этого почему-то не сделал. Нечего хныкать теперь, когда наступили тяжелые
дни. Затяни потуже ремень, оцени обстановку и действуй.
Он посмотрел вниз. В густеющих сумерках далеко под ним лежала земля.
- Итак - с чего начать? - спросил он себя. - Какие шаги необходимо
предпринять, чтобы попасть из одного измерения в другое?
- Физические энергии! - вдруг осенило его. - Какой же я болван! Разве
не благодаря им я из Колби Конерз попал в Артезию? И надо перестать
разговаривать с собой, - добавил он вполголоса. - Не то люди подумают, что
я рехнулся.
Вцепившись в крышу, О'Лири закрыл глаза и постарался сосредоточиться на
мыслях об Артезии: вспомнить ее запахи и звуки; живописные старинные
улочки, разбегающиеся от дворцовых башен; таверны и высокие дома с
каменными основаниями; крошечные, чистенькие магазины, булыжную мостовую,
паровые автомобили и электрические лампочки в сорок ватт...
Он приоткрыл один глаз - никаких изменений. Он все так же сидел на
самом верху ветряной мельницы, а под ним все тот же пустынный склон вел к
убогой деревушке у озера. В Артезии это озеро было зеркальным прудом, по
которому среди цветущих лилий плавали лебеди. Даже в Колби Конерз это был
вполне приличный пруд, и только конфетные фантики на его поверхности
напоминали о цивилизации. Здесь же маслянистая поверхность озера была
покрыта ряской. Пока он размышлял об этом, из хижины на берегу проковыляла
женщина и выплеснула в воду ведро помоев. Лафайет поморщился и попытался
еще раз. Он мысленно представил задорное личико Дафны, грубые черты шута
Йокабампа, мужественное лицо графа Алана, будто взятое с рекламного
объявления, и тонкий аристократический профиль принцессы Адоранны.
Ничего. Характерного толчка в ровном потоке времени не последовало.
Конечно, ему не приходилось пользоваться физическими энергиями с тех самых
пор, как на Центральной обнаружили, что именно он был виновником
вероятностных напряжений в континуумах, и направили на него гаситель. И
все-таки он надеялся, что здесь к нему вернется его утраченная
способность. И тогда...
Что там такое говорил по телефону этот бюрократ? Хотел дать какой-то
совет? А потом выпалил всю эту тарабарщину о загадке, прежде чем повесить
трубку. Во всем этом мало проку. Он должен полагаться на свои собственные
силы, и чем скорее он это поймет, тем лучше.
- Ну и что же теперь? - обратился Лафайет к холодным сумеркам и сам
себе ответил:
- Для начала надо спуститься с этого насеста. Иначе ты окоченеешь и
примерзнешь к мельнице.
Бросив прощальный взгляд на телефон, Лафайет начал медленно спускаться
вниз.
Почти совсем стемнело, когда Лафайет очутился, наконец, на земле, в
зарослях высохшей травы. Он потянул носом воздух - со стороны деревушки
шел приятный запах жареного лука. Он нащупал в кармане несколько монет:
надо попытаться найти приличную таверну, закусить и, быть может, заказать
кувшинчик вина, чтобы успокоить нервы. Потом он попробует что-нибудь
разузнать - очень осторожно, конечно. Лафайет еще не знал, с чего он
начнет, но решил осмотреться на месте. Он начал спускаться по склону
слегка прихрамывая, так как подвернул ногу, падая на землю. Похоже, что с
возрастом он начал утрачивать форму. Давно прошли времена, когда он прыгал
по крышам, как акробат, взбирался по веревкам, отбивался от грабителей,
приручал драконов - и покорял Дафну. Сердце Лафайета болезненно сжалось,
когда он представил себе ее задорное личико. Что она подумает, когда
обнаружит его исчезновение? Бедняжка, ее сердце разобьется от горя...
А если нет? Последнее время он уделял ей так мало внимания, что она,
вероятно, первое время вообще не заметит его отсутствия. Быть может, как
раз сейчас с ней любезничает кто-нибудь из придворных щеголей, которые
вечно болтаются во дворце. Предполагается, что они должны овладевать
рыцарским искусством, на самом же деле - бездельничают, пьют, играют в
карты и волочатся за женщинами...
Лафайет сжал кулаки. Они, словно стервятники, кинутся да бедную,
беззащитную Дафну, как только узнают, что она осталась одна. Бедная,
неопытная девочка, сможет ли она устоять против опытных обольстителей? А
вдруг Дафна поддастся на льстивые уговоры и тогда...
- Что за ерунда, - опомнился Лафайет. - Я вполне могу положиться на
Дафну. Может быть, она несколько легкомысленна, но сумеет дать отпор
любому проходимцу, который попробует приударить за ней. Дафна достаточно
долго орудовала метлой, чтобы не промахнуться в нужный момент. Да и став
графиней, она не утратила ловкости движений, занимаясь верховой ездой,
теннисом и плаванием. - Лафайет представил ее стройную изящную фигурку в
открытом купальнике на мостике бассейна...
- Хватит об этом, - скомандовал он себе. - Сосредоточься на самом
важном. Только что же сейчас самое важное? - подумал он.
Главная улица города представляла собой кривую, немощеную дорогу со
множеством выбоин, по которой с трудом проехала бы повозка. На ее обочинах
то тут, то там виднелись кучи мусора, очистки и яичная скорлупа. Лафайет
отметил, что консервных банок здесь еще не было. В окнах, затянутых
промасленной пергаментной бумагой, светили тусклые огоньки. По дороге он
встретил двух-трех местных жителей, которые, оглядев его украдкой,
скрылись в переулках еще более темных и узких, чем главная улица. Впереди
он увидел грубо размалеванную вывеску, скрипящую под холодным ветром над
покосившейся дверью. На ней был изображен уродливый мужчина в серой одежде
и с тонзурой. В руке он держал кружку. Надпись, сделанная над ним кривыми
готическими буквами, гласила: "Приют нищего". При виде этого убогого
трактира Лафайет с тоской вспомнил уютную таверну под названием "Секира и
Дракон", где он имел обыкновение устраивать пирушки в компании друзей...
Он опять подумал о том, что Дафна осталась дома одна.
- Во всяком случае, я надеюсь, что она одна, - простонал Лафайет. -
Какой же я был болван. Только бы вернуться, уж я постараюсь загладить свою
вину...
И взяв себя в руки, он толкнул низкую дверь, ведущую в трактир.
От кухонного чада, стоявшего в трактире, у Лафайета защипало глаза. В
нос ударил запах скисшего пива, угля, подгоревшей картошки и других, менее
приятных компонентов. По неровному земляному полу он направился к
покосившейся стойке, пригибая голову, чтобы не стукнуться о низкие балки,
с которых свешивались связки лука. У стойки спиной к нему стояла худая
женщина в сером домотканом платье, с засаленной косынкой на голове. Она
протирала тряпкой закопченный горшок, напевая что-то себе под нос.
- Э... - начал Лафайет, - могу ли я заказать что-нибудь перекусить?
Ничего особенного, скажем, парочку куропаток, несколько артишоков и
хорошее сухое вино - например, Пуйи-Фвиссе, пятьдесят девятого года...
