- Что значит общий?
- Это значит, что и вы все поедете с нами.
- Куда?
- В Вандее есть старинная помещичья усадьба, в ней в конце июля соберутся другие потомки маркиза Богреваль. Я хочу познакомить вас с нашими общими родственниками - графом Шаньи де Роборэй и бароном Давернуа. А оттуда можно будет вернуться обратно и докапываться до сокровищ.
- И вы вернетесь?
- Нет.
- Тогда и я перепродам кому-нибудь эти развалины. Наступившие дни были для трех молодых людей полны
безмятежного очарования. Утро они проводили в поисках, разведках и раскопках. Но так как Доротея в этом участия не принимала, то и их пыл очень быстро остывал. Завтракали и обедали все вместе возле фургона, который стоял под сенью колоссального дуба. Милая болтовня, шутки, чудесная погода, общество красивой и жизнерадостной молодой девушки - все это так нравилось, что нередко компания засиживалась после ужина чуть не до самого утра. Время проходило безоблачно. Никто не нарушал их покоя и даже, если бы постороннему взбрело в голову подойти к их стоянке, то он был бы напуган дощечкой, прибитой у входа в аллею, с надписью: "Частное жилище. Ходить опасно. Злые собаки и волчьи ямы".
Мальчики тоже завязали тесную дружбу с молодыми иностранцами. Вместе играли и шалили, и все семеро приходили в восторженный экстаз при одном упоминании имени Доротеи.
Доротея казалась им почти сверхъестественным существом. Хотя она подробно рассказала им про свою жизнь, про то, как она была больничной сиделкой, как скиталась по ярмаркам, как встретилась и какую борьбу вела с Эстрейхером, и хотя они ни на минуту не сомневались, что это сущая правда, но все-таки им казалось странным пребывание княжны д'Аргонь в роли канатной плясуньи. Странным и восхитительным. Короче говоря, все иностранцы влюбились.
Первым прорвался, как и следовало ожидать, темпераментный итальянец Марко Дарио:
- Мои сестры будут очень рады принять вас как родную, как мою жену...
Это было на четвертый день их жизни среди развалин Рош-Перьяк. А на пятый день Эррингтон заговорил о своей матери, которая будет "страшно счастлива иметь такую дочь, как Доротея". На шестой день пришла очередь Вебстера, на седьмой они готовы были передраться между собой, а на восьмой, собравшись вместе, сообща потребовали от Доротеи, чтобы она открыто сказала, кого из них выбирает.
- Почему же только из вас? - залилась она своим веселым смехом.- У меня и кроме вас есть до дюжины кузенов и до сотни знакомых, которые могут предъявить такие же требования.
На девятый день, под новым еще более дружным и сильным натиском, она наконец согласилась произвести выбор.
- Когда?
- Первого августа.
- Даете честное слово?
- Клянусь.
После этого разговора веселые поиски бриллиантов прекратились окончательно. Эррингтон, присоединяясь к давно уже высказанному Монфоконом мнению, заявил, что искомое сокровище - Доротея и что это сокровище самое лучшее и драгоценное из всего, что оставил после себя на земле маркиз Богреваль.
Утром двадцать четвертого Доротея дала сигнал к отъезду. Оставляя Рок-Перьяк, оставляли и надежды на отыскание клада.
- Вы, кузина Доротея,- сказал Дарио,- сами должны были приняться за розыски. Только вы одна способны открыть то, чего не сумел открыть никто за два века.
Она беззаботно отмахнулась.
- Бросьте об этом думать.
Доротею пробовали уговорить поехать по железной дороге, а фургон сдать багажом. Она отказалась, и иностранцам волей-неволей пришлось сопровождать "Цирк Доротеи" и присутствовать на представлениях при всех остановках. Эти представления дали новые поводы для восхищения: Доротея solo, Доротея на Кривой Вороне, Доротея на канате, Доротея танцует, Доротея разговаривает с публикой
В Нанте, где Доротея хотела повидаться с нотариусом Деларю, была сделана двухдневная остановка. К этому времени нотариус уже оправился от волнений путешествия в Рош-Перьяк Он, по словам Доротеи, очень мило ее встретил, познакомил со своей семьей и удержал завтракать.
Наконец в последний день июля после обеда они достигли Мануара. Оставив фургон под надзором ребят, Доротея в сопровождении своих спутников направилась к дому.
Двор казался вымершим. Однако через открытое окно доносились звуки бурного разговора. По сварливому тону и простонародному говору Доротея узнала Вуарена, ростовщика. Стуча кулаком по столу, он выкрикивал:
- Извольте уплатить! По закладной за подписью вашего деда вы обязаны в 5 часов 31 июля 1921 года уплатить триста тысяч франков наличными деньгами или государственными обязательствами. При неуплате - имение мое.
Дальше слышны были голоса Рауля и графа Октава Шаньи, просивших сделать отсрочку платежа.
- Никаких отсрочек,- настаивал ростовщик.- Уже четыре часа сорок восемь минут.
Вебстер, тронув Доротею за рукав, спросил:
- Рауль - это наш кузен? - Да.
- А кто другой?
- Ростовщик, у которого заложено имение.
- Предложите ему мой чек. Я буду рад...
- Он не возьмет чека.
- Почему?
- Потому что он хочет захватить имение. Вы очень добры, Вебстер, и я чрезвычайно благодарна вам. Но неужели вы думаете, что лишь простой случайностью объясняется наш приезд сюда 31 июля за четверть часа до срока?
Она направилась к входу и через прихожую вошла в зал.
