Р.Т. Ларкин
Крестная мать
Глава первая
Который час лил проливной дождь, и люди сгрудились под зонтиками у свежевырытой могилы. Уже монотонно бубнил священник, а бесконечный кортеж "кадиллаков", специально взятых напрокат по случаю похорон, чтобы их номера ничего не могли рассказать о своих хозяевах сидевшим в своих неприметных машинах федеральным агентам, все продолжали прибывать.
Крестный отец был мертв. Гроб был устлан покрывалом из красных роз, среди которых затейливо переплетались белые гвоздики, образуя длинное и многосложное имя покойного. Еще одно цветочное подношение – составленная из цветов шестифутовая фигура святого стояла рядом с трехцветным крестом, собранным из тюльпанов. Этот шедевр пересекала алая лента, которая еще раз золотыми буквами напомнила присутствующим имя усопшего. Похороны стали удачей недели для всех цветочников в трех округах северной части штата Нью-Джерси, но к великому сожалению дождь забрызгал грязью и испортил большую часть их кропотливой работы.
Скучавшие сотрудники федеральных служб безуспешно пытались подсчитать стоимость цветочной монументалистики.
– Эй, парень, все ли засвидетельствовали свою преданность покойному? – поинтересовался один из федеральных агентов у соседа.
Тот полез консультироваться с длинным перечнем имен и фамилий.
– Почти все на месте, одного, правда не хватает, – отозвался он.
– Кто же это? – незамедлительно последовал вопрос.
– Альфредо Фетуччини, – уточнил агент со списком.
– Не в его стиле игнорировать такое событие, – заметил один из сотрудников федеральной службы. – Интересно, что он замышляет?
– Никогда не поймешь, что на уме у этих итальяшек, – с презрительной ухмылкой пробурчал его сосед. – У них просто нездоровая страсть к помпезным церемониям во время похорон.
– Это неотъемлемая часть их жизни и к тому же не столь уж редкая, – отозвался первый. – Каждый из них, отдавая долг усопшему, всегда понимает, что следующим в этой очереди может оказаться он сам.
– Но на этот раз большой босс отошел в мир иной по вполне естественным причинам.
Неожиданная вспышка молнии разорвала сумеречное небо, еще раз заставив самых суеверных перекреститься и обратиться к Господу с короткой, немой молитвой. Одной из них была женщина, укутанная в траурный креп словно мумия. Защищенная от дождя услужливо прикрывающим ее зонтиком она причитала возле открытой могилы.
– Слава Богу ты подох, гнилой ублюдок! – молча подумала женщина, перекрестилась и возобновила свои рыдания. – Нужно будет со стенаниями бросаться на крышку гроба, а это совсем доконает мои новые перчатки, и кому это надо? – пронеслось в ее голове.
Наконец заупокойная месса завершилась, и она, поддерживаемая тремя своими сыновьями, уселась в первом из поджидавших лимузинов.
Прошло немало времени, прежде чем последний посетитель выразил свои соболезнования и покинул стены громадного трехэтажного особняка, а остальные обитатели дома вернулись к своим привычным занятиям. Только в тишине большого зала библиотеки, где едва ли за все эти годы была перелистана хоть одна книга, осталась безутешная вдова с тремя осиротевшими сыновьями.
Самый старший из них Рико сидел на краю полированного письменного стола из красного дерева.
– Да, он был нам настоящей опорой, нам будет его очень не хватать. Это был не человек, а скала.
– Еще бы, – отозвался средний сын Рокко, – но нам стоит привести все дела в порядок, а иначе кое-кто может по нам соскучиться. Не успеешь оглянуться, и они уже запустят свои лапы в наш бизнес.
Рико красноречиво показал ему взглядом на мать, и тот замолчал.
– Мамуля, сегодня для тебя был очень тяжелый день, тебе не кажется, что надо было бы немного отдохнуть?
– Со мной все нормально, – возразила она и, пожалуй, это была первая произнесенная ею за весь день вслух фраза.
Пако, самый младший из них, тоже не захотел оставаться в стороне.
– Мамочка, ты прекрасно держалась на похоронах, как настоящая скала, но тебе следовало бы позаботиться и о своем здоровье.
Она окинула сыновей строгим взглядом.
– Так, что же получается: ваш отец был скалой, да и я ему под стать, а от нас откололось три маленьких, податливых камешка?
– Мама! – их голоса слились в перепуганном унисоне. Они все еще не могли поверить своим ушам.
Рокко вскочил на ноги и посмотрел ей в лицо.
– Тело моего отца еще не успело остыть в могиле, а ты такое себе позволяешь в его доме? – потребовал он объяснений.
– Это не его дом, а мой! – с вызовом заявила она. – Весь этот дом и все, что в нем есть, записаны на мое имя, или у вас память отшибло? Официально ему здесь ничего никогда не принадлежало!
– Мама, – умоляющим голосом простонал малыш Пако, – почему такой солидный и преуспевающий бизнесмен как наш папа боялся иметь собственное имущество?
– Ты не только самый младший, но и самый глупый, – ответила ему мать. – Неужели ты и на самом деле считаешь, что я не понимаю о чем идет речь?
– Ты ничего не понимаешь, – усмехнулся Рокко. – Мама, пожалуйста, почему бы тебе сейчас все-таки не пойти прилечь?
– Мне все известно, – продолжала настаивать она.
– Мама, ну ты же ничего не знаешь, – стал увещевать ее Пако. – Женщин в мужские дела не посвящают.
Последнее замечание просто вывело ее из себя.
– Ну конечно, я ничего не знаю, но вы мои взрослые мальчики, мои умницы, знаете все. Но все же позвольте мне рассказать то, что вам еще не известно. Ведь о том, что творится за закрытыми дверями спальни не знает ни одна посторонняя душа, даже вы.
– Мой отец никому ничего рассказать не мог, и даже тебе, мама, – прокричал Рокко. – Он скорее умер бы, чем обесчестил свое имя нарушением клятвы молчания – омерты.
– Он рассказал мне все, – продолжала настаивать его мать. – Вам должно быть известно, что существует множество способов заставить мужчину разговориться, – она заерзала в кресле и обвела их многозначительным взглядом.
– О, нет, мама, только не ты! – застонал малыш Пако.
Она обольстительно повела глазами. Глядя на Пако, можно было подумать, что его отравили.
