Страница:
– Еду! – сказала Сара со слезами на глазах. – Пожалуйста, Грэг, попытайся взять себя в руки!
Слова так нелепы, так глупы! Люди изобрели их как средство общения, но в ситуациях, когда слова действительно должны что-то значить, они становятся бессмысленными. Вот и сейчас слова – пустой звук. Человек больше полагается на взгляд, прикосновение, невнятный шепот.
От шока, вызванного вестью о смерти Роба, Сара совершенно забыла о Нике. Она положила трубку и принялась собирать одежду, лицо ее было растерянным и бледным.
Ник, уже одетый, стоял у кушетки со стаканом в руке и глядел на виски. Лицо его ничего не выражало.
– Я должна ехать, – жалко пролепетала Сара, берясь за платье. Серебристые складки заструились вокруг растрепавшихся от любовных ласк ярко-золотистых волос. Сара надела туфли.
– Он свистнул, и ты бежишь! – сказал Ник.
Сара открыла было рот, чтобы объясниться, но вдруг инстинктивно промолчала. Что она могла сказать? Она едва не совершила абсолютно безрассудный поступок, лучше всего просто уйти.
– Ты мог бы найти мне такси? – нервно спросила она.
– Сам отвезу, – сказал Ник. Он цедил слова с отвращением, лицо было свирепое. – Что он сказал? Пригрозил бросить, так? Заявил, что все кончено, если ты не прибежишь назад?
Ник превратно истолковал ее разговор с Грэгом, поняла Сара, но может, оно и к лучшему.
– Пожалуйста, поскорее! – произнесла она тихим голосом. – Я тороплюсь.
– Конечно, – произнес он и проглотил виски. Стакан со звоном грохнулся о стол, и Ник двинулся к двери. Сара шла следом, с горькой покорностью глядя на темноволосую голову.
Сев в роскошный серебристо-серый автомобиль, Ник саркастически заметил:
– Какая удача, что мы не назначили дату осмотра банка.
Сара молча уставилась на руки, голова ее поникла.
– Ты маленькая стерва! – пробормотал Ник. – Если ты его так любишь, почему же сейчас лежала в моих объятиях? – Он схватил Сару за руку и вывернул ее. Сара тихо вскрикнула от боли и взглянула вверх, в синие глаза, неузнаваемые от горящего в них гнева. – Отвечай! Почему позволила себя обнимать? Было такое? Не отпирайся! Еще десять минут, и мы были бы в постели. Почему, отвечай! Постоянно этим занимаешься? Так? Он привык к твоим выходкам? Поэтому и не женится на тебе?
Сара выхватила руку из безжапостных тисков и начала сердито растирать.
– Иди к черту! – бросила она.
– Спасибо! – проворчал Ник. – Может, и пойду.
Он завел машину, рывком сорвался с места, даже не посмотрев на дорогу, и при выезде из подземного гаража едва не столкнулся с другой машиной. Клаксон возмущенно взревел, но Ник, не обратив внимания на сигнал встречной машины, помчался как безумец. Лицо – темная маска, на которой желтые огни уличных фонарей высвечивали глаза, полные неистовой ярости, и рот, вытянувшийся в прямую линию.
Ник довез ее до дома. Когда машина со скрежетом остановилась, Сара открыла дверцу и вышла. Она не сделала и двух шагов, когда машина с ревом умчалась прочь. Сара смотрела на удаляющиеся огни и чувствовала острую боль в сердце. Она никогда больше не увидит его.
Сара это знала наверняка.
Она отвернулась и заспешила к дому Люси, чиркая каблуками по тротуару. Кошка перебежала ей дорогу, и Сара, вздрогнув, шарахнулась в сторону. На первом этаже горел свет, и, когда Сара миновала дорожку к дому, Грэг открыл дверь и молча отступил назад, пропуская Сару.
Она мельком взглянула ему в лицо и сразу все поняла – Сара, досконально знавшая Грэга, видела то, что он не открыл бы никому на свете.
Грэг кивнул на гостиную, и Сара прошла туда. Люси неестественно прямо сидела на стуле: белое застывшее лицо, на нижней губе капельки крови – видно, Люси искусала ее.
Сара подошла к Люси и обняла, но та не плакала, пока Сара сама отрывисто не всхлипнула. Тут Люси разразилась таким плачем, что и Сара зарыдала в голос. Грэг вышел, закрыв за собой дверь.
Часом позже Сара уговорила Люси пойти в спальню. Уложила ее, как ребенка, в постель. Темные волосы Люси разметались по подушке. Сара заставила ее выпить чашку теплого молока, в которое тайком положила таблетку снотворного, прописанного Люси врачом.
Люси тихо вымолвила:
– Все случилось так быстро! Совсем неожиданно для меня. Я не переживу! Ничего нельзя было сделать!
Сара взяла со столика щетку и начала ласково расчесывать волосы Люси, накручивая концы прядей на палец. Люси немного поговорила, голос ее становился все более медленным, сонным, наконец глаза ее закрылись, и Сара, отложив щетку, выключила свет.
Грэга она нашла на кухне, он раскладывал долгий пасьянс из потрепанной колоды. Грэг поднял глаза на Сару, она склонилась над ним, легко поцеловала в лоб.
– Сердце не выдержало, – сказал Грэг, – просто остановилось.
– Выпьешь что-нибудь? Кофе или какао?
– Какао, – отозвался Грэг, тасуя карты.
Он смотрел, как Сара отошла к плите и зажгла газ под кастрюлькой с молоком.
– Чему я помешал, Сара? – ровным голосом спросил Грэг. – Родон был вне себя от ярости.
– Ничему, – ответила она. – Ровным счетом ничему.
Ничего серьезного не произошло, думала про себя Сара. Грэг, быть может, уберег ее от громадной беды, потому что Ник, несомненно, был прав. Не позвони Грэг, она сейчас лежала бы с Ником в постели. У нее и в мыслях не было уходить от него. Она отдалась бы ему без стеснения – и сейчас мучилась, презирая собственную глупость. Связь в любом случае принесла бы ей одни страдания, потому что Ник Родон был чужим в ее мире, а она – в его. Попав в ловушку его роскошных апартаментов, Сара должна была бы образумиться, не обольщаться, но нет – в каком-то дурмане она сама жаждала отдать Нику все, чего он добивался, и он мог бы сполна удовлетворить свое желание.
– Точно? – переспросил Грэг, и Сара повернулась к нему лицом, удивленная его присутствием, потому что на какое-то время совершенно забыла о Грэге.
Сара горько усмехнулась.
– Уверена. Я очень рада, что ты позвонил.
