Все это время Оррин действовал небрежно, словно драка его вовсе не интересовала. Просто ему нужно было поучить наглеца уму-разуму.
Оглушенный и ошарашенный Бен начал подниматься. С подбородка у него капала кровь. Оррин подождал, когда Бен размахнулся, схватил его за запястье и перебросил через плечо двойным нельсоном. На этот раз Бен вставал гораздо медленнее. Не успел он выпрямиться, как Оррин снова сбил его с ног.
Булли Бен сидел на полу и глядел на Оррина.
— Ну, ты даешь, — наконец произнес он. — Удары у тебя что надо.
В те годы мало кто умел драться. Многие, за исключением таких типов, как Булли Бен, выясняли отношения только с помощью револьверов. Бен побеждал в драках, потому что был высоким и сильным, и к тому же многое освоил, плавая на пароходах.
Отец специально учил нас драться и учил превосходно. Он хорошо знал корнуоллскую борьбу и научился драться на кулаках у какого-то боксера, которого повстречал во время своих путешествий.
Бен был в замешательстве. Его силу оборачивали против него, и чтобы он ни делал, брат без труда с ним справлялся. Будь вечер попрохладнее, у Оррина на лбу не выступило бы ни единой капельки пота.
— С тебя достаточно? — спросил Оррин.
— Еще нет, — сказал Бен и встал.
И опять он свалял дурака — ничего глупее придумать было нельзя, потому что сначала Оррин лишь преподал ему урок, а теперь взялся за противника всерьез. Как только Бен выпрямился, но не успел еще приготовиться к драке, Оррин изо всех сил двинул ему в лицо сцепленными кулаками. Бен попытался рвануться и свалить брата, но он, держа левой рукой Бена на расстоянии, три раза сильно ткнул кулаком ему в живот, затем мощным боковым перекрестным правым сломал ему нос. Бен. попятился, сел на пол, а Оррин, приподняв его за волосы, добавил еще три или четыре удара в лицо. Затем Оррин прислонил Бена к стойке бара и сказал:
— Дайте ему выпить. — Он бросил на стойку монету и вышел из салуна.
Брат показал всем, кого нужно уважать в городе. Пьяных Оррин отправлял в тюрьму, правда, утром отпускал.
Оррин всегда сохранял спокойствие, но времени на лишние разговоры не тратил. К концу недели в тюрьме уже сидели двое из шайки, которую мы повстречали у Пони-Рок, осмелившиеся стрелять в пределах города. Обоим присудили по двадцать пять долларов штрафа плюс судебные издержки. Оррин велел им найти работу или убираться из Моры.
Мы с Бобом и Кэпом Раунтри съездили в Руидосо, где купили почти сто голов скота для ранчо.
Олли Шеддок нанял в свой магазин молоденькую продавщицу, а сам большую часть времени проводил в разговорах о достоинствах Оррина. Он съездил по делам в Санта-Фе, Симаррон и Элизабеттаун, и в каждом из этих городов не забывал хвалить Оррина и повторять, что его пора избрать в законодательное собрание штата.
С того момента, когда Оррин стал шерифом, в Море не было ни одного убийства, только одна поножовщина. «Переселенцы» большей частью перебрались в Элизабеттаун или в Лас-Вегас. Об Оррине говорили повсюду — от Сокорро до Силвер-Сити.
На ранчо Альварадо убили еще одного человека. Застрелили двоюродного брата Абреу… в спину. Два работника с ранчо уволились и уехали обратно в Мексику.
Чико Крус убил в Лас-Вегасе одного из «переселенцев».
Джонатан Приттс приехал с дочерью в Мору и купил здесь дом.
Через две недели после новоселья у меня появилась возможность навестить Друсилью. Она встретила меня у двери и отвела к деду. Он лежал в постели и выглядел похудевшим и хрупким.
— Хорошо, что вы приехали, сеньор, — почти прошептал он. — Как ваше ранчо?
Пока я рассказывал, он внимательно слушал и задумчиво кивал. Мы имели три тысячи акров пастбищ — по всем меркам довольно маленькое ранчо, но на нем было много источников воды.
— В наши дни недостаточно просто владеть собственностью, — наконец сказал он. — Надо иметь силы, чтобы защитить ее. Если нет сил, значит, нет и надежды.
— Вы скоро поправитесь и забудете о болезни, — заверил я.
Дон Луис улыбнулся, и я понял, что он знает, как тяжело болен. Я просто старался подбодрить старика, хотя не поставил бы и цента на то, что он проживет еще месяц.
Дон Луис рассказал, что Джонатан Приттс настаивал на новой ревизии земель его ранчо, утверждая, что в действительности границы отведенной земли были гораздо меньше занимаемой ранчо площади. Приттс решил подойти с другой стороны, зная, что раньше границы земельных участков определялись на глазок: от такого-то хребта до такой-то вершины или до такого-то холма, а то, как был составлен документ, позволяло владельцу участка самому выбирать вершины и хребты. Если бы Приттсу удалось послать на ревизию своего землемера, тот наверняка обмерял бы так, что дону Луису не досталось бы ни клочка земли.
— Мы ждем серьезных неприятностей, — сказал он наконец. — Пока все успокоится, я собираюсь отослать Друсилью к родным в Мексику.
Что-то во мне оборвалось. Если она уедет в Мексику, то никогда не вернется, потому что ее деду эту драку не выиграть. У Джонатана Приттса совести не было, он не остановится ни перед чем.
Я сидел в комнате дона Луиса, сжимая в руках свою шляпу и жалея, что ничего не могу сказать в ответ. Кто я такой? Что могу дать Друсилье? В то время я думал, где раздобыть деньги на текущие расходы нашего ранчо и не помышлял о свадьбе. Даже если девушка относилась ко мне благосклонно — ведь она привыкла совсем к другой жизни, чем я мог предложить ей.
Заканчивая разговор, дон Луис взял мою руку, хотя рукопожатие его было очень слабым.
— Сеньор, я люблю вас как сына, в вас есть те качества, которыми можно только восхищаться. Жаль, что мы с внучкой видим вас так редко. Боюсь, сеньор, что долго не протяну, а я последний мужчина в нашей семье. Осталась лишь Друсилья. Если вы сможете что-нибудь для нее сделать… Позаботьтесь о ней, сеньор.
— Дон Луис, мне… то есть… Сейчас у меня нет денег, дон Луис, точнее, они мне нужны для того, чтобы привести в порядок ранчо.
— В жизни есть не только деньги, сынок. У тебя твердый характер, ты молод. Что еще человеку надо! Если бы у меня были силы…
Мы с Друсильей сидели за столом в огромной гостиной. Нам прислуживала индианка. Я старался не смотреть на Друсилью, но мое сердце принадлежало только ей, мне так хотелось сказать, что я люблю ее. Но что я мог сделать? Между нами всегда что-то стояло.
