– Мистер Минаев, рад приветствовать вас у нас в КСИ, прошу садиться…
Беня изобразил радушие на один балл превышающее дежурное если судить по стандартной офисной шкале.
– Чай, кофе, воду со льдом?
– Я хочу показать вам вот это, – перегибаясь через стол, Дмитрий протянул Поллаку прозрачную папку с уже переведенным на английский буклетом, где в основных цифрах, сопровождаемых цветными графиками и картинками был представлен проект строительства тоннеля и транспортных развязок в городе Краснокаменска.
– Триста пятьдесят миллионов? – хмыкнул Поллак, снимая очки и щуря глаза от инерции перестройки хрусталика.
– Эти деньги мы можем взять вместе с вами, вы и я, – сказал Дима, кладя ногу на ногу так, чтобы Поллаку были лучше видны его модные туфли и модные носки.
– Это весьма неожиданное предложение, – прижав руку к сердцу, признался Поллак, – но это не знаит, что это неприемлемое предложение.
– Я надеюсь на это, – тоже зеркально приложив к сердцу руку, сказал Дима. …
Все дело было еще и в том, что Бенджамин Поллак в настоящий момент разводился со своей женой. Редкий случай для еврейской семьи upper middle class, но тем не менее. И адвокаты Сары Поллак так успешно повели дело, что Бенни вот-вот должен был не то чтобы совсем пойти по миру и остаться с дыркой в кармане, но шло к тому, что половину движимого и недвижимого Бенджамину в скором предстояло отдать Саре.
Об этом знали в местной синагоге и знакомый лойер Димы Минаева накануне шепнул ему, что Бенни может согласиться на авантюру, только бы увести значительную сумму от раздела с бывшей женой.
Так или иначе, переговоры об учреждении новой фирмы – дочки Кливленд Сивилл Инжениринг компани, которая бы унаследовала и часть кредитной истории и часть строительной биографии своей мамы – КСИ, было решено не откладывать в дальний ящик.
Кливлендское отделение Чейз Манхэттен не без лоббирования знакомыми лойерами из синагоги, было теперь готово кредитовать вновьобразовавшуюся компанию Эм-Пи Сивилл Инжениринг в счет будущих траншей из России по контракту с трестом Универсал и городским правительством Краснокаменска.
Эм-Пи – это были заглавные буквы новых владельцев-учредителей – Минаев и Поллак.
Минаев – это были семьдесят пять процентов компании, представленные и обеспеченные кредитами под транши из России, а Поллаку принадлежали двадцать пять процентов новой Эм-Пи, которые обеспечивались кредитной историей и строительным опытом компании КСИ.
Через неделю все было готово.
Поллак торжествовал.
Его четверть в почти полу-миллиардном заказе обеспечивала ему безоблачные перспективы богатой старости в Палм-Бич или в Сан-Диего. А Сара – пусть она теперь возьмет половину старой КСИ. Это уже теперь не имеет для Бенни большого значения.
Доволен был и Дима Минаев.
С его стороны все было готово для того, чтобы передавать документы для тендера.
Теперь мячик был на стороне Богуша с Антоновым. Они должны были провернуть дело с тендером, чтобы заказ на строительство тоннеля достался тандему Эм-Пи Сивилл Инжениринг – трест Универсал.
Минаев ежедневно звонил Богушу и Антонову, и Антонов в последнем разговоре сказал, что москвичи готовы согласиться на тендер в пользу Эм-Пи при участии Универсала.
– Кучаев ездил в Москву, – сказал Антонов, – в правительстве все решили в нашу пользу, так что приезжай, начинаем большие дела.
И потом в конце разговора спросил вдруг, – ты по тарелке Российские каналы там смотришь?
– Смотрю, – ответил Минаев, – а что?
– Видел в новостях, как наш Краснокаменск прогремел? – спросил Антонов.
– Нет, а что такое?
– Да вот гендиректора треста спецстрой у нас тут убили, – сказал Антонов, и тут же добавил, – но к нашему проекту это никакого отношения не имеет.
– Работают люди, не я один тут тружусь, – отметил для себя Дима и поехал на банкет в Плаза, устроенный Эм-Пи по случаю своего учреждения. …
Сперва у Димы была мыслишка этакого прямого действия – позвонить Грэйс и пригласить ее на вечеринку в Плаза.
Но потом Дима включил турбонаддув мозгов и решил, что умный кливлендский еврей так не поступает.
Прямой дорогой едет только глупый ковбой с рекламы Мальборо. Но как известно – он плохо кончил, помер от рака лёгких.
Среди носивших на вечеринке кипы. Минаев отыскал одного лойера, который знал и вёл дела Айзека Гарфункеля – отца Грэйс.
– Тысяча баксов, привези ее сюда, – попросил Дима лойера, – только ни в коем случае до поры не говори ей, кто учредители Эм-Пи, я сам ей скажу уже здесь, пусть это будет сюрпризом.
Пили и ели много.
На аперитив были русская водка и черная икра.
Для местных Дима был все-таки русским.
Вот если будут у Димы дети… А хотябы и с Грейс, то вот дети уже будут американцами. А Дима, хоть вот уже пятнадцать лет в Америке, а все равно ассоциируется с водкой и икрой.
Стоя кучками по двое, по трое, мужчины в черных кипах кушали икру.
– Забавно, – отметил для себя Дима. – на четвертое июля на городском барбекю они все надевают ковбойские шляпы и становятся фанатами родео и бейсбола… А когда дело касается денег, тут же рядятся в черные круглые шапочки.
– Как дела? – поинтересовался Дима, подойдя к своему партнеру.
Высокий статный Поллак был картинно красив – густая седая шевелюра, мясистое широкое лицо правильным образом гармонично кореллировали с толстой никарагуанской сигарой и большим стаканом дорогого бурбона от "саузенд комфорт".
– Изя привез сюда мою Сару, – скривив губы в гримасе, сказал Поллак,- она в бешенстве.
– Пусть побесится, – похлопав Бенни по плечу, сказал Дима, – наша Эм-Пи ей не по зубам.
– Но она хочет подать новые иски, и ее адвокаты из Саймон-Саймон такие ушлые, что какбы они не добрались до моих процентов в Эм-Пи, – пробасил Поллак, выпуская облачко белого сигарного дыма.
– А знаешь, – сказал вдруг Дима, – передай своей Саре, что в Краснокаменске вчера убили директора треста Спецстрой, того самого треста, что был нашим конкурентом.
– Эта новость произведет на нее впечатление, – подумав, ответил Поллак и побрел к кучке лойеров в черных кипах. ….