Рауль и Шаньи встретили ее удивленными и радостными восклицаниями. На крики прибежала графиня Шаньи.
За столом с двумя приятелями сидел Вуарен, раскладывая вынутые из портфеля бумаги и следя за движениями часовой стрелки.
- Пять часов! - победоносно воскликнул он.
- Ошибаетесь! - поправила Доротея.- Ваши часы спешат. Не угодно ли вам взглянуть на башенные... В нашем распоряжении еще три минуты.
- Ну что же из этого?
- Трех минут вполне достаточно, чтобы заплатить наш пустяковый долг и выставить вас за дверь.
Она распахнула свое дорожное пальто и из внутреннего кармана вытащила пачку тысячефранковых билетов.
- Считайте... Нет, только, пожалуйста, не здесь... Вы с этим будете долго возиться, а нам хотелось бы остаться одним...- и тихо подталкивая, она выпроводила ростовщика с его приятелями во двор.- Извините, но совершенно исключительные семейные обстоятельства. Встреча родственников, не имевших друг о друге вестей в течение двухсот лет. Надеюсь, вы не сердитесь. А расписку отошлете в Нант нотариусу Деларю. Слышите, вот на башне бьет пять! До свидания.
Глава восемнадцатая
IN ROBORE FORTUNA
Рауль был недоволен.
- Нет... нет. Так нельзя. Вы должны были сначала поговорить со мной.
- О чем?
- Об уплате за меня долга.
- Не сердитесь,- мягко ответила она.- Мне хотелось во что бы то ни стало освободиться от этого Вуарена. Завтра, я надеюсь, мне удастся вас убедить.
Она расцеловалась с графиней, а затем позвала и представила трех иностранцев:
- Я привела гостей. Зная, что вы, графиня, сегодня будете здесь, я позаботилась, чтобы вся наша семья была в сборе... Знакомьтесь... у нас есть много что рассказать вам... Я опять встретила Эстрейхера. Теперь он, согласно моему предсказанию, повешен. Рауль, далеко отсюда я видела вашего дедушку с Жюльеттой Азир... Впрочем, мы, кажется, слишком поспешно взялись за рассказы... Пред нами более неотложная задача - познакомиться лучше с нашими тремя кузенами.
Открыв буфет и достав портвейн и бисквиты, она начала угощать присутствующих, рассказывая о своем путешествии в Рош-Перьяк.
- Так, стало быть,- спросила графиня,- бриллианты навсегда потеряны?
- Об этом должны сообщить наши кузены.
Кузены слушали рассказ Доротеи очень рассеянно и, видимо, были заняты какими-то своими мыслями. Неудивительно, что Эррингтон заговорил о том, что казалось загадочным и требовало выяснения.
- Видите, Доротея... Нам непонятно... я думаю, вы не ?сочтете нескромностью... Разрешите мне сказать откровенно...
- Говорите, говорите, Эррингтон
- Хорошо... Эти триста тысяч франков...
- Вы хотите знать, откуда они взялись?
Доротея с таинственным видом шепнула англичанину на ухо:
- Тут все мои сбережения, добытые в поте лица.
- Вы все шутите.
- Мое объяснение вас не удовлетворяет? Тогда я буду совершенно откровенна.
Наклонившись к другому уху, она прошептала еще тише в с еще более лукавой миной:
- Я их украла.
- Кузина, оставьте шутки!
- Что же вы не верите, Эррингтон? Откуда мне их было взять, если я не украла?
- Я и мои друзья полагаем, что вы их нашли. - Где?
- В развалинах Перьяка. Она захлопала в ладоши.
- Браво! Угадали. Да, Эррингтон, я их нашла. Это деньги маркиза Богреваль, нашего сиятельного предка, который устроил себе под дубом банк и, в надежде получить проценты, закопал туда кредитные билеты... Причем закопал он в восемнадцатом веке, а кредитные билеты выпуска двадцатого века.
Марко Дарио выступил на поддержку Эррингтона.
- Будьте серьезнее, Доротея. Умоляем вас, не смейтесь над нами. Скажите прямо, найдены бриллианты или надо на них поставить крест?
- Почему у вас появились сомнения?
- Во-первых, эти откуда-то появившиеся у вас деньги. Во-вторых, нам кажется невероятным, чтобы вы после долгих месяцев победоносных сражений вдруг сложили руки, когда цель почти достигнута. Мы этого не можем понять.
Доротея поглядывала на них, лукаво улыбаясь.
- По-вашему выходит, дорогие кузены, что я способна совершить двойное чудо: найти бриллианты, не искав их?
- Вы на все способны,- рассмеялся Вебстер. Доротея только тихо улыбалась.
- Вам удалось, правда? - спросила графиня.
- Да,- сказала наконец Доротея.
- Когда же? - вскричал Эррингтон.- Ведь вы все время были с нами?
- О! Вы мне не могли помешать. Еще тогда, в замке Роборэй, я уже знала, где спрятано сокровище.
- Каким образом?
- Благодаря девизу.
- Девизу?
- Да. Он настолько ясен, что я сначала удивлялась слепоте всех искавших и наивности маркиза Богреваль. Но оказалось, что у маркиза был правильный расчет... Дав в своем девизе точнейшее указание, поместив девиз и на башенных часах, и на своей печати - помните, на конверте? - и чуть ли не везде, где только можно, он все-таки прекрасно скрыл свои сокровища.
- Но если вы знали с самого начала, почему же вы так медленно действовали?
