Страница:
Без слов и кличей отряд под предводительством не желающего умирать Найжела ощетинился мечами, причем (рыцари, правда, не обратили на это внимания)
оруженосцы орнеев не очень-то беспокоились подать щит и шлем господину, даже женщины и слуги собирались сражаться сами наравне с остальными.
Но путь им преградил граф Роберт, со своим грозным мечом, блеснувшим в лучах солнца, словно волшебный луч. Голову графа уже закрывал боевой шлем, быстро надетый и пристегнутый проворным Марвазом. И развевающиеся белые перья плюмажа над алым плащом с золотым драконом на спине, вывели рыцарей из ступора.
Все кричали, чтобы оруженосцы быстрее подавали мечи и щиты, воздух наполнился боевыми кличами.
Чудным образом не погибший Найжел не успел ни взять меч и щит у оруженосца, ни отвернуть коня. Словно удар молнии обрушился на него удар графского меча, в который могучий боец вложил всю свою силу и сноровку.
Меч рассек орнея надвое аж до низа живота, задев и высоко поднятую луку седла.
Даже на расстоянии было видно, что противник графа — не человек. У него не было обычных органов, кровь не залила попону коня, который дико заржал, отпрыгнув в сторону так резво, что граф едва не выпустил из руки меч.
Граф уже разрубил оруженосца, спешившего на помощь Найжелу, и тот тоже оказался не из крови-плоти.
А Найжел ухватил правой рукой левую половину тела, а левой — правую и потянул, соединяясь. На глазах оторопевшего Блекгарта обе половины срослись и, что более удивительнее, срослись доспехи и одежда. Только лицо мерзкого нечеловека больше не напоминало даже отдаленно черт Найжела, теперь была полубесформенная звериная отвратительная морда, с яростно горевшими желанием убивать глазами.
— Это грязевые куклы! — крикнул граф. — Они слеплены по подобию настоящих людей, но почти лишены разума! Старайтесь рубить их и тут же сбрасывайте на землю. На земле они не возживают! Стаскивайте их чугунными клювами и добивайте на земле!
Во время этой короткой речи граф, подавая пример, выбил разрубленного оборотня из седла и, когда тот коснулся дороги, направил на него коня, щитом отбивая удар одного из самых шустрых противников.
Блекгарт словно очнулся от зачарованного сна — оруженосец протягивал ему щит и шлем. Медлить было нельзя и юный рыцарь быстро надел на голову тяжелый шлем, на котором красовался скромный алый плюмаж. Это был его первый настоящий бой, в котором он принимал участие, не как оруженосец. Бой не на турнире, а с врагом, да еще не с простым, с магическим!
Юный рыцарь боялся лишь одного — оплошать на глазах строгого и такого бесстрашного и сильного отца. Поэтому даже не дождавшись пока оруженосец как следует прикрепит шлем, он выхватил у него меч (копье в такой толчее бесполезно) и рванулся в бой.
Дорогу, окаймленную горами, нельзя было бы назвать узкой, но и на ристалище она никак не походила. Рыцари графа, водрузив на головы шлемы и взяв у оруженосцев мечи, ринулись вслед за предводителем, который уже далеко проник во вражьи ряды, кроша противников на части, будто повар вареную морковь для супа, и рычал за спину:
— Один из герольдов — к кортежу! Пусть поставят тройной заслон у кареты принцессы! Чтоб ни одна тварь до нее не добралась! А ты, дружок, труби громче!
Звук твоей трубы нагонит страха на проклятых чудовищ! Не делайте разницы между рыцарями и слугами! Они все — колдовские чудища! Убить надо всех!
Его слова не расходились с делом, он неустанно взмахивал мечом, его оруженосцы, скидывали на мгновение потерявших возможность действовать противников на землю, под копыта боевых коней.
— Лошадей врага старайтесь не ранить! — кричал граф, не прекращая смертельной жатвы. — Надо будет вернуть хозяевам!
Что за неуместные мысли у графа? О том ли следует думать в такую минуту?
— Тот из врагов, у кого потечет обычная кровь — кукловод! — прокричал граф.
— Его не убивать, взять живым! Кто возьмет его в плен — в награду получит полную пригоршню золота. Если это сделает оруженосец — шпоры гарантирую!
Первого своего противника — молодого черноволосого рыцаря со щегольскими усиками и в национальном костюме орнеев — Блекгарт зарубил наотмашь. Сила удара и чуть под неправильным углом повернутый меч привели к тому, что враг, прыснув на Блекгарта из раны вместо крови какой-то серовато-коричневой густой дрянью, вывалился из седла. Блекгарт услышал предостерегающий крик оруженосца и сумел вовремя подставить щит под удар противника слева, а то бы разделил судьбу своей жертвы и валялся бы сейчас в пыли дороги, если и не погибший, то рискующий быть забитым конскими копытами с тяжелыми подковами.
Первый успех взбудоражил кровь. Тот вражина, что наносил удар, получил в ответ резкий выпад, который снес ему часть головы вместе с ухом. Но противнику это было словно ни почем и Блекгарт уже с трудом отразил щитом новый удар. И атаковал сам, но промахнулся, попав по крупу лошади, наверное, перерубив ей хребет. Конь под противником свалился как подкошенный. Но лишенный части головы магический монстр, плеская на Блекгарта мерзкой, ничем не пахнущей жижей, проворно вскочил на седло — видно прав отец, прикосновение к матушке-земле этим тварям смерти подобно.
Вокруг звенела соприкасающаяся сталь, воздух наполнили ржание коней, призывные кличи, зычные уханье и ругань, крики боли.
И вдруг Блекгарт почему-то подумал, что его противник — и первый, и этот вот, сейчас не издали ни звука. Точно уж магические мороки и даже земля их носить не хочет.
Но размышлять на эту тему было некогда — стоя на своем шатком постаменте, рискуя в любое мгновение сверзиться, покалеченный враг отбросил меч и прыгнул на Блекгарта.
Юноша не понял, что происходит, но почувствовал, как в смотровую прорезь опущенного забрала врываются стремительно вырастающие когти врага, грозя пронзить глаза и вторгнуться в мозг. Молодой рыцарь инстинктивно зажмурился и острая боль в бровях словно ослепила его.
Этого не должно было быть — противник вел себя не по рыцарски! Детская обида, смешанная с острой болью и страхом смерти охватили графского сына, единственного оставшегося наследника, последнюю надежду прославленного Роберта на продолжение знаменитого рода.
Судорожным движением, от боли и ужаса не соображая, что делает, Блекгарт дернул рукой с мечом снизу вверх, словно хотел обтереть глаза от крови и забыв, что на нем шлем. Острый меч, старательно наточенный опытным оруженосцем, в этом резком движении отрубил руку противника, словно ссохшуюся ветку дерева. Еще бы чуть-чуть и магические когти вонзились бы ему прямо в глаза.
