Стояла абсолютная тишина. В этот предрассветный час все вокруг замерло. Несмотря на теплую куртку, я дрожал от холода, во рту ощущался неприятный привкус, меня раздражала щетина на лице. Живя в городе и работая помощником шерифа, я привык каждый день бриться. Избаловался.
   Даже в предутреннем неярком свете мы легко различали примятую траву, по которой проехали бандиты. Неожиданно след нырнул в заросшую деревьями ложбину, и мы обнаружили место их ночлега.
   Теперь стало ясно — бандиты уверены, что их никто не догонит, поэтому не принимают никаких дополнительных мер предосторожности и даже не стараются скрыть следы своего присутствия.
   Мы не торопясь обыскали лагерь, поскольку из мелочей складывается общее впечатление о людях, а когда идешь по следу, чем больше знаешь о человеке, тем лучше. Нам с Кэпом Раунтри придется долго преследовать убийц, если мы хотим взять их живыми.
   Бандиты хорошо поели, так как привезли много провизии. Как минимум двое выпили: в стороне мы нашли пустую бутылку… Похоже, те, кто пил, не хотели, чтобы их подельники знали об этом, и поэтому засыпали бутылку сухими листьями.
   — Свежая, — сказал я, передавая бутылку Кэпу.
   Он задумчиво понюхал ее.
   — Пахнет хорошим виски, это не самогон для индейцев.
   — Они ни в чем не нуждаются, путешествуют в свое удовольствие.
   Кэп внимательно на меня посмотрел.
   — Ты тоже не спешишь…
   — Они сделали свою работу, и с ними должны расплатиться. Мне в первую очередь нужен человек, который привезет деньги.
   — Подозреваешь кого-нибудь?
   — Нет… Я надеюсь, что убийцы приведут меня к месту встречи. Хуана пытались убить дважды, и вот теперь это удалось. Думаю, они на этом не остановятся, единственный способ предотвратить дальнейшие убийства — арестовать человека, который платит бандитам.
   Внезапно я вспомнил, как Феттерсон передавал Пайсано золотые монеты. Это может быть связано с убийством.
   — Они идут на запад, — вдруг сказал Кэп. — По-моему, к конкретной цели.
   — Трес-Ритос?
   — Скорее всего. — Кэп задумался. — Теперь… Насчет пьющего парня. Допустим, у него закончилось виски? Мне представляется так: он любит приложиться к бутылке, а остальные этого не одобряют. Пьяницы — хитрый народ, когда дело касается выпивки. Им кажется, что они самые умные и всех надувают, но надувают-то они самих себя, потому что людям и так все ясно. — Он помолчал. — Давай предположим, что этот парень или парни считают: раз работа закончена, можно отдыхать, а ближайшее подходящее для этого место — Трес-Ритос.
   — Отсюда до города примерно два часа езды. — Я посмотрел вперед, разглядывая след, оставленный бандитами. Ты прав — их цель Трес-Ритос.
   Тем не менее мы не отклонялись от следа. Ни меня, ни Кэпа не оставляло беспокойство. Если живешь на дикой неосвоенной земле, появляется особое чувство, которое подсказывает, когда что-то не так.
   До сих пор все шло гладко, но теперь я вынул винтовку и держал ее в руках, готовый к неожиданностям. Поверьте, оружие могло понадобиться в любой момент. Впереди нас ехали семеро убийц, которым не хотелось быть пойманными. Мне казалось, что они расслабились, думая, что погони нет. Однако только дурак полагается на то, что ему кажется.
   Когда тебе противостоят такие противники, нельзя терять бдительность, надо продумывать каждый шаг, предвидеть чужие действия и вообще быть осторожным. Мне еще не встречались по-настоящему храбрые люди, которые вели себя безрассудно. Безрассудные краснокожие мне тоже не попадались… Может быть потому, что все безрассудные мертвы.
   Кэп натянул поводья.
   — Надо перекурить, — сказал он и спешился, не выпуская винтовку.