– Он рассказал мне все, – снова повторила она. Рико по дошел и встал прямо перед ней, в его голосе появились властные нотки. Теперь он снова был старшим сыном, главой семейства и законным наследником.
– Так значит отец рассказывал тебе о своих делах. Как это могло случиться?
Она посмотрела на него своим мягким, доверчивым взглядом, но в ее голосе звучал металл.
– Он разговаривал во сне.
– О, нет! – разом простонали все трое. Она воспользовалась всеобщим унынием для своего следующего заявления.
– Мальчики, я беру все управление в свои руки. Это произвело как раз именно тот эффект, что она и ожидала.
– Что? – заорали в один голос ее сыновья. Малыш Пако стал белым как полотно, а Рико принялся расхаживать по комнате взад и вперед, стараясь понять почему он потерял почву под ногами.
– Мама? – сказал он скорее самому себе. Это был трудный вопрос. Как могла его собственная мать... Но все это глупость и больше ничего, пустая трата времени. В такой трудный момент, когда столько неотложных дел требовали своего решения. Будущее целой семьи висело на волоске, самой их жизни могли угрожать враги, которые к этому моменту несомненно почувствовали свободу и стали строить планы, чтобы показать свою силу. Это была война, и в ней не было места для женщины, а уж тем более для его собственной матери, святой в его глазах женщины, особенно теперь, когда она стала вдовой.
– Мама, – твердо и решительно заявил он, – мне кажется, что ты просто не понимаешь. У нас есть очень важные дела, и они ждут своего решения. Нам надо защитить себя и наши интересы. Планы, распоряжения...
– Похоже, что ты так ничего и не понял, мой сынок. Булыжники у тебя вместо мозгов, что ли? – огрызнулась она. – Это я буду строить планы и отдавать приказы. – Ее "я" прозвучало как винтовочный выстрел.
– Но мама, – взмолился Рико.
– Сядь на место! – прикрикнула на него мать. Он подчинился. – Очень хорошо, мой мальчик, – мягко заметила она, – теперь ты уже начинаешь кое-что понимать, Рико.
Тем временем малыш Пако начал реветь.
– Мой отец был таким замечательным человеком, – засопел Рико. – Что с нами происходит? Пока он был жив, у нас в доме не было ни одной ссоры, никакие проблемы нас не касались и все было просто замечательно...
Мать строго посмотрела ему в лицо.
– Твой отец не такой уж и замечательный человек, – перебила она его. – Он был им только наполовину. Ваш отец знал, как ему следует жить, но он понятия не имел, как нужно умереть.
– Что ты хочешь этим сказать, мама? – поинтересовался Рокко.
– Мне хотелось бы знать, известна ли вам комбинация цифр, которая откроет потайной сейф? А может быть вы знаете номера счетов в швейцарских банках? Как можно связаться с Большим Капо на малой родине? Корче говоря, мои три зеленых горошины знают все, что хотел этот старый глупец, который собирался жить вечно, но толку от этого никакого, – каждый из этих вопросов ставил их в тупик, и они держались уже далеко не так уверенно.
Наконец она перестала озадачивать их своими вопросами, и они услышали от нее фразу, которую им еще не раз придется выслушать всем вместе и каждому по отдельности.
– Если бы не ваша мать, вам не получить бы и вонючей работы по ремонту асфальтового тротуара, на которой можно заработать только радикулит и скрючиться на всю оставшуюся жизнь. Но, слава Богу, вам просто повезло, и ваша мать сможет о вас подумать. Ваша мамочка будет теперь обо всем заботиться сама.
Не так уж и важно сколько раз еще им доведется выслушать от нее эти слова, но хотя чувство обиды и потеряло свою остроту, они не смирились с ее решением даже под напором неопровержимых аргументов.
– Мама, – возражали они, – за все время существования Коза Ностра в ней не было ни одной женщины.
– Ну и что, – невозмутимо парировала она, – раньше о пересадке сердца и думать не могли, а теперь это обычная операция.
– Мама, – взмолились сыновья, – нас же засмеют на улице.
– Так вам будет лучше, если вас там застрелят? – пожала она плечами.
Малыш Пако все еще продолжал плакать.
– Как папа мог нас так оставить? – причитал он.
– Человек, который в его возрасте мог подхватить ветрянку, способен на все, – ответила ему мать.
– Мне казалось, что ты его любила, – не переставая всхлипывать, сказал ее младший сын.
– За что было его любить? – вся горечь, накопившаяся за долгие годы их жизни, теперь искала выхода. – Все, чему он научил меня, так это умению выполнять его распоряжения, а как вести дела... этому вас придется научить мне.
– Мама, – затряс головой Рико, – это у тебя не получится.
– Я сделаю так, чтобы получилось, – продолжала настаивать она. – Для чего же тогда существуют матери?
– Ну, уж не для того, чтобы руководить Коза Ностра, – заявил он.
– Мама, это бесплодные мечты, – вторил ему Рокко. – Другие семьи этого не допустят.
– Мама! Мамочка! – снова заревел малыш Пако, обхватив голову руками. Рыдания сотрясали его детское тельце. Рокко, пряча от всех глаза, подошел к окну и вытер глаза красной шторой. Рико остался стоять неподвижно, и только слезы катились по его щекам. Эта картина произвела на нее тягостное впечатление. Конечно неприятно видеть плачущего ребенка, но смотреть на то, как ревут почти взрослые мужчины, это уж слишком! Что тут остается делать их матери?
– Не надо расстраиваться, – ласково сказала она, – если их до сих пор не смешали с дерьмом, то я займусь этим сама!
От этих слов Пако заревел еще громче и стал стучать по столу кулаками. Рокко вытер глаза рукой и посмотрел на нее.
– Дело не в семьях, мама... – тут он запнулся и не смог закончить свою мысль.
– Так в чем же? – озадаченно спросила она, разводя руками.
– Дело в тебе, – с трудом выдавил Рико, кусая губы в тщетной попытке совладать с собой.
– Во мне? – удивилась она.
– Мама, мы не привыкли видеть тебя такой, – сказал Рико. – Ты была просто приятной леди. Ты была для нас святой, – тут он закатил глаза в потолок и послал небесам воздушный поцелуй.
В ее глазах засверкали молнии, а когда она открыла рот, послышались раскаты грома.