Грэйс была обворожительно хороша.
На ней был красный брючный костюмчик в блестках, и он так классно обтягивал ее кругленькую попочку, что хотелось подойти, протянуть руку и потрогать ладонью мягкую теплую субстанцию, что скрывалась под красной материей.
– А я не знала, что ты здесь главный именинник, – сказала Грейс.
– А то бы не пришла? – спросил Дима.
За пятнадцать лет пребывания в Америке, Дима усвоил чётко: в здешней действительности нельзя быть скромным, нельзя сдерживать свои порывы. Впрочем, Дима, как пелось в одесской песенке, не мог сказать за всю Одессу, вся Одесса, то есть вся Америка была очень велика. Но законы еврейской тусовки Кливленда ему были хорошо известны – поскромничаешь, сдержишь себя и тут же пожалеешь об этом, потому как моментально найдется менее скромный и менее сдержанный, который распрострет жадные лапища свои и – АМ – и слямзает объект твоих вожделений.
И вот – пожалуйста, какой то лойер в кипе похлопал-таки Грейси по попке.
Опередил Диму. Но тут же, правда, к чести Грэйс сказать – получил по губам.
Несильно, чисто формально, но получил.
– А ты замечательно выглядишь, – нашелся Дима.
– Правда? Я старалась, – ответила Грэйси, тут же кокетливо глянув в большое зеркало, какими был отделан банкетный зал.
– Я очень хочу продолжить поступательное развитие нашей дружбы, так некстати прерванное перед моим отъездом, – сказал Дима.
– Ты так витиевато выражаешься, – поморщилась Грейс, – мне не нравится, все эти адвокаты так выражаются, ты у них нахватался?
– У них мне не удается схватить главного, – улыбнулся Дима.
– А в чем по твоему, главное? – спросила Грэйси.
– В том, что они в своих сердцах полностью изжили такие понятия, как Бог и справедливость, – ответил Дима.
– Ты много читал Достоевского в своей русской школе, – уже без улыбки сказала Грэйс. Было похоже на то, что ей становилось скучно.
– Я иногда жалею, что мало его читал, – ответил Дима, – если бы читал больше, я не уехал бы из России. Знаешь, почти все мои друзья добились очень многого, они живут гораздо богаче чем эти кливлендские уроды.
– Потому что не изжили в своих сердцах понятия Бога и справедливости? – хмыкнула Грейси.
– А знаешь, старые русские купцы, прообраз нынешних бизнесменов, они вели бизнес, или как говорили в России – ДЕЛО, – Минаев произнес это слово по русски, – вели ДЕЛО по совести и по божьему закону. Вместо тонн лойерских бумаг с договорами, при которых все равно все здешние друг дружку обманывают, было слово скрепленное рукопожатием. И никто никого никогда не кидал.
– Интересно, – скептически улыбнулась Грэйси, – и сейчас в вашей Сибири так ведут дела?
– Увы, нет, – ответил Дима, – не ведут, потому что насмотрелись ваших голливудских фильмов про Дона Корлеоне и про еврейских лойеров.
– Ну так и какое резюме? – спросила Грейси.
– Хочу с тобой спать, вот какое мое резюме, – ответил Дима, памятуя о правиле – НЕ УПУСКАТЬ и НЕ БЫТЬ СКРОМНЫМ.
– Не получится, – ответила Грейси, выскальзывая из готовившихся объятий.
– Почему? – спросил Дима.
– Глупый вопрос, – сказала Грейси и подхватив под руку какого то лойера в кипе, исчезла в толпе. …
Через два дня Дима вылетел в Россию.
Глава 2
– Не ссы, никого не посадят, все спишется на простое российское головотяпство, – утешал Антонова Игорь Богуш, – когда на Южном строительстве тоннель размыло, когда обходили размыв, никого же не посадили! Все списали даже не на служебную халатность, по которой тоже, как ты знаешь, статья, а списали на какое-то эфемерное стечение неблагоприятных обстоятельств.
– Я все равно не могу на такой риск пойти, – вздохнул Антонов, – я не могу Кучаева подставить, он же меня потом с говном съест.
– Ладно, – махнул рукой Богуш, – я свою часть работы выполнил, Димка Минаев тоже не подкачал, давай теперь, как условились, выполняй свою часть, тем более, что я расходы на начальном этапе понес немалые, хочу теперь окупиться.
– Но я не договаривался этот город полностью кидать, – со страстью выдохнул Антонов.
– А я и не предлагаю кидать, – развел руками Богуш, – ты тендер нам с Минаевым отдай, как договаривались, а мы с откатами не замедлим, с первого же транша обналичим и в рюкзаках принесем, или ты хочешь в коробке из под ксерокса?
– Я хочу, чтобы городу при этом тоннель бы построился, – сказал Антонов.
– Построится, – невинно заморгав глазками, ответил Богуш, – построится. Только может быть не совсем сразу, но построится.
Разговор пошел боком и враздрай после того, как Антонов увидал привезенный Минаевым график траншей.
Получалось, что на первом этапе подготовительного периода и закупки оборудования – город переводил почти половину ассигнованных Москвою средств.
– Он нас кинет, – сказал на это Антонов, имея ввиду Минаева.
– Может, – кивнул Богуш, – но скорее всего, отпилит половину из суммы на закупку горнопроходческих щитов, потому как купит отработавшее свой ресурс старье, а денег то он в смете написал, что покупает новые.
– Ну! – недоуменно вскинулся Антонов.
– Ачё ну? – снова развел руками Богуш, – на Южном участке строительства то ведь именно так с размывом дело и обстояло, завезли тогда металлолом вместо рабочего щита, а помнишь, чем дело закончилось?
– Ну, – снова неопределенно отозвался Антонов.
– Тоннель то достроили.
– Только дотаций потом было вдвое от первоначальной сметы, – хмыкнул Антонов, – у нас если до такого дойдет, мне труба.
– Никакая не труба, – отмахнулся Богуш, – во первых, мы тоннель построим, а во вторых, надо по-ленински, не даром, помнишь, сколько нас на первом курсе по истории КПСС заставляли Ленина конспектировать? Так ты по ленински, главное ввязаться в драчку, а там посмотрим.
Уже уходя от Антонова, Богуш подумал, – надо же такого труса замом городского головы поставили! ….
– И ты понял, никакого заказа искать не станут, нет никакого заказного киллера, а значит и никакого заказчика нет, – сказал Брусилов, – все гениально, если есть мотив бытового убийства на почве ревности, то искать иную подоплеку прокуратура не станет.
