Лавров (Красницкий). В дали веков

   Умирающий закрыл глаза.
   - Пойдем, сын мой, - раздался над ухом Рюрика голос священника, - он умирает... Тяжела смерть грешника...
   - Смерть тяжела? - вдруг приподнимаясь всем корпусом, воскликнул Рулав. - Ошибаешься, старик! Для норманна никогда не страшно умирать! Гляди!
   Быстрым движением руки сорвал он повязку, положенную на глубокую рану на левой стороне груди. Волной хлынула кровь, и Рулав, радостно улыбаясь, запел!
   Пора! Иду в чертог Одина,
   Я вижу, девы на крыльце!
   Скорей встречайте, асы, сына,
   Он умер с смехом на лице.."
   Докончить песни Рулав не смог. Он опрокинулся навзничь. На лице его так и осталась прежняя радостная улыбка... Он видел Валгаллу, асов, валькирий и пировавших с ними своих старых товарищей, прежде него погибших в боях... Еще несколько судорожных движений, и для старого норманна все было кончено.
   XI
   ВОЗВРАЩЕНИЕ
   Чему быть, того не миновать.
   Пословица
   Однообразно потянулись для Рюрика дни плена. Одного за другим уводили из темницы его товарищей - уводили их, и они более не возвращались. Какая судьба ждала их за стенами угрюмой тюрьмы, остававшиеся пленники, конечно, не знали, но догадывались и с некоторой тревогой ожидали решения своей участи. Не смерти боялись они - нет, смерть никогда не страшила этих храбрецов, ужасал их позор рабства - рабства неизбежного, если только оставят их в живых.
   Наконец, в мрачной темнице осталось только трое пленных: Рюрик, Освальд и Деар. Они угрюмо ждали своей очереди, но эта очередь не наступала. Вероятно, в городке помнили, что эти трое людей спасли беззащитную толпу и храм. Поэтому их и не трогали. Их даже как будто забыли. Только один старик священник часто навещал пленников. Он подолгу беседовал с ними о своем Боге, рассказывал им о Нем, о Его земной жизни, об Его учении. Варяги внимательно слушали эти совершенно новые для них слова любви и всепрощения. Беседы эти производили особенно сильное впечатление на молодых и чрезвычайно впечатлительных ярлов. Каким блеском загорались их глаза, когда начинал старик говорить о Богочеловеке, принесшем себя в жертву за грехи мира!
   - Ах, если бы мы только тогда были там, - шептали наивно молодые люди, - мы бы заступились за Него... Мы не позволили бы распять Его... Своими мечами и грудью отстояли бы мы Его...
   - Нет, нет, не то вы говорите,- с улыбкой кивая головой, отвечал им священник, - не удалось бы вам спасти Его... Это было бы не в ваших силах...
   - Мы подняли бы за Него всю Скандинавию! Все конунги и викинги, а с ними и все ярлы пошли бы туда... Мы бы справились и не отдали бы Его на смерть!..
   - Он Сам отдал Себя врагам ради общего искупления... Тьма тем небесных сил у Отца Его, а они сильнее всех сил человеческих... Поймите вы, что Он, всемилостивый, отдал Себя в жертву за грехи людей...
   Ни Рюрик, ни оба молодых ярла никак не могли понять той любви, о которой говорил им священник. В таких беседах с милым стариком шло время... Однажды священник пришел расстроенный.
   - Дети мои, - дрожащим от слез голосом заговорил он, - мы должны будем расстаться...
   - Что же? Мы готовы умереть! - твердо отвечал Рюрик за себя и за товарищей.
   - Нет, пока вы не умрете... Городской совет решил оставить вас заложниками, так как стало известным, что на наш город готовится новое нападение свирепых норманнов, поэтому вы будете переведены отсюда в темницу замка и я уже лишусь возможности навещать вас и вести с вами беседы... А я успел от души полюбить вас... Вы мне стали дороги, как самые близкие мои люди...
