Лавров (Красницкий). В дали веков

   - Вижу в тумане многих веков, на севере дальнем, город великий... Вижу в тумане родную страну могучей и сильной, вижу державных вождей... Прежних раздоров как не бывало... Мирным трудом поселяне свой хлеб добывают... Воинов рать от врага их хранит... Счастье, довольство в славянском народе... Боги! Вам слава...
   Голос Гостомысла слабел и перешел наконец в чуть слышный шепот. Окружавшие носилки старейшины с тревогой глядели на него... Вдруг старец вздрогнул всем телом и тихо опустился на ложе. Глаза его закрылись, но по лицу блуждала прежняя радостная, счастливая улыбка...
   - Тише, заснул Гостомысл, - послышался шепот. Но Гостомысл не спал. Дело его на земле было кончено, и душа оставила его дряхлое тело - он умер.
   День клонился к вечеру. Последние лучи заходящего солнца озарили своим светом славян, в гробовом молчании окруживших смертный одр своего мудреца...
   VII
   СРЕДИ ВИКИНГОВ
   Воин от колыбели,
   Я жизнь обрек свою!
   Сага об Олофе Тригвасоне
   Между тем тот, имя которого у всех на Ильмене было на устах, ничего не знал об этом и даже предполагал созвать новый поход на славянщину...
   Многое случилось с Рюриком перед возвращением на родину.
   Когда конунг Старвард достаточно похозяйничал в стране пиктов, тут же решен был новый поход на страну франков... Мало добычи было у храбрецов, не хотелось им Чуть не с пустыми руками домой возвращаться, вот и решились они навестить богатые берега франков, где уже - уверены они в том были недостатка в добыче Не будет...
   Весело режут волны морские легкие драхи, с парусами, полными ветром.
   Впереди всех идет драх Рюрика, а за ним несется с других драхов громкая песня берсекеров, подвиги которых уже успел воспеть скальд:
   Звенел мой меч в тот день счастливый,
   Когда к вражеским берегам
   Прибил его ветер прихотливый,
   Готовил враг погибель нам.
   Мечи стучали, стрелы пели,
   Врубался в панцири топор,
   Но нас враги не одолели,
   Отброшен бешеный напор!
   Звенел мой меч в день жаркой сечи
   Среди Британии полей!
   Рассек я шлем вождя по плечи,
   Скатилась прядь его кудрей,
   И умер он... Младые девы
   Лобзали с горем милый прах,
   И скальд сложил о нем напевы
   Напрасно женщины в слезах!
   С войною слава неразлучна,
   Нет в мире лучше дел войны...
   Кто не был в битвах - прожил скучно!
   Как осень дни его темны!
   И радостно, радостно на сердце у Рюрика. Идет он добывать славу, и лучшие друзья с ним... Вот драх его названого брата, урманского конунга Олофа, с ним и братья Рюрика, Сигур и Триар, вон драх кротких названых братьев ярлов Освальда и Деара, а вот рядом с ним его неразлучный спутник Рулав, храбрый берсекер, с лицом, покрытым бесчисленными шрамами - следами бесконечных битв...
   Однако у франков храбрецы решились не задерживаться. Дошли до них слухи, что на Ильмене, который они считали своим, не все спокойно...
   Да кроме этого подумывал Рюрик о другом.
   Нужно, чтобы весь великий путь из варяг в греки в их руках был, Волхов да Ильмень покорены, так и Днепр не мешает своим сделать.
   Он уже делился своими планами с конунгами. Те одобряли.
   - На Ильмене все звероловы живут,- говорили они, - и в землях полянских и у древлян тоже немало нашлось бы для вас мехов дорогих.
   - Поляне что! - презрительно произнес Рулав. - Знаю я их!.. На мужей не похожи, наши женщины их храбрее...
   - Что так?
   - Да так! Не меч у них главное, а свирель да гусли.
   - Ну?
   - Bepно!
   - Верно, верно! - поддержал Рулава присутствовавший при этом разговоре старый, везде, во всех морях побывавший викинг Ингелот. - Вот послушайте, что византийцы про славян рассказывают.