– Угу, – кивнул Богуш, – неплохо тебя научили там.
И при слове "там" Богуш махнул рукой куда-то в ту сторону где по его мнению должен был находиться штаб секретных курсов КГБ.
– Так и Кирова замочили, и президента Линкольна и еще кучу политиков, когда умные спецслужбы выводили на цель человека-торпеду, заранее подготовленного и доведенного до кондиции ревнивца, которому накрутили, де Киров спит с твоей бабой, поди как с ним разберись-ка по мужски…
– Молодец, – похвалил Брусилова Богуш, – значит, говоришь, Игнатьев совсем без денег сидит, бедствует?
– Приходил на работу проситься на любых условиях, хоть бригадиром монтажников, жалко на парня смотреть.
– Ну, значит, скоро созреет.
– Мы ему не напрямую, а как бы через случайного знакомого информацию подкинули, что его девчонка с нашим объектом спит.
– Поверил? – спросил Богуш.
– А как не поверить, – хмыкнул Брусилов, – Ноилюшка двенадцать таких откровенных фоток отснял, простым дешевым мобильным телефончиком, но позы, но позы, представь себе, хоть в лучший порнографический журнал на центральную разворотку.
– Это же улика, – с сомнением произнес Богуш.
– А кто тебе сказал, что ему эти фотки оставили? – с торжеством превосходства ответил Брусилов, – ему их только показали.
– Ну смотрите, это ваша часть работы, – поднимая руки и тем самым показывая, что разговор окончен, сказал Богуш, – каждый будет заниматься своею частью работы.
– И каждый потом получит за свою часть, – уже неслышно и про себя добавил Брусилов.
Он хорошо помнил дело Ходорковского и отдельно выделенное дело его начальника безопасности Платона Лебедева. Каждый отвечал за свою часть работы. Ходорковский за денежную. А Платон Лебедев – за киллерскую.
Однако, Брусилов не сомневался, что его план с Игнатьевым сработает на все сто процентов.
Игнатьев уже засветился в милиции, как необузданный ревнивец. Он набил морду Минаеву и даже отсидел за это пятнадцать суток. А Минаев – партнер Богуша.
Значит, если Игнатьев убьет из ревности врага Богуша, то на трест Универсал, что это трест заказал киллеру убийство – никак не подумают. Если девушка Игнатьева спала с врагом Богуша. …
Богуш все думал – говорить Столбову про то, что его дочка прямо на работе спит с начальником юридической службы или не говорить?
Впрочем, Ольга вполне взрослая женщина и может быть это ее личное дело?
А с другой стороны, Вадик – друг Богуша и поведение дочки друга не должно быть ему безразличным.
Думал посоветоваться с Брусиловым, но покуда отложил это на потом. Уж больно страшен этот Брусилов. Не дай Бог попасться ему в перекрестие прицела.
А, кстати, Лёля влюбилась в своего "пусика", как она теперь называла Бориса Эрдановича Чувакова, влюбилась, как кошка. Всякий стыд потеряла.
Да и пусик тоже хорош. Нет бы поставить девчонку на место, одернуть. Прикрикнуть, пригрозить. Так ведь сам повёлся.
А вестись на любовь в такое время, именно сейчас, когда в трест Универсал за документами приезжали люди из прокуратуры и Счетной палаты, расслабляться сейчас начальнику юридической службы было явно не ко времени. ….
– Не ко времени ты разболелся, Валид Валидович, – сказал заместитель Генерального прокурора, – может быть усилить тебя там в Краснокаменске? Пришлем тебе в подмогу пару молодых псов, охочих до живого мяса зажравшихся местных поросят? Прислать? Прислать таких, что ничего и никого не боятся?
– Да я сам никого и ничего не боюсь, – ответил Валид Валидович, – помните как еще с бригадой Гдляна и Иванова мы хлопковое дело целой республики раскручивали ? Меня тогда в автокатастрофу еще подставили…
– Помню, – кивнул Зам Генерального, – за то и держим, за то и ценим.
Разговор шел не в Генеральной прокуратуре, а кабинете зама администрации Президента на Старой площади. Самого хозяина кабинета, едва началась беседа вдруг вызвали на самый-самый верх, и тот, извинившись, предложил Заму Генпрокурора договорить с Валидом Валидовичем в его кабинете, но уже без него.
– Не тратьте времени на переезды, тем более, что Валид Валидович себя неважно чувствует, – убегая, сказал зам главы президентской администрации.
Заботливая секретарша в безупречных по старой Кремлевской моде – черной юбке и белой блузке с черной лентой бантиком вместо галстука, тихо внесла поднос с кофе.
– Ну, так расскажи теперь по простому, что там в Краснокаменске нарыл-накопал? – спросил Зам Генерального, когда они с Валидом Валидовичем остались одни.
– Ничего нового, Василий Игнатьевич, – покашливая сухим нездоровым кашлем, ответил Валид Валидович, – воруют строители, воруют по-черному. И плиты взлетной полосы, что под президентским самолетом проломились, это только надводная часть айсберга.
– А про весь айсберг что можешь рассказать? – спросил Зам Генерального.
– В городе образовалась устойчивая преступная группа, занимающаяся хищениями государственных средств, отпускаемых на финансирование строительства объектов федерального значения, – монотонно начал Валид Валидович свой доклад.
– Ну уж и местного, не федерального финансирования они разворовывают не меньше, – хмыкнув, уточнил Зам Генерального.
– Да, но нас интересовали объекты федерального финансирования и в частности, строительство новой взлетной полосы, – снова, зашедшись надсадным кашлем, ответил Валид Валидович.
– Это где ж ты так простудился, – участливо спросил Зам Генерального.
– Да на прогулку в лесопарк там выезжал с шофером, да одет был не по погоде, – отмахнулся Валид Валидович.
Далее, из его речи, Зам Генерального узнал, что Валид Валидович собрал достаточно документов для того, чтобы изобличить недобросовестных строителей, проектировщиков и заказчиков из городской администрации, которые, вступив в сговор, намеренно шли на удешевление строительства за счет замены материалов и уменьшения объемов и площадей.
Проектировщики же с ведома заказчика и строителя-подрядчика намеренно при этом и заведомо завышали смету строительства, чтобы образовалась этакая дельта, которую от последующей экономии, можно было потом поделить между участниками сговора. В принципе, такими махинациями занимались повсюду – по всей России, во всех губерниях и областях. И это не было новостью ни для Валида Валидовича, ни для его высокопоставленного визави.