   - Спасибо, отец, спасибо тебе! - с чувством сказал Рюрик. - И мы полюбили тебя.
   - Неужели никогда мы не будем беседовать более? - с огорчением молвил Деар.
   - Отчего? Просветитесь светом истины! Познайте Иисуса! Креститесь...
   - Нет! Это невозможно! Этого никогда не будет, - раздался в ответ на это предложение голос Рюрика. - Мы любим твоего Бога, но и своим Одину и асам останемся верны.
   - Но почему?
   - Подумай сам, как бы ты назвал человека, который отказался бы от твоего Иисуса? Разве не стал бы ты его презирать?
   Священник поник головой.
   - Придет время, и вы просветитесь, - грустно сказал он.
   Но пленных не успели даже перевести из этой тюрьмы...
   Нагрянул Олоф с Сигуром и Триаром... Теперь варягов было много. Нападение произошло неожиданно. Победа была полная. Ожесточившиеся воины никому не давали пощады, ворвавшись в городок. Часть их тотчас же разбежалась грабить, остальные избивали последних немногих защитников. Везде пылал огонь...
   Целых два дня хозяйничали свирепые скандинавы. Камня на камне не осталось в городке. Огонь и меч истребили все, и только история сохранила на своих страницах свидетельство об этом ужасном нашествии "Божьего бича".
   Покрытые славой, с огромной добычей возвратились воины в свои родные фиорды.
   Возвратились, а там уже были получены вести об окончательном изгнании варягов из стран приильменских.
   Узнал это Рюрик и с совета короля Биорна, своего тестя, решил созвать синг-тинг, на котором он хотел объявить новый поход на славян, чтобы захватить и Приднепровье, и весь конец великого пути из варяг в греки.
   Слишком памятна была всем удача первого похода. Еще до синг-тинга заволновались скандинавы, готовые к новому набегу на страну, которая казалась им сказочно богатой...
   Новая гроза собиралась над славянщиной...
   Между тем на Ильмене в Новгороде состоялось уже знаменитое вече, на котором принят был вечевиками совет мудрого Гостомысла...
   XII
   "ЗЕМЛЯ НАША ВЕЛИКА И ОБИЛЬНА..."
   Неустройства упреди советом.
   Летописец
   Пока на Ильмене происходили эти события, Рюрик почти закончил приготовления к новому походу на славянские земли.
   Оставалось только созвать синг-тинг, в решении которого ни Биорн, ни Рюрик не сомневались.
   - Ты опять уходишь от меня, мой милый, - говорила Эфанда, нежно ласкаясь к супругу, - уходишь надолго!
   - Мы должны наказать дерзких... Они возмутились и пусть понесут за это кару, - отвечал Рюрик.
   - Я не удерживаю тебя... Но знай, что я буду томиться ожиданием; ты еще так недавно вернулся от берегов Британии.
   - Мужчина должен вести жизнь воина... Но что это? Посмотри, Эфанда, какие-то чужие ладьи подходят к нашим берегам?
   Рюрик и Эфанда находились на возвышенном крыльце своего дома, разве только этим отличавшегося от всех других построек города.
   С этого возвышения прекрасно был виден залив. Скандинавские корабли, с убранными парусами, мирно стояли в гавани. Подходившие ладьи по характеру своей постройки нисколько не походили на драхи викингов: они были неуклюжи и неповоротливы, даже их паруса совсем были не похожи на паруса скандинавских драх.
   Сердце Рюрика усиленно забилось: он узнал в этих судах ильменские ладьи...
   "Зачем они, какую несут весть?" - думал он, продолжая упорно глядеть на залив.
   Ладьи наконец пристали к берегу, люди с них высадились.
   Тотчас же их окружили горожане.
   Рюрик видел, как растерянно оглядывались приезжие среди этой незнакомой им толпы. По одежде вождь варягов сразу же признал в них славян, и притом не одного племени, а разных.
   Наконец вся группа двинулась вперед.