– Презираю себя, – угрюмо произнес Грэг. – Совершенно потерялся, потому что она не плакала, и я знал, если Люси разрыдается, мне не выдержать, поэтому пришлось позвонить тебе. Я – трус и безвольный болван.
Он уронил руки, и карты разлетелись по комнате, как в сцене из «Алисы в Стране чудес».
– Не казни себя! – сказала Сара, склонившись над Грэгом и целуя его в холодную белую щеку.
– Я предал ее. Должен был утешать, а сил не хватило.
– Ты сделал все, что мог, – заверила Сара. Она с тревогой смотрела на его болезненное, бледное лицо, на нервно подрагивающее веко.
– Люси просто сидела, и все. Мне казалось, она умирает. Она была похожа на какое-то существо, затерявшееся в пустыне. Я не знал, что делать. Пришлось позвать тебя.
Грэгу не давала покоя собственная беспомощность.
Сара вернулась к плите и, доварив какао, украдкой бросила в чашку одну из снотворных таблеток Люси.
– Выпей и иди спать! – сказала она.
Грэг с отвращением взглянул на чашку.
– Я вообще-то не хочу какао, – произнес он.
Сара приложила чашку к его губам, словно Грэг был ребенком. Он скривился, но выпил. Она слышала, как он споткнулся, поднимаясь по лестнице в комнату для гостей. Сара решила не ложиться. Ей хотелось быть наготове, если Люси начнет плакать, и в четыре утра та действительно проснулась и сдавленно зарыдала, пока Сара не успокоила ее. Ночь Сара просидела на лестничной площадке маленького домика, держа на коленях открытую книгу и ни разу в нее не заглянув.
Через неделю Сара с Люси вылетели на юг Франции, чтобы пожить несколько недель в крошечном коттедже их друга, который настоял, чтобы Люси приняла его приглашение. Заходя на посадку, самолет накренился, и Сара глянула вниз, на синее море. Со дня смерти Роба она почти не вспоминала о Нике. Она не выпускала его из дальнего уголка памяти и твердо намеревалась держать его там и в будущем. История с Родоном представлялась ей безрассудной встречей со страстью, от которой она чудом спаслась. Никогда впредь она не позволит себе подобных чувств. К тому же Сара кое-что узнала о себе. Она и не подозревала, что способна на столь сильное физическое влечение, но теперь, имея опыт, она будет очень осторожной. Синее море и зеленая земля приближались. Люси очнулась от холодного оцепенения, и Сара молча коснулась ее руки. Люси выдавила короткую улыбку.
– Смотри! – радостно сказала Сара, кивая в иллюминатор. – Солнце!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Слова так нелепы, так глупы! Люди изобрели их как средство общения, но в ситуациях, когда слова действительно должны что-то значить, они становятся бессмысленными. Вот и сейчас слова – пустой звук. Человек больше полагается на взгляд, прикосновение, невнятный шепот.
От шока, вызванного вестью о смерти Роба, Сара совершенно забыла о Нике. Она положила трубку и принялась собирать одежду, лицо ее было растерянным и бледным.
Ник, уже одетый, стоял у кушетки со стаканом в руке и глядел на виски. Лицо его ничего не выражало.
– Я должна ехать, – жалко пролепетала Сара, берясь за платье. Серебристые складки заструились вокруг растрепавшихся от любовных ласк ярко-золотистых волос. Сара надела туфли.
– Он свистнул, и ты бежишь! – сказал Ник.
Сара открыла было рот, чтобы объясниться, но вдруг инстинктивно промолчала. Что она могла сказать? Она едва не совершила абсолютно безрассудный поступок, лучше всего просто уйти.
– Ты мог бы найти мне такси? – нервно спросила она.
– Сам отвезу, – сказал Ник. Он цедил слова с отвращением, лицо было свирепое. – Что он сказал? Пригрозил бросить, так? Заявил, что все кончено, если ты не прибежишь назад?
Ник превратно истолковал ее разговор с Грэгом, поняла Сара, но может, оно и к лучшему.
– Пожалуйста, поскорее! – произнесла она тихим голосом. – Я тороплюсь.
– Конечно, – произнес он и проглотил виски. Стакан со звоном грохнулся о стол, и Ник двинулся к двери. Сара шла следом, с горькой покорностью глядя на темноволосую голову.
Сев в роскошный серебристо-серый автомобиль, Ник саркастически заметил:
– Какая удача, что мы не назначили дату осмотра банка.
Сара молча уставилась на руки, голова ее поникла.
– Ты маленькая стерва! – пробормотал Ник. – Если ты его так любишь, почему же сейчас лежала в моих объятиях? – Он схватил Сару за руку и вывернул ее. Сара тихо вскрикнула от боли и взглянула вверх, в синие глаза, неузнаваемые от горящего в них гнева. – Отвечай! Почему позволила себя обнимать? Было такое? Не отпирайся! Еще десять минут, и мы были бы в постели. Почему, отвечай! Постоянно этим занимаешься? Так? Он привык к твоим выходкам? Поэтому и не женится на тебе?
Сара выхватила руку из безжапостных тисков и начала сердито растирать.
– Иди к черту! – бросила она.
– Спасибо! – проворчал Ник. – Может, и пойду.
Он завел машину, рывком сорвался с места, даже не посмотрев на дорогу, и при выезде из подземного гаража едва не столкнулся с другой машиной. Клаксон возмущенно взревел, но Ник, не обратив внимания на сигнал встречной машины, помчался как безумец. Лицо – темная маска, на которой желтые огни уличных фонарей высвечивали глаза, полные неистовой ярости, и рот, вытянувшийся в прямую линию.
Ник довез ее до дома. Когда машина со скрежетом остановилась, Сара открыла дверцу и вышла. Она не сделала и двух шагов, когда машина с ревом умчалась прочь. Сара смотрела на удаляющиеся огни и чувствовала острую боль в сердце. Она никогда больше не увидит его.
Сара это знала наверняка.
Она отвернулась и заспешила к дому Люси, чиркая каблуками по тротуару. Кошка перебежала ей дорогу, и Сара, вздрогнув, шарахнулась в сторону. На первом этаже горел свет, и, когда Сара миновала дорожку к дому, Грэг открыл дверь и молча отступил назад, пропуская Сару.
Она мельком взглянула ему в лицо и сразу все поняла – Сара, досконально знавшая Грэга, видела то, что он не открыл бы никому на свете.
Грэг кивнул на гостиную, и Сара прошла туда. Люси неестественно прямо сидела на стуле: белое застывшее лицо, на нижней губе капельки крови – видно, Люси искусала ее.
Сара подошла к Люси и обняла, но та не плакала, пока Сара сама отрывисто не всхлипнула. Тут Люси разразилась таким плачем, что и Сара зарыдала в голос. Грэг вышел, закрыв за собой дверь.
