– Я сам поймал моллюсков, – сообщает Ронни-рыбак.
– В Гудзоне? – в ужасе спрашиваем мы с Марией.
– Шутка, девочки, – похлопывает нас по спине Ронни.
Почетный гость, Баки Ньюбери, парень двадцати шести лет, ровесник Джейни, с волнистыми темными волосами, в веснушках и с ямочками на щеках. Мы с Марией сидим напротив него и время от времени толкаем друг друга под столом.
– Веснушки и ямочки, – благоговейно шепчу я.
– Обычно это ситуация или – или, – шепчет в ответ Мария. – От такого сочетания ладошки потеют.
– Как от острого соуса, – киваю я.
– Пикантно.
Баки предлагает тост:
– Я только хотел сказать, как счастлив, и Джейни, надеюсь, тоже. Она изменила мою жизнь. Я так счастлив, что пришел сюда познакомиться со всеми вами. Простите – я бестолково говорю.
Баки покраснел, и от этого веснушки стали еще заметнее. С маминого лица улыбка не сходила весь вечер, даже когда Ронни уронил жареную картошку ей на колени.
– Он похож на героя мультфильма, – чуть раньше шепнула она мне.
В ее устах это звучит как комплимент.
Баки и Ронни договорились отправиться вместе на рыбалку через пару недель, и сейчас Ронни дает наставления по поводу того, как правильно готовить рыбу-меч.
– Не пускай дело на самотек, – говорит он, – держи рыбу под контролем.
– В нашей семье рыбу буду готовить я, – обращается к Джейни Баки.
– А я буду делать салаты, – соглашается Джейни.
– Смотри не бери много салата ромэн, – наставляет Ронни, и Джейни тут же делает пометку в своем блокноте.
Я замечаю, что она позволяет Баки заглядывать в блокнот через плечо. Он тихо шепчет ей что-то на ушко, видимо, дает советы. Никогда прежде не видела, чтобы Джейни позволила кому-нибудь заглянуть в ее записи. Должно быть, это любовь.
Даже Генри, приятель Марии, оживленно болтает с Баки о чем-то, наверняка о хоккее.
– У Генри появился друг, – нежно проворковала Мария.
– Когда свадьба? – интересуется Ронни.
– Очень скоро. – Баки листает блокнот Джейни, и они вместе намечают дату.
– Летом – это прекрасно, – говорит мама.
– Сезон лосося! – Ронни в восторге. – Не забудьте лосося.
– Все любят лососину, – напоминаю я Джейни, и сестра, охнув, поспешно записывает это.
– Осторожнее, – предостерегает ее Мария, – иначе тебе придется надеть платье цвета лососины.
– Один шаг до телесного цвета.
– Но не слишком большой шаг.
– Тост за счастливую пару. – Ронни поднимается. – Пусть они обретут все радости, ожидающие их в океане жизни.
– Так сказать, – добавляет мама.
Счастливая пара обнимается с подлинным чувством. Джейни показывает антикварное обручальное кольцо с прекрасным камнем, и мы все принимаемся за десерт. Ронни испек пирог с ревенем.
– Неужели он действительно испек сам? – спрашивает у мамы Мария, пока Ронни выходит на кухню.
Мама кивает.
– Держись за него, Элисон, – советует ей Мария.
Джейни и Баки радостно обсуждают свадебный торт. Баки хочет, чтобы фигурка жениха на нем была в хоккейной форме. И моей чопорной консервативной сестре, похоже, эта идея по душе.
– А еще можно всех гостей одеть в хоккейную форму, – смеется Мария. – Ты шикарно выглядишь в джерси, – шепчет она мне.
– Под наплечниками будет чесаться, – отвечаю я.
– Зато у тебя будет свой номер.
– Это точно.
– Знаешь, – говорит Мария, – думаю, на этот раз твоя сестра все-таки выйдет замуж.
Я опускаю глаза, потому что на них наворачиваются слезы. Я всегда чувствовала ответственность за Джейни и как старшая сестра считала необходимым сделать все, чтобы малышка была счастлива. И вот это случилось. И отчего-то мне грустно.
Мария берет банку со взбитыми сливками, поливает сверху мой кусок пирога и передает сливки дальше.
– Это старый итальянский обычай, – говорит она, – передавать друг другу взбитые сливки на семейной вечеринке по поводу помолвки. Это означает, что все женщины за столом обретут счастье прежде, чем углеродные выбросы разрушат озоновый слой.
– А ты заметила, – вздыхаю я, – что мы последнее время постоянно едим пироги?
– Ну что ж, – соглашается Мария. – Это наш путь.
Вечером роюсь в своей рабочей сумке в поисках научного чтения на ночь. Мне необходимо что-нибудь занудное, с гипнотически длинными словами, только тогда я усну. Наверное, я объелась пирога. Нахожу таинственный сверток с не менее таинственной надписью: «Для Холли. Не бомба. Моник». Сверток перетянут ленточкой, и ее приходится разрезать.
Моник попросила художественный отдел сделать для меня копии фотографий из книги про китов. Кроме того, она приложила к иллюстрациям кассету с записями песен китов, и я тут же вставляю ее в магнитофон. Номер один: «Вечер». Первый кит издает низкий чистый звук, второй подхватывает. И так они ведут свой неспешный проникновенный дуэт, а я укладываюсь на диван и разглядываю их фотографии. Я понимаю, что наверняка на фото совсем не те киты, но это не важно. Я слышу, как они плывут вперед, в вечернюю тьму, пока один не скрывается из виду, а второй продолжает песню в одиночестве. Это совсем не грустная песня, но меня она' почему-то повергает в печаль. Мелодия уходит все дальше и дальше в пространство Тихого океана. На фотографиях океанские воды кажутся холодными и мрачными. Но я вспоминаю, что это их дом и китам там спокойно, уютно и тепло. Кладу фотографии на столик рядом, прислонив одну из них к стакану с водой: пусть это будет первое, что я увижу утром. Надеюсь, это поможет. Затем засыпаю под музыку китов и океана.
Глава 15
Глава 16
– В Гудзоне? – в ужасе спрашиваем мы с Марией.
– Шутка, девочки, – похлопывает нас по спине Ронни.
Почетный гость, Баки Ньюбери, парень двадцати шести лет, ровесник Джейни, с волнистыми темными волосами, в веснушках и с ямочками на щеках. Мы с Марией сидим напротив него и время от времени толкаем друг друга под столом.
– Веснушки и ямочки, – благоговейно шепчу я.
– Обычно это ситуация или – или, – шепчет в ответ Мария. – От такого сочетания ладошки потеют.
– Как от острого соуса, – киваю я.