   - Говори! Говори!
   Ингелот крякнул, отпил из чаши крепкого вина и начал свой рассказ:
   - Поймали как-то раз, -давно это было, еще, пожалуй, и дедушки наши не вспомнят, а просто так рассказ из уст в уста идет, - поймали они трех каких-то чужеземцев в земле своей... Верно, думали, что это соглядатаи пришли слабые места вызнать... В то время хан аварский на Византию шел. Народу с ним видимо-невидимо было, так и те, думали византийцы, к его дружине принадлежали. Забрали их византийские воины, привели к своему военачальнику, оглядывают там их, - что за диво! Ни мечей, ни секир нет у них. Сами они все трое народ здоровый, плечистый, а ничего в них нет такого, что бы воинов напоминало. Думали, что где-нибудь спрятано у них оружие, стали досматривать, так рассказывают, что даже византийцы чуть со смеху не померли... Вот так воины грозного хана аварского! Вместо мечей у них гусли, вместо секир кифары... Таким воинам разве на женщин только под окна воевать ходить, песнями да прибаутками тешить их, а не в ратном поле с врагом биться!
   Ингелот, а с ним и все другие норманны разразились дружным смехом.
   - Что же с ними потом было? - раздались кругом нетерпеливые вопросы.
   - Отвели их, как чудо какое, к самому императору," продолжил воодушевленный общим вниманием Ингелот, - тот спрашивает: "Кто вы?" Отвечают: "Мы - славяне, живем на самом конце западного океана!" - "Как сюда попали?" Не стали они таиться пред византийским императором и прямо ответили: "Прислал к нашим старейшинам хан аварский дары разные и потребовал от нас людей ратных, чтобы примкнули к его дружинам и вместе шли с ними на вашу Византию войной. А мы люди тихие, с оружием мы управляться не умеем, никогда войны не знали, и нет железа в стране нашей. Играем мы на гуслях и ведем жизнь спокойную, мирную, без ссор и кровопролитий! Так и не могли мы дать хану аварскому людей ратных. Наши старейшины послали нас передать такой ответ, он же нас стал держать как пленников. Ушли мы от него к вам, зная вашу доброту и миролюбие!.."
   - Это византийцев-то доброту, - добавил уже от себя рассказчик и снова приложился к кубку.
   - Как же византийский император поступил с ними? - спрашивали Ингелота заинтересованные его рассказом слушатели.
   - Что ж ему с ними делать было? Подивился на их силу, рост, крепость, угостил и отправил восвояси!
   - Что же, и поляне такие же?
   - Конечно, такие!
   - Не то что соседи их, древляне.
   - Те - зверь-народ... С зверями живут, и сами зверям ничем не уступают...
   - Постойте-ка! - остановил их Ингелот. - Когда ходил я в Византию, там я вот что слышал.
   - Расскажи, послушаем!
   В ожидании повествования все смолкли.
   - Мы вот, норманны, веруем в Одина, славяне поклоняются Перуну, а другие, которые называют себя христианами, веруют в невидимого Бога, который сотворил единым словом Своим небо, землю и людей всех...
   - И нас тоже? - послышался наивный вопрос.
   - Христиане говорят - всех, - важно ответил Ингелот и затем рассказал о посещении святым апостолом Андреем Первозванным киевских высот.
   Рассказ этот был выслушан с интересом. Слушал его и Рюрик. Много уже раз ему приходилось слышать об этом неведомом ему Боге христиан, и каждый раз его сердце воспламенялось чувством почтения и любви к Нему и негодованием на тех, кто распял Его на кресте...
   Между тем неожиданно разразившаяся буря раскидала легкие драхи, и Рюрику удалось высадиться в устье Секваны [река Сена] только с небольшим отрядом, к которому, однако, примкнул маленький отряд ярлов Освальда и Деара.
   VIII
   НАБЕГ
   Много зла наделают они моим преемникам и подданным!
