Морис Леблан
«Последние похождения Арсена Люпэна, взломщика-джентльмена»
Часть первая
ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ АРСЕНА ЛЮПЭНА
Глава 1
Резня
I
Господин Кессельбах остановился на пороге гостиной, взял за локоть своего секретаря и тихим голосом с беспокойством сказал:
— Чемпэн, кто-то сюда опять забирался.
— Ну что вы, мсье! — возразил тот. — Вы только что сами открыли дверь прихожей, и все то время, когда мы обедали в ресторане, ключ оставался в вашем кармане.
— Чемпэн, сюда опять кто-то входил, — повторил господин Кессельбах.
Он указал на дорожную сумку, лежавшую на камине:
— И вот вам доказательство. Эта сумка раньше была закрыта. Теперь — нет.
Чемпэн не согласился опять:
— Уверены ли вы, мсье, что закрыли ее? Впрочем, что там могло быть? Не имеющие ценности безделушки, предметы туалета…
— Ничего другого в ней нет потому, что перед уходом из осторожности я вынул бумажник… Иначе… Нет, Чемпэн, говорю вам еще раз, кто-то забирался сюда в то время, когда мы обедали.
На стене висел телефон. Он снял трубку.
— Алло… Говорит господин Кессельбах… Квартира 415… Да, да… Будьте добры, барышня, соедините меня с префектурой полиции… Службой Сюрте… Номер не требуется, не так ли? Хорошо, благодарю… Жду у аппарата…
Минуту спустя он заговорил опять:
— Алло!.. Алло! Я хотел бы поговорить с господином Ленорманом, шефом Сюрте. Это Рудольф Кессельбах… Алло!.. Ну конечно, шеф Сюрте знает, о чем пойдет речь… Я звоню с его позволения… Ах, его нет?.. С кем тогда имею честь?.. С господином Гурелем, полицейским инспектором? Кажется, мсье Гурель, вы присутствовали при нашей вчерашней встрече с господином Ленорманом… Так вот, мсье, то же самое произошло и сегодня. В квартиру, которую я занимаю, кто-то забирался. Если вы придете сейчас, может быть, обнаружите улики и что-нибудь выясните… В течение часа или двух? Отлично. Попросите указать вам апартамент номер 415. Еще раз благодарю вас, мсье!
Проездом в Париже, господин Рудольф Кессельбах, король бриллиантов, как его еще называли, либо, по другому прозвищу, — Хозяин Кейптауна (его состояние оценивалось более чем в сто миллионов) уже свыше недели снимал на четвертом этаже отеля Палас апартаменты из трех комнат, из которых две большие, с правой стороны, — гостиная и жилая комната — выходили на проспект, а третья, поменьше слева, была отведена секретарю Чемпэну и выходила на улицу Иудеи. За этой комнатой пять подобных помещений были заняты для госпожи Кессельбах, которая еще только собиралась выехать из Монте-Карло.
Несколько минут господин Кессельбах с озабоченным видом прохаживался по комнате. Это был рослый мужчина с румяным лицом, еще далеко не старый; голубые глаза мечтателя — их светло-небесный цвет проглядывал сквозь очки в золотой оправе — придавали ему выражение доброты и застенчивости, плохо вязавшееся с решительным видом, квадратным лбом и выдающейся вперед челюстью.
Он подошел к окну, оказавшемуся запертым. Впрочем, кто мог бы через него проникнуть? Отдельный балкон, тянувшийся вдоль квартиры, обрывался с правой стороны; с левой от других балконов над улицей Иудеи его отделял каменный простенок. Кессельбах прошел в свою комнату; она никак не сообщалась с соседними. Заглянул в комнату секретаря; двери, выходившие в комнаты, оставленные для госпожи Кессельбах, были заперты, засов на них — задвинут.
— Ничего не могу понять, Чемпэн, — признался он. — Вот уже несколько раз я обнаруживаю странные… очень странные, согласитесь, вещи. Вчера кто-то переставил мою трость… Позавчера, без всякого сомнения, трогали мои бумаги… И нельзя даже представить себе, как это могло случиться.
— Все это просто невозможно, мсье! — воскликнул Чемпэн, чья благодушная физиономия не выражала ни капли беспокойства. — Одни предположения… Доказательств просто нет… Только смутные догадки… И еще: в эти комнаты можно войти только через прихожую. Но вы еще в день прибытия заказали себе особый ключ, и только у вашего слуги Эдвардса имеется второй. Ему ведь вы доверяете?
— Еще бы! Скоро десять лет, как он у меня! Но Эдвардс обедает в то же время, что и мы, и это плохо. В дальнейшем он будет выходить из комнат только после нашего возвращения.
Чемпэн слегка пожал плечами. Хозяин Кейптауна, с его необъяснимыми страхами, несомненно, становился несколько странным. Чего бояться в гостинице, особенно если не держишь при себе — или на себе — ничего ценного, никаких более или менее значительных сумм.
Они услышали, как открылась входная дверь. Это пришел Эдвардс. Господин Кессельбах позвал слугу.
— На вас сегодня ливрея, Эдвардс? Я не жду на этот день визитов… Впрочем, нет, придет господин Гурель. Так что оставайтесь в прихожей и следите за дверью. Мы с господином Чемпэном должны как следует поработать.
Их работа, впрочем, продолжалась лишь несколько минут, в течение которых Рудольф Кессельбах просмотрел почту, пробежал глазами два или три письма и указал, как следовало на них ответить. Чемпэн, ожидавший с ручкой наготове, заметил вдруг, что мысли господина Кессельбаха витали совсем далеко.
Он сжимал в пальцах и внимательно разглядывал черную булавку, изогнутую, как рыболовный крючок.
— Чемпэн, — сказал он, — эту штучку я только что обнаружил на столе. И, видимо, она здесь не без значения, эта согнутая булавка. Вот вам и улика, вещественное доказательство.
Теперь вы не можете уже утверждать, что в гостиную никто не забирался. Эта вещица не могла попасть сюда сама.
— Конечно, нет, — отозвался Чемпэн. — Она попала сюда благодаря мне.
— Как это?
— Ну да, этой булавкой я скреплял галстук. Я снял ее вчера вечером, когда вы были заняты чтением, и машинально согнул.