- Однако ты шутник, - заметила женщина, по-прежнему стоя к нему спиной.
- Ладно, в таком случае омлет, - поспешно сказал Лафайет. - Сыр с
тунцом тоже подошел бы. Ну и горячие гренки с крепким пивом.
- Ты меня уморишь, - сказала женщина. - Я умираю со смеху: ха-ха-ха.
- Не могли бы вы мне сделать бутерброд с ветчиной? - в голосе Лафайета
прозвучало отчаяние. - Я особенно люблю баварскую ветчину с ржаным
хлебом...
- Колбаса с пивом, - отрезала кухарка. - Хочешь ешь, не хочешь -
убирайся.
- Я согласен, - сказал Лафайет. - Поджарьте ее без кожуры, пожалуйста.
Женщина повернулась, отбросила с лица прядь светлых волос.
- Эй, Халк, - прокричала она. - Отрежь кусок колбасы, очисть и поджарь
ее для нашего гостя.
Лафайет с изумлением увидел большие голубые глаза, маленький,
безупречной формы носик, растрепанные, но безусловно прекрасные
светло-русые вьющиеся волосы.
- Принцесса Адоранна! - воскликнул он. - А вы как здесь очутились?
Кухарка устало взглянула на Лафайета.
- Мое имя Свайнхильд, приятель, - сказала она. - А как я сюда попала,
слишком долго рассказывать.
- Адоранна, вы не узнаете меня? Я Лафайет, - в отчаянии прокричал он. -
Я разговаривал с вами только сегодня утром, за завтраком. - Раздвижное
окошко за ее спиной с грохотом открылось, и оттуда показалось сердитое
лицо с волевым подбородком и правильными чертами, но заросшее щетиной.
- За завтраком, да? - прорычал незнакомец. - Пожалуй, для начала я
потолкую с этим парнем.
- Алан! - воскликнул Лафайет. - Ты тоже?
- Это что еще значит: я тоже?
- Я хотел сказать... Я думал, то есть, конечно, я и не подозревал до
последнего момента, что она... Я хочу сказать, что ты...
- Что, опять мне наставила рога? - Владелец небритого лица вытянул
длинную мускулистую руку, стараясь схватить женщину. Но та отскочила в
сторону со сковородкой в руке.
- Только тронь меня, обезьяна, и я раскрою твою глупую башку! -
взвизгнула она.
- Ну, ну, полегче, Адоранна, - примирительно сказал Лафайет. - Сейчас
не время для любовной ссоры...
- Любовной ссоры! Ха! Чего я только не натерпелась от этого идиота... -
Она не успела закончить мысль, как предмет их беседы выскочил из кухни
через распахнувшуюся дверь. Женщина отпрыгнула в сторону, подняла
сковородку и с глухим стуком опустила ее на взлохмаченную голову Халка.
Тот сделал несколько неверных шагов и повалился на стойку рядом с
Лафайетом.
- Что будем пить, дружище? - пробормотал он и свалился вниз с
оглушительным грохотом. Женщина отбросила в сторону сковородку,
послужившую для самообороны, и наградила Лафайета сердитым взглядом.
- Зачем понадобилось его злить? - спросила она, оглядывая О'Лири с ног
до головы. - Ведь я тебя впервые вижу. Кто ты, в конце концов? Клянусь, я
ему с тобой не изменяла.
- Не может быть, чтобы вы меня не помнили! - воскликнул Лафайет. - Что
здесь произошло? Как вы с Аланом попали в этот свинарник? Где дворец? А
Дафна? Вы не видели Дафну?
- Даффи? У нас зовут так одного бродягу, у которого не все дома. Он
сюда заходит иногда - клянчит, чтобы ему налили. Только последнее время я
его не видела...
- Да нет, я сказал Дафна. Это девушка, точнее, моя жена. Она невысокого
роста, но маленькой ее не назовешь, красивая, стройная, у нее темные
волосы...
- Мне бы она пришлась по вкусу, - послышалось с пола глухое бормотание.
- Вот подождите, только встану на ноги...
Женщина пихнула Халка ногой в голову и властно прикрикнула:
- Проспись, болван!
Потом игриво взглянула на Лафайета и пригладила волосы.
- Послушай, чем я хуже этой особы, - небрежно спросила она.
- Адоранна! Я говорю о Дафне - графине - моей жене!
- Ну конечно, о графине! Сказать по правде, нам последнее время не до
графинь. Все больше считаем наши жемчуга, такие дела. А теперь, если ты не
возражаешь, я уберу эту падаль.
- Позвольте вам помочь, - быстро предложил Лафайет.
- Это лишнее. Я и сама могу справиться.
- С ним все в порядке? - Лафайет перегнулся через стойку и посмотрел на
шеф-повара, не по своей воле отошедшего ко сну.
- С Халком-то? Его можно бить по башке подковой, даже если она будет на
лошадином копыте.
И, схватив Халка за ноги, она потащила его на кухню.
- Постойте, Адоранна, послушайте...
- Что еще за имя ты придумал? Я уже сказала - меня зовут Свайнхильд.
- Вы и в самом деле меня не помните? - Лафайет вглядывался в знакомое
прекрасное лицо, испачканное сажей и жиром.
- Ну, хватит, с меня довольно, дружок. Кончай паясничать и убирайся
отсюда: мне пора закрывать трактир.
- Но ведь еще рано.
Свайнхильд вскинула бровь:
- А ты можешь еще что-нибудь предложить?
- Мне надо с вами поговорить, - взмолился Лафайет.
- За это нужно платить, - решительно ответила Свайнхильд.
- С-сколько?
- По часам или на всю ночь?
- Я думаю, мне хватит несколько минут, чтобы все объяснить, - живо
отозвался Лафайет. - Прежде всего...
- Одну минутку. - Женщина отпустила ноги Халка. - Мне нужно надеть
рабочую одежду.
- Вы и так прекрасно выглядите, - поспешно остановил ее Лафайет. - Как
я только что сказал...
- Кто ты такой, чтобы учить меня, что мне делать?
- Как кто я такой? Ведь мы с вами давно знакомы. Помните нашу первую
встречу? На балу, который устроил король Горубл, чтобы отпраздновать мое
согласие отправиться на бой с драконом? На вас еще было голубое платье,
расшитое жемчугом, а на поводке вы вели тигренка...
- Бедняга, - воскликнула Свайнхильд, начиная что-то понимать. - Ты не в
своем уме, верно? Что же ты раньше не сказал? Послушай, - вдруг сообразила
она, - когда ты сказал, что хочешь поговорить со мной, ты на самом деле
хотел только поговорить, да?
- Конечно, что же еще? А теперь, Адоранна, выслушайте меня. Я не знаю,
что произошло - быть может, какое-то гипнотическое внушение, - но я
уверен, что если вы постараетесь, то вспомните меня. Попробуйте
сосредоточиться: представьте большой дворец из розового кварца, рыцарей и
дам в изысканных туалетах, вереницу веселых праздников и торжеств...