– Пикантно.
Баки предлагает тост:
– Я только хотел сказать, как счастлив, и Джейни, надеюсь, тоже. Она изменила мою жизнь. Я так счастлив, что пришел сюда познакомиться со всеми вами. Простите – я бестолково говорю.
Баки покраснел, и от этого веснушки стали еще заметнее. С маминого лица улыбка не сходила весь вечер, даже когда Ронни уронил жареную картошку ей на колени.
– Он похож на героя мультфильма, – чуть раньше шепнула она мне.
В ее устах это звучит как комплимент.
Баки и Ронни договорились отправиться вместе на рыбалку через пару недель, и сейчас Ронни дает наставления по поводу того, как правильно готовить рыбу-меч.
– Не пускай дело на самотек, – говорит он, – держи рыбу под контролем.
– В нашей семье рыбу буду готовить я, – обращается к Джейни Баки.
– А я буду делать салаты, – соглашается Джейни.
– Смотри не бери много салата ромэн, – наставляет Ронни, и Джейни тут же делает пометку в своем блокноте.
Я замечаю, что она позволяет Баки заглядывать в блокнот через плечо. Он тихо шепчет ей что-то на ушко, видимо, дает советы. Никогда прежде не видела, чтобы Джейни позволила кому-нибудь заглянуть в ее записи. Должно быть, это любовь.
Даже Генри, приятель Марии, оживленно болтает с Баки о чем-то, наверняка о хоккее.
– У Генри появился друг, – нежно проворковала Мария.
– Когда свадьба? – интересуется Ронни.
– Очень скоро. – Баки листает блокнот Джейни, и они вместе намечают дату.
– Летом – это прекрасно, – говорит мама.
– Сезон лосося! – Ронни в восторге. – Не забудьте лосося.
– Все любят лососину, – напоминаю я Джейни, и сестра, охнув, поспешно записывает это.
– Осторожнее, – предостерегает ее Мария, – иначе тебе придется надеть платье цвета лососины.
– Один шаг до телесного цвета.
– Но не слишком большой шаг.
– Тост за счастливую пару. – Ронни поднимается. – Пусть они обретут все радости, ожидающие их в океане жизни.
– Так сказать, – добавляет мама.
Счастливая пара обнимается с подлинным чувством. Джейни показывает антикварное обручальное кольцо с прекрасным камнем, и мы все принимаемся за десерт. Ронни испек пирог с ревенем.
– Неужели он действительно испек сам? – спрашивает у мамы Мария, пока Ронни выходит на кухню.
Мама кивает.
– Держись за него, Элисон, – советует ей Мария.
Джейни и Баки радостно обсуждают свадебный торт. Баки хочет, чтобы фигурка жениха на нем была в хоккейной форме. И моей чопорной консервативной сестре, похоже, эта идея по душе.
– А еще можно всех гостей одеть в хоккейную форму, – смеется Мария. – Ты шикарно выглядишь в джерси, – шепчет она мне.
– Под наплечниками будет чесаться, – отвечаю я.
– Зато у тебя будет свой номер.
– Это точно.
– Знаешь, – говорит Мария, – думаю, на этот раз твоя сестра все-таки выйдет замуж.
Я опускаю глаза, потому что на них наворачиваются слезы. Я всегда чувствовала ответственность за Джейни и как старшая сестра считала необходимым сделать все, чтобы малышка была счастлива. И вот это случилось. И отчего-то мне грустно.
Мария берет банку со взбитыми сливками, поливает сверху мой кусок пирога и передает сливки дальше.
– Это старый итальянский обычай, – говорит она, – передавать друг другу взбитые сливки на семейной вечеринке по поводу помолвки. Это означает, что все женщины за столом обретут счастье прежде, чем углеродные выбросы разрушат озоновый слой.
– А ты заметила, – вздыхаю я, – что мы последнее время постоянно едим пироги?
– Ну что ж, – соглашается Мария. – Это наш путь.
Вечером роюсь в своей рабочей сумке в поисках научного чтения на ночь. Мне необходимо что-нибудь занудное, с гипнотически длинными словами, только тогда я усну. Наверное, я объелась пирога. Нахожу таинственный сверток с не менее таинственной надписью: «Для Холли. Не бомба. Моник». Сверток перетянут ленточкой, и ее приходится разрезать.
Моник попросила художественный отдел сделать для меня копии фотографий из книги про китов. Кроме того, она приложила к иллюстрациям кассету с записями песен китов, и я тут же вставляю ее в магнитофон. Номер один: «Вечер». Первый кит издает низкий чистый звук, второй подхватывает. И так они ведут свой неспешный проникновенный дуэт, а я укладываюсь на диван и разглядываю их фотографии. Я понимаю, что наверняка на фото совсем не те киты, но это не важно. Я слышу, как они плывут вперед, в вечернюю тьму, пока один не скрывается из виду, а второй продолжает песню в одиночестве. Это совсем не грустная песня, но меня она' почему-то повергает в печаль. Мелодия уходит все дальше и дальше в пространство Тихого океана. На фотографиях океанские воды кажутся холодными и мрачными. Но я вспоминаю, что это их дом и китам там спокойно, уютно и тепло. Кладу фотографии на столик рядом, прислонив одну из них к стакану с водой: пусть это будет первое, что я увижу утром. Надеюсь, это поможет. Затем засыпаю под музыку китов и океана.
Глава 15
ПЛЕЙ-ОФФ
– Повезло тебе, – завидует Мария. – Это игра из серии плей-офф.
– Думаю, Тому все же хотелось бы превратить нашу встречу в свидание, хотя нас и будет там трое, – говорю я.
Мария улеглась на полу моей гостиной, подложив под ноги подушку: отдыхает после рабочего дня в своей аптеке. Иногда она называет мои полы «слишком мягкими», заставляя меня задуматься о мышцах ее спины.
Но сейчас мы говорим обо мне, моем коллеге Томе и о том, что надеть на баскетбольный матч, который может стать или не стать нашим свиданием.
– Конечно, лучше бы тебе приодеться для такого события, – советует Мария, – но вместе с тем придется надеть кроссовки, иначе будешь выглядеть снобистски. И вообще если утром ты отправишься в ванную в туфлях на каблуках, то разбудишь весь дом.
– Пожалуй, об этом не стоит сейчас думать, – останавливаю я подругу.
– Не знаю, не знаю. Если это позволяет отвлечься от реальных проблем, почему бы и нет.
– Это точно. Но не стесняйся и отвлеки меня рассказом о своих реальных проблемах.
– Меня беспокоят ноги. Представляешь, ступни увеличились на полразмера за последний год. Когда тебе за тридцать, рассчитываешь, что хотя бы ноги уже не растут.
