Миллер Лау
Талискер (Последний человек из клана - 1)
Лау Миллер
Талискер
(Последний человек из клана - 1)
Пер. с англ. М.Рыжковой
Говорят - некогда Светлые боги мира Сатра послали на помощь людям, что сражались с Темными богами, могущественных воинов Неведомого клана. И потерпели Темные поражение, и был их предводитель Корвус надежно заточен на многие века...
А еще говорят - уходя, воины Неведомого клана унесли с собой драгоценность Бразнаир, способную воскрешать павших. Но придет час - и вернется Бразнаир, чтобы в черные для Сутры дни привести из иных миров великого героя Талискера - спасителя людей исидов...
Теперь, когда вырвался на волю Корвус, одержимый жаждой мести, настало время исполниться пророчеству, и оно начало исполняться. Вернулся Бразнаир. И уже послана в иной - НАШ - мир разведчица-рысь, чтобы разыскать там человека по имени Талискер...
СУТРА
Рысь бесшумно следовала за белой фигурой, не отрывая от нее взгляда. То и дело маленькая серая кошка оглядывалась, словно опасаясь погони, прядала ушами, прислушиваясь к каждому звуку вересковых пустошей. Наконец, уверившись, что никто ее не преследует, снова двигалась вперед, следя за светлым пятном на фоне блекло-коричневого и серого вереска.
Когда равнина вокруг окончательно поблекла в последних лучах солнца, белая фигура достигла своей цели. Неровные черные менгиры тянулись к небу, подобно скрюченным пальцам закопанного в землю великана. Рысь остановилась, прячась в вереске; ее поза выдавала неуверенность и страх. Белая фигура продолжала свой путь, пока не достигла середины круга; там она замерла в ожидании. В неверном алом закатном свете стало видно, что это молодая женщина. Откинув капюшон, она внимательно осмотрела пустошь. Изо рта вырывались маленькие облачка пара.
- Деме? Деме? Ты здесь? - шепотом позвала одетая в белое.
Рысь сидела неподвижно, лишь движения хвоста выдавали ее беспокойство.
- Деме? - Молодая женщина переступила с ноги на ногу и тревожно посмотрела на небо.
Тихо зарычав, рысь поднялась и бросилась к кругу камней, словно боясь опять струсить.
- Деме! Ты все же пришла, верный друг. Я верила в тебя.
Рысь, мурлыкнув, принялась тереться об ее ноги, а молодая женщина нежно погладила мягкий кошачий мех.
- Деме, нам нужно поговорить об очень важном деле. Ты уверена, что тебя не преследовали?
Рысь села на землю и устремила взгляд желтых глаз на женщину.
- Меня не преследовали, Мирранон. - Голос Деме, негромкий и мягкий, зазвучал прямо в голове женщины.
- Вот и отлично. Ну, с чего бы начать?
На мгновение воцарилось молчание. Ветер пронесся над пустошью, как вздох, подхватил полы одежды Мирранон, растрепал ее волосы. По темнеющему небу неслись тучи.
- Укроемся за камнями, Деме, - будет гроза.
Подруги встали с подветренной стороны огромного валуна, и Мирранон продолжила разговор:
- Я понимаю, что ты многим рискуешь, приходя сюда и встречаясь со мной, изгнанницей. А моя просьба может перейти границы даже такой крепкой дружбы, как наша. Я не обижусь, если ты откажешься... Мне нужно кое-что добыть. Я не могу сама сделать это.
- Задание кажется не слишком сложным.
- Но оно и вправду непростое. И очень важное, Деме. Смотри. - Из складок одежды Мирранон извлекла мешочек, вытряхнула его содержимое на ладонь и поднесла к морде рыси.
Деме уставилась на черные иссохшие останки и всем своим видом выразила отвращение.
- Что это?
- Некогда были цветы, насекомые, а вот крапивник. Видишь, что с ним стало?
- Не понимаю, к чему ты клонишь. Мирранон. Они пострадали от лесного пожара.
- Присмотрись внимательнее.
Деме пригляделась к останкам птицы.
- И верно, что-то странное... Боги великие!
Из спинки крапивника торчало множество странно изогнутых черных лапок; тельце было почти расчленено. Из насекомых тоже торчали мерзкие отростки. Цветы, казалось, сами съежились и иссохли. Смерть этих маленьких существ пугала своей неестественностью. Деме тихонько зарычала.
- Это... - Мирранон нервно огляделась по сторонам. - Это Корвус!
- Кто?
Женщина неожиданно рассмеялась, и Деме недовольно повела хвостом.
- Прости, друг мой. Я совсем позабыла, что ты молода, а в твоем народе не принято говорить о прошлом, как у феинов.
- Мой народ - это и твой народ, Мирранон. По крайней мере некоторые так считают.
- Спасибо за добрые слова, - серьезно продолжила женщина. - Я могу сказать лишь то, что великое зло вскоре придет на земли феинов. Пока его сдерживают некие силы, но они на исходе, поэтому мне нужна помощь.
Рысь сузила желтые глаза.
- Судьба не лишена иронии. Ты, Мирранон, Белая Орлица, печешься о нашей судьбе после всего зла, причиненного тебе.
Мирранон улыбнулась, памятуя о том, что мало кто среди сидов называет ее по имени, и даже верная подруга не отважилась бы обратиться к ней так среди своих сородичей.
- Могу сказать лишь одно - опасность угрожает всем, будь то сиды или феины. Мы едины перед ее лицом. - Она убрала останки живых существ в мешочек. - Я изо всех сил пытаюсь сдержать...
- Позволь мне отправиться на совет Темы, - перебила ее Деме. - Ты знаешь, что магия сидов по-прежнему сильна. Они непременно нам помогут.
- Нет, - печально, но твердо ответила Мирранон. - Для них главное политика. Когда они решатся что-нибудь предпринять, будет поздно. Кроме того, сиды не поверят, что я действую в их интересах. Послушай, Деме, есть только один...
Гроза приближалась, на сухой вереск упали первые капли дождя. Ветер уносил слова Мирранон, движущейся между огромных камней; развевающиеся белые одежды делали ее похожей на светлый дух среди теней. Рысь сидела неподвижно, и казалось, что женщина беседует с маленькой серой статуей. Ветер касался шерсти Деме ледяными пальцами.
Через некоторое время она, встряхнувшись, поднялась. На мгновение теплый золотистый свет упал на камень за ее спиной, а когда он померк, в круге стояли две женщины, Мирранон и Деме - высокое золотистое создание, одетое в серебристо-серое, как и положено клану рыси. Они обнялись, как сестры, а потом Деме вышла в центр круга. Она оглянулась только единожды, словно ища поддержки Мирранон. Небо разорвала яркая молния, и дождь полил в полную силу. Через несколько мгновений лилово-белый силуэт исчез, и Мирранон осталась одна.