Часом позже Сара уговорила Люси пойти в спальню. Уложила ее, как ребенка, в постель. Темные волосы Люси разметались по подушке. Сара заставила ее выпить чашку теплого молока, в которое тайком положила таблетку снотворного, прописанного Люси врачом.
Люси тихо вымолвила:
– Все случилось так быстро! Совсем неожиданно для меня. Я не переживу! Ничего нельзя было сделать!
Сара взяла со столика щетку и начала ласково расчесывать волосы Люси, накручивая концы прядей на палец. Люси немного поговорила, голос ее становился все более медленным, сонным, наконец глаза ее закрылись, и Сара, отложив щетку, выключила свет.
Грэга она нашла на кухне, он раскладывал долгий пасьянс из потрепанной колоды. Грэг поднял глаза на Сару, она склонилась над ним, легко поцеловала в лоб.
– Сердце не выдержало, – сказал Грэг, – просто остановилось.
– Выпьешь что-нибудь? Кофе или какао?
– Какао, – отозвался Грэг, тасуя карты.
Он смотрел, как Сара отошла к плите и зажгла газ под кастрюлькой с молоком.
– Чему я помешал, Сара? – ровным голосом спросил Грэг. – Родон был вне себя от ярости.
– Ничему, – ответила она. – Ровным счетом ничему.
Ничего серьезного не произошло, думала про себя Сара. Грэг, быть может, уберег ее от громадной беды, потому что Ник, несомненно, был прав. Не позвони Грэг, она сейчас лежала бы с Ником в постели. У нее и в мыслях не было уходить от него. Она отдалась бы ему без стеснения – и сейчас мучилась, презирая собственную глупость. Связь в любом случае принесла бы ей одни страдания, потому что Ник Родон был чужим в ее мире, а она – в его. Попав в ловушку его роскошных апартаментов, Сара должна была бы образумиться, не обольщаться, но нет – в каком-то дурмане она сама жаждала отдать Нику все, чего он добивался, и он мог бы сполна удовлетворить свое желание.
– Точно? – переспросил Грэг, и Сара повернулась к нему лицом, удивленная его присутствием, потому что на какое-то время совершенно забыла о Грэге.
Сара горько усмехнулась.
– Уверена. Я очень рада, что ты позвонил.
– Презираю себя, – угрюмо произнес Грэг. – Совершенно потерялся, потому что она не плакала, и я знал, если Люси разрыдается, мне не выдержать, поэтому пришлось позвонить тебе. Я – трус и безвольный болван.
Он уронил руки, и карты разлетелись по комнате, как в сцене из «Алисы в Стране чудес».
– Не казни себя! – сказала Сара, склонившись над Грэгом и целуя его в холодную белую щеку.
– Я предал ее. Должен был утешать, а сил не хватило.
– Ты сделал все, что мог, – заверила Сара. Она с тревогой смотрела на его болезненное, бледное лицо, на нервно подрагивающее веко.
– Люси просто сидела, и все. Мне казалось, она умирает. Она была похожа на какое-то существо, затерявшееся в пустыне. Я не знал, что делать. Пришлось позвать тебя.
Грэгу не давала покоя собственная беспомощность.
Сара вернулась к плите и, доварив какао, украдкой бросила в чашку одну из снотворных таблеток Люси.
– Выпей и иди спать! – сказала она.
Грэг с отвращением взглянул на чашку.
– Я вообще-то не хочу какао, – произнес он.
Сара приложила чашку к его губам, словно Грэг был ребенком. Он скривился, но выпил. Она слышала, как он споткнулся, поднимаясь по лестнице в комнату для гостей. Сара решила не ложиться. Ей хотелось быть наготове, если Люси начнет плакать, и в четыре утра та действительно проснулась и сдавленно зарыдала, пока Сара не успокоила ее. Ночь Сара просидела на лестничной площадке маленького домика, держа на коленях открытую книгу и ни разу в нее не заглянув.
Через неделю Сара с Люси вылетели на юг Франции, чтобы пожить несколько недель в крошечном коттедже их друга, который настоял, чтобы Люси приняла его приглашение. Заходя на посадку, самолет накренился, и Сара глянула вниз, на синее море. Со дня смерти Роба она почти не вспоминала о Нике. Она не выпускала его из дальнего уголка памяти и твердо намеревалась держать его там и в будущем. История с Родоном представлялась ей безрассудной встречей со страстью, от которой она чудом спаслась. Никогда впредь она не позволит себе подобных чувств. К тому же Сара кое-что узнала о себе. Она и не подозревала, что способна на столь сильное физическое влечение, но теперь, имея опыт, она будет очень осторожной. Синее море и зеленая земля приближались. Люси очнулась от холодного оцепенения, и Сара молча коснулась ее руки. Люси выдавила короткую улыбку.
– Смотри! – радостно сказала Сара, кивая в иллюминатор. – Солнце!
ГЛАВА ПЯТАЯ
В апреле следующего года Сара на машине отправилась в Суффолк, чтобы некоторое время поработать в загородном доме, расположенном на плоских солончаковых болотах неподалеку от побережья. Владелец дома, отставной офицер, видевший одну из ее картин в доме друга, пригласил Сару написать вид своего поместья. Переговоры вел сын военного – Джереми Форселл. Он работал где-то в Сити, Сара не знала точно, где и кем, в искусстве разбирался, как ей показалось, мало, зато, судя по загоревшимся глазам, проявлял явный интерес к самой художнице. Сара, посмеиваясь про себя, подозревала, что предложенный ей весьма солидный гонорар нужно относить не столько к желанию Форселла-отца иметь пейзаж, сколько к личной симпатии Джереми.
После смерти Роба прошло почти девять месяцев. Проведя несколько тихих недель в Париже, Сара и Люси вернулись в Лондон, стремительно погружавшийся в холодную осень. Колючий ветер гнал по стокам разбухшие от дождя бурые листья. Небо скрывала завеса серого тумана. Наступившая зима тоже была мрачной. Люси пошла на работу в известный лондонский магазин – ей нужны были не столько деньги, сколько общение. Стать со временем жизнерадостным человеком ей суждено было едва ли, но и на призрак она уже не походила.
Сара как одержимая работала, она знала, что ее репутация среди настоящих ценителей живописи становится все более прочной.
Грэг уехал на три месяца во Францию – на этюды. За год он заработал приличную сумму и мог некоторое время считать себя свободным, не брать заказы и отправиться, так сказать, в творческий отпуск, чтобы порисовать для души. Такова была, по крайней мере, официальная версия его отъезда. Сара догадывалась, что Грэг попросту сбежал от Люси. Он не мог выдержать пытки постоянных встреч с Люси, не мог избавиться от мысли о том, что она одна в доме, и одолеть соблазн быть рядом, окружить ее своей заботой. Грэг устал. Он нуждался в продолжительном отдыхе.