— Дон Луис говорит, что ты собираешься в Мексику?
— Он хочет меня отправить. Здесь стало опасно, Тай.
— А Хуан Торрес?
— Он сильно изменился… Что-то с ним случилось, по-моему, он боится.
«Чико Крус…»
— Я буду скучать.
— Мне не хочется уезжать, но я должна слушаться дедушку. Я беспокоюсь за него, но если уеду, может быть, он сделает то, что надо сделать.
— Я могу как-нибудь помочь?
— Нет!
Она ответила быстро и резко. Я понял, что она имела в виду: необходимо уволить и отослать обратно Чико Круса. Друсилья не знала, что «надо сделать», она думала обо мне и боялась за меня.
«Чико Крус…»
Мы знали друг друга — он и я — и оба испытывали вполне определенные чувства по отношению друг к другу.
Если требуется его выгнать, это сделаю я и никто другой. Не было никакой надежды, что дон Луис скоро поправится, поэтому когда мы расстались сегодня вечером, то понимали, что, вероятно, больше не увидимся. Дон Луис лежал без сил, а его выздоровление — если оно возможно — займет недели или месяцы.
Я догадывался, что здесь происходит. Торрес боялся Круса, остальные это знали и работали спустя рукава. На ранчо не было хозяина, но Крус в этом не виноват, сомневаюсь, что он вообще о чем-то подобном думал. Всему виной сидевшее в нем зло и желание убивать.
Разобраться с ним надо немедленно, сейчас же. Поэтому, пока мы ужинали, я обдумывал, как лучше все провернуть.
Дело касалось меня лично. Оррин, Кэп или кто-то другой не должны вмешиваться. Я покончу с Крусом, пока не поздно.
Может быть, тогда Друсилья останется. Я боялся, что, если она уедет, мы больше никогда не увидимся.
В дверях я взял ее за руку… впервые найдя в себе достаточно смелости, чтобы прикоснуться к девушке.
— Дру, я люблю тебя…
А потом быстро ушел, стуча каблуками по каменным плитам двора. Но направился не к своему коню, а в комнату Хуана Торреса.
Никогда бы не поверил, что человек может так сильно постареть за три года с тех пор, как мы с ним познакомились. За три года? Нет, он изменился за несколько месяцев. Я знал, что причина этому — Чико Крус. Торреса мучило постоянное присутствие Круса на ранчо.
— Хуан?
— Сеньор?
— Пойдем со мной. Необходимо уволить Чико Круса.
Он выпрямился за столом, молча посмотрел на меня и медленно встал.
— Думаешь, он захочет уйти?
Хуан не отрывал от меня пристального взгляда. А я сказал то, что думаю:
— Мне все равно, захочет он уйти или нет.
Мы подошли к комнате Антонио Баки. Собравшаяся там компания — и среди них Пит Ромеро — играла в карты. Мы остановились у двери и я произнес:
— Начнем с него. Объясни Хуан, в чем дело.
Торрес, чуть поколебавшись, зашел в комнату, я последовал за ним.
— Антонио, седлай своего коня и уезжай… Не вздумай возвращаться.
Бака взглянул на него, потом на меня.
— Ты слышал, что сказал Торрес, — повысил голос я. — Один раз ты попробовал спорить со мной в темноте, когда я стоял к тебе спиной. Предупреждаю, на этот раз тебе повезет меньше.
Бака аккуратно сложил карты на стол, и впервые я увидел, что он растерялся.
— Я поговорю с Чико.
— С Чико разговаривать будем мы, тебе пора ехать. — Вынув из кармана часы, я добавил: — Торрес не будет повторять дважды. В твоем распоряжении пять минут.
Мы вышли в коридор, прошли мимо ряда дверей и остановились у комнаты, где света не было. Торрес снял с крюка лампу, зажег ее и высоко поднял. Я отворил дверь.
Чико Крус сидел в темноте. Хуан сказал:
— Мы больше не нуждаемся в твоих услугах, Чико. Можешь собирать вещи. Прямо сейчас.
Темные глаза Круса жестко посмотрели на Торреса, затем на меня.
— Здесь достаточно своих проблем, — продолжил я, — а вы их только усложняете.
— Вы заставляете меня уехать? — Крус внимательно смотрел на меня.
— Думаю, этого не понадобится. Вы уедете сами.
Левой рукой он оперся на стол, играя с патроном 44-го калибра. Правая лежала на коленях.
— Я же говорил, что когда-нибудь мы встретимся.
— Дурацкий разговор. Хуан объяснил, что вы уволены. Для вас на ранчо нет работы, да и комнат не хватает.
— Мне здесь нравится.
— Тебе и там понравится. — Торрес говорил резко, к нему возвращалась смелость. — Ты уедешь сейчас же… Сию минуту.
Крус не обращал на него внимания, он холодно смотрел на меня.
— Кажется, мне придется убить вас, сеньор.
— Дурацкий разговор, — повторил я небрежно и тут же носком сапога сильно ударил вверх по краю стола, опрокинув его. Крус прыгнул и, споткнувшись, растянулся на полу. Прежде чем он успел дотянуться до своего шестизарядника, я отбил его руку, затем одним быстрым движением схватил за ворот рубашки, приподнял, отобрал оружие и оттолкнул в сторону.
Крус знал, что я предпочитаю револьвер, и не ожидал подобного нападения, но мне не хотелось в него стрелять. Чико, прижав к груди руку, смотрел на меня не мигая, как гремучая змея.
— Я предупреждал тебя, Крус.
Хуан подошел к лежанке и начал запихивать в седельные сумки одежду Чико, потом скатал одеяла. Чико все еще держался за запястье.
— Если я уеду, они нападут на гасиенду, — сказал Крус, — вы этого хотите?
— Нет, но придется рискнуть, а терпеть твое присутствие на ранчо мы не можем. От тебя слишком много зла.
— А от тебя — нет?
— Может и да… Однако меня здесь скоро не будет.
На дворе послышался стук копыт, и, выглянув в окно, мы увидели, что Пит Ромеро выводит коня Чико.
У двери Крус посмотрел на меня.
— Что насчет моего револьвера? — спросил он и прыгнул в седло.
— Можешь его забрать, — ответил я. — Мне бы не хотелось, чтобы ты ездил безоружным.
Я отдал Крусу шестизарядник, даже не разрядив его. Он покрутил барабан, затем несколько секунд без всякого выражения смотрел на меня, держа револьвер в руке.
