Лёлечке еще много предстояло узнать на ее новой работе.
Узнать, как ее папа, что рассказывал ей в детстве про Серого Волка и Красную Шапочку, теперь составлял проекты домов, дворцов, мостов, дорог и аэродромов таким образом, чтобы их стоимость для финансирования строительства составляла в полтора-два раза больше, от той, за которую их можно было реально построить. И из этой разницы кое-что получал и ее папа.
И она сама, будучи девочкой, а потом девушкой, студенткой, кое-что в виде бонусных кукол "барби", в виде бонусных платьецев и иных нарядов, кое что от этих денег она уже съела и потребила на своё развитие. Потребила папу не спросив – откуда конфеты? Откуда платьица?
Но всему свое время.
Рабочий день кончился и Лёлечка отдав папки с делами своему новому шефу, выключила компьютер, надела плащ, глянулась в зеркало, поглядела на дисплей своего мобильного телефона, где высветился ей забавный текст СМС, и поцокала каблучками к служебной стоянке треста Универсал, где рядом с помятой "девяткой" Чувакова стояла ее новенькая "мицубиси" "ланцер".
И садясь в машину, покуда беззаботная еще Лёля Столбова даже не подумала о том, что сейчас вот поедет она на машине, которая тоже куплена на те самые деньги. ….
Иринка Дробыш работала у Михаила Летягина выпускающим редактором.
А дружила Иринка с Машей Бордовских.
Иринка с Машей в одном классе учились.
После школы Иринка в Краснокаменский пед поступила и в журналистику пошла, а Маша никуда не поступила.
Ездила Умная Маша в Москву, подавала в Иняз имени Мориса Тореза, да провалилась.
– А ты не могла еще умней придумать, – язвительно спрашивала потом свою незадачливую подругу Иринка, – отчего сразу не в МГИМО подавала документы? Там с еще большей вероятностью провалилась бы.
Маша молча ела конфеты и глядела поверх подруги.
У нее в школе было прозвище Умная Маша.
А получилось наоборот.
Иринка, всегда считавшаяся пустышкой и вертихвосткой поступила в педагогический, а Умная Маша вернулась в свой городок ни с чем.
Пошла сперва работать в магазин. Не понравилось – хозяева азербайджанцы все домогательствами своими донимали.
Либо-либо.
Либо спи с нами и работай, либо уходи.
Ушла.
Потом в Краснокаменске на стройку устроилась геодезической рабочей – рейку носить.
Работа не пыльная, не трудная, но тоже – не престижная.
Присмотрел-высмотрел ее там прораб.
Нестарый еще мужик.
Володя Игнатьев.
Владимир Петрович.
Теперь вот уже полгода Умная Маша жила у него.
– Ты поступать то собираешься? – выплевывая виноградные косточки себе в ладошку, спросила Иринка.
– А куда теперь мне поступать, я все позабыла, – ответила Маша, – снова если репетиторов брать.
– А ты на платное.
– Скажешь тоже, на платное.
– А пускай твой Вован за тебя платит – Вован? – изумилась Маша, – он мне мобильный новый два месяца обещает купить, все никак не купит, а ты говоришь за учебу заплатит.
– А чего не уйдешь от него?
– А к кому уходить. Подруга?
– А может к нам в газету, репортершей, а? – неожиданно придумала Иринка и сама восхитившись своей придумке сделала большие круглые глаза и закрыла ладошкой рот.
– Репортершей? – переспросила Умная Маша, – как это?
– Ой, да с этой работой любой дурак справится, – затараторила Иринка, увлеченная собственной идеей сманить подругу к себе в газету, – подумаешь, поехала туда-сюда с диктофончиком, там интервью взяла, там расспросила, как да что, у нас репортерами вообще пацаны со школьной скамьи без образования работают, главное связи иметь, чтобы тебе информацию сливали, а с твоей внешностью, тебе все менты про все преступления в городе расскажут.
Посидели помолчали.
Сделали по глоточку принесенного Машей вина, пощипали виноград, тупо поглазели на мерцавший вечным домом два экран.
– А про что у вас вообще пишут в газете то в вашей? – встрепенулась Маша.
– Как про что? – Иришка сразу и не сообразила что ответить на столь простой вопрос, – ну про скандалы, про любовников знаменитостей разных там…
– Я про любовников знаменитостей ничего не знаю, – с сомнением глядя мимо подруги неуверенно промямлила Умная Маша, – вот таджик один нелегальный гостарбайтер у нас на стройке недавно с лесов свалился, его тайком хоронили, да бульдозер на площадке у нас ночью украли, а так больше я и не слыхала ничего, да и где мне слыхать то? Я кроме Вована прораба своего ни с кем и не общаюсь больше.
– Таджик? – встрепенулась Иришка, – а это может быть интересным, ты вот возьми да напиши на пробу, а я уж расстараюсь, да материал в номер поставлю, а гонорар твой первый пропьем… …
В бригаду следователей, разбиравших обстоятельства крушения президентского самолета из Москвы был вызван еще один специалист.
Им был Валид Валидович Нурсултанов, бывший следователь по особо важным делам, так называемый "важняк", еще при Андропове и Горбачеве разбиравший неподъемные "строительные" дела замороженных кладбищ государственных капиталовложений, среди которых особенной строкой проходил знаменитый атоммаш, начатый еще при Брежневе, в который зарыли сотни миллионов долларов, но не построили ничего, кроме пустых железобетонных коробок.
Валид Валидович еще с Гдляном и Ивановым раскручивал тогда дела брежневской строительной мафии, разворовавшей не один миллиард государственных инвестиций скрытый в так называемой незавершенке.
Потом, когда после Ельцинских либеральных послаблений Гдляна с Ивановым задвинули на задворки, Валид Валидович оказался не у дел.
Сидел себе, работал каким-то экспертом в Счетной палате сперва у Болдырева, потом у Степашина.
Теперь, видимо, настал его час.
Комиссия по расследованию происшествий на воздушном транспорте ранее не включала в себя специалистов по капитальному строительству.
Теперь это упущение было устранено. …
Александр Васильевич Антонов работал в городском правительстве в должности начальника строительного департамента.
Не нравилось Александру Васильевичу это иностранное слово "тендер". Попахивало от этого слова каким-то паровозным дымком. И особенно передергивало Антонова, когда кто-либо из журналистов употреблял его в словосочетании – "честный тендер".
Смешно.
Разве может быть честным или не честным паровоз или железнодорожный вагон?
Ерунда какая-то.