Почувствовав, что страшное врезание когтей чудовища в его плоть прекратилось, Блекгарт попытался открыть глаза, но их заливала кровь. Тем не менее в это мгновение непродолжительного прозрения, прежде чем снова зажмуриться, он успел увидеть, как превращается на земле в отвратительную грязь едва не ослепивший его враг. Тот таял, словно снежок, брошенный на раскаленную печку, только что пар от него не шел.
Блекгарт левой рукой, на которой висел тяжелый щит, с трудом освободил крепления и сдернул шлем — воздуха не хватало, да и не мог он в таком состоянии сражаться. Он вновь на мгновение приоткрыл глаза и увидел мелькнувший меч другого оборотня, который хотел добить раненого рыцаря.
Блекгарт опять зажмурился, понимая, что это последняя секунда в его жизни — ни сил, ни времени отразить удар у него уже не было.
Он сидел в седле посреди кипящей битвы людей с созданными чародейством нежитями, ожидая смерти. Но мгновение сменилось следующим, удар не воспоследовал. Юноша услышал голос отца, уже чуть охрипший от крика, обращенный, видимо, к оруженосцу Блекгарта:
— Бери его коня за поводья и выводи назад! Видишь, у него кровь заливает глаза!
Жизнью за него отвечаешь!
Вокруг грохотало побоище — странный шум, крики и стоны раздавались только одной из воюющих сторон. Наконец он услышал голос оруженосца:
— Вы теперь в безопасности, господин.
В безопасности! В то время, как его отец может погибнуть! В то время, как другие рыцари убивают мразь, по чьей-то злой воле пытающуюся похитить принцессу Гермонду! А он — в безопасности! Злость и досада завладели сердцем юноши. Он провел стальной перчаткой по лицу, но лишь добавил боли в рассеченную кожу, не добившись никакого результата.
— Оботри! — рявкнул он оруженосцу, который должен был находиться поблизости.
— Что, господин? — не понял тот.
— Глаза оботри от крови. Чем угодно! Краем моего плаща, наконец!
Чем вытер ранки старый оруженосец и чем остановил кровотечение, разбираться Блекгарту было недосуг. Он проморгался и взглянул на сражение.
Дело близилось к развязке, исход стычки был предрешен, хотя, казалось бы, враг сильнее — мелкие раны ему не опасны, да и многие чудища сражались аж без голов, нанося удары противникам куда попало. Но ими двигала неведомая и чуждая им сила, а рыцарями графа — честь и долг, священная обязанность довезти принцессу в целости и сохранности.
Жутко и странно было смотреть на кареты и повозки орнеев — чудища в женских одеждах, с разметавшимися волосами, стоя на крышах и козлах, без оружия, яростно отбивались от оруженосцев, стараясь изощриться выросшими когтями выцарапать глаза. Блекгарт с отвращением перевел взгляд; ни один рыцарь не захотел мечом рубить безоружных женщин, пусть они и магические мороки, ими занимались пешие оруженосцы и даже слуги, надеявшиеся на поживу.
Рядом с Блекгартом стояли, сгрудившись и вытягивая головы, Тени сражающихся рыцарей, они внимательно следили за битвой, боясь пропустить любое движение своего подопечного и словно совершенно не заботясь о собственной безопасности.
Тень Блекгарта едва заметно улыбнулся юному рыцарю, словно одобряя его поведение в бою.
Сжимая в руке меч, Блекгарт, с незащищенной головой, повинуясь единственно порыву сердца, забыв о саднящей боли, направил коня в самую гущу сражения. Мимо него оруженосцы вели отловленных коней, оставшихся без хозяина; многие бойцы, прискакавшие на подмогу от основного отряда, спешившись, стаскивали противника чугунными клювами с коней и добивали превращавшихся в неприятную грязь монстров.
Хотя добивать и было уже без особой надобности — соприкоснувшись с землей, грязевые куклы были обречены.
— Ищите врага, у которого человечья кровь! — вновь, перекрывая шум сражения, прокричал граф Астурский. — Не убивать его, взять живым!
Блекгарт размахивал мечом, стараясь добраться до врага, но внезапно понял, что все его усилия бессмысленны — раны грязевой кукле не страшны, а сбить его мечом с коня не так-то и просто, этим уже занимаются простые воины и оруженосцы.
Многие рыцари, сообразив о том же самом, выбирались из свалки, сам граф, отъехал назад и следил самолично, чтобы кто-нибудь из уцелевших дряней не прорвался к карете принцессы.
Блекгарт подумал и направил коня к отцу, раздавая удары мечом попадающимся под руку врагам — скорее не для пользы дела, а забавы для, вымещая в ударах злость и ненависть.
Наконец, он выбрался из толпы сражающих и, объехав стороной собранных табуном лошадей, приблизился к графу.
— Не только с фрейлинами умеешь ласкаться, оказывается, — сказал отец. — Я видел, как ты сражался.
Блекгарт смутился. Он не понял, хвалит его отец или зубоскальствует, но все же решил, что хвалит. И вдруг неожиданная мысль мелькнула в сознании, он тут же спросил:
— Скажите, отец, вы знали о нападении? Заранее знали? Иначе почему именно сегодня вы сказали мне ехать рядом с собой?
Отец посмотрел на сына, вздохнул и честно ответил:
— Ничего я не знал. Но рыцарь всегда должен быть готов к нападению, с любой стороны. А сказал тебе ехать со мной для того, чтобы ты познал дорогу, а не обменивался улыбками с красавицами… Сто-ой! — закричал он рыцарям, собирающимся заехать ему за спину.
Сражение закончилось — оруженосцы под дикое улюлюканье стащили с коня последнего монстра и добивали его тяжелыми железными крюками, прозванными в народе чугунными клювами, и пинали ногами, разбрызгивая грязь, в которую тот превращался. В грязь же обернулись все доспехи и оружие монстров, все женские украшения и платья.
Кто-то вдали пытался поймать напуганную лошадь.
— Благородные рыцари! — подняв руку, провозгласил граф. — Поздравляю вас с блестящей победой. Трофеев она нам не принесла, но зато мы исполнили свой долг, оберегли вверенную нам внучку славного короля Асидора, принцессу Гермонду. Но приключение еще не закончено. Был ли кто-нибудь из врагов с человечьей кровью?
— Нет. Никого.
— Кукловод мог прятаться в горах, оттуда руководя этими гнусными существами, — сказал рыцарь Лайон.
— Да, — кивнул граф. — Он мог находиться вообще за морем отсюда. Мы очень мало знаем о грязевых куклах, но магия эта непростая… Ладно, не об этом сейчас надо думать. Упустили, так упустили. Сколько у нас убитых?