   Он остановил коня под деревьями подальше от открытого пространства, и я подъехал к нему. Правда нас здорово подводила Келли. Рослая рыжая кобыла выделялась на фоне зелени, как лесной пожар.
   Мы сидели, осматривая местность и молчали, пока Кэп не докурил трубку. Перед нами высоко над тропой, которая шла в Трес-Ритос, находился длинный скальный уступ.
   — Можно поехать по нему, — предложил я. — Меня пугает эта тропа.
   — Если они повернут, мы их потеряем.
   — Тогда вернемся и снова пойдем по следу.
   Мы двинулись легким галопом через деревья вверх по склону, огибая нагромождения камней. Где-то через милю Кэп винтовкой указал в сторону.
   Внизу, недалеко от тропы в маленькой рощице Виднелись привязанные лошади. Среди них был темный жеребец, показавшийся мне знакомым. Кажется, на таком ездил Пайсано, а он взял у Феттерсона деньги, что наводило на определенные мысли.
   Мы добрались до Трес-Ритос незадолго до захода солнца, так как провели много времени, разведывая и запоминая местность, и сразу направились в конюшню. Заспанный конюх, походивший на индейца навахо, сидел на земле, привалившись спиной к стене. У него на голове красовалась яркая красная повязка. Мы проследили, чтобы он отвел наших лошадей и насыпал им овса. Кэп прошелся между рядами денников и сказал:
   — Никого. Мы приехали раньше них.
   Барменом в салуне был немытый метис со шрамом над левым глазом — как будто его огрели по лбу топором. Мы попросили кофе, он повернулся и что-то прокричал в заднюю дверь. На его крик в зале появилась Тина Фернандес, аккуратная и элегантная, как новенькая булавка. Она хорошо меня знала. Правда ничего удивительного, все девушки из Санта-Фе знали меня прекрасно.
   Только она сделала вид, что мы не знакомы. Тина принесла кофейник и пару чашек и, разливая кофе, прошептала что-то вроде cuidado — испанское слово, означавшее, что нам следует быть настороже.
   Мы выпили кофе, съели острое мясо с бобами и кукурузными лепешками, при этом я постоянно наблюдал за дверью на кухню, а Кэп — за улицей.
   Еда была очень вкусной, кофе превосходным, поэтому мы заказали еще один кофейник.
   — Когда стемнеет, — прошептала Тина, — ждите за коралем.
   Кэп пожевал седые усы и посмотрел на меня жесткими, проницательными глазами.
   — Сочетаешь приятное с полезным?
   — Это по делу.
   Мы допили кофе, встали, и я расплатился с барменом, в то время как Кэп по-прежнему наблюдал за улицей. Бармен внимательно посмотрел на меня и произнес:
   — Ваше лицо мне знакомо. Мы встречались раньше?
   — Даже если встречались, — ответил я, — забудьте об этом.
   Улица была пустынной. Исчезли даже бродячие собаки. Неужели мы ошиблись? А вдруг бандиты обогнули Трес-Ритос стороной? Или они приехали незаметно и готовят нам засаду?
   Стоя на тихой, темнеющей улице, я чувствовал, как во рту у меня пересохло и тяжело бьется сердце. Мне приходилось видеть людей, изрешеченных пулями, и я ни при каких обстоятельствах не собирался попадать в их число.
   Примерно через час мы услышали, как бандиты въехали в город. Скорее всего, если они действительно устроили засаду, им надоело нас ждать. Бандиты двигались по улице, как индейцы на тропе, а мы лежали на сеновале конюшни и не видели их, а только слышали топот копыт.
   Они направились прямо к салуну и спешились, почти не разговаривая. Поскольку мы подъехали к Трес-Ритос с другой стороны, то они не должны заметить наши следы. Так что если бармен нас не выдаст, бандиты не узнают, что мы в городе.
   Лежа на мягкой соломе, прислушиваясь к звукам, которые могли подсказать, что к нам подкрадываются, я думал об Оррине, Лауре, Томе Санди, Друсилье и о себе.