- Не торопись, голубчик. - Свайнхильд достала из-под прилавка бутылку,
выбрала два мутных стакана из груды посуды, сваленной в деревянную мойку,
и наполнила их. Она приподняла свой стакан и вздохнула.
- Твое здоровье, приятель. Ты такой же ненормальный, как пара скачущих
белок, но, надо признаться, у тебя занятные фантазии.
Уверенным движением она подняла стакан и залпом осушила его. Лафайет
отхлебнул из своего стакана, скривился, а затем выпил все до дна. С
непривычки он закашлялся, и Свайнхильд сочувственно посмотрела на него.
- Дело в том, что... - начал Лафайет и запнулся. - Дело в том, что я не
могу ничего объяснить, - безнадежно закончил он.
Вдруг с новой силой заныли ссадины и ушибы. Он с тоской подумал о
хорошем обеде, горячей ванне и теплой постели.
Свайнхильд погладила его руку своей жесткой маленькой ладонью.
- Не переживай об этом, дорогой. Завтра, может быть, все станет лучше.
Потом резко прибавила:
- Только я в этом сильно сомневаюсь.
Она вновь наполнила свой стакан, осушила его и, взяв пробку, решительно
заткнула ею бутылку.
- Лучше не будет, пока правит этот козел, герцог Родольфо.
Лафайет до краев наполнил свой стакан и вновь залпом выпил его, не
сознавая, что он делает, пока огненная жидкость не обожгла ему горло.
Отдышавшись, он спросил:
- Не могли бы вы сказать мне, где я нахожусь и что здесь происходит?
Похоже, это не Артезия. И тем не менее, существует определенное сходство:
вы с Аланом, например, да и ландшафт в целом. Если мне удастся установить
и другие существенные параллели, то я, возможно, сумею во всем
разобраться.
Свайнхильд рассеянно почесала под мышкой.
- Рассказывать-то особенно нечего. Пару лет тому назад это было вполне
приличное герцогство. Мы, понятно, не были богаты, но как-то сводили концы
с концами. Потом дела пошли хуже и хуже: налоги, правила, законы. Сначала
все пожрала саранча, потом два года подряд урожай винограда страдал от
милдью, потом кончились дрожжи, а вслед за ними исчез и эль. Мы кое-как
перебивались на импортном роме, но потом и он кончился. С тех пор сидим на
пиве и колбасе из сурков.
- Кстати, о сурках, - сказал Лафайет. - Это, должно быть, вкусно.
- Бедняга, ты, видно, проголодался.
С этими словами Свайнхильд подняла брошенную сковородку, помешала угли
в очаге и бросила лепешку из серого подозрительного мяса в плавящийся на
сковороде жир.
- Расскажи мне об этом герцоге Родольфо, - предложил Лафайет.
- Я только раз и видела его, когда однажды в три часа ночи возвращалась
из герцогских казарм. Я там, понимаешь, навещала заболевшего приятеля. А
старикашка в это время прогуливался в своем саду. Было еще рано, вот я и
решила перелезть через забор и завести с ним знакомство. Такие, как он, не
в моем вкусе, но связи во дворце никогда не помешают.
И Свайнхильд кинула на Лафайета взгляд, который должен был выражать
смущение.
- Но старый дурак быстренько выдворил меня оттуда, - закончила она,
разбивая крохотное яйцо о край сковороды. - Начал говорить, что я ему в
племянницы гожусь. На большее у него ума не хватило. Вот я и спрашиваю:
как может этот старый осел управлять страной?
Лафайет задумался.
- Скажи мне, э-э... Свайнхильд, как мне получить аудиенцию у этого
герцога?
- Не стоит пробовать, - посоветовала она. - У него скверная привычка
бросать львам всех, кто ему не угодит.
- Только он может знать, что здесь происходит, - размышлял вслух
Лафайет. - Видишь ли, я полагаю, что Артезия на самом деле не исчезла -
исчез я.
Свайнхильд глянула на неге через плечо, прищелкнула языком и покачала
головой.
- Подумать только, тебе ведь не дашь много лет, - сказала она.
- Много лет? Да мне еще нет и тридцати, - возразил Лафайет. - Хотя, по
правде сказать, сегодня я чувствую себя столетним стариком. Но теперь у
меня есть хоть какой-то план, это уже легче. - Он принюхался. Свайнхильд
поставила перед ним тарелку с отбитыми краями, на которую переложила
поджаренную лепешку и коричневатую яичницу.
- Это действительно сурок? - с сомнением спросил он, искоса разглядывая
угощение.
- Совершенно верно, сурок, как я и обещала. Желаю приятного аппетита,
господин. Лично я никогда не могла проглотить эту гадость.
- Послушай, почему бы тебе не называть меня Лафайетом, - предложил он,
принимаясь за еду. По виду блюдо отдаленно напоминало клейстер, но
оказалось совершенно безвкусным, что, вероятно, было к лучшему.
- Это слишком длинно. Я буду звать тебя Лейф.
- Лейф! Как будто я какой-нибудь увалень в комбинезоне на одной лямке и
босиком, - запротестовал Лафайет.
- Ну вот что, Лейф, - сказала Свайнхильд тоном, не терпящим возражений,
и положила локти на стол. - Хватит молоть ерунду. Чем скорее ты выкинешь
из головы свои бредовые фантазии, тем лучше. К чему привлекать к себе
внимание? Если люди Родольфо заподозрят, что ты нездешний, ты очутишься на
дыбе прежде, чем успеешь крикнуть "караул". А потом они вытянут из тебя
все твои секреты, пощекотав хорошенько плеткой.
- Секреты? Какие секреты? Моя жизнь - как открытая книга. Я невинная
жертва обстоятельств.
- Ясное дело: ты безвредный дурачок. Но попробуй-ка убедить в этом
Родольфо. Он подозрителен, как старая дева, учуявшая в душевой кабинке
запах мужского одеколона.
- Я уверен, что ты преувеличиваешь, - твердо сказал Лафайет, подчищая
тарелку. - Лучше всего чистосердечно рассказать ему обо всем. Я поговорю с
ним, как мужчина с мужчиной. Объясню, что я совершенно случайно попал сюда
при неясных обстоятельствах, а потом спрошу, не знает ли он кого-нибудь,
кто занимался бы несанкционированными опытами по регулированию физических
энергий. Да я почти уверен, - продолжал он, увлекаясь, - что он сам имеет
связь с Центральной. Здесь наверняка работает помощник инспектора по
континуумам, и как только я все объясню...
- Вот с этим всем ты пойдешь к герцогу? - спросила Свайнхильд. -
Послушай, Лейф, это меня не касается, но на твоем месте я бы не делала
этого, понятно?
- Завтра же утром я отправлюсь в путь, - пробормотал Лафайет, вылизывая
тарелку. - Где, ты сказала, резиденция герцога?
- Я тебе этого не говорила. Но могу и сказать, ты все равно узнаешь. Он
живет в столице, в двадцати милях к западу отсюда.
- Хм-м. Это где-то в районе штаб-квартиры Лода в Артезии. В пустыне,
верно? - обратился он к Свайнхильд.
- Не угадал, дорогуша. Столица на острове, на Пустынном озере.