Господин Кессельбах, явно задетый, прошелся по комнате. И сказал, остановившись:
— Вы, конечно, надо мной смеетесь, Чемпэн… И с полным правом… Не буду спорить, я стал несколько… эксцентричным, скажем так, после недавней поездки в Кейптаун… Дело в том… Вы просто не знаете, Чемпэн, что случилось нового в моей жизни, какой в нее вошел потрясающий замысел… Огромное дело, которое видится пока лишь в тумане грядущего, но которое уже вырисовывается в нем… И обещает стать чем-то колоссальным. Ах, Чемпэн, вы не можете себе и представить! Деньги — мне на них наплевать, они у меня есть… У меня их более чем достаточно. Но это — это больше, чем богатство, это — сила, могущество, власть. И если действительность оправдает мои предчувствия, я стану хозяином не только Кейптауна, но также других мест. Рудольф Кессельбах, сын котельщика из Аугсбурга, станет равным со многими из тех, кто глядел на него прежде свысока… И поднимется даже на большую высоту, Чемпэн, на большую высоту, чем они, можете мне поверить! Если только…
Он замолчал, взглянул на секретаря, словно пожалел о том, что сказал слишком много. Однако, увлеченный собственным порывом, заключил:
— Теперь вы понимаете, Чемпэн, причины моего беспокойства. В этой голове засела мысль, идея, не имеющая цены… О ней, может быть, кое-кто догадывается… И за мною следят, я в этом вполне убежден…
Послышался звонок.
— Телефон, — напомнил Чемпэн.
— Может быть, случайно, — добавил господин Кессельбах, думая о своем, случайно это…
Он взял трубку.
— Алло? По чьей просьбе?.. Полковника? Ага. Да, это я… Что у вас нового?.. Отлично!.. Значит я вас жду… Приедете со своими людьми? Отлично! Алло… Нет, вы меня не потревожите… я отдам необходимые распоряжения… Дело, значит, так серьезно? Повторяю, указание дано строжайшее… Мой секретарь и слуга охраняют вход, и никто сюда не войдет. Дорога вам знакома, не так ли? Тогда не теряйте ни минуты.
Он повесил трубку и сообщил:
— Чемпэн, сюда должны прибыть двое… Да, двое мужчин… Эдвардс впустит их…
— Однако… Господин Гурель, бригадир…
— Он прибудет позднее, через час. Поэтому пошлите сразу Эдвардса в контору отеля, пускай предупредит: меня ни для кого нет… Кроме как для двух господ, полковника и его друга, и еще — для господина Гуреля. Пусть запишут их имена.
Чемпэн выполнил распоряжение. Вернувшись, он увидел, что господин Кессельбах держит конверт, точнее — небольшой пакетик из черной кожи, по всей видимости — пустой. И, казалось, колеблется, не решаясь, как с ним поступить, положить в карман или еще куда-нибудь? Он подошел, наконец, к камину и бросил кожаный конверт в дорожную сумку.
— Закончим с письмами, Чемпэн, — сказал господин Кессельбах. — У нас остаются десять минут. Ага! Письмо от госпожи Кессельбах. Что же вы мне не сказали о нем, Чемпэн? Вы не узнали почерка?
Он не скрывал волнения, с которым рассматривал листок бумаги, который держала его жена, в котором сохранилась, быть может, частица ее сокровенных дум. Вдохнул аромат ее духов и, вскрыв конверт, медленно, вполголоса прочитал — отрывками, доносившимися до Чемпэна:
«Немного устала… Не выхожу из комнаты… Скучаю… Когда смогу к вам приехать?.. С нетерпением жду телеграмму…»
— Вы отправили утром телеграмму, Чемпэн? Значит, госпожа Кессельбах будет здесь завтра, во вторник.
Он весь светился радостью, словно груз его трудов стал внезапно намного легче, и любое беспокойство оставило его. Потирал руки, дышал всею грудью, — счастливец, всецело владевший всем, что составляло счастье, и способный его защитить.
— Звонят! Чемпэн, звонят в прихожую! Поглядите, кто пришел.
Тут вошел Эдвардс со словами:
— Вас ждут двое господ, мсье. Те самые…
— Я знаю. Они уже в прихожей?
— Да, мсье.
— Заприте входную дверь и не открывайте более никому… кроме господина Гуреля, бригадира Сюрте. А вы, Чемпэн, ступайте за этими господами и скажите им, что вначале я желаю поговорить с полковником. Только с полковником.
Эдвардс и Чемпэн вышли, прикрыв за собой дверь в гостиную. Рудольф Кессельбах подошел к окну и прислонился лбом к стеклу. Снаружи, внизу, экипажи и автомобили катили по улице двумя параллельными потоками, отмеченными двойной линией ограждения. Ясное весеннее солнце сверкало на металле и лакированных поверхностях. На деревьях распускалась еще робкая листва, почки каштанов раскрывали первые лепестки.
— Что там возится этот Чемпэн? — прошептал Кессельбах. — Сколько можно переговариваться!..
Он взял со стола сигару и, прикурив, выпустил кольцо дыма. И тут у него вырвался негромкий возглас. Возле него стоял человек, которого он не знал.
Рудольф Кессельбах невольно отступил на шаг:
— Кто вы такой?
Незнакомец, корректно, несколько даже элегантно одетый мужчина, черноволосый и черноусый, с твердым взглядом, иронически усмехнулся.
— Кто я такой? Полковник, которого вы ждете.
— Ну нет! Человек, которого я так называю, который подписывает свои письма этим именем… такой условной подписью… вовсе не вы.
— Совсем наоборот… Тот, другой, не более чем… Впрочем, дорогой мсье, это не имеет никакого значения. Главное — в том, что я… это я. И могу поклясться, что это так.
— Но тогда, мсье… У вас есть имя?
— Полковник. До нового распоряжения, зовите меня так. Господина Кессельбаха охватила растерянность. Кто этот незнакомец? Чего он хочет?
Он позвал:
— Чемпэн!
— Какая странная идея — звать кого-то еще! — заметил на это чужак. Разве вам недостаточно моего общества?
— Чемпэн! — повторил господин Кессельбах. — Чемпэн! Эдвардс!
— Чемпэн! Эдвардс! — в свою очередь воскликнул незваный гость. — Где же вы, друзья мои?! Вас зовут!
— Сударь, я прошу вас, я требую дать мне пройти.
— Но, дорогой мсье, кто же вам препятствует?
Он вежливо отстранился. Господин Кессельбах подошел к двери, распахнул ее и тут же отскочил назад. По ту сторону стоял другой незнакомец, с пистолетом в руке.
Он пробормотал:
— Эдвардс… Чеп…
Слова застыли на лету. В одном из углов прихожей он увидел связанных, с кляпами во рту, лежащих рядом на полу секретаря и слугу.
При всей своей впечатлительности и склонности к тревоге господин Кессельбах был мужественным человеком. Ясное ощущение опасности не могло заставить его растеряться; оно, наоборот, возвращало ему энергию, готовность к борьбе. Медленно, по-прежнему изображая растерянность и страх, он отступил к камину и прислонился к стене. Его палец нащупывал кнопку звонка. Найдя ее, он нажал.
— А дальше? — произнес незнакомец.
Не отвечая, господин Кессельбах продолжал звонить.
— А дальше? Нажимая эту кнопку, вы воображаете, что на ваш зов сейчас сбежится весь отель? Но, мой бедный мсье, обернитесь же к стене! И вы увидите, что провод обрезан.