Поэтому в своем лексиконе, когда давал интервью газетчикам, или выступал на телевидении, Антонов употреблял вместо этого иностранного слова – его русский и оттого понятный эквивалент.
Конкурс.
Конкурс как раз и может быть честным или нечестным.
А то придумали – тендер!
В своей нынешней должности Александр Васильевич работал уже шесть лет. Шесть лет, как раз, столько, сколько бывший начальник Антонова по работе на Байкало-Амурской магистрали занимал теперь пост главы города.
С Кучаевым, с нынешним мэром Краснокаменска Антонов проработал на БАМе пятнадцать лет. Все эти годы они вместе двигались и росли по службе. Росли с постоянным отрывом. Антонов пришел к Кучаеву – тогда еще к начальнику Строительно-монтажного поезда простым прорабом. Потом Кучаев стал начальником Дорстройтреста и назначил понравившегося ему Александра Васильевича начальником СМУ. Потом Кучаев перешел в министерство, и Антонов сразу вырос до поста замначальника главком. Так и передвигались друг за дружкой. Как по болоту – след в след.
И Антонов отслуживал Кучаеву верной службой.
Проводил теперь в городе честные тендеры-конкурсы, распределяя городские заказы на строительство важных объектов городского и федерального значения.
Сколько было построено-перестроено за эти шесть лет…
И Спортивный ледовый дворец, и новая взлетно-посадочная полоса в городском аэропорту, и мост через реку Каменку, и новый жилой квартал в районе Сиреневой Тишани.
А сколько нервов было потрачено на всех этих объектах!
Мало провести конкурс, чтобы все было тип-топ, комар носа не подточит, мало обеспечить надежную, тайную и безопасную передачу положенного процента отката, чтобы строители не обманули, не кинули, не подставили, не облапошили, да и чтоб сами не засыпались в налоговой, не подставили бы городского голову… Но ведь надо, чтобы они еще и построили что-нибудь, на средства, оставшиеся после дележа-пилежа.
И чтобы это построенное стояло, не рухнуло, и чтобы избиратели не жаловались, де куда государственные денежки потратили? Где мост? Где дворец? Где взлётная полоса?
Поэтому городской голова и держал Антонова на должности директора департамента по строительству. Ведь Антонов не подведет. Он и денег отпиленных от бюджета через строителей чётко получит и в мэрию аккуратно принесет, но и проследит, чтобы при этом ещё и построили что-нибудь.
Вон и Дворец спорта стоит себе на площади, и мост через Каменку, и жилой квартал на Сиреневой Тишани. ….
А почему всё так чётко у Александра Васильевича получалось?
Во многом, потому что работать он умел, и связи у него были крепкие среди местных строителей и авторитет.
С Гошей Богушом – с директором треста Универсал они просто учились вместе в институте.
Только Гоша после десятого класса поступил, а Антонов – тот по направлению от строительства, уже и армию отслужив солдатом и три года поработав крановщиком на стройке… Потому то и связь с трестом Универсал у Антонова была крепкая.
Покрепче даже чем с руководством "пятнадцатки", где начальником был шурин Александра Васильевича.
Все-таки институтская дружба – это не хухры-мухры!
Да и еще один неоспоримый плюс был в пользу дружбы Антонова с Универсалом. Это тандем Гоши Богуша с проектировщиками – с Вадимом Столбовым… Тоже однокашником, бляха-муха…
В этом была сила.
Как на плакате брежневских времен, который Антонов как-то видел на одном сталеплавильном комбинате.
Наша сила – в плавках. …
Сидеть на краю бассейна можно было и в плавках.
Здесь у Гоши был и стол накрыт. Даже два стола. На одном они расписывали пулечку, а на другом стояли – громоздились красивым многоцветьем живописные бутылочки.
Как дань памяти былому студенческому недопитию.
Гоша Богуш жил крепко.
К нему на дачу не стыдно было и какого-нибудь техасского нефтяника-миллионера пригласить. Большой двухэтажный дом на крутом берегу реки Каменки. Дом со своей автономной электростанцией, летним и крытым бассейнами, оранжереей и зимним садом… Только что вертолетной площадки у Гоши не было. А зачем ему – Гоше вертолет? Вертолета ему пока не надо.
Это был их традиционный ежеквартальный преферанс.
– Мужики, Димки Минаева не хватает, кто что про него слышал? – сдавая по две карты и не забывая про прикуп, спросил Антонов.
– Минаев в Америке, – сказал Гоша, – Летягин, когда прошлый год ездил, встречался с ним, у него вроде как лаборатория своя, по моделированию сооружений.
Взяли карты.
Антонов объявил пики.
Вадик подумал-подумал и спасовал.
– Я тоже пас, – сказал Гоша, и покуда Антонов брал прикуп и думал что снести, продолжил про Минаева, – вы же помните, он еще в институте на кафедре конструкций лаборантом работал, потом после диплома там же остался в аспирантуре.
Кандидатскую защитил, потом завлабом стал, потом в Америку уехал.
– Семь крестей, – объявил Антонов.
– Я вист, – сказал Вадик.
– Пас, чей ход? Ляжем? – посмотрев на Вадика спросил Гоша.
Прислуживала горничная Анечка.
Она легко наклонилась над столиком, невольно показав Вадику и Антонову свои мелькнувшие в вырезе сарафана красивые титечки, ловко забрала пустые стаканы и поменяла пепельницу.
– И что он там, Минаев, опять моделированием конструкций занимается? – спросил Антонов, скашивая глаз в след воздушно-легкой Анечке.
– Свою лабораторию открыл, клиентуру имеет, бизнес, – лениво глядя в карты, одним уголком рта промычал Игорь…
Традиция раз в три месяца играть в преферанс пошла у них с тех самых времен, когда они были бедными советскими студентами.
Ну, если Гоша и не был очень уж бедным, то остальные ребята-однокурсники особым богатством не отличались – это уж точно!
У него, у Богуша тогда кстати всегда и собирались. Когда Гошины родители уезжали на дачу, квартира использовалась как тихое интеллектуальное казино-катран.
Сколько тогда бутылочек дефицитного в те времена виски было выпито из папиного бара! Сколько выкурено блоков редких и престижных в те времена сигарет "Винстон" и "Мальборо"!
Страсть именно к французскому преферансу в его сочинской версии возникла у них именно на четвертом курсе. Когда ребята вдруг почувствовали себя этакими умудренными ветеранами. Пацанами играли в тысячу. А вот как стали старшекурсниками – следовало стать степеннее и мудрее. Нынешние пи-арщики сказали бы по этому поводу, что де в соответствии с новым имиджем, надо было и игру менять.
