Леблан Морис. Канатная плясунья (другой перевод)

   Нотариус Деларю принадлежал к тем людям, которые крепко цепляются за свои мнения и нескоро от них отказываются, но, если переменят их, то с такой же страстностью и упорством держатся новых. Воскрешение маркиза казалось ему теперь непреложной истиной.
   - Да, упустили очень важное обстоятельство... Этот человек не самозванец. Есть неопровержимые доказательства.
   - Какие?
   - Посмотрите на портрет маркиза... Бесспорное сходство!
   - А где у вас гарантия, что портрет срисован действительно с маркиза Богреваль, а не с этого старика?
   - Старинная рама, старинное полотно.
   - Это ничего не доказывает. Тут висел настоящий портрет маркиза. От него рама и осталась. Больше того, и вся картина осталась, только подмазано и подрисовано лицо.
   - Пусть так. Но есть еще одно, чего нельзя ни подмазать, ни подрисовать.
   - Именно?
   - Отрезанный палец.
   - Да, палец отрезан.
   - Ага! - торжествовал нотариус.- Как бы ни была велика приманка, на такую вещь человек не пойдет... Тем более человек в таком состоянии. А чтобы решиться на изуродование руки, знаете, надо обладать большой силой воли.
   Доротея задумалась. Не потому, что ее сразил аргумент нотариуса, а потому, что он навел ее на новые мысли и выводы.
   - Вы правы,- сказала она.- Такой человек неспособен себя изуродовать. Следовательно есть другой, который это сделал.
   - Другой человек отрубил ему палец? Сообщник?
   - Не только сообщник. Начальник, глава, предводитель. Старик кажется слишком глупым, чтобы додуматься до такой хитрой штуки. Он только орудие. Из-за худобы и болезненности другой выбрал его для исполнения роли маркиза, а сам лишь управляет им, как марионеткой... И этот другой страшен... Если меня не обманывает предчувствие, это Эстрейхер. Правда, он сам в тюрьме, но его сообщники продолжают начатое им дело. Да, да, несомненно Эстрейхер. Это его рука. Нам надо быть осторожней и приготовиться.
   - Приготовиться? К чему приготовиться? Что нам может угрожать? Я, пожалуй, согласен с вами, что это не маркиз, а самозванец. Обойдемся без него. Я передам вам конверт с припиской. И кончено. Я могу считать свои обязанности нотариуса исполненными.
   - Не в том дело,- возразила Доротея,- исполнили вы или не исполнили своих обязанностей, а в том, что нам надо подумать, как избежать опасности. Опасность есть, я чувствую ее ясно и только не могу сообразить, откуда она идет. Но она где-то тут, совсем близко.
   - Это ужасно,- простонал нотариус.- Как же защищаться? Что делать?
   Беседа происходила в самом отдаленном от кровати углу комнаты около маленького окошечка. Карманные фонарики были потушены, окно же вообще давало мало света, а сейчас его закрывали столпившиеся, так что занавешенный угол кровати был погружен в полный мрак. До сих пор все собеседники, кроме низкорослого нотариуса, стояли к кровати спиной и не видали, что на ней творилось. Когда нотариус задал свой вопрос "что делать?", Доротея повернулась в сторону кровати и, указывая на старика, сказала:
   - Спросим его. Само собой разумеется, что он не один пришел сюда. Его выпустили на сцену, но за кулисами ждут конца комедии. Следят за ним и за нами. Спросим его, какие инструкции он имеет на случай неудачи.
   - Он не скажет.
   - Скажет... Он в наших руках, и ему выгоднее быть откровенным, чтобы не очень жестоко поплатиться.
   Последнюю фразу Доротея нарочно произнесла громко, чтобы ее слышал старик. Но он продолжал оставаться неподвижным. Только поза его казалась неестественной: он так низко опустил голову и так согнулся, что вот-вот мог упасть.
   - Эррингтон... Вебстер... осветите его. Зажгли фонари...
   Напряженное и жуткое молчание.