Не знаю, о чем думал Чико. У него были причины ненавидеть меня и желать моей смерти. Он молча смотрел, а мой револьвер все так же оставался в кобуре.
Крус сел на коня.
— По-моему, мы больше не встретимся, — сказал он. — Вы мне нравитесь, сеньор.
Мы с Хуаном Торресом молча стояли, пока вдали не стих стук копыт.
Глава 13
Оглушенный и ошарашенный Бен начал подниматься. С подбородка у него капала кровь. Оррин подождал, когда Бен размахнулся, схватил его за запястье и перебросил через плечо двойным нельсоном. На этот раз Бен вставал гораздо медленнее. Не успел он выпрямиться, как Оррин снова сбил его с ног.
Булли Бен сидел на полу и глядел на Оррина.
— Ну, ты даешь, — наконец произнес он. — Удары у тебя что надо.
В те годы мало кто умел драться. Многие, за исключением таких типов, как Булли Бен, выясняли отношения только с помощью револьверов. Бен побеждал в драках, потому что был высоким и сильным, и к тому же многое освоил, плавая на пароходах.
Отец специально учил нас драться и учил превосходно. Он хорошо знал корнуоллскую борьбу и научился драться на кулаках у какого-то боксера, которого повстречал во время своих путешествий.
Бен был в замешательстве. Его силу оборачивали против него, и чтобы он ни делал, брат без труда с ним справлялся. Будь вечер попрохладнее, у Оррина на лбу не выступило бы ни единой капельки пота.
— С тебя достаточно? — спросил Оррин.
— Еще нет, — сказал Бен и встал.
И опять он свалял дурака — ничего глупее придумать было нельзя, потому что сначала Оррин лишь преподал ему урок, а теперь взялся за противника всерьез. Как только Бен выпрямился, но не успел еще приготовиться к драке, Оррин изо всех сил двинул ему в лицо сцепленными кулаками. Бен попытался рвануться и свалить брата, но он, держа левой рукой Бена на расстоянии, три раза сильно ткнул кулаком ему в живот, затем мощным боковым перекрестным правым сломал ему нос. Бен. попятился, сел на пол, а Оррин, приподняв его за волосы, добавил еще три или четыре удара в лицо. Затем Оррин прислонил Бена к стойке бара и сказал:
— Дайте ему выпить. — Он бросил на стойку монету и вышел из салуна.
Брат показал всем, кого нужно уважать в городе. Пьяных Оррин отправлял в тюрьму, правда, утром отпускал.
Оррин всегда сохранял спокойствие, но времени на лишние разговоры не тратил. К концу недели в тюрьме уже сидели двое из шайки, которую мы повстречали у Пони-Рок, осмелившиеся стрелять в пределах города. Обоим присудили по двадцать пять долларов штрафа плюс судебные издержки. Оррин велел им найти работу или убираться из Моры.
Мы с Бобом и Кэпом Раунтри съездили в Руидосо, где купили почти сто голов скота для ранчо.
Олли Шеддок нанял в свой магазин молоденькую продавщицу, а сам большую часть времени проводил в разговорах о достоинствах Оррина. Он съездил по делам в Санта-Фе, Симаррон и Элизабеттаун, и в каждом из этих городов не забывал хвалить Оррина и повторять, что его пора избрать в законодательное собрание штата.
С того момента, когда Оррин стал шерифом, в Море не было ни одного убийства, только одна поножовщина. «Переселенцы» большей частью перебрались в Элизабеттаун или в Лас-Вегас. Об Оррине говорили повсюду — от Сокорро до Силвер-Сити.
На ранчо Альварадо убили еще одного человека. Застрелили двоюродного брата Абреу… в спину. Два работника с ранчо уволились и уехали обратно в Мексику.
Чико Крус убил в Лас-Вегасе одного из «переселенцев».
Джонатан Приттс приехал с дочерью в Мору и купил здесь дом.
Через две недели после новоселья у меня появилась возможность навестить Друсилью. Она встретила меня у двери и отвела к деду. Он лежал в постели и выглядел похудевшим и хрупким.
— Хорошо, что вы приехали, сеньор, — почти прошептал он. — Как ваше ранчо?
Пока я рассказывал, он внимательно слушал и задумчиво кивал. Мы имели три тысячи акров пастбищ — по всем меркам довольно маленькое ранчо, но на нем было много источников воды.
— В наши дни недостаточно просто владеть собственностью, — наконец сказал он. — Надо иметь силы, чтобы защитить ее. Если нет сил, значит, нет и надежды.
— Вы скоро поправитесь и забудете о болезни, — заверил я.
Дон Луис улыбнулся, и я понял, что он знает, как тяжело болен. Я просто старался подбодрить старика, хотя не поставил бы и цента на то, что он проживет еще месяц.
Дон Луис рассказал, что Джонатан Приттс настаивал на новой ревизии земель его ранчо, утверждая, что в действительности границы отведенной земли были гораздо меньше занимаемой ранчо площади. Приттс решил подойти с другой стороны, зная, что раньше границы земельных участков определялись на глазок: от такого-то хребта до такой-то вершины или до такого-то холма, а то, как был составлен документ, позволяло владельцу участка самому выбирать вершины и хребты. Если бы Приттсу удалось послать на ревизию своего землемера, тот наверняка обмерял бы так, что дону Луису не досталось бы ни клочка земли.
— Мы ждем серьезных неприятностей, — сказал он наконец. — Пока все успокоится, я собираюсь отослать Друсилью к родным в Мексику.
Что-то во мне оборвалось. Если она уедет в Мексику, то никогда не вернется, потому что ее деду эту драку не выиграть. У Джонатана Приттса совести не было, он не остановится ни перед чем.
Я сидел в комнате дона Луиса, сжимая в руках свою шляпу и жалея, что ничего не могу сказать в ответ. Кто я такой? Что могу дать Друсилье? В то время я думал, где раздобыть деньги на текущие расходы нашего ранчо и не помышлял о свадьбе. Даже если девушка относилась ко мне благосклонно — ведь она привыкла совсем к другой жизни, чем я мог предложить ей.
Заканчивая разговор, дон Луис взял мою руку, хотя рукопожатие его было очень слабым.
— Сеньор, я люблю вас как сына, в вас есть те качества, которыми можно только восхищаться. Жаль, что мы с внучкой видим вас так редко. Боюсь, сеньор, что долго не протяну, а я последний мужчина в нашей семье. Осталась лишь Друсилья. Если вы сможете что-нибудь для нее сделать… Позаботьтесь о ней, сеньор.
— Дон Луис, мне… то есть… Сейчас у меня нет денег, дон Луис, точнее, они мне нужны для того, чтобы привести в порядок ранчо.