– Я стану святой, когда я умру и меня похоронят, – закричала она на них. – Пока что я еще жива и, более того, собираюсь помочь выжить таким остолопам как вы! Неужели это так ужасно? Разве матери возбраняется помогать своим детям? Наверно мне лучше было остаться лежать на крышке гроба этого тупого дерьма...
– Мама, – перебил ее Рико, – где ты могла нахвататься таких слов?
– Неужели в моем положении иметь знакомых это – преступление? – парировала она. – Настанет день и вы поймете, что Сицилия – это еще не весь мир. Мир не помещается между кухней и спальней, он больше, гораздо больше, – тут она остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Отец может перевернуться в своей могиле, – пробормотал Рико.
Его слова пробудили в ней практическую сторону ее натуры.
– Это теперь не имеет никакого значения, – заявила она. – Что от этого может измениться?
– Отец, крестный отец, – снова начал всхлипывать малыш Пако.
– Послушай меня, Пако, – сказала ему мать. – Он был таким же мужчиной как и сотни других. Но знаешь, чем он от них отличался? У него была целая армия солдат, которая выполняла все его решения и приводила все дела в порядок, – ее глаза просияли. – Послушай меня, мой мальчик. Ты знаешь, кто его сделал крестным отцом?
– Весь мир, – гордо ответил ее младший сын. – Он был крестным отцом всему миру.
Она снисходительно улыбнулась. Пако был глуп, но ведь он еще совсем ребенок.
– Пако, Пако, все началось с меня. И ты знаешь почему? Я заставила его стараться прилично выглядеть в глазах окружающих. Он теперь мог остановиться на улице и угостить ребенка печеньем. Я говорила всем в такие минуты, что мой муж просто святой, и у него найдется время для каждого малыша в этом мире. Люди улыбались, и теперь они помнили только про печенье, забывая о том, что буквально обирал отца этого самого ребенка. Им даже было безразлично, что он, скорее всего, украл это самое печенье. Скажи мне, сынок, твой замечательный папочка хоть когда-нибудь давал тебе печенье?
Пако отрицательно замотал головой.
– А ты знаешь почему? – Он недоуменно посмотрел на нее. – Потому что поблизости не было людей, на которых это могло произвести впечатление. Да и что тут необычного: отец дает печенье своему сыну, кого это могло удивить? – она сделала паузу, чтобы ее слова произвели на него должное впечатление. – Скажи мне, Пако, когда ты был маленьким, у тебя было много сладостей? – ласково спросила она.
Он утвердительно кивнул.
– А кто давал тебе все эти сладости, сынок? – мягко подтолкнула к нужному ответу его мать. – Кто делал для тебя все эти печенья? Кто стоял целыми днями над раскаленной плитой и готовил тебе все эти сладкие вещи?
Воспоминания об этом наполнили ее душу сентиментальностью. Старая плита в арендуемой квартире, которая была четырьмя скрипучими лестничными пролетами выше мостовой Минетта-стрит, топилась дровами, и ей приходилось постоянно сновать за ними туда сюда, чтобы поддерживать огонь. Она страшно чадила, наполняя все крошечные квадратные комнатки дымом и запахом стряпни, но зато благодаря ей все были сыты и здоровы. Но все же день, когда они переехали с Минетта-стрит, до сей поры оставался в ее жизни самым счастливым.
Теперь уже разревелись все четверо. Они рыдали среди роскоши, которую можно было купить за деньги, заработанные на шантаже, убийствах и грабежах целой армии бандитов. Ей было абсолютно безразлично, как появились те деньги, которые позволили им переехать с Минетта-стрит, и если бы для этого ей пришлось взять в руки оружие, то она пустила его в ход не задумываясь.
Ей было хорошо известно, чем занимается ее муж, и все его попытки пустить ей пыль в глаза по поводу своего бизнеса остались безрезультатными.
Она быстро вытерла слезы: не то время, чтобы проявлять слабость и заниматься сентиментальными воспоминаниями. То, что еще можно было простить ее сыновьям, ей было совсем не к лицу. Она была птицей совсем другого полета. Необходимо было срочно составить план действий, отдать распоряжения, то есть сделать все, о чем говорил Рико. Им предстояло проявить немало изворотливости, чтобы укрепить свое положение и дать понять противнику, что они по-прежнему контролируют свои сферы влияния. К тому же в этом надо еще убедить всех членов семьи и, особенно, капитанов. С их стороны нельзя было допустить и малейшего неповиновения. Следует дать понять, что смерть крестного отца не приведет к развалу семьи, и каждый, у кого остались хоть какие-то сомнения на этот счет, глубоко заблуждается. Кроме того ей позарез была нужна одна успешная операция, чтобы утвердиться в глазах остального мира. Все это, включая и направление главного удара, нужно было решать немедленно. Слишком много работы предстояло на эту ночь, но эти дела отложить было нельзя.
К тому же ей еще предстояло приготовить ужин для своих сыновей. Прошедший день действительно стал для нее тяжелым испытанием, в этом ее сыновья оказались абсолютно правы, но все дело заключалось в том, что она буквально сгорала от нетерпения в ожидании того момента, когда можно будет заняться делами семьи. На сыновей положиться просто нельзя, все капо, которых ее муж ввел в семью, в таких вопросах обычно целиком полагались на него и просто выполняли его распоряжения. Это были надежные люди, но настоящего лидера среди них не было.
Правда один из них так и не появился на траурной церемонии, а это уже было плохим предзнаменованием. Неявка старшего капо на похороны крестного отца была немыслимым нарушением субординации и грозила серьезными неприятностями. Тем более надо было показать свою силу трем капо Нью-Йорка, раз уж Фетуччини, который правил в Нью-Джерси начал их игнорировать, а значит не будет ничего странного, если он не появится и на завтрашней встрече членов семьи. Она еще с ним разберется... а тем временем ей предстояло заняться приготовлением ужина.
Крестный отец был мертв. Гроб был устлан покрывалом из красных роз, среди которых затейливо переплетались белые гвоздики, образуя длинное и многосложное имя покойного. Еще одно цветочное подношение – составленная из цветов шестифутовая фигура святого стояла рядом с трехцветным крестом, собранным из тюльпанов. Этот шедевр пересекала алая лента, которая еще раз золотыми буквами напомнила присутствующим имя усопшего. Похороны стали удачей недели для всех цветочников в трех округах северной части штата Нью-Джерси, но к великому сожалению дождь забрызгал грязью и испортил большую часть их кропотливой работы.