Кажется, она едва не опоздала. На севере небо потемнело еще сильнее сквозь бурю летела стая ворон, черных на фоне черного неба. Было ясно, что они ведомы единой волей. Мирранон побежала, не зная, заметили ли ее среди камней; в любом случае, чем дальше она от них, тем лучше.
Фигуру женщины охватило зеленоватое сияние, белые одежды стали перьями, руки вытянулись и превратились в крылья. Через несколько мгновений Белая Орлица взмыла в небо.
Она поднималась все выше и выше, сквозь облака и дождь. Когда ледяной ветер коснулся ее крыльев, Мирранон повернула к двадцати воронам. За ее спиной ударила молния. Белая Орлица с громким криком бросилась в бой.
ЭДИНБУРГ
До нашего времени
У начала спуска сидит мальчик, одетый в лохмотья, и лениво прислушивается к звукам раннего вечера. Внизу сгущаются тени. От серой каменной стены отделяется черная кошка, пересекает улочку и, перед тем, как исчезнуть в руинах, одаривает мальчика долгим взглядом.
Тому становится не по себе. В этом месте - Мэри-Кинг-Клоуз - царит тьма. Мальчик вертит в руках камешек, большой и приятно округлый. У него давно было желание прийти сюда и кинуть камешек внутрь, чтобы доказать свою смелость, однако теперь он сидит и слушает. Может ли снизу доноситься пение? Голоса детей?
Наконец он размахивается, но не кидает камень, а толкает его вниз. Склон очень крутой, так что кругляш наверняка докатится до тьмы. Мальчик смотрит, затаив дыхание. Сначала камешек катится ровно посередине улочки, потом, достигнув неровных ступенек, начинает подпрыгивать с громким стуком, который повторяет эхо, даже когда он исчезает из виду. Следом наступает тишина, и...
Из темноты выходит фигура, настоящий сид из легенд, высокий, стройный и прекрасный. Сид молча протягивает камень, словно хочет вернуть его. В воздухе плывет сладковатый запах разложения. Невидимый ветер подхватывает волосы мальчика, и они падают ему на лицо. Странное существо исчезает.
ГЛАВА 1
Последнее, что помнил Малколм Маклеод, - это собственная смерть. Было не очень больно; просто яркая вспышка и краткий миг покоя перед тем, как душу на столетия поглотило ничто. Затем темнота вновь обрела форму, и бытие раскрыло ему свои объятия.
- Зачем ты меня п-призвал? - Малколм позабыл звук собственного голоса, тонкий, гнусавый, довольно неприятный. Он умолк на мгновение, задумавшись, почему заикается - от волнения или так было всегда?
Тот, к кому он обратился, взмахнул рукой, и комнату залил тусклый рыжий свет.
Малколм двинулся вперед, непроизвольно схватившись за рукоять меча. Неизвестный отступил на шаг. В комнате витал тошнотворный сладковатый запах - запах могилы, Малколм неожиданно понял, что вонь исходит не от существа перед ним, а от его собственной призрачной формы.
- Я знаю тебя. - Он говорил с сильным шотландским акцентом. - Но откуда? Встречай я раньше таких, как ты, непременно бы запомнил.
Существу явно стало не по себе, словно в его словах крылось обвинение. Оно (или это она?) сделало еще шаг назад и опустилось на металлический стул.
- Садись, тень. - Голос был женским, и под просторными серыми одеждами угадывались контуры женского тела. Кожа отливала золотом, а в темных, как ночь, глазах отражалось пляшущее пламя факела.
Малколм послушно скрестил ноги и не очень удивился, обнаружив, что может просто повиснуть в воздухе перед собеседницей.
Она откинулась на спинку стула.
- Что ты помнишь?
Странный вопрос.
- Помню? Не много, - коротко ответил Малколм. Неизвестная вздохнула с облегчением. - Я помню... помню, кто я. Помню это место... - Он кивнул на стальные крюки, свисавшие с потолка. - Здесь была лавка мясника. Мы в Мэри-Кинг-Клоуз.
Она кивнула.
- Я... я умер здесь. - Голос Малколма задрожал при этих словах, и он перевел взгляд на свои израненные руки, качая головой, будто хотел поспорить сам с собой. - Так все же зачем? - снова требовательно спросил он, мрачно глядя на вызвавшую его.
- Мне нужна твоя помощь, - тихо ответила она.
- Да? А что мне до...
- Малколм, дело касается твоего последнего потомка.
- Моего последнего... - выдохнул он. Кажется, существо все же нашло, чем задеть его. Слова пришлись мертвому воину не по вкусу, и он нахмурился. - Последнего? Знаешь, у меня было восемь братьев.
Незнакомка впервые улыбнулась, и на ее лице отразилось сочувствие.
Над городом занимался бледный рассвет. Эдинбург просыпается, не торопясь; подобно древнему левиафану, он не спешит сбросить с себя спокойствие ночи. Холмы, окружающие город, не закрывают его от моря, и именно ветер с воды определяет здесь погоду. Туман тянет липкие пальцы во все переулки и дворики Старого города, и мокрые стены блестят, ожидая лучей солнца, которые, дай-то Бог, доберутся до них к полудню. Утреннюю тишину нарушают пронзительные крики чаек - так птицы приветствуют новый день. Соленые волны налетают на стены домов, будто это просто большие камни, а сам город - всего лишь продолжение побережья. Может, так оно и есть. Город очень стар. Свету не заползти в каждую щель на его лице - там хранятся древние тайны. И как всегда, в это время между светом и тьмой создается ощущение, что город чего-то ждет. Его окутывает облако тишины, поглощающее утренние звуки. Город молчит и ждет.
Наконец-то он свободен.
Эта идея пришла ему в голову, когда впереди замаячили красные деревянные ворота. Если он и вправду жаждал свободы, то почему же за два шага до нее хочет развернуться и убежать? Что там, снаружи, пугает взрослых сильных мужчин будто малых детей? Ему всегда хотелось понять это, когда он видел, как его товарищи по несчастью идут этим путем. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то старался всем видом выражать равнодушие, но, оказавшись в тени ворот, все как один замирали. Останавливались и смотрели вперед. Те, которые ждали снаружи, подбадривали их, словно бывшие узники могли повернуть назад. Талискера всегда интересовало, что они чувствуют и что написано у них на лицах в эту минуту. Некоторые оборачивались и махали на прощание серым кирпичным стенам, другие глубоко вздыхали, будто собираясь с силами. Но останавливались все.
А теперь он знал. На их лицах был написан страх, потому что за воротами лежал совсем другой мир. Изменившийся мир. Ничто не осталось прежним с тех пор, как они ушли оттуда; люди, места, магазины - все иное. Страх настигал неожиданно, приходил вместе с осознанием, что только сейчас, да, только сейчас, наконец наступил момент приведения приговора в исполнение. Они чувствовали потерянное время - дни, часы, минуты и секунды их жизни. Талискер потерял пятнадцать лет.