Теперь нынешнее молодое поколение больше все склоняется к американским забавам.
Бейсбол, гольф, а из карточных игр – самый что ни на есть ковбойский покер из голливудских вестернов. Умный французский преферанс отодвинулся в кулуары.
Но Богуш, Столбов и Антонов были верны памяти традиций.
– А помните, как мы играли в дипломном чертежном зале и нас кто-то заложил? – вспомнил вдруг Столбов.
– А как же! – оживился Гоша, – к декану потом вызывали, я думал стипендии напоследок лишат.
– А я все боялся, что декан нам по морде надает, – хмыкнул Антонов, – вы то вот в общаге не жили, а я то повидал, как он с нашим братом-прогульщиком в общаге разбирался.
– Слушай, Саш, а что там с президентским самолетом в аэропорту? – спросил Гоша, сортируя карты по мастям.
– Твое счастье, что не ты строил, – поморщившись ответил Антонов.
– Шурин твой строил полосу, "пятнадцатка", Пятнадцатый трест, – уточнил Столбов.
В глазах его читалось некое злорадство.
– Моё и его счастье, что не он строил, а субподрядчик, СМУ спецдорстроя, а то бы и до тюрьмы не далеко, – сказал Антонов, почему то на всякий случай оглядываясь на летавшую поодаль Анечку.
– Говорят следователь из Москвы прилетел, – заметил Столбов, – из Счетной палаты.
– А что, тут и без следователя ясен пень, как ясный день, – вздохнул Антонов, – арматуру вместо шестнадцатой на двенадцатую строители поменяли, подушку песчано-щебеночную под плитами вместо метр двадцать, до восьмидесяти сантиметров тоньше заложили, по ширине полоску на пять метров заузили, да и длина полосы, не две пятьсот, а две сто пятьдесят… Одним словом – криминал.
– И что теперь? – поинтересовался Гоша.
– Я ни при чем, заказчик не город, а министерство транспорта, "пятнадцатка" со своими адвокатами отобьется, а вот начальник СМУ спецдорстроя нынче в бегах.
– Как в бегах? – приподняв брови изумился Гоша.
– А ты бы, случись такое, остался бы дома ждать покуда в железки закуют? – спросил Антонов и снова скосил глаза туда, откуда воздушная Анечка из тени своего бара испускала улыбки харизмы просто неземной.
– Я бы до такого примитива не допустил, ты меня знаешь, – ответил Гоша.
– Не зарекайся, – буркнул Антонов. И добавил, – сиськи у твоей прислуги что надо, жмешь ее небось?
Глава 3.
Дела у Дмитрия Минаева шли не так чтобы уж очень шустро.
Но были и не совсем чтобы швах.
В России про такой ход дел обычно говорят, что идут они, не шатко и не валко.
Здесь в Америке первое время донимали расходы на лабораторное оборудование и на аренду помещений.
Здесь все это стоило бешеных денег. А перевезти лабораторию из престижного центра Кливленда, на выселки – это подрезало бы клиентуру. Кто станет заказывать исследования бедному еврею из России? Из России то ладно, но бедному!
Дима с благоговением вспоминал времена своей аспирантской юности, как в той советской системе они в той их лаборатории выкручивались просто элементарно эксплуатируя бесплатный студенческий труд. Заставляли нерадивых с академическими задолженностями возиться со стендами. А им потом за это зачет курсовой работы. И все довольны. И три сэкономленные ставки лаборантов ложились в карманы завлаба и старшего научного руководителя.
Здесь в Америке тоже любили кататься нахаляву.
И сам Дима Минаев быстро адаптировался к системе – не обманешь – разоришься.
Особенно легко кататься нахаляву стало теперь, когда в корне поменялась схема и от закатки испытательных стендов с масштабированием конструкций и нагрузок, они перешли на экономичное математическое моделирование.
Хотя это как еще сказать – экономичное!
Экономичным оно становилось только если использовать бесплатный труд программистов.
Как раньше они эксплуатировали бесплатных студентов, что за зачет в зачетной книжке готовы были часами таскать в стенды песок, смешивая его с воском и с вазелином, так теперь можно было использовать русских программистов, что рады были год, а о и все два работать только за гостевой вызов, да за возможность получать на кофе-пиво-сигареты от русскоязычного дяди – нанимателя, готового рисковать и нанимать человека без так называемой "рабочей" визы.
Это была халява.
Но иначе не проживешь.
Дима Минаев даже родственниками своими не брезговал.
Пригласил по гостевой визе своего племянника Лёву и его приятеля однокашника Олега. Поселил их в однокомнатной квартирке-студии в дешевом районе на Парк-элли-драйв, поставил им туда два подержанных компьютера, задал алгоритм и…
И почти год они задаром, за квартплату и за сорок долларов в неделю на карманные расходы считали и обсчитывали ему заказы многочисленной клиентуры.
Неприятности случались.
Двух программистов из Новосибирска Дима выискал по Интернету.
Они еще только учились на четвертом курсе. Но именно это и было нужно. Это был самый подходящий возраст, самый подходящий размер для халявы, как решил для себя Минаев.
Если студенты без диплома? Это хорошо, это значит что они без особых амбиций.
Возьмут там у себя академический отпуск там в своем Новосибирском университете, займут денег на билет. А он – Дима, он им визы гостевые, квартирку маленькую в бедном квартале, пару компьютеров, коробку тин-кэнок* консервированного томатного супа на неделю и по сорок баксов на карманные расходы. И как миленькие будут они на него ишачить, выполняя норму по десять обсчетов новых моделей в разных заданных средах. …
Но с этими сибиряками случилось непредвиденное.
Они набили ему морду.
И здорово набили.
Так, как никогда в жизни ему еще никогда не доставалось.
Шустрые ребята попались.
И сперва, поначалу все шло вроде бы как хорошо, и ребята были даже вроде как довольны.
Но Америка это открытое общество.
Тинкэнки* (tin-can) – консервные банки (ам.) И Интернет – великая информационная сила, пронизывающая Америку насквозь.
Кто мог знать и предполагать, что пытливый ум мальчиков из Новосибирска направит их на самостоятельные поиски заказчиков?
Они узнали и адреса фирм, с которыми Дима вел дела, и самое главное – узнали реальную стоимость расчетов.