   Карл Великий о норманнах
   Викингам жалко было разбитых ладей, но их славный вождь весело ободрял товарищей.
   - Путь к отступлению отрезан, - говорил Рюрик, - чтобы попасть на родину, мы должны достать новые ладьи. И мы достанем их, нагрузим их богатою добычею или все поляжем костьми.
   - Мало нас! - замечали более осторожные.
   - Как мало? Что же, варяги считали когда-нибудь своих врагов? Тут есть город, и мы, взяв его, укрепимся в нем...
   - Так пойдем туда, и все добро будет нашим! - раздались восклицания.
   Оживление было полное. В каждом варяге сказался хищник. Они, не видя еще врагов, ликовали уже победу, делили золото и драгоценности того городка, на который хотели напасть с дружинами своими.
   Между тем весть о высадке варяжской дружины разнеслась уже по всему побережью. На прибрежных высотах пылали костры. Население деревень, лежавших по пути, торопливо покидало свои жилища и, уходя, поджигало их. Они, уже не раз видавшие подобные нападения и считавшие норманнов "бичом Божиим", знали, что пощады ждать не приходится - так или иначе, а все равно они опустошат край и огнем и мечом. Путь варягов, как и всегда при их набегах, был освещен заревом пожаров...
   Варяги шли бодро, особенно переход, остававшийся им последним до обреченного на гибель городка.
   Около полудня дружина Рюрика вышла на обширную поляну, и перед варягами стал неприступной твердынею величественный, мощно укрепленный замок.
   Вокруг него, у самого подножия скал, раскинулся утонувший в зелени веселый городок. Он со всех сторон был окружен садами. Из-за них блестел купол церкви, озаренный яркими лучами полуденного солнца.
   В городке, очевидно, точно знали о времени приближения хищников. Ворота городской стены были заперты, мост через окружавший его ров поднят, из-за стены доносился до варягов протяжный звон - били в набат.
   Рюрик оглядел высившуюся перед ним твердыню и тут только пожалел, что не дождался на морском берегу, пока соберутся все дружины. Слишком мало было варягов для штурма прекрасно укрепленного замка. Для осады же варяги были и малочисленны, и неопытны. В открытом поле они не знали себе равных, но брать укрепленные города было не их дело.
   Однако медлить не стоило.
   Рюриковы варяги были далеки от соображений своего вождя. Перед ними лежал лакомый кусок - богатая добыча, следовательно, во что бы то ни стало они должны были овладеть замком. Они знали, что в этот укрепленный город собрались со всех окрестных мест жители, снесли сюда все свои богатства и чувствуют себя в полной безопасности за толстыми стенами. Жажда богатой добычи распаляла хищников, а о том, что ждет их в неравной борьбе, никто и не думал.
   Рюрик вполне понимал нетерпение своих дружинников.
   - Друзья! - воскликнул он, выстроив их в боевой порядок. -Слушайте меня!
   При этом обращении любимого вождя все разом смолкло в рядах.
   - Неравный бой ждет нас, - говорил Рюрик, - за укрепленной стеной укрылись наши враги, но что значат стены перед храбростью варягов! Мы возьмем этот замок и сотрем его с лица земли. Все богатства там накоплены для нас, и они должны быть нашими... В бой, друзья! Славная смерть ждет тех, кто должен пасть в сече. Вечную славу разнесут по всему миру вдохновенные скальды, с гордостью норманнские девы будут вспоминать имена павших храбрецов, светлая Валгалла ждет их. Прочь щиты! Храбрые берсекеры не нуждаются в них... Сами боги защитят тех, кому пожелают сохранить они жизнь. Если суждено умереть, то умрем, как следует храбрым. Кто берсекер те прочь щиты!
   И он первый далеко отбросил от себя щит, который до того держал в левой руке. Его примеру последовали все варяги. Они были воодушевлены и готовы на все. чтобы завладеть богатой добычей, - об отступлении никто и не думал.
   А заунывный звук набата звучал все сильнее и сильнее...