Особый криминал в деле Краснокаменских строителей по мнению проверяющего был в том, что не удовлетворившись одной лишь дельтой от разницы переоцененного строительства и его реальной стоимости, жадные до денег строители стали экономить на материалах уже сверх разумной меры, чтобы получить теперь не прибыль, а уже сверх-прибыль.
Так подрядчики поступили и при строительстве взлетно-посадочной полосы. Плиты там оказались тоньше, цемент в них оказался не той марки, а арматура не того диаметра.
– Ну, стрелочников – строителей мы посадим, – кивнул Зам Генерального, – а есть доказательства того, что заказчики были в курсе такого с позволения сказать – удешевления строительства?
– Если покорпеть, да навалиться, то доказательства найдем, – сказал Валид Валидович, – вы только команду "фас" обозначьте.
– Да вот в том то и дело, что покуда политически не можем мы такую команду дать, – разведя руками, сказал Зам Генерального, – Кучаев, губернатор Краснокаменска нынешний, он у хозяина вроде в фаворитах ходит, в любимчиках, и руки у нас покуда коротки его за шкварник взять, а то бы за президентский самолет другого губернатора давно бы…
Зам Генерального на минутку осекся и замолчал, задумчиво глядя в окно, из которого были видны золотые купола с крестами.
– Но ты, Валид, ты материалы собирай, – продолжил Зам Генерального после паузы, – компромат никогда лишним не бывает, сейчас Кучаев сюда прикатил, в Москву, выбивает деньги под строительство нового тоннеля и на окружную автодорогу.
– Кстати о дороге, Василий Игнатьевич, – встрепенулся Валид Валидович, – эти рационализаторы из Урал-Спецстроя, где директора недавно убили, слыхали?
– Да-да, – кивнул Зам Генерального.
– Так вот, рационализаторы эти вели реконструкцию Новосибирского тракта заказ федеральный по программе Президента Дороги России. И что? На реконструированных ста километрах тракта ширину дорожного полотна сделали на пятнадцать сантиметров уже. При общей ширине четырехполосной автодороги пятнадцать сантиметров эти вроде как совершенно не заметны. Но при длине трассы в сто километров экономия получилась весьма существенная.
– А как с расследованием убийства, кстати говоря? – спросил Зам Генерального.
– Этим местная прокуратура занималась, областной прокурор Кондратьев, – кашлянув, ответил Валид Валидович, – вроде бытовуха, говорят.
– Ну ладно, – удовлетворенно кивнул Зам Генерального, – я Кондратьева вызову с отчетом, а ты поезжай назад в Краснокаменск и копай под всю эту братию, под Кучаева, и под этого, помощника его…
– Антонова, – подсказал Валид Валидович.
– Во-во, и под Антонова и под всю его камарилью строительную, всех кто в делах повязан, давай на всех на них материал, а то сейчас там большое строительство намечается, чуть ли не на пол-миллиарда бюджетных денег.
– Я все сделаю, не сомневайтесь, – снова закашлявшись, сказал Валид Валидович.
– И это, – уже напутственно с отеческой заботой о подчиненном, сказал Зам Генерального, – ты там этими, прогулками в лесопарковую зону больше не увлекайся, береги себя, а то…
И Валид Валидович заметил в глазах Зама Генерального такую хитринку, что указывала на какое-то знание об истинной природе тех самых прогулок в лесопарк Сиреневой Тишани.
Глава 3.
Хуже нет, когда родители пытаются неуклюже сосватать-просватать или подружить своих чад. Типа того, мы – взрослые дружим, и вы – наши дети извольте подружиться! И не понимают главного, что дети не есть их продолжение или копия по конструкции личности, а как раз чаще всего – наоборот. Поэтому то и в святая-святых, что есть для молодого человека или девушки дружба – грубые родительские методы не работали. Это не уроки заставить делать, или трудовую повинность да даче отрабатывать. Приказать – дружи с сыном Олега Михалыча или подружись с Дочкой Петра Петровича – это никогда не канало и не прокатывало.
Женьку Богуша его папаша Игорь Александрович пытался вот подружить и с дочкой Столбовых с Лёлькой, и с сыном Антоновых Максимом – и ничего путного из этих принудительных дружб не получилось.
Так, сходили пару раз формально в волейбол поиграть на пляж, да на дачах несколько раз встречались, когда родители на свои сабантуи собирались.
Дружбы по папиному принуждению у Жени Богуша еще и оттого может не получалось, потому как и с самим отцом, с Игорем Александровичем у него отношения были очень сложные.
Обоюдной любви, тяги друг к другу и каких-либо нежных чувств ни отец к сыну, ни сын к отцу не испытывали.
Уже в шестом или в седьмом классе нашла какая то коса на камень в их отношениях.
До этого все вроде было как во всех семьях – сын просто знал, что у него есть отец. И это знание исходило от регулярно получаемых маленьким Женей подарков.
Дорогих подарков, каких не получали иные его товарищи по двору и по школе. Женя отцом привык гордиться. Как же! В те еще времена, когда автомобили были далеко не во всех семьях и вообще машина считалась признаком какого-то экономического преуспевания, у них в семье Богушов было аж два автомобиля. Если даже не все три.
Потому как помимо дедушкиной "волги" с оленем на капоте, была еще белая тойота с правым рулем, на которой ездила мама и была еще служебная черная "волжанка" с шофером, которая каждое утро приезжала за отцом и каждый вечер аккуратно привозила его обратно, в каком бы виде отец не заявлялся – в трезвом или не очень. Вечернего приезда этой самой черной "волжанки" с некоторой поры Женя и стал сперва просто побаиваться, а потом и вовсе возненавидел эти ее прибытия, после которых пьяный отец сперва долго и шумно разувался в их большой прихожей, а потом, оглашал их большую и оттого обладавшую гулким эхом квартиру громоподобным басом, от которого сердечко юного Жени трусливо сжималось и пряталось под левую пятку.
– Евгений! – кричал прибывший с очередного ресторанного обмывания отец, – Евгений, с дневником шагом марш ко мне!
И не то чтобы отец его бил или давал ему подзатыльники.
Нет.
Не в этом была причина сперва страха, а потом и образовавшейся на месте этого страха нелюбви к отцу.
Просто с какого то времени Женя вдруг почувствовал, что отец совсем не любит его.
И что эти воспитательные вечерние построения, эти казарменные правежи с дневником и тетрадками были чистой воды формальной данью отца тому общезаведенному порядку, при котором если у отца есть сын, то отец должен проверять, как его сын учится. И если сын учится так-себе, то отец по этому общезаведенному порядку должен быть с сыном строг.
