастью для него нежелание подчиниться не было единственной ошибкой. Так же, как и я в завершении крестового похода, он не захотел вспомнить законы и предостережения Вамфири. Шекелы боготворили его, но он захотел вести себя как равный со своими сеньорами - князьями Валахии, а теми излишествами, которые он позволял себе, снискал дурную славу. Его боялись абсолютно все. Короче говоря, он стал во всех отношениях чересчур заметным человеком. А Вамфир, если он дорожит собственным долголетием, ни в коем случае не должен быть на виду.
Но Тибор потерял контроль над собой и был необузданно жесток! Влад по прозвищу Пронзающий, Раду Красивый, Мирча Монах (чье правление было столь кратким)... Все они поручали Тибору защиту Валахии и наказание ее врагов, что вполне его устраивало, доставляло ему огромное удовольствие и позволяло ощущать превосходство над другими. Воистину, Пронзающий, который в истории получил славу злодея, страдает незаслуженно. Он был жесток, но в то же время ему приписывали многие деяния Тибора Имя Тибора, так же, как и мое, навсегда вычеркнули из исторических хроник, но его жестокие поступки, вызванный ими бесконечный ужас останутся жить в веках.
Продолжу свой рассказ. Прожив довольно долгое время среди турок, я в конце концов, перестал защищать их интересы, поскольку государство распалось, как разваливаются рано или поздно все государства такого рода. Я возвратился в Валахию. Время было выбрано верно. Тибор зашел слишком далеко, и только что пришедший к власти Мирчо смертельно боялся своего воеводы, его демонического могущества. Настал момент, которого я так долго ждал.
Переправляясь через Дунай, я воспользовался одним из даров Вамфира и мысленно устремился вперед. Где теперь мои цыгане? Помнят ли они еще меня? Три столетия - срок чересчур долгий. Но вокруг стояла ночь, и я был ее властелином. Черные ветры перенесли мои мысли через всю Валахию - туда, где скрывались в ночной темноте горы. Спавшие возле своих костров цыгане услышали меня, проснулись и в недоумении уставились друг на друга. Легенду обо мне они слышали от своих дедов, а те - от своих, утверждавших, что придет день, когда я вернусь.
В 1206 году двое зганов - те, что сопровождали меня в крестовом походе и были взяты в плен для допроса в ночь предательского нападения, вернулись домой, потому что им сохранили жизнь. Именно они способствовали возникновению и дальнейшему сохранению в памяти зганов полной благоговейного страха и почтения легенды. И вот я вернулся, и отнюдь не как мифологический персонаж.
- Отец, что нам следует делать? - прошептали они в темноту ночи. - Должны ли мы прийти и встретить вас, наш господин?
- Нет, - издалека ответил я им, но мой ответ отчетливо донесся до них через леса, поля и реки. - Я должен завершить еще одно дело, но сделаю это сам. Отправляйтесь в Южные Карпаты и приведите в порядок мой дом, с тем чтобы я мог там жить, после того как покончу со всеми делами.
И я был уверен, что они выполнят мое распоряжение.
После этого.., я направился к Мирче в Тарговиште. Тибор находился в походе недалеко от границы с Венгрией. Я показал князю живую плоть вампира, взятую мною из собственного тела, но при этом сказал, что плоть принадлежит Тибору. Увидев, однако, что князь вот-вот потеряет сознание, я сжег ее, тем самым продемонстрировав ему один из путей уничтожения вампира. Я поведал ему и о других необходимых мерах - о деревянном коле и обезглавливании. Потом я поинтересовался у князя причиной столь долгой жизни его воеводы, спросил, не кажется ли ему весьма странным, что Тибору, должно быть, никак не менее трехсот лет. Нет, ответил он, поскольку это не один и тот же человек - их было несколько. Все они являлись частью одной и той же легенды, все носили одно и то же имя - Тибор, все воевали под одним и тем же знаменем с изображением дракона, летучей мыши и дьявола.
В ответ я лишь рассмеялся ему в лицо. Что за глупости? Я лично изучал русские летописи и точно знаю, что именно этот человек, тот же самый и никакой другой, триста лет назад был боярином в Киеве. Вот тогда-то и возникли слухи о том, что он вампир. И тот факт, что он до сих пор жив, лишь подтверждает эти слухи. Он всегда был властолюбивым вампиром, а теперь, похоже, мечтает стать властелином Валахии и занять княжеский трон!