- Подумать только, как меняется уровень моря в континуумах, - заметил
Лафайет. - В Колби Конерз вся эта территория находится под водами залива.
В Артезии на этом месте настоящая Сахара. А здесь нечто среднее. Ну, как
бы там ни было, пора отдохнуть. Где здесь гостиница, Свайнхильд? Ничего
особенного мне не надо: скромная комната с ванной, желательно с окнами на
восток. Я люблю просыпаться с лучами солнца.
- Я брошу свежего сена в козий хлев, - сказала Свайнхильд. - Не бойся,
- прибавила она, заметив растерянный взгляд Лафайета. - Там никто не живет
с тех самых пор, как мы съели козу.
- Неужели в этом городе нет гостиницы?
- Для парня, у которого не все дома, ты быстро соображаешь. Ну, пошли.
Вслед за Свайнхильд он вышел через заднюю дверь на каменистую тропинку,
которая вела к воротам, заросшим сорной травой. Неподалеку виднелось
покосившееся строение. Лафайет поплотнее запахнул камзол под порывами
холодного ветра.
- Полезай-ка сюда, - пригласила его Свайнхильд. - Устраивайся под
навесом, если хочешь. Я за это денег не возьму.
Лафайет заглянул внутрь, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте.
Четыре подгнивших столба кое-как подпирали проржавевшую металлическую
крышу. Под ней густо разрослась сорная трава. Он принюхался - в хлеву
явственно различался запах, по которому можно было догадаться о его
прежней обитательнице.
- Нельзя ли найти что-нибудь поприличнее, - взмолился Лафайет. - Я до
конца своих дней был бы тебе признателен.
- Ничего не выйдет, приятель, - заявила Свайнхильд. - Деньги вперед.
Два пенса за еду, два за ночлег, пять за разговор.
Лафайет порылся в карманах и достал пригоршню серебряных и золотых
монет. Он протянул Свайнхильд плоскую монету достоинством в 50
артезианских пенсов.
- Этого хватит?
Свайнхильд взвесила монету на ладони, попробовала ее на зуб и
уставилась на Лафайета.
- Это же настоящее серебро, - прошептала она. - Ради всего святого,
Лейф, то есть Лафайет, что же ты раньше не сказал, что ты при деньгах?
Пойдем, дорогой. Для тебя - все самое лучшее.
О'Лири последовал за ней обратно в дом. Она зажгла свечу и по крутой
лестнице проводила его наверх, в крохотную комнатку с низким потолком. Он
огляделся: кровать под лоскутным одеялом, круглое оконце, застекленное
донышками от бутылок, на подоконнике горшок с геранью. Он осторожно
принюхался, но в комнате пахло только дешевым мылом.
- Великолепно, - просиял он. - Только где же ванная?
- Корыто под кроватью. Я сейчас принесу горячей воды.
Лафайет вытащил медное корыто, снял камзол и сел на кровать, чтобы
разуться. За окном всходила луна, освещая далекие холмы, чем-то похожие на
холмы Артезии. А во дворце сейчас Дафна, наверно, идет к столу об руку с
каким-нибудь болтливым денди, удивляясь про себя исчезновению мужа и,
может быть, смахивая иногда с ресниц слезинку...
Усилием воли он отогнал прочь мысли о ее гибком стане и вздохнул
поглубже, чтобы успокоиться. Ни к чему расстраиваться. В конце концов, он
делает все, что в его силах. Где есть желание, там есть и возможность. В
разлуке сердце любит сильнее...
- Кого? - пробормотал он. - Меня или того, кто поближе?
Открылась дверь, и на пороге появилась Свайнхильд с двумя ведрами, от
которых валил пар. Она вылила воду в корыто и локтем попробовала воду.
- В самый раз, - сказала она.
Лафайет прикрыл за ней дверь, разделся, обнаружив при этом, что дорогая
ткань камзола была местами порвана, и со вздохом облегчения погрузился в
горячую воду. Мочалки нигде не было видно, но под рукой оказался кусок
коричневого мыла. Лафайет намылился и горстями стал поливать воду на
голову - мыло сразу же попало ему в глаза. Он ополоснулся, расплескивая
воду и что-то бормоча, поднялся и потянулся за полотенцем.
- Черт, - выругался он. - Забыл попросить...
- Вот, возьми, - раздался рядом голос Свайнхильд, и жесткая ткань
коснулась его руки.
О'Лири схватил полотенце и живо обмотался им.
- Что ты тут делаешь? - спросил он, становясь на холодный пол. Уголком
полотенца он протер глаза и увидел, как в этот самый момент девушка сняла
сорочку из грубого хлопка.
- Эй! - воскликнул он. - Что ты делаешь?
- Если тебе больше не нужна вода, - язвительно ответила она, - то я
приму ванну.
О'Лири быстро отвел глаза - не из эстетических соображений, напротив.
То, что он успел заметить - стройное тело, ножка, пробующая воду, - было
очаровательно. Несмотря на растрепанные волосы и обломанные ногти, у
Свайнхильд была фигура принцессы - точнее, принцессы Адоранны. Он быстро
вытер спину и грудь, слегка коснулся полотенцем ног, откинул покрывало и
юркнул в постель, натянув одеяло до подбородка.
Свайнхильд что-то мурлыкала себе под нос, беспечно плескаясь в корыте.
- Поторопись, - сказал он, разглядывая стену. - Что если Алан, то есть
Халк, поднимется сюда?
- Ему придется подождать своей очереди, - сказала Свайнхильд. -
Впрочем, этот неряха никогда не моется ниже подбородка.
- Он твой муж?
- Можно сказать, что да. Над нами никто не произносил магических слов,
у нас даже не было вшивой гражданской церемонии в ближнем городке. Этот
бездельник утверждает, что так нам не придется платить налоги, но если ты
хочешь знать мое мнение...
- Ну, все? - выдавил из себя О'Лири и зажмурился, стараясь не смотреть
на Свайнхильд.
- Почти. Осталось только...
- Свайнхильд, пожалуйста, мне надо выспаться перед дальней дорогой.
- Где полотенце?
- В ногах постели.
Легкое женское дыхание, шлепанье босых женских ног, близость молодого
женского тела.
- Подвинься, - услышал он нежный женский голос у своего уха.
- Что? - Лафайет подскочил на постели. - Господи, Свайнхильд, ты не
можешь здесь спать!
- Неужели ты считаешь, что я не могу спать в своей собственной постели?
- с негодованием воскликнула она. - Что же мне, по-твоему, устроиться на
ночь в козьем хлеву?
- Нет, конечно, нет, но...
- Послушай, Лейф, давай без глупостей! Либо у нас все поровну, либо
отправляйся спать на кухонном столе, со всеми своими деньгами. - Он
почувствовал рядом с собой ее горячее, молодое тело. Она перегнулась через
него, чтобы задуть свечу.
- Дело вовсе не в этом, - слабо запротестовал Лафайет. - Дело в том,
что...
- Тогда в чем же?
- Я что-то никак не соображу, в чем дело. Мне только кажется, что мы
оказались в довольно щекотливой ситуации: внизу храпит твой муженек, а
выход отсюда только один.