- Я сразу узнала только, так сказать, характер тайника, но мне не было известно место его нахождения. Об этом я узнала лишь из медали. А прибыв в Рош-Перьяк, я через три часа нашла и место.
Марко Дарио повторил несколько раз:
- In ribore fortuna... in ribore fortuna.
За ним и другие бормотали эту кабалистическую формулу, как будто бы одно произнесение ее могло произвести чудодейственный эффект.
- Ну-ка,- сказала Доротея.- Вы ведь знаете латынь? Что значит эта фраза?
- Fortuna значит "богатство",- ответил Дарио.
- У нас речь идет о бриллиантах: следовательно, для нас начало фразы означает "бриллианты находятся в..." Где?
- In robore - в твердости души,- смеясь подсказал Эррингтон.
- В крепости... в силе, стойкости,- прибавил Вебстер.
- А еще? Ну же, вспоминайте... Здесь творительный падеж... Вы его производите от слова robus, а нельзя ли произвести от другого слова? Никто не знает? Господа, я знаю латынь очень плохо, но когда я узнала, что этот девиз указывает на место, где спрятан клад, я сообразила, что in robore взято не от robus, а от robor, т. е. дуб... In robore fortuna значит "бриллианты находятся в дупле дуба". Поэтому 12 июля я и привела вас к дубу... Сами видите, ясно, как апельсин. Когда я осмотрела дуб, увидела на высоте полутора метров след от давнего надреза коры. Это и было, по моим предположениям, то место, куда маркиз Богреваль спрятал свои сокровища... В первые же ночи, когда кузены спали в башне, мы с Кентэном принялись за работу. В темноте ощупью рубили, пилили, сверлили. Наконец наши инструменты натолкнулись на какое-то препятствие. Мы увеличили отверстие, чтобы можно было просунуть руку, и вытащили четыре ядрышка величиною с орех. Сверху была грязь, но достаточно было ее очистить, чтобы перед нами заблистали четыре бриллианта... Вот три из них. Четвертый в залоге у господина Деларю. Он согласился дать мне под него необходимую сумму, хотя, признаться, долго колебался и заставил ювелира произвести самую тщательную экспертизу.
Доротея передала трем иностранцам три великолепных красных бриллианта Голконды. Камни, все совершенно одинаковой величины, были огранены по-старинному, двойными гранями.
Эррингтон, Дари и Вебстер чувствовали себя смущенными. Два века тому назад странный мечтатель маркиз Богреваль, умерший с грезой блестящего воскресения, доверил эти камни тому дереву, под которым он, наверное, проводил часы отдыха. В продолжение двухсот лет природа медленно и непрерывно вела свою работу, строя слой за слоем крепкую стену для маленькой тюрьмы, устроенной так хитро и остроумно. Двести лет поколение за поколением бродили возле сказочного богатства и, пользуясь смутной легендой, искали его. И вот наконец прапраправнучка разгадывает загадку, добирается до тайника и предлагает им теперь драгоценные камни, вывезенные когда-то их предком из Индии.
- Берите,- сказала Доротея.- Потомки трех сыновей маркиза живут вне Франции. Это и есть их часть. Потомки четвертого сына, живущие во Франции, разделят между собой четвертый бриллиант.
- О каких потомках вы говорите? - спросил граф Октав.
- Я говорю, что нас, наследников-французов трое: вы, Рауль и я. Каждый бриллиант, по оценке ювелира, стоит несколько миллионов. А права всех нас троих равны.
- Что касается моих прав, то они равны нулю,- сказал граф.
- Ничего подобного. Вы забыли договор, который вы заключили с моим отцом и отцом Рауля.
- Этот договор потерял силу за давностью,- вмешался Рауль Давернуа.- Я не возьму ничего. Завещание совершенно точно и не допускает никаких произвольных толкований. Четыре медали - четыре бриллианта. Получить наследство маркиза имеете право только вы, Доротея, и трое наших кузенов-иностранцев.
- Я могу получить, Рауль, но наравне с вами Мы вместе вели борьбу, и ваш дед был прямым потомком маркиза. Поэтому он владел талисманом - медалью.
- Которая не имела ни малейшей ценности.
- Почем вы знаете, когда она никогда даже не была у вас в руках?
- Была.
- Вы, вероятно, вспоминаете тот диск, что я вынула из пруда? В нем ничего не было. Это я устроила приманку для Эстрейхера.
- Нет, я имею в виду другое. После путешествия деда в Перьяк, где вы встретили его с Жюльеттой Азир, я как-то застал его одного в саду. Он со слезами на глазах рассматривал какую-то золотую вещь. Позволил и мне взять ее в руки и посмотреть. Это была медаль, во всем похожая на ваши, но с той разницей, что на обеих сторонах ее по всему рисунку проходил крест, как бы зачеркивающий надписи. Я думаю, что крест обесценивал медаль, указывая, что это был или образец чеканки или просто фальшивый экземпляр.
Молодая девушка была поражена, но овладев собой, довольно рассеянно сказала:
- Ах, так? Вы ее видели? - подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу и простояла так в раздумье несколько минут. Последние покровы, окутывавшие тайну, спали. Теперь было очевидно, что существовали две медали. Одна, фальшивая, у Жана д'Аргонь, которая была украдена Эстрейхером, потом попала к отцу Рауля и была переслана его деду. Другая, настоящая, у старого барона, причем он из благоразумия, а может быть, просто по скупости, не говорил о ней ни сыну, ни внуку. Настоящая медаль хранилась в ошейнике собаки, а вторая была передана Жюльетте Азир. Когда настоящая медаль пропала, безумный старый барон хотел попытать счастья с фальшивой.