   Джонатан Приттс не стал бы разговаривать с Томом Санди, если бы не пытался извлечь для себя какой-нибудь тайной выгоды, потому что Приттс тот человек, который ничего не делает просто так. Я знал, что у Тома с Приттсом не было общих интересов, однако с того дня, когда Джонатан послал за нами в Санта-Фе, Том мог найти с ним общий язык. А вдруг Санди заколебался, понимая, что Приттс влиятельный человек и станет еще могущественнее?
   Что задумал Джонатан? Эта мысль не давала мне покоя, я прикидывал и так, и эдак. В одном не было сомнений: его планы не сулят ничего хорошего.
   Через некоторое время Кэп сел и вынул трубку.
   — Ты волнуешься?
   — Не нравится мне все это.
   — Ты обязан довести дело до конца. Если хочешь спокойной жизни, нужно добраться до главарей. — Несколько минут он молча курил. — Время от времени мне приходилось встречаться с людьми вроде Приттса… Раз уж они вышли на тропу войны, то они не видят ничего, кроме нее, и чем больше на тропе препятствий, тем они упрямее. — Он опять помолчал. — Такие люди с возрастом станут только злее. Они хотят получить то, за чем отправились, и понимают, что время их на исходе.
   От сеновала пахло свежей соломой и стоявшими внизу лошадьми. Шум конюшни успокаивал и навевал сон, но я не мог уснуть, хотя устал до смерти.
   Если я и мог доказать, что стою чего-то в этой жизни, то только сейчас. Когда я пройду этот путь до конца, то сразу уволюсь, женюсь на Друсилье и буду строить дом для своей семьи.
   У нас никогда не было настоящего дома, и мне не хотелось, чтобы мои дети росли так же, как я. Пусть у них будет родной дом, куда они будут рады возвращаться, — и которым будут гордиться.
   Поднявшись, я отряхнул солому, поправил оружейный пояс и пошел к лестнице.
   — Будь осторожен.
   — Я всегда осторожен.
   Обогнув кораль, я присел на корточки, прислонился к жердям и стал ждать.
   Медленно тянулось время, и наконец я услышал мягкое шуршание шагов по траве и почувствовал присутствие женщины
   — С тобой все в порядке?
   Я прошептал слова едва слышно, но она сразу же подошла ко мне, а я встал, скрываясь за угловым столбом кораля.
   — Они уехали, — сказала Тина.
   — Что?
   — Они уехали, — повторила она. — Я боялась за тебя.
   Тина объяснила, что в деревьях за салуном для бандитов были приготовлены лошади, и пока они пили в баре, лошадей оседлали, и убийцы по одному скрылись в лесу.
   — Они нас обманули… Попросту надули.
   — Но один остался. Он на втором этаже, и утром, по-моему, тоже уедет.
   — Кто?
   — Человек, который привёз деньги. Блондин.
   Феттерсон? Возможно.
   — Ты видела, как он платил им?
   — Да, сеньор, видела своими глазами. В основном там было золото. Этот человек сказал, что это остаток.
   — Тина, они убили Хуана Торреса… Ты его знала?
   — Да… Он был хорошим человеком.
   — Ты бы стала свидетельствовать в суде? Ты могла бы рассказать, как этот человек платил бандитам деньги? Для тебя это опасно.
   — Я выступлю в суде. Мне не страшно. — Она не шевелясь стояла в темноте. — Я знаю, ты любишь сеньориту Альварадо, но, пожалуйста, помоги мне. Помоги убежать отсюда. Этот человек в салуне, с которым ты разговаривал, он мой… Как это сказать? Он женился на моей матери.
   — Отчим.
   — Да… Но моя мать умерла, а он держит меня тут и заставляет работать. Так и состарюсь здесь. Я хочу уехать в 'Санта-Фе, но он меня не пускает.
   — Ты уедешь. Обещаю.