   - Посмотри, они, эти пришельцы, идут сюда! - воскликнула Эфанда. Кто они? Откуда? Да, да, они приближаются к твоему чертогу!..
   Рюрик терялся в догадках, не зная, как объяснить появление в этих местах своих соплеменников, а толпа, ведшая славян, подходила все ближе и ближе.
   Наконец она остановилась у самого дома Рюрика.
   Привлеченные шумом Сигур и Триар вышли на крыльцо и встали около брата.
   - Рюрик! С Ильменя пришли послы, ищут тебя, -быстро поднялся на крыльцо Олоф, - они говорят, что пришли по важному делу и хотят тебя сейчас же видеть!
   - Пусть войдут сюда, - сказал Рюрик, и его сердце как-то странно забилось.
   Вскоре слуги ввели богато одетых послов, смиренно приветствовавших братьев и Олофа.
   - Кто вы и чего вам? - спросил Рюрик, ответив на привет.
   - Мы посланники всех родов, живущих на Ильмене, а с нами вместе старейшины соплеменных нам кривичей, веси, мери, чуди и дреговичей, заговорил старший из пришельцев. - С великим важным делом присланы мы к тебе и твоим братьям, храбрый витязь, всем народом славянским; пришли мы и не уйдем, пока не согласишься ты исполнить нашей просьбы; хочешь, на коленях будем молить тебя?
   - В чем ваша просьба? - спросил Рюрик.
   - Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет... Восстал на Ильмене род на род, и не стало между нами правды... Придите вы, братья, к нам княжить и владеть нами!..
   - Как, что вы говорите? - воскликнул Рюрик.
   - Мы говорим то, что приказал нам сказать тебе весь народ славянский... Отец наш Гостомысл перед смертью взял с нас клятву, что призовем мы тебя, твоих братьев и твое племя к нам, отдадим тебе и власть, и суд наш, добровольно покоримся тебе, только дай нам правду, прекрати зло и междоусобие между нами. Будь нам всем единым правителем и согласись княжить у нас... Молим тебя!
   Послы опустились на колени. Все поражены были их предложением, так оно было неожиданно.
   - Действительно, с важным делом явились вы, мужи славянские, - сказал Рюрик. - Сразу такие дела не решаются... Пойдемте в дом мой, отдохните с пути, утолите свой голод и жажду, а потом мы поговорим еще об этом.
   Он отпустил послов.
   - Привет тебе, конунг славянский! - радостно воскликнул Олоф, обнимая своего названого брата. - Я радуюсь за тебя. Никто из скандинавов не удостаивался подобной чести, все дрожали при одном имени варягов, а тут нашлись люди, которые сами зовут нас к себе княжить и владеть ими. Еще раз приветствую тебя, славный конунг!
   - Погоди, Олоф, я никак не могу собраться с мыслями, не могу прийти в себя, - отвечал Рюрик. - Прежде всего я должен уведомить отца Биорна.
   Старому конунгу было известно, зачем явились к Рюрику послы славян.
   Доброй, ласковой улыбкой встретил он супруга своей любимой дочери.
   - Скажу тебе, о мой Рюрик, - заговорил старик, когда вождь варягов попросил его совета, - жаль мне расстаться с тобой и Эфандой, но ты должен принять предложение послов... Как ты ни храбр, как ни славно твое имя, а среди скандинавов ты все-таки чужой, пришелец, вспомни это... Никогда не стать тебе конунгом на суше, а жизнь на море вовсе не благоприятствует семейной жизни. Да и тесно стало в Скандинавии. Все чаще и чаще приходят неурожайные годы и асы не принимают наших жертв... И теперь уже-коренные жители с большим неудовольствием поглядывают на пришельцев. Кто поручится, что, мучимые голодом, не возьмутся они за оружие и не прогонят варяго-россов? Еще вот что. Второй поход готовился на Ильмень для того, чтобы завладеть началом и концом пути от нас в Византию. То, что готовились взять мы мечом, через тебя возьмем мирно, имя твое дважды будет славно и как имя воина, и как имя правителя...