   - Ах! - вскрикнула Доротея, в ужасе пятясь назад. Рот старика конвульсивно дергался, а голова и туловище медленно, но непрестанно склонялись вниз. В правом плече около шеи торчала черная рукоятка кинжала. Из раны ручьем текла кровь. Ниже и ниже склонялась голова, и наконец старик упал, глухо ударяясь о каменные плиты пола.
   Глава четырнадцатая
   ЧЕТВЕРТАЯ МЕДАЛЬ
   Как ни страшна была эта картина, она не вызвала ни криков, ни беспорядка. Не ужас сковал движения и сжал горло, а недоумение, удивление, загадочность. Кто сделал это? Сюда никто не входил... И загадка воскрешения маркиза превращалась в загадку убийства самозванца.
   Первой пришла в себя Доротея.
   - Эррингтон,- распорядилась она,- взгляните, нет ли кого на лестнице. Дарио, осмотрите все стены. Вебстер и Куробелев, исследуйте кровать и занавесь.
   Сама она нагнулась и, вынув из раны кинжал, осмотрела жертву. Бездыханный труп.
   Эррингтон никого не нашел на лестнице, а остальные нигде в комнате не обнаружили ничего подозрительного.
   - Что ж теперь? - жалобно и беспомощно шептал нотариус, сидя на скамейке, потому что его ноги опять забастовали и отказывались служить.- Что ж теперь?
   Он уверовал теперь в Доротею, предсказывающую несчастье, и ждал от нее защиты и распоряжений. Сама Доротея испытывала ощущение, что истина бродит где-то около, но что она никак не может ее схватить и оформить. Как она допустила такую глупость, чтобы угол с кроватью в течение нескольких минут оставался в темноте и без присмотра? Он этим воспользовался. Он? Кто он?..
   - Что же теперь? - не переставая твердил нотариус, как в бреду.
   - Постойте, господин Деларю. Сейчас сообразим... Прежде всего практическая сторона дела. Есть смерть, есть преступление. Нужно ли уведомить власти немедленно или отложить это на день-два?
   - Отложить? Нет, нет. Такие вещи откладывать нельзя.
   - Ведь вы же не пойдете в Перьяк?
   - Почему?
   - Потому что банда, осмелившаяся на наших глазах разделаться со своим сообщником, не постесняется перехватить вас по дороге.
   - Вы думаете?
   - Я уверена в этом.
   - Ой-ой,- почти плакал нотариус.- Как же быть? Я не могу здесь оставаться навсегда. У меня есть обязанности... Я должен быть в Нанте. Жена... дети...
   - Поезжайте. Рискните... Но прежде чем уйдете, распечатайте и прочитайте нам приписку к завещанию.
   - Не знаю, имею ли я право при таких обстоятельствах...
   - При чем тут обстоятельства? В письме маркиза сказано определенно: "В случае, если судьба мне изменит и вам не удастся меня воскресить, вы сами распечатайте конверт и, узнав, где находятся драгоценности, вступите во владение ими". И так как мы знаем, что маркиз умер, основательно, крепко умер, то оставленные им четыре бриллианта принадлежат нам всем пятерым... пятерым...
   Она запнулась... В самом деле, бриллиантов четыре, а наследников пять. Противоречие такое бьющее, что мимо него нельзя пройти. Нотариус тоже спохватился.
   - Стойте! Действительно! Вас ведь пятеро! Как же я раньше не заметил этого?
   Дарио объяснил:
   - Мы, вероятно, потому не обратили внимания, что у нас все время перед глазами были четверо мужчин, четыре иностранца.
   - Да, да, вероятно, поэтому... Но все-таки, черт возьми, вас пятеро! Пятеро, а у маркиза было четыре сына, и он послал каждому из них по одной медали. Всего четыре медали. Вы слышите? Четыре медали.
   - Может быть, четыре он разослал сыновьям, а пятая... так... сама по себе,- заметил Вебстер и взглянул на Доротею.
   Не найдет ли она в этом неожиданно возникшем инциденте ключа к разгадке? Подумав немножко, Доротея сказала:
   - Или, может быть, пятая медаль была кем-нибудь подделана по образцу других и впоследствии передана одному из нас.