   Итак, бандиты исчезли, мы их не видели, но Тина сказала, что один из них — Пайсано. Он знала еще одного — приземистого, крепкого и очень нахального парня по имени Джим Дуайер. Я видел его у Пони-Рок. Однако Феттерсон находился все еще тут, а он-то мне был нужен больше всех.
   Мы немного поспали, незадолго до рассвета поднялись и стряхнули с одежды солому. Я чувствовал себя грязным и неряшливым, мне страшно хотелось помыться и побриться, но мы проверили оружие и зашагали к отелю. На кухне светилось окно, и мы вошли через заднюю дверь.
   В комнате стоял бармен в нижнем белье и в носках. На полу лежал грязный матрас и скомканные одеяла. Вокруг были разбросаны ботинки, сапоги и грязные носки, на стенах висела одежда, на гвозде болтался револьвер в кобуре. Я вынул его, крутанул барабан и вынул патроны. Бармен мрачно наблюдал за мной.
   — Что это значит?
   Развернув бармена, мы вытолкнули его в темный холл. Фонарь в руках Кэпа бросал блеклый, рассеянный свет.
   — В какой он комнате?
   Метис лишь посмотрел на меня, а Кэп, подмигнув, поинтересовался:
   — Ну что, кончим его сейчас или выведем во двор? Там труп найдут позже.
   Бармен переступил с ноги на ногу.
   — Послушайте, не надо! — заартачился он. — Я ничего не сделал.
   — Зачем он нам нужен? Только мешается, — задумчиво сказал я. — Так что давай лучше выведем.
   Кэп выглядел достаточно сурово, чтобы выполнить обещанное, а глядя на меня люди всегда думают, что я убиваю чаще, чем улыбаюсь.
   — Погодите, погодите минуту… Этот человек для меня ничего не значит. Он в шестой комнате наверху.
   Не отводя от него взгляда, я распорядился:
   — Кэп, держи его. — А затем пригрозил бармену. — Смотри, если наврал.
   Я на цыпочках поднялся по лестнице, осторожно ступая на каждую ступеньку, а наверху, загородив фонарь полой куртки, прошел по коридору и распахнул дверь шестого номера.
   Увидев свет фонаря, находившийся там человек открыл глаза и потянулся к лежащему на столике револьверу, но я предупредил:
   — Давай, Феттерсон, хватай оружие, чтоб я смог убить тебя без зазрения совести.
   Его рука зависла над оружием и медленно отодвинулась.
   Феттерсон сел на кровати — крупный, ширококостный мужчина с гривой спутанных светлых волос и узким, как лезвие ножа, лицом. Глаза его, надо сказать, не светились радостью.
   — Сэкетт? Мне следовало догадаться, что это будешь ты. — Осторожно, чтобы я не сомневался в его намерениях, он взял кисет и начал сворачивать самокрутку. — Чего. тебе нужно?
   — Я предъявляю тебе обвинение в убийстве, Фетт. Если у тебя хороший адвокат, попробуй отвертеться, но если сделаешь хоть одно неверное движение, то от пули точно не уйдешь.
   Он чиркнул спичкой и прикурил.
   — Ладно… Я не Рид Карни. Будь у меня хоть один шанс, я бы выстрелил, но если револьвер застрянет в кобуре, мне крышка.
   — Не обольщайся, не успеешь и руку протянуть.
   — Ты приехал меня арестовать?
   — Да. Одевайся.
   Феттерсон не спеша оделся, а я его не торопил, считая, что так спокойнее: он, не сопротивляясь, поедет в Мору, в тюрьму. Он знал, что Приттс не оставит его, а с такой поддержкой дело едва ли дойдет до суда. У меня почти не было улик — только то, что расскажет Тина, и то, что я видел сам. Но этого слишком мало.
   Одевшись, он прошел вперед, и мы спустились в холл, где Кэп держал на прицеле бармена. Забрав коня Феттерсона, мы отправились в Мору. С убийцами Торреса дело не закончено, что ж, им придется обождать, но я от своего не отступлю.