Большие красные ворота не распахнулись. Он был готов к этому, но все равно чувствовал разочарование. Охранник отпер маленькую калиточку сбоку. Даже последние минуты здесь не могли ознаменоваться ничем особенным. Через открытую дверцу показался квадрат света, настоящего света. Умом Талискер понимал, что с той стороны от ворот солнце светит ничуть не ярче, и все же ему чудился аромат новых, неведомых минут и секунд, ожидающих за стеной тюрьмы. Он все еще смотрел на яркий прямоугольник, и охранник потерял терпение.
- Ты идешь? - сказал он с сильным шотландским акцентом. - Или мне тебя подтолкнуть?
Неизвестная начала свой рассказ, и ее негромкий голос отдавался эхом в холодной темноте, как тоскливая, протяжная песня. Слова походили на тяжелые капли, падающие в озеро скорби. Малколм слушал молча, по крайней мере сначала.
- Меня зовут Деме, и я жду уже долго, сотни ваших лет. Я пришла из другой земли, которая... прекрасна. Эти улочки всегда были такими же мрачными и вонючими, как сейчас, но тогда по крайней мере вверху было видно небо... синее небо, единственное, что в вашем мире напоминает мою родину. Сутру. И даже в Сутру мой народ был изгнан... Все же мое ожидание было не совсем однообразным. Похоже, город не обрадовался моему появлению. Кажется, я принесла с собой... мор.
Малколм подался вперед, не сводя с собеседницы глаз, полных ужаса, и его рука легла на рукоять меча.
- Ты! - прошипел он.
- Мне... мне жаль. - Деме изумила его реакция, но она склонила голову, коснувшись пальцем лба в знак печали. Выражение лица Малколма не изменилось, та же ярость искажала черты. Женщина вздрогнула, а потом поджала губы, оскорбленная нежеланием принять извинение.
- Не упрекай меня, воин. Я знаю, что ты был здесь в то время, но не думай, что я бежала от плодов своих рук. Мне пришлось видеть то же, что и тебе. Восемь сотен мужчин, женщин и детей оставили умирать в этих закоулках. Солдаты охраняли все входы и выходы, чтобы зараза не разнеслась по городу. Мне не забыть запаха смерти - ведь я проводила в могилу их всех. Смотрела, как матери топят слабых, больных детей, чтобы прекратить их страдания, и швыряют тела в озеро. Видела, как возлюбленные убивают друг друга, не желая медленно превращаться в ходячие, распухшие трупы. Воины, отцы и мужья, плакали, как дети, когда жены умоляли зарубить их мечом. Все не расскажешь, словам не вместить такого горя и ужаса, но я видела тебя, Малколм. Как ты выступил против тех, кто обрек на смерть восемь сотен людей. Ты и несколько мужчин, оставшихся в живых ко второй неделе. И умер без страха. Как герой.
Малколм коротко рассмеялся.
- Никакого геройства. Знаешь ли ты, как близко от этой вонючей дыры до дворца, до короля? Мы все понимали, почему так с нами поступили, но легче не становилось. Наше безнадежное нападение на стражу было рождено скорее отчаянием. Мы просто не хотели подыхать как собаки. - Он покачал головой, явно сожалея, что так дешево продал свою жизнь.
Деме с печалью поглядела на него. Ей никогда не удавалось понять людей, сколько бы она с ними ни общалась.
Малколм предвосхитил продолжение истории.
- А ты где была? Если не пряталась, конечно.
Деме засмеялась и, словно в ответ, откинула плащ, открыв его взгляду золотистое тело, одетое в серое и черное. Малколм, все еще бледный как смерть, вздрогнул.
- Не узнаешь меня? Разве ваши легенды не рассказывают о таких, как я? О тех, чьи души мы пожираем? Вы называете нас сидами. Мы оборотни. Смотри.
Деме оказалось непросто восстановить в памяти облик, который она приняла, чтобы ухаживать за больными: тогда ей хотелось хоть чем-то возместить причиненное людям зло. Малколм помог вспомнить давние годы... Проведя рукой перед лицом, она произнесла совсем простое заклинание, и черты моментально изменились.
- Констанция? - Малколм был потрясен. Сида с лицом молоденькой девушки - очень странное и пугающее зрелище.
Пытаясь успокоить его, Деме улыбнулась и заговорила голосом Констанции:
- Да, это я, Малколм. - Слова отдались в темноте зала звонким эхом, воскрешая давно прошедший ужас и скорбь.
На воина это оказало невероятное воздействие, однако совсем не то, на которое она рассчитывала. Хотя губы шевелились, Малколм не мог издать ни звука. Наконец слова хлынули из него потоком:
- Господи! Я любил тебя! Я хочу сказать, я... Господи Боже мой!
Трудно представить, что призрак может упасть в обморок, но именно так Малколм и поступил, прямо рядом со стулом Деме.
Голос Констанции в последний раз прозвучал в этой комнате.
- Ах да. Я совсем забыла.
По ту сторону красных тюремных ворот прошла старушка в синей шляпке и твидовом пальто, ведя на поводке маленькую собачку, помесь терьера и таксы. На песике красовалось синее пальтишко, явно связанное хозяйкой. Старушка вела со своим верным спутником разговор: "...тут никак нельзя писать, мой хороший..."
Эти простые слова, долетевшие до бывшего узника, имели для него странное значение. Пожилая женщина даже не посмотрела в его сторону, и через мгновение их пути навсегда разошлись, но казалось бы бессмысленный момент соприкосновения с настоящей жизнью был первым его собственным за пятнадцать лет. Талискер сделал последние несколько шагов к воротам тюрьмы. Он улыбался.
И в этот миг кое-что случилось. Талискер понял, что вокруг тюрьмы существует невидимый барьер. Внутри время застывшее, грязное, словно второго сорта, и его делает таким та самая сила, которая пытается удержать, не пустить наружу. Перед ним не было никаких видимых преград, но он вытянул вперед руки, словно пытаясь прорваться сквозь них. Говорят, что в тюрьме время течет меж пальцев. Так оно и есть, только своего времени у тебя нет это время других.
Но все закончилось. Талискер чувствовал себя немного глупо. Стоя на осеннем солнышке, он понимал, что выдумал эту ерунду насчет времени и стен, однако тело еще хорошо помнило ощущение преодоленного барьера. Ему казалось, что он пробудился от страшного сна. Бывший узник повернулся к тюрьме и сказал что-то охраннику, запиравшему ворота. В этот день больше не выпустят никого.