Сара с трудом отыскала дом Форселлов. Имея название «Вороний приют», он и на самом деле был затерян в лабиринте узких, петляющих, топких дорог, которые, казалось, водили путника по кругу вместе с шумом и запахом моря.
Когда Сара наконец добралась до места, послеполуденное солнце скользило вниз, в жемчужно-белое море на горизонте, и дом в обрамлении призрачных буков выглядел громадиной. Когда она подошла поближе, дом уменьшился до размеров обычной постройки стиля Георгов, и стало ясно, что красоту ему в значительной степени придает окружающий парк.
Полковник Форселл встретил Сару в загроможденной мебелью гостиной и так энергично пожал ей руку, что пальцы у нее еще несколько минут ныли от боли. Это был человек крепкого телосложения, седовласый, с пронзительным взглядом синих глаз и низким, похожим на бой Большого Бена, голосом.
– Рад видеть вас! – певуче произнес полковник, словно Сара была для него долгожданным гостем.
Жесткие, коротко стриженные волосы были цвета серебра и топорщились ежиком, когда Форселл двигал головой. Он настоял, чтобы Сара выпила чаю, а потом повел ее по дому, показывая фамильные акварели. Писались они исключительно женщинами, заметила про себя Сара. Полковник, видимо, свято верил, что живопись – сугубо дамское занятие.
– Но вы пишете маслом! – сообщил он Саре, словно сие обстоятельство было ей неизвестно. – Клейкий материал, от него грязи много. – Тревога мелькнула в его синих глазах. – Вы ведь не рисуете в помещении? – Он посмотрел на ковры, и Сара поняла, что хозяина тревожит мысль о липких пятнах краски на ковровом ворсе.
– Это зависит от погоды и срока, который вы мне предоставите, – сказала она.
– Кх, – произнес Форселл, прочищая горло. – Рисуйте сколько вам угодно. Мне приятно ваше общество. – Сугубо мужской интерес на миг промелькнул в его синих глазах, когда они скользнули по женственной фигурке Сары.
В молодости он, несомненно, был очень привлекателен, подумала Сара, чувствуя, как расплывается в глупой улыбке от его взгляда. В младшем Форселле есть что-то отцовское.
– Да, сколько угодно, – добавил полковник, переводя взгляд на ковры, над которыми нависла угроза.
Но пока не уронишь хоть каплю краски на пол, с усмешкой завершила про себя Сара мысль Форселла.
Он очень гордился домом. Сообщил Саре, что его род владеет поместьем уже сто пятьдесят лет.
– Его строили для ваших предков?
Полковник покачал головой.
– Нет-нет, дом гораздо старше. Предки приобрели его. Окрестности здесь чудесные!
– Я это заметила, – сказала Сара. – Вы хотели бы иметь на картине какой-то определенный вид?
– Думаю, фасад с буками и ручьем, – произнес он не совсем уверенно и глянул на Сару, как бы ожидая ее одобрения.
– Замечательно! – согласилась она, и полковник облегченно вздохнул. Он еще раз одобряюще улыбнулся Саре.
– Хорошо, очень хорошо! Видел ваш пейзаж Моберли. Понравился. Хочется иметь картину в таком же духе.
Сара кивнула в ответ – слова эти она уже слышала от Джереми Форселла.
– Думаю, у меня это получится, – пообещала она. – Если можно, я завтра поброжу по окрестностям, чтобы осмотреться.
– Рекогносцировка! – кивнул полковник. – Верная стратегия.
Сара с улыбкой вспомнила это замечание Форселла, когда пришла в отведенную для нее удобную, очень старомодную спальню. Миляга, подумалось Саре, только его отрывистый голос, если часто его слушать, может и надоесть.
Весна, как по волшебству, рано пришла в эти низкие, заболоченные места. Суффолк – не самое теплое графство в Англии, но оно по-своему прекрасно в весеннюю пору, когда сквозь просоленную траву упруго пробиваются цветы. Утро и вечер были окутаны влажной пеленой тумана – она каплями стекала с ветки на ветку, оставляла сверкающие росинки на былинках травы. Иногда в тумане красным диском плыло солнце, случались и пасмурные холодные дни. Когда рисовать на открытом воздухе было слишком холодно, Сара ездила по окрестностям. В благоговейном восхищении, к которому примешивалось чувство недоумения, разглядывала она громадные средневековые соборы, вознесшиеся над уровнем моря. Пробивавшийся сквозь витражные стекла свет наполнял пустующие соборы мрачным великолепием. Их построили во времена благоденствия этого края. Английские торговцы шерстью мудро вложили свои богатства в небеса, воздвигнув удивительные соборы, которые намного пережили то время, когда шерсть перестала приносить доход графству. Теперь они возвышаются среди полей, как выброшенные на берег галионы, и промозглые туманы день и ночь обволакивают их.
Сара провела в «Вороньем приюте» неделю и немного продвинулась в работе, когда Джереми Форселл приехал на выходные. Это был очаровательный молодой человек, белокурый, загорелый, со смешливым взглядом, который становился по-мужски заинтересованным, когда был обращен на Сару.
– Что за скука – работать в выходные, – сообщил Джереми в субботу утром. – Кисти в сторону, давай играть!
– Во что? – спросила Сара, глянув на него сквозь ресницы, с провоцирующей улыбкой на губах.
Джереми усмехнулся.
– Во что угодно, – нашелся он. – На ручье есть лодка. Плавала на ней?
– Она показалась мне ненадежной, – осторожно произнесла Сара.
– Вздор! – весело возразил Джереми и потащил Сару к бежавшей через усадьбу широкой, затянутой травой протоке. Лодка держалась на плаву. Но им пришлось без устали вычерпывать воду, потому что днище протекало с устрашающей скоростью. Занятие это изрядно развеселило их. Они долго хохотали, когда Джереми, промахнувшись, опрокинул ковш воды себе на ноги.
Все утро Сара и Джереми резвились в лодке, а после степенного ланча продолжили забавы на кочковатом теннисном корте, траву на котором давным-давно не косили как следует. Мяч бестолково метался по площадке и часто не отскакивал от земли, застревая в пучках мха. Сара и Джереми, однако, наслаждались.
Джереми играл неважно, как заметила ему Сара, но она подозревала, что он промахивался в основном по причине слишком пристального разглядывания ее длинных ног, когда она гналась за мячом. Сара не захватила с собой шорты, поэтому позаимствовала, по предложению Джереми, коротенькую теннисную юбочку из гардероба Аннабель, его сестры, находившейся в Лондоне.