Господин Кессельбах мгновенно повернулся, словно для того, чтобы проверить провод. Но тут же быстрым движением взял дорожную сумку, выхватил револьвер, прицелился в неизвестного и нажал на спуск.
— Черт! — заметил тот. — Вы зарядили эту штуку воздухом и тишиной?
Курок щелкнул еще раз, потом — еще. Выстрела не послышалось.
— Еще три выстрела, о Король Кейптауна! Где ваши шесть пуль? Вот как, мсье не желает более стрелять? Очень жаль, начало было прекрасным.
Он схватил за спинку стул, повернул его, уселся на него верхом, указав господину Кессельбаху на кресло, предложил:
— Потрудитесь же сесть, дорогой мсье, и будьте как дома. Сигарету? Я обойдусь. Предпочитаю сигары.
На столе лежала коробка. Он выбрал золотистую гаванскую сигару самой тонкой выделки, прикурил и, отвесив поклон:
— Благодарю вас. Сигара просто превосходна. А теперь — побеседуем, если вы не против…
Рудольф Кессельбах слушал его в полном недоумении. Кем была эта странная личность? Видя, как он мирно настроен и в то же время разговорчив, Кессельбах постепенно успокаивался, ему начинало казаться, что все могло решиться без насилия или грубости. Он извлек из кармана бумажник, вынул внушительную пачку банкнот и спросил:
— Сколько?
Тот посмотрел на него с удивлением, словно силясь понять. Помолчав, он позвал:
— Марко!
Человек с револьвером вошел.
— Марко, — продолжал незнакомец, — мсье так добр, что готов подарить тебе денег на пару тряпок для твоей подружки. Прими их, Марко.
Держа по-прежнему револьвер правой рукой, Марко протянул левую, взял деньги и удалился.
— Вопрос решен в соответствии с вашим желанием, мсье, — сказал неизвестный. — Теперь — о цели моего визита. Буду точен и, по возможности, краток. Мне нужны два предмета. Во-первых, небольшой конверт из черной кожи, который вы обычно носите с собой. Затем шкатулка из черного дерева, еще вчера находившаяся в этой дорожной сумке. Давайте же по порядку. Кожаный конверт?
— Я его сжег.
Неизвестный нахмурился. Наверно, вспомнил добрые времена, когда обладал безошибочными средствами заставить кого угодно заговорить.
— Ах! — проворчал он. — Вы начинаете меня раздражать, милейший.
И с беспощадной силой вывернул ему руку.
— Вчера, Рудольф Кессельбах, не далее, как вчера, вы побывали в Лионском кредитном банке, на бульваре Итальянцев, держа под пальто пакет. Вы арендовали сейф… Могу уточнить: сейф № 6 в кулуаре № 9. Поставив подпись и заплатив, вы спустились в подвал; когда же поднялись обратно, пакета с вами уже не было. Все верно?
— Совершенно.
— Следовательно, шкатулка и конверт находятся в банке.
— Нет!
— Отдайте мне ключ от вашего сейфа.
— Нет.
— Марко!
Марко тут же прибежал.
— Давай, Марко. Четверной узел.
Прежде чем господин Кессельбах успел приготовиться к защите, его запеленали в сложное сплетение веревок, которые врезались ему в тело каждый раз, когда он пытался совершить какое-либо движение. Руки были связаны за спиной, торс припечатан к спинке кресла, ноги перебинтованы, как у мумии.
— Марко, обыскать!
Марко повиновался. Две минуты спустя он вручил своему главарю маленький никелированный ключ, на котором были выбиты цифры 16 и 9.
— Отлично. А кожаный конверт?
— Не было, патрон.
— Значит, он в сейфе. Господин Кессельбах, соблаговолите сообщить мне секретный шифр.
— Нет.
— Вы отказываетесь?
— Да.
— Марко!
— Патрон?
— Приложи-ка дуло револьвера к виску мсье!
— Слушаюсь.
— Палец — на спуск.
— Есть.
— Ну как, старина Кессельбах, будешь говорить?
— Нет.
— Даю десять секунд, ни единой больше. Марко?
— Патрон?
— Через десять секунд ты прострелишь голову мсье.
— Слушаюсь.
— Итак, Кессельбах, считаю: раз… два… три… четыре… пять… шесть…
Кессельбах подал знак.
— Будешь говорить?
— Да.
— Ты успел вовремя. Итак, шифр… Слово, чтобы открыть замок?
— Долор.
— Долор… Имя госпожи Кессельбах, кажется, Долорес? О любовь, любовь!.. Марко, сделаешь все, что я сказал. И смотри, не ошибись. Повторяю… Отправишься к Жерому в известную тебе контору, отдашь ему ключ и сообщишь шифр: Долор. Поедете затем вместе в Лионский кредитный банк. Жером войдет сам, распишется в книге посетителей, спустится в подвал и заберет все, что найдет в сейфе мсье. Понятно?
— Да, патрон. Но если сейф случайно не откроется, если слово «Долор»…
— Спокойно, Марко. По выходе из банка ты расстанешься с Жеромом, поедешь к себе и по телефону сообщишь мне о результатах операции. И если, по случайности, слово «Долор» не позволит открыть сейф, у нас двоих, моего друга Кессельбаха и меня, состоится маленький, завершающий разговор. Кессельбах, ты уверен, что не ошибся?
— Да.
— В таком случае я смогу убедиться, что ты здесь ничего не скрываешь. Посмотрим, посмотрим. Марко, чеши!
— А вы, патрон?
— Я остаюсь здесь. Опасность никогда не была такой незначительной. Не так ли, Кессельбах, ты отдал все распоряжения?
— Да.
— Дьявол, ты что-то слишком быстро это сказал… Не стараешься ли выиграть время? Надеешься, что я попаду в ловушку, как дурак?
Он подумал, посмотрел опять на пленника и заключил:
— Нет, навряд ли. Никто более нас не станет беспокоить.
Он не окончил еще последнего слова, когда в вестибюле раздался звонок. Незнакомец тут же, с силой зажал рукой рот господина Кессельбаха.
— Ах, ты, старая лиса! Ты кого-то ждал!
В глазах пленника затеплилась надежда. Из-под ладони, которая его душила, донесся злорадный смешок. Незнакомец задрожал от бешенства.
— Молчи… Не то — задушу… Марко, быстро, заткни ему рот кляпом. Скорее… Вот так!
Звонок раздался опять. И он крикнул, как будто сам был Рудольфом Кессельбахом и Эдвардс находился бы на посту:
— Откройте же, Эдвардс!
Затем тихо вышел в вестибюль и шепотом, указывая на секретаря и слугу, приказал:
— Марко, помоги-ка затолкать их во вторую комнату…
И поднял сам секретаря. Сообщник внес слугу.
— А сейчас — в гостиную, — скомандовал главарь.
Затем громко, удивленным тоном сказал:
— Я не вижу здесь вашего слуги, мсье Кессельбах… Нет, не тревожьтесь, кончайте писать письмо… Я открою сам…
И спокойно открыл входную дверь.