   Вдруг городские ворота распахнулись. Мост опустился. По нему из ворот тесными рядами выехало несколько закованных в железо рыцарей - защитников замка, защитников городка; за ними потянулись латники; туча стрел зажужжала в воздухе.
   Без сомнения, в городке заметили малочисленность нападавших, и защитники города рискнули выйти на битву против них, как на веселый турнир. Они не позаботились даже принять какие-либо меры предосторожности на случай несчастного для них исхода сражения. Ворота остались растворенными, и мост через ров не был поднят. На городских стенах толпились жители, собравшиеся смотреть на битву как на веселое зрелище.
   Рюрик решил воспользоваться подобным легкомыслием врага. Он тотчас же разделил свою дружину на две части. Одну, большую, он отдал под начальство Рулава и приказал ему кинуться в бой тогда, когда победа будет клониться на сторону неприятеля. Рюрик рассчитал, что в подобный критический момент свежие воины, не утомленные пылом сечи, будут особенно полезны. С другой, меньшею, частью воинов он двинулся на врага.
   Защитники города стояли спокойно, ожидая натиска варягов... Совсем уже близко от них Рюрик взмахнул своей секирою.
   IX
   БИТВА
   Господь мое прибежище и сила.
   Молитвослов
   С диким, напоминающим рев бури криком устремились скандинавы на врага. Это не был стройный натиск смелых воинов. Как снежная лавина, неслись смельчаки на закованных в железо рыцарей, противопоставивших им свои копья. Жужжали стрелы, звенели мечи. Крики, стоны, звуки рогов - все это сливалось в громкий хаос звуков.
   Франки стойко встретили нападавших. Они знали, что в случае поражения пощады не будет ни им, ни их семьям. Но, видя, как мало нападавших, они вовсе не посчитали серьезным начавшегося дела. Тем не менее бой закипел не на живот, а на смерть.
   Впереди ватаги варягов, высоко взмахивая своей секирой, бежал Рюрик. Вокруг него падали навзничь поверженные, но варяги, воодушевленные смелостью своего вождя, не отступая ни на шаг, шли за ним.
   Вдруг передние ряды латников расступились, и варяги очутились лицом к лицу с отборным отрядом рыцарей. Грудь с грудью сошлись враги, слышен был только лязг железа.
   Сам не замечая того, Рюрик оказался в стороне от товарищей. Он был окружен врагами. Несколько копий было направлено уже в него. Гибель отважного вождя варяжских дружин казалась неминуемой. С усилием взмахнул он, уже уставший, своею тяжелой секирой и опустил ее на голову ближайшего латника. Тот отчаянно взмахнул руками и опрокинулся наземь. Голова его была рассечена надвое вместе с тяжелым, прикрывавшим ее шлемом, но в ту же секунду Рюрик почувствовал, как холодное острие коснулось его груди. Еще миг, и оно вонзилось бы в сердце вождя варягов, но вдруг раздался треск, и переломленное копье выпало из рук нападавшего воина.
   Рюрик, как сквозь дымку тумана, увидал около себя гигантскую фигуру и испещренное шрамами лицо Рулава.
   Старый норманн спас своего вождя и друга...
   Тут же ряды латников дрогнули и подались назад. Как ни стойки были защитники городка, а все-таки они не смогли выдержать бурного натиска пришельцев. Да и не много их оставалось на поле брани. Везде виднелись груды тел, там и тут блестели на высохшей под' лучами солнца земле лужи крови...
   Еще один натиск, и франки врассыпную бежали, преследуемые варягами...
   Городок оставался беззащитным, даже ворота его были распахнуты...
   Рюрик, услыхав победные клики товарищей, пришел в себя. Он видел, что победа осталась за ними. Теперь нужно было докончить начатое, стереть с лица земли этот несчастный город...
   С победными криками ворвались варяги в его стены. К шуму битвы как раз в это время присоединился и протяжный звук колокола. Это звонили в церкви городка, призывая несчастных, обреченных на гибель жителей обратиться с последнею мольбой о помощи к Тому, на Кого в этот ужасный миг оставалась одна только надежда.