— Рыцарь Сэмуэл Куртуанский тяжело ранен, но жив, у остальных раны терпимые.
Двое оруженосцев погибли.
— Сейчас каждый из вас — и благородный рыцарь и последний слуга — покажет мне свою кровь. Либо на ране, если таковая есть, либо чиркнет кинжалом по пальцу. Я не знаю силы кукловода и не могу отрицать возможность, что кто-то из вас — грязевая кукла, принявшая чужое обличье. Я должен думать о безопасности принцессы. Рыцарь Блекгарт, — распорядился граф, — у вас хлещет кровь по лицу, вставайте мне за спину. Покажите мне рану Сэмуэла.
Рыцари, может и оскорбились в душе графским подозрением, но все же понимали, что он прав. Каждый по очереди — рыцари, разумеется, первыми — приближались к нему, сдергивали рукавицу с левой руки и проводили кинжалом, показывая кровь.
Когда все рыцари оказались за графом они с интересом взирали на оруженосцев и слуг — горе тому, у кого не пошла бы алая человечья кровь!
Но — обошлось. Лишь табун лошадей, да большая лужа жидкой, неприятной на вид, но совершенно не пахливой грязи разлилась посередь дороги.
— Я отправляюсь вперед, — сообщил граф. — Со мной поедет лишь рыцарь Блекгарт и наши оруженосцы. Рыцарь Лайон, вы встанете на время моего отсутствия во главе отряда. Пусть священники сотворят молитвы над этой грязью, на всякий случай.
Хотя я считаю, что она неопасна, но все же… Повозки орнеев — не грабить.
Поставить в обоз, определить кучеров. И с прежней скоростью двигайтесь вперед.
Когда стемнеет, ставьте шатры.
Рыцарь Лайон явно хотел спросить у посла, куда и зачем он собирается, но сдержался. Было бы важно ему знать — граф сам бы сказал, а праздное любопытство рыцарю не к лицу.
Лайон кивнул в знак согласия и принялся отдавать необходимые распоряжения.
— Вперед, сынок, надо торопиться! — сказал граф и, брезгливо поморщившись, направил коня в огромную лузу грязи, совсем недавно бывшей опасными врагами.
Граф что-то высматривал в ней и наконец показал пальцем:
— Поднимите мой кинжал, он дорог мне как память.
Юный оруженосец графа, расстроенный что не оказалось среди монстров всего лишь одного с человечьей кровью, а то бы он наверняка пленил бы его и сейчас бы был со шпорами, быстро спрыгнул в грязь и вытащил графский кинжал.
Но граф, заметив что-то блеснувшее в грязи, сам спрыгнул, не страшась испачкать сапоги и вытащил из лужи что-то маленькое. Бережно потер о край плаща и спрятал.
Вновь вскочил в седло.
Оказавшись на сухой дороге, граф пришпорил коня и помчался вперед, словно от этого зависела его жизнь.
Блекгарт очень хотел бы знать, куда заспешил граф, но вопросы задавать было неуместно, да и быстрая скачка воспрепятствовала бы беседе.
— Стой! — граф резко осадил коня. — Да, остановимся ненадолго, — сказал он, словно размышляя вслух. — Не на коня же лить, как простой копейщик! Во время битвы об этом не думаешь, а потом…
Блекгарт вдруг с удивлением подумал, что после слов отца действительно испытал нестерпимое желание помочиться. Странно, ведь мгновение назад он и не думал об этом. Блекгарт с облегчением спрыгнул с коня.
Граф тоже спешился. На его лице вновь промелькнуло едва заметное облачко озабоченности.
— Скажи-ка, сынок, — после минутного колебания спросил граф, — ты любишь принцессу Гермонду?
Сын с удивлением посмотрел на отца.
— Конечно, — ответил он не раздумывая. — Как и полагается рыцарю короля Асидора, я с почтением и уважением отношусь к принцессе. Но почему вы спросили?
— Я не спросил тебя, с уважением ли ты к ней относишься, а любишь ли ее? Как женщину.
— Я не понимаю вас, отец.
— А чего ж ты всю дорогу крутился у ее кареты! Что я не видел твоих наполненных мечтательностью глаз по вечерам?
— Хорошо, — вдруг кивнул Блекгарт. — Я еще, правда, не все решил, но раз уж вы сами ко мне с этим обратились… — Блекгарт оправил на себе одежду и торжественным тоном произнес: — Отец, я прошу вашего благословения на мою женитьбу.
Граф побагровел.
— И кто же твоя избранница, сынок? — Его рука непроизвольно легла на рукоять меча.
— Дочь барона Барока Инесса, фрейлина принцессы Гермонды.
Граф, совершенно сейчас неуместно, облегченно расхохотался.
— Она из знатного рода и я не вижу причин для смеха, отец! — обиженно произнес Блекгарт.
— И давно ты полюбил ее?
— В начале похода.
— А до меня доходили разговоры, что твои взгляды все больше устремлены на принцессу…
— Это облыжные слухи, батюшка. Да и… Мне не пристало это говорить, но я не нахожу ее красивой. Совсем. К тому же с ее языка все время слетают ядовитые шуточки и Инесса не раз уже плакала от них.
Граф дружески обнял сына.
— Ладно, ты успокоил меня. Барон Барок — достойный рыцарь, хоть и недолюбливает меня. Я подумаю о твоей просьбе, сынок. — Он снова посмотрел на сына и опять рассмеялся столь же добродушно: — Ну и выглядишь же ты сейчас, с запекшимися блямбами вместо бровей! Но ничего, шрамы украшают воина, сегодня все фрейлины будут вздыхать по тебе, жалеючи и восхищаясь! Все, поехали! — брови графа озабоченно сошлись на переносице. — Время не терпит.
— Отец, — отважился спросить Блекгарт, ставя ногу в стремя. — А как вы догадались, что рыцарь Найжел и прочие — эти… грязевые куклы. Ведь они были так похожи на настоящих! Это опять ваша пресловутая удача помогла?
— Удача любит достойных, — ответил граф. — Мне повезло, что я отлично знаю Найжела. Он терпеть не может магию и всегда носит на мизинце перстень с очень редким камнем-дионисием, который отгоняет чары. На том, что встретил нас, перстня не было.
— А что за странные слова про кипящий котел?
— А это уже подтвердило мое предположение, — усмехнулся граф. — Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю… Наша с Найжелом жизнь зависела ответим ли мы на дурацкие вопросы. И одним из них был вопрос «Чего в кипящем котле не бывает?»С тех пор это у нас вместо приветствия и пароля. Все, вперед! Эй, кто-нибудь догадался прихватить для меня вина?
Оруженосцы виновато покачали головами.
— Ну, ничего, потерпим!
Граф вновь погнал коня по дороге.