Считая спрятанную в ошейнике медаль своею и взяв ее, Доротея лишила Рауля прав на наследство. Возвратившись в Мануар и предлагая милостыню сыну человека, который принимал участие в убийстве ее отца, она воображала, что совершает акт великодушия и всепрощения, а на самом деле она всего только возвращала маленькую часть того, что сама же украла.
Доротея молча думала над тем, как ей поступить. Действовать надо осторожно, чтобы не зародить в душе Рауля подозрения об участии его отца в убийстве.
- Отложим до завтра все серьезные дела. Сегодня мы собрались все вместе, и это надо отпраздновать как следует. Рауль, почему вы не приглашаете нас обедать? И моих ребят?
К ней будто бы вернулось ее обычное веселье. Она выбежала к воротам и позвала мальчиков. Капитан сразу попал в объятия графини. Кентэн торжественно поцеловал ей руку. Все заметили, что носы у Кастора и Поллукса сильно вспухли - признак недавней битвы.
За обедом выпили шампанского. Весь вечер Доротея была особенно оживлена, любезна в ласкова со ясени присутствующими. Вебстер напомнил, что завтра 1 августа и она должна объявить о своем выборе.
- Я не отказываюсь...
- Вы будете выбирать между всеми нами, не так ли? Рауль, несомненно, тоже выставляет свою кандидатуру?
- Конечно, между всеми. Но так как выбирать я должна только одного, то разрешите мне обнять вас всех в этот последний вечер.
И она заключила в свои объятья одного за другим всех четырех претендентов на ее руку, потом графа, затем графиню и, наконец, мальчуганов.
Разошлись спать далеко за полночь.
* * *
Утром, в то время как Рауль, граф с женой и трое иностранцев завтракали, работник подал хозяину письмо.
Рауль пробежал два листка бумаги и печально сообщил:
- От нее... Так же, как и прошлый раз в замке Роборэй... Она ушла.
"Дорогой Рауль!
Я прошу Вас беспрекословно поверить всему, что я сейчас Вам расскажу и что для меня самой стало ясно только вчера.
Двенадцатого июля на свидании потомков маркиза Богреваль под башенными часами я заняла ваше место, Рауль. Талисман, который я считала принадлежащим отцу, в действительности принадлежал вам.
То, что я пишу Вам,- не предположение, а факт безусловной достоверности. Я уверена в этом так же твердо, как уверена в том, что я живу. Доказательств я не привожу, на это у меня есть важные причины, но я хочу, чтобы и Вы действовали с такой же полной убежденностью и спокойной совестью, как я.
Клянусь Вам своим счастьем, Рауль, я говорю правду Настоящими наследниками маркиза Богреваль, имеющими право воспользоваться завещанным богатством, являетесь Вы, Эррингтон, Вебстер и Дарио. Поэтому четвертый бриллиант принадлежит одному Вам. Пусть завтра Вебстер поедет в Нант, выдаст нотариусу Деларю чек на триста тысяч и возьмет обратно Ваш бриллиант. Я со своей стороны посылаю Деларю сообщение об этом.
Должна сознаться, Рауль, что вчера, узнав истину, я сначала опечалилась. Не очень сильно, конечно, всего на несколько слезинок. А сегодня от печали нет и следа. Я даже довольна. Быть богатой? Нет, это не по мне. С деньгами связано столько гнусностей и неприятностей... Богатство тюрьма, а я не хочу жить за решеткой.
Рауль, вы и трое моих новых друзей, отчасти шутя просили меня выбрать из вас одного себе в мужья.
Разрешите мне в таком же полушутливом тоне ответить, что сердце мое принадлежит четверым моим мальчуганам, в первую очередь самому маленькому из них, а потом и остальным трем. Не сердитесь на меня. Сердце мое до сих пор только сердце матери, и только для моих ребят оно бьется нежностью, беспокойством и любовью. Что будет с ними, если я их покину? Что будет с бедным Монфоконом? Они все нуждаются и во мне, и в той здоровой, бодрой жизни, которую мы ведем. Да и сама я по натуре непоседа, кочевник. У нас нет жилища, кроме фургона. Не сердитесь на нас за то, что из всех возможностей мы предпочитаем беспрестанные путешествия по большим дорогам.
Если вы хотите, то спустя некоторое время мы опять увидимся. Может быть, наши милые родственники согласятся принять нас погостить к себе в замок Роборэй? Давайте даже назначим и время. Пусть это будет на рождественские праздники и перед новым годом. Хорошо?
До свидания, мой друг. Шлю вам горячий дружеский привет и несколько слезинок... последних. In robore fortuna. Богатство в твердости души.
Обнимаю всех, Доротея".
После того как Рауль прочитал письмо, все долго молчали. Наконец, граф произнес:
- Любопытное создание. Когда подумаешь, что у нее в кармане было четыре бриллианта, то есть десять-двенадцать миллионов, и она свободно могла их оставить у себя, ничего не сказав...
Но молодые люди не были расположены поддерживать разговор. Доротея была для них феей счастья, и теперь эта фея исчезла.
Рауль, взглянув на часы, молча пригласил всех идти за ним. Захватив с собой подзорную трубу, он привел их на самый высокий холм имения.
Далеко на горизонте по пыльной дороге, извивающейся по полям, тихо подвигался фургон. Рядом с Кривой Вороной, которую вел под уздцы Кентэн, маршировали трое ребят.
А сзади одна шла Доротея - княжна д'Аргонь, канатная плясунья.