   - Как же это проверить?
   - Сличим медали. Фальшивую нетрудно угадать. Вебстер первый предъявил свою медаль. Она не имела никаких признаков, которые позволяли бы сомневаться в ее подлинности. Также не имели никаких особенностей и ничем не отличались друг от друга медали Эррингтона, Куробелева и Дарио. Нотариус, осмотрев их все, протянул руку за медалью Доротеи.
   К поясу Доротеи был приколот небольшой кожаный кошелек. Она развязала его, всунула руку... и застыла. Кошелек пуст. Она потрясла его, вывернула. Ничего.
   - У меня ее нету больше... нету...
   - Потеряли? - спросил нотариус.
   - Нет, потерять я не могла. Тогда я должна была бы потерять и самый кошелек. В нем, кроме медали, ничего не было.
   - В таком случае как же вы объясните?
   - Не знаю... Я не могла ее потерять... Если ее нет в кошельке, значит, она...
   Доротея хотела сказать: "Значит, она у меня украдена". Но не кончила фразы. Сказать так - это бросить обвинение, и не кому-то вообще, а одному из присутствующих. Вопрос стоял так: "Моя медаль украдена. Но здесь все четыре медали налицо. Моя среди них. Следовательно, один из этих молодых людей вор".
   Эта мысль была так ясна и приводила к такому поражающему выводу, что Доротее стоило большого труда сдержаться и не выдать себя. До поры до времени, пока она не обдумала все как следует, нельзя показывать, что кто-то заподозрен.
   - Вы правы, господин Деларю, я ее потеряла... Но как? Не могу понять... Где и когда?
   Она задумалась, как будто стараясь припомнить и сообразить, как могла затеряться медаль. Ее компаньоны тоже молчали. Свет из окна падал прямо на нее. Сильно побледневшая, она закрыла лицо руками, чтобы скрыть мучительные мысли.
   Она вспомнила последнюю ночь в деревне Перьяк, когда фургон чуть не стал жертвой пожара. Как случился этот пожар? Несомненно, поджог. И она вспомнила, как на помощь неожиданно явились крестьяне, случайно проходившие мимо. Пользуясь суматохой, один из этих "спасителей" мог забраться в фургон, а кошелек висел там на гвоздике.
   Овладев медалью, вор спешно направился к развалинам замка, где ждали его сообщники, где был изучен и исследован каждый закоулок и где уже давно все было приготовлено к дню 12 июля. Вероятно, экстренно состоялась репетиция и потом сообщник, предназначенный для роли маркиза Богреваль, был усыплен. А сам вор в полдень явился к часовой башне и, предъявив медаль, вместе с другими иностранцами присутствовал при чтении завещания. Вместе со всеми он поднялся в башню и принимал участие в воскрешении маркиза. Еще момент, Доротея отдала бы конверт с припиской, и цель достигнута. Такой хитрый и наглый план мог быть составлен одним Эстрейхером, никем больше. Но только ли составлен? Нет, и осуществлен под его непосредственным руководством, ибо битвы подобного сорта кончаются победой лишь в присутствии вождя.
   "Эстрейхер здесь,- думала Доротея.- Он бежал из тюрьмы и сейчас здесь, в этой комнате. Его соучастник мог изменить ему, выдать, и он убил его. Он один способен так поступить. Он тут... Вон он стоит. Сбрив бороду, сняв очки, остригшись догола, прицепив руку на повязку, надев фуражку русского солдата, прикинувшись не говорящим по-французски, изменив походку, стараясь все время держаться в стороне, он неузнаваем. Да, это не Куробелев, не русский, это Эстрейхер. Сейчас он не спускает глаз с меня... Старается уловить, не разгадала ли я его переодевания, и думает, не наступил ли удобный момент, чтобы с револьвером в руке заставить нас отдать ему конверт с припиской...