– Об этом тебе никто не скажет. Как и о том, что у тебя могут быть в одно и то же время и седые волосы, и прыщи.
Мария устало прикрывает глаза.
– Расскажи мне еще о Томе, – просит она, скрестив ноги на подушке.
– В последние несколько месяцев он стал гораздо привлекательнее. Что-то такое сделал с прической.
– Может, завивка?
– Нет, что-то естественное.
– То есть он тебе нравится?
– Я бы так не сказала. Просто выглядит более привлекательно.
– Внешнюю привлекательность часто недооценивают.
– А что, разве ее достаточно?
– Зависит от обстоятельств. Находишь ли ты его достаточно привлекательным для того, чтобы со временем сблизиться с ним?
Мария несколько раз перекатывается по полу, округлив спину. Мне больно при одной мысли о том, чтобы лежать на твердой поверхности. У меня для этого слишком костлявая спина.
– Не уверена, – отвечаю я.
Действительно ли Том нравится мне сейчас больше, чем прежде? Неужели я постепенно привязываюсь к нему? Развиваются ли наши отношения?
– А разве ты не испытываешь нечто вроде потрясения, когда впервые встречаешься с парнем? Или это чисто теоретические представления? – спрашиваю я.
– Не существует строгой научной теории относительно того, как приходит любовь. Почему бы не рассмотреть и такой вариант: ты сидишь здесь и сейчас думаешь о нем.
– Я беспокоюсь, а не думаю, – возражаю я. – Это разные вещи.
– Ты волнуешься, а не беспокоишься.
– Верно, но вряд ли это очко в пользу Тома.
– Конечно, навязчивые мысли о нем были бы лучше, чем обычное волнение. По крайней мере, для него лучше.
– Едва ли кто-то из этих парней годится для серьезных отношений.
– Возможно, – соглашается Мария. – Может, Том просто подходящий объект для волнений.
– Не исключено. Но я предпочла бы что-то более захватывающее. Любовь, например.
Это самая скучная встреча в истории баскетбола. Обе команды играют неважно, и порой кажется, что они вообще с трудом различают корзину. Оба тренера спокойно садятся на скамеечку, когда устают стоять. Иногда, правда, вскакивают и начинают орать, бессмысленно сминая свои дорогие костюмы. Зрители глумятся даже над любимыми игроками. Ни один не избежал насмешек.
– Баскетбол – отражение жизненных реалий, – в своей обычной манере говорит Рой. – Сегодня, например, мы наблюдаем, как в зеркале, собственную неуверенность и сомнения.
– Они просто плохо играют, – возражает Том.
– Возможно, нам следует больше радоваться, поощрять их за каждую мелочь, хотя бы за аккуратно завязанные шнурки или что-нибудь в этом роде, – предполагаю я.
Отчего-то я чувствую ответственность за проблемы нашей команды.
– Даже пиво, кажется, выдохлось, словно тоже утратило интерес к спорту, – замечает Рой. Сразу после его слов два игрока на поле врезаются друг в друга. – Слишком много персональных замечаний, – говорит Рой. – Они отражают неспособность людей уважительно относиться друг к другу.
– Кажется, этот парень в обмороке, – волнуюсь я.
Зрители встают с мест. Парень поднимается на ноги, и зал недовольно гудит. Мужчина позади нас читает газету. Я указываю на него Тому.
– И даже не спортивную колонку, – качает он головой.
– Ну, по крайней мере у нас хорошие места, – замечаю я.
Ребята соглашаются, но не слишком радостно. И вообще мужчины в зале выглядят подавленными, мрачными, будто считают, что виноваты в слабой игре. Вижу, что многие девушки поощрительно похлопывают своих парней. Их гораздо больше, чем я думала.
Наша команда безнадежно проигрывает и поспешно покидает зал. Впрочем, победители тоже не задерживаются на площадке. Зрители, уставшие от скучной игры, тянутся к выходу, недовольно ворча.
– Сегодня вечером в метро будут беспорядки, – предполагает Том.
– Ропот недовольства, – соглашается Рой.
Как ни странно, я прекрасно провела время, но, похоже, я в меньшинстве. Мы решаем пока не ехать в метро. Я предлагаю съесть по куску пиццы, и мы садимся в автобус, идущий к центру города. Пассажиры угрюмы и молчаливы, хотя, возможно, они просто устали.
Усевшись за круглый столик в уютной забегаловке, едим свою пиццу. Сыр возвращает нас к жизни, а может быть, масло.
– Мы хотели, чтобы твой первый баскетбольный матч стал особенным. – Том смущен.
– А разве он не был таким? Я никогда прежде не видела, чтобы фанат схватил тренера за галстук и играл с ним в перетягивание каната.
– Так бывает, – соглашается Том.
– И, разумеется, это был вовсе не первый баскетбольный матч в моей жизни.
Ребята удивлены.
– Я училась в колледже, болела за своих.
– Какие еще тайны ты скрываешь? – интересуется Том.
– Холли – современная женщина, – говорит Рой. – И ее жизнь представляет собой запутанную цепочку следов и полна секретов, которые она накопила за годы активной общественной жизни. Холли опытна в баскетбольных интригах.
– Расскажи нам, – просит Том.
– Я никогда не проливала на себя пиво, если вы это хотите услышать.
– Как я и думал, – подводит итог Том.
Мы расстаемся с Роем на углу, но Том провожает современную женщину до самых дверей. Он протягивает руку, словно намереваясь пожать мою, и наши пальцы сплетаются. Но я словно наблюдаю за этой сценой со стороны в ожидании какого-то знака. Боюсь, я действительно чего-то жду, момента, когда Том наконец наклонится и поцелует меня. Но вот я уже не жду – и вот он, наш первый настоящий поцелуй. Когда он заканчивается, Том все еще держит мою руку. Надо что-то сказать, но мне ничего не приходит в голову. Я бы хотела произнести что-нибудь не слишком забавное, но с долей юмора. Однако стою молча.
Том смотрит на мою ладонь.
– Ты такая тихая, спокойная, – говорит он.
– Я? – Вообще-то мы все считаем именно Тома тихим и спокойным.
– Я сижу на работе рядом с тобой, – продолжает он. – Ты часами не издаешь ни звука, не откашливаешься, не вздыхаешь, хранишь полное молчание.
Я улыбаюсь, несколько смущенная тем, что кто-то, оказывается, прислушивается к моим вздохам, но все же мне приятно.
– Не знаю, что сказать, – признаюсь я.
– Нет-нет, все в порядке, это замечательно, – успокаивает меня Том. – Твое молчание, я имею в виду. Я все равно всегда знаю, что ты рядом. О Господи, я становлюсь болтлив, как Рой.