   Обратная дорога заняла немного времени, хотелось доехать побыстрее, так как не исключено, что бармен сообщит о случившемся людям Приттса. Поэтому к полудню следующего дня Феттерсон уже сидел за решеткой. Город бурлил.
   Когда я вошел, Феттерсон стоял, держась за стальные прутья решетки.
   — Я здесь долго не задержусь, — сказал он. — Я ни в чем не виноват.
   — Ты заплатил убийцам, а недавно выдал Пайсано аванс.
   У Феттерсона задергалось веко. Я заметил этот тик еще в Абилине, когда он попал в безвыходное положение и понял, что живым не выберется.
   — Не волнуйся, — успокоил я его, — пока дело дойдет до суда, у меня будет достаточно улик, чтобы тебя повесить.
   Он презрительно рассмеялся, однако в его голосе чувствовалось натянутость.
   — Ты до этого дня не доживешь! — воскликнул он. — Меня просто подставили.
   Когда я выглянул на залитую солнцем улицу, напротив конторы шерифа слезал с повозки Джонатан Приттс.
   У Джонатана Приттса была единственная положительная черта: действовал он без промедления.

Глава 17

   Давненько я не стоял лицом к лицу со своим заклятым врагом. Приттс вошел в открытую дверь и остановился напротив меня в тесном кабинете. Его светло-голубые глаза сверкали гневом.
   — У вас в тюрьме мистер Феттерсон. Освободите его.
   — Извините, не могу.
   — Какое обвинение ему предъявили?
   — Соучастие в убийстве Хуана Торреса.
   Приттс с яростью смотрел на меня.
   — Вы арестовали этого человека из-за ненависти ко мне. Он невиновен, у вас нет улик. Какое вы имеете право держать его в заключении? Если вы не освободите Феттерсона, я добьюсь вашего увольнения.
   Приттс даже не догадывался насколько глупо звучала его угроза. Он любил власть и не понимал, что я не держусь за эту работу, более того, уйду со своего поста с удовольствием.
   — Он просидит здесь до суда.
   Джонатан Приттс изучающе посмотрел на меня.
   — Я вижу, что вы не склонны к благоразумию, — сказал он, чуть понизив голос.
   — Совершено преступление, мистер Приттс. Вы же не думаете, что я освобожу подозреваемого только потому, что ко мне подошел первый встречный и попросил об одолжении. Пришло время покончить с преступлениями и насилием, — внушительно произнес я. — И с заказными убийствами.
   Я рассчитывал, что это заденет Приттса, может, так и было, однако он не подал вида и лицо его осталось бесстрастным.
   — Что вы этим хотите сказать?
   — У нас есть свидетельства, что Феттерсон заплатил убийцам Хуана Торреса.
   Ясное дело, я блефовал. У нас не было почти ничего, что можно предъявить в суде. Более того, нечем оправдать содержание Феттерсона в тюрьме. Я видел, как он передавал деньги Пайсано, а Тина сообщит, что он заплатил бандитам в Трес-Ритос. Можно еще доказать, что он встречался с убийцами.
   — Это невозможно.
   Взяв пачку бумаг, я принялся их раскладывать. Приттс привык, чтобы ему уделяли внимание, и мои действия его разъярили.
   — Мистер Приттс, — продолжал я, — по-моему, вы тоже имеете отношение к этому преступлению. Если мои подозрения подтвердятся, будете висеть рядом с Феттерсоном и всей компанией.
   Тут он меня удивил. Я надеялся, что Приттс бросится на меня с кулаками, но он лишь спросил:
   — Вы говорили об этом со своим братом?
   — Он знает, что я исполняю свои обязанности и вмешиваться не будет. Я в его дела тоже не лезу.
   — Каков размер залога за мистера Феттерсона?
   — Это дело судьи, однако обвиняемых в убийстве не выпускают под залог.
   Приттс не стал мне угрожать или спорить, а просто повернулся и вышел. Если бы он знал, как мало у меня улик, то остался бы сидеть в конторе. Но меня не надо учить, как обращаться с такими людьми: если на них нажать, они начинают действовать слишком быстро и необдуманно, а потому допускают много ошибок.