   Доротея не знала, что делать. На ее месте мужчина решил бы вопрос просто и прямо: броситься на врага, свалить его, скрутить. Но женщина? Ей не осилить... Она боялась. Боялась не только за себя, а и за трех молодых людей, которых тремя револьверными выстрелами Эстрейхер уложит в один миг.
   Она отняла руки от лица и, еще не поворачиваясь, чувствовала, что на нее смотрят и ее слов ждут все четверо. Эстрейхер стоял в общей группе. Она чувствовала на себе его свирепый взгляд, которым он следил за ее малейшими движениями, стараясь угадать ее намерения и предупредить их.
   Она сделала шаг к двери. План был таков: добраться до двери, преградить дорогу бандиту, посмотреть ему прямо в лицо и стать между ним и молодыми людьми. Припертый к стене, с отрезанными путями отступления, он не сумеет отразить натиска трех сильных и решительных мужчин. Она передвинулась еще на один шаг. Всего три метра отделяли ее от двери.
   Чтобы отвлечь внимание, она притворилась страшно расстроенной и сквозь слезы говорила:
   - Вероятно, я потеряла ее вчера... она лежала у меня на коленях... я встала и забыла ее...
   Вдруг она сделала большой прыжок.
   Поздно! Секундой раньше Эстрейхер, предупреждая ее, сам прыгнул к двери и остановился, держа в руках два револьвера.
   Ни Доротея, ни Эстрейхер не промолвили ни одного слова. Но и без слов молодые люди поняли, что убийца самозваного маркиза перед ними. Под угрозой револьверов они инстинктивно подались назад, но, быстро оправившись, готовые к отпору устремились вперед.
   Доротея выскочила им наперерез и стала между ними и Эстрейхером, уверенная, что он не посмеет спустить курок.
   Продолжая в правой руке держать револьвер наготове, Эстрейхер левой ощупывал дверь.
   - Пустите же нас, мадемуазель! - вне себя закричал Вебстер.
   - Одно ваше движение, и он меня убьет. Стойте спокойно.
   Эстрейхер нашел дверь, пригнулся, скользнул наружу и захлопнул ее за собой.
   Как сорвавшиеся с цепи собаки, бросились молодые люди к двери. Ткнули, нажали...
   Нет, тяжелая дверь крепко была заперта хитрым механизмом маркиза Богреваль. Открыть ее можно лишь с той стороны, наступив на три камня верхней ступеньки.
   Глава пятнадцатая
   ПОХИЩЕНИЕ МОНФОКОНА
   Дверь поддалась только тогда, когда Вебстер и Эррингтон стали бить по ней досками, которыми было заколочено окно. После нескольких ударов где-то что-то щелкнуло в хитром двухсотлетнем механизме, и дверь открылась. Трое молодых иностранцев бросились вниз по лестнице. Доротея кричала им вслед:
   - Подождите... Не спешите... Нельзя действовать наобум... Вас подстерегают...
   Они не слушали и быстро спускались. В тот самый момент, когда первый из них должен был добраться до выхода, снаружи раздался резкий продолжительный свисток. Что это значит? Доротея бросилась к окошку. Ничего не видно.
   Нотариус Деларю, увидев револьверы в руках Эстрейхера, забился в самый темный угол и только теперь решился оттуда выползти. Стоя на коленях, он уцепился за юбку Доротеи и молил:
   - Не уходите... Не оставляйте меня одного с мертвецом... Что я буду делать, если разбойник вернется?..
   Доротея подняла старика.
   - Успокойтесь, господин Деларю. Не будем терять время. Надо спасать наших друзей.
   - Спасать... Куда же мы годимся, что вы, что я... Доротея взяла его за руку, как ребенка, и повела за собой на лестницу.
   "В самом деле,- думала все-таки она,- сумеем ли мы, старик и женщина, помочь трем здоровым молодым людям? Может быть, наоборот, мы их свяжем своим присутствием?"
   Они проходили мимо той дыры в стене, которую Доротея заметила еще во время подъема. Она опять высунулась в отверстие, но на этот раз осмотревшись внимательнее. На карнизе в трещине заметила какой-то сверток. В нем оказалась веревочная лестница.