– Она не против! – заверил ее Джереми.
– Уверен?
Он кивнул в ответ.
– У Аннабель дюжины туалетов, которые она ни разу не надевала. Экстравагантная девчонка! Поэтому и торчит в Лондоне, высматривая себе миллионера.
Не веря его болтовне, Сара рассмеялась.
– Весьма разумно!
– Миллионер ей необходим, – ухмыльнулся Джереми. – Деньги у нее как вода сквозь пальцы текут. Не представляю, как отец умудряется содержать ее.
– Она разве не работает? – Едва произнеся этот вопрос, Сара по кислой мине Джереми поняла, что оплошала.
– Аннабель – работает?! Дорогая моя, не смеши меня!
– Сколько ей?
– Двадцать, – отозвался Джереми. – Во всяком случае, так утверждает свидетельство о ее рождении, да и я должен признать, что столько же лет знаю сестрицу, но она ведет себя так, словно ей лет двенадцать.
Сара засмеялась.
– Красотка, должно быть. Представляю!
– Как это ты догадалась? – Блеск глаз Джереми подсказал Саре, что, по его мнению, она срисовала образ Аннабель с его лица, поэтому Сара покачала головой.
– Если она надеется поймать миллионера, то должна быть прелестницей, – поддела она Джереми.
– О, Аннабель хорошенькая! – Он посмотрел на Сару с блеском в глазах. – Но ты – сногсшибательна, сама ведь знаешь. Да?
– Правда? – сдержанно спросила Сара.
– Не претендую быть первым мужчиной, который говорит тебе такие слова.
– А я не верю всему, что слышу! – Ее улыбка на лету поблекла, когда она вспомнила одного из говоривших о ее красоте, но Сара прогнала прочь мысль о нем и вновь заулыбалась Джереми.
– Мне можешь поверить, – сказал он. – Любое зеркало подтвердит! В этой юбочке ты потрясающе сексуальна. Не верится, что ты художница! А ты хорошо рисуешь?
Сара широко раскрыла глаза.
– Хочешь сказать, что не знаешь? Я думала, ты видел мои работы.
– Папочка видел, – пожал он плечами. – Но его представления об искусстве исчерпываются картиной «Олень у залива».
Сара укоризненно покачала головой.
– Ошибаешься! Твоему отцу нравятся нежные акварели. Думаю, ему хотелось бы, чтобы и я нарисовала нечто подобное, более женственное, чем пейзаж маслом.
Джереми удивился.
– Это он сказал?
– Нет, я прочла его мысли.
– А мои не прочитаешь? – Он хитро смотрел на Сару, скользя взглядом по ее точеной фигурке в белой футболке с короткими рукавами и маленькой юбочке.
– Предпочту этого не делать, – отрезала Сара, направившись к дому.
За ее спиной раздался смех Джереми. Он явно заигрывал с нею, но по природе был человеком уравновешенным, очаровательно непредсказуемым, легковесным и отчетливо помеченным ярлычком «Не принимать всерьез!». Сара получила удовольствие от дня, проведенного с Джереми, но избыток присутствия Форселла-сына, подозревала она, наскучил бы ей. Она привыкла к колкому остроумию Грэга – он бывал таким часто, по настроению, но по сути своей был очень серьезен. Легкие насмешки и уколы скрывали истинный характер Грэга, и Саре нравилась эта замаскированная глубина.
Джереми пробыл дома до понедельника, и Сара постоянно находилась в его обществе. Она с интересом наблюдала за его отношениями с отцом – они ее удивляли. При отце Джереми держался образцово, со спокойной уважительностью младшего по званию, и, как сразу заметила Сара, такие взаимоотношения точно отвечали образу мыслей полковника Форселла. Джереми, поймав изучающий взгляд Сары, довольно сухо заметил после воскресного обеда, когда они остались наедине:
– Ничего не пропускаешь, да?
Сара удивилась.
– В каком смысле?
– Ты как ребенок из старой присказки, что со всех глаз не спускает и все примечает. Глаза у тебя острые, как иголки.
– Боишься, стало быть. Тебя не уколют, – в тон Джереми ответила Сара, поддевая его легкой усмешкой.
Знакомая озорная улыбка залила лицо Джереми. Склонив голову, он намеренно тихо сказал:
– А если они уже пронзили меня насквозь?
– Ты ужасно кокетлив! – ответила Сара с напускной строгостью.
– А ты нет? – Брови Джереми поползли вверх, став совсем незаметными на фоне загорелой кожи.
– Считаешь меня кокеткой? – Сара выглядела удивленной, и Джереми состроил ей гримаску.
– Сама знаешь, черт побери!
Сара поразилась, потому что всегда считала себя серьезной. Чтобы скрыть досаду, она перевела разговор на другую тему:
– Чем ты занимаешься в Сити?
– Тружусь как раб, – простонал Джереми, меняясь в лице. – Каторга с девяти до пяти часов по пять дней в неделю!
– Какой ужас! – подыграла Сара.
– Не смейся! – проворчал он. – Ты и вообразить не можешь, какая скука зарабатывать себе на жизнь.
– Неужели? – спросила она, глаза ее светились иронией.
Джереми, поймав ее взгляд, усмехнулся.
– Мне совсем не нравится ваше выражение лица, мисс Николс. Надеюсь, вы не намекаете, что я вас утомил?
Не ответив, она улыбнулась.
– Если работа не по душе, почему не поменять ее?
На долю секунды глаза его посерьезнели.
– Я не говорил, что не люблю ее. Она может приносить удовольствие, вот только у меня босс, чем-то похожий на Саймона Легри из «Хижины дяди Тома». С утра до вечера так и слышу посвист его плети за спиной.
– Бедняжка Джереми! – утешила Сара. – Надеюсь, ты вернешься в Лондон отдохнувшим от забот.
– О да! – согласился он, оглядывая Сару. – Чудесно провел выходные. Ты долго пробудешь здесь?
– Пока не закончу работу.
– Сколько времени потребуется?
Она пожала плечами.
– В зависимости от обстоятельств. Еще несколько недель. Погода не идеальная, но с каждым днем налаживается.
– Можно я приеду на следующие выходные?
– Это твой дом, – ответила Сара, опустив глаза.
– Ты знаешь, о чем я спрашиваю, – произнес Джереми ласково.
Сара взглянула на него. Лицо ее нахмурилось.
– Меня не интересуют серьезные отношения, Джереми.
Смешинки запрыгали в его глазах.
– Боже мой! А меня тем более, женщина!
Сара облегченно рассмеялась.
– Заметно! – голос прозвучал с наигранным унынием.
– Ну как? – переспросил Джереми.