Перед ним стоял настоящий колосс с веселым выражением лица, живыми глазами, переминавшийся с ноги на ногу и перебиравший в руках поля своей шляпы.
— Господин Кессельбах? — спросил тот.
— Совершенно верно, он живет здесь. Кого ему объявить?
— Господин Кессельбах нам звонил… Он меня ждет…
— Ах, это вы! Сейчас предупрежу. Не хотите ли минутку подождать… Господин Кессельбах сейчас вас примет…
У него хватило смелости оставить посетителя одного на пороге прихожей, в месте, откуда сквозь приоткрытую дверь была видна часть гостиной. Не спеша, даже не оборачиваясь, он вошел в салон, приблизился к своему сообщнику, стоявшему рядом с Кессельбахом, и тихо сказал:
— Дело дрянь. Это Гурель из Сюрте.
Тот вынул нож. Он перехватил его руку.
— Не делай глупостей, дурень. Есть идея. Только, ради Бога, пойми правильно, Марко, говорить теперь будешь ты. Ты слышишь, Марко, — словно ты сам Кессельбах.
Он произнес это властно, с безмерным хладнокровием. Марко без дальнейших объяснений понял, что ему придется сыграть роль Рудольфа Кессельбаха. И он сказал, достаточно громко, чтобы быть услышанным из прихожей:
— Прошу меня извинить, дорогой друг. Передайте господину Гурелю: я весьма занят сейчас, срочной работы — выше головы… Я приму его завтра, в девять часов утра. Да, да, ровно в девять.
— Хорошо, — шепнул главарь. — И больше не шевелись.
Он вернулся в вестибюль. Гурель его ждал. Он сказал ему:
— Господин Кессельбах приносит искренние извинения. Он должен завершить важную работу. Не могли бы вы прийти завтра, в девять часов утра?
Мгновение пролетело в тишине. Гурель, казалось, был удивлен и смутно встревожен. В кармане куртки сжался огромный кулак. Одно неосторожное движение — и он смог бы ударить.
Наконец, Гурель сказал:
— Пусть так… Завтра, в девять… Однако, все-таки… Да ладно, завтра, в девять утра я буду у него.
И, нахлобучив шляпу, удалился по коридорам отеля.
В гостиной Марко не сдержал смеха:
— Здорово, патрон, вы его околпачили!
— Теперь дело за тобой, Марко. Ты за ним проследишь. Если он действительно уйдет из отеля, брось его, отправляйся к Жерому и действуй, как тебе сказано. А потом — звони…
Марко поспешил прочь.
Незнакомец взял с камина графин, налил себе полный стакан воды, который выпил единым духом, намочил платок, вытер им залитый потом лоб, затем уселся перед своим пленником и с подчеркнутой вежливостью произнес:
— Позвольте, наконец, иметь честь представиться вам, мсье Кессельбах.
И, вынув из кармана визитную карточку, объявил:
— Арсен Люпэн, взломщик-джентльмен.
— Чемпэн, кто-то сюда опять забирался.
— Ну что вы, мсье! — возразил тот. — Вы только что сами открыли дверь прихожей, и все то время, когда мы обедали в ресторане, ключ оставался в вашем кармане.
— Чемпэн, сюда опять кто-то входил, — повторил господин Кессельбах.
Он указал на дорожную сумку, лежавшую на камине:
— И вот вам доказательство. Эта сумка раньше была закрыта. Теперь — нет.
Чемпэн не согласился опять:
— Уверены ли вы, мсье, что закрыли ее? Впрочем, что там могло быть? Не имеющие ценности безделушки, предметы туалета…
— Ничего другого в ней нет потому, что перед уходом из осторожности я вынул бумажник… Иначе… Нет, Чемпэн, говорю вам еще раз, кто-то забирался сюда в то время, когда мы обедали.
На стене висел телефон. Он снял трубку.
— Алло… Говорит господин Кессельбах… Квартира 415… Да, да… Будьте добры, барышня, соедините меня с префектурой полиции… Службой Сюрте… Номер не требуется, не так ли? Хорошо, благодарю… Жду у аппарата…
Минуту спустя он заговорил опять:
— Алло!.. Алло! Я хотел бы поговорить с господином Ленорманом, шефом Сюрте. Это Рудольф Кессельбах… Алло!.. Ну конечно, шеф Сюрте знает, о чем пойдет речь… Я звоню с его позволения… Ах, его нет?.. С кем тогда имею честь?.. С господином Гурелем, полицейским инспектором? Кажется, мсье Гурель, вы присутствовали при нашей вчерашней встрече с господином Ленорманом… Так вот, мсье, то же самое произошло и сегодня. В квартиру, которую я занимаю, кто-то забирался. Если вы придете сейчас, может быть, обнаружите улики и что-нибудь выясните… В течение часа или двух? Отлично. Попросите указать вам апартамент номер 415. Еще раз благодарю вас, мсье!
Проездом в Париже, господин Рудольф Кессельбах, король бриллиантов, как его еще называли, либо, по другому прозвищу, — Хозяин Кейптауна (его состояние оценивалось более чем в сто миллионов) уже свыше недели снимал на четвертом этаже отеля Палас апартаменты из трех комнат, из которых две большие, с правой стороны, — гостиная и жилая комната — выходили на проспект, а третья, поменьше слева, была отведена секретарю Чемпэну и выходила на улицу Иудеи. За этой комнатой пять подобных помещений были заняты для госпожи Кессельбах, которая еще только собиралась выехать из Монте-Карло.
Несколько минут господин Кессельбах с озабоченным видом прохаживался по комнате. Это был рослый мужчина с румяным лицом, еще далеко не старый; голубые глаза мечтателя — их светло-небесный цвет проглядывал сквозь очки в золотой оправе — придавали ему выражение доброты и застенчивости, плохо вязавшееся с решительным видом, квадратным лбом и выдающейся вперед челюстью.
Он подошел к окну, оказавшемуся запертым. Впрочем, кто мог бы через него проникнуть? Отдельный балкон, тянувшийся вдоль квартиры, обрывался с правой стороны; с левой от других балконов над улицей Иудеи его отделял каменный простенок. Кессельбах прошел в свою комнату; она никак не сообщалась с соседними. Заглянул в комнату секретаря; двери, выходившие в комнаты, оставленные для госпожи Кессельбах, были заперты, засов на них — задвинут.
— Ничего не могу понять, Чемпэн, — признался он. — Вот уже несколько раз я обнаруживаю странные… очень странные, согласитесь, вещи. Вчера кто-то переставил мою трость… Позавчера, без всякого сомнения, трогали мои бумаги… И нельзя даже представить себе, как это могло случиться.