– Вовсе нет, – возражаю я.
Том все не отпускает мою руку, бережно держа ее в ладонях. Может, именно этого я и хочу? Чтобы кто-то приходил в восторг от моих рук? Возможно, чтобы отвлечь меня от созерцания конечностей или по каким-то своим причинам, но Том целует меня еще раз.
– Доброй ночи, – говорит он.
И медленно отступает, не выпуская моей руки. И лишь когда наши пальцы наконец размыкаются, Том уходит совсем.
Вхожу в квартиру, продолжая думать о поцелуе. Будь рядом Мария, мы оценили бы его по десятибалльной шкале. Но отчего-то это не кажется удачной идеей. Пытаюсь вспоминать о других поцелуях в моей жизни, но в голове пусто. Затем все же припоминаю несколько. Этот в сравнении с другими очень хорош: техника исполнения плюс элемент неожиданности. (Я думала, мы еще долго будем разглядывать наши руки.) Неожиданность поцелуя может сыграть и плохую роль, но может стать и выигрышным моментом, как в моем случае. Ловлю себя на том, что слишком много анализирую. Но уж лучше это, чем новости по телевизору.
В общем, вечер удался, и я праздную это, влезая в старый джемпер, в котором иногда сплю. Расстилаю постель, надеваю мягкие носочки – один розовый, второй красный. Я бы нанесла на лицо маску, если бы у меня был крем. За неимением косметических средств взбиваю подушку и, наконец, залезаю в постель.
Раздается стук в дверь, очень знакомый стук. Некоторое время я размышляю, не стоит ли проигнорировать его, просто лежать и расслабляться в своих любимых носочках. Почему бы не остаться в постели, а наутро решить, что стук мне просто приснился? Но нет же, дитя привычки, я поднимаюсь и открываю.
– Здорово, Холли, – весело приветствует меня мой бывший супруг Джош.
В этот момент я понимаю, что совершенно не хочу его видеть сейчас; лучше бы осталась в постели. Наверное, вид у меня такой грустный, словно накануне проиграла моя любимая команда. Джош выглядит прекрасно, как и женщина рядом с ним.
– Холли, это Лорен, моя невеста.
Она вежливо пожимает мою руку, а глаза ее словно говорят: «Это была не моя идея». Лорен чуть моложе меня, с волнистыми, свободно спадающими на спину волосами. На ней черный джемпер модели «на все случаи жизни». Достаточно свободный, он при этом элегантно облегает фигуру, не оставляя сомнений в том, что Лорен стройная и подтянутая беззаботная женщина. И в одинаковых носках. Я предпочла бы захлопнуть дверь и спрятаться в ванной, пока они не уйдут, однако бормочу: «Приятно познакомиться», и приглашаю их войти.
На добрых пять минут повисает молчание, хотя, возможно, это пятнадцать долгих секунд. Или двадцать.
– Уже довольно поздно, – замечаю я.
– Я хотел, чтобы вы познакомились, – сообщает Джош. – Мы приходили раньше, но не застали тебя.
Если бы это был кто-то другой, я подумала бы, что он злобный и мстительный тип. Но это Джош, и я понимаю: он просто не отдает себе отчета в том, что иные ситуации смущают окружающих. В данный момент эта черта его характера не кажется мне особенно привлекательной.
– Да, меня не было, но теперь вы застали меня.
Если бы я съела лишний ломтик пиццы или если бы мы шли чуть медленнее, они оставили бы эту идею и сейчас бы я мирно спала. В одиночестве, что имеет определенные преимущества, особенно если вы храпите.
– Джош так тепло всегда рассказывает о вас, – говорит Лорен, явно чувствуя, что мне не по себе. – Замечательно, что вы остались друзьями.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Думаю, не предложить ли им выпить, но тут же отметаю эту идею. Замечаю, что Лорен смотрит на мои носки.
– Лорен работает над диссертацией, – сообщает Джош. Лорен с улыбкой кивает, старательно скрывая облупленный лак на ногте большого пальца. Это внушает мне симпатию к ней. – И очень помогает мне в работе, разумеется, – добавляет Джош.
– Как продвигается книга?
Надеюсь, мне удастся произнести еще пару любезных фраз, прежде чем я попрошу их удалиться.
– Она вот-вот выйдет. Твой приятель Том очень помог. Он вовремя заметил массу ошибок. – Я киваю. Не хочу говорить с Джошем о Томе. Мне кажется, что Джош, упоминая о нем, вторгается в мою личную жизнь, хотя, конечно, сам Джош ни о чем подобном не помышлял. – А как твои дела? – интересуется Джош.
– Много работы, но все хорошо.
– Уже поздно. – Лорен смотрит на Джоша.
Я и так это понимаю, разумеется.
– О, действительно! – восклицает Джош.
– Спасибо, что заглянули. – Постепенно я вытесняю гостей из комнаты.
– Я так рад, что вы познакомились, – искренне уверяет Джош.
Прощаясь, пожимаю руку Лорен. Интересно, куда они отправятся дальше? Потащит ли Джош ее куда-нибудь еще, на свидание с ее бывшим парнем, например. А может, они сразу пойдут домой. Впрочем, об этом я думать не хочу. Джош обнимает меня абсолютно равнодушно, как того, с кем не скоро увидишься и о ком почти не вспоминаешь.
Засыпая, стараюсь не думать о мужчинах, но их образы постоянно проплывают перед глазами. Я не в силах это контролировать. Представляю, как все они сидят на стадионе, каждый болеет за свою команду. Странно, тренеры в своих шикарных костюмах прыгают и свистят вместе с публикой на трибунах вместо того, чтобы, как обычно, орать на игроков. То, что это сон, я осознаю, только когда зрители начинают в восторге дружно и ритмично стучать ногами в пол, – лишь тогда я просыпаюсь и понимаю: кто-то стучит в дверь. Опять.
– Здорово, Холли.
– Джош, нет, уже действительно поздно.
– Я знаю.
Он продолжает молча стоять. Воображаю его в роли баскетбольного тренера – вот ужас-то. Джош входит, хотя его никто вообще-то не приглашал. Садится вновь на тот же стул.
– Она ведь милая, правда? – спрашивает он и добавляет: – Лорен. – На случай если я забыла как зовут его пассию.
– Да, милая, – соглашаюсь я. – Слишком милая, поэтому и не возразила против того, чтобы ты притащил ее сюда.
– Что ты, – удивляется Джош. – Лорен действительно хотела с тобой познакомиться. Она знает, как я к тебе отношусь.