Скучавшие сотрудники федеральных служб безуспешно пытались подсчитать стоимость цветочной монументалистики.
– Эй, парень, все ли засвидетельствовали свою преданность покойному? – поинтересовался один из федеральных агентов у соседа.
Тот полез консультироваться с длинным перечнем имен и фамилий.
– Почти все на месте, одного, правда не хватает, – отозвался он.
– Кто же это? – незамедлительно последовал вопрос.
– Альфредо Фетуччини, – уточнил агент со списком.
– Не в его стиле игнорировать такое событие, – заметил один из сотрудников федеральной службы. – Интересно, что он замышляет?
– Никогда не поймешь, что на уме у этих итальяшек, – с презрительной ухмылкой пробурчал его сосед. – У них просто нездоровая страсть к помпезным церемониям во время похорон.
– Это неотъемлемая часть их жизни и к тому же не столь уж редкая, – отозвался первый. – Каждый из них, отдавая долг усопшему, всегда понимает, что следующим в этой очереди может оказаться он сам.
– Но на этот раз большой босс отошел в мир иной по вполне естественным причинам.
Неожиданная вспышка молнии разорвала сумеречное небо, еще раз заставив самых суеверных перекреститься и обратиться к Господу с короткой, немой молитвой. Одной из них была женщина, укутанная в траурный креп словно мумия. Защищенная от дождя услужливо прикрывающим ее зонтиком она причитала возле открытой могилы.
– Слава Богу ты подох, гнилой ублюдок! – молча подумала женщина, перекрестилась и возобновила свои рыдания. – Нужно будет со стенаниями бросаться на крышку гроба, а это совсем доконает мои новые перчатки, и кому это надо? – пронеслось в ее голове.
Наконец заупокойная месса завершилась, и она, поддерживаемая тремя своими сыновьями, уселась в первом из поджидавших лимузинов.
Прошло немало времени, прежде чем последний посетитель выразил свои соболезнования и покинул стены громадного трехэтажного особняка, а остальные обитатели дома вернулись к своим привычным занятиям. Только в тишине большого зала библиотеки, где едва ли за все эти годы была перелистана хоть одна книга, осталась безутешная вдова с тремя осиротевшими сыновьями.
Самый старший из них Рико сидел на краю полированного письменного стола из красного дерева.
– Да, он был нам настоящей опорой, нам будет его очень не хватать. Это был не человек, а скала.
– Еще бы, – отозвался средний сын Рокко, – но нам стоит привести все дела в порядок, а иначе кое-кто может по нам соскучиться. Не успеешь оглянуться, и они уже запустят свои лапы в наш бизнес.
Рико красноречиво показал ему взглядом на мать, и тот замолчал.
– Мамуля, сегодня для тебя был очень тяжелый день, тебе не кажется, что надо было бы немного отдохнуть?
– Со мной все нормально, – возразила она и, пожалуй, это была первая произнесенная ею за весь день вслух фраза.
Пако, самый младший из них, тоже не захотел оставаться в стороне.
– Мамочка, ты прекрасно держалась на похоронах, как настоящая скала, но тебе следовало бы позаботиться и о своем здоровье.
Она окинула сыновей строгим взглядом.
– Так, что же получается: ваш отец был скалой, да и я ему под стать, а от нас откололось три маленьких, податливых камешка?
– Мама! – их голоса слились в перепуганном унисоне. Они все еще не могли поверить своим ушам.
Рокко вскочил на ноги и посмотрел ей в лицо.
– Тело моего отца еще не успело остыть в могиле, а ты такое себе позволяешь в его доме? – потребовал он объяснений.
– Это не его дом, а мой! – с вызовом заявила она. – Весь этот дом и все, что в нем есть, записаны на мое имя, или у вас память отшибло? Официально ему здесь ничего никогда не принадлежало!
– Мама, – умоляющим голосом простонал малыш Пако, – почему такой солидный и преуспевающий бизнесмен как наш папа боялся иметь собственное имущество?
– Ты не только самый младший, но и самый глупый, – ответила ему мать. – Неужели ты и на самом деле считаешь, что я не понимаю о чем идет речь?
– Ты ничего не понимаешь, – усмехнулся Рокко. – Мама, пожалуйста, почему бы тебе сейчас все-таки не пойти прилечь?
– Мне все известно, – продолжала настаивать она.
– Мама, ну ты же ничего не знаешь, – стал увещевать ее Пако. – Женщин в мужские дела не посвящают.
Последнее замечание просто вывело ее из себя.
– Ну конечно, я ничего не знаю, но вы мои взрослые мальчики, мои умницы, знаете все. Но все же позвольте мне рассказать то, что вам еще не известно. Ведь о том, что творится за закрытыми дверями спальни не знает ни одна посторонняя душа, даже вы.
– Мой отец никому ничего рассказать не мог, и даже тебе, мама, – прокричал Рокко. – Он скорее умер бы, чем обесчестил свое имя нарушением клятвы молчания – омерты.
– Он рассказал мне все, – продолжала настаивать его мать. – Вам должно быть известно, что существует множество способов заставить мужчину разговориться, – она заерзала в кресле и обвела их многозначительным взглядом.
– О, нет, мама, только не ты! – застонал малыш Пако.
Она обольстительно повела глазами. Глядя на Пако, можно было подумать, что его отравили.
– Он рассказал мне все, – снова повторила она. Рико по дошел и встал прямо перед ней, в его голосе появились властные нотки. Теперь он снова был старшим сыном, главой семейства и законным наследником.
– Так значит отец рассказывал тебе о своих делах. Как это могло случиться?
Она посмотрела на него своим мягким, доверчивым взглядом, но в ее голосе звучал металл.
– Он разговаривал во сне.
– О, нет! – разом простонали все трое. Она воспользовалась всеобщим унынием для своего следующего заявления.
– Мальчики, я беру все управление в свои руки. Это произвело как раз именно тот эффект, что она и ожидала.
– Что? – заорали в один голос ее сыновья. Малыш Пако стал белым как полотно, а Рико принялся расхаживать по комнате взад и вперед, стараясь понять почему он потерял почву под ногами.