Князь поинтересовался, имеются ли у меня веские доказательства для столь серьезных обвинений?
На это я ответил, что доказательством служит плоть вампира, которую он видел своими глазами.
- Но это может быть отвратительной плотью любого другого вампира! возразил он.
Тогда я сказал, что посвятил всю свою жизнь выслеживанию и уничтожению вампиров, что убивал их везде, где только мог обнаружить. В поисках этих существ я побывал в Китае, Монголии, Турции, России. В доказательство я произнес несколько фраз на разных языках. Однажды, когда Тибора ранили в бою, мне удалось проникнуть к нему и раздобыть крошечный кусочек плоти вампира, который затем вырос и превратился в то, что видел только что князь. Какие еще нужны доказательства?
Никаких, ответил князь, поскольку до него тоже доходили странные слухи, у него тоже возникли некоторые сомнения и подозрения...
Князь и раньше опасался Тибора, а после того, что я ему рассказал, заметь, все сказанное мной было правдой, за исключением разве что предполагаемых намерений и амбиций Тибора, - его опасения переросли в безграничный страх. Разве он мог и дальше иметь дело с подобным чудовищем? Как же ему быть?
Я подсказал ему, как следует поступить. Он должен послать за Тибором и призвать к себе под любым предлогом - ну, например, затем чтобы оказать ему великие почести. Да, это вполне подходящий предлог. Вампиры очень тщеславны, и их можно обмануть с помощью лести, если умно все продумать и действовать осторожно. Мирча может сказать Тибору, что хочет назначить его главным воеводой всей Валахии, вторым по значимости человеком после князя.
- Но он и без того обладает достаточно большой властью!
- Тогда скажите ему, что будет рассмотрен вопрос о наследовании им княжеского трона.
- Что?! - вскричал князь, но потом глубоко задумался. - Я должен посоветоваться.
- Смешно и глупо, - настаивал на своем я. - У него могут быть верные люди среди ваших советников. Ведь вам хорошо известно могущество вампиров!
- Продолжай...
- Когда он придет, я буду здесь. Следует непременно сказать ему, чтобы он возвратился один, оставив свой отряд на венгерской границе для дальнейшего патрулирования и борьбы с врагами. Позже можно будет отправить им приказ и передать отряд под командование менее высокопоставленных военачальников, которые, однако, заслуживают доверия. Вы должны принять его один и непременно ночью.
- Один? Ночью? - Мирча Монах был ужасно испуган.
- Вы выпьете вместе с ним. Я дам вам вино, которым его можно будет опоить. Однако он очень силен, и никакое количество выпитого вина не способно убить его. Оно даже не лишит его сознания. Но тем не менее оно притупит его чувства, сделает его тупым и неповоротливым, опьянит. Я в это время буду под рукой вместе с четырьмя-пятью наиболее преданными вам и надежными охранниками. Мы скроем его, раздетого, в каком-нибудь вами указанном месте. Это должно быть особое место, лучше всего в одном из дворцовых парков. Когда взойдет солнце, вы сможете сами убедиться, что ваш пленник - вампир. Солнечные лучи опалят его тело, и это станет для него настоящей пыткой. Но само по себе это не послужит убедительным доказательством. А мы прежде всего обязаны быть уверенными в том, что наши подозрения справедливы. Он будет связан, и если вы заставите его открыть рот, то увидите, что внутри шевелится змеиный язык. О князь! Вы увидите раздвоенный, красный от крови язык вампира!
Следует немедленно воткнуть ему в сердце крепкий деревянный кол и таким образом практически лишить его способности двигаться. Потом, не вынимая кола, нужно положить его в гроб и перенести куда-нибудь в отдаленное, безлюдное место. Он будет погребен там, где никто и никогда не сможет найти его. Могила его отныне и навсегда должна стать запретным для людей местом.
- И это поможет избавиться от него? Я заверил князя, что мой план обязательно сработает, и оказался прав. Все произошло именно так, как я и предсказывал.