Талискер шел по улице, и его переполняли новые ощущения. Машины ехали так близко, что все тело чувствовало их шум. Дорога была широкая, огражденная по краю заборчиком, чтобы люди могли пересечь ее только по подземному переходу. Талискер повернул к черной пасти входа в тоннель. Неожиданно молодой человек лет двадцати перелез через оградку проезжей части и бросился на другую сторону, привычно лавируя между машинами. Талискер замер и хотел что-то крикнуть, но сдержался. Юноша перебежал дорогу и перемахнул через другую оградку. Он явно делал так каждый день. У Талискера дрожали губы.
- Куда спешишь? - пробормотал он. - Ты мог погибнуть...
Его внимание привлек звук. Дерево качалось на ветру, шумя ветвями так громко, будто шел дождь. Кожистые блестящие листья танцевали в такт неслышной музыке природы. Талискер опустился на скамейку и принялся слушать. Он понимал, что ведет себя странно, даже в автобус не сел, но дерево успокаивало.
- Ты не теряешь время, - шептало оно. - Ты им наслаждаешься.
Придя в себя, Малколм устыдился своей вспышки и того, как близко его знала Деме. Она пыталась сделать вид, будто ничего не случилось, тем не менее он избегал ее взгляда, хотя черты Деме больше не напоминали лицо давней возлюбленной.
- Я просто пыталась утешить тебя, Малколм. И утешила. Вокруг умирали люди; твоя любовь к Констанции была сладка и горька одновременно. Она воодушевила тебя, и ты умер почти счастливым, разве нет?
Он не ответил, а молча опустил голову. На его лице читались ярость и удивление. Деме решила сменить тему и продолжила рассказ.
- Когда все умерли, я бродила по пустым улицам, и мои шаги отдавались эхом от унылых стен. Я бы непременно покинула это место, чтобы пытаться достичь своей цели, но меня одолевала нерешительность, рожденная пониманием, что можно принести мор и в другие части города. Я не слишком-то высокого мнения о людях; и все же мне не хотелось вызывать смерть. В темное и жестокое время мора я видела достаточно отваги, чтобы осознать, что у людей тоже есть душа. Увы, решение мне принимать так и не пришлось, судьба распорядилась иначе. И теперь, когда время наконец настало, я не могу выйти отсюда. Я пленник.
Через десять лет после окончания мора несколько семей вернулись в дома, расположенные почти возле Хай-стрит. Я держалась от них подальше, не желая причинить им вред. А потом... могущественный человек по имени Элиас решил расследовать, что же здесь все-таки произошло. Он единственный из всех, кого я встречала в вашем мире, владел искусством магии. Этот человек пришел за мной - почувствовал мое присутствие и сумел отыскать меня. Мы поговорили; я восхитилась им и желала бы узнать побольше о его магии, но он испытывал лишь ненависть. Понимаешь, жена и ребенок Элиаса пали жертвами мора, и его сердце с тех пор оледенело. Он пытался убить меня. Мы сражались здесь, в комнате, - видишь следы на стенах? Я оказалась сильнее, и он бежал, смертельно раненный. Элиас умер не сразу - слишком сильно пылала его ненависть. Он вернулся следующей ночью и наложил запирающее заклятие, так что я не в силах покинуть это место. Заклятие все еще держится. Элиас умер, думая, что одержал победу. Пожалуй, и в самом деле одержал, ибо за прошедшие восемь сотен лет память померкла и сны снова стали мирными. Возможно, теперь я бы вышла в мир людей. Нет, скажу честно: вышла бы непременно. Но Элиас закрыл мне путь. Благословлять или проклинать его? Не знаю.
Рассказ утомил Деме. Она откинулась на спинку стула и на мгновение прикрыла глаза.
Донесся голос Малколма, такой же странно неживой, как и он сам, но все же с чудовищным шотландским акцентом:
- И какое отношение это имеет ко мне и моему потомку? Я бы убил тебя, если б мог. Да, убил бы - за те восемь сотен жизней, которые украла ты, отвратительная самовлюбленная тварь!..
Деме открыла глаза, и ее взгляд был полон ярости.
- Осторожнее, малыш, - прошипела она. Малколм вздрогнул, однако не отступил.
- Ну что, убьешь меня? - насмешливо протянул он.
- Просто поверь, - до жути спокойным, холодным голосом проговорила Деме, - что я могу причинить тебе боль. - Помолчав, она вздохнула и продолжила: - Мне нужна твоя помощь, Малколм, но я отправлю тебя назад, если понадобится.
- Нет, - сдался он. - Скажем так, ты возбудила мое любопытство.
Она вновь рассмеялась, и звук отдался эхом в пустой комнате, где говорили двое, которые должны были давно умереть.
- Мне не нужно твое любопытство, мне нужен твой потомок. Смотри.
Деме произнесла заклинание видения, и посреди комнаты в черном недвижном воздухе медленно проявилась картина мира наверху. Заклинание совсем незамысловатое, прямо-таки недостойное ее, все же на Малколма оно произвело впечатление.
- Понимаешь, - тихо промолвила Деме, - благодаря Элиасу я не могу встретиться с ним лично. Даже, тебе, моему посланнику, будет непросто привести его сюда. Я не знаю, как проявится магия... Но смотри! Смотри, я так долго ждала этого...
Талискер собирался покинуть уютную скамейку возле дерева и отправиться к автобусной остановке, когда из подземного перехода раздались сердитые крики. Наверх вышла юная парочка, причем девушка шла очень быстро, прижимая к себе сумочку. Парень почти бежал, пытаясь от нее не отстать.
- Подожди, Сьюз, - позвал он, моргая на ярком свету и потея в кожаной куртке, которая сидела на нем плохо и напоминала скорее обивку дивана.
Парень остановился, откашлялся и сплюнул на дорогу. Девушка, не думая даже обернуться, поспешила к остановке.
- Черт, - тихо выругался парень. Раздались новые крики, на сей раз ближе, и из перехода вышел старый бродяга.
- Прям весь бок, - кричал он. - И нараспашку. Да уж, прям нараспашку!
Кажется, бродяга обращался не столько девушке, сколько к миру в целом. Потом старик покачнулся и едва не упал, но все же восстановил равновесие и, выпрямившись, заговорил совсем по-другому:
- Все в порядке, девчушка, все в порядке.
Талискер застыл, пытаясь понять, что же ему напоминает странное поведение бродяги. Однако не успел он как следует покопаться в памяти, как тот снова закричал:
- Шлюха!
Девушка, которую старик только что пытался успокоить, остановилась, прижимая к себе сумочку.
Талискер обратил внимание, что на бродяге ярко-желтые кроссовки, которые выглядели нелепо в сочетании с грязно-серой одеждой, но... Все же человек держался со странным достоинством.
В этот миг бродяга с разгону врезался в юношу с криком:
- Боже мой! Твоя нога! Твоя нога!