— В жизни есть не только деньги, сынок. У тебя твердый характер, ты молод. Что еще человеку надо! Если бы у меня были силы…
Мы с Друсильей сидели за столом в огромной гостиной. Нам прислуживала индианка. Я старался не смотреть на Друсилью, но мое сердце принадлежало только ей, мне так хотелось сказать, что я люблю ее. Но что я мог сделать? Между нами всегда что-то стояло.
— Дон Луис говорит, что ты собираешься в Мексику?
— Он хочет меня отправить. Здесь стало опасно, Тай.
— А Хуан Торрес?
— Он сильно изменился… Что-то с ним случилось, по-моему, он боится.
«Чико Крус…»
— Я буду скучать.
— Мне не хочется уезжать, но я должна слушаться дедушку. Я беспокоюсь за него, но если уеду, может быть, он сделает то, что надо сделать.
— Я могу как-нибудь помочь?
— Нет!
Она ответила быстро и резко. Я понял, что она имела в виду: необходимо уволить и отослать обратно Чико Круса. Друсилья не знала, что «надо сделать», она думала обо мне и боялась за меня.
«Чико Крус…»
Мы знали друг друга — он и я — и оба испытывали вполне определенные чувства по отношению друг к другу.
Если требуется его выгнать, это сделаю я и никто другой. Не было никакой надежды, что дон Луис скоро поправится, поэтому когда мы расстались сегодня вечером, то понимали, что, вероятно, больше не увидимся. Дон Луис лежал без сил, а его выздоровление — если оно возможно — займет недели или месяцы.
Я догадывался, что здесь происходит. Торрес боялся Круса, остальные это знали и работали спустя рукава. На ранчо не было хозяина, но Крус в этом не виноват, сомневаюсь, что он вообще о чем-то подобном думал. Всему виной сидевшее в нем зло и желание убивать.
Разобраться с ним надо немедленно, сейчас же. Поэтому, пока мы ужинали, я обдумывал, как лучше все провернуть.
Дело касалось меня лично. Оррин, Кэп или кто-то другой не должны вмешиваться. Я покончу с Крусом, пока не поздно.
Может быть, тогда Друсилья останется. Я боялся, что, если она уедет, мы больше никогда не увидимся.
В дверях я взял ее за руку… впервые найдя в себе достаточно смелости, чтобы прикоснуться к девушке.
— Дру, я люблю тебя…
А потом быстро ушел, стуча каблуками по каменным плитам двора. Но направился не к своему коню, а в комнату Хуана Торреса.
Никогда бы не поверил, что человек может так сильно постареть за три года с тех пор, как мы с ним познакомились. За три года? Нет, он изменился за несколько месяцев. Я знал, что причина этому — Чико Крус. Торреса мучило постоянное присутствие Круса на ранчо.
— Хуан?
— Сеньор?
— Пойдем со мной. Необходимо уволить Чико Круса.
Он выпрямился за столом, молча посмотрел на меня и медленно встал.
— Думаешь, он захочет уйти?
Хуан не отрывал от меня пристального взгляда. А я сказал то, что думаю:
— Мне все равно, захочет он уйти или нет.
Мы подошли к комнате Антонио Баки. Собравшаяся там компания — и среди них Пит Ромеро — играла в карты. Мы остановились у двери и я произнес:
— Начнем с него. Объясни Хуан, в чем дело.
Торрес, чуть поколебавшись, зашел в комнату, я последовал за ним.
— Антонио, седлай своего коня и уезжай… Не вздумай возвращаться.
Бака взглянул на него, потом на меня.
— Ты слышал, что сказал Торрес, — повысил голос я. — Один раз ты попробовал спорить со мной в темноте, когда я стоял к тебе спиной. Предупреждаю, на этот раз тебе повезет меньше.
Бака аккуратно сложил карты на стол, и впервые я увидел, что он растерялся.
— Я поговорю с Чико.
— С Чико разговаривать будем мы, тебе пора ехать. — Вынув из кармана часы, я добавил: — Торрес не будет повторять дважды. В твоем распоряжении пять минут.
Мы вышли в коридор, прошли мимо ряда дверей и остановились у комнаты, где света не было. Торрес снял с крюка лампу, зажег ее и высоко поднял. Я отворил дверь.
Чико Крус сидел в темноте. Хуан сказал:
— Мы больше не нуждаемся в твоих услугах, Чико. Можешь собирать вещи. Прямо сейчас.
Темные глаза Круса жестко посмотрели на Торреса, затем на меня.
— Здесь достаточно своих проблем, — продолжил я, — а вы их только усложняете.
— Вы заставляете меня уехать? — Крус внимательно смотрел на меня.
— Думаю, этого не понадобится. Вы уедете сами.
Левой рукой он оперся на стол, играя с патроном 44-го калибра. Правая лежала на коленях.
— Я же говорил, что когда-нибудь мы встретимся.
— Дурацкий разговор. Хуан объяснил, что вы уволены. Для вас на ранчо нет работы, да и комнат не хватает.
— Мне здесь нравится.
— Тебе и там понравится. — Торрес говорил резко, к нему возвращалась смелость. — Ты уедешь сейчас же… Сию минуту.
Крус не обращал на него внимания, он холодно смотрел на меня.
— Кажется, мне придется убить вас, сеньор.
— Дурацкий разговор, — повторил я небрежно и тут же носком сапога сильно ударил вверх по краю стола, опрокинув его. Крус прыгнул и, споткнувшись, растянулся на полу. Прежде чем он успел дотянуться до своего шестизарядника, я отбил его руку, затем одним быстрым движением схватил за ворот рубашки, приподнял, отобрал оружие и оттолкнул в сторону.
Крус знал, что я предпочитаю револьвер, и не ожидал подобного нападения, но мне не хотелось в него стрелять. Чико, прижав к груди руку, смотрел на меня не мигая, как гремучая змея.
— Я предупреждал тебя, Крус.
Хуан подошел к лежанке и начал запихивать в седельные сумки одежду Чико, потом скатал одеяла. Чико все еще держался за запястье.
— Если я уеду, они нападут на гасиенду, — сказал Крус, — вы этого хотите?
— Нет, но придется рискнуть, а терпеть твое присутствие на ранчо мы не можем. От тебя слишком много зла.
— А от тебя — нет?
— Может и да… Однако меня здесь скоро не будет.
На дворе послышался стук копыт, и, выглянув в окно, мы увидели, что Пит Ромеро выводит коня Чико.
У двери Крус посмотрел на меня.
— Что насчет моего револьвера? — спросил он и прыгнул в седло.
— Можешь его забрать, — ответил я. — Мне бы не хотелось, чтобы ты ездил безоружным.