- Кстати, о храпе, - неожиданно заметила Свайнхильд. - Уже несколько
дни. Затяни потуже ремень, оцени обстановку и действуй.
Он посмотрел вниз. В густеющих сумерках далеко под ним лежала земля.
- Итак - с чего начать? - спросил он себя. - Какие шаги необходимо
предпринять, чтобы попасть из одного измерения в другое?
- Физические энергии! - вдруг осенило его. - Какой же я болван! Разве
не благодаря им я из Колби Конерз попал в Артезию? И надо перестать
разговаривать с собой, - добавил он вполголоса. - Не то люди подумают, что
я рехнулся.
Вцепившись в крышу, О'Лири закрыл глаза и постарался сосредоточиться на
мыслях об Артезии: вспомнить ее запахи и звуки; живописные старинные
улочки, разбегающиеся от дворцовых башен; таверны и высокие дома с
каменными основаниями; крошечные, чистенькие магазины, булыжную мостовую,
паровые автомобили и электрические лампочки в сорок ватт...
Он приоткрыл один глаз - никаких изменений. Он все так же сидел на
самом верху ветряной мельницы, а под ним все тот же пустынный склон вел к
убогой деревушке у озера. В Артезии это озеро было зеркальным прудом, по
которому среди цветущих лилий плавали лебеди. Даже в Колби Конерз это был
вполне приличный пруд, и только конфетные фантики на его поверхности
напоминали о цивилизации. Здесь же маслянистая поверхность озера была
покрыта ряской. Пока он размышлял об этом, из хижины на берегу проковыляла
женщина и выплеснула в воду ведро помоев. Лафайет поморщился и попытался
еще раз. Он мысленно представил задорное личико Дафны, грубые черты шута
Йокабампа, мужественное лицо графа Алана, будто взятое с рекламного
объявления, и тонкий аристократический профиль принцессы Адоранны.
Ничего. Характерного толчка в ровном потоке времени не последовало.
Конечно, ему не приходилось пользоваться физическими энергиями с тех самых
пор, как на Центральной обнаружили, что именно он был виновником
вероятностных напряжений в континуумах, и направили на него гаситель. И
все-таки он надеялся, что здесь к нему вернется его утраченная
способность. И тогда...
Что там такое говорил по телефону этот бюрократ? Хотел дать какой-то
совет? А потом выпалил всю эту тарабарщину о загадке, прежде чем повесить
трубку. Во всем этом мало проку. Он должен полагаться на свои собственные
силы, и чем скорее он это поймет, тем лучше.
- Ну и что же теперь? - обратился Лафайет к холодным сумеркам и сам
себе ответил:
- Для начала надо спуститься с этого насеста. Иначе ты окоченеешь и
примерзнешь к мельнице.
Бросив прощальный взгляд на телефон, Лафайет начал медленно спускаться
вниз.
Почти совсем стемнело, когда Лафайет очутился, наконец, на земле, в
зарослях высохшей травы. Он потянул носом воздух - со стороны деревушки
шел приятный запах жареного лука. Он нащупал в кармане несколько монет:
надо попытаться найти приличную таверну, закусить и, быть может, заказать
кувшинчик вина, чтобы успокоить нервы. Потом он попробует что-нибудь
разузнать - очень осторожно, конечно. Лафайет еще не знал, с чего он
начнет, но решил осмотреться на месте. Он начал спускаться по склону
слегка прихрамывая, так как подвернул ногу, падая на землю. Похоже, что с
возрастом он начал утрачивать форму. Давно прошли времена, когда он прыгал
по крышам, как акробат, взбирался по веревкам, отбивался от грабителей,
приручал драконов - и покорял Дафну. Сердце Лафайета болезненно сжалось,
когда он представил себе ее задорное личико. Что она подумает, когда
обнаружит его исчезновение? Бедняжка, ее сердце разобьется от горя...
А если нет? Последнее время он уделял ей так мало внимания, что она,
вероятно, первое время вообще не заметит его отсутствия. Быть может, как
раз сейчас с ней любезничает кто-нибудь из придворных щеголей, которые
вечно болтаются во дворце. Предполагается, что они должны овладевать
рыцарским искусством, на самом же деле - бездельничают, пьют, играют в
карты и волочатся за женщинами...
Лафайет сжал кулаки. Они, словно стервятники, кинутся да бедную,
беззащитную Дафну, как только узнают, что она осталась одна. Бедная,
неопытная девочка, сможет ли она устоять против опытных обольстителей? А
вдруг Дафна поддастся на льстивые уговоры и тогда...
- Что за ерунда, - опомнился Лафайет. - Я вполне могу положиться на
Дафну. Может быть, она несколько легкомысленна, но сумеет дать отпор
любому проходимцу, который попробует приударить за ней. Дафна достаточно
долго орудовала метлой, чтобы не промахнуться в нужный момент. Да и став
графиней, она не утратила ловкости движений, занимаясь верховой ездой,
теннисом и плаванием. - Лафайет представил ее стройную изящную фигурку в
открытом купальнике на мостике бассейна...
- Хватит об этом, - скомандовал он себе. - Сосредоточься на самом
важном. Только что же сейчас самое важное? - подумал он.
Главная улица города представляла собой кривую, немощеную дорогу со
множеством выбоин, по которой с трудом проехала бы повозка. На ее обочинах
то тут, то там виднелись кучи мусора, очистки и яичная скорлупа. Лафайет
отметил, что консервных банок здесь еще не было. В окнах, затянутых
промасленной пергаментной бумагой, светили тусклые огоньки. По дороге он
встретил двух-трех местных жителей, которые, оглядев его украдкой,
скрылись в переулках еще более темных и узких, чем главная улица. Впереди
он увидел грубо размалеванную вывеску, скрипящую под холодным ветром над
покосившейся дверью. На ней был изображен уродливый мужчина в серой одежде
и с тонзурой. В руке он держал кружку. Надпись, сделанная над ним кривыми
готическими буквами, гласила: "Приют нищего". При виде этого убогого
трактира Лафайет с тоской вспомнил уютную таверну под названием "Секира и
Дракон", где он имел обыкновение устраивать пирушки в компании друзей...
Он опять подумал о том, что Дафна осталась дома одна.
- Во всяком случае, я надеюсь, что она одна, - простонал Лафайет. -
Какой же я был болван. Только бы вернуться, уж я постараюсь загладить свою
вину...
И взяв себя в руки, он толкнул низкую дверь, ведущую в трактир.
От кухонного чада, стоявшего в трактире, у Лафайета защипало глаза. В
нос ударил запах скисшего пива, угля, подгоревшей картошки и других, менее
приятных компонентов. По неровному земляному полу он направился к
покосившейся стойке, пригибая голову, чтобы не стукнуться о низкие балки,
с которых свешивались связки лука. У стойки спиной к нему стояла худая
женщина в сером домотканом платье, с засаленной косынкой на голове. Она
протирала тряпкой закопченный горшок, напевая что-то себе под нос.
- Э... - начал Лафайет, - могу ли я заказать что-нибудь перекусить?
Ничего особенного, скажем, парочку куропаток, несколько артишоков и
хорошее сухое вино - например, Пуйи-Фвиссе, пятьдесят девятого года...