- Это значит, что и вы все поедете с нами.
- Куда?
- В Вандее есть старинная помещичья усадьба, в ней в конце июля соберутся другие потомки маркиза Богреваль. Я хочу познакомить вас с нашими общими родственниками - графом Шаньи де Роборэй и бароном Давернуа. А оттуда можно будет вернуться обратно и докапываться до сокровищ.
- И вы вернетесь?
- Нет.
- Тогда и я перепродам кому-нибудь эти развалины. Наступившие дни были для трех молодых людей полны
безмятежного очарования. Утро они проводили в поисках, разведках и раскопках. Но так как Доротея в этом участия не принимала, то и их пыл очень быстро остывал. Завтракали и обедали все вместе возле фургона, который стоял под сенью колоссального дуба. Милая болтовня, шутки, чудесная погода, общество красивой и жизнерадостной молодой девушки - все это так нравилось, что нередко компания засиживалась после ужина чуть не до самого утра. Время проходило безоблачно. Никто не нарушал их покоя и даже, если бы постороннему взбрело в голову подойти к их стоянке, то он был бы напуган дощечкой, прибитой у входа в аллею, с надписью: "Частное жилище. Ходить опасно. Злые собаки и волчьи ямы".
Мальчики тоже завязали тесную дружбу с молодыми иностранцами. Вместе играли и шалили, и все семеро приходили в восторженный экстаз при одном упоминании имени Доротеи.
Доротея казалась им почти сверхъестественным существом. Хотя она подробно рассказала им про свою жизнь, про то, как она была больничной сиделкой, как скиталась по ярмаркам, как встретилась и какую борьбу вела с Эстрейхером, и хотя они ни на минуту не сомневались, что это сущая правда, но все-таки им казалось странным пребывание княжны д'Аргонь в роли канатной плясуньи. Странным и восхитительным. Короче говоря, все иностранцы влюбились.
Первым прорвался, как и следовало ожидать, темпераментный итальянец Марко Дарио:
- Мои сестры будут очень рады принять вас как родную, как мою жену...
Это было на четвертый день их жизни среди развалин Рош-Перьяк. А на пятый день Эррингтон заговорил о своей матери, которая будет "страшно счастлива иметь такую дочь, как Доротея". На шестой день пришла очередь Вебстера, на седьмой они готовы были передраться между собой, а на восьмой, собравшись вместе, сообща потребовали от Доротеи, чтобы она открыто сказала, кого из них выбирает.
- Почему же только из вас? - залилась она своим веселым смехом.- У меня и кроме вас есть до дюжины кузенов и до сотни знакомых, которые могут предъявить такие же требования.
На девятый день, под новым еще более дружным и сильным натиском, она наконец согласилась произвести выбор.
- Когда?
- Первого августа.
- Даете честное слово?
- Клянусь.
После этого разговора веселые поиски бриллиантов прекратились окончательно. Эррингтон, присоединяясь к давно уже высказанному Монфоконом мнению, заявил, что искомое сокровище - Доротея и что это сокровище самое лучшее и драгоценное из всего, что оставил после себя на земле маркиз Богреваль.
Утром двадцать четвертого Доротея дала сигнал к отъезду. Оставляя Рок-Перьяк, оставляли и надежды на отыскание клада.
- Вы, кузина Доротея,- сказал Дарио,- сами должны были приняться за розыски. Только вы одна способны открыть то, чего не сумел открыть никто за два века.
Она беззаботно отмахнулась.
- Бросьте об этом думать.
Доротею пробовали уговорить поехать по железной дороге, а фургон сдать багажом. Она отказалась, и иностранцам волей-неволей пришлось сопровождать "Цирк Доротеи" и присутствовать на представлениях при всех остановках. Эти представления дали новые поводы для восхищения: Доротея solo, Доротея на Кривой Вороне, Доротея на канате, Доротея танцует, Доротея разговаривает с публикой
В Нанте, где Доротея хотела повидаться с нотариусом Деларю, была сделана двухдневная остановка. К этому времени нотариус уже оправился от волнений путешествия в Рош-Перьяк Он, по словам Доротеи, очень мило ее встретил, познакомил со своей семьей и удержал завтракать.
Наконец в последний день июля после обеда они достигли Мануара. Оставив фургон под надзором ребят, Доротея в сопровождении своих спутников направилась к дому.
Двор казался вымершим. Однако через открытое окно доносились звуки бурного разговора. По сварливому тону и простонародному говору Доротея узнала Вуарена, ростовщика. Стуча кулаком по столу, он выкрикивал:
- Извольте уплатить! По закладной за подписью вашего деда вы обязаны в 5 часов 31 июля 1921 года уплатить триста тысяч франков наличными деньгами или государственными обязательствами. При неуплате - имение мое.
Дальше слышны были голоса Рауля и графа Октава Шаньи, просивших сделать отсрочку платежа.
- Никаких отсрочек,- настаивал ростовщик.- Уже четыре часа сорок восемь минут.
Вебстер, тронув Доротею за рукав, спросил:
- Рауль - это наш кузен? - Да.
- А кто другой?
- Ростовщик, у которого заложено имение.
- Предложите ему мой чек. Я буду рад...
- Он не возьмет чека.
- Почему?
- Потому что он хочет захватить имение. Вы очень добры, Вебстер, и я чрезвычайно благодарна вам. Но неужели вы думаете, что лишь простой случайностью объясняется наш приезд сюда 31 июля за четверть часа до срока?
Она направилась к входу и через прихожую вошла в зал.