– Джош, я в самом деле желаю тебе добра. Может, сегодня вечером меньше, чем обычно. – Я начинаю злиться из-за того, что он прервал мой радостный сон. – Но думаю, для меня это слишком, особенно если вспомнить, что происходило между нами последние несколько месяцев и о чем я не желаю спрашивать тебя сейчас, а возможно, и вообще никогда.
– О! – восклицает Джош и тут же замолкает. Хорошо, что я не задала серьезных вопросов, поскольку едва ли получила бы серьезные ответы.
– Итак, принимая во внимание наши отношения и то, куда они могли нас привести, но, как выясняется, вовсе никуда не вели, полагаю, я держалась предельно корректно, предельно мило, не так ли?
– Разумеется. – Джош явно собирается продолжить, но я не позволяю ему этого сделать.
– Отлично. Тогда послушай: я хочу, чтобы ты прекратил заскакивать сюда. Эти сюрпризы мне не нужны. Женись. Переезжай в другой город. И я смогу спать спокойно. И обрету возможность спокойно бодрствовать.
– Я просто… – бормочет Джош.
Я начинаю расхаживать по комнате, размахивая руками. Сейчас я действительно люблю свою квартиру.
– Я не могу сказать, что безумно счастлива последнее время, но и не слишком несчастна. Я относительно счастлива, я в порядке. У меня есть квартира, пусть и небольшая, удобная одежда. У меня есть открытка с котенком на холодильнике. – И я показываю в сторону кухни, которую тоже по-настоящему люблю сейчас. – И мне нравится моя жизнь. Мне удобно и уютно. Но если мне придется еще выслушивать от тебя, как восхитительна твоя новая-будущая-жена или как безумно счастлив ты сам… – Я умолкаю, заметив, что Джош как-то странно смотрит на меня, вернее, куда-то за меня. – Что? – спрашиваю я.
– У тебя на стене сидит огромная бабочка.
Оборачиваюсь. У меня на стене сидит огромная бабочка. Джош осторожно ловит ее двумя пальцами, подходит к окну и выпускает, возвращается к своему стулу, садится – все это одно долгое плавное движение. И мой гнев испаряется, будто вылетел за окно вместе с бабочкой. Чувствую себя так, словно меня околдовали.
– Ты считаешь, мне следует на ней жениться? – спрашивает Джош.
Чары рассеиваются.
– Черт побери, Джош. – Пожалуй, я скорее устала, чем разозлилась. – Не задавай мне таких вопросов. С этим мы покончили. Мы покончили со всем.
– Но ты гораздо рассудительнее меня, – замечает он.
Если бы сейчас не было так поздно, я, может, и подумала бы, что это значит. Мы были женаты. Развелись по моей инициативе, когда я не могла уже выносить неспособность или нежелание Джоша думать о будущем или хотя бы мыслить более конкретно. Или я просто хотела, чтобы он больше думал обо мне. Джош что, считает мое решение о разводе благоразумным? Или он имеет в виду нечто менее значительное, например, мою способность накрывать на стол? Наверное, я никогда не узнаю, что Джош имел в виду.
– А ты спрашивал у кого-нибудь совета, когда женился на мне?
– Нет.
– И вот что получилось, да?
– Вовсе нет, я до сих пор рад, что женился на тебе. Мне совсем не хотелось расставаться с тобой, но сейчас я полагаю, что это необходимый этап в нашем развитии.
– Научный подход, – хмыкаю я.
Он лишь пожимает плечами. Глубоко вздохнув, устраиваюсь на диване. Джош безнадежен. Его невозможно ненавидеть. Он таков, каков есть. И больше не принадлежит мне, так что нечего волноваться по этому поводу.
– Женись на ней, если хочешь и если она согласна, – устало говорю я. – Но даже не думай пригласить меня на свадьбу.
Джош разглядывает свои поношенные туфли: один из шнурков явно кто-то долго жевал.
– Какая же свадьба без тебя? – улыбается Джош.
– Нормальная. Я больше не желаю слышать об этой свадьбе. Ты теперь сам по себе. Мы оба сами по себе. Джош, я серьезно.
– О'кей, – кивает он и встает. – Но мне неприятно думать, что ты теперь совершенно посторонний для меня человек.
– Привыкай, пожалуйста. Кроме того, я еще и официально, по документам, совершенно посторонний человек.
Я делаю приветственный жест, вскидывая руки, как гимнастка, выполнившая трудный элемент.
Джош вновь кивает. Он уходит, а я машу ему на прощание с дивана – на этот раз ни объятий, ни поцелуев. Для одного вечера поцелуев достаточно. Когда Джош наконец, выходит, поднимаюсь и запираю за ним дверь. Затем достаю из сумочки использованные билеты и прикрепляю их магнитом к дверце своего дребезжащего холодильника. Возвращаюсь в постель и пытаюсь уснуть.
– Думаю, Тому все же хотелось бы превратить нашу встречу в свидание, хотя нас и будет там трое, – говорю я.
Мария улеглась на полу моей гостиной, подложив под ноги подушку: отдыхает после рабочего дня в своей аптеке. Иногда она называет мои полы «слишком мягкими», заставляя меня задуматься о мышцах ее спины.
Но сейчас мы говорим обо мне, моем коллеге Томе и о том, что надеть на баскетбольный матч, который может стать или не стать нашим свиданием.
– Конечно, лучше бы тебе приодеться для такого события, – советует Мария, – но вместе с тем придется надеть кроссовки, иначе будешь выглядеть снобистски. И вообще если утром ты отправишься в ванную в туфлях на каблуках, то разбудишь весь дом.
– Пожалуй, об этом не стоит сейчас думать, – останавливаю я подругу.
– Не знаю, не знаю. Если это позволяет отвлечься от реальных проблем, почему бы и нет.
– Это точно. Но не стесняйся и отвлеки меня рассказом о своих реальных проблемах.
– Меня беспокоят ноги. Представляешь, ступни увеличились на полразмера за последний год. Когда тебе за тридцать, рассчитываешь, что хотя бы ноги уже не растут.
– Об этом тебе никто не скажет. Как и о том, что у тебя могут быть в одно и то же время и седые волосы, и прыщи.
Мария устало прикрывает глаза.
– Расскажи мне еще о Томе, – просит она, скрестив ноги на подушке.
– В последние несколько месяцев он стал гораздо привлекательнее. Что-то такое сделал с прической.
– Может, завивка?
– Нет, что-то естественное.
– То есть он тебе нравится?
– Я бы так не сказала. Просто выглядит более привлекательно.
– Внешнюю привлекательность часто недооценивают.
– А что, разве ее достаточно?
– Зависит от обстоятельств. Находишь ли ты его достаточно привлекательным для того, чтобы со временем сблизиться с ним?