Беня изобразил радушие на один балл превышающее дежурное если судить по стандартной офисной шкале.
– Чай, кофе, воду со льдом?
– Я хочу показать вам вот это, – перегибаясь через стол, Дмитрий протянул Поллаку прозрачную папку с уже переведенным на английский буклетом, где в основных цифрах, сопровождаемых цветными графиками и картинками был представлен проект строительства тоннеля и транспортных развязок в городе Краснокаменска.
– Триста пятьдесят миллионов? – хмыкнул Поллак, снимая очки и щуря глаза от инерции перестройки хрусталика.
– Эти деньги мы можем взять вместе с вами, вы и я, – сказал Дима, кладя ногу на ногу так, чтобы Поллаку были лучше видны его модные туфли и модные носки.
– Это весьма неожиданное предложение, – прижав руку к сердцу, признался Поллак, – но это не знаит, что это неприемлемое предложение.
– Я надеюсь на это, – тоже зеркально приложив к сердцу руку, сказал Дима. …
Все дело было еще и в том, что Бенджамин Поллак в настоящий момент разводился со своей женой. Редкий случай для еврейской семьи upper middle class, но тем не менее. И адвокаты Сары Поллак так успешно повели дело, что Бенни вот-вот должен был не то чтобы совсем пойти по миру и остаться с дыркой в кармане, но шло к тому, что половину движимого и недвижимого Бенджамину в скором предстояло отдать Саре.
Об этом знали в местной синагоге и знакомый лойер Димы Минаева накануне шепнул ему, что Бенни может согласиться на авантюру, только бы увести значительную сумму от раздела с бывшей женой.
Так или иначе, переговоры об учреждении новой фирмы – дочки Кливленд Сивилл Инжениринг компани, которая бы унаследовала и часть кредитной истории и часть строительной биографии своей мамы – КСИ, было решено не откладывать в дальний ящик.
Кливлендское отделение Чейз Манхэттен не без лоббирования знакомыми лойерами из синагоги, было теперь готово кредитовать вновьобразовавшуюся компанию Эм-Пи Сивилл Инжениринг в счет будущих траншей из России по контракту с трестом Универсал и городским правительством Краснокаменска.
Эм-Пи – это были заглавные буквы новых владельцев-учредителей – Минаев и Поллак.
Минаев – это были семьдесят пять процентов компании, представленные и обеспеченные кредитами под транши из России, а Поллаку принадлежали двадцать пять процентов новой Эм-Пи, которые обеспечивались кредитной историей и строительным опытом компании КСИ.
Через неделю все было готово.
Поллак торжествовал.
Его четверть в почти полу-миллиардном заказе обеспечивала ему безоблачные перспективы богатой старости в Палм-Бич или в Сан-Диего. А Сара – пусть она теперь возьмет половину старой КСИ. Это уже теперь не имеет для Бенни большого значения.
Доволен был и Дима Минаев.
С его стороны все было готово для того, чтобы передавать документы для тендера.
Теперь мячик был на стороне Богуша с Антоновым. Они должны были провернуть дело с тендером, чтобы заказ на строительство тоннеля достался тандему Эм-Пи Сивилл Инжениринг – трест Универсал.
Минаев ежедневно звонил Богушу и Антонову, и Антонов в последнем разговоре сказал, что москвичи готовы согласиться на тендер в пользу Эм-Пи при участии Универсала.
– Кучаев ездил в Москву, – сказал Антонов, – в правительстве все решили в нашу пользу, так что приезжай, начинаем большие дела.
И потом в конце разговора спросил вдруг, – ты по тарелке Российские каналы там смотришь?
– Смотрю, – ответил Минаев, – а что?
– Видел в новостях, как наш Краснокаменск прогремел? – спросил Антонов.
– Нет, а что такое?
– Да вот гендиректора треста спецстрой у нас тут убили, – сказал Антонов, и тут же добавил, – но к нашему проекту это никакого отношения не имеет.
– Работают люди, не я один тут тружусь, – отметил для себя Дима и поехал на банкет в Плаза, устроенный Эм-Пи по случаю своего учреждения. …
Сперва у Димы была мыслишка этакого прямого действия – позвонить Грэйс и пригласить ее на вечеринку в Плаза.
Но потом Дима включил турбонаддув мозгов и решил, что умный кливлендский еврей так не поступает.
Прямой дорогой едет только глупый ковбой с рекламы Мальборо. Но как известно – он плохо кончил, помер от рака лёгких.
Среди носивших на вечеринке кипы. Минаев отыскал одного лойера, который знал и вёл дела Айзека Гарфункеля – отца Грэйс.
– Тысяча баксов, привези ее сюда, – попросил Дима лойера, – только ни в коем случае до поры не говори ей, кто учредители Эм-Пи, я сам ей скажу уже здесь, пусть это будет сюрпризом.
Пили и ели много.
На аперитив были русская водка и черная икра.
Для местных Дима был все-таки русским.
Вот если будут у Димы дети… А хотябы и с Грейс, то вот дети уже будут американцами. А Дима, хоть вот уже пятнадцать лет в Америке, а все равно ассоциируется с водкой и икрой.
Стоя кучками по двое, по трое, мужчины в черных кипах кушали икру.
– Забавно, – отметил для себя Дима. – на четвертое июля на городском барбекю они все надевают ковбойские шляпы и становятся фанатами родео и бейсбола… А когда дело касается денег, тут же рядятся в черные круглые шапочки.
– Как дела? – поинтересовался Дима, подойдя к своему партнеру.
Высокий статный Поллак был картинно красив – густая седая шевелюра, мясистое широкое лицо правильным образом гармонично кореллировали с толстой никарагуанской сигарой и большим стаканом дорогого бурбона от "саузенд комфорт".
– Изя привез сюда мою Сару, – скривив губы в гримасе, сказал Поллак,- она в бешенстве.
– Пусть побесится, – похлопав Бенни по плечу, сказал Дима, – наша Эм-Пи ей не по зубам.
– Но она хочет подать новые иски, и ее адвокаты из Саймон-Саймон такие ушлые, что какбы они не добрались до моих процентов в Эм-Пи, – пробасил Поллак, выпуская облачко белого сигарного дыма.
– А знаешь, – сказал вдруг Дима, – передай своей Саре, что в Краснокаменске вчера убили директора треста Спецстрой, того самого треста, что был нашим конкурентом.
– Эта новость произведет на нее впечатление, – подумав, ответил Поллак и побрел к кучке лойеров в черных кипах. ….