Талискер
(Последний человек из клана - 1)
Пер. с англ. М.Рыжковой
Говорят - некогда Светлые боги мира Сатра послали на помощь людям, что сражались с Темными богами, могущественных воинов Неведомого клана. И потерпели Темные поражение, и был их предводитель Корвус надежно заточен на многие века...
А еще говорят - уходя, воины Неведомого клана унесли с собой драгоценность Бразнаир, способную воскрешать павших. Но придет час - и вернется Бразнаир, чтобы в черные для Сутры дни привести из иных миров великого героя Талискера - спасителя людей исидов...
Теперь, когда вырвался на волю Корвус, одержимый жаждой мести, настало время исполниться пророчеству, и оно начало исполняться. Вернулся Бразнаир. И уже послана в иной - НАШ - мир разведчица-рысь, чтобы разыскать там человека по имени Талискер...
СУТРА
Рысь бесшумно следовала за белой фигурой, не отрывая от нее взгляда. То и дело маленькая серая кошка оглядывалась, словно опасаясь погони, прядала ушами, прислушиваясь к каждому звуку вересковых пустошей. Наконец, уверившись, что никто ее не преследует, снова двигалась вперед, следя за светлым пятном на фоне блекло-коричневого и серого вереска.
Когда равнина вокруг окончательно поблекла в последних лучах солнца, белая фигура достигла своей цели. Неровные черные менгиры тянулись к небу, подобно скрюченным пальцам закопанного в землю великана. Рысь остановилась, прячась в вереске; ее поза выдавала неуверенность и страх. Белая фигура продолжала свой путь, пока не достигла середины круга; там она замерла в ожидании. В неверном алом закатном свете стало видно, что это молодая женщина. Откинув капюшон, она внимательно осмотрела пустошь. Изо рта вырывались маленькие облачка пара.
- Деме? Деме? Ты здесь? - шепотом позвала одетая в белое.
Рысь сидела неподвижно, лишь движения хвоста выдавали ее беспокойство.
- Деме? - Молодая женщина переступила с ноги на ногу и тревожно посмотрела на небо.
Тихо зарычав, рысь поднялась и бросилась к кругу камней, словно боясь опять струсить.
- Деме! Ты все же пришла, верный друг. Я верила в тебя.
Рысь, мурлыкнув, принялась тереться об ее ноги, а молодая женщина нежно погладила мягкий кошачий мех.
- Деме, нам нужно поговорить об очень важном деле. Ты уверена, что тебя не преследовали?
Рысь села на землю и устремила взгляд желтых глаз на женщину.
- Меня не преследовали, Мирранон. - Голос Деме, негромкий и мягкий, зазвучал прямо в голове женщины.
- Вот и отлично. Ну, с чего бы начать?
На мгновение воцарилось молчание. Ветер пронесся над пустошью, как вздох, подхватил полы одежды Мирранон, растрепал ее волосы. По темнеющему небу неслись тучи.
- Укроемся за камнями, Деме, - будет гроза.
Подруги встали с подветренной стороны огромного валуна, и Мирранон продолжила разговор:
- Я понимаю, что ты многим рискуешь, приходя сюда и встречаясь со мной, изгнанницей. А моя просьба может перейти границы даже такой крепкой дружбы, как наша. Я не обижусь, если ты откажешься... Мне нужно кое-что добыть. Я не могу сама сделать это.
- Задание кажется не слишком сложным.
- Но оно и вправду непростое. И очень важное, Деме. Смотри. - Из складок одежды Мирранон извлекла мешочек, вытряхнула его содержимое на ладонь и поднесла к морде рыси.
Деме уставилась на черные иссохшие останки и всем своим видом выразила отвращение.
- Что это?
- Некогда были цветы, насекомые, а вот крапивник. Видишь, что с ним стало?
- Не понимаю, к чему ты клонишь. Мирранон. Они пострадали от лесного пожара.
- Присмотрись внимательнее.
Деме пригляделась к останкам птицы.
- И верно, что-то странное... Боги великие!
Из спинки крапивника торчало множество странно изогнутых черных лапок; тельце было почти расчленено. Из насекомых тоже торчали мерзкие отростки. Цветы, казалось, сами съежились и иссохли. Смерть этих маленьких существ пугала своей неестественностью. Деме тихонько зарычала.
- Это... - Мирранон нервно огляделась по сторонам. - Это Корвус!
- Кто?
Женщина неожиданно рассмеялась, и Деме недовольно повела хвостом.
- Прости, друг мой. Я совсем позабыла, что ты молода, а в твоем народе не принято говорить о прошлом, как у феинов.
- Мой народ - это и твой народ, Мирранон. По крайней мере некоторые так считают.
- Спасибо за добрые слова, - серьезно продолжила женщина. - Я могу сказать лишь то, что великое зло вскоре придет на земли феинов. Пока его сдерживают некие силы, но они на исходе, поэтому мне нужна помощь.
Рысь сузила желтые глаза.
- Судьба не лишена иронии. Ты, Мирранон, Белая Орлица, печешься о нашей судьбе после всего зла, причиненного тебе.
Мирранон улыбнулась, памятуя о том, что мало кто среди сидов называет ее по имени, и даже верная подруга не отважилась бы обратиться к ней так среди своих сородичей.
- Могу сказать лишь одно - опасность угрожает всем, будь то сиды или феины. Мы едины перед ее лицом. - Она убрала останки живых существ в мешочек. - Я изо всех сил пытаюсь сдержать...
- Позволь мне отправиться на совет Темы, - перебила ее Деме. - Ты знаешь, что магия сидов по-прежнему сильна. Они непременно нам помогут.
- Нет, - печально, но твердо ответила Мирранон. - Для них главное политика. Когда они решатся что-нибудь предпринять, будет поздно. Кроме того, сиды не поверят, что я действую в их интересах. Послушай, Деме, есть только один...
Гроза приближалась, на сухой вереск упали первые капли дождя. Ветер уносил слова Мирранон, движущейся между огромных камней; развевающиеся белые одежды делали ее похожей на светлый дух среди теней. Рысь сидела неподвижно, и казалось, что женщина беседует с маленькой серой статуей. Ветер касался шерсти Деме ледяными пальцами.
Через некоторое время она, встряхнувшись, поднялась. На мгновение теплый золотистый свет упал на камень за ее спиной, а когда он померк, в круге стояли две женщины, Мирранон и Деме - высокое золотистое создание, одетое в серебристо-серое, как и положено клану рыси. Они обнялись, как сестры, а потом Деме вышла в центр круга. Она оглянулась только единожды, словно ища поддержки Мирранон. Небо разорвала яркая молния, и дождь полил в полную силу. Через несколько мгновений лилово-белый силуэт исчез, и Мирранон осталась одна.