— Все это просто невозможно, мсье! — воскликнул Чемпэн, чья благодушная физиономия не выражала ни капли беспокойства. — Одни предположения… Доказательств просто нет… Только смутные догадки… И еще: в эти комнаты можно войти только через прихожую. Но вы еще в день прибытия заказали себе особый ключ, и только у вашего слуги Эдвардса имеется второй. Ему ведь вы доверяете?
— Еще бы! Скоро десять лет, как он у меня! Но Эдвардс обедает в то же время, что и мы, и это плохо. В дальнейшем он будет выходить из комнат только после нашего возвращения.
Чемпэн слегка пожал плечами. Хозяин Кейптауна, с его необъяснимыми страхами, несомненно, становился несколько странным. Чего бояться в гостинице, особенно если не держишь при себе — или на себе — ничего ценного, никаких более или менее значительных сумм.
Они услышали, как открылась входная дверь. Это пришел Эдвардс. Господин Кессельбах позвал слугу.
— На вас сегодня ливрея, Эдвардс? Я не жду на этот день визитов… Впрочем, нет, придет господин Гурель. Так что оставайтесь в прихожей и следите за дверью. Мы с господином Чемпэном должны как следует поработать.
Их работа, впрочем, продолжалась лишь несколько минут, в течение которых Рудольф Кессельбах просмотрел почту, пробежал глазами два или три письма и указал, как следовало на них ответить. Чемпэн, ожидавший с ручкой наготове, заметил вдруг, что мысли господина Кессельбаха витали совсем далеко.
Он сжимал в пальцах и внимательно разглядывал черную булавку, изогнутую, как рыболовный крючок.
— Чемпэн, — сказал он, — эту штучку я только что обнаружил на столе. И, видимо, она здесь не без значения, эта согнутая булавка. Вот вам и улика, вещественное доказательство.
Теперь вы не можете уже утверждать, что в гостиную никто не забирался. Эта вещица не могла попасть сюда сама.
— Конечно, нет, — отозвался Чемпэн. — Она попала сюда благодаря мне.
— Как это?
— Ну да, этой булавкой я скреплял галстук. Я снял ее вчера вечером, когда вы были заняты чтением, и машинально согнул.
Господин Кессельбах, явно задетый, прошелся по комнате. И сказал, остановившись:
— Вы, конечно, надо мной смеетесь, Чемпэн… И с полным правом… Не буду спорить, я стал несколько… эксцентричным, скажем так, после недавней поездки в Кейптаун… Дело в том… Вы просто не знаете, Чемпэн, что случилось нового в моей жизни, какой в нее вошел потрясающий замысел… Огромное дело, которое видится пока лишь в тумане грядущего, но которое уже вырисовывается в нем… И обещает стать чем-то колоссальным. Ах, Чемпэн, вы не можете себе и представить! Деньги — мне на них наплевать, они у меня есть… У меня их более чем достаточно. Но это — это больше, чем богатство, это — сила, могущество, власть. И если действительность оправдает мои предчувствия, я стану хозяином не только Кейптауна, но также других мест. Рудольф Кессельбах, сын котельщика из Аугсбурга, станет равным со многими из тех, кто глядел на него прежде свысока… И поднимется даже на большую высоту, Чемпэн, на большую высоту, чем они, можете мне поверить! Если только…
Он замолчал, взглянул на секретаря, словно пожалел о том, что сказал слишком много. Однако, увлеченный собственным порывом, заключил:
— Теперь вы понимаете, Чемпэн, причины моего беспокойства. В этой голове засела мысль, идея, не имеющая цены… О ней, может быть, кое-кто догадывается… И за мною следят, я в этом вполне убежден…
Послышался звонок.
— Телефон, — напомнил Чемпэн.
— Может быть, случайно, — добавил господин Кессельбах, думая о своем, случайно это…
Он взял трубку.
— Алло? По чьей просьбе?.. Полковника? Ага. Да, это я… Что у вас нового?.. Отлично!.. Значит я вас жду… Приедете со своими людьми? Отлично! Алло… Нет, вы меня не потревожите… я отдам необходимые распоряжения… Дело, значит, так серьезно? Повторяю, указание дано строжайшее… Мой секретарь и слуга охраняют вход, и никто сюда не войдет. Дорога вам знакома, не так ли? Тогда не теряйте ни минуты.
Он повесил трубку и сообщил:
— Чемпэн, сюда должны прибыть двое… Да, двое мужчин… Эдвардс впустит их…
— Однако… Господин Гурель, бригадир…
— Он прибудет позднее, через час. Поэтому пошлите сразу Эдвардса в контору отеля, пускай предупредит: меня ни для кого нет… Кроме как для двух господ, полковника и его друга, и еще — для господина Гуреля. Пусть запишут их имена.
Чемпэн выполнил распоряжение. Вернувшись, он увидел, что господин Кессельбах держит конверт, точнее — небольшой пакетик из черной кожи, по всей видимости — пустой. И, казалось, колеблется, не решаясь, как с ним поступить, положить в карман или еще куда-нибудь? Он подошел, наконец, к камину и бросил кожаный конверт в дорожную сумку.
— Закончим с письмами, Чемпэн, — сказал господин Кессельбах. — У нас остаются десять минут. Ага! Письмо от госпожи Кессельбах. Что же вы мне не сказали о нем, Чемпэн? Вы не узнали почерка?
Он не скрывал волнения, с которым рассматривал листок бумаги, который держала его жена, в котором сохранилась, быть может, частица ее сокровенных дум. Вдохнул аромат ее духов и, вскрыв конверт, медленно, вполголоса прочитал — отрывками, доносившимися до Чемпэна:
«Немного устала… Не выхожу из комнаты… Скучаю… Когда смогу к вам приехать?.. С нетерпением жду телеграмму…»
— Вы отправили утром телеграмму, Чемпэн? Значит, госпожа Кессельбах будет здесь завтра, во вторник.
Он весь светился радостью, словно груз его трудов стал внезапно намного легче, и любое беспокойство оставило его. Потирал руки, дышал всею грудью, — счастливец, всецело владевший всем, что составляло счастье, и способный его защитить.
— Звонят! Чемпэн, звонят в прихожую! Поглядите, кто пришел.
Тут вошел Эдвардс со словами:
— Вас ждут двое господ, мсье. Те самые…
— Я знаю. Они уже в прихожей?
— Да, мсье.
— Заприте входную дверь и не открывайте более никому… кроме господина Гуреля, бригадира Сюрте. А вы, Чемпэн, ступайте за этими господами и скажите им, что вначале я желаю поговорить с полковником. Только с полковником.
Эдвардс и Чемпэн вышли, прикрыв за собой дверь в гостиную. Рудольф Кессельбах подошел к окну и прислонился лбом к стеклу. Снаружи, внизу, экипажи и автомобили катили по улице двумя параллельными потоками, отмеченными двойной линией ограждения. Ясное весеннее солнце сверкало на металле и лакированных поверхностях. На деревьях распускалась еще робкая листва, почки каштанов раскрывали первые лепестки.