Они подловили его на Дед-енд-Баркли в трёх кварталах от дома, рядом с баром, где он обычно обедал.
– Ты не хочешь нам заплатить? – спросил Володя тот, что долговязый и блондин.
– Я вам заплатил в прошлую пятницу, как мы договаривались, – ответил Дима, пытаясь закрыть дверцу своего старенького фиолетового "вольво".
– Ты заработал на нас шесть тысяч баксов только на двух последних договорах, – подставив ногу и заблокировав дверцу, сказал Гена, тот что пониже ростом и потемнее.
– Откуда такая информация? – вздрогнув спросил Дима.
– Мы связывались с Сивилл билдинг интетеймент и с Бенз Констракшн, – укоризненно глядя Диме в лицо сказал Володя, – нам сказали их прайсы*.
– Вы ошибаетесь, ребята, я могу конечно прибавить вам по двадцатке, и я уже собирался начать платить вам больше со следующей недели…
– Нет, – резко оборвал его Гена, – мы хотим, чтобы ты сегодня заплатил нам по две тысячи долларов за прошлую неделю и со следующей бы платил нам по две тысячи за один заказ.
– Но это невозможно, ребята, – начал было Дима, – это даже смешно, я вытащил вас из сибирского дерьма сюда в цивилизацию, бесплатно поселил. Дал оборудование, а потом, а потом вы же работали по моему алгоритму, ведь заказчики платят не за ваши механические расчеты, а за доверие к моему алгоритму…
Но они не слушали.
Они вытащили его из машины и принялись избивать.
А потом отобрали у него бумажник с тремя сотнями наличных и забрали кредитные карточки Чейз-манхэттен-банка.
Да еще и уехали на его "вольво".
Заявлять в полицию он не стал – они правильно все рассчитали.
Не стал, потому как был замаран тем обстоятельством, что незаконно использовал наёмный труд работников не имеющих рабочей визы.
Прайсы* (price) – прейскуранты (ам.) Позвонил только в местное отделение Чейз-манхэттен про свои банковские кредитки, чтобы их заблокировали…
И все.
Из снятой квартиры Гена с Вовой еще украли и его компьютеры с микроволновкой и с си-ди проигрывателем.
Скоты!
Больше никогда он не станет связываться с русскими.
Про машину в полицию заявил, наверняка ребята на ней далеко не уедут.
Ее нашли на следующий день, брошенную возле дорожной забегаловки с помпезным названием "Грэйт Америкэн фуд энд бэверидж компани".
В бардачке лежали его права, карточка социального страхования и две кредитки Чейз-манхэттен.
Дима позвонил по телефону Грэйси.
В Америке у Димы не было постоянной сердечной привязанности.
Местные англо-саксонки на контакт с приезжим не шли из своего американского высокомерия. А с полу-ассимилированными еврейками, которых аборигены Кливленда упорно называли русскими, Дима связываться не хотел. Им только дай слабину – враз разденут и выкинут, еще похуже этих сибиряков – Гены с Вовой. Да и возраст тех, что соглашались идти с ним – удручал.
Оставались проститутки в диапазоне цветовой гаммы от кофейных рэп- сестрёнок и желтых чайна-таун гёрлз, до смуглых латинос с их вечной любовью к красным гёрлиш андервиа*. Но Дима брезговал, предпочитая быть одному, чем с этими – исчадиями уличной любви.
Только вот Грэйси.
Одна лишь Грэйси из настоящих коренных американок стопроцентных WASP** только она шла с Димой на контакт.
Он сам не знал почему.
Разводка тридцати пяти.
Ребенок у нее.
Дима позвонил.
– Хай***, я могу приехать, Грэйси?
– Димитрий, я не могу тебя сейчас принять, у меня гости.
– Но мне очень плохо, Грэйси, я хочу приехать к тебе.
– Плохо? – переспросила Грэйси, – но разве это моя проблема?
По английски "плохо" звучало как I' m damaged**** Он даже добавил, он даже уточнил, – I'm stumbled down under the foot***** Но ее это не тронуло.
У нее были свои проблемы.
Какие-то гости.
Сноски:
Гёрлиш андервиа* (girlish underwear) -,букв. "девчачье бельё" (ам.) WASP** -(White Anglo-Saxon Protestant) -, Белый, англо-сакс, протестант (коренное американское население) Хай*** (Hi) – привет (ам.) I' m damaged**** – я разбит, я расстроен.
I'm stumbled down under the foot***** – я раздавлен И он – дурак, и он еще поехал к ней на Хот Чёрч роуд…
А она выставила его.
И даже в дом не пустила.
Тогда он напился.
Вообще Дима Минаев не пил.
А тут нашло на него.
Купил самую большую бутылку бурбона и еще у него дома была гостевая – Американского Виски "Саузенд Комфорт".
Напился и ему стало вдруг смешно.
Как смешно.
Как все просто.
Мы все живем только ради того, чтобы у нас был секс.
И вдруг Минаев понял.
Всем дном душонки своей – ап ту зэ ботом* – осознал, что жить здесь в Америке, если только не быть при этом местным уроженцем – можно только при условии если у тебя не просто много денег, а так много, что ты даже и не знаешь точно сколько.
А иначе, а иначе надо жить в России, там где родился.
Потому как только в России девушки дают задаром. За любовь, а если нет любви, то за надежду что она может быть придет.
Ап ту зэ ботом* (up to the bottom*) – до самого донышка (ам) ….
На работу в контору СМУ спецдорстроя Валида Валидовича возил шофер из городской мэрии. Но случилось так, что толи машина поломалась, то ли водитель заболел, но Антонов попросил Богуша дать машину для важняка.
Разве откажешь???
Богуш дал своего водителя. …
Валид Валидович в отличие от местных неотесанных начальников никогда не садился спереди рядом с водителем. Только сзади.
Сидит себе – словно аршин проглотил. И молчит всю дорогу.
Поселили следователя в гостинице Уральский Саввой, в самом центре Краснокаменска, а контора СМУ, где в специально выделенном для него кабинете, важняк корпел над сметами и договорами, была почти за городом, на самом краю промзоны комбината Краснокаменск-Нефтесинтез.
Там вообще гиблое место какое-то. Краснокаменские мрачно шутили, мол пролетают Путин с Бушем над Краснокаменском, и Буш спрашивает, а что тут у вас такое там внизу, ну Путин ему и отвечает, это мол наш экспериментальный город, река в нем отравленная, воздух отравленный, водку туда только палёную завозим, вот ждем, что из этого эксперимента, какая генерация новых мутантов выйдет.