Я отдал Крусу шестизарядник, даже не разрядив его. Он покрутил барабан, затем несколько секунд без всякого выражения смотрел на меня, держа револьвер в руке.
Не знаю, о чем думал Чико. У него были причины ненавидеть меня и желать моей смерти. Он молча смотрел, а мой револьвер все так же оставался в кобуре.
Крус сел на коня.
— По-моему, мы больше не встретимся, — сказал он. — Вы мне нравитесь, сеньор.
Мы с Хуаном Торресом молча стояли, пока вдали не стих стук копыт.
Глава 13
Джонатан Приттс привез кое-что гораздо более опасное, чем оружие. Он привез печатный станок.
В тех краях, где нечего читать, а люди интересуются новостями, любую газету будут перечитывать от корки до корки. И все верят: то, что написано в газетах, правда. Иначе это не стали бы печатать.
Большинство даже не задумывается, что автор книги и издатель газеты может преследовать свои цели или находиться под влиянием других людей, а может не обладать полной и достоверной информацией по той или иной теме.
Дон Луис узнал о печатном станке Приттса раньше других, и это послужило одной из причин, по которой он хотел отослать внучку подальше отсюда, ведь газета может спровоцировать беспорядки. К тому же многое изменилось, и не в лучшую сторону.
Дон Луис передал, что хочет снова меня увидеть. Он продал мне четыре тысячи акров своих пастбищ, граничащих с нашим ранчо. Идея принадлежала ему, а в оплату он просил лишь расписку.
— Этого достаточно, сеньор. Вы человек слова, а эти пастбища вам понадобятся. — В этот день дон Луис сидел на постели. Он улыбнулся мне. — Больше того, сеньор. Эту землю у меня уже не смогут отобрать, а с вами никто связываться не станет.
Примерно в то же время я купил на ранчо Альварадо — тоже под расписку — триста голов молодняка. В обоих случаях кредитором была Друсилья.
Дон Луис был умен и беспокоился о будущем. Ясно, что ничего, кроме неприятностей, ему ожидать не приходится. Поражение разъярило Джонатана Приттса, он не успокоится, пока не уничтожит семью Альварадо или не погибнет сам.
Его шайка, действующая под «крышей» компании «Переселенец», перебрался в Лас-Вегас, однако часть бандитов осталась в Элизабеттауне и Симарроне — из-за них стало неспокойно. Но дон все продумал: землю и скот, который он мне продал, люди Приттса у меня не отнимут, дон Луис был уверен, что дела на нашем ранчо пойдут хорошо и деньги вернутся к Друсилье.
В те дни я мало видел Оррина. Теперь у нас было примерно с тысячу голов скота, в основном молодняк, который скоро должен принести приплод. Я рассчитывал ничего не продавать по меньшей мере года три, а к тому времени за него нам могут дать неплохие деньги.
Мы с Оррином и младшими братьями часто говорили о будущем. Мы не собирались содержать огромные стада или скупать большие участки земли. Нам хотелось иметь среднего размера ранчо, с официально оформленными правами на него, среднего размера стадо, чтобы на пастбищах всегда хватало травы.
Друсилья уехала.
Дону Луису стало немного лучше, ноу него снова начались неприятности. Одну из долин в восточной части ранчо Альварадо заняли скваттеры, разгорелись скандалы, но тут же появился Приттс со своей газетой, и скандалы переросли в беспорядки.
Затем Оррина выбрали окружным шерифом, и он попросил Тома стать его помощником.
Жизнь на ранчо вошла в свою колею. Нам нужны были деньги, мне предстояло выплачивать долг дону Луису. Младшие братья отлично справлялись с работой, поэтому я решил подзаработать на стороне.
Однажды на ранчо приехал Кэп Раунтри. Он спешился и присел рядом со мной на ступеньки крыльца.
— Кэп, — спросил я, — ты когда-нибудь был в Монтане?
— Ага. Хороший край: пастбища, кругом горы, навалом индейцев и мало народа. Если не считать Вирджиния-Сити. Там нашли золото.
— Это было несколько лет назад.
— Золото добывают до сих пор. — Он бросил на меня острый, проницательный взгляд. — Тебе тоже не сидится на месте?
— Деньги нужны. Мы в долгах, Кэп, а я не люблю быть кому-то обязанным. По-моему, надо податься на север, вдруг что-нибудь найдем? Хочешь, поедем вместе?
— Можно. Мне здесь стало надоедать.
Мы поехали повидать Тома Санди, который к тому времени пристрастился к виски. Он купил себе ранчо милях в десяти от нас с хорошей травой и приличным домом, однако хозяйство у него было, мягко говоря, запущенным, что совсем не соответствовало опыту такого первоклассного скотовода, как Том Санди.
— Я никуда не поеду, — ответил он. — Оррин предложил мне работать помощником шерифа. Но я попробую сам стать шерифом на следующих выборах.
— Оррин жалеет, что ты не согласился, — сказал я. — Хороших людей мало.
— Черт побери, — резко воскликнул Том, — это он должен работать на меня. Должность шерифа по праву принадлежит мне.
— Может и так. У тебя был шанс стать им.
Он сел за стол и уныло уставился в окно.
Кэп встал.
— Поехали. Том, — продолжал он. — Не найдешь золота, так повидаешь красивые земли.
— Спасибо, — ответил он. — Я лучше останусь здесь.
Мы сели на коней, и Том положил руку на мое седло.
— Тай, — сказал он, — я ничего не имею против тебя. Ты хороший человек.
— Оррин тоже, Том. И он любит тебя.
Том не обратил внимания на мои слова.
— Удачи вам. Если попадете в беду, сообщите — я тут же приеду и вытащу вас.
— Спасибо. А если у тебя будут неприятности — посылай за нами.
Том провожал нас, стоя на крыльце, и, когда мы отъехали достаточно далеко, я оглянулся. Его смутно различимая фигура все еще стояла у дома.
— Знаешь, Кэп, — сказал я, — первый раз за все эти годы я увидел Тома небритым.
Кэп бросил на меня холодный взгляд.
— А револьвер-то он почистил, — сказал он. — Этого Том не забыл сделать.
Осины на зеленых холмах были похожи на пучки золотистых свечек. Мы ехали на север, в неизведанный мир.
— Недели через две начнутся такие холода, что у нас с тобой отвалятся уши, — заметил Кэп.
Глаза его остались острыми и проницательными, как прежде он принюхивался к утреннему ветерку, будто охотящийся на бизонов волк. Кэп словно заново родился, да и я тоже. Может быть, именно для этого я живу на свете — чтобы бродить по нехоженым землям, жить в лесу, продвигаясь все дальше и дальше в глушь.