   С волнением слушал Рюрик эти слова старого Биорна. Он отлично понимал, что они справедливы... Тут же в душе он решил принять предложение славянских послов...
   XIII
   ТОМИТЕЛЬНОЕ ОЖИДАНИЕ
   Надежда - мать радости.
   Старинная поговорка
   С большим нетерпением ожидал весь Ильмень возвращения своих послов из далекой Скандинавии. Что они скажут, какой ответ принесут народу? Жизнь или смерть? Спасение от неурядиц или еще более ожесточенные междоусобицы? Родовые старейшины не выходили из Нова-города, ожидая там возвращения послов.
   Нов-город тоже волновался, но чувства, вызывавшие в нем эти волнения, были совсем не те, что в родах. Понимал народ новгородский, что с прибытием единого правителя всех родов приильменских - конец его вольности. Должен он будет подчиниться иной воле, кроме собственной, придется каждому в Нове-городе склонить свою гордую голову пред мощной властью пришельца...
   Однако новгородцы видели, что не им одним идти против всех, не им охладить необычайное воодушевление, охватившее весь народ приильменский.
   - Беда нам всем будет! - шушукались в Нове-городе значительно притихшие вечевики. - Ведь князь единый не то что посадник выборный.
   - Известное дело, не то! Его, коли не люб, не ссадишь...
   - Нажили мы заботу на свою голову!
   - Да, теперь уже ничего не поделаешь, призвали, так терпи...
   Но недовольных все-таки было меньшинство.
   Устали и новгородцы от постоянных кровопролитных распрей, да и у всех еще живы были в памяти слова Гостомысла. Обаяние славянского мудреца не исчезло и после его смерти. Он жил в сердцах людей, все наизусть знали его пророческие слова, помнили свою клятву, произнесенную у одра умирающего, и не решались преступить ее...
   В томительном ожидании прошло много дней. Неизвестность томила и новгородцев, и старейшин, и даже родичей, то и дело наведывавшихся в Нов-город и ожидавших каких-нибудь вестей из далекой Скандинавии.
   Наконец пришли эти желанные вести.
   Громко звонил в Нове-городе вечевой колокол, собирая на этот раз не одну новгородскую вольницу, а весь народ приильменский на совет о делах важных, касающихся избрания одного правителя над всей обширной дикой страной. Молчаливые, сумрачные, сошлись вокруг помоста вечевики. На их лицах была скрытая тоска, недоумение. Всем им казалось, что даже самый колокол звучал каким-то грусть наводящим, заунывным звоном, а не прежним веселым, радостным.
   После Гостомысла никого не хотели иметь новгородцы своим посадником, если не навсегда, то по крайней мере до тех пор, пока жива еще память об усопшем мудреце. Поэтому вечевой помост заняли все находившиеся в Нове-городе старшие и степенные бояре, посланные от соседних племен старейшины родов, концевые и пятинные старосты.
   - О чем речь-то пойдет на вече? - слышались вопросы в толпе.
   - Если послы вернулись, пусть рассказывают!
   - Да, верно, пусть скажут, как на самом деле было.
   - Мужи и люди новгородские, - громко заговорил старший из бояр, действительно, пришел посланец от старейшин наших и будет вести речь к вам от имени тех, кого послали вы к варяго-россам.
   - Слушаем! Слушаем! - раздалось со всех сторон. Бояре и старейшины расступились, пропуская вперед величавого старика, одного из бывших в посольстве славян к варяго-росским князьям.
   Он заговорил не сразу. Сперва он дал затихнуть шуму веча и только тогда повел свою речь.