   С толпой товарищей одним из первых очутился на узкой улице несчастного городка ослепленный своим успехом вождь. В ожесточении сыпал он своей секирой удары направо и налево. Ненасытная жажда крови овладела варягом. Он не разбирал, куда и на кого падают его удары - женщина ли, ребенок подвертывались под секиру - ему было все равно.
   Вдруг унылый звук набата раздался совсем близко от него. В тот же момент грустное протяжное пение донеслось до него. Рюрик невольно поднял голову. Ослепительно яркий свет ударил откуда-то прямо ему в глаза. Свет этот был настолько резок, что варяг невольно прикрылся рукой. Когда он отнял ее, то увидел прямо пред собой несказанно удивившую его картину.
   На ступенях, впереди собравшихся в беспорядочную толпу женщин и детей, стоял седой старик в светлой длинной одежде. В одной руке он держал небольшую чашу, другой высоко поднял золотой крест. Лучи солнца так и горели на нем, разбрасываясь и отражаясь во все стороны. Рельефно выделялась фигура Распятого. Грустное лицо Богочеловека как бы с укоризной было обращено в сторону свирепых окровавленных людей, окружавших его храм. Прошло несколько мгновений, а Рюрик все не мог оторвать глаз от Распятия. Он стоял ошеломленный, сдерживая свободной рукой напиравших на него товарищей. Те рвались вперед, но все-таки остановились, видя, что с их вождем творится что-то необычайное, и не понимая, что именно случилось с ним.
   Лицо старика священника составляло резкий контраст с бледными дрожащими лицами его перепуганной паствы, совсем оцепеневшей в ожидании неминуемой гибели. Оно было бесстрастно, спокойно, только глаза сверкали каким-то вдохновенным нечеловеческим блеском да губы чуть шевелились, шепча последнюю молитву...
   "Это Он!.. Он... Распятый Сын неведомого мне Бога!" - вихрем пронеслось в голове Рюрика.
   Сколько раз слыхал про Него вождь варягов, видел не раз и изображение Распятого, но теперь, в этот ужасный момент, оно особенно поразило его. Рюрик хотел было преодолеть возникшее в нем чувство и приподнял секиру, чтобы поразить ею этого слабого, но вместе с тем и дерзкого старика, выступившего без всякого оружия на защиту несчастных против рассвирепевших, жаждущих крови людей. Но вдруг снова блеснул луч солнца и, отразившись в золоте креста, сверкнул прямо в лицо варяга. Рюрик почувствовал, что рука его бессильно опускается, и сделал шаг назад.
   Послышались свирепые крики. Это варяги, пришли в себя, и их охватило негодование на своего вождя, так позорно, по их мнению, отступавшего перед стариком, когда весь уже город был в их власти.
   - Прочь! - раздались голоса. - Это наша добыча, Несколько варягов кинулись вперед.
   - Убью, кто хоть шаг еще сделает! - перекрывая шум, закричал Рюрик и взмахнул своей тяжелой секирой.
   Он был охвачен внезапным порывом жалости, неизъяснимого сострадания к этой толпе беззащитных женщин и детей, искавших помощи у Того, Кого, не зная, суровый вождь любил и уважал. На этот раз секира его легко, как перышко, взметнулась в воздух.
   Толпа товарищей, пораженная неожиданным для нее восклицанием вождя, на мгновение остановилась и с изумлением смотрела на него...
   Рюрик в этот момент был прекрасен....
   Между тем наступила критическая минута. Первое изумление прошло, и не понимавшие в чем дело варяги кинулись вперед. В тот же миг тяжелая секира Рюрика опустилась. Послышался стон, и чье-то тело тяжело рухнуло на землю.
   - Рулава положил, смерть ему! - заревела толпа. - Изменник, предатель - своих бьет!..
   Рюрик ничего не слышал. Он мельком кинул взгляд и увидел около себя ярлов Освальда и Деара. Лица юношей горели восторгом. Они, очевидно, вполне разделяли взгляды своего вождя.