Узнать, как ее папа, что рассказывал ей в детстве про Серого Волка и Красную Шапочку, теперь составлял проекты домов, дворцов, мостов, дорог и аэродромов таким образом, чтобы их стоимость для финансирования строительства составляла в полтора-два раза больше, от той, за которую их можно было реально построить. И из этой разницы кое-что получал и ее папа.
И она сама, будучи девочкой, а потом девушкой, студенткой, кое-что в виде бонусных кукол "барби", в виде бонусных платьецев и иных нарядов, кое что от этих денег она уже съела и потребила на своё развитие. Потребила папу не спросив – откуда конфеты? Откуда платьица?
Но всему свое время.
Рабочий день кончился и Лёлечка отдав папки с делами своему новому шефу, выключила компьютер, надела плащ, глянулась в зеркало, поглядела на дисплей своего мобильного телефона, где высветился ей забавный текст СМС, и поцокала каблучками к служебной стоянке треста Универсал, где рядом с помятой "девяткой" Чувакова стояла ее новенькая "мицубиси" "ланцер".
И садясь в машину, покуда беззаботная еще Лёля Столбова даже не подумала о том, что сейчас вот поедет она на машине, которая тоже куплена на те самые деньги. ….
Иринка Дробыш работала у Михаила Летягина выпускающим редактором.
А дружила Иринка с Машей Бордовских.
Иринка с Машей в одном классе учились.
После школы Иринка в Краснокаменский пед поступила и в журналистику пошла, а Маша никуда не поступила.
Ездила Умная Маша в Москву, подавала в Иняз имени Мориса Тореза, да провалилась.
– А ты не могла еще умней придумать, – язвительно спрашивала потом свою незадачливую подругу Иринка, – отчего сразу не в МГИМО подавала документы? Там с еще большей вероятностью провалилась бы.
Маша молча ела конфеты и глядела поверх подруги.
У нее в школе было прозвище Умная Маша.
А получилось наоборот.
Иринка, всегда считавшаяся пустышкой и вертихвосткой поступила в педагогический, а Умная Маша вернулась в свой городок ни с чем.
Пошла сперва работать в магазин. Не понравилось – хозяева азербайджанцы все домогательствами своими донимали.
Либо-либо.
Либо спи с нами и работай, либо уходи.
Ушла.
Потом в Краснокаменске на стройку устроилась геодезической рабочей – рейку носить.
Работа не пыльная, не трудная, но тоже – не престижная.
Присмотрел-высмотрел ее там прораб.
Нестарый еще мужик.
Володя Игнатьев.
Владимир Петрович.
Теперь вот уже полгода Умная Маша жила у него.
– Ты поступать то собираешься? – выплевывая виноградные косточки себе в ладошку, спросила Иринка.
– А куда теперь мне поступать, я все позабыла, – ответила Маша, – снова если репетиторов брать.
– А ты на платное.
– Скажешь тоже, на платное.
– А пускай твой Вован за тебя платит – Вован? – изумилась Маша, – он мне мобильный новый два месяца обещает купить, все никак не купит, а ты говоришь за учебу заплатит.
– А чего не уйдешь от него?
– А к кому уходить. Подруга?
– А может к нам в газету, репортершей, а? – неожиданно придумала Иринка и сама восхитившись своей придумке сделала большие круглые глаза и закрыла ладошкой рот.
– Репортершей? – переспросила Умная Маша, – как это?
– Ой, да с этой работой любой дурак справится, – затараторила Иринка, увлеченная собственной идеей сманить подругу к себе в газету, – подумаешь, поехала туда-сюда с диктофончиком, там интервью взяла, там расспросила, как да что, у нас репортерами вообще пацаны со школьной скамьи без образования работают, главное связи иметь, чтобы тебе информацию сливали, а с твоей внешностью, тебе все менты про все преступления в городе расскажут.
Посидели помолчали.
Сделали по глоточку принесенного Машей вина, пощипали виноград, тупо поглазели на мерцавший вечным домом два экран.
– А про что у вас вообще пишут в газете то в вашей? – встрепенулась Маша.
– Как про что? – Иришка сразу и не сообразила что ответить на столь простой вопрос, – ну про скандалы, про любовников знаменитостей разных там…
– Я про любовников знаменитостей ничего не знаю, – с сомнением глядя мимо подруги неуверенно промямлила Умная Маша, – вот таджик один нелегальный гостарбайтер у нас на стройке недавно с лесов свалился, его тайком хоронили, да бульдозер на площадке у нас ночью украли, а так больше я и не слыхала ничего, да и где мне слыхать то? Я кроме Вована прораба своего ни с кем и не общаюсь больше.
– Таджик? – встрепенулась Иришка, – а это может быть интересным, ты вот возьми да напиши на пробу, а я уж расстараюсь, да материал в номер поставлю, а гонорар твой первый пропьем… …
В бригаду следователей, разбиравших обстоятельства крушения президентского самолета из Москвы был вызван еще один специалист.
Им был Валид Валидович Нурсултанов, бывший следователь по особо важным делам, так называемый "важняк", еще при Андропове и Горбачеве разбиравший неподъемные "строительные" дела замороженных кладбищ государственных капиталовложений, среди которых особенной строкой проходил знаменитый атоммаш, начатый еще при Брежневе, в который зарыли сотни миллионов долларов, но не построили ничего, кроме пустых железобетонных коробок.
Валид Валидович еще с Гдляном и Ивановым раскручивал тогда дела брежневской строительной мафии, разворовавшей не один миллиард государственных инвестиций скрытый в так называемой незавершенке.
Потом, когда после Ельцинских либеральных послаблений Гдляна с Ивановым задвинули на задворки, Валид Валидович оказался не у дел.
Сидел себе, работал каким-то экспертом в Счетной палате сперва у Болдырева, потом у Степашина.
Теперь, видимо, настал его час.
Комиссия по расследованию происшествий на воздушном транспорте ранее не включала в себя специалистов по капитальному строительству.
Теперь это упущение было устранено. …
Александр Васильевич Антонов работал в городском правительстве в должности начальника строительного департамента.
Не нравилось Александру Васильевичу это иностранное слово "тендер". Попахивало от этого слова каким-то паровозным дымком. И особенно передергивало Антонова, когда кто-либо из журналистов употреблял его в словосочетании – "честный тендер".
Смешно.
Разве может быть честным или не честным паровоз или железнодорожный вагон?
Ерунда какая-то.