От Тарговиште до крестообразных холмов около ста миль. Тибора отвезли туда. Всю дорогу нас сопровождали священники, они постоянно звенели колокольчиками, отгоняя бесов, и в конце концов мне едва не стало плохо из-за них. На мне было обычное длинное одеяние монаха с поднятым капюшоном. Никто не видел моего лица, за исключением Мирчи и нескольких придворных князя, но всех их я в определенной степени зачаровал, или, как вы выражаетесь, загипнотизировал.
Первоначально целью Четвертого крестового похода было уничтожение мусульман. Но многие крестоносцы считали, что Византия предала интересы всех христиан, всего Священного мира. А тут вдруг Константинополь оказался едва ли не у них в руках, в пределах досягаемости мстительных и жестоких крестоносцев. Более того, Константинополь был очень богатым городом - невероятно богатым! Безумно богатым! Перспектива захвата такой фантастически щедрой добычи, как Константинополь, определила дальнейший план действий. Египет подождет - весь мир может подождать, ибо теперь целью стала столица Великой империи!
О том, что было дальше, расскажу коротко. Весной мы поплыли в Константинополь, в пути несколько раз останавливались по разным поводам и в конце июня, наконец, достигли столицы Великой империи. Полагаю, что ты знаешь историю. В течение многих лет существовали препятствия морального, религиозного и политического характера, не позволявшие подвергнуть этот город разграблению. Однако настал день, когда алчность, жажда золота и власти одержали верх. Поначалу планируемый поход против язычников в конце концов был отменен. Папа Иннокентий III, который являлся одним из организаторов крестового похода, рассердился на венецианцев за взятие Зары и порвал с ними отношения. Теперь он вновь проявлял недовольство. Однако вести в то время доходили не быстро. А для всех участников крестового похода Константинополь превратился в жемчужину и конечную цель предприятия, каждый крестоносец с вожделением ожидал захвата города. Была достигнута договоренность о дележе добычи, а потом...
В первых числах апреля 1204 года мы предприняли атаку на город. Все политические и религиозные соображения были отброшены, потому что именно ради этого штурма все мы оказались у стен Константинополя.
О, как радовалось мое пылавшее от ярости сердце! Как трепетал во мне каждый фибр души. Меня волновало не только золото, но и кровь. Я жаждал пролить реки крови, напиться крови, заполнить горячей кровью каждый сосуд своего горящего огнем тела.
А теперь послушай, с чем нам пришлось столкнуться. Во-первых, стоявшие в бухте Золотой Рог греческие корабли не позволили нам высадиться на сушу вблизи городских стен. Они дрались отчаянно, но тщетно. Однако нельзя сказать, что все их усилия пропали даром. Ужасный огонь греков заставлял гореть воду вокруг нас. Они обстреливали из катапульты наши корабли, и люди сгорали даже посреди моря. Я тоже был обожжен, мои правое плечо, грудь и спина сгорели почти до костей. Но я и раньше уже был сожжен, причем весьма опытной рукой. Простые ожоги не могли заставить меня покинуть поле боя. Напротив, они только подогрели мой пыл. Это был мой день, он наконец настал!
Возможно, тебя интересует, как же я, Вамфир, мог сражаться под палящими лучами солнца? На мне был длинный черный плащ, вроде тех, какие носят мусульманские вожди, а сделанный из кожи и железа шлем прикрывал мою голову. Кроме того, я старался во время боя держаться спиной к солнцу. А если я не дрался, поверь мне, там можно было еще много чем заняться, то вообще избегал пребывания на солнце. Увидев, как вели себя в бою мои зганы, как сражался я сам, крестоносцы испытали благоговейный трепет и страх. И если до сих пор все презирали нас, относились, как к черни, пригодной лишь на то, чтобы создавать видимость огромного войска и служить пищей для огня и вражеских мечей, то теперь франки и венецианцы стали принимать нас за демонов, за исчадие ада. Они благодарили судьбу за то, что мы деремся на их стороне. Так, во всяком случае, думал я...
Но не стану опережать события и отклоняться в сторону от моего рассказа. В стене, ограждавшей одну из частей города, была пробита брешь. Одновременно в том же районе внутри города возник пожар. Защитники пришли в смятение, среди них началась паника. И вот тогда, сломив сопротивление, мы ворвались на опустевшие улицы. Хотя там тоже пришлось повоевать, об этом не стоит даже упоминать.