   - Не с женщинами и не с беспомощными стариками воюем мы! - зазвенели их молодые голоса. - Прекратите резню!
   И среди варягов произошло смятение.
   - Бегите, бегите! - послышались вдруг тревожные оклики. - Рыцари!
   Действительно, рыцари успели прийти в себя, построились по правилам тогдашнего военного искусства и двигались на варягов.
   Из нападавших те обратились в обороняющихся. Все происшедшее в течение последних минут было забыто. Только что грозившие своему вождю смертью варяги снова сплотились вокруг него, готовясь встретить новую опасность. Закованные в железо защитники городка в грозном молчании подходили все ближе и ближе. Старик священник, так мужественно выступивший на защиту несчастных, пошатнулся. Он наверное упал бы, если бы не поддержали его. На узкой улице разгорелся ожесточенный бой. Из церкви же до слуха сражавшихся доносилось величественное пение, среди которого выделялся старческий слабый голос, особенно выразительно певший:
   "Те, Deum, laudamus!"
   [Тебя, Бога, славим!]
   А жестокая битва на улицах несчастного городка все кипела...
   Х
   СМЕРТЬ СТАРОГО НОРМАННА
   Скорей встречайте, асы, сына,
   Он умер с смехом на лице!
   Стихи
   Счастье на этот раз изменило варягам... Не помогли им ни храбрость, ни ожесточение, с которыми они защищали свою жизнь. К защитникам городка прибыло подкрепление, и они одолели варягов.
   Рюрик бился в первых рядах своих товарищей, чувствуя, однако, что от усталости силы его все убывают. Он уже не так легко взмахивал своей секирой, все более и более наседали на него враги. Наконец тяжелый удар меча свалил его с ног. Он лишился чувств и рухнул на землю.
   Когда Рюрик очнулся, битва уже кончилась. Потерявшие вождя варяги кинулись в беспорядочное бегство. Но франки и не думали их преследовать. Слишком они были утомлены и ограничились только тем, что выпустили вслед беглецам тучу стрел.
   В первое мгновение после того, как вернулось к нему сознание, Рюрик не мог дать себе отчета, где он и что с ним. Кругом раздавались стоны раненых. Кто-то наклонился над ним. Рюрик приподнял голову и увидел над собой доброе старческое лицо и горевшие юношеским блеском глаза.
   Рюрик узнал его. Это был тот самый старичок-священник, который так поразил его своим вдохновенным видом там, возле храма.
   - Лежи спокойно, сын мой, ты ослабел от потери крови! - услышал Рюрик кроткий голос. - Тебе вредны движения.
   Рюрик немного понимал язык франков. Кротость, с которой говорил старик, несказанно поразила его.
   - Как! Ты, старик, ухаживаешь за мной, за мной - твоим врагом?! - с изумлением воскликнул варяг - Ты заботишься о моей жизни, когда я приходил убить тебя.
   - Господь наш, Иисус Христос, заповедал нам любить врагов, - раздался ответ, - а ты теперь не враг мой, а жалкий беспомощный человек, и страдания твои отзываются страшной болью в моем сердце. Дочь моя, - обратился старик к женщине, помогавшей ему ухаживать за ранеными, - принеси этому несчастному воды, я вижу, он мучается жаждой, уста его запеклись.
   - Кто ты, старик? - спросил отрывисто Рюрик.
   - Я скромный служитель алтаря...
   - Ты жрец?
   - Если хочешь - да! Я жрец Бога живого, распятого за грехи наши.
   - Я слышал про этого Бога, - пробормотал Рюрик. - Он не похож ни на Одина, ни на Перуна. Это Он помог сегодня вам...
   - Для Него все одинаковы. Он помогает всем, кто обращается к Нему с верою.
   Посланная священником женщина принесла раненому воды. Рюрик жадно приник к чаше и, не отрываясь, выпил ее до дна.
   - Я в плену? - спросил он.