Поэтому в своем лексиконе, когда давал интервью газетчикам, или выступал на телевидении, Антонов употреблял вместо этого иностранного слова – его русский и оттого понятный эквивалент.
Конкурс.
Конкурс как раз и может быть честным или нечестным.
А то придумали – тендер!
В своей нынешней должности Александр Васильевич работал уже шесть лет. Шесть лет, как раз, столько, сколько бывший начальник Антонова по работе на Байкало-Амурской магистрали занимал теперь пост главы города.
С Кучаевым, с нынешним мэром Краснокаменска Антонов проработал на БАМе пятнадцать лет. Все эти годы они вместе двигались и росли по службе. Росли с постоянным отрывом. Антонов пришел к Кучаеву – тогда еще к начальнику Строительно-монтажного поезда простым прорабом. Потом Кучаев стал начальником Дорстройтреста и назначил понравившегося ему Александра Васильевича начальником СМУ. Потом Кучаев перешел в министерство, и Антонов сразу вырос до поста замначальника главком. Так и передвигались друг за дружкой. Как по болоту – след в след.
И Антонов отслуживал Кучаеву верной службой.
Проводил теперь в городе честные тендеры-конкурсы, распределяя городские заказы на строительство важных объектов городского и федерального значения.
Сколько было построено-перестроено за эти шесть лет…
И Спортивный ледовый дворец, и новая взлетно-посадочная полоса в городском аэропорту, и мост через реку Каменку, и новый жилой квартал в районе Сиреневой Тишани.
А сколько нервов было потрачено на всех этих объектах!
Мало провести конкурс, чтобы все было тип-топ, комар носа не подточит, мало обеспечить надежную, тайную и безопасную передачу положенного процента отката, чтобы строители не обманули, не кинули, не подставили, не облапошили, да и чтоб сами не засыпались в налоговой, не подставили бы городского голову… Но ведь надо, чтобы они еще и построили что-нибудь, на средства, оставшиеся после дележа-пилежа.
И чтобы это построенное стояло, не рухнуло, и чтобы избиратели не жаловались, де куда государственные денежки потратили? Где мост? Где дворец? Где взлётная полоса?
Поэтому городской голова и держал Антонова на должности директора департамента по строительству. Ведь Антонов не подведет. Он и денег отпиленных от бюджета через строителей чётко получит и в мэрию аккуратно принесет, но и проследит, чтобы при этом ещё и построили что-нибудь.
Вон и Дворец спорта стоит себе на площади, и мост через Каменку, и жилой квартал на Сиреневой Тишани. ….
А почему всё так чётко у Александра Васильевича получалось?
Во многом, потому что работать он умел, и связи у него были крепкие среди местных строителей и авторитет.
С Гошей Богушом – с директором треста Универсал они просто учились вместе в институте.
Только Гоша после десятого класса поступил, а Антонов – тот по направлению от строительства, уже и армию отслужив солдатом и три года поработав крановщиком на стройке… Потому то и связь с трестом Универсал у Антонова была крепкая.
Покрепче даже чем с руководством "пятнадцатки", где начальником был шурин Александра Васильевича.
Все-таки институтская дружба – это не хухры-мухры!
Да и еще один неоспоримый плюс был в пользу дружбы Антонова с Универсалом. Это тандем Гоши Богуша с проектировщиками – с Вадимом Столбовым… Тоже однокашником, бляха-муха…
В этом была сила.
Как на плакате брежневских времен, который Антонов как-то видел на одном сталеплавильном комбинате.
Наша сила – в плавках. …
Сидеть на краю бассейна можно было и в плавках.
Здесь у Гоши был и стол накрыт. Даже два стола. На одном они расписывали пулечку, а на другом стояли – громоздились красивым многоцветьем живописные бутылочки.
Как дань памяти былому студенческому недопитию.
Гоша Богуш жил крепко.
К нему на дачу не стыдно было и какого-нибудь техасского нефтяника-миллионера пригласить. Большой двухэтажный дом на крутом берегу реки Каменки. Дом со своей автономной электростанцией, летним и крытым бассейнами, оранжереей и зимним садом… Только что вертолетной площадки у Гоши не было. А зачем ему – Гоше вертолет? Вертолета ему пока не надо.
Это был их традиционный ежеквартальный преферанс.
– Мужики, Димки Минаева не хватает, кто что про него слышал? – сдавая по две карты и не забывая про прикуп, спросил Антонов.
– Минаев в Америке, – сказал Гоша, – Летягин, когда прошлый год ездил, встречался с ним, у него вроде как лаборатория своя, по моделированию сооружений.
Взяли карты.
Антонов объявил пики.
Вадик подумал-подумал и спасовал.
– Я тоже пас, – сказал Гоша, и покуда Антонов брал прикуп и думал что снести, продолжил про Минаева, – вы же помните, он еще в институте на кафедре конструкций лаборантом работал, потом после диплома там же остался в аспирантуре.
Кандидатскую защитил, потом завлабом стал, потом в Америку уехал.
– Семь крестей, – объявил Антонов.
– Я вист, – сказал Вадик.
– Пас, чей ход? Ляжем? – посмотрев на Вадика спросил Гоша.
Прислуживала горничная Анечка.
Она легко наклонилась над столиком, невольно показав Вадику и Антонову свои мелькнувшие в вырезе сарафана красивые титечки, ловко забрала пустые стаканы и поменяла пепельницу.
– И что он там, Минаев, опять моделированием конструкций занимается? – спросил Антонов, скашивая глаз в след воздушно-легкой Анечке.
– Свою лабораторию открыл, клиентуру имеет, бизнес, – лениво глядя в карты, одним уголком рта промычал Игорь…
Традиция раз в три месяца играть в преферанс пошла у них с тех самых времен, когда они были бедными советскими студентами.
Ну, если Гоша и не был очень уж бедным, то остальные ребята-однокурсники особым богатством не отличались – это уж точно!
У него, у Богуша тогда кстати всегда и собирались. Когда Гошины родители уезжали на дачу, квартира использовалась как тихое интеллектуальное казино-катран.
Сколько тогда бутылочек дефицитного в те времена виски было выпито из папиного бара! Сколько выкурено блоков редких и престижных в те времена сигарет "Винстон" и "Мальборо"!
Страсть именно к французскому преферансу в его сочинской версии возникла у них именно на четвертом курсе. Когда ребята вдруг почувствовали себя этакими умудренными ветеранами. Пацанами играли в тысячу. А вот как стали старшекурсниками – следовало стать степеннее и мудрее. Нынешние пи-арщики сказали бы по этому поводу, что де в соответствии с новым имиджем, надо было и игру менять.