В Дюранго мы решили подзаработать и две недели сгоняли скот и клеймили молодых бычков. Затем поехали на запад к горам Абахо, которые иногда называют Голубыми. В тамошней земле царил хаос — так, наверное, выглядит ад, если потушить в нем пламя, однако для ночевки мы выбрали неплохое место среди прохладных сосен.
Наш маленький лагерный костер был единственным огоньком в обширной, покрытой кромешной темнотой местности. Куда бы мы ни посмотрели, повсюду видели лишь ночь и звезды.
Вкусно пахло кофе и дымком костра. За три дня путешествий по Голубым горам мы не встретили ни единого всадника, а следы попадались только звериные.
В окрестностях Пайочи мы с Кэпом опять нанялись на работу: Кэп правил лошадьми на дилижансе, а я исполнял обязанности охранника. Занимались мы этим месяца два.
Наш дилижанс попытались ограбить только один раз, потому что мое имя в тех краях, похоже, знали. Нападавшим не повезло: я соскочил с козел, выстрелом вышиб винтовку у одного бандита — по чистой случайности, поскольку, приземляясь, поскользнулся на камешке — и сделал две дырки в другом.
Мы отвезли их обратно в город, и раненый выжил. Выжил, но выводов не сделал… Через шесть месяцев его поймали за кражей лошадей и повесили на воротах ранчо.
В Саут-Пасс-Сити мы задержались, пережидая метель. Я прочитал в газете, что Оррин выдвинул свою кандидатуру на выборы в конгресс штата. Отзывались о нем хорошо. Оррин был молод, но и время наступило подходящее — как раз для молодых. Моему брату было столько же, сколько Александру Гамильтону[15], в 1876 году он был старше Уильяма Питта[16], когда тот стал премьер-министром Англии. Наполеон в таком же возрасте, как и Оррин, завершил итальянскую кампанию.
Мне попались две книги: одна Жомини про Наполеона, другая Вегеция о тактике боя римских легионов. А в основном я изучал глупые грошовые книжонки, потому что читать больше было нечего, если не считать классических романов в бумажных обложках, которые компания Билла Дерхема раздавала бесплатно в обмен на купоны, лежавшие в упаковках их товаров. Эти романы пользовались популярностью на Дальнем Западе, многие ковбои прочитали всю серию из трехсот шестидесяти книг.
Мы останавливались у горных ручьев, рыбачили, охотились и жили в свое удовольствие. Пришлось столкнуться с индейцами. Один раз мы едва удрали от шайки черноногих, во второй сцепились с сиу. В результате я лишился кончика уха, а Кэп лошади, так что в Форт-Ларами мы приехали, сидя вдвоем на Монтане.
Приближалась весна, мы двигались на север вместе с меняющейся погодой.
В конце концов мы застолбили золотоносный участок в Айдахо, но мне этого было мало. Нам хватало на жизнь, но не более того. Потом раздобыли партию мехов и удачно ее продали. Я отослал деньги дону Луису и немного отправил домой.
Неподалеку находился захудалый городишко. То есть города как такового не было, стояло лишь несколько десятков хибар и салун под вывеской «Розмари». Хозяйничал в нем крупный мужчина с красным квадратным лицом, светло-рыжими волосами и маленькими голубыми глазками. Обычно он клал на стойку бара свои толстые ручищи, покрытые старыми шрамами от многих драк, а его маленькие глазки жестко и внимательно изучали посетителя, словно прикидывая, сколько долларов можно из него выжать.
— Что будете пить, джентльмены? Хотите промочить горло после пыльной дороги?
— Налейте из той бутылки, что стоит у вас в шкафу, — сказал я, обратив внимание, что он себе наливает именно из нее.
— Могу предложить бочковое виски.
— Другим предлагайте, а нам налейте из своей бутылки.
— Это мое виски, я не продаю его, но для вас сделаю исключение.
За дальним столиком сидели двое. Они обернулись и принялись рассматривать нас. Я обратил внимание, что эти люди не платили хозяину. Если они работают на него, то что они здесь делают?
— Меня зовут Брейди, — представился хозяин салуна. — Мартин Брейди.
— Это хорошо, — отозвался я, — у человека должно быть имя. — Мы положили деньги на стойку. — Не убирайте эту бутылку. Речную воду, которую вы называете бочковым виски, мы уже пробовали. Она нам не по вкусу.
Дня через три работы на участке мы нашли одну-две чешуйки золота. Я выпрямился, держа в руке кирку.
— Знаешь, Кэп, говорят, нужно купить осла, отпустить его и идти за ним следом. И вот в том месте, где он начнет рыть землю копытом, и лежит золото. А иногда поднимаешь камень, чтобы швырнуть в осла, а это — самородок.
— Не верь всему, что слышишь. — Кэп сдвинул шляпу на затылок. — Я внимательно изучил местность. Вон там, — он показал на ложбину, похожую на высохшее русло ручья, — веками текла вода. Если в песке есть золото, оно должно скапливаться под тем скальным карнизом.
На самом карнизе мы срубили деревья и соорудили желоб для проточной воды и промывочный ящик. Старатели не просто собирают в лоток золотоносный песок и промывают его в ручье. Таким способом много не добудешь, столько же можно заработать, гоняя бычков по пастбищам или сидя на козлах дилижанса с ружьем в руках.
Золото добывают так: вначале определяют место в ручье или реке, где встречается много чешуек. Затем выгребают породу до самого скального основания, промывая ее в поисках драгоценных крупиц. Золото тяжелое, на протяжении многих сотен лет оно постепенно опускалось вниз и там оставалось. Когда мы прошли глубину шесть футов, то появилось приличное количество металла, начиная с этой отметки мы стали обрабатывать всю вынимаемую породу. Вечерами я сидел у костра и читал все, что попадалось под руку.
На соседнем участке работал парень по имени Кларк, который дал мне несколько книг. Обычно, уезжая из дома, люди брали с собой хорошие книги, никому не хотелось возить так далеко всякую муру.
Однажды вечером Кларк подошел к нашему костру.
— Кэп, ты печешь самый вкусный хлеб, который мне довелось пробовать. Мне будет его не хватать.
— Уезжаешь?
— У меня достаточно глубокая шахта, копать дальше не имеет смысла. Завтра возвращаюсь на Восток к жене и детям. До того, как стать старателем, я около семи лет работал в магазине и мечтаю купить собственный.
— Будь осторожен, — предупредил Кэп.
Кларк оглянулся, затем понизил голос:
— Вы тоже слышали про убийства?
— На прошлой неделе нашли труп Уилтона, — сказал я. — Его закопали, но неглубоко, и могилу разрыли койоты.