Грэйс была обворожительно хороша.
На ней был красный брючный костюмчик в блестках, и он так классно обтягивал ее кругленькую попочку, что хотелось подойти, протянуть руку и потрогать ладонью мягкую теплую субстанцию, что скрывалась под красной материей.
– А я не знала, что ты здесь главный именинник, – сказала Грейс.
– А то бы не пришла? – спросил Дима.
За пятнадцать лет пребывания в Америке, Дима усвоил чётко: в здешней действительности нельзя быть скромным, нельзя сдерживать свои порывы. Впрочем, Дима, как пелось в одесской песенке, не мог сказать за всю Одессу, вся Одесса, то есть вся Америка была очень велика. Но законы еврейской тусовки Кливленда ему были хорошо известны – поскромничаешь, сдержишь себя и тут же пожалеешь об этом, потому как моментально найдется менее скромный и менее сдержанный, который распрострет жадные лапища свои и – АМ – и слямзает объект твоих вожделений.
И вот – пожалуйста, какой то лойер в кипе похлопал-таки Грейси по попке.
Опередил Диму. Но тут же, правда, к чести Грэйс сказать – получил по губам.
Несильно, чисто формально, но получил.
– А ты замечательно выглядишь, – нашелся Дима.
– Правда? Я старалась, – ответила Грэйси, тут же кокетливо глянув в большое зеркало, какими был отделан банкетный зал.
– Я очень хочу продолжить поступательное развитие нашей дружбы, так некстати прерванное перед моим отъездом, – сказал Дима.
– Ты так витиевато выражаешься, – поморщилась Грейс, – мне не нравится, все эти адвокаты так выражаются, ты у них нахватался?
– У них мне не удается схватить главного, – улыбнулся Дима.
– А в чем по твоему, главное? – спросила Грэйси.
– В том, что они в своих сердцах полностью изжили такие понятия, как Бог и справедливость, – ответил Дима.
– Ты много читал Достоевского в своей русской школе, – уже без улыбки сказала Грэйс. Было похоже на то, что ей становилось скучно.
– Я иногда жалею, что мало его читал, – ответил Дима, – если бы читал больше, я не уехал бы из России. Знаешь, почти все мои друзья добились очень многого, они живут гораздо богаче чем эти кливлендские уроды.
– Потому что не изжили в своих сердцах понятия Бога и справедливости? – хмыкнула Грейси.
– А знаешь, старые русские купцы, прообраз нынешних бизнесменов, они вели бизнес, или как говорили в России – ДЕЛО, – Минаев произнес это слово по русски, – вели ДЕЛО по совести и по божьему закону. Вместо тонн лойерских бумаг с договорами, при которых все равно все здешние друг дружку обманывают, было слово скрепленное рукопожатием. И никто никого никогда не кидал.
– Интересно, – скептически улыбнулась Грэйси, – и сейчас в вашей Сибири так ведут дела?
– Увы, нет, – ответил Дима, – не ведут, потому что насмотрелись ваших голливудских фильмов про Дона Корлеоне и про еврейских лойеров.
– Ну так и какое резюме? – спросила Грейси.
– Хочу с тобой спать, вот какое мое резюме, – ответил Дима, памятуя о правиле – НЕ УПУСКАТЬ и НЕ БЫТЬ СКРОМНЫМ.
– Не получится, – ответила Грейси, выскальзывая из готовившихся объятий.
– Почему? – спросил Дима.
– Глупый вопрос, – сказала Грейси и подхватив под руку какого то лойера в кипе, исчезла в толпе. …
Через два дня Дима вылетел в Россию.
Глава 2
– Не ссы, никого не посадят, все спишется на простое российское головотяпство, – утешал Антонова Игорь Богуш, – когда на Южном строительстве тоннель размыло, когда обходили размыв, никого же не посадили! Все списали даже не на служебную халатность, по которой тоже, как ты знаешь, статья, а списали на какое-то эфемерное стечение неблагоприятных обстоятельств.
– Я все равно не могу на такой риск пойти, – вздохнул Антонов, – я не могу Кучаева подставить, он же меня потом с говном съест.
– Ладно, – махнул рукой Богуш, – я свою часть работы выполнил, Димка Минаев тоже не подкачал, давай теперь, как условились, выполняй свою часть, тем более, что я расходы на начальном этапе понес немалые, хочу теперь окупиться.
– Но я не договаривался этот город полностью кидать, – со страстью выдохнул Антонов.
– А я и не предлагаю кидать, – развел руками Богуш, – ты тендер нам с Минаевым отдай, как договаривались, а мы с откатами не замедлим, с первого же транша обналичим и в рюкзаках принесем, или ты хочешь в коробке из под ксерокса?
– Я хочу, чтобы городу при этом тоннель бы построился, – сказал Антонов.
– Построится, – невинно заморгав глазками, ответил Богуш, – построится. Только может быть не совсем сразу, но построится.
Разговор пошел боком и враздрай после того, как Антонов увидал привезенный Минаевым график траншей.
Получалось, что на первом этапе подготовительного периода и закупки оборудования – город переводил почти половину ассигнованных Москвою средств.
– Он нас кинет, – сказал на это Антонов, имея ввиду Минаева.
– Может, – кивнул Богуш, – но скорее всего, отпилит половину из суммы на закупку горнопроходческих щитов, потому как купит отработавшее свой ресурс старье, а денег то он в смете написал, что покупает новые.
– Ну! – недоуменно вскинулся Антонов.
– Ачё ну? – снова развел руками Богуш, – на Южном участке строительства то ведь именно так с размывом дело и обстояло, завезли тогда металлолом вместо рабочего щита, а помнишь, чем дело закончилось?
– Ну, – снова неопределенно отозвался Антонов.
– Тоннель то достроили.
– Только дотаций потом было вдвое от первоначальной сметы, – хмыкнул Антонов, – у нас если до такого дойдет, мне труба.
– Никакая не труба, – отмахнулся Богуш, – во первых, мы тоннель построим, а во вторых, надо по-ленински, не даром, помнишь, сколько нас на первом курсе по истории КПСС заставляли Ленина конспектировать? Так ты по ленински, главное ввязаться в драчку, а там посмотрим.
Уже уходя от Антонова, Богуш подумал, – надо же такого труса замом городского головы поставили! ….
– И ты понял, никакого заказа искать не станут, нет никакого заказного киллера, а значит и никакого заказчика нет, – сказал Брусилов, – все гениально, если есть мотив бытового убийства на почве ревности, то искать иную подоплеку прокуратура не станет.