Солнце уже садилось, скрылось за выросшими по правую руку высокими горами.
Блекгарт старался не отставать от отца более чем на полкорпуса коня. Он думал — почему отец спросил его о принцессе, зачем? И еще — чего в кипящем котле не бывает?..
После четверти часа бешеной скачки они увидели вдали шатры.
— Ты этого искал, отец? — крикнул Блекгарт.
— Да.
Они подъехали к лагерю и, замедлив ход коней, настороженно оглядываясь, приблизилась.
Вид у лагеря был такой, словно на него свалилась чума или другая смертельная болезнь, в одночасье положившая множество воинов, слуг, женщин. Они лежали в самых нелепых позах. Молодой рыцарь смущенно отвел взгляд, случайно наткнувшийся на молодую орнейку, лежавшую с задраной в падении юбкой и широко раздвинутыми ногами.
— Они мертвы? — спросил Блекгарт, рассматривая лежавших без движения в людей в уже знакомых орнейских одеждах.
Граф не ответил, спрыгнул с коня, сделав знак остальным дожидаться его приказа, и не спеша пошел по лагерю.
— Так и я думал, — ни к кому не обращаясь, произнес он. — Колодец. Иначе бы Найжела не взяли столь просто.
Роберт подошел к лежавшему на земле рыцарю, который выглядел как Найжел, и склонился над ним. Блекгарт не выдержал, спешился, подошел и встал за спиной отца.
— Он тоже похож на Найжела, — произнес юный рыцарь.
— Это и есть Найжел, — ответил отец.
— Но вы говорили про кольцо на мизинце…
Граф достал перстень.
— Вот, я подобрал его там, в грязи. Надеть его на себя куклы не смогли, но и оставить на настоящем тоже побоялись. Это, вне всякого сомнения, мой старый друг Найжел! Мы вместе пролили столько крови, что никакой магией не обманешь.
— А вдруг и эти люди, лежащие вокруг тоже — ну, грязевые куклы? Отец, вы собираетесь одеть ему на палец перстень?!
— Конечно. Как иначе я возверну его к жизни?
— А если вы…
Он не договорил, да и граф не успел одеть кольцо на мизинец лежащему на земле человеку: едва взял его руку в свою, тот открыл глаза.
— Роберт?!.
— В кипящем котле… — с выражением произнес граф и бросил быстрый взгляд на сына.
— Холодной воды не бывает, — привычно ответил Найжел. — Дивный сон я видел, Роберт. Будто встречаю тебя, а ты вместо приветствия запускаешь в меня кинжалом.
А я и не умираю, а хочу убить тебя… Тебя, Роберт! А потом ты рассек меня пополам своим мечом, но я вновь не умер… Не правда ли, дурацкий и жуткий сон, Роберт? Наверное, я чем-то опился…
— Это был не сон, Найжел, — серьезно сказал граф Астурский.
Глуповатая сонная улыбка сползла с лица орнея, и он озабоченно посмотрел вокруг себя. Потом перевел взгляд на графа.
— Ты опять спас мне жизнь, Роберт?
Граф подал ему руку, тот встал и они крепко обнялись.
Солнце давно скрылась, ночная чернота украла горы, только многочисленные костры вырывали из нее шатры, да снующих вокруг людей, старающихся не встретиться с графом взглядом, а уж тем более дыхнуть на него.
Где-то вдалеке нестройными голосами орали орнейскую песню арситанцы вместе с только что обретенными друзьями, и многие из певцов даже не подозревали, что под эти слова когда-то убивали их отцов.
Граф вздохнул — пусть поют. Сейчас с Орнеями мир, и дай бог, чтобы он продлился вечно. Очень уж не хочется снова встретиться с лучшим другом в кровавой сече.
— Хозяин, — на своем языке, отлично понятном Роберту, произнес оруженосец, — послезавтра — четвертый день фазы луны, обговоренное время. Может, подождете?
Сегодня, возможно, ничего не получится.
— Нет, — решительно ответил граф. — Камлай, Марваз, я не могу ждать два дня.
Мне надо поговорить сегодня. Слишком странное начало для похода.
— Но, хозяин…
— Камлай!
— Хорошо, но вызов может произойти даже на рассвете.
— Хоть к полудню, подожду. А засну, так разбудишь.
Оруженосец, с повязкой, закрывающей нижнюю половину лица, знал, что дальше спорить бесполезно. Он поклонился и вошел в графский шатер, возле которого они стояли. Через мгновение вышел и поспешил к повозкам с графским имуществом.
Роберт посмотрел вокруг и только собирался сесть на подходящий камень, как к нему подошел слуга из штата принцессы Гермонды.
— Ваше сиятельство, — почтительно поклонился он, — ее высочество хочет говорить с вами.
— Мне не досуг, — отмахнулся граф.
— Она сказала, что настаивает на разговоре. Немедленно. Это ее слова, ваше сиятельство, я просто передаю.
Вряд ли имеет смысл воспроизводить здесь тираду графа, но, отведя душу, он махнул рукой и добавил:
— Скажи ее высочеству, что я скоро приду.
Он кликнул слугу, потребовал вина и сел на облюбованный камень. Разговаривать с принцессой ему абсолютно не хотелось, да и не о чем. Он уже, почитай, выполнил свою миссию — ту, что доверил ему король Асидор. Многие удивлялись, что граф Астурский согласился (впервые за долгую, полную бурных событий и опасностей жизнь) на официальную должность королевского посла. А если нет других подступов для достижения великой цели? Да и сейчас еще этих подступов не видать, одни отступы. И предстоят тяжелые разговоры со старейшиной и главами родов орнеев о предложениях короля. Казалось бы: какое ему дело, как отнесутся орнеи к королевской затее, но раз уж он взялся за какое-либо поручение, то отдается ему до конца, даже если результаты ему абсолютно безразличны. Да еще и эта вздорная принцесса…
Ну, ее-то он уже, почитай, передал Найжелу, который сейчас проверяет кого из отправившихся с ним из Иркэна не достает и, следовательно, кто подсыпал зелье в колодец.
Слуга принес вина, граф не спеша, со смаком, отхлебнул из фляги и встал, сунув ее в руки слуги. Мимо в его шатер прошли двое воинов, неся за поручни тяжелый объемистый ящик. Рядом прошмыгнул Марваз. Граф поймал его за куртку и отвел в сторону.
— Меня зовет принцесса, — сказал он, — так что особливо не торопись.
— Вы просите вызова в неурочный час, хозяин, а это быстро не бывает, — на только графу понятном языке ответил оруженосец. — Даже если ваш разговор с принцессой затянется, все равно придется ждать. Я предупреждал. И распорядитесь, чтобы никто не входил.
Граф усмехнулся давно привычной наглости оруженосца, который на самом деле оруженосцем не был. Вернее, он исполнял и обязанности оруженосца тоже.