— Я знал его. — Кларк взял тарелку мяса с бобами и продолжал: — Я верю тому, что говорят. Уилтон вез с собой много золота, но он не был болтуном. — Кларк зачерпнул ложкой бобы, затем помолчал. — Сэкетт, говорят, ты здорово владеешь револьвером.
В тех краях, где нечего читать, а люди интересуются новостями, любую газету будут перечитывать от корки до корки. И все верят: то, что написано в газетах, правда. Иначе это не стали бы печатать.
Большинство даже не задумывается, что автор книги и издатель газеты может преследовать свои цели или находиться под влиянием других людей, а может не обладать полной и достоверной информацией по той или иной теме.
Дон Луис узнал о печатном станке Приттса раньше других, и это послужило одной из причин, по которой он хотел отослать внучку подальше отсюда, ведь газета может спровоцировать беспорядки. К тому же многое изменилось, и не в лучшую сторону.
Дон Луис передал, что хочет снова меня увидеть. Он продал мне четыре тысячи акров своих пастбищ, граничащих с нашим ранчо. Идея принадлежала ему, а в оплату он просил лишь расписку.
— Этого достаточно, сеньор. Вы человек слова, а эти пастбища вам понадобятся. — В этот день дон Луис сидел на постели. Он улыбнулся мне. — Больше того, сеньор. Эту землю у меня уже не смогут отобрать, а с вами никто связываться не станет.
Примерно в то же время я купил на ранчо Альварадо — тоже под расписку — триста голов молодняка. В обоих случаях кредитором была Друсилья.
Дон Луис был умен и беспокоился о будущем. Ясно, что ничего, кроме неприятностей, ему ожидать не приходится. Поражение разъярило Джонатана Приттса, он не успокоится, пока не уничтожит семью Альварадо или не погибнет сам.
Его шайка, действующая под «крышей» компании «Переселенец», перебрался в Лас-Вегас, однако часть бандитов осталась в Элизабеттауне и Симарроне — из-за них стало неспокойно. Но дон все продумал: землю и скот, который он мне продал, люди Приттса у меня не отнимут, дон Луис был уверен, что дела на нашем ранчо пойдут хорошо и деньги вернутся к Друсилье.
В те дни я мало видел Оррина. Теперь у нас было примерно с тысячу голов скота, в основном молодняк, который скоро должен принести приплод. Я рассчитывал ничего не продавать по меньшей мере года три, а к тому времени за него нам могут дать неплохие деньги.
Мы с Оррином и младшими братьями часто говорили о будущем. Мы не собирались содержать огромные стада или скупать большие участки земли. Нам хотелось иметь среднего размера ранчо, с официально оформленными правами на него, среднего размера стадо, чтобы на пастбищах всегда хватало травы.
Друсилья уехала.
Дону Луису стало немного лучше, ноу него снова начались неприятности. Одну из долин в восточной части ранчо Альварадо заняли скваттеры, разгорелись скандалы, но тут же появился Приттс со своей газетой, и скандалы переросли в беспорядки.
Затем Оррина выбрали окружным шерифом, и он попросил Тома стать его помощником.
Жизнь на ранчо вошла в свою колею. Нам нужны были деньги, мне предстояло выплачивать долг дону Луису. Младшие братья отлично справлялись с работой, поэтому я решил подзаработать на стороне.
Однажды на ранчо приехал Кэп Раунтри. Он спешился и присел рядом со мной на ступеньки крыльца.
— Кэп, — спросил я, — ты когда-нибудь был в Монтане?
— Ага. Хороший край: пастбища, кругом горы, навалом индейцев и мало народа. Если не считать Вирджиния-Сити. Там нашли золото.
— Это было несколько лет назад.
— Золото добывают до сих пор. — Он бросил на меня острый, проницательный взгляд. — Тебе тоже не сидится на месте?
— Деньги нужны. Мы в долгах, Кэп, а я не люблю быть кому-то обязанным. По-моему, надо податься на север, вдруг что-нибудь найдем? Хочешь, поедем вместе?
— Можно. Мне здесь стало надоедать.
Мы поехали повидать Тома Санди, который к тому времени пристрастился к виски. Он купил себе ранчо милях в десяти от нас с хорошей травой и приличным домом, однако хозяйство у него было, мягко говоря, запущенным, что совсем не соответствовало опыту такого первоклассного скотовода, как Том Санди.
— Я никуда не поеду, — ответил он. — Оррин предложил мне работать помощником шерифа. Но я попробую сам стать шерифом на следующих выборах.
— Оррин жалеет, что ты не согласился, — сказал я. — Хороших людей мало.
— Черт побери, — резко воскликнул Том, — это он должен работать на меня. Должность шерифа по праву принадлежит мне.
— Может и так. У тебя был шанс стать им.
Он сел за стол и уныло уставился в окно.
Кэп встал.
— Поехали. Том, — продолжал он. — Не найдешь золота, так повидаешь красивые земли.
— Спасибо, — ответил он. — Я лучше останусь здесь.
Мы сели на коней, и Том положил руку на мое седло.
— Тай, — сказал он, — я ничего не имею против тебя. Ты хороший человек.
— Оррин тоже, Том. И он любит тебя.
Том не обратил внимания на мои слова.
— Удачи вам. Если попадете в беду, сообщите — я тут же приеду и вытащу вас.
— Спасибо. А если у тебя будут неприятности — посылай за нами.
Том провожал нас, стоя на крыльце, и, когда мы отъехали достаточно далеко, я оглянулся. Его смутно различимая фигура все еще стояла у дома.
— Знаешь, Кэп, — сказал я, — первый раз за все эти годы я увидел Тома небритым.
Кэп бросил на меня холодный взгляд.
— А револьвер-то он почистил, — сказал он. — Этого Том не забыл сделать.
Осины на зеленых холмах были похожи на пучки золотистых свечек. Мы ехали на север, в неизведанный мир.
— Недели через две начнутся такие холода, что у нас с тобой отвалятся уши, — заметил Кэп.
Глаза его остались острыми и проницательными, как прежде он принюхивался к утреннему ветерку, будто охотящийся на бизонов волк. Кэп словно заново родился, да и я тоже. Может быть, именно для этого я живу на свете — чтобы бродить по нехоженым землям, жить в лесу, продвигаясь все дальше и дальше в глушь.
В Дюранго мы решили подзаработать и две недели сгоняли скот и клеймили молодых бычков. Затем поехали на запад к горам Абахо, которые иногда называют Голубыми. В тамошней земле царил хаос — так, наверное, выглядит ад, если потушить в нем пламя, однако для ночевки мы выбрали неплохое место среди прохладных сосен.