В конце концов, кто противостоял нам? Сломленные и упавшие духом греки, не знавшая дисциплины армия, по большей части состоявшая из наемников, лишенная в течение многих лет достойного руководства. Там были еще отряды славян и печенегов, но они воевали лишь тогда, когда шансы на успех оставались достаточно большими и впереди ждала богатая добыча и щедрая оплата. Отряды франков не отличались сплоченностью и явно распадались на две части. Так называемая варяжская стража состояла из датчан и англичан, которые относились к своему императору Алексию III как к узурпатору, не обладавшему ни военными, ни государственными талантами. Вот почему внутри города шел не бой, а массовое убийство. Те, кто хотел избежать смерти, спасались бегством. Через несколько часов дож и другие вожди франков и венецианцев уже заняли Большой дворец.
Оттуда они рассылали приказы одуревшим от драки, насилия и грабежей крестоносцам. На три дня Константинополь был отдан им в полное распоряжение. Что бы ни сотворили победители, это не могло расцениваться как преступление. Им было позволено делать все что угодно с самой столицей, ее обитателями и их собственностью. Вы представляете себе, что мог означать такого рода приказ?
В течение девяти столетий Константинополь оставался центром христианской цивилизации, а на эти три дня он превратился в сущий ад. Венецианцы, высоко ценившие произведения искусства, тоннами тащили греческие шедевры и другие ценные вещи, сокровища, драгоценные металлы. Они унесли так много, что корабли их могли утонуть из-за перегрузки. Франки, фламандцы и другие наемники, в том числе и я со своими людьми, стремились только к разрушению. И мы до основания разрушили город!
Все, что нельзя было унести или увезти, какую бы ценность оно при этом ни представляло, уничтожалось на месте. Свое безумие мы поддерживали с помощью вина из богатых городских погребов и останавливались только затем, чтобы выпить, изнасиловать или убить кого-то, а потом вновь возвращались к грабежу и уничтожению. Никто и ничто не могло надеяться на спасение. В городе не осталось ни одной девственницы, и мало кто из них вообще сумел выжить. Если женщина была слишком старой, чтобы вонзить в нее плоть, ее пронзали сталью, и никакое существо женского пола не считалось чересчур юным. Женские монастыри захватили и разграбили, а с монахинями обошлись как с последними шлюхами. Заметь, это были христианские монахини!
Оставшимся и пытавшимся защитить свои дома мужчинам вспарывали животы и оставляли их с торчавшими наружу внутренностями умирать на улицах. Сады и площади города были усеяны трупами его жителей, главным образом женщин и детей. И в центре всего этого кошмара был я, Фаэтор Ференци, прозванный франками Черным человеком, или Черным Григором, или Венгерским дьяволом. Я был в самой гуще происходящего. Три дня я удовлетворял свои желания, и не было конца моему вожделению и жажде.
Тогда я еще не подозревал о своем близком конце - конце моей славы, моего могущества и авторитета. А он уже брезжил впереди. И все потому, что я забыл об одном из важнейших законов Вамфири: никогда не выделяйся, не показывай, что отличаешься от остальных. Следует быть сильным, но не всемогущим, похотливым, но не неутолимым сатиром, требовать уважения, но не безоговорочной преданности. А самое главное - никогда не вызывай страх у тех, кто рядом с тобой, а уж тем более у тех, кто стоит выше тебя.
Да, греческий огонь лишил меня разума, привел в неистовство, сделал до ненасытности жадным. За каждого убитого мною мужчину я брал женщину, и иногда число их доходило до тридцати днем и столько же ночью. Мои верные зганы смотрели на меня как на бога, а быть может, как на дьявола - не знаю. Но крестоносцы, в конце концов, стали бояться меня. То, что я делал, вызывало у них гораздо больший ужас, чем все совершенные ими самими убийства, изнасилования и богохульства вместе взятые.
И к тому же им крайне необходим был козел отпущения.
Не будь криков невинных младенцев, протестующих воплей верующих, всего этого ужаса, думаю, что меня все равно бы подвергли преследованиям. Так или иначе, но это произошло. Папа, пришедший в ярость после взятия Зары, поначалу был доволен вестями из Константинополя, но, услышав о творимых там зверствах, рассердился еще больше. Он "умыл руки" и полностью отгородился от крестового похода, единственной целью которого был захват христианских земель, а отнюдь не борьба против сторонников ислама. А что касается тех зверств и богохульств, которые творили крестоносцы в Константинополе и других святых местах...