– Мама? – сказал он скорее самому себе. Это был трудный вопрос. Как могла его собственная мать... Но все это глупость и больше ничего, пустая трата времени. В такой трудный момент, когда столько неотложных дел требовали своего решения. Будущее целой семьи висело на волоске, самой их жизни могли угрожать враги, которые к этому моменту несомненно почувствовали свободу и стали строить планы, чтобы показать свою силу. Это была война, и в ней не было места для женщины, а уж тем более для его собственной матери, святой в его глазах женщины, особенно теперь, когда она стала вдовой.
– Мама, – твердо и решительно заявил он, – мне кажется, что ты просто не понимаешь. У нас есть очень важные дела, и они ждут своего решения. Нам надо защитить себя и наши интересы. Планы, распоряжения...
– Похоже, что ты так ничего и не понял, мой сынок. Булыжники у тебя вместо мозгов, что ли? – огрызнулась она. – Это я буду строить планы и отдавать приказы. – Ее "я" прозвучало как винтовочный выстрел.
– Но мама, – взмолился Рико.
– Сядь на место! – прикрикнула на него мать. Он подчинился. – Очень хорошо, мой мальчик, – мягко заметила она, – теперь ты уже начинаешь кое-что понимать, Рико.
Тем временем малыш Пако начал реветь.
– Мой отец был таким замечательным человеком, – засопел Рико. – Что с нами происходит? Пока он был жив, у нас в доме не было ни одной ссоры, никакие проблемы нас не касались и все было просто замечательно...
Мать строго посмотрела ему в лицо.
– Твой отец не такой уж и замечательный человек, – перебила она его. – Он был им только наполовину. Ваш отец знал, как ему следует жить, но он понятия не имел, как нужно умереть.
– Что ты хочешь этим сказать, мама? – поинтересовался Рокко.
– Мне хотелось бы знать, известна ли вам комбинация цифр, которая откроет потайной сейф? А может быть вы знаете номера счетов в швейцарских банках? Как можно связаться с Большим Капо на малой родине? Корче говоря, мои три зеленых горошины знают все, что хотел этот старый глупец, который собирался жить вечно, но толку от этого никакого, – каждый из этих вопросов ставил их в тупик, и они держались уже далеко не так уверенно.
Наконец она перестала озадачивать их своими вопросами, и они услышали от нее фразу, которую им еще не раз придется выслушать всем вместе и каждому по отдельности.
– Если бы не ваша мать, вам не получить бы и вонючей работы по ремонту асфальтового тротуара, на которой можно заработать только радикулит и скрючиться на всю оставшуюся жизнь. Но, слава Богу, вам просто повезло, и ваша мать сможет о вас подумать. Ваша мамочка будет теперь обо всем заботиться сама.
Не так уж и важно сколько раз еще им доведется выслушать от нее эти слова, но хотя чувство обиды и потеряло свою остроту, они не смирились с ее решением даже под напором неопровержимых аргументов.
– Мама, – возражали они, – за все время существования Коза Ностра в ней не было ни одной женщины.
– Ну и что, – невозмутимо парировала она, – раньше о пересадке сердца и думать не могли, а теперь это обычная операция.
– Мама, – взмолились сыновья, – нас же засмеют на улице.
– Так вам будет лучше, если вас там застрелят? – пожала она плечами.
Малыш Пако все еще продолжал плакать.
– Как папа мог нас так оставить? – причитал он.
– Человек, который в его возрасте мог подхватить ветрянку, способен на все, – ответила ему мать.
– Мне казалось, что ты его любила, – не переставая всхлипывать, сказал ее младший сын.
– За что было его любить? – вся горечь, накопившаяся за долгие годы их жизни, теперь искала выхода. – Все, чему он научил меня, так это умению выполнять его распоряжения, а как вести дела... этому вас придется научить мне.
– Мама, – затряс головой Рико, – это у тебя не получится.
– Я сделаю так, чтобы получилось, – продолжала настаивать она. – Для чего же тогда существуют матери?
– Ну, уж не для того, чтобы руководить Коза Ностра, – заявил он.
– Мама, это бесплодные мечты, – вторил ему Рокко. – Другие семьи этого не допустят.
– Мама! Мамочка! – снова заревел малыш Пако, обхватив голову руками. Рыдания сотрясали его детское тельце. Рокко, пряча от всех глаза, подошел к окну и вытер глаза красной шторой. Рико остался стоять неподвижно, и только слезы катились по его щекам. Эта картина произвела на нее тягостное впечатление. Конечно неприятно видеть плачущего ребенка, но смотреть на то, как ревут почти взрослые мужчины, это уж слишком! Что тут остается делать их матери?
– Не надо расстраиваться, – ласково сказала она, – если их до сих пор не смешали с дерьмом, то я займусь этим сама!
От этих слов Пако заревел еще громче и стал стучать по столу кулаками. Рокко вытер глаза рукой и посмотрел на нее.
– Дело не в семьях, мама... – тут он запнулся и не смог закончить свою мысль.
– Так в чем же? – озадаченно спросила она, разводя руками.
– Дело в тебе, – с трудом выдавил Рико, кусая губы в тщетной попытке совладать с собой.
– Во мне? – удивилась она.
– Мама, мы не привыкли видеть тебя такой, – сказал Рико. – Ты была просто приятной леди. Ты была для нас святой, – тут он закатил глаза в потолок и послал небесам воздушный поцелуй.
В ее глазах засверкали молнии, а когда она открыла рот, послышались раскаты грома.
– Я стану святой, когда я умру и меня похоронят, – закричала она на них. – Пока что я еще жива и, более того, собираюсь помочь выжить таким остолопам как вы! Неужели это так ужасно? Разве матери возбраняется помогать своим детям? Наверно мне лучше было остаться лежать на крышке гроба этого тупого дерьма...
– Мама, – перебил ее Рико, – где ты могла нахвататься таких слов?
– Неужели в моем положении иметь знакомых это – преступление? – парировала она. – Настанет день и вы поймете, что Сицилия – это еще не весь мир. Мир не помещается между кухней и спальней, он больше, гораздо больше, – тут она остановилась, чтобы перевести дыхание.
– Отец может перевернуться в своей могиле, – пробормотал Рико.
Его слова пробудили в ней практическую сторону ее натуры.