   Вошел Билл Секстон, за ним Олли. Оба выглядели встревоженными.
   — Твое дело против Феттерсона крепкое? — спросил Секстон.
   — Придет время, будет крепкое.
   Секстон почесал подбородок и вынул сигару. Он молча изучал ее, а я смотрел на него, зная, что последует дальше. Мне было смешно смотреть, как Секстон подбирается к главному, и в то же время я чувствовал раздражение.
   — Феттерсон, — сказал Билл, — близок к Джонатану Приттсу, нехорошо получится, если мы повесим на него убийство. У него есть доказательства, что он не был на месте засады.
   — Есть еще одно обстоятельство, Тай, — сказал Олли. — Именно Джонатан помог Оррину на выборах.
   — Ничего подобного. — Ноги у меня лежали на письменном столе, сказав это, я опустил их на пол и выпрямился в кресле. — Просто Приттс встал на нашу сторону, когда понял, что Оррин наверняка выиграет. Или Феттерсон остается в тюрьме, или я подаю в отставку.
   — Это твое последнее слово? — спросил Олли.
   — Ты меня знаешь.
   Мне показалось, что он облегченно вздохнул. Олли Шеддок был в общем-то неплохим человеком, и если он принял решение, то своей позиции не изменит, а сейчас я делал то, что мы оба считали верным.
   — Хорошо, — согласился Секстон, — раз ты считаешь, что дело в суде не провалится, мы тебя поддержим.
   Кэп вернулся в контору шерифа. Почти стемнело. Я сидел, не зажигая света и кое-что обдумывал.
   Кэп присел на корточки у стены и закурил трубку.
   — В городе появился человек по имени Уилсон, — начал он, который любит приложиться к бутылке. Несколько дней назад он ходил без цента в кармане, а теперь у него куча денег.
   — Какое красиво небо, — отозвался я. — Человек, который назвал эти горы Сангрэ-де-Кристос[18], должно быть, такими их и видел. Алое небо и вершины гор… Напоминает кровь.
   — Он напился, — продолжал Кэп.
   Я перестал покачиваться в кресле, встал, открыл дверь, отделяющую кабинет шерифа от камер и подойдя к решетчатой двери, посмотрел на лежащего Феттерсона. Я не видел его лица, различал лишь большой черный силуэт на фоне стены и ботинки. И еще светился огонек от сигареты.
   — Когда тебе принести поесть?
   Он опустил ноги на пол.
   — Все равно. Когда хочешь.
   — Ладно. — Я повернулся, затем, как бы между прочим, спросил: — Ты знаешь Уилсона?
   Он вынул изо рта сигарету.
   — Не припоминаю. А что, должен знать?
   — Должен… Он слишком много пьет, по-настоящему пристрастился к бутылке. Есть люди, которым не следует давать деньги.
   Когда я закрыл за собой дверь, Кэп зажег лампу.
   — Человек, которому есть что скрывать, имеет повод для беспокойства.
   Феттерсон никак не мог знать, что разболтает Уилсон, а воображение способно на самые фантастические варианты. Как там говорится в Библии? «Виновный бежит от своей тени»?
   Самое тяжелое — ждать. В камере Феттерсону не оставалось ничего, кроме как думать с утра до вечера, а значит, скоро он начнет беспокоиться. А Джонатан Приттс не выразил желания повидаться с ним. Неужели Приттс хочет обрезать все ведущие к себе ниточки и оставить Феттерсона на произвол судьбы? Если это могло прийти в голову мне, то Феттерсону тем более.
   Кэп остался в конторе, а я пошел в кафе перекусить. Неожиданно в дверном проеме возник Том Санди. Он был небрит и выглядел так, словно давно не отрывался от бутылки. Войдя, Том зажмурился от яркого света, пару раз моргнул, и увидев меня шагнул вперед. По-моему, его немного пошатывало… Или, может быть, я ошибся?