Рауль и Шаньи встретили ее удивленными и радостными восклицаниями. На крики прибежала графиня Шаньи.
За столом с двумя приятелями сидел Вуарен, раскладывая вынутые из портфеля бумаги и следя за движениями часовой стрелки.
- Пять часов! - победоносно воскликнул он.
- Ошибаетесь! - поправила Доротея.- Ваши часы спешат. Не угодно ли вам взглянуть на башенные... В нашем распоряжении еще три минуты.
- Ну что же из этого?
- Трех минут вполне достаточно, чтобы заплатить наш пустяковый долг и выставить вас за дверь.
Она распахнула свое дорожное пальто и из внутреннего кармана вытащила пачку тысячефранковых билетов.
- Считайте... Нет, только, пожалуйста, не здесь... Вы с этим будете долго возиться, а нам хотелось бы остаться одним...- и тихо подталкивая, она выпроводила ростовщика с его приятелями во двор.- Извините, но совершенно исключительные семейные обстоятельства. Встреча родственников, не имевших друг о друге вестей в течение двухсот лет. Надеюсь, вы не сердитесь. А расписку отошлете в Нант нотариусу Деларю. Слышите, вот на башне бьет пять! До свидания.
Глава восемнадцатая
IN ROBORE FORTUNA
Рауль был недоволен.
- Нет... нет. Так нельзя. Вы должны были сначала поговорить со мной.
- О чем?
- Об уплате за меня долга.
- Не сердитесь,- мягко ответила она.- Мне хотелось во что бы то ни стало освободиться от этого Вуарена. Завтра, я надеюсь, мне удастся вас убедить.
Она расцеловалась с графиней, а затем позвала и представила трех иностранцев:
- Я привела гостей. Зная, что вы, графиня, сегодня будете здесь, я позаботилась, чтобы вся наша семья была в сборе... Знакомьтесь... у нас есть много что рассказать вам... Я опять встретила Эстрейхера. Теперь он, согласно моему предсказанию, повешен. Рауль, далеко отсюда я видела вашего дедушку с Жюльеттой Азир... Впрочем, мы, кажется, слишком поспешно взялись за рассказы... Пред нами более неотложная задача - познакомиться лучше с нашими тремя кузенами.
Открыв буфет и достав портвейн и бисквиты, она начала угощать присутствующих, рассказывая о своем путешествии в Рош-Перьяк.
- Так, стало быть,- спросила графиня,- бриллианты навсегда потеряны?
- Об этом должны сообщить наши кузены.
Кузены слушали рассказ Доротеи очень рассеянно и, видимо, были заняты какими-то своими мыслями. Неудивительно, что Эррингтон заговорил о том, что казалось загадочным и требовало выяснения.
- Видите, Доротея... Нам непонятно... я думаю, вы не ?сочтете нескромностью... Разрешите мне сказать откровенно...
- Говорите, говорите, Эррингтон
- Хорошо... Эти триста тысяч франков...
- Вы хотите знать, откуда они взялись?
Доротея с таинственным видом шепнула англичанину на ухо:
- Тут все мои сбережения, добытые в поте лица.
- Вы все шутите.
- Мое объяснение вас не удовлетворяет? Тогда я буду совершенно откровенна.
Наклонившись к другому уху, она прошептала еще тише в с еще более лукавой миной:
- Я их украла.
- Кузина, оставьте шутки!
- Что же вы не верите, Эррингтон? Откуда мне их было взять, если я не украла?
- Я и мои друзья полагаем, что вы их нашли. - Где?
- В развалинах Перьяка. Она захлопала в ладоши.
- Браво! Угадали. Да, Эррингтон, я их нашла. Это деньги маркиза Богреваль, нашего сиятельного предка, который устроил себе под дубом банк и, в надежде получить проценты, закопал туда кредитные билеты... Причем закопал он в восемнадцатом веке, а кредитные билеты выпуска двадцатого века.
Марко Дарио выступил на поддержку Эррингтона.
- Будьте серьезнее, Доротея. Умоляем вас, не смейтесь над нами. Скажите прямо, найдены бриллианты или надо на них поставить крест?
- Почему у вас появились сомнения?
- Во-первых, эти откуда-то появившиеся у вас деньги. Во-вторых, нам кажется невероятным, чтобы вы после долгих месяцев победоносных сражений вдруг сложили руки, когда цель почти достигнута. Мы этого не можем понять.
Доротея поглядывала на них, лукаво улыбаясь.
- По-вашему выходит, дорогие кузены, что я способна совершить двойное чудо: найти бриллианты, не искав их?
- Вы на все способны,- рассмеялся Вебстер. Доротея только тихо улыбалась.
- Вам удалось, правда? - спросила графиня.
- Да,- сказала наконец Доротея.
- Когда же? - вскричал Эррингтон.- Ведь вы все время были с нами?
- О! Вы мне не могли помешать. Еще тогда, в замке Роборэй, я уже знала, где спрятано сокровище.
- Каким образом?
- Благодаря девизу.
- Девизу?
- Да. Он настолько ясен, что я сначала удивлялась слепоте всех искавших и наивности маркиза Богреваль. Но оказалось, что у маркиза был правильный расчет... Дав в своем девизе точнейшее указание, поместив девиз и на башенных часах, и на своей печати - помните, на конверте? - и чуть ли не везде, где только можно, он все-таки прекрасно скрыл свои сокровища.
- Но если вы знали с самого начала, почему же вы так медленно действовали?