– Это теперь не имеет никакого значения, – заявила она. – Что от этого может измениться?
– Отец, крестный отец, – снова начал всхлипывать малыш Пако.
– Послушай меня, Пако, – сказала ему мать. – Он был таким же мужчиной как и сотни других. Но знаешь, чем он от них отличался? У него была целая армия солдат, которая выполняла все его решения и приводила все дела в порядок, – ее глаза просияли. – Послушай меня, мой мальчик. Ты знаешь, кто его сделал крестным отцом?
– Весь мир, – гордо ответил ее младший сын. – Он был крестным отцом всему миру.
Она снисходительно улыбнулась. Пако был глуп, но ведь он еще совсем ребенок.
– Пако, Пако, все началось с меня. И ты знаешь почему? Я заставила его стараться прилично выглядеть в глазах окружающих. Он теперь мог остановиться на улице и угостить ребенка печеньем. Я говорила всем в такие минуты, что мой муж просто святой, и у него найдется время для каждого малыша в этом мире. Люди улыбались, и теперь они помнили только про печенье, забывая о том, что буквально обирал отца этого самого ребенка. Им даже было безразлично, что он, скорее всего, украл это самое печенье. Скажи мне, сынок, твой замечательный папочка хоть когда-нибудь давал тебе печенье?
Пако отрицательно замотал головой.
– А ты знаешь почему? – Он недоуменно посмотрел на нее. – Потому что поблизости не было людей, на которых это могло произвести впечатление. Да и что тут необычного: отец дает печенье своему сыну, кого это могло удивить? – она сделала паузу, чтобы ее слова произвели на него должное впечатление. – Скажи мне, Пако, когда ты был маленьким, у тебя было много сладостей? – ласково спросила она.
Он утвердительно кивнул.
– А кто давал тебе все эти сладости, сынок? – мягко подтолкнула к нужному ответу его мать. – Кто делал для тебя все эти печенья? Кто стоял целыми днями над раскаленной плитой и готовил тебе все эти сладкие вещи?
Воспоминания об этом наполнили ее душу сентиментальностью. Старая плита в арендуемой квартире, которая была четырьмя скрипучими лестничными пролетами выше мостовой Минетта-стрит, топилась дровами, и ей приходилось постоянно сновать за ними туда сюда, чтобы поддерживать огонь. Она страшно чадила, наполняя все крошечные квадратные комнатки дымом и запахом стряпни, но зато благодаря ей все были сыты и здоровы. Но все же день, когда они переехали с Минетта-стрит, до сей поры оставался в ее жизни самым счастливым.
Теперь уже разревелись все четверо. Они рыдали среди роскоши, которую можно было купить за деньги, заработанные на шантаже, убийствах и грабежах целой армии бандитов. Ей было абсолютно безразлично, как появились те деньги, которые позволили им переехать с Минетта-стрит, и если бы для этого ей пришлось взять в руки оружие, то она пустила его в ход не задумываясь.
Ей было хорошо известно, чем занимается ее муж, и все его попытки пустить ей пыль в глаза по поводу своего бизнеса остались безрезультатными.
Она быстро вытерла слезы: не то время, чтобы проявлять слабость и заниматься сентиментальными воспоминаниями. То, что еще можно было простить ее сыновьям, ей было совсем не к лицу. Она была птицей совсем другого полета. Необходимо было срочно составить план действий, отдать распоряжения, то есть сделать все, о чем говорил Рико. Им предстояло проявить немало изворотливости, чтобы укрепить свое положение и дать понять противнику, что они по-прежнему контролируют свои сферы влияния. К тому же в этом надо еще убедить всех членов семьи и, особенно, капитанов. С их стороны нельзя было допустить и малейшего неповиновения. Следует дать понять, что смерть крестного отца не приведет к развалу семьи, и каждый, у кого остались хоть какие-то сомнения на этот счет, глубоко заблуждается. Кроме того ей позарез была нужна одна успешная операция, чтобы утвердиться в глазах остального мира. Все это, включая и направление главного удара, нужно было решать немедленно. Слишком много работы предстояло на эту ночь, но эти дела отложить было нельзя.
К тому же ей еще предстояло приготовить ужин для своих сыновей. Прошедший день действительно стал для нее тяжелым испытанием, в этом ее сыновья оказались абсолютно правы, но все дело заключалось в том, что она буквально сгорала от нетерпения в ожидании того момента, когда можно будет заняться делами семьи. На сыновей положиться просто нельзя, все капо, которых ее муж ввел в семью, в таких вопросах обычно целиком полагались на него и просто выполняли его распоряжения. Это были надежные люди, но настоящего лидера среди них не было.
Правда один из них так и не появился на траурной церемонии, а это уже было плохим предзнаменованием. Неявка старшего капо на похороны крестного отца была немыслимым нарушением субординации и грозила серьезными неприятностями. Тем более надо было показать свою силу трем капо Нью-Йорка, раз уж Фетуччини, который правил в Нью-Джерси начал их игнорировать, а значит не будет ничего странного, если он не появится и на завтрашней встрече членов семьи. Она еще с ним разберется... а тем временем ей предстояло заняться приготовлением ужина.
Глава вторая
Спагетти с рубленым мясом, переложенное слоями сыра и обильно политое соусом удалось на славу, к тому же одним ртом стало меньше, а значит приготовить ужин и накрыть на стол стало легче.
Потом ей предстояло запереться в спальне и все хорошенько обдумать. Со своими сыновьями она управится без проблем, но вот с остальными было сложнее. Всем капитанам было назначено завтра в полдень явиться к ней в дом на встречу, и ей предстояло им сообщить, что она берет власть в свои руки. Это были трое нью-йоркских капо, которые контролировали три различных района города: Тони Сканджилли – Бруклин, Джо Орегано – Квинс и Луиджи Маринара – Бронкс. У каждого из них были свои проблемы связанные с посягательствами других семейств на самые прибыльные отрасли их бизнеса. Эта мысль вызвала у нее улыбку: многочисленные универмаги в центре Бруклина полностью переключились на легальный бизнес и вышли из дела, но Тони Сканджилли уже покрылся жирком, приобрел вес и с каждым днем расширял свою сферу влияния в этом районе. Она даже подумала, что их бизнес, слава Богу, не зависит от сезонных колебаний спроса с предложением, и перекрестилась. Ни экономический спад, ни депрессия на него влиять не могли. Самые грустные мысли приходили в ее голову, только когда она думала о трех своих сыновьях. Но с ними она легко управится сама, а капитанов надо будет постараться убедить, что им ничего не угрожает ни с ее стороны, ни со стороны других семей. Их только нужно будет как можно скорее занять делом, тогда у них ни на что другое времени и сил просто не останется...