   — Значит, ты взял Феттерсона? — ухмыльнулся он с легким презрением. — Ну и что собираешься делать с ним?
   — Осудить за соучастие в убийстве, — ответил я. — Мы знаем, что он заплатил убийцам.
   — Метишь в родственников, — утвердительно произнес Том с насмешкой в голосе. — А мнением братца поинтересовался?
   — Его мнение значения не имеет. Но вообще-то он предложил мне действовать на свое усмотрение, ни о чем не беспокоясь.
   — Это на него похоже, двуличный сукин сын.
   — Том, — спокойно произнес я, — это определение относится и ко мне, мы, между прочим, братья.
   Он долго смотрел на меня, и на какую-то секунду я решил, что он разозлится, и молил Бога, чтобы этого не произошло. Мне не хотелось драки с Томом.
   — Извини, — сказал он. — Я забылся. Черт возьми, к чему нам ссориться? Мы столько пережили вместе.
   — И я так думаю, вот что, Том, хочешь верь, хочешь нет, но Оррин тоже тебя любит.
   — Любит? — с открытой издевкой произнес Том. — Конечно, любит. Да так, что хочет выпихнуть отсюда. Когда я впервые его встретил, он едва мог писать и читать… Сколькому я его научил! Он ведь знал, что я собираюсь выдвигать свою кандидатуру на выборах, и тем не менее обскакал меня, а ты ему помогал.
   — Места хватило бы и для тебя и для него. И сейчас тоже есть.
   — Как же есть! Что бы я ни пытался сделать, он всегда вставал у меня на пути. На следующих выборах Джонатан Приттс его не поддержит, это я тебе точно говорю.
   — Его поддержка не много значит.
   Том презрительно засмеялся.
   — Слушай, малыш, поделюсь с тобой кое-чем. Без Приттса не видать Оррину победы на выборах, а Джонатан им сыт по горло.
   — Похоже, ты хорошо осведомлен о планах Приттса.
   Он усмехнулся.
   — Знаю, что Оррин надоел и ему и Лауре тоже. Они больше не хотят иметь с ним дела. Подожди, сам увидишь.
   — Том, совсем недавно мы вчетвером были очень близки друг другу. Оррин к тебе хорошо относился. Да, вы оба метили на одно и то же место, но Оррин обязательно помог бы тебе, как когда-то сделал ты.
   Некоторое время Том ел молча, затем произнес:
   — Против тебя, Тай, я ничего не имею, ничего.
   После этого мы довольно долго молчали. Наверное, пытались отыскать друг в друге хорошее, поскольку нас многое связывало. Мы вместе столько прошли, пережили беды, видели кровь на своем пути, а эта связь крепче других. Однако когда Том встал, мы оба почувствовали необъяснимую грусть, как будто что-то потеряли.
   Том вышел и немного постоял на улице, а я не представлял, что делать дальше. Он был хорошим парнем, однако никто не может затаить обиду и крепко выпивать, оставаясь при этом нормальным человеком.
   Той ночью я арестовал Уилсона, но не отправил его в тюрьму, где с ним мог поговорить Феттерсон, а отвел в домик на краю города, где мы останавливались с Кэпом и Оррином, когда в первый раз приехали в Мору.
   Я оставил Уилсона с Кэпом, который должен был присматривать за ним и держать подальше от бутылки. Охранять Феттерсона приехал Джо, а я оседлал коня и направился к лесу, но не просто так… Мигель сообщил, что в окрестностях города разбили лагерь два человека, один из которых очень похож на Пайсано.
   С вершины холма я стал рассматривать их стоянку в бинокль. Бандиты нашли укромное местечко среди валунов, густо заросшее соснами, мимо которого можно было проехать раз пятьдесят, ничего не заметив; Мигель тоже не знал об этом месте, пока о нем не рассказал один мексиканец.
   Вторым в лагере был Джим Дуайер — невысокий, плотный мужчина, который все время сидел на корточках и не выпускал из рук винтовки.