— Что там возится этот Чемпэн? — прошептал Кессельбах. — Сколько можно переговариваться!..
Он взял со стола сигару и, прикурив, выпустил кольцо дыма. И тут у него вырвался негромкий возглас. Возле него стоял человек, которого он не знал.
Рудольф Кессельбах невольно отступил на шаг:
— Кто вы такой?
Незнакомец, корректно, несколько даже элегантно одетый мужчина, черноволосый и черноусый, с твердым взглядом, иронически усмехнулся.
— Кто я такой? Полковник, которого вы ждете.
— Ну нет! Человек, которого я так называю, который подписывает свои письма этим именем… такой условной подписью… вовсе не вы.
— Совсем наоборот… Тот, другой, не более чем… Впрочем, дорогой мсье, это не имеет никакого значения. Главное — в том, что я… это я. И могу поклясться, что это так.
— Но тогда, мсье… У вас есть имя?
— Полковник. До нового распоряжения, зовите меня так. Господина Кессельбаха охватила растерянность. Кто этот незнакомец? Чего он хочет?
Он позвал:
— Чемпэн!
— Какая странная идея — звать кого-то еще! — заметил на это чужак. Разве вам недостаточно моего общества?
— Чемпэн! — повторил господин Кессельбах. — Чемпэн! Эдвардс!
— Чемпэн! Эдвардс! — в свою очередь воскликнул незваный гость. — Где же вы, друзья мои?! Вас зовут!
— Сударь, я прошу вас, я требую дать мне пройти.
— Но, дорогой мсье, кто же вам препятствует?
Он вежливо отстранился. Господин Кессельбах подошел к двери, распахнул ее и тут же отскочил назад. По ту сторону стоял другой незнакомец, с пистолетом в руке.
Он пробормотал:
— Эдвардс… Чеп…
Слова застыли на лету. В одном из углов прихожей он увидел связанных, с кляпами во рту, лежащих рядом на полу секретаря и слугу.
При всей своей впечатлительности и склонности к тревоге господин Кессельбах был мужественным человеком. Ясное ощущение опасности не могло заставить его растеряться; оно, наоборот, возвращало ему энергию, готовность к борьбе. Медленно, по-прежнему изображая растерянность и страх, он отступил к камину и прислонился к стене. Его палец нащупывал кнопку звонка. Найдя ее, он нажал.
— А дальше? — произнес незнакомец.
Не отвечая, господин Кессельбах продолжал звонить.
— А дальше? Нажимая эту кнопку, вы воображаете, что на ваш зов сейчас сбежится весь отель? Но, мой бедный мсье, обернитесь же к стене! И вы увидите, что провод обрезан.
Господин Кессельбах мгновенно повернулся, словно для того, чтобы проверить провод. Но тут же быстрым движением взял дорожную сумку, выхватил револьвер, прицелился в неизвестного и нажал на спуск.
— Черт! — заметил тот. — Вы зарядили эту штуку воздухом и тишиной?
Курок щелкнул еще раз, потом — еще. Выстрела не послышалось.
— Еще три выстрела, о Король Кейптауна! Где ваши шесть пуль? Вот как, мсье не желает более стрелять? Очень жаль, начало было прекрасным.
Он схватил за спинку стул, повернул его, уселся на него верхом, указав господину Кессельбаху на кресло, предложил:
— Потрудитесь же сесть, дорогой мсье, и будьте как дома. Сигарету? Я обойдусь. Предпочитаю сигары.
На столе лежала коробка. Он выбрал золотистую гаванскую сигару самой тонкой выделки, прикурил и, отвесив поклон:
— Благодарю вас. Сигара просто превосходна. А теперь — побеседуем, если вы не против…
Рудольф Кессельбах слушал его в полном недоумении. Кем была эта странная личность? Видя, как он мирно настроен и в то же время разговорчив, Кессельбах постепенно успокаивался, ему начинало казаться, что все могло решиться без насилия или грубости. Он извлек из кармана бумажник, вынул внушительную пачку банкнот и спросил:
— Сколько?
Тот посмотрел на него с удивлением, словно силясь понять. Помолчав, он позвал:
— Марко!
Человек с револьвером вошел.
— Марко, — продолжал незнакомец, — мсье так добр, что готов подарить тебе денег на пару тряпок для твоей подружки. Прими их, Марко.
Держа по-прежнему револьвер правой рукой, Марко протянул левую, взял деньги и удалился.
— Вопрос решен в соответствии с вашим желанием, мсье, — сказал неизвестный. — Теперь — о цели моего визита. Буду точен и, по возможности, краток. Мне нужны два предмета. Во-первых, небольшой конверт из черной кожи, который вы обычно носите с собой. Затем шкатулка из черного дерева, еще вчера находившаяся в этой дорожной сумке. Давайте же по порядку. Кожаный конверт?
— Я его сжег.
Неизвестный нахмурился. Наверно, вспомнил добрые времена, когда обладал безошибочными средствами заставить кого угодно заговорить.
— Ах! — проворчал он. — Вы начинаете меня раздражать, милейший.
И с беспощадной силой вывернул ему руку.
— Вчера, Рудольф Кессельбах, не далее, как вчера, вы побывали в Лионском кредитном банке, на бульваре Итальянцев, держа под пальто пакет. Вы арендовали сейф… Могу уточнить: сейф № 6 в кулуаре № 9. Поставив подпись и заплатив, вы спустились в подвал; когда же поднялись обратно, пакета с вами уже не было. Все верно?
— Совершенно.
— Следовательно, шкатулка и конверт находятся в банке.
— Нет!
— Отдайте мне ключ от вашего сейфа.
— Нет.
— Марко!
Марко тут же прибежал.
— Давай, Марко. Четверной узел.
Прежде чем господин Кессельбах успел приготовиться к защите, его запеленали в сложное сплетение веревок, которые врезались ему в тело каждый раз, когда он пытался совершить какое-либо движение. Руки были связаны за спиной, торс припечатан к спинке кресла, ноги перебинтованы, как у мумии.
— Марко, обыскать!
Марко повиновался. Две минуты спустя он вручил своему главарю маленький никелированный ключ, на котором были выбиты цифры 16 и 9.
— Отлично. А кожаный конверт?
— Не было, патрон.
— Значит, он в сейфе. Господин Кессельбах, соблаговолите сообщить мне секретный шифр.
— Нет.
— Вы отказываетесь?
— Да.
— Марко!
— Патрон?
— Приложи-ка дуло револьвера к виску мсье!
— Слушаюсь.
— Палец — на спуск.
— Есть.
— Ну как, старина Кессельбах, будешь говорить?
— Нет.
— Даю десять секунд, ни единой больше. Марко?
— Патрон?
— Через десять секунд ты прострелишь голову мсье.
— Слушаюсь.
— Итак, Кессельбах, считаю: раз… два… три… четыре… пять… шесть…
Кессельбах подал знак.
— Будешь говорить?