оруженосцы орнеев не очень-то беспокоились подать щит и шлем господину, даже женщины и слуги собирались сражаться сами наравне с остальными.
Но путь им преградил граф Роберт, со своим грозным мечом, блеснувшим в лучах солнца, словно волшебный луч. Голову графа уже закрывал боевой шлем, быстро надетый и пристегнутый проворным Марвазом. И развевающиеся белые перья плюмажа над алым плащом с золотым драконом на спине, вывели рыцарей из ступора.
Все кричали, чтобы оруженосцы быстрее подавали мечи и щиты, воздух наполнился боевыми кличами.
Чудным образом не погибший Найжел не успел ни взять меч и щит у оруженосца, ни отвернуть коня. Словно удар молнии обрушился на него удар графского меча, в который могучий боец вложил всю свою силу и сноровку.
Меч рассек орнея надвое аж до низа живота, задев и высоко поднятую луку седла.
Даже на расстоянии было видно, что противник графа — не человек. У него не было обычных органов, кровь не залила попону коня, который дико заржал, отпрыгнув в сторону так резво, что граф едва не выпустил из руки меч.
Граф уже разрубил оруженосца, спешившего на помощь Найжелу, и тот тоже оказался не из крови-плоти.
А Найжел ухватил правой рукой левую половину тела, а левой — правую и потянул, соединяясь. На глазах оторопевшего Блекгарта обе половины срослись и, что более удивительнее, срослись доспехи и одежда. Только лицо мерзкого нечеловека больше не напоминало даже отдаленно черт Найжела, теперь была полубесформенная звериная отвратительная морда, с яростно горевшими желанием убивать глазами.
— Это грязевые куклы! — крикнул граф. — Они слеплены по подобию настоящих людей, но почти лишены разума! Старайтесь рубить их и тут же сбрасывайте на землю. На земле они не возживают! Стаскивайте их чугунными клювами и добивайте на земле!
Во время этой короткой речи граф, подавая пример, выбил разрубленного оборотня из седла и, когда тот коснулся дороги, направил на него коня, щитом отбивая удар одного из самых шустрых противников.
Блекгарт словно очнулся от зачарованного сна — оруженосец протягивал ему щит и шлем. Медлить было нельзя и юный рыцарь быстро надел на голову тяжелый шлем, на котором красовался скромный алый плюмаж. Это был его первый настоящий бой, в котором он принимал участие, не как оруженосец. Бой не на турнире, а с врагом, да еще не с простым, с магическим!
Юный рыцарь боялся лишь одного — оплошать на глазах строгого и такого бесстрашного и сильного отца. Поэтому даже не дождавшись пока оруженосец как следует прикрепит шлем, он выхватил у него меч (копье в такой толчее бесполезно) и рванулся в бой.
Дорогу, окаймленную горами, нельзя было бы назвать узкой, но и на ристалище она никак не походила. Рыцари графа, водрузив на головы шлемы и взяв у оруженосцев мечи, ринулись вслед за предводителем, который уже далеко проник во вражьи ряды, кроша противников на части, будто повар вареную морковь для супа, и рычал за спину:
— Один из герольдов — к кортежу! Пусть поставят тройной заслон у кареты принцессы! Чтоб ни одна тварь до нее не добралась! А ты, дружок, труби громче!
Звук твоей трубы нагонит страха на проклятых чудовищ! Не делайте разницы между рыцарями и слугами! Они все — колдовские чудища! Убить надо всех!
Его слова не расходились с делом, он неустанно взмахивал мечом, его оруженосцы, скидывали на мгновение потерявших возможность действовать противников на землю, под копыта боевых коней.
— Лошадей врага старайтесь не ранить! — кричал граф, не прекращая смертельной жатвы. — Надо будет вернуть хозяевам!
Что за неуместные мысли у графа? О том ли следует думать в такую минуту?
— Тот из врагов, у кого потечет обычная кровь — кукловод! — прокричал граф.
— Его не убивать, взять живым! Кто возьмет его в плен — в награду получит полную пригоршню золота. Если это сделает оруженосец — шпоры гарантирую!
Первого своего противника — молодого черноволосого рыцаря со щегольскими усиками и в национальном костюме орнеев — Блекгарт зарубил наотмашь. Сила удара и чуть под неправильным углом повернутый меч привели к тому, что враг, прыснув на Блекгарта из раны вместо крови какой-то серовато-коричневой густой дрянью, вывалился из седла. Блекгарт услышал предостерегающий крик оруженосца и сумел вовремя подставить щит под удар противника слева, а то бы разделил судьбу своей жертвы и валялся бы сейчас в пыли дороги, если и не погибший, то рискующий быть забитым конскими копытами с тяжелыми подковами.
Первый успех взбудоражил кровь. Тот вражина, что наносил удар, получил в ответ резкий выпад, который снес ему часть головы вместе с ухом. Но противнику это было словно ни почем и Блекгарт уже с трудом отразил щитом новый удар. И атаковал сам, но промахнулся, попав по крупу лошади, наверное, перерубив ей хребет. Конь под противником свалился как подкошенный. Но лишенный части головы магический монстр, плеская на Блекгарта мерзкой, ничем не пахнущей жижей, проворно вскочил на седло — видно прав отец, прикосновение к матушке-земле этим тварям смерти подобно.
Вокруг звенела соприкасающаяся сталь, воздух наполнили ржание коней, призывные кличи, зычные уханье и ругань, крики боли.
И вдруг Блекгарт почему-то подумал, что его противник — и первый, и этот вот, сейчас не издали ни звука. Точно уж магические мороки и даже земля их носить не хочет.
Но размышлять на эту тему было некогда — стоя на своем шатком постаменте, рискуя в любое мгновение сверзиться, покалеченный враг отбросил меч и прыгнул на Блекгарта.
Юноша не понял, что происходит, но почувствовал, как в смотровую прорезь опущенного забрала врываются стремительно вырастающие когти врага, грозя пронзить глаза и вторгнуться в мозг. Молодой рыцарь инстинктивно зажмурился и острая боль в бровях словно ослепила его.
Этого не должно было быть — противник вел себя не по рыцарски! Детская обида, смешанная с острой болью и страхом смерти охватили графского сына, единственного оставшегося наследника, последнюю надежду прославленного Роберта на продолжение знаменитого рода.
Судорожным движением, от боли и ужаса не соображая, что делает, Блекгарт дернул рукой с мечом снизу вверх, словно хотел обтереть глаза от крови и забыв, что на нем шлем. Острый меч, старательно наточенный опытным оруженосцем, в этом резком движении отрубил руку противника, словно ссохшуюся ветку дерева. Еще бы чуть-чуть и магические когти вонзились бы ему прямо в глаза.