- Однако ты шутник, - заметила женщина, по-прежнему стоя к нему спиной.
- Ладно, в таком случае омлет, - поспешно сказал Лафайет. - Сыр с
тунцом тоже подошел бы. Ну и горячие гренки с крепким пивом.
- Ты меня уморишь, - сказала женщина. - Я умираю со смеху: ха-ха-ха.
- Не могли бы вы мне сделать бутерброд с ветчиной? - в голосе Лафайета
прозвучало отчаяние. - Я особенно люблю баварскую ветчину с ржаным
хлебом...
- Колбаса с пивом, - отрезала кухарка. - Хочешь ешь, не хочешь -
убирайся.
- Я согласен, - сказал Лафайет. - Поджарьте ее без кожуры, пожалуйста.
Женщина повернулась, отбросила с лица прядь светлых волос.
- Эй, Халк, - прокричала она. - Отрежь кусок колбасы, очисть и поджарь
ее для нашего гостя.
Лафайет с изумлением увидел большие голубые глаза, маленький,
безупречной формы носик, растрепанные, но безусловно прекрасные
светло-русые вьющиеся волосы.
- Принцесса Адоранна! - воскликнул он. - А вы как здесь очутились?
Кухарка устало взглянула на Лафайета.
- Мое имя Свайнхильд, приятель, - сказала она. - А как я сюда попала,
слишком долго рассказывать.
- Адоранна, вы не узнаете меня? Я Лафайет, - в отчаянии прокричал он. -
Я разговаривал с вами только сегодня утром, за завтраком. - Раздвижное
окошко за ее спиной с грохотом открылось, и оттуда показалось сердитое
лицо с волевым подбородком и правильными чертами, но заросшее щетиной.
- За завтраком, да? - прорычал незнакомец. - Пожалуй, для начала я
потолкую с этим парнем.
- Алан! - воскликнул Лафайет. - Ты тоже?
- Это что еще значит: я тоже?
- Я хотел сказать... Я думал, то есть, конечно, я и не подозревал до
последнего момента, что она... Я хочу сказать, что ты...
- Что, опять мне наставила рога? - Владелец небритого лица вытянул
длинную мускулистую руку, стараясь схватить женщину. Но та отскочила в
сторону со сковородкой в руке.
- Только тронь меня, обезьяна, и я раскрою твою глупую башку! -
взвизгнула она.
- Ну, ну, полегче, Адоранна, - примирительно сказал Лафайет. - Сейчас
не время для любовной ссоры...
- Любовной ссоры! Ха! Чего я только не натерпелась от этого идиота... -
Она не успела закончить мысль, как предмет их беседы выскочил из кухни
через распахнувшуюся дверь. Женщина отпрыгнула в сторону, подняла
сковородку и с глухим стуком опустила ее на взлохмаченную голову Халка.
Тот сделал несколько неверных шагов и повалился на стойку рядом с
Лафайетом.
- Что будем пить, дружище? - пробормотал он и свалился вниз с
оглушительным грохотом. Женщина отбросила в сторону сковородку,
послужившую для самообороны, и наградила Лафайета сердитым взглядом.
- Зачем понадобилось его злить? - спросила она, оглядывая О'Лири с ног
до головы. - Ведь я тебя впервые вижу. Кто ты, в конце концов? Клянусь, я
ему с тобой не изменяла.
- Не может быть, чтобы вы меня не помнили! - воскликнул Лафайет. - Что
здесь произошло? Как вы с Аланом попали в этот свинарник? Где дворец? А
Дафна? Вы не видели Дафну?
- Даффи? У нас зовут так одного бродягу, у которого не все дома. Он
сюда заходит иногда - клянчит, чтобы ему налили. Только последнее время я
его не видела...
- Да нет, я сказал Дафна. Это девушка, точнее, моя жена. Она невысокого
роста, но маленькой ее не назовешь, красивая, стройная, у нее темные
волосы...
- Мне бы она пришлась по вкусу, - послышалось с пола глухое бормотание.
- Вот подождите, только встану на ноги...
Женщина пихнула Халка ногой в голову и властно прикрикнула:
- Проспись, болван!
Потом игриво взглянула на Лафайета и пригладила волосы.
- Послушай, чем я хуже этой особы, - небрежно спросила она.
- Адоранна! Я говорю о Дафне - графине - моей жене!
- Ну конечно, о графине! Сказать по правде, нам последнее время не до
графинь. Все больше считаем наши жемчуга, такие дела. А теперь, если ты не
возражаешь, я уберу эту падаль.
- Позвольте вам помочь, - быстро предложил Лафайет.
- Это лишнее. Я и сама могу справиться.
- С ним все в порядке? - Лафайет перегнулся через стойку и посмотрел на
шеф-повара, не по своей воле отошедшего ко сну.
- С Халком-то? Его можно бить по башке подковой, даже если она будет на
лошадином копыте.
И, схватив Халка за ноги, она потащила его на кухню.
- Постойте, Адоранна, послушайте...
- Что еще за имя ты придумал? Я уже сказала - меня зовут Свайнхильд.
- Вы и в самом деле меня не помните? - Лафайет вглядывался в знакомое
прекрасное лицо, испачканное сажей и жиром.
- Ну, хватит, с меня довольно, дружок. Кончай паясничать и убирайся
отсюда: мне пора закрывать трактир.
- Но ведь еще рано.
Свайнхильд вскинула бровь:
- А ты можешь еще что-нибудь предложить?
- Мне надо с вами поговорить, - взмолился Лафайет.
- За это нужно платить, - решительно ответила Свайнхильд.
- С-сколько?
- По часам или на всю ночь?
- Я думаю, мне хватит несколько минут, чтобы все объяснить, - живо
отозвался Лафайет. - Прежде всего...
- Одну минутку. - Женщина отпустила ноги Халка. - Мне нужно надеть
рабочую одежду.
- Вы и так прекрасно выглядите, - поспешно остановил ее Лафайет. - Как
я только что сказал...
- Кто ты такой, чтобы учить меня, что мне делать?
- Как кто я такой? Ведь мы с вами давно знакомы. Помните нашу первую
встречу? На балу, который устроил король Горубл, чтобы отпраздновать мое
согласие отправиться на бой с драконом? На вас еще было голубое платье,
расшитое жемчугом, а на поводке вы вели тигренка...
- Бедняга, - воскликнула Свайнхильд, начиная что-то понимать. - Ты не в
своем уме, верно? Что же ты раньше не сказал? Послушай, - вдруг сообразила
она, - когда ты сказал, что хочешь поговорить со мной, ты на самом деле
хотел только поговорить, да?
- Конечно, что же еще? А теперь, Адоранна, выслушайте меня. Я не знаю,
что произошло - быть может, какое-то гипнотическое внушение, - но я
уверен, что если вы постараетесь, то вспомните меня. Попробуйте
сосредоточиться: представьте большой дворец из розового кварца, рыцарей и
дам в изысканных туалетах, вереницу веселых праздников и торжеств...
- Не торопись, голубчик. - Свайнхильд достала из-под прилавка бутылку,
выбрала два мутных стакана из груды посуды, сваленной в деревянную мойку,
и наполнила их. Она приподняла свой стакан и вздохнула.
- Твое здоровье, приятель. Ты такой же ненормальный, как пара скачущих
белок, но, надо признаться, у тебя занятные фантазии.
Уверенным движением она подняла стакан и залпом осушила его. Лафайет
отхлебнул из своего стакана, скривился, а затем выпил все до дна. С
непривычки он закашлялся, и Свайнхильд сочувственно посмотрела на него.
- Дело в том, что... - начал Лафайет и запнулся. - Дело в том, что я не
могу ничего объяснить, - безнадежно закончил он.
Вдруг с новой силой заныли ссадины и ушибы. Он с тоской подумал о
хорошем обеде, горячей ванне и теплой постели.
Свайнхильд погладила его руку своей жесткой маленькой ладонью.
- Не переживай об этом, дорогой. Завтра, может быть, все станет лучше.
Потом резко прибавила:
- Только я в этом сильно сомневаюсь.
Она вновь наполнила свой стакан, осушила его и, взяв пробку, решительно
заткнула ею бутылку.
- Лучше не будет, пока правит этот козел, герцог Родольфо.
Лафайет до краев наполнил свой стакан и вновь залпом выпил его, не
сознавая, что он делает, пока огненная жидкость не обожгла ему горло.
Отдышавшись, он спросил:
- Не могли бы вы сказать мне, где я нахожусь и что здесь происходит?
Похоже, это не Артезия. И тем не менее, существует определенное сходство:
вы с Аланом, например, да и ландшафт в целом. Если мне удастся установить
и другие существенные параллели, то я, возможно, сумею во всем
разобраться.
Свайнхильд рассеянно почесала под мышкой.
- Рассказывать-то особенно нечего. Пару лет тому назад это было вполне
приличное герцогство. Мы, понятно, не были богаты, но как-то сводили концы
с концами. Потом дела пошли хуже и хуже: налоги, правила, законы. Сначала
все пожрала саранча, потом два года подряд урожай винограда страдал от
милдью, потом кончились дрожжи, а вслед за ними исчез и эль. Мы кое-как
перебивались на импортном роме, но потом и он кончился. С тех пор сидим на
пиве и колбасе из сурков.
- Кстати, о сурках, - сказал Лафайет. - Это, должно быть, вкусно.
- Бедняга, ты, видно, проголодался.
С этими словами Свайнхильд подняла брошенную сковородку, помешала угли
в очаге и бросила лепешку из серого подозрительного мяса в плавящийся на
сковороде жир.
- Расскажи мне об этом герцоге Родольфо, - предложил Лафайет.
- Я только раз и видела его, когда однажды в три часа ночи возвращалась
из герцогских казарм. Я там, понимаешь, навещала заболевшего приятеля. А
старикашка в это время прогуливался в своем саду. Было еще рано, вот я и
решила перелезть через забор и завести с ним знакомство. Такие, как он, не
в моем вкусе, но связи во дворце никогда не помешают.
И Свайнхильд кинула на Лафайета взгляд, который должен был выражать
смущение.
- Но старый дурак быстренько выдворил меня оттуда, - закончила она,
разбивая крохотное яйцо о край сковороды. - Начал говорить, что я ему в
племянницы гожусь. На большее у него ума не хватило. Вот я и спрашиваю:
как может этот старый осел управлять страной?
Лафайет задумался.
- Скажи мне, э-э... Свайнхильд, как мне получить аудиенцию у этого
герцога?
- Не стоит пробовать, - посоветовала она. - У него скверная привычка
бросать львам всех, кто ему не угодит.
- Только он может знать, что здесь происходит, - размышлял вслух
Лафайет. - Видишь ли, я полагаю, что Артезия на самом деле не исчезла -
исчез я.
Свайнхильд глянула на неге через плечо, прищелкнула языком и покачала
головой.
- Подумать только, тебе ведь не дашь много лет, - сказала она.
- Много лет? Да мне еще нет и тридцати, - возразил Лафайет. - Хотя, по
правде сказать, сегодня я чувствую себя столетним стариком. Но теперь у
меня есть хоть какой-то план, это уже легче. - Он принюхался. Свайнхильд
поставила перед ним тарелку с отбитыми краями, на которую переложила
поджаренную лепешку и коричневатую яичницу.
- Это действительно сурок? - с сомнением спросил он, искоса разглядывая
угощение.
- Совершенно верно, сурок, как я и обещала. Желаю приятного аппетита,
господин. Лично я никогда не могла проглотить эту гадость.
- Послушай, почему бы тебе не называть меня Лафайетом, - предложил он,
принимаясь за еду. По виду блюдо отдаленно напоминало клейстер, но
оказалось совершенно безвкусным, что, вероятно, было к лучшему.
- Это слишком длинно. Я буду звать тебя Лейф.
- Лейф! Как будто я какой-нибудь увалень в комбинезоне на одной лямке и
босиком, - запротестовал Лафайет.
- Ну вот что, Лейф, - сказала Свайнхильд тоном, не терпящим возражений,
и положила локти на стол. - Хватит молоть ерунду. Чем скорее ты выкинешь
из головы свои бредовые фантазии, тем лучше. К чему привлекать к себе
внимание? Если люди Родольфо заподозрят, что ты нездешний, ты очутишься на
дыбе прежде, чем успеешь крикнуть "караул". А потом они вытянут из тебя
все твои секреты, пощекотав хорошенько плеткой.
- Секреты? Какие секреты? Моя жизнь - как открытая книга. Я невинная
жертва обстоятельств.
- Ясное дело: ты безвредный дурачок. Но попробуй-ка убедить в этом
Родольфо. Он подозрителен, как старая дева, учуявшая в душевой кабинке
запах мужского одеколона.
- Я уверен, что ты преувеличиваешь, - твердо сказал Лафайет, подчищая
тарелку. - Лучше всего чистосердечно рассказать ему обо всем. Я поговорю с
ним, как мужчина с мужчиной. Объясню, что я совершенно случайно попал сюда
при неясных обстоятельствах, а потом спрошу, не знает ли он кого-нибудь,
кто занимался бы несанкционированными опытами по регулированию физических
энергий. Да я почти уверен, - продолжал он, увлекаясь, - что он сам имеет
связь с Центральной. Здесь наверняка работает помощник инспектора по
континуумам, и как только я все объясню...
- Вот с этим всем ты пойдешь к герцогу? - спросила Свайнхильд. -
Послушай, Лейф, это меня не касается, но на твоем месте я бы не делала
этого, понятно?
- Завтра же утром я отправлюсь в путь, - пробормотал Лафайет, вылизывая
тарелку. - Где, ты сказала, резиденция герцога?
- Я тебе этого не говорила. Но могу и сказать, ты все равно узнаешь. Он
живет в столице, в двадцати милях к западу отсюда.
- Хм-м. Это где-то в районе штаб-квартиры Лода в Артезии. В пустыне,
верно? - обратился он к Свайнхильд.
- Не угадал, дорогуша. Столица на острове, на Пустынном озере.
- Подумать только, как меняется уровень моря в континуумах, - заметил
Лафайет. - В Колби Конерз вся эта территория находится под водами залива.
В Артезии на этом месте настоящая Сахара. А здесь нечто среднее. Ну, как
бы там ни было, пора отдохнуть. Где здесь гостиница, Свайнхильд? Ничего
особенного мне не надо: скромная комната с ванной, желательно с окнами на
восток. Я люблю просыпаться с лучами солнца.
- Я брошу свежего сена в козий хлев, - сказала Свайнхильд. - Не бойся,
- прибавила она, заметив растерянный взгляд Лафайета. - Там никто не живет
с тех самых пор, как мы съели козу.
- Неужели в этом городе нет гостиницы?
- Для парня, у которого не все дома, ты быстро соображаешь. Ну, пошли.
Вслед за Свайнхильд он вышел через заднюю дверь на каменистую тропинку,
которая вела к воротам, заросшим сорной травой. Неподалеку виднелось
покосившееся строение. Лафайет поплотнее запахнул камзол под порывами
холодного ветра.
- Полезай-ка сюда, - пригласила его Свайнхильд. - Устраивайся под
навесом, если хочешь. Я за это денег не возьму.
Лафайет заглянул внутрь, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте.
Четыре подгнивших столба кое-как подпирали проржавевшую металлическую
крышу. Под ней густо разрослась сорная трава. Он принюхался - в хлеву
явственно различался запах, по которому можно было догадаться о его
прежней обитательнице.
- Нельзя ли найти что-нибудь поприличнее, - взмолился Лафайет. - Я до
конца своих дней был бы тебе признателен.
- Ничего не выйдет, приятель, - заявила Свайнхильд. - Деньги вперед.
Два пенса за еду, два за ночлег, пять за разговор.
Лафайет порылся в карманах и достал пригоршню серебряных и золотых
монет. Он протянул Свайнхильд плоскую монету достоинством в 50
артезианских пенсов.
- Этого хватит?
Свайнхильд взвесила монету на ладони, попробовала ее на зуб и
уставилась на Лафайета.
- Это же настоящее серебро, - прошептала она. - Ради всего святого,
Лейф, то есть Лафайет, что же ты раньше не сказал, что ты при деньгах?
Пойдем, дорогой. Для тебя - все самое лучшее.
О'Лири последовал за ней обратно в дом. Она зажгла свечу и по крутой
лестнице проводила его наверх, в крохотную комнатку с низким потолком. Он
огляделся: кровать под лоскутным одеялом, круглое оконце, застекленное
донышками от бутылок, на подоконнике горшок с геранью. Он осторожно
принюхался, но в комнате пахло только дешевым мылом.
- Великолепно, - просиял он. - Только где же ванная?
- Корыто под кроватью. Я сейчас принесу горячей воды.
Лафайет вытащил медное корыто, снял камзол и сел на кровать, чтобы
разуться. За окном всходила луна, освещая далекие холмы, чем-то похожие на
холмы Артезии. А во дворце сейчас Дафна, наверно, идет к столу об руку с
каким-нибудь болтливым денди, удивляясь про себя исчезновению мужа и,
может быть, смахивая иногда с ресниц слезинку...
Усилием воли он отогнал прочь мысли о ее гибком стане и вздохнул
поглубже, чтобы успокоиться. Ни к чему расстраиваться. В конце концов, он
делает все, что в его силах. Где есть желание, там есть и возможность. В
разлуке сердце любит сильнее...
- Кого? - пробормотал он. - Меня или того, кто поближе?
Открылась дверь, и на пороге появилась Свайнхильд с двумя ведрами, от
которых валил пар. Она вылила воду в корыто и локтем попробовала воду.
- В самый раз, - сказала она.
Лафайет прикрыл за ней дверь, разделся, обнаружив при этом, что дорогая
ткань камзола была местами порвана, и со вздохом облегчения погрузился в
горячую воду. Мочалки нигде не было видно, но под рукой оказался кусок
коричневого мыла. Лафайет намылился и горстями стал поливать воду на
голову - мыло сразу же попало ему в глаза. Он ополоснулся, расплескивая
воду и что-то бормоча, поднялся и потянулся за полотенцем.
- Черт, - выругался он. - Забыл попросить...
- Вот, возьми, - раздался рядом голос Свайнхильд, и жесткая ткань
коснулась его руки.
О'Лири схватил полотенце и живо обмотался им.
- Что ты тут делаешь? - спросил он, становясь на холодный пол. Уголком
полотенца он протер глаза и увидел, как в этот самый момент девушка сняла
сорочку из грубого хлопка.
- Эй! - воскликнул он. - Что ты делаешь?
- Если тебе больше не нужна вода, - язвительно ответила она, - то я
приму ванну.
О'Лири быстро отвел глаза - не из эстетических соображений, напротив.
То, что он успел заметить - стройное тело, ножка, пробующая воду, - было
очаровательно. Несмотря на растрепанные волосы и обломанные ногти, у
Свайнхильд была фигура принцессы - точнее, принцессы Адоранны. Он быстро
вытер спину и грудь, слегка коснулся полотенцем ног, откинул покрывало и
юркнул в постель, натянув одеяло до подбородка.
Свайнхильд что-то мурлыкала себе под нос, беспечно плескаясь в корыте.
- Поторопись, - сказал он, разглядывая стену. - Что если Алан, то есть
Халк, поднимется сюда?
- Ему придется подождать своей очереди, - сказала Свайнхильд. -
Впрочем, этот неряха никогда не моется ниже подбородка.
- Он твой муж?
- Можно сказать, что да. Над нами никто не произносил магических слов,
у нас даже не было вшивой гражданской церемонии в ближнем городке. Этот
бездельник утверждает, что так нам не придется платить налоги, но если ты
хочешь знать мое мнение...
- Ну, все? - выдавил из себя О'Лири и зажмурился, стараясь не смотреть
на Свайнхильд.
- Почти. Осталось только...
- Свайнхильд, пожалуйста, мне надо выспаться перед дальней дорогой.
- Где полотенце?
- В ногах постели.
Легкое женское дыхание, шлепанье босых женских ног, близость молодого
женского тела.
- Подвинься, - услышал он нежный женский голос у своего уха.
- Что? - Лафайет подскочил на постели. - Господи, Свайнхильд, ты не
можешь здесь спать!
- Неужели ты считаешь, что я не могу спать в своей собственной постели?
- с негодованием воскликнула она. - Что же мне, по-твоему, устроиться на
ночь в козьем хлеву?
- Нет, конечно, нет, но...
- Послушай, Лейф, давай без глупостей! Либо у нас все поровну, либо
отправляйся спать на кухонном столе, со всеми своими деньгами. - Он
почувствовал рядом с собой ее горячее, молодое тело. Она перегнулась через
него, чтобы задуть свечу.
- Дело вовсе не в этом, - слабо запротестовал Лафайет. - Дело в том,
что...
- Тогда в чем же?
- Я что-то никак не соображу, в чем дело. Мне только кажется, что мы
оказались в довольно щекотливой ситуации: внизу храпит твой муженек, а
выход отсюда только один.
- Кстати, о храпе, - неожиданно заметила Свайнхильд. - Уже несколько