Мария несколько раз перекатывается по полу, округлив спину. Мне больно при одной мысли о том, чтобы лежать на твердой поверхности. У меня для этого слишком костлявая спина.
– Не уверена, – отвечаю я.
Действительно ли Том нравится мне сейчас больше, чем прежде? Неужели я постепенно привязываюсь к нему? Развиваются ли наши отношения?
– А разве ты не испытываешь нечто вроде потрясения, когда впервые встречаешься с парнем? Или это чисто теоретические представления? – спрашиваю я.
– Не существует строгой научной теории относительно того, как приходит любовь. Почему бы не рассмотреть и такой вариант: ты сидишь здесь и сейчас думаешь о нем.
– Я беспокоюсь, а не думаю, – возражаю я. – Это разные вещи.
– Ты волнуешься, а не беспокоишься.
– Верно, но вряд ли это очко в пользу Тома.
– Конечно, навязчивые мысли о нем были бы лучше, чем обычное волнение. По крайней мере, для него лучше.
– Едва ли кто-то из этих парней годится для серьезных отношений.
– Возможно, – соглашается Мария. – Может, Том просто подходящий объект для волнений.
– Не исключено. Но я предпочла бы что-то более захватывающее. Любовь, например.
Это самая скучная встреча в истории баскетбола. Обе команды играют неважно, и порой кажется, что они вообще с трудом различают корзину. Оба тренера спокойно садятся на скамеечку, когда устают стоять. Иногда, правда, вскакивают и начинают орать, бессмысленно сминая свои дорогие костюмы. Зрители глумятся даже над любимыми игроками. Ни один не избежал насмешек.
– Баскетбол – отражение жизненных реалий, – в своей обычной манере говорит Рой. – Сегодня, например, мы наблюдаем, как в зеркале, собственную неуверенность и сомнения.
– Они просто плохо играют, – возражает Том.
– Возможно, нам следует больше радоваться, поощрять их за каждую мелочь, хотя бы за аккуратно завязанные шнурки или что-нибудь в этом роде, – предполагаю я.
Отчего-то я чувствую ответственность за проблемы нашей команды.
– Даже пиво, кажется, выдохлось, словно тоже утратило интерес к спорту, – замечает Рой. Сразу после его слов два игрока на поле врезаются друг в друга. – Слишком много персональных замечаний, – говорит Рой. – Они отражают неспособность людей уважительно относиться друг к другу.
– Кажется, этот парень в обмороке, – волнуюсь я.
Зрители встают с мест. Парень поднимается на ноги, и зал недовольно гудит. Мужчина позади нас читает газету. Я указываю на него Тому.
– И даже не спортивную колонку, – качает он головой.
– Ну, по крайней мере у нас хорошие места, – замечаю я.
Ребята соглашаются, но не слишком радостно. И вообще мужчины в зале выглядят подавленными, мрачными, будто считают, что виноваты в слабой игре. Вижу, что многие девушки поощрительно похлопывают своих парней. Их гораздо больше, чем я думала.
Наша команда безнадежно проигрывает и поспешно покидает зал. Впрочем, победители тоже не задерживаются на площадке. Зрители, уставшие от скучной игры, тянутся к выходу, недовольно ворча.
– Сегодня вечером в метро будут беспорядки, – предполагает Том.
– Ропот недовольства, – соглашается Рой.
Как ни странно, я прекрасно провела время, но, похоже, я в меньшинстве. Мы решаем пока не ехать в метро. Я предлагаю съесть по куску пиццы, и мы садимся в автобус, идущий к центру города. Пассажиры угрюмы и молчаливы, хотя, возможно, они просто устали.
Усевшись за круглый столик в уютной забегаловке, едим свою пиццу. Сыр возвращает нас к жизни, а может быть, масло.
– Мы хотели, чтобы твой первый баскетбольный матч стал особенным. – Том смущен.
– А разве он не был таким? Я никогда прежде не видела, чтобы фанат схватил тренера за галстук и играл с ним в перетягивание каната.
– Так бывает, – соглашается Том.
– И, разумеется, это был вовсе не первый баскетбольный матч в моей жизни.
Ребята удивлены.
– Я училась в колледже, болела за своих.
– Какие еще тайны ты скрываешь? – интересуется Том.
– Холли – современная женщина, – говорит Рой. – И ее жизнь представляет собой запутанную цепочку следов и полна секретов, которые она накопила за годы активной общественной жизни. Холли опытна в баскетбольных интригах.
– Расскажи нам, – просит Том.
– Я никогда не проливала на себя пиво, если вы это хотите услышать.
– Как я и думал, – подводит итог Том.
Мы расстаемся с Роем на углу, но Том провожает современную женщину до самых дверей. Он протягивает руку, словно намереваясь пожать мою, и наши пальцы сплетаются. Но я словно наблюдаю за этой сценой со стороны в ожидании какого-то знака. Боюсь, я действительно чего-то жду, момента, когда Том наконец наклонится и поцелует меня. Но вот я уже не жду – и вот он, наш первый настоящий поцелуй. Когда он заканчивается, Том все еще держит мою руку. Надо что-то сказать, но мне ничего не приходит в голову. Я бы хотела произнести что-нибудь не слишком забавное, но с долей юмора. Однако стою молча.
Том смотрит на мою ладонь.
– Ты такая тихая, спокойная, – говорит он.
– Я? – Вообще-то мы все считаем именно Тома тихим и спокойным.
– Я сижу на работе рядом с тобой, – продолжает он. – Ты часами не издаешь ни звука, не откашливаешься, не вздыхаешь, хранишь полное молчание.
Я улыбаюсь, несколько смущенная тем, что кто-то, оказывается, прислушивается к моим вздохам, но все же мне приятно.
– Не знаю, что сказать, – признаюсь я.
– Нет-нет, все в порядке, это замечательно, – успокаивает меня Том. – Твое молчание, я имею в виду. Я все равно всегда знаю, что ты рядом. О Господи, я становлюсь болтлив, как Рой.
– Вовсе нет, – возражаю я.
Том все не отпускает мою руку, бережно держа ее в ладонях. Может, именно этого я и хочу? Чтобы кто-то приходил в восторг от моих рук? Возможно, чтобы отвлечь меня от созерцания конечностей или по каким-то своим причинам, но Том целует меня еще раз.
– Доброй ночи, – говорит он.
И медленно отступает, не выпуская моей руки. И лишь когда наши пальцы наконец размыкаются, Том уходит совсем.