– Угу, – кивнул Богуш, – неплохо тебя научили там.
И при слове "там" Богуш махнул рукой куда-то в ту сторону где по его мнению должен был находиться штаб секретных курсов КГБ.
– Так и Кирова замочили, и президента Линкольна и еще кучу политиков, когда умные спецслужбы выводили на цель человека-торпеду, заранее подготовленного и доведенного до кондиции ревнивца, которому накрутили, де Киров спит с твоей бабой, поди как с ним разберись-ка по мужски…
– Молодец, – похвалил Брусилова Богуш, – значит, говоришь, Игнатьев совсем без денег сидит, бедствует?
– Приходил на работу проситься на любых условиях, хоть бригадиром монтажников, жалко на парня смотреть.
– Ну, значит, скоро созреет.
– Мы ему не напрямую, а как бы через случайного знакомого информацию подкинули, что его девчонка с нашим объектом спит.
– Поверил? – спросил Богуш.
– А как не поверить, – хмыкнул Брусилов, – Ноилюшка двенадцать таких откровенных фоток отснял, простым дешевым мобильным телефончиком, но позы, но позы, представь себе, хоть в лучший порнографический журнал на центральную разворотку.
– Это же улика, – с сомнением произнес Богуш.
– А кто тебе сказал, что ему эти фотки оставили? – с торжеством превосходства ответил Брусилов, – ему их только показали.
– Ну смотрите, это ваша часть работы, – поднимая руки и тем самым показывая, что разговор окончен, сказал Богуш, – каждый будет заниматься своею частью работы.
– И каждый потом получит за свою часть, – уже неслышно и про себя добавил Брусилов.
Он хорошо помнил дело Ходорковского и отдельно выделенное дело его начальника безопасности Платона Лебедева. Каждый отвечал за свою часть работы. Ходорковский за денежную. А Платон Лебедев – за киллерскую.
Однако, Брусилов не сомневался, что его план с Игнатьевым сработает на все сто процентов.
Игнатьев уже засветился в милиции, как необузданный ревнивец. Он набил морду Минаеву и даже отсидел за это пятнадцать суток. А Минаев – партнер Богуша.
Значит, если Игнатьев убьет из ревности врага Богуша, то на трест Универсал, что это трест заказал киллеру убийство – никак не подумают. Если девушка Игнатьева спала с врагом Богуша. …
Богуш все думал – говорить Столбову про то, что его дочка прямо на работе спит с начальником юридической службы или не говорить?
Впрочем, Ольга вполне взрослая женщина и может быть это ее личное дело?
А с другой стороны, Вадик – друг Богуша и поведение дочки друга не должно быть ему безразличным.
Думал посоветоваться с Брусиловым, но покуда отложил это на потом. Уж больно страшен этот Брусилов. Не дай Бог попасться ему в перекрестие прицела.
А, кстати, Лёля влюбилась в своего "пусика", как она теперь называла Бориса Эрдановича Чувакова, влюбилась, как кошка. Всякий стыд потеряла.
Да и пусик тоже хорош. Нет бы поставить девчонку на место, одернуть. Прикрикнуть, пригрозить. Так ведь сам повёлся.
А вестись на любовь в такое время, именно сейчас, когда в трест Универсал за документами приезжали люди из прокуратуры и Счетной палаты, расслабляться сейчас начальнику юридической службы было явно не ко времени. ….
– Не ко времени ты разболелся, Валид Валидович, – сказал заместитель Генерального прокурора, – может быть усилить тебя там в Краснокаменске? Пришлем тебе в подмогу пару молодых псов, охочих до живого мяса зажравшихся местных поросят? Прислать? Прислать таких, что ничего и никого не боятся?
– Да я сам никого и ничего не боюсь, – ответил Валид Валидович, – помните как еще с бригадой Гдляна и Иванова мы хлопковое дело целой республики раскручивали ? Меня тогда в автокатастрофу еще подставили…
– Помню, – кивнул Зам Генерального, – за то и держим, за то и ценим.
Разговор шел не в Генеральной прокуратуре, а кабинете зама администрации Президента на Старой площади. Самого хозяина кабинета, едва началась беседа вдруг вызвали на самый-самый верх, и тот, извинившись, предложил Заму Генпрокурора договорить с Валидом Валидовичем в его кабинете, но уже без него.
– Не тратьте времени на переезды, тем более, что Валид Валидович себя неважно чувствует, – убегая, сказал зам главы президентской администрации.
Заботливая секретарша в безупречных по старой Кремлевской моде – черной юбке и белой блузке с черной лентой бантиком вместо галстука, тихо внесла поднос с кофе.
– Ну, так расскажи теперь по простому, что там в Краснокаменске нарыл-накопал? – спросил Зам Генерального, когда они с Валидом Валидовичем остались одни.
– Ничего нового, Василий Игнатьевич, – покашливая сухим нездоровым кашлем, ответил Валид Валидович, – воруют строители, воруют по-черному. И плиты взлетной полосы, что под президентским самолетом проломились, это только надводная часть айсберга.
– А про весь айсберг что можешь рассказать? – спросил Зам Генерального.
– В городе образовалась устойчивая преступная группа, занимающаяся хищениями государственных средств, отпускаемых на финансирование строительства объектов федерального значения, – монотонно начал Валид Валидович свой доклад.
– Ну уж и местного, не федерального финансирования они разворовывают не меньше, – хмыкнув, уточнил Зам Генерального.
– Да, но нас интересовали объекты федерального финансирования и в частности, строительство новой взлетной полосы, – снова, зашедшись надсадным кашлем, ответил Валид Валидович.
– Это где ж ты так простудился, – участливо спросил Зам Генерального.
– Да на прогулку в лесопарк там выезжал с шофером, да одет был не по погоде, – отмахнулся Валид Валидович.
Далее, из его речи, Зам Генерального узнал, что Валид Валидович собрал достаточно документов для того, чтобы изобличить недобросовестных строителей, проектировщиков и заказчиков из городской администрации, которые, вступив в сговор, намеренно шли на удешевление строительства за счет замены материалов и уменьшения объемов и площадей.
Проектировщики же с ведома заказчика и строителя-подрядчика намеренно при этом и заведомо завышали смету строительства, чтобы образовалась этакая дельта, которую от последующей экономии, можно было потом поделить между участниками сговора. В принципе, такими махинациями занимались повсюду – по всей России, во всех губерниях и областях. И это не было новостью ни для Валида Валидовича, ни для его высокопоставленного визави.