Почувствовав, что страшное врезание когтей чудовища в его плоть прекратилось, Блекгарт попытался открыть глаза, но их заливала кровь. Тем не менее в это мгновение непродолжительного прозрения, прежде чем снова зажмуриться, он успел увидеть, как превращается на земле в отвратительную грязь едва не ослепивший его враг. Тот таял, словно снежок, брошенный на раскаленную печку, только что пар от него не шел.
Блекгарт левой рукой, на которой висел тяжелый щит, с трудом освободил крепления и сдернул шлем — воздуха не хватало, да и не мог он в таком состоянии сражаться. Он вновь на мгновение приоткрыл глаза и увидел мелькнувший меч другого оборотня, который хотел добить раненого рыцаря.
Блекгарт опять зажмурился, понимая, что это последняя секунда в его жизни — ни сил, ни времени отразить удар у него уже не было.
Он сидел в седле посреди кипящей битвы людей с созданными чародейством нежитями, ожидая смерти. Но мгновение сменилось следующим, удар не воспоследовал. Юноша услышал голос отца, уже чуть охрипший от крика, обращенный, видимо, к оруженосцу Блекгарта:
— Бери его коня за поводья и выводи назад! Видишь, у него кровь заливает глаза!
Жизнью за него отвечаешь!
Вокруг грохотало побоище — странный шум, крики и стоны раздавались только одной из воюющих сторон. Наконец он услышал голос оруженосца:
— Вы теперь в безопасности, господин.
В безопасности! В то время, как его отец может погибнуть! В то время, как другие рыцари убивают мразь, по чьей-то злой воле пытающуюся похитить принцессу Гермонду! А он — в безопасности! Злость и досада завладели сердцем юноши. Он провел стальной перчаткой по лицу, но лишь добавил боли в рассеченную кожу, не добившись никакого результата.
— Оботри! — рявкнул он оруженосцу, который должен был находиться поблизости.
— Что, господин? — не понял тот.
— Глаза оботри от крови. Чем угодно! Краем моего плаща, наконец!
Чем вытер ранки старый оруженосец и чем остановил кровотечение, разбираться Блекгарту было недосуг. Он проморгался и взглянул на сражение.
Дело близилось к развязке, исход стычки был предрешен, хотя, казалось бы, враг сильнее — мелкие раны ему не опасны, да и многие чудища сражались аж без голов, нанося удары противникам куда попало. Но ими двигала неведомая и чуждая им сила, а рыцарями графа — честь и долг, священная обязанность довезти принцессу в целости и сохранности.
Жутко и странно было смотреть на кареты и повозки орнеев — чудища в женских одеждах, с разметавшимися волосами, стоя на крышах и козлах, без оружия, яростно отбивались от оруженосцев, стараясь изощриться выросшими когтями выцарапать глаза. Блекгарт с отвращением перевел взгляд; ни один рыцарь не захотел мечом рубить безоружных женщин, пусть они и магические мороки, ими занимались пешие оруженосцы и даже слуги, надеявшиеся на поживу.
Рядом с Блекгартом стояли, сгрудившись и вытягивая головы, Тени сражающихся рыцарей, они внимательно следили за битвой, боясь пропустить любое движение своего подопечного и словно совершенно не заботясь о собственной безопасности.
Тень Блекгарта едва заметно улыбнулся юному рыцарю, словно одобряя его поведение в бою.
Сжимая в руке меч, Блекгарт, с незащищенной головой, повинуясь единственно порыву сердца, забыв о саднящей боли, направил коня в самую гущу сражения. Мимо него оруженосцы вели отловленных коней, оставшихся без хозяина; многие бойцы, прискакавшие на подмогу от основного отряда, спешившись, стаскивали противника чугунными клювами с коней и добивали превращавшихся в неприятную грязь монстров.
Хотя добивать и было уже без особой надобности — соприкоснувшись с землей, грязевые куклы были обречены.
— Ищите врага, у которого человечья кровь! — вновь, перекрывая шум сражения, прокричал граф Астурский. — Не убивать его, взять живым!
Блекгарт размахивал мечом, стараясь добраться до врага, но внезапно понял, что все его усилия бессмысленны — раны грязевой кукле не страшны, а сбить его мечом с коня не так-то и просто, этим уже занимаются простые воины и оруженосцы.
Многие рыцари, сообразив о том же самом, выбирались из свалки, сам граф, отъехал назад и следил самолично, чтобы кто-нибудь из уцелевших дряней не прорвался к карете принцессы.
Блекгарт подумал и направил коня к отцу, раздавая удары мечом попадающимся под руку врагам — скорее не для пользы дела, а забавы для, вымещая в ударах злость и ненависть.
Наконец, он выбрался из толпы сражающих и, объехав стороной собранных табуном лошадей, приблизился к графу.
— Не только с фрейлинами умеешь ласкаться, оказывается, — сказал отец. — Я видел, как ты сражался.
Блекгарт смутился. Он не понял, хвалит его отец или зубоскальствует, но все же решил, что хвалит. И вдруг неожиданная мысль мелькнула в сознании, он тут же спросил:
— Скажите, отец, вы знали о нападении? Заранее знали? Иначе почему именно сегодня вы сказали мне ехать рядом с собой?
Отец посмотрел на сына, вздохнул и честно ответил:
— Ничего я не знал. Но рыцарь всегда должен быть готов к нападению, с любой стороны. А сказал тебе ехать со мной для того, чтобы ты познал дорогу, а не обменивался улыбками с красавицами… Сто-ой! — закричал он рыцарям, собирающимся заехать ему за спину.
Сражение закончилось — оруженосцы под дикое улюлюканье стащили с коня последнего монстра и добивали его тяжелыми железными крюками, прозванными в народе чугунными клювами, и пинали ногами, разбрызгивая грязь, в которую тот превращался. В грязь же обернулись все доспехи и оружие монстров, все женские украшения и платья.
Кто-то вдали пытался поймать напуганную лошадь.
— Благородные рыцари! — подняв руку, провозгласил граф. — Поздравляю вас с блестящей победой. Трофеев она нам не принесла, но зато мы исполнили свой долг, оберегли вверенную нам внучку славного короля Асидора, принцессу Гермонду. Но приключение еще не закончено. Был ли кто-нибудь из врагов с человечьей кровью?
— Нет. Никого.
— Кукловод мог прятаться в горах, оттуда руководя этими гнусными существами, — сказал рыцарь Лайон.
— Да, — кивнул граф. — Он мог находиться вообще за морем отсюда. Мы очень мало знаем о грязевых куклах, но магия эта непростая… Ладно, не об этом сейчас надо думать. Упустили, так упустили. Сколько у нас убитых?
— Рыцарь Сэмуэл Куртуанский тяжело ранен, но жив, у остальных раны терпимые.