Вхожу в квартиру, продолжая думать о поцелуе. Будь рядом Мария, мы оценили бы его по десятибалльной шкале. Но отчего-то это не кажется удачной идеей. Пытаюсь вспоминать о других поцелуях в моей жизни, но в голове пусто. Затем все же припоминаю несколько. Этот в сравнении с другими очень хорош: техника исполнения плюс элемент неожиданности. (Я думала, мы еще долго будем разглядывать наши руки.) Неожиданность поцелуя может сыграть и плохую роль, но может стать и выигрышным моментом, как в моем случае. Ловлю себя на том, что слишком много анализирую. Но уж лучше это, чем новости по телевизору.
В общем, вечер удался, и я праздную это, влезая в старый джемпер, в котором иногда сплю. Расстилаю постель, надеваю мягкие носочки – один розовый, второй красный. Я бы нанесла на лицо маску, если бы у меня был крем. За неимением косметических средств взбиваю подушку и, наконец, залезаю в постель.
Раздается стук в дверь, очень знакомый стук. Некоторое время я размышляю, не стоит ли проигнорировать его, просто лежать и расслабляться в своих любимых носочках. Почему бы не остаться в постели, а наутро решить, что стук мне просто приснился? Но нет же, дитя привычки, я поднимаюсь и открываю.
– Здорово, Холли, – весело приветствует меня мой бывший супруг Джош.
В этот момент я понимаю, что совершенно не хочу его видеть сейчас; лучше бы осталась в постели. Наверное, вид у меня такой грустный, словно накануне проиграла моя любимая команда. Джош выглядит прекрасно, как и женщина рядом с ним.
– Холли, это Лорен, моя невеста.
Она вежливо пожимает мою руку, а глаза ее словно говорят: «Это была не моя идея». Лорен чуть моложе меня, с волнистыми, свободно спадающими на спину волосами. На ней черный джемпер модели «на все случаи жизни». Достаточно свободный, он при этом элегантно облегает фигуру, не оставляя сомнений в том, что Лорен стройная и подтянутая беззаботная женщина. И в одинаковых носках. Я предпочла бы захлопнуть дверь и спрятаться в ванной, пока они не уйдут, однако бормочу: «Приятно познакомиться», и приглашаю их войти.
На добрых пять минут повисает молчание, хотя, возможно, это пятнадцать долгих секунд. Или двадцать.
– Уже довольно поздно, – замечаю я.
– Я хотел, чтобы вы познакомились, – сообщает Джош. – Мы приходили раньше, но не застали тебя.
Если бы это был кто-то другой, я подумала бы, что он злобный и мстительный тип. Но это Джош, и я понимаю: он просто не отдает себе отчета в том, что иные ситуации смущают окружающих. В данный момент эта черта его характера не кажется мне особенно привлекательной.
– Да, меня не было, но теперь вы застали меня.
Если бы я съела лишний ломтик пиццы или если бы мы шли чуть медленнее, они оставили бы эту идею и сейчас бы я мирно спала. В одиночестве, что имеет определенные преимущества, особенно если вы храпите.
– Джош так тепло всегда рассказывает о вас, – говорит Лорен, явно чувствуя, что мне не по себе. – Замечательно, что вы остались друзьями.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Думаю, не предложить ли им выпить, но тут же отметаю эту идею. Замечаю, что Лорен смотрит на мои носки.
– Лорен работает над диссертацией, – сообщает Джош. Лорен с улыбкой кивает, старательно скрывая облупленный лак на ногте большого пальца. Это внушает мне симпатию к ней. – И очень помогает мне в работе, разумеется, – добавляет Джош.
– Как продвигается книга?
Надеюсь, мне удастся произнести еще пару любезных фраз, прежде чем я попрошу их удалиться.
– Она вот-вот выйдет. Твой приятель Том очень помог. Он вовремя заметил массу ошибок. – Я киваю. Не хочу говорить с Джошем о Томе. Мне кажется, что Джош, упоминая о нем, вторгается в мою личную жизнь, хотя, конечно, сам Джош ни о чем подобном не помышлял. – А как твои дела? – интересуется Джош.
– Много работы, но все хорошо.
– Уже поздно. – Лорен смотрит на Джоша.
Я и так это понимаю, разумеется.
– О, действительно! – восклицает Джош.
– Спасибо, что заглянули. – Постепенно я вытесняю гостей из комнаты.
– Я так рад, что вы познакомились, – искренне уверяет Джош.
Прощаясь, пожимаю руку Лорен. Интересно, куда они отправятся дальше? Потащит ли Джош ее куда-нибудь еще, на свидание с ее бывшим парнем, например. А может, они сразу пойдут домой. Впрочем, об этом я думать не хочу. Джош обнимает меня абсолютно равнодушно, как того, с кем не скоро увидишься и о ком почти не вспоминаешь.
Засыпая, стараюсь не думать о мужчинах, но их образы постоянно проплывают перед глазами. Я не в силах это контролировать. Представляю, как все они сидят на стадионе, каждый болеет за свою команду. Странно, тренеры в своих шикарных костюмах прыгают и свистят вместе с публикой на трибунах вместо того, чтобы, как обычно, орать на игроков. То, что это сон, я осознаю, только когда зрители начинают в восторге дружно и ритмично стучать ногами в пол, – лишь тогда я просыпаюсь и понимаю: кто-то стучит в дверь. Опять.
– Здорово, Холли.
– Джош, нет, уже действительно поздно.
– Я знаю.
Он продолжает молча стоять. Воображаю его в роли баскетбольного тренера – вот ужас-то. Джош входит, хотя его никто вообще-то не приглашал. Садится вновь на тот же стул.
– Она ведь милая, правда? – спрашивает он и добавляет: – Лорен. – На случай если я забыла как зовут его пассию.
– Да, милая, – соглашаюсь я. – Слишком милая, поэтому и не возразила против того, чтобы ты притащил ее сюда.
– Что ты, – удивляется Джош. – Лорен действительно хотела с тобой познакомиться. Она знает, как я к тебе отношусь.
– Джош, я в самом деле желаю тебе добра. Может, сегодня вечером меньше, чем обычно. – Я начинаю злиться из-за того, что он прервал мой радостный сон. – Но думаю, для меня это слишком, особенно если вспомнить, что происходило между нами последние несколько месяцев и о чем я не желаю спрашивать тебя сейчас, а возможно, и вообще никогда.
– О! – восклицает Джош и тут же замолкает. Хорошо, что я не задала серьезных вопросов, поскольку едва ли получила бы серьезные ответы.
– Итак, принимая во внимание наши отношения и то, куда они могли нас привести, но, как выясняется, вовсе никуда не вели, полагаю, я держалась предельно корректно, предельно мило, не так ли?
– Разумеется. – Джош явно собирается продолжить, но я не позволяю ему этого сделать.