   - Превосходно,- сказала Доротея.- Эстрейхер приготовил себе на всякий случай безопасный выход. Тут можно спуститься незамеченным, так как подъемный мост на противоположной стороне стены... Давайте спускаться, господин Деларю.
   - Спускаться?.. Ни за что на свете.
   - Тут не больше десяти метров... два этажа.
   - Можно убиться на смерть...
   - А вы предпочитаете удар ножом от Эстрейхера? Не забудьте, что у него одна-единственная цель - завладеть конвертом с припиской, который находится в ваших руках.
   У нотариуса не было выбора, пришлось согласиться, но он настоял, чтобы первой спустилась Доротея.
   Так и сделали. Доротее, при ее ловкости и гибкости, спуск не доставил труда. Но на бедном нотариусе лица не было, когда он коснулся земли.
   Окольной тропинкой вышли на главную, по которой проходили утром и которая приводила к площадке с большим дубом. Оглянулись назад - никого. Впереди тоже никого. Нотариус осмелел:
   - Негодяи... Из первого же жилого дома пошлю за жандармами... Соберу со всего села крестьян с ружьями, косами, вилами... А ваш план?
   - У меня его нет. Я боюсь... Я не за себя боюсь.
   - А за кого же?
   - За детей.
   - Чьих? У вас есть дети?
   - Да. Я их оставила на постоялом дворе.
   - Сколько их у вас?
   - Четверо.
   - Четверо детей. Вы давно замужем?
   - Я совсем не замужем,- отвечала Доротея, не беспокоясь, что ее ответ дурно истолковывается нотариусом.- Я очень боюсь за них. К счастью, Кентэн неглуп и сообразит, что надо делать.
   Нотариуса не трогала тревога Доротеи. Он тревожился за себя и, вспомнив, что конверт, могущий навлечь беду, все еще у него, сказал Доротее:
   - Возьмите, пожалуйста, себе этот конверт с припиской. С какой стати я буду держать вещь, такую опасную и к тому же совсем меня не касающуюся?
   Доротея положила конверт в сумочку, приколотую к корсажу. Скоро они дошли до двора с часовой башней. Деларю, узрев в обществе двух лошадей и мотоциклета здравым и невредимым своего осла, радостно закричал, бросился к нему, сел верхом и поехал по направлению к перешейку. Сверх обыкновения осел не упрямился и сразу помчал лихого наездника. Доротея видела, как он благополучно миновал развалины первой заградительной стены.
   Она пошла той же дорогой. Тревога ее росла. Свисток Эстрейхера был сигналом для его сообщников, расставленных по всем дорогам, в этом сомнений быть не могло. Они стерегут дорогу на перешейке и закрывают выход с полуострова.
   "Во всяком случае,- говорила она себе,- если я и не пройду, то нотариус проскочит. Кентэн будет предупрежден и примет меры".
   Когда она уже совсем близко подошла к тому месту, где начиналась самая узкая дорожка, раздался звук выстрела и показался дымок. Крик. Потом молчание. Через несколько минут она увидела осла, несущегося навстречу ей во всю прыть. Бравый наездник скорее лежал, чем сидел, уцепившись за шею животного. Доротея едва успела отскочить в сторону. Нотариус, свесивший голову на другую сторону, ее не заметил.
   Таким образом, надежда на то, что Кентэна предупредят, рухнула. Нужно пробиваться самой. С удвоенной осторожностью, останавливаясь и прислушиваясь на каждом шагу, она шла по направлению к "чертовой тропе"... Впереди мелькнули два силуэта. Доротея спряталась за камни. Мимо нее пробежала пара каких-то субъектов, несомненно, это были члены шайки Эстрейхера, стрелявшие в Деларю и теперь гнавшиеся за ним.
   Когда шаги их заглохли в отдалении, Доротея выбралась из своей засады и, уверенная, что препятствий впереди больше нет, без остановок побежала по знакомой дороге к постоялому двору вдовы Амуру. На ходу она заметила, что барона Давернуа и его подруги на старом месте нет.