Двое оруженосцев погибли.
— Сейчас каждый из вас — и благородный рыцарь и последний слуга — покажет мне свою кровь. Либо на ране, если таковая есть, либо чиркнет кинжалом по пальцу. Я не знаю силы кукловода и не могу отрицать возможность, что кто-то из вас — грязевая кукла, принявшая чужое обличье. Я должен думать о безопасности принцессы. Рыцарь Блекгарт, — распорядился граф, — у вас хлещет кровь по лицу, вставайте мне за спину. Покажите мне рану Сэмуэла.
Рыцари, может и оскорбились в душе графским подозрением, но все же понимали, что он прав. Каждый по очереди — рыцари, разумеется, первыми — приближались к нему, сдергивали рукавицу с левой руки и проводили кинжалом, показывая кровь.
Когда все рыцари оказались за графом они с интересом взирали на оруженосцев и слуг — горе тому, у кого не пошла бы алая человечья кровь!
Но — обошлось. Лишь табун лошадей, да большая лужа жидкой, неприятной на вид, но совершенно не пахливой грязи разлилась посередь дороги.
— Я отправляюсь вперед, — сообщил граф. — Со мной поедет лишь рыцарь Блекгарт и наши оруженосцы. Рыцарь Лайон, вы встанете на время моего отсутствия во главе отряда. Пусть священники сотворят молитвы над этой грязью, на всякий случай.
Хотя я считаю, что она неопасна, но все же… Повозки орнеев — не грабить.
Поставить в обоз, определить кучеров. И с прежней скоростью двигайтесь вперед.
Когда стемнеет, ставьте шатры.
Рыцарь Лайон явно хотел спросить у посла, куда и зачем он собирается, но сдержался. Было бы важно ему знать — граф сам бы сказал, а праздное любопытство рыцарю не к лицу.
Лайон кивнул в знак согласия и принялся отдавать необходимые распоряжения.
— Вперед, сынок, надо торопиться! — сказал граф и, брезгливо поморщившись, направил коня в огромную лузу грязи, совсем недавно бывшей опасными врагами.
Граф что-то высматривал в ней и наконец показал пальцем:
— Поднимите мой кинжал, он дорог мне как память.
Юный оруженосец графа, расстроенный что не оказалось среди монстров всего лишь одного с человечьей кровью, а то бы он наверняка пленил бы его и сейчас бы был со шпорами, быстро спрыгнул в грязь и вытащил графский кинжал.
Но граф, заметив что-то блеснувшее в грязи, сам спрыгнул, не страшась испачкать сапоги и вытащил из лужи что-то маленькое. Бережно потер о край плаща и спрятал.
Вновь вскочил в седло.
Оказавшись на сухой дороге, граф пришпорил коня и помчался вперед, словно от этого зависела его жизнь.
Блекгарт очень хотел бы знать, куда заспешил граф, но вопросы задавать было неуместно, да и быстрая скачка воспрепятствовала бы беседе.
— Стой! — граф резко осадил коня. — Да, остановимся ненадолго, — сказал он, словно размышляя вслух. — Не на коня же лить, как простой копейщик! Во время битвы об этом не думаешь, а потом…
Блекгарт вдруг с удивлением подумал, что после слов отца действительно испытал нестерпимое желание помочиться. Странно, ведь мгновение назад он и не думал об этом. Блекгарт с облегчением спрыгнул с коня.
Граф тоже спешился. На его лице вновь промелькнуло едва заметное облачко озабоченности.
— Скажи-ка, сынок, — после минутного колебания спросил граф, — ты любишь принцессу Гермонду?
Сын с удивлением посмотрел на отца.
— Конечно, — ответил он не раздумывая. — Как и полагается рыцарю короля Асидора, я с почтением и уважением отношусь к принцессе. Но почему вы спросили?
— Я не спросил тебя, с уважением ли ты к ней относишься, а любишь ли ее? Как женщину.
— Я не понимаю вас, отец.
— А чего ж ты всю дорогу крутился у ее кареты! Что я не видел твоих наполненных мечтательностью глаз по вечерам?
— Хорошо, — вдруг кивнул Блекгарт. — Я еще, правда, не все решил, но раз уж вы сами ко мне с этим обратились… — Блекгарт оправил на себе одежду и торжественным тоном произнес: — Отец, я прошу вашего благословения на мою женитьбу.
Граф побагровел.
— И кто же твоя избранница, сынок? — Его рука непроизвольно легла на рукоять меча.
— Дочь барона Барока Инесса, фрейлина принцессы Гермонды.
Граф, совершенно сейчас неуместно, облегченно расхохотался.
— Она из знатного рода и я не вижу причин для смеха, отец! — обиженно произнес Блекгарт.
— И давно ты полюбил ее?
— В начале похода.
— А до меня доходили разговоры, что твои взгляды все больше устремлены на принцессу…
— Это облыжные слухи, батюшка. Да и… Мне не пристало это говорить, но я не нахожу ее красивой. Совсем. К тому же с ее языка все время слетают ядовитые шуточки и Инесса не раз уже плакала от них.
Граф дружески обнял сына.
— Ладно, ты успокоил меня. Барон Барок — достойный рыцарь, хоть и недолюбливает меня. Я подумаю о твоей просьбе, сынок. — Он снова посмотрел на сына и опять рассмеялся столь же добродушно: — Ну и выглядишь же ты сейчас, с запекшимися блямбами вместо бровей! Но ничего, шрамы украшают воина, сегодня все фрейлины будут вздыхать по тебе, жалеючи и восхищаясь! Все, поехали! — брови графа озабоченно сошлись на переносице. — Время не терпит.
— Отец, — отважился спросить Блекгарт, ставя ногу в стремя. — А как вы догадались, что рыцарь Найжел и прочие — эти… грязевые куклы. Ведь они были так похожи на настоящих! Это опять ваша пресловутая удача помогла?
— Удача любит достойных, — ответил граф. — Мне повезло, что я отлично знаю Найжела. Он терпеть не может магию и всегда носит на мизинце перстень с очень редким камнем-дионисием, который отгоняет чары. На том, что встретил нас, перстня не было.
— А что за странные слова про кипящий котел?
— А это уже подтвердило мое предположение, — усмехнулся граф. — Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю… Наша с Найжелом жизнь зависела ответим ли мы на дурацкие вопросы. И одним из них был вопрос «Чего в кипящем котле не бывает?»С тех пор это у нас вместо приветствия и пароля. Все, вперед! Эй, кто-нибудь догадался прихватить для меня вина?
Оруженосцы виновато покачали головами.
— Ну, ничего, потерпим!
Граф вновь погнал коня по дороге.
Солнце уже садилось, скрылось за выросшими по правую руку высокими горами.