   - Слушайте, мужи новгородские и людины, слушайте и запоминайте слова мои, - заговорил он зычно и твердо, -по указанию мудрого посадника Гостомысла и по воле веча, пошли мы за Нево к племени варяго-росскому, к трем князьям, Рюрику, Синеусу и Трувору [Славянину очень трудно было произносить имена так, как произносили их норманны, поэтому славяне и не задумались переделать их на свой лад. Точно так же переделали они Олофа в Олега, Освальда в Аскольда, Деара в Дира, а впоследствии и сына Рюрика Ингвара в Игоря]. Труден наш путь был по бурному Нево и опасным фиордам, но Перун хранил нас от всех бед в пути и напастей. Невредимыми достигли мы стран, откуда не раз приходили к нам "гости", и везде принимали нас с великой честью. Зла не ведали мы ни на пути, ни в городах прибрежных, волос не упал с нашей головы!
   Вече замерло в ожидании, что скажут дальше послы.
   - И нашли мы, по слову Гостомысла, трех князей варяго-росских. Знаете вы их всех, были они здесь, в наших местах, когда войной на нас шли. Нашли мы их и низко-низко поклонились им.
   - Ну, зачем же очень-то низко! - крикнул один из вечевиков.
   - Так повелело нам вече, - возразил ему посланец и продолжал: Чувства, которые испытали мы тогда, словами нельзя передать. Грозным, могучим, но и милостивым показался нам этот великий воин. Нет у нас на Ильмене таких! Высок он ростом и строен станом. Белы, как первый снег, его одежды, и, как солнечный луч, блестит рукоять его меча. Осанка Рюрика величественно важна, высоко он носит свою голову, и твердая воля видна в его взгляде. Счастлив будет народ приильменский под его рукой, получит он правду свою, и сокрушены будут все виновники бед наших.
   - Так говори же, согласились ли братья княжить и владеть нами! загремело вече.
   - Послы умолили Рюрика, он стал нашим князем и скоро будет среди нас со своими дружинами. Готовьтесь, роды ильменские, встретить своего повелителя-князя, носителя правды, защитника угнетенных и грозного судью всех...
   Посол замолчал, молчало и вече. Все были готовы выслушать это известие, все предчувствовали, что так и должно быть, но вместе с тем. каждому участнику веча вдруг стало жалко утрачиваемой вольности. До этой минуты каждый и на Ильмене, и в соседних племенах был сам себе господин и другой воли, кроме своей, да разве изредка воли своего старейшины, и знать не хотел.
   Теперь, с призванием князя, все это рушилось. Вечевики понимали, что часть воли, которой они так гордились, так дорожили, отходит от них. Князь ведь не то что старейшина, выборный староста, или посадник. (r)н шутить с собой, прекословить себе не позволит, чуть что, прикажет дружине своей расправиться с ослушником. Не послушаешься добром - силой заставят.
   Но это смущение продолжалось очень недолго.
   Помянули былую волю, пожалели ее, да поздно уже! Пролитое полным не бывает, так нечего и думать о потерянном.
   Впрочем, и думать долго не приходилось.
   - Слушайте, люди новгородские и приильменские! - зычно закричал посланец, заглушая своим голосом гомон толпы. - Слушайте, что приказывает вам князь ваш, готовьтесь исполнить волю его. Будет отныне защита у вас надежная: враг ли дерзкий нападет на дома ваши, прогонит его княжеская дружина; да только вот что: нужно князю дружину свою, кровь за вас и за пожитки ваши пролить готовую, и поить, и кормить, и Оружие давать ей, а потому должны вы от избытков ваших: от мехов, улова рыбного, сбора с полей - отделить десятую часть и принести князю вашему. Слушайте и исполняйте это.
   - Что же, можно десятую часть отдать, только пусть защищает нас, творит нам суд и милость! - загремело вече.
   - Это первый приказ князя, вами избранного, а второй таков будет. Приказывает вам Рюрик: его в отличие от всех других князей родовых именовать великим князем, отдавать ему всегда почет и зла на него не мыслить, а кто ослушается, того постигнет гнев его. Пусть на вечные времена будет для вас великий князь наш что солнце на небе. Как на солнце, глаза не щуря, смотреть вы не можете, так и на князя вашего взоров злых не подымайте. А теперь разойдитесь по домам и весям вашим, расскажите о всем, что здесь слышали, в родах ваших, готовьтесь встретить великого князя своего с молодой княгиней и на поклон к ним с дарами явиться.