Особый криминал в деле Краснокаменских строителей по мнению проверяющего был в том, что не удовлетворившись одной лишь дельтой от разницы переоцененного строительства и его реальной стоимости, жадные до денег строители стали экономить на материалах уже сверх разумной меры, чтобы получить теперь не прибыль, а уже сверх-прибыль.
Так подрядчики поступили и при строительстве взлетно-посадочной полосы. Плиты там оказались тоньше, цемент в них оказался не той марки, а арматура не того диаметра.
– Ну, стрелочников – строителей мы посадим, – кивнул Зам Генерального, – а есть доказательства того, что заказчики были в курсе такого с позволения сказать – удешевления строительства?
– Если покорпеть, да навалиться, то доказательства найдем, – сказал Валид Валидович, – вы только команду "фас" обозначьте.
– Да вот в том то и дело, что покуда политически не можем мы такую команду дать, – разведя руками, сказал Зам Генерального, – Кучаев, губернатор Краснокаменска нынешний, он у хозяина вроде в фаворитах ходит, в любимчиках, и руки у нас покуда коротки его за шкварник взять, а то бы за президентский самолет другого губернатора давно бы…
Зам Генерального на минутку осекся и замолчал, задумчиво глядя в окно, из которого были видны золотые купола с крестами.
– Но ты, Валид, ты материалы собирай, – продолжил Зам Генерального после паузы, – компромат никогда лишним не бывает, сейчас Кучаев сюда прикатил, в Москву, выбивает деньги под строительство нового тоннеля и на окружную автодорогу.
– Кстати о дороге, Василий Игнатьевич, – встрепенулся Валид Валидович, – эти рационализаторы из Урал-Спецстроя, где директора недавно убили, слыхали?
– Да-да, – кивнул Зам Генерального.
– Так вот, рационализаторы эти вели реконструкцию Новосибирского тракта заказ федеральный по программе Президента Дороги России. И что? На реконструированных ста километрах тракта ширину дорожного полотна сделали на пятнадцать сантиметров уже. При общей ширине четырехполосной автодороги пятнадцать сантиметров эти вроде как совершенно не заметны. Но при длине трассы в сто километров экономия получилась весьма существенная.
– А как с расследованием убийства, кстати говоря? – спросил Зам Генерального.
– Этим местная прокуратура занималась, областной прокурор Кондратьев, – кашлянув, ответил Валид Валидович, – вроде бытовуха, говорят.
– Ну ладно, – удовлетворенно кивнул Зам Генерального, – я Кондратьева вызову с отчетом, а ты поезжай назад в Краснокаменск и копай под всю эту братию, под Кучаева, и под этого, помощника его…
– Антонова, – подсказал Валид Валидович.
– Во-во, и под Антонова и под всю его камарилью строительную, всех кто в делах повязан, давай на всех на них материал, а то сейчас там большое строительство намечается, чуть ли не на пол-миллиарда бюджетных денег.
– Я все сделаю, не сомневайтесь, – снова закашлявшись, сказал Валид Валидович.
– И это, – уже напутственно с отеческой заботой о подчиненном, сказал Зам Генерального, – ты там этими, прогулками в лесопарковую зону больше не увлекайся, береги себя, а то…
И Валид Валидович заметил в глазах Зама Генерального такую хитринку, что указывала на какое-то знание об истинной природе тех самых прогулок в лесопарк Сиреневой Тишани.
Глава 3.
Хуже нет, когда родители пытаются неуклюже сосватать-просватать или подружить своих чад. Типа того, мы – взрослые дружим, и вы – наши дети извольте подружиться! И не понимают главного, что дети не есть их продолжение или копия по конструкции личности, а как раз чаще всего – наоборот. Поэтому то и в святая-святых, что есть для молодого человека или девушки дружба – грубые родительские методы не работали. Это не уроки заставить делать, или трудовую повинность да даче отрабатывать. Приказать – дружи с сыном Олега Михалыча или подружись с Дочкой Петра Петровича – это никогда не канало и не прокатывало.
Женьку Богуша его папаша Игорь Александрович пытался вот подружить и с дочкой Столбовых с Лёлькой, и с сыном Антоновых Максимом – и ничего путного из этих принудительных дружб не получилось.
Так, сходили пару раз формально в волейбол поиграть на пляж, да на дачах несколько раз встречались, когда родители на свои сабантуи собирались.
Дружбы по папиному принуждению у Жени Богуша еще и оттого может не получалось, потому как и с самим отцом, с Игорем Александровичем у него отношения были очень сложные.
Обоюдной любви, тяги друг к другу и каких-либо нежных чувств ни отец к сыну, ни сын к отцу не испытывали.
Уже в шестом или в седьмом классе нашла какая то коса на камень в их отношениях.
До этого все вроде было как во всех семьях – сын просто знал, что у него есть отец. И это знание исходило от регулярно получаемых маленьким Женей подарков.
Дорогих подарков, каких не получали иные его товарищи по двору и по школе. Женя отцом привык гордиться. Как же! В те еще времена, когда автомобили были далеко не во всех семьях и вообще машина считалась признаком какого-то экономического преуспевания, у них в семье Богушов было аж два автомобиля. Если даже не все три.
Потому как помимо дедушкиной "волги" с оленем на капоте, была еще белая тойота с правым рулем, на которой ездила мама и была еще служебная черная "волжанка" с шофером, которая каждое утро приезжала за отцом и каждый вечер аккуратно привозила его обратно, в каком бы виде отец не заявлялся – в трезвом или не очень. Вечернего приезда этой самой черной "волжанки" с некоторой поры Женя и стал сперва просто побаиваться, а потом и вовсе возненавидел эти ее прибытия, после которых пьяный отец сперва долго и шумно разувался в их большой прихожей, а потом, оглашал их большую и оттого обладавшую гулким эхом квартиру громоподобным басом, от которого сердечко юного Жени трусливо сжималось и пряталось под левую пятку.
– Евгений! – кричал прибывший с очередного ресторанного обмывания отец, – Евгений, с дневником шагом марш ко мне!
И не то чтобы отец его бил или давал ему подзатыльники.
Нет.
Не в этом была причина сперва страха, а потом и образовавшейся на месте этого страха нелюбви к отцу.
Просто с какого то времени Женя вдруг почувствовал, что отец совсем не любит его.
И что эти воспитательные вечерние построения, эти казарменные правежи с дневником и тетрадками были чистой воды формальной данью отца тому общезаведенному порядку, при котором если у отца есть сын, то отец должен проверять, как его сын учится. И если сын учится так-себе, то отец по этому общезаведенному порядку должен быть с сыном строг.