Кажется, она едва не опоздала. На севере небо потемнело еще сильнее сквозь бурю летела стая ворон, черных на фоне черного неба. Было ясно, что они ведомы единой волей. Мирранон побежала, не зная, заметили ли ее среди камней; в любом случае, чем дальше она от них, тем лучше.
Фигуру женщины охватило зеленоватое сияние, белые одежды стали перьями, руки вытянулись и превратились в крылья. Через несколько мгновений Белая Орлица взмыла в небо.
Она поднималась все выше и выше, сквозь облака и дождь. Когда ледяной ветер коснулся ее крыльев, Мирранон повернула к двадцати воронам. За ее спиной ударила молния. Белая Орлица с громким криком бросилась в бой.
ЭДИНБУРГ
До нашего времени
У начала спуска сидит мальчик, одетый в лохмотья, и лениво прислушивается к звукам раннего вечера. Внизу сгущаются тени. От серой каменной стены отделяется черная кошка, пересекает улочку и, перед тем, как исчезнуть в руинах, одаривает мальчика долгим взглядом.
Тому становится не по себе. В этом месте - Мэри-Кинг-Клоуз - царит тьма. Мальчик вертит в руках камешек, большой и приятно округлый. У него давно было желание прийти сюда и кинуть камешек внутрь, чтобы доказать свою смелость, однако теперь он сидит и слушает. Может ли снизу доноситься пение? Голоса детей?
Наконец он размахивается, но не кидает камень, а толкает его вниз. Склон очень крутой, так что кругляш наверняка докатится до тьмы. Мальчик смотрит, затаив дыхание. Сначала камешек катится ровно посередине улочки, потом, достигнув неровных ступенек, начинает подпрыгивать с громким стуком, который повторяет эхо, даже когда он исчезает из виду. Следом наступает тишина, и...
Из темноты выходит фигура, настоящий сид из легенд, высокий, стройный и прекрасный. Сид молча протягивает камень, словно хочет вернуть его. В воздухе плывет сладковатый запах разложения. Невидимый ветер подхватывает волосы мальчика, и они падают ему на лицо. Странное существо исчезает.
ГЛАВА 1
Последнее, что помнил Малколм Маклеод, - это собственная смерть. Было не очень больно; просто яркая вспышка и краткий миг покоя перед тем, как душу на столетия поглотило ничто. Затем темнота вновь обрела форму, и бытие раскрыло ему свои объятия.
- Зачем ты меня п-призвал? - Малколм позабыл звук собственного голоса, тонкий, гнусавый, довольно неприятный. Он умолк на мгновение, задумавшись, почему заикается - от волнения или так было всегда?
Тот, к кому он обратился, взмахнул рукой, и комнату залил тусклый рыжий свет.
Малколм двинулся вперед, непроизвольно схватившись за рукоять меча. Неизвестный отступил на шаг. В комнате витал тошнотворный сладковатый запах - запах могилы, Малколм неожиданно понял, что вонь исходит не от существа перед ним, а от его собственной призрачной формы.
- Я знаю тебя. - Он говорил с сильным шотландским акцентом. - Но откуда? Встречай я раньше таких, как ты, непременно бы запомнил.
Существу явно стало не по себе, словно в его словах крылось обвинение. Оно (или это она?) сделало еще шаг назад и опустилось на металлический стул.
- Садись, тень. - Голос был женским, и под просторными серыми одеждами угадывались контуры женского тела. Кожа отливала золотом, а в темных, как ночь, глазах отражалось пляшущее пламя факела.
Малколм послушно скрестил ноги и не очень удивился, обнаружив, что может просто повиснуть в воздухе перед собеседницей.
Она откинулась на спинку стула.
- Что ты помнишь?
Странный вопрос.
- Помню? Не много, - коротко ответил Малколм. Неизвестная вздохнула с облегчением. - Я помню... помню, кто я. Помню это место... - Он кивнул на стальные крюки, свисавшие с потолка. - Здесь была лавка мясника. Мы в Мэри-Кинг-Клоуз.
Она кивнула.
- Я... я умер здесь. - Голос Малколма задрожал при этих словах, и он перевел взгляд на свои израненные руки, качая головой, будто хотел поспорить сам с собой. - Так все же зачем? - снова требовательно спросил он, мрачно глядя на вызвавшую его.
- Мне нужна твоя помощь, - тихо ответила она.
- Да? А что мне до...
- Малколм, дело касается твоего последнего потомка.
- Моего последнего... - выдохнул он. Кажется, существо все же нашло, чем задеть его. Слова пришлись мертвому воину не по вкусу, и он нахмурился. - Последнего? Знаешь, у меня было восемь братьев.
Незнакомка впервые улыбнулась, и на ее лице отразилось сочувствие.
Над городом занимался бледный рассвет. Эдинбург просыпается, не торопясь; подобно древнему левиафану, он не спешит сбросить с себя спокойствие ночи. Холмы, окружающие город, не закрывают его от моря, и именно ветер с воды определяет здесь погоду. Туман тянет липкие пальцы во все переулки и дворики Старого города, и мокрые стены блестят, ожидая лучей солнца, которые, дай-то Бог, доберутся до них к полудню. Утреннюю тишину нарушают пронзительные крики чаек - так птицы приветствуют новый день. Соленые волны налетают на стены домов, будто это просто большие камни, а сам город - всего лишь продолжение побережья. Может, так оно и есть. Город очень стар. Свету не заползти в каждую щель на его лице - там хранятся древние тайны. И как всегда, в это время между светом и тьмой создается ощущение, что город чего-то ждет. Его окутывает облако тишины, поглощающее утренние звуки. Город молчит и ждет.
Наконец-то он свободен.
Эта идея пришла ему в голову, когда впереди замаячили красные деревянные ворота. Если он и вправду жаждал свободы, то почему же за два шага до нее хочет развернуться и убежать? Что там, снаружи, пугает взрослых сильных мужчин будто малых детей? Ему всегда хотелось понять это, когда он видел, как его товарищи по несчастью идут этим путем. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то старался всем видом выражать равнодушие, но, оказавшись в тени ворот, все как один замирали. Останавливались и смотрели вперед. Те, которые ждали снаружи, подбадривали их, словно бывшие узники могли повернуть назад. Талискера всегда интересовало, что они чувствуют и что написано у них на лицах в эту минуту. Некоторые оборачивались и махали на прощание серым кирпичным стенам, другие глубоко вздыхали, будто собираясь с силами. Но останавливались все.
А теперь он знал. На их лицах был написан страх, потому что за воротами лежал совсем другой мир. Изменившийся мир. Ничто не осталось прежним с тех пор, как они ушли оттуда; люди, места, магазины - все иное. Страх настигал неожиданно, приходил вместе с осознанием, что только сейчас, да, только сейчас, наконец наступил момент приведения приговора в исполнение. Они чувствовали потерянное время - дни, часы, минуты и секунды их жизни. Талискер потерял пятнадцать лет.