– А почему бы нет? – в тон ему отозвалась Сара.
Сдержав слово, он вновь появился в конце следующей недели, приятно удивив отца, не ожидавшего так скоро увидеть сына. Полковник, однако, оглядев сына и Сару, внезапно все понял и, печатая шаг, направился к двери, чтобы не мешать им. Сара очень сдружилась с полковником за последнюю неделю. В один из дождливых дней она провела четыре часа, рисуя акварельную миниатюру. Сара видела, как просветлело суровое лицо Форселла.
– Честное слово, очень хорошо! – сказал он, подтверждая догадки Сары о том, что он питает слабость к акварелям.
Когда Сара отдала ему картину, у полковника был весьма растроганный вид, он громко покашливал, не находя нужных слов, а потом повел Сару, чтобы вместе выбрать место для миниатюры в коллекции семейных акварелей. С той поры она не раз видела полковника перед миниатюрой и с грустью думала, что он всегда будет отдавать предпочтение этой акварели, а не пейзажу, который она писала маслом.
Джереми ни на шаг не отходил от, Сары. Они совершали пешие прогулки и разговаривали, ездили на машине по обдуваемым ветрами дорогам Суффолка, слушали пластинки и спорили из-за крикета, к которому Джереми питал страсть. Сара, сказав как-то, что считает эту игру глупой, веселилась, глядя, как Джереми краснеет, впервые разозлившись из-за того, что Сара не разделяет его мнения.
– Сестра навещает отца? – спросила Сара.
– Изредка. Аннабель – городская пташка. В деревне ей скучно, – ответил он, пожимая плечами.
– А тебе?
Глаза его вспыхнули тем блеском, который она не раз замечала и прежде.
– Нет, когда ты рядом.
Сара пропустила мимо ушей его слова.
– А если всерьез?
Джереми задумчиво смотрел на плоские зеленые поля и серое небо.
– Я очень привязан к этим местам. Нет, мне здесь не скучно, хотя я люблю Лондон. Суффолк – мой дом, все здесь родное, знакомое с первых дней жизни. Понимаешь, о чем я?
Сара кивнула в ответ.
– Да, хотя я всегда жила неподалеку от Лондона.
– У тебя квартира? – спросил Джереми. – Ты почти не рассказывала о своей семье. Много вас?
– Всего двое – я и Грэг, мой сводный брат, – ответила Сара. – Наши родители умерли. Других родственников у меня нет.
Джереми нахмурился.
– Я так и думал. У тебя очень независимый вид.
– Эдакая практичность, – усмехнулась Сара.
– Мой старикан просто влюбился в тебя, – сказал Джереми. – Никогда не видел, чтобы он к кому-то так привязывался. Он затворник, у него совсем необщительный характер.
– Он очарователен! – порывисто сказала Сара. – С виду жесткий, суровый, а по натуре мягкий, податливый.
После смерти Роба прошло почти девять месяцев. Проведя несколько тихих недель в Париже, Сара и Люси вернулись в Лондон, стремительно погружавшийся в холодную осень. Колючий ветер гнал по стокам разбухшие от дождя бурые листья. Небо скрывала завеса серого тумана. Наступившая зима тоже была мрачной. Люси пошла на работу в известный лондонский магазин – ей нужны были не столько деньги, сколько общение. Стать со временем жизнерадостным человеком ей суждено было едва ли, но и на призрак она уже не походила.
Сара как одержимая работала, она знала, что ее репутация среди настоящих ценителей живописи становится все более прочной.
Грэг уехал на три месяца во Францию – на этюды. За год он заработал приличную сумму и мог некоторое время считать себя свободным, не брать заказы и отправиться, так сказать, в творческий отпуск, чтобы порисовать для души. Такова была, по крайней мере, официальная версия его отъезда. Сара догадывалась, что Грэг попросту сбежал от Люси. Он не мог выдержать пытки постоянных встреч с Люси, не мог избавиться от мысли о том, что она одна в доме, и одолеть соблазн быть рядом, окружить ее своей заботой. Грэг устал. Он нуждался в продолжительном отдыхе.
Сара с трудом отыскала дом Форселлов. Имея название «Вороний приют», он и на самом деле был затерян в лабиринте узких, петляющих, топких дорог, которые, казалось, водили путника по кругу вместе с шумом и запахом моря.
Когда Сара наконец добралась до места, послеполуденное солнце скользило вниз, в жемчужно-белое море на горизонте, и дом в обрамлении призрачных буков выглядел громадиной. Когда она подошла поближе, дом уменьшился до размеров обычной постройки стиля Георгов, и стало ясно, что красоту ему в значительной степени придает окружающий парк.
Полковник Форселл встретил Сару в загроможденной мебелью гостиной и так энергично пожал ей руку, что пальцы у нее еще несколько минут ныли от боли. Это был человек крепкого телосложения, седовласый, с пронзительным взглядом синих глаз и низким, похожим на бой Большого Бена, голосом.
– Рад видеть вас! – певуче произнес полковник, словно Сара была для него долгожданным гостем.
Жесткие, коротко стриженные волосы были цвета серебра и топорщились ежиком, когда Форселл двигал головой. Он настоял, чтобы Сара выпила чаю, а потом повел ее по дому, показывая фамильные акварели. Писались они исключительно женщинами, заметила про себя Сара. Полковник, видимо, свято верил, что живопись – сугубо дамское занятие.
– Но вы пишете маслом! – сообщил он Саре, словно сие обстоятельство было ей неизвестно. – Клейкий материал, от него грязи много. – Тревога мелькнула в его синих глазах. – Вы ведь не рисуете в помещении? – Он посмотрел на ковры, и Сара поняла, что хозяина тревожит мысль о липких пятнах краски на ковровом ворсе.
– Это зависит от погоды и срока, который вы мне предоставите, – сказала она.
– Кх, – произнес Форселл, прочищая горло. – Рисуйте сколько вам угодно. Мне приятно ваше общество. – Сугубо мужской интерес на миг промелькнул в его синих глазах, когда они скользнули по женственной фигурке Сары.
В молодости он, несомненно, был очень привлекателен, подумала Сара, чувствуя, как расплывается в глупой улыбке от его взгляда. В младшем Форселле есть что-то отцовское.
– Да, сколько угодно, – добавил полковник, переводя взгляд на ковры, над которыми нависла угроза.
Но пока не уронишь хоть каплю краски на пол, с усмешкой завершила про себя Сара мысль Форселла.
Он очень гордился домом. Сообщил Саре, что его род владеет поместьем уже сто пятьдесят лет.
– Его строили для ваших предков?
Полковник покачал головой.
– Нет-нет, дом гораздо старше. Предки приобрели его. Окрестности здесь чудесные!