– Отлично. Тогда послушай: я хочу, чтобы ты прекратил заскакивать сюда. Эти сюрпризы мне не нужны. Женись. Переезжай в другой город. И я смогу спать спокойно. И обрету возможность спокойно бодрствовать.
– Я просто… – бормочет Джош.
Я начинаю расхаживать по комнате, размахивая руками. Сейчас я действительно люблю свою квартиру.
– Я не могу сказать, что безумно счастлива последнее время, но и не слишком несчастна. Я относительно счастлива, я в порядке. У меня есть квартира, пусть и небольшая, удобная одежда. У меня есть открытка с котенком на холодильнике. – И я показываю в сторону кухни, которую тоже по-настоящему люблю сейчас. – И мне нравится моя жизнь. Мне удобно и уютно. Но если мне придется еще выслушивать от тебя, как восхитительна твоя новая-будущая-жена или как безумно счастлив ты сам… – Я умолкаю, заметив, что Джош как-то странно смотрит на меня, вернее, куда-то за меня. – Что? – спрашиваю я.
– У тебя на стене сидит огромная бабочка.
Оборачиваюсь. У меня на стене сидит огромная бабочка. Джош осторожно ловит ее двумя пальцами, подходит к окну и выпускает, возвращается к своему стулу, садится – все это одно долгое плавное движение. И мой гнев испаряется, будто вылетел за окно вместе с бабочкой. Чувствую себя так, словно меня околдовали.
– Ты считаешь, мне следует на ней жениться? – спрашивает Джош.
Чары рассеиваются.
– Черт побери, Джош. – Пожалуй, я скорее устала, чем разозлилась. – Не задавай мне таких вопросов. С этим мы покончили. Мы покончили со всем.
– Но ты гораздо рассудительнее меня, – замечает он.
Если бы сейчас не было так поздно, я, может, и подумала бы, что это значит. Мы были женаты. Развелись по моей инициативе, когда я не могла уже выносить неспособность или нежелание Джоша думать о будущем или хотя бы мыслить более конкретно. Или я просто хотела, чтобы он больше думал обо мне. Джош что, считает мое решение о разводе благоразумным? Или он имеет в виду нечто менее значительное, например, мою способность накрывать на стол? Наверное, я никогда не узнаю, что Джош имел в виду.
– А ты спрашивал у кого-нибудь совета, когда женился на мне?
– Нет.
– И вот что получилось, да?
– Вовсе нет, я до сих пор рад, что женился на тебе. Мне совсем не хотелось расставаться с тобой, но сейчас я полагаю, что это необходимый этап в нашем развитии.
– Научный подход, – хмыкаю я.
Он лишь пожимает плечами. Глубоко вздохнув, устраиваюсь на диване. Джош безнадежен. Его невозможно ненавидеть. Он таков, каков есть. И больше не принадлежит мне, так что нечего волноваться по этому поводу.
– Женись на ней, если хочешь и если она согласна, – устало говорю я. – Но даже не думай пригласить меня на свадьбу.
Джош разглядывает свои поношенные туфли: один из шнурков явно кто-то долго жевал.
– Какая же свадьба без тебя? – улыбается Джош.
– Нормальная. Я больше не желаю слышать об этой свадьбе. Ты теперь сам по себе. Мы оба сами по себе. Джош, я серьезно.
– О'кей, – кивает он и встает. – Но мне неприятно думать, что ты теперь совершенно посторонний для меня человек.
– Привыкай, пожалуйста. Кроме того, я еще и официально, по документам, совершенно посторонний человек.
Я делаю приветственный жест, вскидывая руки, как гимнастка, выполнившая трудный элемент.
Джош вновь кивает. Он уходит, а я машу ему на прощание с дивана – на этот раз ни объятий, ни поцелуев. Для одного вечера поцелуев достаточно. Когда Джош наконец, выходит, поднимаюсь и запираю за ним дверь. Затем достаю из сумочки использованные билеты и прикрепляю их магнитом к дверце своего дребезжащего холодильника. Возвращаюсь в постель и пытаюсь уснуть.
Глава 16
ЛЮБОВЬ ВО ВРЕМЕНА УПАДКА
В офисе царит неприятная тишина; она нервирует меня. Хочется, чтобы поблизости оказалась баскетбольная площадка, полная орущих детей, или по крайней мере лаяли собаки. Такая тишина повисает, когда вы внезапно просыпаетесь среди ночи и не можете понять, где находитесь, хотя вы в своей комнате, где еще несколько часов назад чувствовали себя в абсолютной безопасности. Подобная тишина наступает после того, как вы обнаруживаете на своем рабочем столе официальное письмо от руководства. Что и произошло с нами сегодня утром.
Наше издательство перешло в собственность одной из крупнейших компаний, «Маквиттон паблишинг». Прежде из научной литературы она выпускала небольшую серию под названием «Всякая всячина». Как гласит официальное письмо, некоторые отделы нашего предприятия будут «реорганизованы», а часть сотрудников – «освобождены от своих должностей с тем, чтобы применить свои силы в других сферах деятельности». Ожидайте следующей информации, сообщает письмо. Новость, влекущая за собой следующие новости, – всегда дурной знак.
– «Мы искренне сожалеем о неудобствах, которые наше решение может причинить сотрудникам», – зачитывает мне вслух Том, хотя в тексте, лежащем на моем столе, сказано то же самое.
Произнесенное вслух, все это звучит еще более устрашающе, словно нечто неизвестное, некая мрачная тень скрывается за этими словами. Мы собираемся небольшими группками вокруг своих столов. Замечаю Карла; он сочувственно, но с явным удовольствием успокаивает нескольких девиц сразу.
Наше издательство перешло в собственность одной из крупнейших компаний, «Маквиттон паблишинг». Прежде из научной литературы она выпускала небольшую серию под названием «Всякая всячина». Как гласит официальное письмо, некоторые отделы нашего предприятия будут «реорганизованы», а часть сотрудников – «освобождены от своих должностей с тем, чтобы применить свои силы в других сферах деятельности». Ожидайте следующей информации, сообщает письмо. Новость, влекущая за собой следующие новости, – всегда дурной знак.
– «Мы искренне сожалеем о неудобствах, которые наше решение может причинить сотрудникам», – зачитывает мне вслух Том, хотя в тексте, лежащем на моем столе, сказано то же самое.
Произнесенное вслух, все это звучит еще более устрашающе, словно нечто неизвестное, некая мрачная тень скрывается за этими словами. Мы собираемся небольшими группками вокруг своих столов. Замечаю Карла; он сочувственно, но с явным удовольствием успокаивает нескольких девиц сразу.