- Я сразу узнала только, так сказать, характер тайника, но мне не было известно место его нахождения. Об этом я узнала лишь из медали. А прибыв в Рош-Перьяк, я через три часа нашла и место.
Марко Дарио повторил несколько раз:
- In ribore fortuna... in ribore fortuna.
За ним и другие бормотали эту кабалистическую формулу, как будто бы одно произнесение ее могло произвести чудодейственный эффект.
- Ну-ка,- сказала Доротея.- Вы ведь знаете латынь? Что значит эта фраза?
- Fortuna значит "богатство",- ответил Дарио.
- У нас речь идет о бриллиантах: следовательно, для нас начало фразы означает "бриллианты находятся в..." Где?
- In robore - в твердости души,- смеясь подсказал Эррингтон.
- В крепости... в силе, стойкости,- прибавил Вебстер.
- А еще? Ну же, вспоминайте... Здесь творительный падеж... Вы его производите от слова robus, а нельзя ли произвести от другого слова? Никто не знает? Господа, я знаю латынь очень плохо, но когда я узнала, что этот девиз указывает на место, где спрятан клад, я сообразила, что in robore взято не от robus, а от robor, т. е. дуб... In robore fortuna значит "бриллианты находятся в дупле дуба". Поэтому 12 июля я и привела вас к дубу... Сами видите, ясно, как апельсин. Когда я осмотрела дуб, увидела на высоте полутора метров след от давнего надреза коры. Это и было, по моим предположениям, то место, куда маркиз Богреваль спрятал свои сокровища... В первые же ночи, когда кузены спали в башне, мы с Кентэном принялись за работу. В темноте ощупью рубили, пилили, сверлили. Наконец наши инструменты натолкнулись на какое-то препятствие. Мы увеличили отверстие, чтобы можно было просунуть руку, и вытащили четыре ядрышка величиною с орех. Сверху была грязь, но достаточно было ее очистить, чтобы перед нами заблистали четыре бриллианта... Вот три из них. Четвертый в залоге у господина Деларю. Он согласился дать мне под него необходимую сумму, хотя, признаться, долго колебался и заставил ювелира произвести самую тщательную экспертизу.
Доротея передала трем иностранцам три великолепных красных бриллианта Голконды. Камни, все совершенно одинаковой величины, были огранены по-старинному, двойными гранями.
Эррингтон, Дари и Вебстер чувствовали себя смущенными. Два века тому назад странный мечтатель маркиз Богреваль, умерший с грезой блестящего воскресения, доверил эти камни тому дереву, под которым он, наверное, проводил часы отдыха. В продолжение двухсот лет природа медленно и непрерывно вела свою работу, строя слой за слоем крепкую стену для маленькой тюрьмы, устроенной так хитро и остроумно. Двести лет поколение за поколением бродили возле сказочного богатства и, пользуясь смутной легендой, искали его. И вот наконец прапраправнучка разгадывает загадку, добирается до тайника и предлагает им теперь драгоценные камни, вывезенные когда-то их предком из Индии.
- Берите,- сказала Доротея.- Потомки трех сыновей маркиза живут вне Франции. Это и есть их часть. Потомки четвертого сына, живущие во Франции, разделят между собой четвертый бриллиант.
- О каких потомках вы говорите? - спросил граф Октав.
- Я говорю, что нас, наследников-французов трое: вы, Рауль и я. Каждый бриллиант, по оценке ювелира, стоит несколько миллионов. А права всех нас троих равны.
- Что касается моих прав, то они равны нулю,- сказал граф.
- Ничего подобного. Вы забыли договор, который вы заключили с моим отцом и отцом Рауля.
- Этот договор потерял силу за давностью,- вмешался Рауль Давернуа.- Я не возьму ничего. Завещание совершенно точно и не допускает никаких произвольных толкований. Четыре медали - четыре бриллианта. Получить наследство маркиза имеете право только вы, Доротея, и трое наших кузенов-иностранцев.
- Я могу получить, Рауль, но наравне с вами Мы вместе вели борьбу, и ваш дед был прямым потомком маркиза. Поэтому он владел талисманом - медалью.
- Которая не имела ни малейшей ценности.
- Почем вы знаете, когда она никогда даже не была у вас в руках?
- Была.
- Вы, вероятно, вспоминаете тот диск, что я вынула из пруда? В нем ничего не было. Это я устроила приманку для Эстрейхера.
- Нет, я имею в виду другое. После путешествия деда в Перьяк, где вы встретили его с Жюльеттой Азир, я как-то застал его одного в саду. Он со слезами на глазах рассматривал какую-то золотую вещь. Позволил и мне взять ее в руки и посмотреть. Это была медаль, во всем похожая на ваши, но с той разницей, что на обеих сторонах ее по всему рисунку проходил крест, как бы зачеркивающий надписи. Я думаю, что крест обесценивал медаль, указывая, что это был или образец чеканки или просто фальшивый экземпляр.
Молодая девушка была поражена, но овладев собой, довольно рассеянно сказала:
- Ах, так? Вы ее видели? - подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу и простояла так в раздумье несколько минут. Последние покровы, окутывавшие тайну, спали. Теперь было очевидно, что существовали две медали. Одна, фальшивая, у Жана д'Аргонь, которая была украдена Эстрейхером, потом попала к отцу Рауля и была переслана его деду. Другая, настоящая, у старого барона, причем он из благоразумия, а может быть, просто по скупости, не говорил о ней ни сыну, ни внуку. Настоящая медаль хранилась в ошейнике собаки, а вторая была передана Жюльетте Азир. Когда настоящая медаль пропала, безумный старый барон хотел попытать счастья с фальшивой.