В ее голове рождались различные планы, но все они были отвергнуты: один мог наделать слишком много шума, другой, наоборот, мог и вовсе пройти не замеченным и остальные семьи могли просто не понять, что происходит, а слишком очевидные действия не годились из-за возможного вмешательства полиции... она уже засыпала, когда наконец ей стало понятно, как нужно сделать, чтобы всем соперничающим семьям стало ясно: с ней шутки плохи. Удары нужно было нанести в каждом из пяти районов Нью-Йорка и, разве что кроме тупоголовых полицейских, федеральных агентов и прочих нежелательных субъектов, всем станет ясно от кого он исходит и против кого направлен. Она встала с постели и принялась разгуливать по спальне, обдумывая последствия каждого из своих последующих шагов. В этот момент ей на глаза попалась картина, висевшая на стене у ног кровати. На ней была изображена "Последняя вечеря Исуса Христа". Копия была ужасной, но она часто рассматривала ее во время исполнения своих супружеских обязанностей. Тогда картина выглядывала как раз из-за плеча крестного отца и, за отсутствием других развлечений ей часто приходилось рассматривать аляповатые лики апостолов. Ее цветовая гамма была выдержана в ослепительно ярких тонах, которые чуть ли не светились в полутьме спальни, но не это было самой притягательной особенностью этого полотна. Дело было в том, что если хлопнуть кулаком по голове Иуды, картина отъезжала в сторону, открывая взгляду дверцу симпатичного серого сейфа. В данную минуту ничего из содержимого этого тайника ей не требовалось, но само его существование придавало силы и уверенность. Даже часть его содержимого могла обеспечить тысяче молодых людей возможность получения медицинского образования, другая часть оставшегося могла помочь дюжине взрослых мужчин провести сотни три лет у стойки бара. Но самое приятное заключалось в том, что кроме нее открыть его не мог никто, и это было солидным доводом в ее пользу, который вполне мог убедить этих тугодумов во время завтрашней встречи.
Она снова начала расхаживать по спальне и последние детали ее плана все четче стали вырисовываться в ее голове. Наконец вся картина как живая встала у нее перед глазами! Предстояло уничтожить по одному члену у каждой из соперничающих семей. До прямого убийства доводить дело не следовало, но в то же время их надо было навсегда вывести из строя. Все эти семьи подвергнутся унижению, и это было самой замечательной идеей всего плана. В довершение ко всему подготовка и выполнение такого плана поможет занять ее собственных людей, а значит им будет не до нее. Это поможет ей выиграть время для усиления собственной позиции.
Впервые за многие годы она заснула с улыбкой на лице. Теперь у нее появилась возможность полностью распоряжаться собой. Господство крестного отца наконец прекратилось и теперь ей не терпелось применить на практике его уроки. Слава Богу, что это случилось теперь, пока она была еще сравнительно молода. Иначе вся эта учеба закончилась бы впустую, а сама жизнь с ее желаниями и устремлениями пошла прахом. Но, успокоила она себя, если я все буду делать правильно, времени у меня еще достаточно.
На следующий день ее ожидало первое большое испытание. Ей было понятно, что если она сможет справиться с нью-йоркскими капо и заставить их работать в одной команде, то шеф из Нью-Джерси рано или поздно будет у ее ног.
Она натянула на свое обширное тело одеяло и еще раз повторила про себя однажды увиденную в журнале фразу: "Слава приходит только к тем, кому она снится". В эту ночь у нее были прекрасные сны.
Наутро она встала пораньше и решила посидеть одной в библиотеке. Капо должны были появиться в доме несколько позже, да и домашние вряд ли будут мешать. К тому же ей казалось недопустимым появиться в библиотеке под их недоверчивыми взглядами, поэтому нужно было, как и следует настоящей хозяйке, все обдумать и подготовиться. В качестве исходной позиции было выбрано большое черное кожаное кресло за письменным столом, где еще недавно восседал сам отец семейства. Оно было изготовлено по специальному заказу, и его спинка могла служить надежной защитой от пули, если кому-нибудь вздумалось выстрелить в крестного отца через окно. Это было первое пуленепробиваемое кресло, которое породило среди мафиози новую моду и надолго обеспечило выгодной работой производителей мебели. К великому сожалению его трудно было назвать удобным.
В ее случае дело обстояло еще хуже: для солидности ей следовало доминировать над окружающими, и для этого надо было подложить на сиденье увесистую телефонную книгу. Справочник по Манхэттену куда-то запропастился, и его пришлось заменить стопкой брошюр по Нью-Джерси, которые постоянно разъезжались в разные стороны. Мама миа! С чем только не сможет совладать настоящая женщина!
Она едва успела справиться с этой нелегкой задачей, как дверь отворилась и в комнате появились мрачные физиономии ее сыновей, которые выражали странную комбинацию удивления и покорности. Затем они надули губы и уставились на нее, словно настаивая на продолжении вчерашнего разговора.
– Мама, – начал было Рокко, но тут же умолк под суровым взглядом матери. Потом они долго сидели в тишине, пока один из солдат, несший службу в доме не объявил о прибытии трех капо Нью-Йорка.
– Впусти их, – сказал Рико, а затем привстал и резким ударом выбил изо рта охранника сигарету. Тот осторожно потрогал распухшие губы, поправил черный шелковый галстук и вышел, а минутой спустя в зале появились трое членов руководства семьи, как они предпочитали себя называть.