   Посланец поклонился вечу и скрылся в толпе бояр.
   - Что же? Это ничего! Не тяжело, если десятую часть только, говорили вечевики, расходясь в разные стороны по Нову-городу.
   - Вестимо, ничего! Вот как варяги были, так все целиком отбирали, да еще сверх того требовали...
   - А насчет того, как величать его, так нам все едино.
   - Еще бы! Только бы справедлив да милостив был! В общем, вечевики разошлись все очень довольные. Томительное ожидание кончилось. Они знали теперь, что их ждет впереди, знали и были вполне спокойны за будущее. Оно не могло быть худшим, чем то, что недавно еще миновало.
   Да и побаивались они уже теперь этого избранного ими же "великого князя". Известно им было, что не один он идет в земли приильменские, что сопровождает его смелая, отважная дружина, которая не даете обиду своего вождя. Тяжел меч норманнский - по опыту знали это на Ильмене, а потому и решили в родах встретить своего избранника с великими почестями.
   Весь Ильмень заговорил о Рюрике, об его жене молодой, о братьях его Синеусе и Труворе, но никто, решительно никто не вспоминал, что этот избранник когда-то оставил эти же родные ему места, гонимый и презираемый всеми.
   Родовые старейшины только и толковали со своими родичами, что про нового князя, они восхваляли его доблесть, мужество, красоту, как будто сами его видели...
   - Только бы богов он наших не трогал, Перуна не обижал, -толковали в родах.
   - Не тронет! Сам ему поклоняться будет!
   - То-то! А нет, так мы за своих богов вступимся и опять за море прогоним!
   Все-таки на Ильмене царило полное воодушевление. Все ждали от будущего только хорошего, доброго. Избранника, не зная, уже начинали любить. Вспоминали, что, пока он был на земле славянской, не смели обижать народ грубые норманны, и тяготы пошли только после того, как ушел Рюрик с главными дружинами за море.
   С нетерпением ждали своего владыку ильменские славяне. Шло время, приходили и из-за моря, и с устья Волхова разные вести: скоро должен был прибыть Рюрик на берега родного ему озера.
   XIV
   НА ПУТИ
   Страна, где мы впервые
   Вкусили радость бытия.
   Жуковский
   Пока народ приильменский переживал томительные дни ожидания, его избранник был уже на пути к великому северному центру славянщины.
   Тяжело было покидать Рюрику свою вторую родину.
   Эти угрюмые скалы, вечно бушующее море, низко повисшие тучи так стали милы и дороги его сердцу, что много, много стоило усилий храброму берсекеру сдержать себя и не выказать своих чувств при расставании с нею.
   Кругом все: и Биорн, и его старые соратники, и ярлы - радовались внезапному обороту дел и предсказывали Рюрику блестящее будущее. Для них очень важно было, что Ильменем станет править их витязь. Целые страны, дотоле неведомые им, как бы входят теперь в состав Скандинавии, сливаются с нею благодаря владычеству Рюрика на берегах Ильменя.
   Более всех восторгался впечатлительный Олоф.
   - О мой конунг, - восклицал он, - ты должен торопиться с отправлением! Твой народ ждет тебя...
   - Мой народ! - грустно улыбался в ответ Рюрик. - Ты не знаешь, Олоф, этого народа... Правда, он добр и храбр, но и свободолюбив... Всякая власть для него то же, что путы никогда не знавшему седока коню...
   - Ну, мы сумеем оседлать его, - смеялся Олоф. - Посмотри на своих варягов! Они тебе преданы, каждый готов отдать за тебя жизнь... С ними ли ты боишься этих дикарей?
   - Я никого не боюсь!