Блекгарт старался не отставать от отца более чем на полкорпуса коня. Он думал — почему отец спросил его о принцессе, зачем? И еще — чего в кипящем котле не бывает?..
После четверти часа бешеной скачки они увидели вдали шатры.
— Ты этого искал, отец? — крикнул Блекгарт.
— Да.
Они подъехали к лагерю и, замедлив ход коней, настороженно оглядываясь, приблизилась.
Вид у лагеря был такой, словно на него свалилась чума или другая смертельная болезнь, в одночасье положившая множество воинов, слуг, женщин. Они лежали в самых нелепых позах. Молодой рыцарь смущенно отвел взгляд, случайно наткнувшийся на молодую орнейку, лежавшую с задраной в падении юбкой и широко раздвинутыми ногами.
— Они мертвы? — спросил Блекгарт, рассматривая лежавших без движения в людей в уже знакомых орнейских одеждах.
Граф не ответил, спрыгнул с коня, сделав знак остальным дожидаться его приказа, и не спеша пошел по лагерю.
— Так и я думал, — ни к кому не обращаясь, произнес он. — Колодец. Иначе бы Найжела не взяли столь просто.
Роберт подошел к лежавшему на земле рыцарю, который выглядел как Найжел, и склонился над ним. Блекгарт не выдержал, спешился, подошел и встал за спиной отца.
— Он тоже похож на Найжела, — произнес юный рыцарь.
— Это и есть Найжел, — ответил отец.
— Но вы говорили про кольцо на мизинце…
Граф достал перстень.
— Вот, я подобрал его там, в грязи. Надеть его на себя куклы не смогли, но и оставить на настоящем тоже побоялись. Это, вне всякого сомнения, мой старый друг Найжел! Мы вместе пролили столько крови, что никакой магией не обманешь.
— А вдруг и эти люди, лежащие вокруг тоже — ну, грязевые куклы? Отец, вы собираетесь одеть ему на палец перстень?!
— Конечно. Как иначе я возверну его к жизни?
— А если вы…
Он не договорил, да и граф не успел одеть кольцо на мизинец лежащему на земле человеку: едва взял его руку в свою, тот открыл глаза.
— Роберт?!.
— В кипящем котле… — с выражением произнес граф и бросил быстрый взгляд на сына.
— Холодной воды не бывает, — привычно ответил Найжел. — Дивный сон я видел, Роберт. Будто встречаю тебя, а ты вместо приветствия запускаешь в меня кинжалом.
А я и не умираю, а хочу убить тебя… Тебя, Роберт! А потом ты рассек меня пополам своим мечом, но я вновь не умер… Не правда ли, дурацкий и жуткий сон, Роберт? Наверное, я чем-то опился…
— Это был не сон, Найжел, — серьезно сказал граф Астурский.
Глуповатая сонная улыбка сползла с лица орнея, и он озабоченно посмотрел вокруг себя. Потом перевел взгляд на графа.
— Ты опять спас мне жизнь, Роберт?
Граф подал ему руку, тот встал и они крепко обнялись.
Эпизод второй
— Камлай! — приказал граф Марвазу.Солнце давно скрылась, ночная чернота украла горы, только многочисленные костры вырывали из нее шатры, да снующих вокруг людей, старающихся не встретиться с графом взглядом, а уж тем более дыхнуть на него.
Где-то вдалеке нестройными голосами орали орнейскую песню арситанцы вместе с только что обретенными друзьями, и многие из певцов даже не подозревали, что под эти слова когда-то убивали их отцов.
Граф вздохнул — пусть поют. Сейчас с Орнеями мир, и дай бог, чтобы он продлился вечно. Очень уж не хочется снова встретиться с лучшим другом в кровавой сече.
— Хозяин, — на своем языке, отлично понятном Роберту, произнес оруженосец, — послезавтра — четвертый день фазы луны, обговоренное время. Может, подождете?
Сегодня, возможно, ничего не получится.
— Нет, — решительно ответил граф. — Камлай, Марваз, я не могу ждать два дня.
Мне надо поговорить сегодня. Слишком странное начало для похода.
— Но, хозяин…
— Камлай!
— Хорошо, но вызов может произойти даже на рассвете.
— Хоть к полудню, подожду. А засну, так разбудишь.
Оруженосец, с повязкой, закрывающей нижнюю половину лица, знал, что дальше спорить бесполезно. Он поклонился и вошел в графский шатер, возле которого они стояли. Через мгновение вышел и поспешил к повозкам с графским имуществом.
Роберт посмотрел вокруг и только собирался сесть на подходящий камень, как к нему подошел слуга из штата принцессы Гермонды.
— Ваше сиятельство, — почтительно поклонился он, — ее высочество хочет говорить с вами.
— Мне не досуг, — отмахнулся граф.
— Она сказала, что настаивает на разговоре. Немедленно. Это ее слова, ваше сиятельство, я просто передаю.
Вряд ли имеет смысл воспроизводить здесь тираду графа, но, отведя душу, он махнул рукой и добавил:
— Скажи ее высочеству, что я скоро приду.
Он кликнул слугу, потребовал вина и сел на облюбованный камень. Разговаривать с принцессой ему абсолютно не хотелось, да и не о чем. Он уже, почитай, выполнил свою миссию — ту, что доверил ему король Асидор. Многие удивлялись, что граф Астурский согласился (впервые за долгую, полную бурных событий и опасностей жизнь) на официальную должность королевского посла. А если нет других подступов для достижения великой цели? Да и сейчас еще этих подступов не видать, одни отступы. И предстоят тяжелые разговоры со старейшиной и главами родов орнеев о предложениях короля. Казалось бы: какое ему дело, как отнесутся орнеи к королевской затее, но раз уж он взялся за какое-либо поручение, то отдается ему до конца, даже если результаты ему абсолютно безразличны. Да еще и эта вздорная принцесса…
Ну, ее-то он уже, почитай, передал Найжелу, который сейчас проверяет кого из отправившихся с ним из Иркэна не достает и, следовательно, кто подсыпал зелье в колодец.
Слуга принес вина, граф не спеша, со смаком, отхлебнул из фляги и встал, сунув ее в руки слуги. Мимо в его шатер прошли двое воинов, неся за поручни тяжелый объемистый ящик. Рядом прошмыгнул Марваз. Граф поймал его за куртку и отвел в сторону.
— Меня зовет принцесса, — сказал он, — так что особливо не торопись.
— Вы просите вызова в неурочный час, хозяин, а это быстро не бывает, — на только графу понятном языке ответил оруженосец. — Даже если ваш разговор с принцессой затянется, все равно придется ждать. Я предупреждал. И распорядитесь, чтобы никто не входил.
Граф усмехнулся давно привычной наглости оруженосца, который на самом деле оруженосцем не был. Вернее, он исполнял и обязанности оруженосца тоже.