Лавров (Красницкий). В дали веков

   Двое жрецов провожали новгородского старейшину. Оба они видели его грусть и глубоко сочувствовали ему.
   Вдруг в нескольких шагах от пристани какая-то фигура перерезала дорогу Гостомыслу, и, прежде чем он опомнился, рядом с ним появился человек.
   Гостомысл отшатнулся было, но подошедший быстро наклонился к его уху и прошептал что-то, заставившее старейшину вздрогнуть.
   Между тем сопровождавшие его жрецы заметили человека около старейшины и, думая, что ему грозит опасность, быстро кинулись ему на помощь. Но когда они подбежали, человек уже исчез.
   Кто это был такой, Гостомысл жрецам не сказал, не сказал также, что сообщил ему этот, так внезапно появившийся вестник.
   XIV
   РАДОСТЬ И ГОРЕ
   В род Володиславов известие о всем происшедшем с Вадимом пришло прежде, чем юноша успел вернуться под родимый кров. Слова жреца, явившегося сюда по приказанию Велемира, произвели смятение. Из всех хижин повысыпали люди. Мужчины, которые в этот день не были в лесах на охоте, побросали чинить невода, готовить стрелы и толпой собрались около хором Володислава, куда прошел посланный Велемира. Женщины сбежались сюда еще ранее, обсуждая на разные лады возвещенный случай.
   В хоромах тем временем жрец, перед которым уже поставлено было обильное угощение, передавал свой рассказ матери Вадима. Сам старый Володислав, серьезный и важный, сидел на гладко оструганной лавке, второй раз слушая с большим вниманием эту историю.
   Богумила, мать Вадима, плакала от изумления.
   - Один он, один из семерых остался, - говорила она сквозь слезы. Шестерых уже нет, одного медведь заломал, двух злые люди загубили, трое без вести пропали, он только, соколик мой, надежда моя, остался.
   - Надо благодарить Перуна, - важно ответил жрец, - это он совершил чудо, защитив твоего сына от свирепого волхва.
   - Его только, его, батюшку, благодарить приходится. Он Вадима моего милого от смерти неминучей избавил. Да что же ты, Володислав, проси служителя Перуна откушать нашего угощения.
   - Только откуда этот волхв появиться мог, - высказал свое мнение Володислав, - никто о нем не слыхивал.
   - Как не слыхали? - вступился жрец. - Сколько раз тебе наш отец, Велемир, об нем говорил.
   - Так ведь он говорил о том, что было...
   - А то, что было и вперед быть может, - с авторитетом заявил жрец. Но, что это за шум под окном?
   Действительно, собравшаяся у хором Володислава толпа настоятельно требовала, чтобы жрец Перуна вышел и повторил снова свой рассказ.
   - Родичи собрались, тебя зовут, - пояснил жрецу Володислав.
   Тот с видимым неудовольствием выбрался из-за уставленного яствами стола и пошел на крыльцо.
   - Говори, - раздались сотни голосов,- что случилось, как явился волхв, где наш Вадим?
   Жрец откашлялся и начал рассказ. Говорил он медленно, растягивая слова, но все слушали, затаив дыхание.
   - А отступника Избора в мелкие клочья изорвал волхв, вот и одежда его, в крови его смоченная, - говорил служитель Перуна. - Только всего и нашли мы на том месте, куда нас Володиславов сын, Вадим, привел.
   - Да, может, им пригрезилось! - послышалось восклицание.
   - Эй, замолчи, - нашел нужным вмешаться жрец в последние слова сомневающегося, - не смей произносить хулы на Перуна. Вот если бы отец Велемир услыхал!.. Ох, последние дни наступают, слабеет вера, падает, а вместе с ней и народ погибает.
   Никто не обратил особенного внимания на эти слова.
   Вся молодежь в роду Володислава была на стороне Избора.
   Старики же и пожилые были взволнованы той частью известия, которая относилась к появлению перынского волхва.
   Все они чувствовали в нем какую-то ложь, понимали, что рассказ о гибели Избора далек от истины, но высказать этого не решались. Велемир все-таки был сила. Но как бы то ни было, Избора жалели.
   Вдруг толпа заволновалась вся сразу, как один человек. Все обернули головы по направлению к лесу и напряженно глядели туда.
   На опушке леса один за другим показались несколько всадников.
   - Кто-то едет к нам, - произнес старейшина 'Володислав, тоже обративший внимание на эту группу.
   - А я скажу тебе кто, - вмешался примолкший было жрец, - едет к тебе, княже, отец Велемир, служители Перуна с ним и среди них сын твой, Вадим. Встретить готовься гостей дорогих.
   - Сын, Вадим, ненаглядный мой! - воскликнула Богумила и кинулась с крыльца навстречу всадникам.
   С глубоким почтением расступился народ пред старым жрецом Перуна в то время, как обрадованная мать со слезами радости на глазах обнимала дорогого ей сына.
   - Привет вам, - важно и степенно проговорил Велемир, когда с помощью нескольких жрецов ему удалось сойти с коня, - привет и радость, старейшина славянский, дому твоему, и вы радуйтесь.
   Он простер над благоговейно склонившей головы толпой свои руки...
   - Милость великого Перуна посетила этот род! - воскликнул Велемир. До сих пор никто не выходил целым из заповедной рощи, но если Вадиму удалось покинуть ее невредимым, стало быть, он угоден богам! Нечестивец же, бывший с ним, погиб, потому что осмелился произнести хулы на Перуна... Да будет так со всяким, кто осмеливается нарушать заветы старины... Разойдитесь же мирно по домам и помните, что всякий будет наказан, как Избор!..
   Теперь Вадим мог быть совершенно спокоен. Сам верховный жрец Перуна признал его невиновность, и никто не осмелится после этого назвать его ослушником богов... Вадим был вполне уверен в гибели Избора, хотя в то же самое время никак не мог понять, что за чудовище такое видел он в заповедном лесу.
   Но это скоро перестало занимать его. Мало-помалу он начал забывать об Изборе; никакие угрызения совести не мучили Вадима. Он чувствовал себя вполне правым. Мал посредством своих чар показал ему его врага, правда, врага только в далеком будущем, но ведь нет человека, который не стал бы в настоящем заботиться именно об этом будущем. И Вадим позаботился. Он уничтожил опасного человека и был вполне уверен, что так, а не иначе должен был поступить на его месте всякий...
   Варяжка между тем готовилась опустеть.
   Удальцы с берегов ее собирались в дальний путь. В Новгороде у Гостомысла были скандинавские гости-купцы, возвращавшиеся из Византии в свою страну холодных скал и фиордов, и славянские варяги уходили с ними.
   Сам Гостомысл много содействовал этому. Он даже помог им собрать ладьи и дал оружие, без которого был бы немыслим дальний поход.
   Это было уже не первое отправление удальцов с Ильменя за Нево, и поэтому ни в Новгороде, ни в приильменских родах никто особенно не интересовался уходящими.
   В назначенный день драхи скандинавов подняли паруса и стали один за другим отваливать от берега. Ладьи варягов ждали уже их, чтобы в некотором отдалении следовать за ними.
   Из какого-то странного любопытства Вадим явился в Новгород посмотреть на проводы.
   Вот ладьи и драхи подняли паруса, убрали весла и быстро пошли вперед.
   Когда первая ладья проходила мимо Вадима, из груди его вырвался невольно крик...
   Среди ильменских варягов он увидал того, кого считал уже мертвым, Избора...
   Вадиму показалось, что видит сон... Он кинулся было к лодке, чтобы нагнать уходящих, но ладьи шли так быстро, что об этом и. думать было нечего...
   "Неужели Избор жив? -думал Вадим. - Ведь это его я видел на первой ладье..."
   Ужас объял старейшинского сына...
   XV
   СПАСЕННЫЙ
   Да, это был действительно Избор... Вадим не ошибался...
   Он был бледен, лицо его осунулось, под глазами были видны темные круги, но все-таки он был жив...
   В этом никто не мог сомневаться!..
   Как же он спасся?
   Старый Рулав, оттащив тела обоих юношей от отмела, где их захлестнули бы волны, самспрятался в гущу кустарника. Любопытство подстрекнуло старого норманна посмотреть потайно, что будет с юношами, когда они очнутся и увидят себя в роще Перынского холма.
   К тому же Рулав был в некотором роде философ и в данном случае рассуждал так:
   "Вот не суждено погибнуть этим молодцам и не погибли... Орудием же их спасения Один выбрал меня. Я оказал им немалую услугу, стало быть, со временем когда-нибудь и они мне окажут... Почем знать, на что они мне могут пригодиться? Этот Вадим может укрыть меня от жрецов, а с Избором можно набрать дружину из его товарищей и вместе с ними уплыть к берегам родной Скандинавии. Судьбы Одина неисповедимы... Может быть, он и послал мне сегодня такой случай, чтобы я воспользовался им".
   Размышляя так, старик внимательно наблюдал за всем происходившим на берегу.
   Он видел, как очнулся Избор и с каким вниманием ухаживал он за Вадимом.
   "Славный мальчик! - думал норманн. - В рядах наших дружин он был бы могучим и храбрым берсекером, а здесь его никто и замечать, беднягу, не хочет!"
   Рулав заметил, как горевал Избор, отчаиваясь в спасении своего товарища, и довольно отчетливо расслышал его смиренную просьбу к Единому Сыну неведомого ему Бога...
   "Гм! Ведь и я про этого Бога де раз слыхал... Это Бог христиан! рассуждал сам с собою старик, - Что же? Он хороший, милостивый; только вот не понимаю совсем, как это Он завещает любить своих врагов? Я знаю, что многие христиане так именно и поступают... Помню одного... Забрел он к нам в наши родные фиорды, долго и кротко говорил он нам, и хорошо так говорил, а мы, собравшись вокруг, слушали... И так хорошо говорил нам тогда этот христианин, что многие седые берсекеры прослезились, когда он начал рассказывать про мучения на кресте их Бога... После просил нас уверовать в него... Только зачем нам это, когда у нас есть и Один, и громящий Жар, и злобный Локки, и светлый Бальдер... С ними мы родились, с ними и умереть должны! Жаль только, что наш друид - недоглядели мы - убил этого христианина, а то бы мы еще послушали его в часы отдыха..."
   В таких размышлениях время летело незаметно. Рулав не покидал своего наблюдательного поста и скоро увидел, как очнулся Вадим. Последовавший затем разговор и ссора заинтересовали его еще больше.
   "Что теперь будет?" - подумал он.
   Заметив, что Вадим кинулся с ножом на своего спасителя, Рулав позабыл даже о собственной своей безопасности и кинулся на помощь жертве старейшинского сына, но было уже поздно - нож Вадима поразил молодого варяга...
   - Преступный убийца, - загремел норманн и выскочил из своей засады.
   Он-то и показался Вадиму страшным перынским волхвом.
   Его длинные усы в расстроенном воображении убийцы представились двумя змеями, а изорванная шкура козы, наброшенная на плечи шерстью вверх, придала ему так перепугавший старейшинского сына вид...
   - Беги, подлый трус! - гремел вслед Вадиму Рулав. - Беги, трусливая коза, иначе старый норманн расправится с тобою по-своему.
   Подгонять Вадима не приходилось. Он и без того бежал, как перепуганная мышь... Рулав, нагнувшись к Изберу, прежде всего постарался остановить кровотечение.
   - Это ничего, пустяки! Старый Рулав знает толк в ранах и всегда сумеет отличить рану, за которой следует смерть, от пустой царапины... Нож не глубоко вонзился... Пустяки! Все пройдет, только бы кровь унять...
   Ему действительно удалось довольно скоро остановить кровотечение и даже наложить повязку на рану, для чего он должен был разорвать часть одежды Избора...
   "Теперь самое главное, как его укрыть и самому укрыться, - подумал Рулав. - Этот негодник поднимет тревогу, и мы попадем в руки жрецов... Не знаю, как ему, а мне несдобровать!"
   Оглядевшись вокруг, старик радостно воскликнул: он увидел прибитый волнами к берегу челнок - тот самый, на котором переплывали Ильмень Вадим и Избор...
   - Вот и средство найдено! - весело восклицал он.
   Есть теперь на чем выбраться из этой проклятой чащобы...
   Быстро перевернув опрокинувшийся челнок, Рулав вычерпал из него воду, а потом со всей осторожностью, на какую он только был способен, перенес и уложил на дно его все еще не пришедшего в себя Избора.
   Затем он поспешно отплыл, правя к истоку Волхова. Здесь он приютился у правого безлюдного берега, желая дождаться ночной темноты.
   Между тем Избор пришел в себя.
   - Что это? Сон я вижу? - простонал он.
   - Какое там сон! Не во сне, а наяву твой Вадим ножом тебя пырнул! отозвался норманн.
   - Рулав! - воскликнул Избор, узнавая старика.
   - Конечно, он!.. Будь мне благодарен... Только пока лежи спокойно... Молчи, а там придумаем, что нам делать... Не шевелись, а то еще опять кровь пойдет...
   - Но что случилось?
   Рулав рассказал Изберу коротко обо всем происшедшем.
   - За какого-то там вашего волхва меня этот негодник принял, - сообщил он в конце, - где только укрыться нам?
   - Свези меня в Новгород, к Гостомыслу, - чуть слышно от слабости пролепетал Избор, - у него теперь гости из вашей Скандинавии...
   - Клянусь Тором, - крикнул Рулав, - ты это хорошо придумал, мой милый мальчик! У Гостомысла мы будем в полной безопасности, а если там еще есть мои земляки, так нам все ваше Приильменье не страшно.
   Лишь только стемнело, он перевез лишившегося чувств Избора в Новгород, сообщил о всем случившемся Гостомыслу, а тот укрыл раненого в своих хоромах. . Здесь Избор и Рулав в самом деле были в полной безопасности.
   Никто, даже сам Велемир, не осмелился бы, несмотря на всю свою власть над приильменскими славянами, искать беглецов в посадничьем доме, где они, кроме того, были под охраной сильной дружины.
   В самом деле, отряд норманнов возвращался по великому пути из далекой Византии в свои холодные фиорды и на пути остановился отдохнуть да попировать у гостеприимного новгородского посадника.
   Во главе норманнов стояли старые друзья и соратники Рулава - Стемид, Фарлаф, Инглот.
   Радостна была встреча друзей! Сперва Рулав и Стемид всеми силами старались сохранить равнодушную важность, но это не удалось им и в конце концов старики, как молодые пылкие влюбленные, кинулись друг другу в объятия, а когда разошлись, на глазах у того и другого была заметна влажность...
   На радостях даже о Велемире оба позабыли.
   Только когда прошли первые восторги, на голову старого жреца так и посыпались проклятия, причем в этом никто из норманнов не уступал друг другу.
   Нечего говорить, что и остальные дружинники примкнули к ликованию старых друзей а вместе со Стемидом радовались возвращению Рулава, которого все они давно уже считали погибшим.
   За общим ликованием они и не заметили озабоченного лица Гостомысла.
   Новгородский посадник прекрасно понимал, что ему придется повести из-за Избора с Велемиром борьбу не на живот, а на смерть.
   Трудно было предположить, чтобы хищный жрец Перуна легко отказался от своей жертвы. Уже ради сохранения одного только своего достоинства должен был он потребовать казни Избора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно о спасении Избора будет известно всем, и тогда-то Вёлемир, пользуясь своей неограниченной властью, начнет немедленно борьбу с ним.
   Всею душою любил новгородский посадник своего племянника, но было еще нечто другое, что для него являлось, пожалуй, самым дорогим на свете.
   Это "нечто" была власть.
   Не для себя берег он ее, не для себя жаждал ее он...
   Нет, мудрый Гостомысл готовил будущее для своей родины, подготовлял почву для насаждения на ней того, в чем он полагал ее будущее счастье...
   Ради этого он готов был пожертвовать всем на свете...
   Но все-таки родственное чувство заставляло его искать средства для спасения племянника. Гостомысл изощрял весь свой ум, чтобы отыскать такое средство, и наконец ему показалось, что он нашел его.
   "И чего лучше! Норманны скоро уходят... Старый Биорн, конунг Сингтуны, всегда был моим другом. Он не откажется приютить Избора! А там будет видно, что покажет грядущее!"
   "Мгновенно составился план, и Гостомысл сейчас же приступил к его исполнению.
   Прежде всего он сообщил его Стемиду, и тот пришел в восторг, когда услыхал предложение Гостомысла.
   - Клянусь Тором, твой Избор скоро прославит у нас свое имя! воскликнул он. - Медлить нечего! Двух его братьев оставь пока у себя, подрастут - присылай и их в Сингтуну, а Избор, как только немного поправится, пусть идет с нами!
   Избор вполне был согласен с предложением дяди...
   Таким путем очутился он на ладье скандинавов, где его увидал бессильный теперь против него Вадим...
   Вместе с Избором с варягами уходили и его друзья...
   XVI
   ПРЕДСКАЗАНИЕ
   Погадай-ка мне, старушка!
   А. С. Пушкин
   Все, даже ветер, как будто благоприятствовало смелой ватаге приильменских выходцев, направлявшейся к холодным берегам Скандинавии.
   Ладьи у них были легкие, ветер попутный, так что и на весла редко приходилось садиться...
   Еще не оправившийся от раны Избор находился на ладье Стемида.
   Старый Рулав, как самая заботливая нянька, ухаживал за больным юношей. Полюбил он Избора и души в нем просто не чаял, что сын родной стал юноша старику...
   Одинок был старый норманн - никого у него не было на белом свете, а может ли сердце человека без привязанности быть?
   Конечно же нет!
   Когда Рулав увидал Избора, сраженного его вероломным товарищем, после того как им обоим пришлось избегнуть ужасной опасности, счастливо убежав из перынской заповеданной рощи, - старый норманн почувствовал, что его сердце сильно забилось. Жаль ему стало этого стройного юношу с таким открытым и мужественным лицом. Вспомнил Рулав и себя в юности и невольно подумал;
   "Вот ведь и я такой же когда-то был! Не хочется умирать, когда жизнь только еще расцветает. Жаль его!"
   Скандинавы были безумно храбры в битвах, беспощадно истребляли врагов, но в сердцах их всегда жила жалость к слабым, и им суровые норманны никогда не отказывали в возможной помощи.
   Общая опасность, кроме того, еще более сблизила Рулава с Избором, и теперь старый норманн ревниво поглядывал на Стемида, когда юноша, грустно улыбаясь, заговаривал с тем.
   Но ревность сейчас же проходила, как только Рулав вспоминал о всем происшедшем в той роще.
   Раскаты его хохота гулко разносились по пустынным берегам Волхова, когда он представлял себе Велемира, узнавшего, что его жертва ускользнула от него...
   Избор долго не мог прийти в себя...
   Когда он несколько оправился, страшное заклятье произнес он на свою оставленную родину.
   - Всего ты меня лишила! - воскликнул он. - Не матерью мне была, а злою мачехой. Сама прогоняешь ты меня от себя... Сама отнимаешь меня от себя... Так клянусь я вернуться к тебе, если только жив останусь. Клянусь из края в край пройти по тебе с огнем и мечом, и вспомнишь ты тогда тобой отвергнутого сына. Отомщу я тебе, и будут плач и мольбы, да поздно! Пока не натешусь вдоволь, не опущу меча своего... Не изгнанником вернусь к тебе, а господином...
   - Мсти! Месть - сладкий дар богов, - поддержал Рулав. - Верь, у нас в Скандинавии ты скоро будешь берсекером...
   - Да, отомщу! - произнес в ответ Избор и угрюмо замолчал.
   Отъехав порядочно от Новгорода, ватага выходцев из Приильменья сделала привал. Ладьи были причалены к берегу, люди сошли с них и прежде всего решили выбрать себе предводителя.
   Спору и крику у них было немного. Вождь у славянских выходцев был давно уже намечен. Почти в один голос все они пожелали, чтобы "верховодил" у них их общий любимец Избор.
   Избор долго отказывался от этой чести, но просьбы были так упорны, что в конце концов он должен был согласиться...
   На самой маленькой ладье идет он по Волхову во главе небольшой флотилии. Далеко впереди белеют паруса драхов, на которых были скандинавы. Из них только один Рулав остался с Избором, решив никогда более не разлучаться с ним. Весел старый норманн. Скоро-скоро и дорогая родина, и милые фиорды - весел так, что даже распелся...
   Войне от колыбели
   Я жизнь обрек свою,
   Мне стрелы в детстве пели,
   Когда я спал, "баю!"
   поет веселый Рулав сагу про героя фиордов Олофа Тригвасона...
   Настроение Рулава заразительно действовало на всех его спутников, среди которых преобладали молодые люди, и без того всегда склонные к веселью...
   Не было на славянских ладьях грустных задумчивых лиц, несмотря на то, что все они шли в далекую, чужую им страну искать неведомого счастья.
   Даже Избор, чем ближе подходили к Нево, становился все менее и менее мрачным.
   Он с большой охотой слушал рассказы Рулава о тех местах, мимо которых проходили ладьи.
   - А вот тут в земле славянской был посланец христианского Бога, показал Изберу Рулав на покрытую горами местность правого берега Волхова.
   - Христианский Бог, - вспомнил свою мольбу юноша, - Он всемогущ!
   Однако сейчас же ему пришло на память злодеяние Вадима, и снова, как в мощных тисках, сжалось его молодое сердце, и мрачные думы овладели им...
   Время между тем летело незаметно.
   Драхи скандинавов давно уже скрылись из виду, когда ладьи славянских выходцев только подходили к волховским порогам.
   Издалека еще донесся до слуха путников неясный гул; течение становилось все быстрее и быстрее, идти по реке было опасно...
   В то время волховские пороги были совершенно непроходимы. Даже скандинавы, безусловно искусные в мореплавании, не рисковали пускаться через них на своих судах. Славянские же выходцы, очутившиеся в этих местах впервые, и подавно не решились на такую попытку.
   Ладьи пристали к берегу, скоро составился совет, и на нем решено было пройти пороги "волоком", перетаскивая суда берегом в тех местах, где река представляла опасность.
   Начинать "волок", однако, сразу после остановки не пришлось.
   Наступила ночь. Волей-неволей приходилось заночевать на берегу.
   Запылали костры.
   Около одного из них расположился по-прежнему грустный Избор, безучастно смотревший, как хлопотал над приготовлением ужина его друг Рулав.
   Невдалеке от привала шумел лес. Он чернел в сумраке наступившей ночи своею мрачною массою. Рулав, занятый хлопотами, нет-нет да и кидал взгляд в сторону этого леса.
   Сильно озабочивала старика эта постоянная грусть его молодого любимца, и он все это время думал, как бы развлечь Избора.
   Между тем отдохнувшие варяги принялись за работу. (r)ни суетились около того места, где пристали ладьи, и уже стали готовиться к трудному путешествию посуху.
   - Знаешь что? -сказал Изберу старый Рулав. - Здесь в лесу есть избушка, пойдем туда!
   - Зачем?
   - Там живет прорицательница, и никто из проходящих здесь волоком вождей не минует ее... Все заходят узнать свое будущее.
   Избор, уступая просьбам Рулава, пошел. Идти пришлось не особенно далеко. Действительно, как и говорил старик, у опушки леса приютилась ветхая хижина...
   - Зачем пожаловали? - встретила их ее обитательница. - Или грядущее свое узнать хотите?
   Прорицательница была дряхлая старуха и имела такой вид, что смело могла бы внушить ужас людям даже не робкого десятка.
   - Именно, грядущее узнать, матушка! - и за себя, и за Избора отвечал норманн.
   - Многих молодцов я видала здесь, и все туда, за Нево, идут... Мало только кто возвращается оттуда, - было ответом старухи. - И тебя я видала,"- обратилась она к Рулаву, - что же, исполнилось то, что я тебе предсказала?
   - А ты помнишь, матушка, что предсказала?
   - Стара и слаба я стала, да и многим из вас я уже ворожила, где же все запомнить!
   - Так я тебе напомню!-Ты, матушка, предсказала мне, что я умру от дружеской руки и хотя и на поле брани, но не в битве... Ты мне говорила, что меня поразит ближайший и любимейший мой друг!
   - Так, так, - закивала головой старуха, - теперь вспоминаю... Еще отговаривала я тебя ходить в земли славянские.
   - Да, отговаривала! Ты предсказала мне, что умру я от руки друга-славянина... А видишь, я живым и невредимым возвращаюсь обратно... Там же, - кивнул в сторону Ильменя Рулав, - друзей-славян не было... Были и остались одни враги только. Видишь, не всегда ты верно гадаешь. Целым и невредимым стою я пред тобою. Не сбылось на мне твое предсказание!
   Старуха взглянула на Рулава и покачала своею косматой головой.
   После минутного молчания в хижине зазвучал ее хриплый голос:
   - Не сбылось мое предсказание, стало быть, сбудется, и гадать тебе нечего!
   - Так вот товарищу моему погадай! - попросил Рулав.
   - Хорошо, - согласилась старуха.
   Она подошла к Изберу, взяла его за руку и, как бы желая проникнуть в тайники его души, устремила в его глаза свой проницательный взор.
   Юноше вдруг стало жутко, но в то же время он чувствовал, что какая-то непостижимая сила не позволяет ему опустить глаз.
   Наконец старуха отошла от него и, взяв углей, кинула их в костер, разложенный на земляном полу ее хижины.
   Костер разом вспыхнул, яркое пламя озарило хижину. Багровый его сноп взвился к отверстию в потолке, и вслед затем густой дым окутал на мгновение все. Избор и Рулав невольно отшатнулись, так как пламя разгоралось все сильнее и сильнее и ярко-желтые языки его, раздуваемые ветром, высоко поднимались к небу.
   Пламя озаряло фигуру прорицательницы, как бы застывшей над костром. Она, ни разу не моргнув, глядела на пламя, причем лицо ее принимало то страдальческое, то радостное выражение...
   Наконец дым рассеялся.
   - Видела, все видела! - прошептала она и вдруг, будто приподнятая какою-то невидимою силой, быстро подошла к Изберу.
   Юноша с изумлением смотрел на нее.
   Он даже и не подумал отшатнуться, когда старуха опустила свои костлявые руки ему на плечи, и с вниманием стал прислушиваться к ее отрывистому шепоту.
   - Видела я в дыму будущего страну великую. Много городов в ней крепких и сильных. Богата и могуча та страна, славнее всех она, сильнее всех она между остальными странами мира... И все, населяющие ее города и веси, довольны и счастливы!