Наш маленький лагерный костер был единственным огоньком в обширной, покрытой кромешной темнотой местности. Куда бы мы ни посмотрели, повсюду видели лишь ночь и звезды.
Вкусно пахло кофе и дымком костра. За три дня путешествий по Голубым горам мы не встретили ни единого всадника, а следы попадались только звериные.
В окрестностях Пайочи мы с Кэпом опять нанялись на работу: Кэп правил лошадьми на дилижансе, а я исполнял обязанности охранника. Занимались мы этим месяца два.
Наш дилижанс попытались ограбить только один раз, потому что мое имя в тех краях, похоже, знали. Нападавшим не повезло: я соскочил с козел, выстрелом вышиб винтовку у одного бандита — по чистой случайности, поскольку, приземляясь, поскользнулся на камешке — и сделал две дырки в другом.
Мы отвезли их обратно в город, и раненый выжил. Выжил, но выводов не сделал… Через шесть месяцев его поймали за кражей лошадей и повесили на воротах ранчо.
В Саут-Пасс-Сити мы задержались, пережидая метель. Я прочитал в газете, что Оррин выдвинул свою кандидатуру на выборы в конгресс штата. Отзывались о нем хорошо. Оррин был молод, но и время наступило подходящее — как раз для молодых. Моему брату было столько же, сколько Александру Гамильтону[15], в 1876 году он был старше Уильяма Питта[16], когда тот стал премьер-министром Англии. Наполеон в таком же возрасте, как и Оррин, завершил итальянскую кампанию.
Мне попались две книги: одна Жомини про Наполеона, другая Вегеция о тактике боя римских легионов. А в основном я изучал глупые грошовые книжонки, потому что читать больше было нечего, если не считать классических романов в бумажных обложках, которые компания Билла Дерхема раздавала бесплатно в обмен на купоны, лежавшие в упаковках их товаров. Эти романы пользовались популярностью на Дальнем Западе, многие ковбои прочитали всю серию из трехсот шестидесяти книг.
Мы останавливались у горных ручьев, рыбачили, охотились и жили в свое удовольствие. Пришлось столкнуться с индейцами. Один раз мы едва удрали от шайки черноногих, во второй сцепились с сиу. В результате я лишился кончика уха, а Кэп лошади, так что в Форт-Ларами мы приехали, сидя вдвоем на Монтане.
Приближалась весна, мы двигались на север вместе с меняющейся погодой.
В конце концов мы застолбили золотоносный участок в Айдахо, но мне этого было мало. Нам хватало на жизнь, но не более того. Потом раздобыли партию мехов и удачно ее продали. Я отослал деньги дону Луису и немного отправил домой.
Неподалеку находился захудалый городишко. То есть города как такового не было, стояло лишь несколько десятков хибар и салун под вывеской «Розмари». Хозяйничал в нем крупный мужчина с красным квадратным лицом, светло-рыжими волосами и маленькими голубыми глазками. Обычно он клал на стойку бара свои толстые ручищи, покрытые старыми шрамами от многих драк, а его маленькие глазки жестко и внимательно изучали посетителя, словно прикидывая, сколько долларов можно из него выжать.
— Что будете пить, джентльмены? Хотите промочить горло после пыльной дороги?
— Налейте из той бутылки, что стоит у вас в шкафу, — сказал я, обратив внимание, что он себе наливает именно из нее.
— Могу предложить бочковое виски.
— Другим предлагайте, а нам налейте из своей бутылки.
— Это мое виски, я не продаю его, но для вас сделаю исключение.
За дальним столиком сидели двое. Они обернулись и принялись рассматривать нас. Я обратил внимание, что эти люди не платили хозяину. Если они работают на него, то что они здесь делают?
— Меня зовут Брейди, — представился хозяин салуна. — Мартин Брейди.
— Это хорошо, — отозвался я, — у человека должно быть имя. — Мы положили деньги на стойку. — Не убирайте эту бутылку. Речную воду, которую вы называете бочковым виски, мы уже пробовали. Она нам не по вкусу.
Дня через три работы на участке мы нашли одну-две чешуйки золота. Я выпрямился, держа в руке кирку.
— Знаешь, Кэп, говорят, нужно купить осла, отпустить его и идти за ним следом. И вот в том месте, где он начнет рыть землю копытом, и лежит золото. А иногда поднимаешь камень, чтобы швырнуть в осла, а это — самородок.
— Не верь всему, что слышишь. — Кэп сдвинул шляпу на затылок. — Я внимательно изучил местность. Вон там, — он показал на ложбину, похожую на высохшее русло ручья, — веками текла вода. Если в песке есть золото, оно должно скапливаться под тем скальным карнизом.
На самом карнизе мы срубили деревья и соорудили желоб для проточной воды и промывочный ящик. Старатели не просто собирают в лоток золотоносный песок и промывают его в ручье. Таким способом много не добудешь, столько же можно заработать, гоняя бычков по пастбищам или сидя на козлах дилижанса с ружьем в руках.
Золото добывают так: вначале определяют место в ручье или реке, где встречается много чешуек. Затем выгребают породу до самого скального основания, промывая ее в поисках драгоценных крупиц. Золото тяжелое, на протяжении многих сотен лет оно постепенно опускалось вниз и там оставалось. Когда мы прошли глубину шесть футов, то появилось приличное количество металла, начиная с этой отметки мы стали обрабатывать всю вынимаемую породу. Вечерами я сидел у костра и читал все, что попадалось под руку.
На соседнем участке работал парень по имени Кларк, который дал мне несколько книг. Обычно, уезжая из дома, люди брали с собой хорошие книги, никому не хотелось возить так далеко всякую муру.
Однажды вечером Кларк подошел к нашему костру.
— Кэп, ты печешь самый вкусный хлеб, который мне довелось пробовать. Мне будет его не хватать.
— Уезжаешь?
— У меня достаточно глубокая шахта, копать дальше не имеет смысла. Завтра возвращаюсь на Восток к жене и детям. До того, как стать старателем, я около семи лет работал в магазине и мечтаю купить собственный.
— Будь осторожен, — предупредил Кэп.
Кларк оглянулся, затем понизил голос:
— Вы тоже слышали про убийства?
— На прошлой неделе нашли труп Уилтона, — сказал я. — Его закопали, но неглубоко, и могилу разрыли койоты.
— Я знал его. — Кларк взял тарелку мяса с бобами и продолжал: — Я верю тому, что говорят. Уилтон вез с собой много золота, но он не был болтуном. — Кларк зачерпнул ложкой бобы, затем помолчал. — Сэкетт, говорят, ты здорово владеешь револьвером.