Повторяю: им нужен был козел отпущения и долго искать его не пришлось. Для этой цели прекрасно подошел "жаждущий крови наемник, присоединившийся в Заре". Начальники крестоносцев издали секретный документ, согласно которому "те, кто был замечен в совершении особо жестоких деяний", не заслуживали ни славы, ни почестей, ни земель, ни наград за свое варварство. Их имена никогда не должны упоминаться людьми, и их следует навсегда вычеркнуть из всех летописей и хроник. Столь великие грешники недостойны "уважения и почтительного отношения", поскольку своими действиями "заслужили только презрение". Все это означало не просто изгнание из общества, но было равносильно смертному приговору.
Изгнание, отлучение... Я встал под знамена креста в Заре лишь затем, чтобы получить возможность отправиться в экспедицию. Сам по себе крест ничего для меня не значил. Он всего-навсего символ - не более. Но вскоре мне суждено было возненавидеть этот символ.
Я со своими зганами занимал достаточно большой по размерам дом на окраине захваченного города. Когда-то это был чей-то дворец или нечто в этом роде, но теперь он был наполнен вином, награбленной добычей и проститутками. Остальные отряды наемников, участвовавшие в крестовом походе, отдали захваченное в городе добро своим начальникам, чтобы впоследствии те разделили все согласно предварительному уговору. Но я этого не сделал, потому что нам еще не было заплачено. Возможно, в этом состояла моя ошибка. Наша добыча послужила одним из важнейших поводов к предательскому вероломству крестоносцев по отношению ко мне и моему отряду.
Они пришли ночью и тем самым совершили грубую ошибку. Я был и остался Вамфиром, и ночь была моей стихией. Свойственное всем Вамфири умение предчувствовать не подвело меня и на этот раз - я ощутил, что происходит что-то неладное. Поэтому к моменту нападения я был уже на ногах и в полной боевой готовности. Я разбудил своих людей, и они бросились на врага. Но ничто не могло спасти нас - мы были захвачены практически врасплох, и нас было намного меньше. К тому же мои люди все еще не до конца проснулись. Когда дворец загорелся, я понял, что надежды на победу нет. Даже если нам удастся справиться с теми, кто напал на нас, этот отряд представлял собой лишь небольшую часть всей армии крестоносцев. Вполне возможно, что этому отряду пришлось бороться за право убить и ограбить нас с добрым десятком других таких же отрядов. К тому же, если они и догадались, кем я был на самом деле, а судя по тому, что подожгли дворец, они догадались, мое положение можно было считать безвыходным.
Взяв с собой золото и достаточно большое количество драгоценных камней, я сбежал и исчез в темноте. По пути мне удалось захватить одного из нападавших. Это был француз, почти мальчик, и я быстро с ним покончил, поскольку времени на задержку не оставалось. Но прежде чем умереть, он успел рассказать мне обо всем. Вот почему с того самого дня я ненавижу и презираю крест, всех, кто носит его и живет под его влиянием и защитой.
Ни один из моих зганов в ту ночь не выжил и не последовал за мной, но позже я узнал, что двое были захвачены в плен для допроса. Ночью я издалека наблюдал за тем, как горит дворец. Поскольку подожгли его крестоносцы, они, вероятно, решили, что я погиб в адском пламени. Что ж, у меня не было намерения разубеждать их в этом.
Я остался совершенно один, вдалеке от дома. Но разве не собирался я посмотреть мир?
Как я уже сказал, до дома было далеко. Однако я выразился не слишком точно, если иметь в виду реальные земли и расстояния, выражаемые в милях. Где в действительности был мой дом? В Венгрию я возвратиться не мог, во всяком случае в ближайшее время. В Валахии для меня места не было, а мой старый замок в Карпатах, по ту их сторону, что обращена к Руси, разрушен. Что же мне было делать? Куда идти? Ну что ж, мир велик!
Если я стану рассказывать тебе обо всем, что со мной случилось после, это займет слишком много времени. Я всего лишь упомяну о самых главных своих делах и путешествиях. Поэтому ты должен простить меня за провалы во времени и пробелы в моем повествовании, либо тебе придется заполнить их самому.