   - Увы, да! Но надейся, что плен не будет для тебя тяжелым. Ведь мы все обязаны спасением тебе. Если бы ты не остановил своих товарищей, мы все погибли бы под их мечами.
   - А мри товарищи?
   - Здесь, кроме тебя, еще несколько человек.
   - Старик, умоляю тебя, отведи меня к ним.
   - Ты потерял много крови, сын мой, я говорю тебе, что всякое движение тебе вредно... Твоя жизнь...
   - Ах, что моя жизнь! - с отчаянием воскликнул пленный вождь и сделал резкое движение, чтобы приподняться,
   Но силы ему изменили, и он снова тяжело опустился на свое ложе.
   - Видишь сам, сын мой, что ты слишком еще слаб! - проговорил священник, ласково поддерживая его.
   Рюрик уныло молчал. Ему казалось, что эта неудача наложила на него не смываемый ничем позор. Вдруг до его слуха донесся хотя и слабый, но хорошо знакомый ему голос:
   - Клянусь Одином! Здесь мой Рюрик!
   - Рулав, Рулав здесь! - воскликнул вождь и, забывая слабость и боль, поднялся на ноги и шатаясь пошел в ту сторону, откуда слышен был этот знакомый ему голос.
   Смутно, очень смутно припоминал он громкие крики; "Рулава положил!" Тогда он не отдавал себе отчета, что они значили, но теперь ужасная истина разом открылась ему. Рюрик понял, что стал невольным убийцей своего преданного друга, всего за несколько минут до того с опасностью для себя спасшего ему жизнь. Теперь, услышав его призыв, пленный вождь забыл все на свете и спешил к нему.
   Движения раненого были так быстры, что священник не успел удержать его. Со свойственной всем старикам проницательностью он понял, что в душе Рюрика происходит тяжелая борьба.
   - Рулав! Где ты? - с тоской звал своего друга пленный вождь.
   - Сюда, мой конунг, сюда! Спеши ко мне! - отозвался старый норманн. Я вижу, двери Валгаллы открыты передо мной. Еще несколько мгновений, и я там... Валькирии уже готовятся встретить меня... Спеши, спеши ко мне, мой Рюрик, мой конунг, мой любимец... Я хочу умереть на твоих руках!
   В углу тускло освещенного покоя Рюрик увидел своего друга. Рулав лежал на связках соломы. Лицо его было мертвенно-бледно. Бесчисленные шрамы еще более выделялись на нем. Он тяжело хрипел.
   - Прощай, прощай! - протягивал умирающий руки другу. - Прощай, иду в чертоги Одина.
   - Рулав! Как это Могло случиться! - со слезами в голосе воскликнул Рюрик. - Как у меня поднялась рука на тебя!
   - Я сам подвернулся... Они могли убить тебя... Я кинулся, чтобы защитить тебя еще раз, но ты уже опустил секиру... Ты не видел меня... Так мне суждено...
   - О, лучше бы меня поразили товарищи... Мне было бы легче!
   - Зачем, зачем? Ты молод! У тебя впереди жизнь... Кто знает, что случится впереди. Я рад умереть за тебя...
   - Рулав! Зачем ты мучаешь меня, зачем ты говоришь мне это?
   Голос старика все слабел и слабел, грудь его высоко вздымалась - не хватало воздуха.
   - Прощай, друг! - хрипел старик.- Прощай, живи, забудь это... Ты будешь спасен... Олоф с твоими братьями не покинут тебя... Будь счастлив и вспоминай старика, любившего тебя, как сына.
   - Рулав, Рулав! -стонал Рюрик.
   - Ты плачешь, дитя? Зачем? Что эта жизнь? Я умираю счастливым, в бою... И там, в Валгалле, буду продолжать жизнь... Там хорошо... Там ждут меня высшие наслаждения, которые на земле невозможны... Валькирии служат там... Вместе с асами я стану пить мед после битв и охот в полях Асгарда1, буду есть чудного вепря, и раны мои заживут. Один любит храбрых, и никто не посмеет сказать, что старый Рулав был когда-нибудь трусом.