Потом ей предстояло запереться в спальне и все хорошенько обдумать. Со своими сыновьями она управится без проблем, но вот с остальными было сложнее. Всем капитанам было назначено завтра в полдень явиться к ней в дом на встречу, и ей предстояло им сообщить, что она берет власть в свои руки. Это были трое нью-йоркских капо, которые контролировали три различных района города: Тони Сканджилли – Бруклин, Джо Орегано – Квинс и Луиджи Маринара – Бронкс. У каждого из них были свои проблемы связанные с посягательствами других семейств на самые прибыльные отрасли их бизнеса. Эта мысль вызвала у нее улыбку: многочисленные универмаги в центре Бруклина полностью переключились на легальный бизнес и вышли из дела, но Тони Сканджилли уже покрылся жирком, приобрел вес и с каждым днем расширял свою сферу влияния в этом районе. Она даже подумала, что их бизнес, слава Богу, не зависит от сезонных колебаний спроса с предложением, и перекрестилась. Ни экономический спад, ни депрессия на него влиять не могли. Самые грустные мысли приходили в ее голову, только когда она думала о трех своих сыновьях. Но с ними она легко управится сама, а капитанов надо будет постараться убедить, что им ничего не угрожает ни с ее стороны, ни со стороны других семей. Их только нужно будет как можно скорее занять делом, тогда у них ни на что другое времени и сил просто не останется...
В ее голове рождались различные планы, но все они были отвергнуты: один мог наделать слишком много шума, другой, наоборот, мог и вовсе пройти не замеченным и остальные семьи могли просто не понять, что происходит, а слишком очевидные действия не годились из-за возможного вмешательства полиции... она уже засыпала, когда наконец ей стало понятно, как нужно сделать, чтобы всем соперничающим семьям стало ясно: с ней шутки плохи. Удары нужно было нанести в каждом из пяти районов Нью-Йорка и, разве что кроме тупоголовых полицейских, федеральных агентов и прочих нежелательных субъектов, всем станет ясно от кого он исходит и против кого направлен. Она встала с постели и принялась разгуливать по спальне, обдумывая последствия каждого из своих последующих шагов. В этот момент ей на глаза попалась картина, висевшая на стене у ног кровати. На ней была изображена "Последняя вечеря Исуса Христа". Копия была ужасной, но она часто рассматривала ее во время исполнения своих супружеских обязанностей. Тогда картина выглядывала как раз из-за плеча крестного отца и, за отсутствием других развлечений ей часто приходилось рассматривать аляповатые лики апостолов. Ее цветовая гамма была выдержана в ослепительно ярких тонах, которые чуть ли не светились в полутьме спальни, но не это было самой притягательной особенностью этого полотна. Дело было в том, что если хлопнуть кулаком по голове Иуды, картина отъезжала в сторону, открывая взгляду дверцу симпатичного серого сейфа. В данную минуту ничего из содержимого этого тайника ей не требовалось, но само его существование придавало силы и уверенность. Даже часть его содержимого могла обеспечить тысяче молодых людей возможность получения медицинского образования, другая часть оставшегося могла помочь дюжине взрослых мужчин провести сотни три лет у стойки бара. Но самое приятное заключалось в том, что кроме нее открыть его не мог никто, и это было солидным доводом в ее пользу, который вполне мог убедить этих тугодумов во время завтрашней встречи.
Она снова начала расхаживать по спальне и последние детали ее плана все четче стали вырисовываться в ее голове. Наконец вся картина как живая встала у нее перед глазами! Предстояло уничтожить по одному члену у каждой из соперничающих семей. До прямого убийства доводить дело не следовало, но в то же время их надо было навсегда вывести из строя. Все эти семьи подвергнутся унижению, и это было самой замечательной идеей всего плана. В довершение ко всему подготовка и выполнение такого плана поможет занять ее собственных людей, а значит им будет не до нее. Это поможет ей выиграть время для усиления собственной позиции.
Впервые за многие годы она заснула с улыбкой на лице. Теперь у нее появилась возможность полностью распоряжаться собой. Господство крестного отца наконец прекратилось и теперь ей не терпелось применить на практике его уроки. Слава Богу, что это случилось теперь, пока она была еще сравнительно молода. Иначе вся эта учеба закончилась бы впустую, а сама жизнь с ее желаниями и устремлениями пошла прахом. Но, успокоила она себя, если я все буду делать правильно, времени у меня еще достаточно.
На следующий день ее ожидало первое большое испытание. Ей было понятно, что если она сможет справиться с нью-йоркскими капо и заставить их работать в одной команде, то шеф из Нью-Джерси рано или поздно будет у ее ног.
Она натянула на свое обширное тело одеяло и еще раз повторила про себя однажды увиденную в журнале фразу: "Слава приходит только к тем, кому она снится". В эту ночь у нее были прекрасные сны.
Наутро она встала пораньше и решила посидеть одной в библиотеке. Капо должны были появиться в доме несколько позже, да и домашние вряд ли будут мешать. К тому же ей казалось недопустимым появиться в библиотеке под их недоверчивыми взглядами, поэтому нужно было, как и следует настоящей хозяйке, все обдумать и подготовиться. В качестве исходной позиции было выбрано большое черное кожаное кресло за письменным столом, где еще недавно восседал сам отец семейства. Оно было изготовлено по специальному заказу, и его спинка могла служить надежной защитой от пули, если кому-нибудь вздумалось выстрелить в крестного отца через окно. Это было первое пуленепробиваемое кресло, которое породило среди мафиози новую моду и надолго обеспечило выгодной работой производителей мебели. К великому сожалению его трудно было назвать удобным.
В ее случае дело обстояло еще хуже: для солидности ей следовало доминировать над окружающими, и для этого надо было подложить на сиденье увесистую телефонную книгу. Справочник по Манхэттену куда-то запропастился, и его пришлось заменить стопкой брошюр по Нью-Джерси, которые постоянно разъезжались в разные стороны. Мама миа! С чем только не сможет совладать настоящая женщина!
Она едва успела справиться с этой нелегкой задачей, как дверь отворилась и в комнате появились мрачные физиономии ее сыновей, которые выражали странную комбинацию удивления и покорности. Затем они надули губы и уставились на нее, словно настаивая на продолжении вчерашнего разговора.
– Мама, – начал было Рокко, но тут же умолк под суровым взглядом матери. Потом они долго сидели в тишине, пока один из солдат, несший службу в доме не объявил о прибытии трех капо Нью-Йорка.
– Впусти их, – сказал Рико, а затем привстал и резким ударом выбил изо рта охранника сигарету. Тот осторожно потрогал распухшие губы, поправил черный шелковый галстук и вышел, а минутой спустя в зале появились трое членов руководства семьи, как они предпочитали себя называть.