О том, чтобы пойти на север, не могло быть и речи, равно как я не мог пойти и на запад. Шел 1204 год. Нужно ли мне напоминать о том, кто появился в Монголии всего лишь два года спустя? Конечно же, нет! Его имя было Темужин, потом он звался Чингис-хан! -Вместе с отрядом югуров я присоединился к нему и способствовал объединению разрозненных монгольских племен, помог ему подчинить их себе и создать единое государство монголов. Я проявил себя способным военачальником, и Чингис-хан относился ко мне с уважением. Почти без труда мне удалось изменить свою внешность и стать похожим на них; иными словами, я заставил свою плоть Вамфира принять иную форму. Хан, конечно же, знал, что я не монгол, но, так или иначе, я был принят в их общество. Позже к нему присоединилось множество наемников, а потому мое участие в походах уже никому не могло показаться удивительным и странным.
Вместе с ним я предпринял поход в Китай, когда ему удалось проникнуть за Великую стену. А после его смерти я стал свидетелем падения и уничтожения Китайской империи. Я перешел на службу к внуку Чингис-хана - Батыю. Я мог бы предложить свои услуги другим монгольским ханам, но Батый готовился пойти в Европу. Одно дело - вернуться туда в полном одиночестве, и совсем другое - в качестве одного из военачальников великой армии монголов.
Зимой 1237 - 1238 годов мы с быстротой молнии налетели и сокрушили многие русские княжества. В 1240 году взяли штурмом Киев и сожгли его дотла. Оттуда мы двинулись в Польшу и Венгрию. Только смерть в 1241 году великого хана Едигея спасла остальную часть Европы, поскольку возникшие споры относительно возможного успеха западной кампании привели к тому, что она была отложена.
А еще чуть позже пришло время умереть, снова умереть Ференцигу - под этим именем меня тогда все знали. Я получил разрешение отправиться на свою туманную родину, расположенную далеко на западе. Уже мой "сын" впоследствии присоединился к походу Хулагу-хана против аббасидов и других халифатов. Я принимал участие в истреблении аббасидов и присутствовал при падении Багдада в 1258 году. Однако всего лишь через два года в так называемой Святой земле мы потерпели сокрушительное поражение от мамелюков возле Эйлата. Могущество монголов пошло на убыль.
На Руси монголы "правили" до конца четырнадцатого века, но всякое "правление" предполагает мир. А мною владела ненасытная жажда войны. Я, как мог, удовлетворял ее еще в течение сорока лет, а потом расторг все договоры с монголами и отправился искать возможность для более активных действий...
Я встал на сторону ислама! Теперь я был турком, жителем Оттоманской империи. Вот оно как! Вот что значит быть наемником! Да, я сделался гази мусульманским воином, сражавшимся против неверных, и в течение следующих двух столетий вся моя жизнь была связана с безбрежными реками крови и смертью! При Баязеде Валахия превратилась в вассальное государство, и турки стали называть ее Эфлак. Я мог тогда вернуться и найти Тибора, который вместе со своими шекелами скрылся в горах Трансильвании, но я был слишком занят, участвуя в разного рода войнах. К середине пятнадцатого века судьба лишила меня благоприятных шансов. В правление Мохаммеда II границы Оттоманской империи сузились. В 1431 году император Святой Римской империи Сигизмунд наградил правителя Валахии Влада II орденом Дракона и таким образом предоставил ему право уничтожить непокорных турков. И как ты думаешь, кого избрал Влад для выполнения этой "святой" миссии? Кто стал его орудием в войне? Конечно же, Тибор!
Как ни странно, о деяниях Тибора я слушал далеко не без гордости. Он безжалостно тысячами вырезал не только врагов христиан турков, но и венгров, немцев и других последователей христианства. О, он был истинным сыном своего отца! Если бы только он не оказался столь непокорным! К несчастью для него нежелание подчиниться не было единственной ошибкой. Так же, как и я в завершении крестового похода, он не захотел вспомнить законы и предостережения Вамфири. Шекелы боготворили его, но он захотел вести себя как равный со своими сеньорами - князьями Валахии, а теми излишествами, которые он позволял себе, снискал дурную славу. Его боялись абсолютно все. Короче говоря, он стал во всех отношениях чересчур заметным человеком. А Вамфир, если он дорожит собственным долголетием, ни в коем случае не должен быть на виду.
Но Тибор потерял контроль над собой и был необузданно жесток! Влад по прозвищу Пронзающий, Раду Красивый, Мирча Монах (чье правление было столь кратким)... Все они поручали Тибору защиту Валахии и наказание ее врагов, что вполне его устраивало, доставляло ему огромное удовольствие и позволяло ощущать превосходство над другими. Воистину, Пронзающий, который в истории получил славу злодея, страдает незаслуженно. Он был жесток, но в то же время ему приписывали многие деяния Тибора Имя Тибора, так же, как и мое, навсегда вычеркнули из исторических хроник, но его жестокие поступки, вызванный ими бесконечный ужас останутся жить в веках.
Продолжу свой рассказ. Прожив довольно долгое время среди турок, я в конце концов, перестал защищать их интересы, поскольку государство распалось, как разваливаются рано или поздно все государства такого рода. Я возвратился в Валахию. Время было выбрано верно. Тибор зашел слишком далеко, и только что пришедший к власти Мирчо смертельно боялся своего воеводы, его демонического могущества. Настал момент, которого я так долго ждал.
Переправляясь через Дунай, я воспользовался одним из даров Вамфира и мысленно устремился вперед. Где теперь мои цыгане? Помнят ли они еще меня? Три столетия - срок чересчур долгий. Но вокруг стояла ночь, и я был ее властелином. Черные ветры перенесли мои мысли через всю Валахию - туда, где скрывались в ночной темноте горы. Спавшие возле своих костров цыгане услышали меня, проснулись и в недоумении уставились друг на друга. Легенду обо мне они слышали от своих дедов, а те - от своих, утверждавших, что придет день, когда я вернусь.
В 1206 году двое зганов - те, что сопровождали меня в крестовом походе и были взяты в плен для допроса в ночь предательского нападения, вернулись домой, потому что им сохранили жизнь. Именно они способствовали возникновению и дальнейшему сохранению в памяти зганов полной благоговейного страха и почтения легенды. И вот я вернулся, и отнюдь не как мифологический персонаж.
- Отец, что нам следует делать? - прошептали они в темноту ночи. - Должны ли мы прийти и встретить вас, наш господин?
- Нет, - издалека ответил я им, но мой ответ отчетливо донесся до них через леса, поля и реки. - Я должен завершить еще одно дело, но сделаю это сам. Отправляйтесь в Южные Карпаты и приведите в порядок мой дом, с тем чтобы я мог там жить, после того как покончу со всеми делами.
И я был уверен, что они выполнят мое распоряжение.
После этого.., я направился к Мирче в Тарговиште. Тибор находился в походе недалеко от границы с Венгрией. Я показал князю живую плоть вампира, взятую мною из собственного тела, но при этом сказал, что плоть принадлежит Тибору. Увидев, однако, что князь вот-вот потеряет сознание, я сжег ее, тем самым продемонстрировав ему один из путей уничтожения вампира. Я поведал ему и о других необходимых мерах - о деревянном коле и обезглавливании. Потом я поинтересовался у князя причиной столь долгой жизни его воеводы, спросил, не кажется ли ему весьма странным, что Тибору, должно быть, никак не менее трехсот лет. Нет, ответил он, поскольку это не один и тот же человек - их было несколько. Все они являлись частью одной и той же легенды, все носили одно и то же имя - Тибор, все воевали под одним и тем же знаменем с изображением дракона, летучей мыши и дьявола.
В ответ я лишь рассмеялся ему в лицо. Что за глупости? Я лично изучал русские летописи и точно знаю, что именно этот человек, тот же самый и никакой другой, триста лет назад был боярином в Киеве. Вот тогда-то и возникли слухи о том, что он вампир. И тот факт, что он до сих пор жив, лишь подтверждает эти слухи. Он всегда был властолюбивым вампиром, а теперь, похоже, мечтает стать властелином Валахии и занять княжеский трон!
Князь поинтересовался, имеются ли у меня веские доказательства для столь серьезных обвинений?
На это я ответил, что доказательством служит плоть вампира, которую он видел своими глазами.