– Я это заметила, – сказала Сара. – Вы хотели бы иметь на картине какой-то определенный вид?
– Думаю, фасад с буками и ручьем, – произнес он не совсем уверенно и глянул на Сару, как бы ожидая ее одобрения.
– Замечательно! – согласилась она, и полковник облегченно вздохнул. Он еще раз одобряюще улыбнулся Саре.
– Хорошо, очень хорошо! Видел ваш пейзаж Моберли. Понравился. Хочется иметь картину в таком же духе.
Сара кивнула в ответ – слова эти она уже слышала от Джереми Форселла.
– Думаю, у меня это получится, – пообещала она. – Если можно, я завтра поброжу по окрестностям, чтобы осмотреться.
– Рекогносцировка! – кивнул полковник. – Верная стратегия.
Сара с улыбкой вспомнила это замечание Форселла, когда пришла в отведенную для нее удобную, очень старомодную спальню. Миляга, подумалось Саре, только его отрывистый голос, если часто его слушать, может и надоесть.
Весна, как по волшебству, рано пришла в эти низкие, заболоченные места. Суффолк – не самое теплое графство в Англии, но оно по-своему прекрасно в весеннюю пору, когда сквозь просоленную траву упруго пробиваются цветы. Утро и вечер были окутаны влажной пеленой тумана – она каплями стекала с ветки на ветку, оставляла сверкающие росинки на былинках травы. Иногда в тумане красным диском плыло солнце, случались и пасмурные холодные дни. Когда рисовать на открытом воздухе было слишком холодно, Сара ездила по окрестностям. В благоговейном восхищении, к которому примешивалось чувство недоумения, разглядывала она громадные средневековые соборы, вознесшиеся над уровнем моря. Пробивавшийся сквозь витражные стекла свет наполнял пустующие соборы мрачным великолепием. Их построили во времена благоденствия этого края. Английские торговцы шерстью мудро вложили свои богатства в небеса, воздвигнув удивительные соборы, которые намного пережили то время, когда шерсть перестала приносить доход графству. Теперь они возвышаются среди полей, как выброшенные на берег галионы, и промозглые туманы день и ночь обволакивают их.
Сара провела в «Вороньем приюте» неделю и немного продвинулась в работе, когда Джереми Форселл приехал на выходные. Это был очаровательный молодой человек, белокурый, загорелый, со смешливым взглядом, который становился по-мужски заинтересованным, когда был обращен на Сару.
– Что за скука – работать в выходные, – сообщил Джереми в субботу утром. – Кисти в сторону, давай играть!
– Во что? – спросила Сара, глянув на него сквозь ресницы, с провоцирующей улыбкой на губах.
Джереми усмехнулся.
– Во что угодно, – нашелся он. – На ручье есть лодка. Плавала на ней?
– Она показалась мне ненадежной, – осторожно произнесла Сара.
– Вздор! – весело возразил Джереми и потащил Сару к бежавшей через усадьбу широкой, затянутой травой протоке. Лодка держалась на плаву. Но им пришлось без устали вычерпывать воду, потому что днище протекало с устрашающей скоростью. Занятие это изрядно развеселило их. Они долго хохотали, когда Джереми, промахнувшись, опрокинул ковш воды себе на ноги.
Все утро Сара и Джереми резвились в лодке, а после степенного ланча продолжили забавы на кочковатом теннисном корте, траву на котором давным-давно не косили как следует. Мяч бестолково метался по площадке и часто не отскакивал от земли, застревая в пучках мха. Сара и Джереми, однако, наслаждались.
Джереми играл неважно, как заметила ему Сара, но она подозревала, что он промахивался в основном по причине слишком пристального разглядывания ее длинных ног, когда она гналась за мячом. Сара не захватила с собой шорты, поэтому позаимствовала, по предложению Джереми, коротенькую теннисную юбочку из гардероба Аннабель, его сестры, находившейся в Лондоне.
– Она не против! – заверил ее Джереми.
– Уверен?
Он кивнул в ответ.
– У Аннабель дюжины туалетов, которые она ни разу не надевала. Экстравагантная девчонка! Поэтому и торчит в Лондоне, высматривая себе миллионера.
Не веря его болтовне, Сара рассмеялась.
– Весьма разумно!
– Миллионер ей необходим, – ухмыльнулся Джереми. – Деньги у нее как вода сквозь пальцы текут. Не представляю, как отец умудряется содержать ее.
– Она разве не работает? – Едва произнеся этот вопрос, Сара по кислой мине Джереми поняла, что оплошала.
– Аннабель – работает?! Дорогая моя, не смеши меня!
– Сколько ей?
– Двадцать, – отозвался Джереми. – Во всяком случае, так утверждает свидетельство о ее рождении, да и я должен признать, что столько же лет знаю сестрицу, но она ведет себя так, словно ей лет двенадцать.
Сара засмеялась.
– Красотка, должно быть. Представляю!
– Как это ты догадалась? – Блеск глаз Джереми подсказал Саре, что, по его мнению, она срисовала образ Аннабель с его лица, поэтому Сара покачала головой.
– Если она надеется поймать миллионера, то должна быть прелестницей, – поддела она Джереми.
– О, Аннабель хорошенькая! – Он посмотрел на Сару с блеском в глазах. – Но ты – сногсшибательна, сама ведь знаешь. Да?
– Правда? – сдержанно спросила Сара.
– Не претендую быть первым мужчиной, который говорит тебе такие слова.
– А я не верю всему, что слышу! – Ее улыбка на лету поблекла, когда она вспомнила одного из говоривших о ее красоте, но Сара прогнала прочь мысль о нем и вновь заулыбалась Джереми.
– Мне можешь поверить, – сказал он. – Любое зеркало подтвердит! В этой юбочке ты потрясающе сексуальна. Не верится, что ты художница! А ты хорошо рисуешь?
Сара широко раскрыла глаза.
– Хочешь сказать, что не знаешь? Я думала, ты видел мои работы.
– Папочка видел, – пожал он плечами. – Но его представления об искусстве исчерпываются картиной «Олень у залива».
Сара укоризненно покачала головой.
– Ошибаешься! Твоему отцу нравятся нежные акварели. Думаю, ему хотелось бы, чтобы и я нарисовала нечто подобное, более женственное, чем пейзаж маслом.
Джереми удивился.
– Это он сказал?
– Нет, я прочла его мысли.
– А мои не прочитаешь? – Он хитро смотрел на Сару, скользя взглядом по ее точеной фигурке в белой футболке с короткими рукавами и маленькой юбочке.
– Предпочту этого не делать, – отрезала Сара, направившись к дому.