   - Верю этому! Знаю, что сердце твое не ведает страха, но ты должен начать свое великое дело и спешить туда, на берега Ильменя.
   Обыкновенно после подобного напоминания пылкий, впечатлительный Олоф принимался мечтать о будущих подвигах в неведомой до тех пор стране. Между назваными братьями было решено, что они не расстанутся.
   Вместе с Рюриком отправлялся на Ильмень и Олоф, решивший также покинуть свою угрюмую родину. Синеус и Трувор, как назвали братьев Рюрика славянские послы, само собой, шли вместе с ним. Многое множество ярлов, которым тесно было среди гранитных скал своей родины, также примкнули к Рюрику. Освальд и Деар, ставшие, после похода на франков еще более неразлучными, чем прежде, были в числе сопровождавших Рюрика ярлов.
   Рюрик понимал всю трудность той задачи, выполнение которой он на себя принял. Понимал он также, что только страх пред вооруженной силой может держать в повиновении буйный народ, не знавший ничьей воли, кроме своей собственной. Поэтому он несколько медлил с отправлением на берега Ильменя, подбирая надежную дружину. На варяго-россов, огромное большинство которых, как уже известно, составляли выходцы из земель славянских, он вполне мог надеяться. Эти закаленные в битвах воины, бесконечно преданные своему вождю, явились для добровольно избранного славянами князя верным оплотом в его новом государстве. Кровных норманнов Рюрик старался не допускать в свою дружину, понимая отлично, что их постоянно будет тянуть на родимые фиорды, и на Ильмене они всегда будут чувствовать себя чужими, пришельцами...
   Были у Рюрика и другие затаенные замыслы.
   Пусть там, кругом, говорят, что при его посредстве Ильмень войдет в состав Скандинавии, что земли славянские сольются с землями суровых норманнов. Нет, не бывать этому! Если угодно богам было поставить Рюрика во главе великого могущественного народа, то вовсе не для того, чтобы подчинить этот народ угрюмому северу. Когда удастся Рюрику собрать воедино племена славянские, сплотить их между собой общей единой властью, одной целью, тогда этот чудо-народ, этот сказочный богатырь сам поспорит и с севером дальним, да и со всеми народами, которые кругом на земле живут. Не задрожит он, как эти трусливые бритты при одном упоминании о норманнах, грудью встретит врага, отразит его напор и, еще более могущественный, встанет из пепла разрушения...
   Чудо-народ!
   Мысли о полной самостоятельности, о независимости от Скандинавии все больше и больше овладевали Рюриком, и Эфанда с тревогой замечала печать грусти на его лице.
   Подолгу беседовал перед отправлением Рюрик с старым Биордом. Ему одному молодой вождь не затруднялся открывать свои мысли, зная. что искренне расположенный к нему старик не покривит душой, а даст такой совет, какой более всего поможет делу.
   Старый Биорн вполне одобрял намерения Рюрика.
   С мудростью, выработанной годами личного опыта, он советовал, как поступить на первых порах княжения.
   - Будь справедлив прежде всего, - говорил он своему любимцу, - помни: ничто так, как справедливость, не привлекает сердца народа к правителю. Все должны быть равны пред судом твоим: и сильный, и слабый, и богатый, и бедный, и могучий старейшина, и ничтожный родич. Будешь поступать так, приобретешь себе любовь народную... Потом укрощай гнев свой, вспомни, что поют саги о герое Гарольде Гарфагере, который, прежде чем принимать решение, давал всегда успокоиться своему сердцу, - так поступай и ты, но больше всего старайся, чтобы исполнялось каждое твое слово, чтобы каждый твой приговор приводился в исполнение; дай почувствовать подвластным тебе, что есть над ними высшая воля, которой нельзя противиться. Береги свою дружину и, пока не укрепишься в землях славянских, никуда не ходи в походы. Постоянно принимай в дружину свою славянских юношей, пусть они братаются с варягами, чем больше их будет около тебя, тем прочнее укрепишься ты в земле своей!