   Вот домик вдовы Амуру. Доротея крикнула:
   - Кентэн!.. Кентэн!..
   Никто не отвечает. Никого не видно. Фургон стоял у сарая. Доротея толкнула его дверцы, заглянула внутрь: никого. Она вошла в домик.
   В первой комнате никого нет, но грозные признаки налицо: стулья и скамьи перевернуты и валяются в беспорядке. На столе три недопитые бутылки. Доротея позвала:
   - Госпожа Амуру!
   Из-за прилавка послышался стон. Там связанная по рукам и ногам лежала трактирщица.
   - Ранены? - спросила Доротея, развязывая ее.
   - Нет... нет...
   - Что с детьми?
   - Ничего, благополучно.
   - Где они?
   - Вероятно, на берегу моря.
   - Все?
   - Кроме одного, самого маленького. Его похитили.
   - Кто?
   - Двое мужчин. Они вошли и просили подать им пить. Ваш малыш играл возле нас... Другие ребята возились в саду за сараем. И вот один из мужчин схватил меня за горло, а другой ударил мальчугана кулаком. "Где остальные мальчишки?" - спрашивает меня. Я ответила, будто бы они ловят рыбу на берегу. "Это правда? Смотри, ты ответишь, если врешь". Потом обратились к малышу и спросили его о том же. Я очень боялась, что он скажет правду. Но он догадался и повторил мои слова, хотя и знал, что я соврала. Тогда меня связали. "Лежи, говорят, старая, мы вернемся, а если мы мальчишек около моря не найдем, то ты сама полетишь туда на дно". Мальчика они увели с собой.
   Доротея побледнела.
   - И это все?
   - Нет... Через полчаса пришел самый старший из мальчиков. Я рассказала всю историю. Он хотел перерезать веревки, но я просила оставить меня связанной, потому что разбойники могли вернуться. Тогда Кентэн вынул из сундука старое ружье моего покойного отца, хранившееся еще с прусской войны, и вышел.
   - Куда же он пошел?
   - Не знаю... Слышно было, будто к морю.
   - Давно это было?
   - С час, не меньше.
   - Целый час? Ой-ой...
   Теперь трактирщица согласилась, чтобы ее развязали. На просьбу Доротеи немедленно и спешно отправиться в Перьяк, чтобы позвать оттуда помощь, она ответила:
   - В Перьяк? Да что вы? Мои ноги не вынесут. Нет, уж лучше вам самой...
   Но это Доротее казалось невозможным: она не может бросить своих мальчиков.
   Итак, нападение, которого она ждала и боялась, было произведено. Мотивы похищения Монфокона были ясны. Эстрейхер ведь охотился не только за драгоценностями, у него есть и другая цель. Вот ради достижения этой цели он захватил капитана, зная, что милый бутуз очень дорог Доротее и она согласится на многое, чтобы его спасти.
   В нескольких местах на дороге Доротея заметила сложенные в круг камешки и ветки деревьев. Сначала она не придала им значения, но потом сообразила, что это Кентэн оставлял для нее указания своего пути Установив, что Кентэн, дойдя до перешейка, свернул в сторону и пошел вдоль берега, Доротея решила возвратиться на полуостров старой дорогой.
   Недоумевая, почему на полуострове, где на маленькой площади скопилось сейчас по меньшей мере десять человек, царит такая тишина и чуя в этом недоброе, Доротея дошла до двора с часами. Там по-прежнему мирно стояли две лошади и мотоциклет. Осел нотариуса, потный, с седлом на боку, был тут же.
   Что стало с Деларю? Убежал он или пленен? Где иностранцы? Куда скрылись Эстрейхер со своей шайкой?
   Доротея была не из трусливого десятка. Войну она провела на передовых позициях и привыкла к атакам, к гулу и грохоту самого страшного боя. Но сейчас ясное предчувствие, что на нее будет сделано нападение, и вместе с тем неизвестность, откуда и когда,- сжимали ее сердце тяжелой тоской. Тем не менее она шла вперед. Прошла дубовую аллею и стала подниматься к подножию башни Коксэн.