Большие красные ворота не распахнулись. Он был готов к этому, но все равно чувствовал разочарование. Охранник отпер маленькую калиточку сбоку. Даже последние минуты здесь не могли ознаменоваться ничем особенным. Через открытую дверцу показался квадрат света, настоящего света. Умом Талискер понимал, что с той стороны от ворот солнце светит ничуть не ярче, и все же ему чудился аромат новых, неведомых минут и секунд, ожидающих за стеной тюрьмы. Он все еще смотрел на яркий прямоугольник, и охранник потерял терпение.
- Ты идешь? - сказал он с сильным шотландским акцентом. - Или мне тебя подтолкнуть?
Неизвестная начала свой рассказ, и ее негромкий голос отдавался эхом в холодной темноте, как тоскливая, протяжная песня. Слова походили на тяжелые капли, падающие в озеро скорби. Малколм слушал молча, по крайней мере сначала.
- Меня зовут Деме, и я жду уже долго, сотни ваших лет. Я пришла из другой земли, которая... прекрасна. Эти улочки всегда были такими же мрачными и вонючими, как сейчас, но тогда по крайней мере вверху было видно небо... синее небо, единственное, что в вашем мире напоминает мою родину. Сутру. И даже в Сутру мой народ был изгнан... Все же мое ожидание было не совсем однообразным. Похоже, город не обрадовался моему появлению. Кажется, я принесла с собой... мор.
Малколм подался вперед, не сводя с собеседницы глаз, полных ужаса, и его рука легла на рукоять меча.
- Ты! - прошипел он.
- Мне... мне жаль. - Деме изумила его реакция, но она склонила голову, коснувшись пальцем лба в знак печали. Выражение лица Малколма не изменилось, та же ярость искажала черты. Женщина вздрогнула, а потом поджала губы, оскорбленная нежеланием принять извинение.
- Не упрекай меня, воин. Я знаю, что ты был здесь в то время, но не думай, что я бежала от плодов своих рук. Мне пришлось видеть то же, что и тебе. Восемь сотен мужчин, женщин и детей оставили умирать в этих закоулках. Солдаты охраняли все входы и выходы, чтобы зараза не разнеслась по городу. Мне не забыть запаха смерти - ведь я проводила в могилу их всех. Смотрела, как матери топят слабых, больных детей, чтобы прекратить их страдания, и швыряют тела в озеро. Видела, как возлюбленные убивают друг друга, не желая медленно превращаться в ходячие, распухшие трупы. Воины, отцы и мужья, плакали, как дети, когда жены умоляли зарубить их мечом. Все не расскажешь, словам не вместить такого горя и ужаса, но я видела тебя, Малколм. Как ты выступил против тех, кто обрек на смерть восемь сотен людей. Ты и несколько мужчин, оставшихся в живых ко второй неделе. И умер без страха. Как герой.
Малколм коротко рассмеялся.
- Никакого геройства. Знаешь ли ты, как близко от этой вонючей дыры до дворца, до короля? Мы все понимали, почему так с нами поступили, но легче не становилось. Наше безнадежное нападение на стражу было рождено скорее отчаянием. Мы просто не хотели подыхать как собаки. - Он покачал головой, явно сожалея, что так дешево продал свою жизнь.
Деме с печалью поглядела на него. Ей никогда не удавалось понять людей, сколько бы она с ними ни общалась.
Малколм предвосхитил продолжение истории.
- А ты где была? Если не пряталась, конечно.
Деме засмеялась и, словно в ответ, откинула плащ, открыв его взгляду золотистое тело, одетое в серое и черное. Малколм, все еще бледный как смерть, вздрогнул.
- Не узнаешь меня? Разве ваши легенды не рассказывают о таких, как я? О тех, чьи души мы пожираем? Вы называете нас сидами. Мы оборотни. Смотри.
Деме оказалось непросто восстановить в памяти облик, который она приняла, чтобы ухаживать за больными: тогда ей хотелось хоть чем-то возместить причиненное людям зло. Малколм помог вспомнить давние годы... Проведя рукой перед лицом, она произнесла совсем простое заклинание, и черты моментально изменились.
- Констанция? - Малколм был потрясен. Сида с лицом молоденькой девушки - очень странное и пугающее зрелище.
Пытаясь успокоить его, Деме улыбнулась и заговорила голосом Констанции:
- Да, это я, Малколм. - Слова отдались в темноте зала звонким эхом, воскрешая давно прошедший ужас и скорбь.
На воина это оказало невероятное воздействие, однако совсем не то, на которое она рассчитывала. Хотя губы шевелились, Малколм не мог издать ни звука. Наконец слова хлынули из него потоком:
- Господи! Я любил тебя! Я хочу сказать, я... Господи Боже мой!
Трудно представить, что призрак может упасть в обморок, но именно так Малколм и поступил, прямо рядом со стулом Деме.
Голос Констанции в последний раз прозвучал в этой комнате.
- Ах да. Я совсем забыла.
По ту сторону красных тюремных ворот прошла старушка в синей шляпке и твидовом пальто, ведя на поводке маленькую собачку, помесь терьера и таксы. На песике красовалось синее пальтишко, явно связанное хозяйкой. Старушка вела со своим верным спутником разговор: "...тут никак нельзя писать, мой хороший..."
Эти простые слова, долетевшие до бывшего узника, имели для него странное значение. Пожилая женщина даже не посмотрела в его сторону, и через мгновение их пути навсегда разошлись, но казалось бы бессмысленный момент соприкосновения с настоящей жизнью был первым его собственным за пятнадцать лет. Талискер сделал последние несколько шагов к воротам тюрьмы. Он улыбался.
И в этот миг кое-что случилось. Талискер понял, что вокруг тюрьмы существует невидимый барьер. Внутри время застывшее, грязное, словно второго сорта, и его делает таким та самая сила, которая пытается удержать, не пустить наружу. Перед ним не было никаких видимых преград, но он вытянул вперед руки, словно пытаясь прорваться сквозь них. Говорят, что в тюрьме время течет меж пальцев. Так оно и есть, только своего времени у тебя нет это время других.
Но все закончилось. Талискер чувствовал себя немного глупо. Стоя на осеннем солнышке, он понимал, что выдумал эту ерунду насчет времени и стен, однако тело еще хорошо помнило ощущение преодоленного барьера. Ему казалось, что он пробудился от страшного сна. Бывший узник повернулся к тюрьме и сказал что-то охраннику, запиравшему ворота. В этот день больше не выпустят никого.