Теперь нынешнее молодое поколение больше все склоняется к американским забавам.
Бейсбол, гольф, а из карточных игр – самый что ни на есть ковбойский покер из голливудских вестернов. Умный французский преферанс отодвинулся в кулуары.
Но Богуш, Столбов и Антонов были верны памяти традиций.
– А помните, как мы играли в дипломном чертежном зале и нас кто-то заложил? – вспомнил вдруг Столбов.
– А как же! – оживился Гоша, – к декану потом вызывали, я думал стипендии напоследок лишат.
– А я все боялся, что декан нам по морде надает, – хмыкнул Антонов, – вы то вот в общаге не жили, а я то повидал, как он с нашим братом-прогульщиком в общаге разбирался.
– Слушай, Саш, а что там с президентским самолетом в аэропорту? – спросил Гоша, сортируя карты по мастям.
– Твое счастье, что не ты строил, – поморщившись ответил Антонов.
– Шурин твой строил полосу, "пятнадцатка", Пятнадцатый трест, – уточнил Столбов.
В глазах его читалось некое злорадство.
– Моё и его счастье, что не он строил, а субподрядчик, СМУ спецдорстроя, а то бы и до тюрьмы не далеко, – сказал Антонов, почему то на всякий случай оглядываясь на летавшую поодаль Анечку.
– Говорят следователь из Москвы прилетел, – заметил Столбов, – из Счетной палаты.
– А что, тут и без следователя ясен пень, как ясный день, – вздохнул Антонов, – арматуру вместо шестнадцатой на двенадцатую строители поменяли, подушку песчано-щебеночную под плитами вместо метр двадцать, до восьмидесяти сантиметров тоньше заложили, по ширине полоску на пять метров заузили, да и длина полосы, не две пятьсот, а две сто пятьдесят… Одним словом – криминал.
– И что теперь? – поинтересовался Гоша.
– Я ни при чем, заказчик не город, а министерство транспорта, "пятнадцатка" со своими адвокатами отобьется, а вот начальник СМУ спецдорстроя нынче в бегах.
– Как в бегах? – приподняв брови изумился Гоша.
– А ты бы, случись такое, остался бы дома ждать покуда в железки закуют? – спросил Антонов и снова скосил глаза туда, откуда воздушная Анечка из тени своего бара испускала улыбки харизмы просто неземной.
– Я бы до такого примитива не допустил, ты меня знаешь, – ответил Гоша.
– Не зарекайся, – буркнул Антонов. И добавил, – сиськи у твоей прислуги что надо, жмешь ее небось?
Глава 3.
Дела у Дмитрия Минаева шли не так чтобы уж очень шустро.
Но были и не совсем чтобы швах.
В России про такой ход дел обычно говорят, что идут они, не шатко и не валко.
Здесь в Америке первое время донимали расходы на лабораторное оборудование и на аренду помещений.
Здесь все это стоило бешеных денег. А перевезти лабораторию из престижного центра Кливленда, на выселки – это подрезало бы клиентуру. Кто станет заказывать исследования бедному еврею из России? Из России то ладно, но бедному!
Дима с благоговением вспоминал времена своей аспирантской юности, как в той советской системе они в той их лаборатории выкручивались просто элементарно эксплуатируя бесплатный студенческий труд. Заставляли нерадивых с академическими задолженностями возиться со стендами. А им потом за это зачет курсовой работы. И все довольны. И три сэкономленные ставки лаборантов ложились в карманы завлаба и старшего научного руководителя.
Здесь в Америке тоже любили кататься нахаляву.
И сам Дима Минаев быстро адаптировался к системе – не обманешь – разоришься.
Особенно легко кататься нахаляву стало теперь, когда в корне поменялась схема и от закатки испытательных стендов с масштабированием конструкций и нагрузок, они перешли на экономичное математическое моделирование.
Хотя это как еще сказать – экономичное!
Экономичным оно становилось только если использовать бесплатный труд программистов.
Как раньше они эксплуатировали бесплатных студентов, что за зачет в зачетной книжке готовы были часами таскать в стенды песок, смешивая его с воском и с вазелином, так теперь можно было использовать русских программистов, что рады были год, а о и все два работать только за гостевой вызов, да за возможность получать на кофе-пиво-сигареты от русскоязычного дяди – нанимателя, готового рисковать и нанимать человека без так называемой "рабочей" визы.
Это была халява.
Но иначе не проживешь.
Дима Минаев даже родственниками своими не брезговал.
Пригласил по гостевой визе своего племянника Лёву и его приятеля однокашника Олега. Поселил их в однокомнатной квартирке-студии в дешевом районе на Парк-элли-драйв, поставил им туда два подержанных компьютера, задал алгоритм и…
И почти год они задаром, за квартплату и за сорок долларов в неделю на карманные расходы считали и обсчитывали ему заказы многочисленной клиентуры.
Неприятности случались.
Двух программистов из Новосибирска Дима выискал по Интернету.
Они еще только учились на четвертом курсе. Но именно это и было нужно. Это был самый подходящий возраст, самый подходящий размер для халявы, как решил для себя Минаев.
Если студенты без диплома? Это хорошо, это значит что они без особых амбиций.
Возьмут там у себя академический отпуск там в своем Новосибирском университете, займут денег на билет. А он – Дима, он им визы гостевые, квартирку маленькую в бедном квартале, пару компьютеров, коробку тин-кэнок* консервированного томатного супа на неделю и по сорок баксов на карманные расходы. И как миленькие будут они на него ишачить, выполняя норму по десять обсчетов новых моделей в разных заданных средах. …
Но с этими сибиряками случилось непредвиденное.
Они набили ему морду.
И здорово набили.
Так, как никогда в жизни ему еще никогда не доставалось.
Шустрые ребята попались.
И сперва, поначалу все шло вроде бы как хорошо, и ребята были даже вроде как довольны.
Но Америка это открытое общество.
Тинкэнки* (tin-can) – консервные банки (ам.) И Интернет – великая информационная сила, пронизывающая Америку насквозь.
Кто мог знать и предполагать, что пытливый ум мальчиков из Новосибирска направит их на самостоятельные поиски заказчиков?
Они узнали и адреса фирм, с которыми Дима вел дела, и самое главное – узнали реальную стоимость расчетов.
Они подловили его на Дед-енд-Баркли в трёх кварталах от дома, рядом с баром, где он обычно обедал.