За ее спиной раздался смех Джереми. Он явно заигрывал с нею, но по природе был человеком уравновешенным, очаровательно непредсказуемым, легковесным и отчетливо помеченным ярлычком «Не принимать всерьез!». Сара получила удовольствие от дня, проведенного с Джереми, но избыток присутствия Форселла-сына, подозревала она, наскучил бы ей. Она привыкла к колкому остроумию Грэга – он бывал таким часто, по настроению, но по сути своей был очень серьезен. Легкие насмешки и уколы скрывали истинный характер Грэга, и Саре нравилась эта замаскированная глубина.
Джереми пробыл дома до понедельника, и Сара постоянно находилась в его обществе. Она с интересом наблюдала за его отношениями с отцом – они ее удивляли. При отце Джереми держался образцово, со спокойной уважительностью младшего по званию, и, как сразу заметила Сара, такие взаимоотношения точно отвечали образу мыслей полковника Форселла. Джереми, поймав изучающий взгляд Сары, довольно сухо заметил после воскресного обеда, когда они остались наедине:
– Ничего не пропускаешь, да?
Сара удивилась.
– В каком смысле?
– Ты как ребенок из старой присказки, что со всех глаз не спускает и все примечает. Глаза у тебя острые, как иголки.
– Боишься, стало быть. Тебя не уколют, – в тон Джереми ответила Сара, поддевая его легкой усмешкой.
Знакомая озорная улыбка залила лицо Джереми. Склонив голову, он намеренно тихо сказал:
– А если они уже пронзили меня насквозь?
– Ты ужасно кокетлив! – ответила Сара с напускной строгостью.
– А ты нет? – Брови Джереми поползли вверх, став совсем незаметными на фоне загорелой кожи.
– Считаешь меня кокеткой? – Сара выглядела удивленной, и Джереми состроил ей гримаску.
– Сама знаешь, черт побери!
Сара поразилась, потому что всегда считала себя серьезной. Чтобы скрыть досаду, она перевела разговор на другую тему:
– Чем ты занимаешься в Сити?
– Тружусь как раб, – простонал Джереми, меняясь в лице. – Каторга с девяти до пяти часов по пять дней в неделю!
– Какой ужас! – подыграла Сара.
– Не смейся! – проворчал он. – Ты и вообразить не можешь, какая скука зарабатывать себе на жизнь.
– Неужели? – спросила она, глаза ее светились иронией.
Джереми, поймав ее взгляд, усмехнулся.
– Мне совсем не нравится ваше выражение лица, мисс Николс. Надеюсь, вы не намекаете, что я вас утомил?
Не ответив, она улыбнулась.
– Если работа не по душе, почему не поменять ее?
На долю секунды глаза его посерьезнели.
– Я не говорил, что не люблю ее. Она может приносить удовольствие, вот только у меня босс, чем-то похожий на Саймона Легри из «Хижины дяди Тома». С утра до вечера так и слышу посвист его плети за спиной.
– Бедняжка Джереми! – утешила Сара. – Надеюсь, ты вернешься в Лондон отдохнувшим от забот.
– О да! – согласился он, оглядывая Сару. – Чудесно провел выходные. Ты долго пробудешь здесь?
– Пока не закончу работу.
– Сколько времени потребуется?
Она пожала плечами.
– В зависимости от обстоятельств. Еще несколько недель. Погода не идеальная, но с каждым днем налаживается.
– Можно я приеду на следующие выходные?
– Это твой дом, – ответила Сара, опустив глаза.
– Ты знаешь, о чем я спрашиваю, – произнес Джереми ласково.
Сара взглянула на него. Лицо ее нахмурилось.
– Меня не интересуют серьезные отношения, Джереми.
Смешинки запрыгали в его глазах.
– Боже мой! А меня тем более, женщина!
Сара облегченно рассмеялась.
– Заметно! – голос прозвучал с наигранным унынием.
– Ну как? – переспросил Джереми.
– А почему бы нет? – в тон ему отозвалась Сара.
Сдержав слово, он вновь появился в конце следующей недели, приятно удивив отца, не ожидавшего так скоро увидеть сына. Полковник, однако, оглядев сына и Сару, внезапно все понял и, печатая шаг, направился к двери, чтобы не мешать им. Сара очень сдружилась с полковником за последнюю неделю. В один из дождливых дней она провела четыре часа, рисуя акварельную миниатюру. Сара видела, как просветлело суровое лицо Форселла.
– Честное слово, очень хорошо! – сказал он, подтверждая догадки Сары о том, что он питает слабость к акварелям.
Когда Сара отдала ему картину, у полковника был весьма растроганный вид, он громко покашливал, не находя нужных слов, а потом повел Сару, чтобы вместе выбрать место для миниатюры в коллекции семейных акварелей. С той поры она не раз видела полковника перед миниатюрой и с грустью думала, что он всегда будет отдавать предпочтение этой акварели, а не пейзажу, который она писала маслом.
Джереми ни на шаг не отходил от, Сары. Они совершали пешие прогулки и разговаривали, ездили на машине по обдуваемым ветрами дорогам Суффолка, слушали пластинки и спорили из-за крикета, к которому Джереми питал страсть. Сара, сказав как-то, что считает эту игру глупой, веселилась, глядя, как Джереми краснеет, впервые разозлившись из-за того, что Сара не разделяет его мнения.
– Сестра навещает отца? – спросила Сара.
– Изредка. Аннабель – городская пташка. В деревне ей скучно, – ответил он, пожимая плечами.
– А тебе?
Глаза его вспыхнули тем блеском, который она не раз замечала и прежде.
– Нет, когда ты рядом.
Сара пропустила мимо ушей его слова.
– А если всерьез?
Джереми задумчиво смотрел на плоские зеленые поля и серое небо.
– Я очень привязан к этим местам. Нет, мне здесь не скучно, хотя я люблю Лондон. Суффолк – мой дом, все здесь родное, знакомое с первых дней жизни. Понимаешь, о чем я?
Сара кивнула в ответ.
– Да, хотя я всегда жила неподалеку от Лондона.
– У тебя квартира? – спросил Джереми. – Ты почти не рассказывала о своей семье. Много вас?
– Всего двое – я и Грэг, мой сводный брат, – ответила Сара. – Наши родители умерли. Других родственников у меня нет.
Джереми нахмурился.
– Я так и думал. У тебя очень независимый вид.
– Эдакая практичность, – усмехнулась Сара.
– Мой старикан просто влюбился в тебя, – сказал Джереми. – Никогда не видел, чтобы он к кому-то так привязывался. Он затворник, у него совсем необщительный характер.
– Он очарователен! – порывисто сказала Сара. – С виду жесткий, суровый, а по натуре мягкий, податливый.