Талискер шел по улице, и его переполняли новые ощущения. Машины ехали так близко, что все тело чувствовало их шум. Дорога была широкая, огражденная по краю заборчиком, чтобы люди могли пересечь ее только по подземному переходу. Талискер повернул к черной пасти входа в тоннель. Неожиданно молодой человек лет двадцати перелез через оградку проезжей части и бросился на другую сторону, привычно лавируя между машинами. Талискер замер и хотел что-то крикнуть, но сдержался. Юноша перебежал дорогу и перемахнул через другую оградку. Он явно делал так каждый день. У Талискера дрожали губы.
- Куда спешишь? - пробормотал он. - Ты мог погибнуть...
Его внимание привлек звук. Дерево качалось на ветру, шумя ветвями так громко, будто шел дождь. Кожистые блестящие листья танцевали в такт неслышной музыке природы. Талискер опустился на скамейку и принялся слушать. Он понимал, что ведет себя странно, даже в автобус не сел, но дерево успокаивало.
- Ты не теряешь время, - шептало оно. - Ты им наслаждаешься.
Придя в себя, Малколм устыдился своей вспышки и того, как близко его знала Деме. Она пыталась сделать вид, будто ничего не случилось, тем не менее он избегал ее взгляда, хотя черты Деме больше не напоминали лицо давней возлюбленной.
- Я просто пыталась утешить тебя, Малколм. И утешила. Вокруг умирали люди; твоя любовь к Констанции была сладка и горька одновременно. Она воодушевила тебя, и ты умер почти счастливым, разве нет?
Он не ответил, а молча опустил голову. На его лице читались ярость и удивление. Деме решила сменить тему и продолжила рассказ.
- Когда все умерли, я бродила по пустым улицам, и мои шаги отдавались эхом от унылых стен. Я бы непременно покинула это место, чтобы пытаться достичь своей цели, но меня одолевала нерешительность, рожденная пониманием, что можно принести мор и в другие части города. Я не слишком-то высокого мнения о людях; и все же мне не хотелось вызывать смерть. В темное и жестокое время мора я видела достаточно отваги, чтобы осознать, что у людей тоже есть душа. Увы, решение мне принимать так и не пришлось, судьба распорядилась иначе. И теперь, когда время наконец настало, я не могу выйти отсюда. Я пленник.
Через десять лет после окончания мора несколько семей вернулись в дома, расположенные почти возле Хай-стрит. Я держалась от них подальше, не желая причинить им вред. А потом... могущественный человек по имени Элиас решил расследовать, что же здесь все-таки произошло. Он единственный из всех, кого я встречала в вашем мире, владел искусством магии. Этот человек пришел за мной - почувствовал мое присутствие и сумел отыскать меня. Мы поговорили; я восхитилась им и желала бы узнать побольше о его магии, но он испытывал лишь ненависть. Понимаешь, жена и ребенок Элиаса пали жертвами мора, и его сердце с тех пор оледенело. Он пытался убить меня. Мы сражались здесь, в комнате, - видишь следы на стенах? Я оказалась сильнее, и он бежал, смертельно раненный. Элиас умер не сразу - слишком сильно пылала его ненависть. Он вернулся следующей ночью и наложил запирающее заклятие, так что я не в силах покинуть это место. Заклятие все еще держится. Элиас умер, думая, что одержал победу. Пожалуй, и в самом деле одержал, ибо за прошедшие восемь сотен лет память померкла и сны снова стали мирными. Возможно, теперь я бы вышла в мир людей. Нет, скажу честно: вышла бы непременно. Но Элиас закрыл мне путь. Благословлять или проклинать его? Не знаю.
Рассказ утомил Деме. Она откинулась на спинку стула и на мгновение прикрыла глаза.
Донесся голос Малколма, такой же странно неживой, как и он сам, но все же с чудовищным шотландским акцентом:
- И какое отношение это имеет ко мне и моему потомку? Я бы убил тебя, если б мог. Да, убил бы - за те восемь сотен жизней, которые украла ты, отвратительная самовлюбленная тварь!..
Деме открыла глаза, и ее взгляд был полон ярости.
- Осторожнее, малыш, - прошипела она. Малколм вздрогнул, однако не отступил.
- Ну что, убьешь меня? - насмешливо протянул он.
- Просто поверь, - до жути спокойным, холодным голосом проговорила Деме, - что я могу причинить тебе боль. - Помолчав, она вздохнула и продолжила: - Мне нужна твоя помощь, Малколм, но я отправлю тебя назад, если понадобится.
- Нет, - сдался он. - Скажем так, ты возбудила мое любопытство.
Она вновь рассмеялась, и звук отдался эхом в пустой комнате, где говорили двое, которые должны были давно умереть.
- Мне не нужно твое любопытство, мне нужен твой потомок. Смотри.
Деме произнесла заклинание видения, и посреди комнаты в черном недвижном воздухе медленно проявилась картина мира наверху. Заклинание совсем незамысловатое, прямо-таки недостойное ее, все же на Малколма оно произвело впечатление.
- Понимаешь, - тихо промолвила Деме, - благодаря Элиасу я не могу встретиться с ним лично. Даже, тебе, моему посланнику, будет непросто привести его сюда. Я не знаю, как проявится магия... Но смотри! Смотри, я так долго ждала этого...
Талискер собирался покинуть уютную скамейку возле дерева и отправиться к автобусной остановке, когда из подземного перехода раздались сердитые крики. Наверх вышла юная парочка, причем девушка шла очень быстро, прижимая к себе сумочку. Парень почти бежал, пытаясь от нее не отстать.
- Подожди, Сьюз, - позвал он, моргая на ярком свету и потея в кожаной куртке, которая сидела на нем плохо и напоминала скорее обивку дивана.
Парень остановился, откашлялся и сплюнул на дорогу. Девушка, не думая даже обернуться, поспешила к остановке.
- Черт, - тихо выругался парень. Раздались новые крики, на сей раз ближе, и из перехода вышел старый бродяга.
- Прям весь бок, - кричал он. - И нараспашку. Да уж, прям нараспашку!
Кажется, бродяга обращался не столько девушке, сколько к миру в целом. Потом старик покачнулся и едва не упал, но все же восстановил равновесие и, выпрямившись, заговорил совсем по-другому:
- Все в порядке, девчушка, все в порядке.
Талискер застыл, пытаясь понять, что же ему напоминает странное поведение бродяги. Однако не успел он как следует покопаться в памяти, как тот снова закричал:
- Шлюха!
Девушка, которую старик только что пытался успокоить, остановилась, прижимая к себе сумочку.
Талискер обратил внимание, что на бродяге ярко-желтые кроссовки, которые выглядели нелепо в сочетании с грязно-серой одеждой, но... Все же человек держался со странным достоинством.
В этот миг бродяга с разгону врезался в юношу с криком:
- Боже мой! Твоя нога! Твоя нога!