Считая спрятанную в ошейнике медаль своею и взяв ее, Доротея лишила Рауля прав на наследство. Возвратившись в Мануар и предлагая милостыню сыну человека, который принимал участие в убийстве ее отца, она воображала, что совершает акт великодушия и всепрощения, а на самом деле она всего только возвращала маленькую часть того, что сама же украла.
Доротея молча думала над тем, как ей поступить. Действовать надо осторожно, чтобы не зародить в душе Рауля подозрения об участии его отца в убийстве.
- Отложим до завтра все серьезные дела. Сегодня мы собрались все вместе, и это надо отпраздновать как следует. Рауль, почему вы не приглашаете нас обедать? И моих ребят?
К ней будто бы вернулось ее обычное веселье. Она выбежала к воротам и позвала мальчиков. Капитан сразу попал в объятия графини. Кентэн торжественно поцеловал ей руку. Все заметили, что носы у Кастора и Поллукса сильно вспухли - признак недавней битвы.
За обедом выпили шампанского. Весь вечер Доротея была особенно оживлена, любезна в ласкова со ясени присутствующими. Вебстер напомнил, что завтра 1 августа и она должна объявить о своем выборе.
- Я не отказываюсь...
- Вы будете выбирать между всеми нами, не так ли? Рауль, несомненно, тоже выставляет свою кандидатуру?
- Конечно, между всеми. Но так как выбирать я должна только одного, то разрешите мне обнять вас всех в этот последний вечер.
И она заключила в свои объятья одного за другим всех четырех претендентов на ее руку, потом графа, затем графиню и, наконец, мальчуганов.
Разошлись спать далеко за полночь.
* * *
Утром, в то время как Рауль, граф с женой и трое иностранцев завтракали, работник подал хозяину письмо.
Рауль пробежал два листка бумаги и печально сообщил:
- От нее... Так же, как и прошлый раз в замке Роборэй... Она ушла.
"Дорогой Рауль!
Я прошу Вас беспрекословно поверить всему, что я сейчас Вам расскажу и что для меня самой стало ясно только вчера.
Двенадцатого июля на свидании потомков маркиза Богреваль под башенными часами я заняла ваше место, Рауль. Талисман, который я считала принадлежащим отцу, в действительности принадлежал вам.
То, что я пишу Вам,- не предположение, а факт безусловной достоверности. Я уверена в этом так же твердо, как уверена в том, что я живу. Доказательств я не привожу, на это у меня есть важные причины, но я хочу, чтобы и Вы действовали с такой же полной убежденностью и спокойной совестью, как я.
Клянусь Вам своим счастьем, Рауль, я говорю правду Настоящими наследниками маркиза Богреваль, имеющими право воспользоваться завещанным богатством, являетесь Вы, Эррингтон, Вебстер и Дарио. Поэтому четвертый бриллиант принадлежит одному Вам. Пусть завтра Вебстер поедет в Нант, выдаст нотариусу Деларю чек на триста тысяч и возьмет обратно Ваш бриллиант. Я со своей стороны посылаю Деларю сообщение об этом.
Должна сознаться, Рауль, что вчера, узнав истину, я сначала опечалилась. Не очень сильно, конечно, всего на несколько слезинок. А сегодня от печали нет и следа. Я даже довольна. Быть богатой? Нет, это не по мне. С деньгами связано столько гнусностей и неприятностей... Богатство тюрьма, а я не хочу жить за решеткой.
Рауль, вы и трое моих новых друзей, отчасти шутя просили меня выбрать из вас одного себе в мужья.
Разрешите мне в таком же полушутливом тоне ответить, что сердце мое принадлежит четверым моим мальчуганам, в первую очередь самому маленькому из них, а потом и остальным трем. Не сердитесь на меня. Сердце мое до сих пор только сердце матери, и только для моих ребят оно бьется нежностью, беспокойством и любовью. Что будет с ними, если я их покину? Что будет с бедным Монфоконом? Они все нуждаются и во мне, и в той здоровой, бодрой жизни, которую мы ведем. Да и сама я по натуре непоседа, кочевник. У нас нет жилища, кроме фургона. Не сердитесь на нас за то, что из всех возможностей мы предпочитаем беспрестанные путешествия по большим дорогам.
Если вы хотите, то спустя некоторое время мы опять увидимся. Может быть, наши милые родственники согласятся принять нас погостить к себе в замок Роборэй? Давайте даже назначим и время. Пусть это будет на рождественские праздники и перед новым годом. Хорошо?
До свидания, мой друг. Шлю вам горячий дружеский привет и несколько слезинок... последних. In robore fortuna. Богатство в твердости души.
Обнимаю всех, Доротея".
После того как Рауль прочитал письмо, все долго молчали. Наконец, граф произнес:
- Любопытное создание. Когда подумаешь, что у нее в кармане было четыре бриллианта, то есть десять-двенадцать миллионов, и она свободно могла их оставить у себя, ничего не сказав...
Но молодые люди не были расположены поддерживать разговор. Доротея была для них феей счастья, и теперь эта фея исчезла.
Рауль, взглянув на часы, молча пригласил всех идти за ним. Захватив с собой подзорную трубу, он привел их на самый высокий холм имения.
Далеко на горизонте по пыльной дороге, извивающейся по полям, тихо подвигался фургон. Рядом с Кривой Вороной, которую вел под уздцы Кентэн, маршировали трое ребят.
А сзади одна шла Доротея - княжна д'Аргонь, канатная плясунья.