   И здесь тишина. Зловещая тишина. На площадке у подъемного моста нет никого. Доротея вспомнила, что драгоценный конверт с припиской маркиза Богреваль у нее. Не сомневаясь, что за ней следят, она засунула руку в сумку, где лежал конверт, и, не вынимая, смяла бумагу в небольшой шарик. Потом решила выбросить ее где-нибудь в укромном месте. Для этого она вошла под своды башни у ворот подъемного моста и там незаметно бросила на землю.
   Едва она сделала несколько шагов, как позади раздался шум и треск. Это старинная решетка моста, двести лет висевшая неподвижно на заржавевших цепях, упала и заградила выход.
   Глава шестнадцатая
   ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ МИНУТЫ
   Доротея стала пленницей. Ее враги были хозяевами положения.
   Ну, что ж! Может быть, это и к лучшему. Для спасения Монфокона все равно надо выйти на поле битвы.
   У противоположного конца сводчатого прохода показалось двое мужчин. Наставили на Доротею револьверы.
   Доротея остановилась. В бандитах, одетых по-матросски, она узнала тех, двух соучастников Эстрейхера, которых видела при нападении на нее в Мануаре.
   - Где мальчик? Что вы с ним сделали?
   Они подошли ближе, один из них грубо схватил Доротею за руку, а другой начал было ее обыскивать, но раздался голос:
   - Оставь ее... Это я сам сделаю,- и из-за выступа стены вышел Эстрейхер.
   Хотя он еще не снял русской формы, но сейчас показался Доротее гораздо более похожим на себя, на того Эстрейхера, который был знаком ей по замку Роборэй и по имению Давернуа. Напускная смиренность и болезненность русского инвалида исчезли, и он предстал в своем обычном виде: надменный, наглый, злой. Только теперь, когда он снял густую бороду и волосы на голове, Доротея разглядела его уродливый череп, сильно приплюснутый затылок и по-обезьяньи вытянутый вперед подбородок.
   Он долго стоял молча. Упивался ли он победой? Или, может быть, наоборот, испытывал некоторую стесненность? Заложив руки за спину, он прошелся несколько раз взад-вперед. Спросил Доротею:
   - У тебя есть оружие? - И получив в ответ: "Никакого", приказал молодцам из шайки удалиться и вновь начал прохаживаться молча.
   Доротея внимательно рассматривала его, стараясь отыскать в его лице хоть что-нибудь человеческое, порядочное, что давало бы надежду... Ничего. Низость, скотство, грубость... Рассчитывать не на что. Только на свой ум и находчивость. Это очень мало, но и очень много. Ведь тогда, в Мануаре, когда она так же вот стояла лицом к лицу с ним, победа осталась за ней. И сегодня еще не все потеряно. Поборемся.
   Уверенно и дерзко она посмотрела Эстрейхеру прямо в глаза.
   Эстрейхер тоже смотрел на нее в упор. Заговорил:
   - Хороша девчонка... Лакомый кусочек!..
   Она с отвращением отвернулась. Эстрейхер нахмурился.
   - Что? Я тебе все еще противен? Это ты из-за отца? Брось чепуху... Твой отец был так болен, что все равно бы умер. И потом ты знаешь, что настоящим-то убийцей был не я...
   - Пусть так... А вот час назад кто убил в башне своего сообщника?
   - Пустые разговоры, моя милая. Такого негодяя не стоит жалеть. Трусливый, жалкий пес, который готов был меня предать. Ты это верно угадала. Как ты вообще всегда верно угадываешь! Молодец! Ты шутя разгадываешь самые трудные загадки. От тебя ничего не скроешь. Ты не ошиблась даже, когда говорила о Жоффруа, слуге маркиза. Этот Жоффруа, кажется, действительно был сродни кому-то из моих предков. Молодец, молодец! Без ошибок, без колебаний... Ты играла наверняка, словно смотрела в мои карты... И что меня больше всего удивляет, Доротея, так это твое хладнокровие. Вот и сейчас. Ведь ты же понимаешь, чего я добиваюсь?