- Но это может быть отвратительной плотью любого другого вампира! возразил он.
Тогда я сказал, что посвятил всю свою жизнь выслеживанию и уничтожению вампиров, что убивал их везде, где только мог обнаружить. В поисках этих существ я побывал в Китае, Монголии, Турции, России. В доказательство я произнес несколько фраз на разных языках. Однажды, когда Тибора ранили в бою, мне удалось проникнуть к нему и раздобыть крошечный кусочек плоти вампира, который затем вырос и превратился в то, что видел только что князь. Какие еще нужны доказательства?
Никаких, ответил князь, поскольку до него тоже доходили странные слухи, у него тоже возникли некоторые сомнения и подозрения...
Князь и раньше опасался Тибора, а после того, что я ему рассказал, заметь, все сказанное мной было правдой, за исключением разве что предполагаемых намерений и амбиций Тибора, - его опасения переросли в безграничный страх. Разве он мог и дальше иметь дело с подобным чудовищем? Как же ему быть?
Я подсказал ему, как следует поступить. Он должен послать за Тибором и призвать к себе под любым предлогом - ну, например, затем чтобы оказать ему великие почести. Да, это вполне подходящий предлог. Вампиры очень тщеславны, и их можно обмануть с помощью лести, если умно все продумать и действовать осторожно. Мирча может сказать Тибору, что хочет назначить его главным воеводой всей Валахии, вторым по значимости человеком после князя.
- Но он и без того обладает достаточно большой властью!
- Тогда скажите ему, что будет рассмотрен вопрос о наследовании им княжеского трона.
- Что?! - вскричал князь, но потом глубоко задумался. - Я должен посоветоваться.
- Смешно и глупо, - настаивал на своем я. - У него могут быть верные люди среди ваших советников. Ведь вам хорошо известно могущество вампиров!
- Продолжай...
- Когда он придет, я буду здесь. Следует непременно сказать ему, чтобы он возвратился один, оставив свой отряд на венгерской границе для дальнейшего патрулирования и борьбы с врагами. Позже можно будет отправить им приказ и передать отряд под командование менее высокопоставленных военачальников, которые, однако, заслуживают доверия. Вы должны принять его один и непременно ночью.
- Один? Ночью? - Мирча Монах был ужасно испуган.
- Вы выпьете вместе с ним. Я дам вам вино, которым его можно будет опоить. Однако он очень силен, и никакое количество выпитого вина не способно убить его. Оно даже не лишит его сознания. Но тем не менее оно притупит его чувства, сделает его тупым и неповоротливым, опьянит. Я в это время буду под рукой вместе с четырьмя-пятью наиболее преданными вам и надежными охранниками. Мы скроем его, раздетого, в каком-нибудь вами указанном месте. Это должно быть особое место, лучше всего в одном из дворцовых парков. Когда взойдет солнце, вы сможете сами убедиться, что ваш пленник - вампир. Солнечные лучи опалят его тело, и это станет для него настоящей пыткой. Но само по себе это не послужит убедительным доказательством. А мы прежде всего обязаны быть уверенными в том, что наши подозрения справедливы. Он будет связан, и если вы заставите его открыть рот, то увидите, что внутри шевелится змеиный язык. О князь! Вы увидите раздвоенный, красный от крови язык вампира!
Следует немедленно воткнуть ему в сердце крепкий деревянный кол и таким образом практически лишить его способности двигаться. Потом, не вынимая кола, нужно положить его в гроб и перенести куда-нибудь в отдаленное, безлюдное место. Он будет погребен там, где никто и никогда не сможет найти его. Могила его отныне и навсегда должна стать запретным для людей местом.
- И это поможет избавиться от него? Я заверил князя, что мой план обязательно сработает, и оказался прав. Все произошло именно так, как я и предсказывал.
От Тарговиште до крестообразных холмов около ста миль. Тибора отвезли туда. Всю дорогу нас сопровождали священники, они постоянно звенели колокольчиками, отгоняя бесов, и в конце концов мне едва не стало плохо из-за них. На мне было обычное длинное одеяние монаха с поднятым капюшоном. Никто не видел моего лица, за исключением Мирчи и нескольких придворных князя, но всех их я в определенной степени зачаровал, или, как вы выражаетесь, загипнотизировал.