– Ты не хочешь нам заплатить? – спросил Володя тот, что долговязый и блондин.
– Я вам заплатил в прошлую пятницу, как мы договаривались, – ответил Дима, пытаясь закрыть дверцу своего старенького фиолетового "вольво".
– Ты заработал на нас шесть тысяч баксов только на двух последних договорах, – подставив ногу и заблокировав дверцу, сказал Гена, тот что пониже ростом и потемнее.
– Откуда такая информация? – вздрогнув спросил Дима.
– Мы связывались с Сивилл билдинг интетеймент и с Бенз Констракшн, – укоризненно глядя Диме в лицо сказал Володя, – нам сказали их прайсы*.
– Вы ошибаетесь, ребята, я могу конечно прибавить вам по двадцатке, и я уже собирался начать платить вам больше со следующей недели…
– Нет, – резко оборвал его Гена, – мы хотим, чтобы ты сегодня заплатил нам по две тысячи долларов за прошлую неделю и со следующей бы платил нам по две тысячи за один заказ.
– Но это невозможно, ребята, – начал было Дима, – это даже смешно, я вытащил вас из сибирского дерьма сюда в цивилизацию, бесплатно поселил. Дал оборудование, а потом, а потом вы же работали по моему алгоритму, ведь заказчики платят не за ваши механические расчеты, а за доверие к моему алгоритму…
Но они не слушали.
Они вытащили его из машины и принялись избивать.
А потом отобрали у него бумажник с тремя сотнями наличных и забрали кредитные карточки Чейз-манхэттен-банка.
Да еще и уехали на его "вольво".
Заявлять в полицию он не стал – они правильно все рассчитали.
Не стал, потому как был замаран тем обстоятельством, что незаконно использовал наёмный труд работников не имеющих рабочей визы.
Прайсы* (price) – прейскуранты (ам.) Позвонил только в местное отделение Чейз-манхэттен про свои банковские кредитки, чтобы их заблокировали…
И все.
Из снятой квартиры Гена с Вовой еще украли и его компьютеры с микроволновкой и с си-ди проигрывателем.
Скоты!
Больше никогда он не станет связываться с русскими.
Про машину в полицию заявил, наверняка ребята на ней далеко не уедут.
Ее нашли на следующий день, брошенную возле дорожной забегаловки с помпезным названием "Грэйт Америкэн фуд энд бэверидж компани".
В бардачке лежали его права, карточка социального страхования и две кредитки Чейз-манхэттен.
Дима позвонил по телефону Грэйси.
В Америке у Димы не было постоянной сердечной привязанности.
Местные англо-саксонки на контакт с приезжим не шли из своего американского высокомерия. А с полу-ассимилированными еврейками, которых аборигены Кливленда упорно называли русскими, Дима связываться не хотел. Им только дай слабину – враз разденут и выкинут, еще похуже этих сибиряков – Гены с Вовой. Да и возраст тех, что соглашались идти с ним – удручал.
Оставались проститутки в диапазоне цветовой гаммы от кофейных рэп- сестрёнок и желтых чайна-таун гёрлз, до смуглых латинос с их вечной любовью к красным гёрлиш андервиа*. Но Дима брезговал, предпочитая быть одному, чем с этими – исчадиями уличной любви.
Только вот Грэйси.
Одна лишь Грэйси из настоящих коренных американок стопроцентных WASP** только она шла с Димой на контакт.
Он сам не знал почему.
Разводка тридцати пяти.
Ребенок у нее.
Дима позвонил.
– Хай***, я могу приехать, Грэйси?
– Димитрий, я не могу тебя сейчас принять, у меня гости.
– Но мне очень плохо, Грэйси, я хочу приехать к тебе.
– Плохо? – переспросила Грэйси, – но разве это моя проблема?
По английски "плохо" звучало как I' m damaged**** Он даже добавил, он даже уточнил, – I'm stumbled down under the foot***** Но ее это не тронуло.
У нее были свои проблемы.
Какие-то гости.
Сноски:
Гёрлиш андервиа* (girlish underwear) -,букв. "девчачье бельё" (ам.) WASP** -(White Anglo-Saxon Protestant) -, Белый, англо-сакс, протестант (коренное американское население) Хай*** (Hi) – привет (ам.) I' m damaged**** – я разбит, я расстроен.
I'm stumbled down under the foot***** – я раздавлен И он – дурак, и он еще поехал к ней на Хот Чёрч роуд…
А она выставила его.
И даже в дом не пустила.
Тогда он напился.
Вообще Дима Минаев не пил.
А тут нашло на него.
Купил самую большую бутылку бурбона и еще у него дома была гостевая – Американского Виски "Саузенд Комфорт".
Напился и ему стало вдруг смешно.
Как смешно.
Как все просто.
Мы все живем только ради того, чтобы у нас был секс.
И вдруг Минаев понял.
Всем дном душонки своей – ап ту зэ ботом* – осознал, что жить здесь в Америке, если только не быть при этом местным уроженцем – можно только при условии если у тебя не просто много денег, а так много, что ты даже и не знаешь точно сколько.
А иначе, а иначе надо жить в России, там где родился.
Потому как только в России девушки дают задаром. За любовь, а если нет любви, то за надежду что она может быть придет.
Ап ту зэ ботом* (up to the bottom*) – до самого донышка (ам) ….
На работу в контору СМУ спецдорстроя Валида Валидовича возил шофер из городской мэрии. Но случилось так, что толи машина поломалась, то ли водитель заболел, но Антонов попросил Богуша дать машину для важняка.
Разве откажешь???
Богуш дал своего водителя. …
Валид Валидович в отличие от местных неотесанных начальников никогда не садился спереди рядом с водителем. Только сзади.
Сидит себе – словно аршин проглотил. И молчит всю дорогу.
Поселили следователя в гостинице Уральский Саввой, в самом центре Краснокаменска, а контора СМУ, где в специально выделенном для него кабинете, важняк корпел над сметами и договорами, была почти за городом, на самом краю промзоны комбината Краснокаменск-Нефтесинтез.
Там вообще гиблое место какое-то. Краснокаменские мрачно шутили, мол пролетают Путин с Бушем над Краснокаменском, и Буш спрашивает, а что тут у вас такое там внизу, ну Путин ему и отвечает, это мол наш экспериментальный город, река в нем отравленная, воздух отравленный, водку туда только палёную завозим, вот ждем, что из этого эксперимента, какая генерация новых мутантов выйдет.