— Да.
— Ты успел вовремя. Итак, шифр… Слово, чтобы открыть замок?
— Долор.
— Долор… Имя госпожи Кессельбах, кажется, Долорес? О любовь, любовь!.. Марко, сделаешь все, что я сказал. И смотри, не ошибись. Повторяю… Отправишься к Жерому в известную тебе контору, отдашь ему ключ и сообщишь шифр: Долор. Поедете затем вместе в Лионский кредитный банк. Жером войдет сам, распишется в книге посетителей, спустится в подвал и заберет все, что найдет в сейфе мсье. Понятно?
— Да, патрон. Но если сейф случайно не откроется, если слово «Долор»…
— Спокойно, Марко. По выходе из банка ты расстанешься с Жеромом, поедешь к себе и по телефону сообщишь мне о результатах операции. И если, по случайности, слово «Долор» не позволит открыть сейф, у нас двоих, моего друга Кессельбаха и меня, состоится маленький, завершающий разговор. Кессельбах, ты уверен, что не ошибся?
— Да.
— В таком случае я смогу убедиться, что ты здесь ничего не скрываешь. Посмотрим, посмотрим. Марко, чеши!
— А вы, патрон?
— Я остаюсь здесь. Опасность никогда не была такой незначительной. Не так ли, Кессельбах, ты отдал все распоряжения?
— Да.
— Дьявол, ты что-то слишком быстро это сказал… Не стараешься ли выиграть время? Надеешься, что я попаду в ловушку, как дурак?
Он подумал, посмотрел опять на пленника и заключил:
— Нет, навряд ли. Никто более нас не станет беспокоить.
Он не окончил еще последнего слова, когда в вестибюле раздался звонок. Незнакомец тут же, с силой зажал рукой рот господина Кессельбаха.
— Ах, ты, старая лиса! Ты кого-то ждал!
В глазах пленника затеплилась надежда. Из-под ладони, которая его душила, донесся злорадный смешок. Незнакомец задрожал от бешенства.
— Молчи… Не то — задушу… Марко, быстро, заткни ему рот кляпом. Скорее… Вот так!
Звонок раздался опять. И он крикнул, как будто сам был Рудольфом Кессельбахом и Эдвардс находился бы на посту:
— Откройте же, Эдвардс!
Затем тихо вышел в вестибюль и шепотом, указывая на секретаря и слугу, приказал:
— Марко, помоги-ка затолкать их во вторую комнату…
И поднял сам секретаря. Сообщник внес слугу.
— А сейчас — в гостиную, — скомандовал главарь.
Затем громко, удивленным тоном сказал:
— Я не вижу здесь вашего слуги, мсье Кессельбах… Нет, не тревожьтесь, кончайте писать письмо… Я открою сам…
И спокойно открыл входную дверь.
Перед ним стоял настоящий колосс с веселым выражением лица, живыми глазами, переминавшийся с ноги на ногу и перебиравший в руках поля своей шляпы.
— Господин Кессельбах? — спросил тот.
— Совершенно верно, он живет здесь. Кого ему объявить?
— Господин Кессельбах нам звонил… Он меня ждет…
— Ах, это вы! Сейчас предупрежу. Не хотите ли минутку подождать… Господин Кессельбах сейчас вас примет…
У него хватило смелости оставить посетителя одного на пороге прихожей, в месте, откуда сквозь приоткрытую дверь была видна часть гостиной. Не спеша, даже не оборачиваясь, он вошел в салон, приблизился к своему сообщнику, стоявшему рядом с Кессельбахом, и тихо сказал:
— Дело дрянь. Это Гурель из Сюрте.
Тот вынул нож. Он перехватил его руку.
— Не делай глупостей, дурень. Есть идея. Только, ради Бога, пойми правильно, Марко, говорить теперь будешь ты. Ты слышишь, Марко, — словно ты сам Кессельбах.
Он произнес это властно, с безмерным хладнокровием. Марко без дальнейших объяснений понял, что ему придется сыграть роль Рудольфа Кессельбаха. И он сказал, достаточно громко, чтобы быть услышанным из прихожей:
— Прошу меня извинить, дорогой друг. Передайте господину Гурелю: я весьма занят сейчас, срочной работы — выше головы… Я приму его завтра, в девять часов утра. Да, да, ровно в девять.
— Хорошо, — шепнул главарь. — И больше не шевелись.
Он вернулся в вестибюль. Гурель его ждал. Он сказал ему:
— Господин Кессельбах приносит искренние извинения. Он должен завершить важную работу. Не могли бы вы прийти завтра, в девять часов утра?
Мгновение пролетело в тишине. Гурель, казалось, был удивлен и смутно встревожен. В кармане куртки сжался огромный кулак. Одно неосторожное движение — и он смог бы ударить.
Наконец, Гурель сказал:
— Пусть так… Завтра, в девять… Однако, все-таки… Да ладно, завтра, в девять утра я буду у него.
И, нахлобучив шляпу, удалился по коридорам отеля.
В гостиной Марко не сдержал смеха:
— Здорово, патрон, вы его околпачили!
— Теперь дело за тобой, Марко. Ты за ним проследишь. Если он действительно уйдет из отеля, брось его, отправляйся к Жерому и действуй, как тебе сказано. А потом — звони…
Марко поспешил прочь.
Незнакомец взял с камина графин, налил себе полный стакан воды, который выпил единым духом, намочил платок, вытер им залитый потом лоб, затем уселся перед своим пленником и с подчеркнутой вежливостью произнес:
— Позвольте, наконец, иметь честь представиться вам, мсье Кессельбах.
И, вынув из кармана визитную карточку, объявил:
— Арсен Люпэн, взломщик-джентльмен.
II
Имя знаменитого авантюриста, по всей видимости, произвело на господина Кессельбаха наилучшее впечатление. Люпэн не замедлил это подметить и воскликнул:
— Ага, дорогой мсье, вы вздохнули с облегчением! Арсен Люпэн — деликатный взломщик; он не любит крови, его дела не идут далее присвоения чужого имущества. Мелкие грешки. И вы сказали себе, что он не станет брать на совесть ненужного убийства. Согласен, согласен. Но окажется ли бесполезной для него ваша ликвидация? Вот в чем вопрос, и могу поклясться, что не шучу. Приступим же к делу.
Он придвинул стул к креслу, освободил пленника от кляпа и продолжал:
— Господин Кессельбах, в первый же день по прибытии в Париж ты установил контакт с неким Барбаре, директором частного сыскного агентства. Поскольку же ты действовал без ведома секретаря Чемпэна, указанный Барбаре, общаясь с тобой письмами или по телефону, выступал под именем «Полковник». Спешу уведомить, что этот мсье Барбаре — честнейший человек на свете. Но мне повезло ввести в число его сотрудников одного из моих лучших друзей. Так мне стала известна причина твоего обращения к Барбаре и так для меня возникла необходимость заняться тобой и нанести тебе, с помощью поддельных ключей, несколько домашних визитов… при которых, увы, я не нашел того, чем желал завладеть.
Он понизил голос и, глядя прямо в глаза своему пленнику, пронизывая его взором, пытаясь проникнуть в самые затаенные мысли, отчетливо произнес:
— Господин Кессельбах, ты поручил Барбаре отыскать на самом парижском дне человека, носящего ныне или носившего раньше имя Пьера Ледюка, со следующими краткими приметами: рост — метр семьдесят пять, волосы — светлые, светлые же усы. Особая примета: вследствие давнего ранения — отсутствие части мизинца на левой руке. Кроме того, на правой щеке — почти уже невидимый шрам. Обнаружению этого человека, кажется, ты придаешь огромное значение, словно от этого зависят неисчислимые выгоды для тебя. Кто этот человек?
— Не знаю.
Ответ был категоричным, однозначным. Знал он это или нет — неважно. Главное — был полон решимости ничего не сказать.
— Хорошо, — кивнул его противник. — Но у тебя есть на его счет более подробные сведения, чем те, которые ты сообщил Барбаре?
— Никаких.
— Ты лжешь, мсье Кессельбах. Дважды, в присутствии Барбаре, ты заглядывал в бумаги, содержавшиеся в конверте из черной кожи.
— Действительно.
— Где же этот конверт?
— Сгорел.
Люпэн затрепетал от ярости. Мысль о пытке и ее возможностях, очевидно, опять пришла ему в голову.
— Сгорел? Но шкатулка… Признайся же… Признайся, она находится в банке?
— Да.
— И что в ней содержится?
— Двести самых ценных из бриллиантов моей личной коллекции.
Это, очевидно, не могло не понравиться грабителю.
— Ах, ах! Двести распрекраснейших бриллиантов! Что ты говоришь, целое состояние! Усмехаешься? Для тебя, конечно, это безделица. А секрет, который хочешь сохранить, стоит во много раз дороже. Для тебя — да. А для меня?
Он взял сигару, зажег спичку, которой машинально дал погаснуть, и застыл на некоторое время в неподвижности, размышляя.
Минуты шли за минутами.
Он засмеялся.
— Ты очень надеешься на то, что экспедиция Марко окажется неудачной и сейф не удастся вскрыть? Возможно, старина, возможно. Но тогда придется заплатить мне за беспокойство. Я вовсе не заявился к тебе, чтобы полюбоваться, как ты выглядишь в этом кресле… Бриллианты, поскольку они есть… Либо — марокиновый конверт… Одно из двух…
Он посмотрел на свои часы.
— Прошло целых полчаса… Черт возьми!.. Судьба продолжает с нами играть… Не радуйся, господин Кессельбах. Честное слово, с пустыми руками я все-таки не уйду… Ну вот, наконец!..
Зазвонил телефон. Люпэн торопливо схватил трубку и, изменив голос, подражая решительным интонациям своего пленника:
— Ага, дорогой мсье, вы вздохнули с облегчением! Арсен Люпэн — деликатный взломщик; он не любит крови, его дела не идут далее присвоения чужого имущества. Мелкие грешки. И вы сказали себе, что он не станет брать на совесть ненужного убийства. Согласен, согласен. Но окажется ли бесполезной для него ваша ликвидация? Вот в чем вопрос, и могу поклясться, что не шучу. Приступим же к делу.
Он придвинул стул к креслу, освободил пленника от кляпа и продолжал:
— Господин Кессельбах, в первый же день по прибытии в Париж ты установил контакт с неким Барбаре, директором частного сыскного агентства. Поскольку же ты действовал без ведома секретаря Чемпэна, указанный Барбаре, общаясь с тобой письмами или по телефону, выступал под именем «Полковник». Спешу уведомить, что этот мсье Барбаре — честнейший человек на свете. Но мне повезло ввести в число его сотрудников одного из моих лучших друзей. Так мне стала известна причина твоего обращения к Барбаре и так для меня возникла необходимость заняться тобой и нанести тебе, с помощью поддельных ключей, несколько домашних визитов… при которых, увы, я не нашел того, чем желал завладеть.
Он понизил голос и, глядя прямо в глаза своему пленнику, пронизывая его взором, пытаясь проникнуть в самые затаенные мысли, отчетливо произнес:
— Господин Кессельбах, ты поручил Барбаре отыскать на самом парижском дне человека, носящего ныне или носившего раньше имя Пьера Ледюка, со следующими краткими приметами: рост — метр семьдесят пять, волосы — светлые, светлые же усы. Особая примета: вследствие давнего ранения — отсутствие части мизинца на левой руке. Кроме того, на правой щеке — почти уже невидимый шрам. Обнаружению этого человека, кажется, ты придаешь огромное значение, словно от этого зависят неисчислимые выгоды для тебя. Кто этот человек?
— Не знаю.
Ответ был категоричным, однозначным. Знал он это или нет — неважно. Главное — был полон решимости ничего не сказать.
— Хорошо, — кивнул его противник. — Но у тебя есть на его счет более подробные сведения, чем те, которые ты сообщил Барбаре?
— Никаких.
— Ты лжешь, мсье Кессельбах. Дважды, в присутствии Барбаре, ты заглядывал в бумаги, содержавшиеся в конверте из черной кожи.
— Действительно.
— Где же этот конверт?
— Сгорел.
Люпэн затрепетал от ярости. Мысль о пытке и ее возможностях, очевидно, опять пришла ему в голову.
— Сгорел? Но шкатулка… Признайся же… Признайся, она находится в банке?
— Да.
— И что в ней содержится?
— Двести самых ценных из бриллиантов моей личной коллекции.
Это, очевидно, не могло не понравиться грабителю.
— Ах, ах! Двести распрекраснейших бриллиантов! Что ты говоришь, целое состояние! Усмехаешься? Для тебя, конечно, это безделица. А секрет, который хочешь сохранить, стоит во много раз дороже. Для тебя — да. А для меня?
Он взял сигару, зажег спичку, которой машинально дал погаснуть, и застыл на некоторое время в неподвижности, размышляя.
Минуты шли за минутами.
Он засмеялся.
— Ты очень надеешься на то, что экспедиция Марко окажется неудачной и сейф не удастся вскрыть? Возможно, старина, возможно. Но тогда придется заплатить мне за беспокойство. Я вовсе не заявился к тебе, чтобы полюбоваться, как ты выглядишь в этом кресле… Бриллианты, поскольку они есть… Либо — марокиновый конверт… Одно из двух…
Он посмотрел на свои часы.
— Прошло целых полчаса… Черт возьми!.. Судьба продолжает с нами играть… Не радуйся, господин Кессельбах. Честное слово, с пустыми руками я все-таки не уйду… Ну вот, наконец!..
Зазвонил телефон. Люпэн торопливо схватил трубку и, изменив голос, подражая решительным интонациям своего пленника: