– Большое спасибо за поездку, – сказала я, игнорируя реальные факты, которые колотились изнутри о стенку черепной коробки, в отчаянии пытаясь вырваться.
   Назовем это легкой головной болью.
   На следующий день Софи и папа стояли у выхода номер 4, провожая меня. Самолет на этот раз был меньше предыдущего, к тому же скучного серого цвета. Готова поклясться, прошлый лайнер просто сиял.
   – Рады видеть тебя в любое время, – сказал отец, и мы коротко обнялись.
   Он забыл свою ковбойскую шляпу, или, может, это всего лишь жест. Я повернулась к Софи.
   – Ну конечно, – поддержала она отца, протянув мне пару пачек жвачки без сахара, из тех, что содержат внутри какую-то субстанцию.
   Именно от таких меня слегка поташнивает: я совершенно не готова к тому, чтобы мне в рот сочилось неизвестно что. Кроме того, она вручила мне пару номеров «Техасского интерьера» для чтения в полете, откуда я почерпну информацию о последних достижениях в жилищном строительстве и о том, что на самом деле означает дом в стиле «ранчо».
   – Статья о том, как оборудовать уголок для барбекю, восхитительна, – щебетала Софи, подтверждая мои мысли о том, что она наверняка уже прочла эти журналы.
   Благодарю ее.
   – Счастливого пути, – одновременно произнесли отец и Софи.
   В самолете, на этот раз без соседа по креслу, без возможности подумать о нем или предложить ему мою отвратную жвачку, я вынуждена листать журнал. Узнаю, что клетчатые скатерти создают семейную атмосферу в любой гостиной. Ванные комнаты в розовых и оранжевых тонах популярны по всему штату, даже в лучших домах. И, похоже, как категорически заявляют в одной из статей, утки выходят из моды, а модны теперь фазаны. Я заметила, что именно в этой статье сделаны пометки рукой Софи, но не знала, для кого именно.

Глава 3
СЛУШАЙ РАДИО, КОГДА РАБОТАЕШЬ

   – Не стоит недооценивать Джейни, – сказала Мария о моей сестре тем же тоном, каким советует прекратить принимать те или иные таблетки. – За всеми этими заморочками насчет брака скрывается очень серьезная женщина.
   – Глубоко озабоченная женщина, ты имеешь в виду, – возражаю я, не уверенная, что хотела бы обсуждать психологические аспекты шести помолвок Джейни.
   – Озабоченная, возможно, – соглашается Мария, – но я видела ее на работе, в художественной галерее, видела, как она продала пятифигурную стеклянную композицию и при этом ничуть не вспотела.
   – Я покрываюсь холодным потом, едва взглянув на эти штуки. Вечно боюсь взмахнуть руками во время разговора и зацепить какую-нибудь скульптуру.
   В галерее Макандерсон, где работает Джейни, скульптуры отлиты из стекла.
   – Никогда не размахивай руками на выставке стекла.
   – Но Джейни размахивает, – заметила я.
   – Да, но уверенно, – сказала Мария. – Иногда я стою по другую сторону витрины и наблюдаю за ней.
   – Она тебя видела?
   – Конечно. Иногда я вхожу внутрь. А порой стою на улице. Мы машем друг другу. По-моему, мы понимаем друг друга.
   Мария кивает, когда говорит, все это для нее совершенно естественно.
   Я почти завидую этому взаимопониманию. Временами я думаю, что нет ничего лучше, чем наблюдать за Джейни, когда она работает, любезно беседует со скульпторами, произнося множество мудреных слов, легко и свободно скользит по залу с бокалом шампанского во время приемов. Иногда моя маленькая сестренка приводит меня в восторг.
   – Где мы устроим для нее девичник на этот раз? – отрезвила меня Мария.
   За ленчем на своем рабочем месте я набросала несколько идей по поводу девичника. В издательстве научной литературы, где я работаю одним из двадцати четырех редакторов, не предусмотрено нормальной столовой. Обычно мы перекусываем прямо в своих «кубиках», на которые разделен весь зал – разделен этакими легкими стеночками, достающими лишь до подбородка, – всякий раз устраивая себе нечто вроде пикника, только без дыма от барбекю. Наверное, это самый тихий вид пикника в истории, поскольку мы все держимся порознь. Если закрыть глаза, можно представить, что тихое шуршание страниц «Нью-Йорк тайме» – это шелест сухих осенних листьев, а запах яичного салата и свекольного пива доносится со стороны семейства, устроившегося неподалеку. Фантазии во время ленча – одна из наших дополнительных льгот.
   У большинства наших редакторов есть маленькие радиоприемники, и почти все мы слушаем одни и те же рок-программы. Когда проводится очередная игра и нам предлагают дозвониться в прямой эфир, я слышу, как все одновременно набирают номер телефона. Мы даже сравнивали списки песен, транслировавшихся в последнее время, потому что стараемся быть редакцией равных возможностей. Список включает в себя названия песен, звучавших в полдень в течение последних трех недель и содержавших слова «но я люблю тебя». Просто «я люблю тебя» не годится. Мы как редакторы, безусловно, понимаем значение союзов. Порой мы работаем очень напряженно, а радиозабавы позволяют обрести то, чего не хватает в жизни.
   Для начала я нацарапала список девичников, которые мы устраивали для Джейни раньше.
   (1) Девичник Китайской Кухни: Напиши Свое Собственное Пожелание Для Печенья. Джейни понравилось. Думаю, она до сих пор хранит все наши бумажки, возможно, даже засунув их в старые обручальные кольца. Мария тогда написала: «Ты, мудрейшая из женщин, не нуждаешься в советах из печенья». Я, кажется, сочинила: «Не существует такой вещи, как бесполезные подарки, – их всегда можно вручить сестре». В общем, что-то вроде этого. Никогда не могла выяснить, что именно написала мама, но помню, как Джейни, прочтя пожелание, густо покраснела.
   (2) Девичник Обмена Новой Помадой. Все принесли по нескольку тюбиков с пробниками помады: они вам абсолютно не подходят, но вы получаете их всегда при покупке нужного тона. Узнав об этой идее, Джейни усомнилась было в моем вкусе, но мне достался великолепный темно-вишневый оттенок. Матушка заграбастала себе все персиковые оттенки, но взамен принесла нам маленькие пакетики скраба для лица.
   (3) Девичник Круиза По Заливу. Джейни тогда слегка укачало. Впрочем, она утверждала, что я ни в чем не виновата. Мария постоянно твердила, будто видела в Гудзоне акулу, но оказалось, что это лишь комок грязи и нефти. «А может, он питается людьми», – не сдавалась Мария.
   (4) Девичник Швыряния Едой. Ну да, начиналось все не с этого, конечно. Джейни до сих пор говорит, что я погубила ее новую белую шелковую блузку. А я до сих пор настаиваю на том, что все начала мама.
   – Я только слегка подбросила кусочек рулета, – отбивается мама. – Это был лишь эмоциональный всплеск, жест.
   – Но это был первый жест, – напоминаю я.
   – Ну конечно, мать всегда виновата.
   (5) Девичник Выставки Собак. У некоторых женщин собаки вызывают аллергию, но Джейни сравнивала каждую попадавшуюся на пути собаку со своим тогдашним женихом Джерри. Как, впрочем, и все мы. В конце концов, она заявила, что больше всего он похож на ризеншнауцера, но отказалась объяснять почему.
   – Уверена, мы не узнаем ее истинных критериев, – сказала я Марии.
   – По-моему, – заметила та, – он напоминает пекинеса, особенно маленькой игривой челочкой.
   – Не слишком привлекательное животное, – шепнула мама, переходя к боксерам.
   Заканчиваю список Девичником Номер Шесть и вопросительным знаком, тщетно пытаясь вообразить, что будет следующим. Девичник Нью-Йоркского Марафона? Девичник Блошиного Рынка? Экстремальный Драйв-Девичник?
   Круглое розовое лицо появилось над перегородкой прямо передо мной. Это Том, его мальчишеский вид всегда вызывает у меня улыбку. Мне вечно хочется потрепать его за щечку, но, боюсь, эта форма поведения не соответствует отношениям между редакторами. Том идеальный коллега – почти всегда молчит. Я слышу, как звонит его телефон, но крайне редко различаю потом голос Тома, а ведь он сидит за почти бумажной перегородкой. Хотя, пожалуй, однажды я слышала, как Том что-то напевает. Я заметила, что изнутри на стенке его «кубика» висит несколько хирургических масок, но так и не знаю для чего, поскольку никогда не видела их на нем. А может, такие маски носят строительные рабочие, чтобы не вдыхать асбест?
   Том вежливо передает почту, адресованную мне. Почему-то она частенько оказывается на его столе. Едва ли он пытался заглянуть в прозрачное окошечко конверта.
   – Привет. – Я протянула руку, почти коснувшись его лица.
   Том приветственно кивнул, как мне показалось дружески, а перед тем, как его лунообразное лицо скрылось за перегородкой, протянул мне что-то. Это приглашение, обычно отправляемое перед вечеринкой, с лошадками и кроликами в сине-желтых тонах. Там рукой Тома написано: «Не хочешь пообедать со мной сегодня?» Ужасно сложный путь для того, чтобы выйти пообедать с коллегой, но Тому нельзя отказать в оригинальности. Кроме того, как я уже говорила, мы вообще редко выходим из редакции пообедать. Когда, например, моя босс, Моник, хочет поболтать с кем-нибудь за ленчем, она просто швыряет скомканный лист бумаги поверх наших голов в нужную кабинку. Надо сказать, Моник – меткий стрелок.
   Я стучу в стену, над перегородкой восходит луна.
   – В тошниловку? – спрашиваю я, имея в виду закусочную напротив.
   На самом деле она называется «Закусочная Джелли», но было бы слишком глупо произносить это полностью.
   Том вновь кивает, на этот раз кивок тот же, что и при приветствии, но дополнен легким движением глаз. Интересно, почему я так хорошо разбираюсь в оттенках кивков Тома?
 
   Вечером я дома, смотрю по телевизору репортаж о военных действиях, но, выключив звук, не могу сказать, о какой именно войне идет речь. Порой я заставляю себя смотреть подобные передачи, чтобы испытать чувство вины за все несделанные благотворительные пожертвования, с просьбой о которых ко мне обращаются в рекламе день за днем. Возможно, я смотрю все это, чтобы, наконец, оценить, хороша ли моя собственная жизнь, но этот метод никогда не срабатывает. Вообще-то я не понимаю, ради чего смотрю подобные передачи.
   Пришла Мария, заметила включенный телевизор, на миг усилила звук и тут же выключила его, прервав на время мое сомнительное удовольствие.
   – Что ты смотришь! – с отвращением воскликнула она. – Может, ты еще и за едой смотришь подобные вещи, а?
   – Это помогает мне осознать, что я счастлива и как у меня мало проблем.
   – Извращенка.
   – Возможно. Но за телевизором я съедаю меньше.
   – Ни слова о диетах! – ворчит Мария.
   Это одно из ее правил. Мария не задумывается о диетах. Она считает их чем-то вроде религии – слишком много заповедей и низкая питательная ценность.
   Мария любит проводить время у меня, потому что моя квартира существенно больше. К тому же я обладательница отдельной кухни, и за это Мария, по ее словам, предоставляет мне Дополнительное Преимущество. Дополнительное преимущество обладания крошечной кухней состоит в том, что ты никого не толкнешь, поворачивая налево, не станешь проклинать того, кто толкнул тебя, или (еще за несколько дополнительных очков) затейливо материть его. Моя квартира все еще выглядит несколько незавершенной. Это ощущение создают так и не ставшие занавесками синие тряпки, сваленные в углу, незаконченный коллаж для мамы позади телевизора, а в другом углу обязательная гитара с порванной струной, к которой я не прикасалась со времен колледжа, но почему-то не могу расстаться с ней. Я поселилась здесь, еще учась в колледже. Тогда мы делили эту студию с двумя девчонками, умирая от желания жить именно в Виллидже. Потом мы обосновались тут с Джошем. Он всегда казался слишком большим для этой квартиры, поэтому проводил так много времени у себя в университете, где его кабинет был, разумеется, еще меньше, чем моя гостиная. И хотя квартирка довольно мала, относительно неприбрана и не слишком выразительна, но это я. Это мой дом.
   – Я звонила тебе в двенадцать, спросить, не знаешь ли ты ответа на вопросы полуденной викторины, – сообщила Мария. Она слушает ту же радиостанцию. – У тебя появились секреты?
   – Я выходила в перерыве.
   – Зачем, что случилось?
   – Ничего особенного. Мой сокамерник Том и я ходили вместе в тошниловку.
   – В закусочную, дорогая, не забывай, – поправила Мария. – А я знаю этого Тома?
   – Его никто толком не знает.
   За ленчем Том был молчалив, как всегда. Говорила в основном я – о семи книгах, над которыми сейчас работаю, об авторах, названивающих мне, о том, как здорово будет, когда, наконец, закончится зима, – обо всем, о чем обычно беседуют с бабушкой. Том же ограничивался своими профессиональными кивками, изредка перемежая их улыбкой. За супом лицо Тома приобрело нежный персиковый оттенок. Я рассказала Марии все в деталях.
   – Он так и не сказал ничего стоящего? – удивилась она. – С какой он планеты, в какие кафе любит ходить, какими лекарствами пользуется, чему придает хоть какое-то значение? Или как его сердце с риском для жизни замирает от восторга, когда он слышит, что ты печатаешь за перегородкой?
   Я покачала головой.
   – Он сказал, что ему нравится наше помещение, особенно его цветовое решение.
   Никогда не замечала, что в нашем зале вообще есть какое-то цветовое решение, но Том обратил внимание на успокаивающее сочетание серого и голубого. И это предел личных откровений в нашей беседе.
   – Итак, это был просто ленч, – подвела итог Мария, и к концу фразы голос ее совсем упал.
   Похоже, она надеялась на большее. Не знаю, на что рассчитывала Мария, но я не чувствовала себя разочарованной.
   – Это был просто салат с цыпленком, – заметила я. – Ну, может, чуть больше, чем мой обычный салат.
   Мой салат с цыпленком стал самой горячей новостью.
   Нина, моя ближайшая подруга по работе, зашла ко мне на следующий день за несколько минут до ленча и села на низенькую табуреточку, которую я держу для подобных визитов, – подарок Джоша из прошлой жизни, антиквариат. То есть она качается и может развалиться в любой момент. Когда Нина уселась, мы обе сняли наушники плейеров. Она огляделась.
   – Ты вчера ходила на ленч, – понизив голос, произнесла Нина.
   Нина – мой любимый редактор. В свои двадцать с небольшим, едва начав карьеру, Нина уже выглядит нервной и встревоженной. Она относится к тому типу блондинок, которые не вызывают у вас ни малейшей зависти, поскольку они не выставляют напоказ свои природные достоинства, а не задумываясь отбрасывают назад свои роскошные волосы, позволяя им рассыпаться по плечам. Тем же движением, каким мы закидываем сумку на плечо, выходя из дому. Нина замечательно широко улыбается, демонстрируя невероятное количество белоснежных зубов.
   – Это был просто ленч, – поясняю я. – Салат с цыпленком. С Томом. – И указала на соседний «кубик».
   – Ш-ш-ш. – Нина приложила палец к губам и приподнялась, заглядывая в соседний сектор. – О, его нет.
   – Думаю, он время от времени бегает трусцой.
   – Просто бегает?
   – Просто бегает.
   – Бегает, но не трусцой, – уточнила Нина. – Бег трусцой считается вредным.
   – А что, для разного бега нужна разная обувь? – поинтересовалась я. Похоже, она специалист в этом деле.
   – Конечно. Сейчас невозможно купить обувь для бега трусцой.
   Любопытно, куда же исчезла обувь из магазинов? Но я решаю об этом не спрашивать.
   – Расскажи про вчерашний ленч, – попросила Нина.
   – Мы просто разговаривали.
   – Да брось. – Нина понизила голос. – Ты права, здесь действительно невозможно поговорить. Но вы вполне могли устроиться в «холодильнике».
   Так называют нашу столовую, хотя некоторые предпочитают слово «морозилка». Не только потому, что там холодно, но скорее из-за двухкамерного холодильника, стоящего там. Кроме него, в комнате есть крошечный старый столик, два металлических стула и кофеварка. Это комната не для ленча, а скорее для того, чтобы охладить его. Мы обычно ходим туда поболтать. Хотя вполне можно потрепаться и в своем «кубике», как мы с Ниной делаем сейчас. Все равно все вокруг сидят в наушниках и ничего не слышат.
   – Я думала, вы обсуждали перспективы увольнения, – сказала Нина. – Ну, знаешь, о поисках новой работы и прочем.
   – С чего ты взяла?
   – Не знаю. Слышала что-то. Впрочем, иногда мне только кажется, будто я что-то слышала.
   Полагаю, Нина говорит о слухах и сплетнях, а вовсе не о голосах в своей голове.
   Я отмахнулась от ее предположений.
   – Это был просто ленч. – Я легонько шлепнула ее папкой. – Я люблю свою работу, – добавила я, подумав, что это правда.
   – Знаю, знаю.
   – Это такая важная новость? То, что я ходила на ленч? Об этом что, все говорят?
   – Нет-нет. Просто вас видели и удивились. К тому же я вчера зашла спросить насчет полуденной викторины и не застала тебя на месте.
   Представляю себе, какие слухи сейчас рождаются по поводу моего салата с цыпленком. Интересно, а если бы мы отправились в приличное место и заказали нечто экстравагантное и роскошное вроде супа из омаров, это, наверное, сразу изменило бы характер сплетен, беспокойство коллег выросло бы до невероятных размеров. Кажется, общение двух редакторов вызывает у коллег тревогу и озабоченность.
   В обед мне на работу позвонила Джейни с сообщением, что владелица галереи, где она работает, Мелоди Макандерсон, хочет устроить вечеринку в помещении – галереи по поводу ее помолвки. Это уже не в первый раз.
   – Я, конечно, понимаю, помолвка и девичник – разные вещи, – сказала Джейни, – но, полагаю, на этот раз можно обойтись без девичника.
   То, как она произнесла «на этот раз», заставило меня задуматься о возможном «следующем разе». Но я все равно огорчилась. Несмотря на все мои сетования, мне понравились все вечеринки, которые мы устраивали для Джейни. Разочарование наверняка явственно слышалось в моем голосе, хотя я произнесла всего лишь «О!»
   – Просто Джексон считает, что у меня уже достаточно бытовой техники, – пояснила Джейни. – Ему не нравится, когда слишком много соковыжималок.
   Джексон, жених номер шесть, молодой юрист преуспевающей фирмы. Каждое лето он арендует дом в прохладном месте на природе, куда его семья выезжает на протяжении последних пятидесяти лет, как Джексон всегда торжественно сообщает. А вот моя семья на протяжении пятидесяти лет только спорит. Наверняка мы делаем это уже несколько столетий.
   – А как он относится к постельному белью?
   – К нему он более терпим.
   Маму что-то настораживает в Джексоне, но она никогда не говорила, что именно. Когда я прямо спросила ее об этом, мама заявила: «Джексон само совершенство». Но что-то в ее тоне заставляет чувствовать, что парень все же нуждается в некоторой модификации. Ответ Марии был проще, но несколько более критичен:
   – Ты когда-нибудь видела, чтобы он дважды надел один и тот же галстук?
   – Что ж, – сказала я Джейни, – мы могли бы просто собраться все вместе, устроить девичник, помимо официальной вечеринки.
   Я знаю, что Мария тоже будет разочарована. Она обожает наряжаться для девичника и балдеет от значков с именами типа «Привет, меня зовут Мария!»
   – Ну, конечно же. – Джейни успокаивает меня, словно ребенка.
   Положив трубку, я вздохнула и тупо посмотрела на ручку, соображая, каким образом обставить очередную помолвку сестренки. Нарисовала чертиков и петушков на списке проектов вечеринок, поскольку это единственное, что я умею рисовать. Иногда петушки выходят поющими, по крайней мере, мне так кажется. Над перегородкой прямо передо мной появилось лицо Тома, он вопросительно взглянул на меня. Я улыбнулась, но не слишком убедительно.
   Том осторожно пустил в мою сторону бумажного голубка и исчез. Шедевр плавно опустился на стол передо мной, крылышки его были искусно вырезаны маникюрными ножницами. Я отдала должное мастерству творца, не говоря уж о потраченном времени. В такие моменты я подозреваю, что Том не слушает радио.

Глава 4
ОТВЕТ ДЖЕЙНИ

   Именно Джейни решила, каким образом мы соберемся все вместе, предложив прежде не испробованную идею девичника. Вообще-то я всегда готова изведать что-нибудь новенькое, но, по-моему, это не самый лучший вариант. Однако мы все вместе сидим в машине – мама, Джейни, я и Мария, – отправляясь в путешествие в честь предстоящей помолвки. Мария в отличие от меня мечтала об этой поездке.
   – Меня окружало всегда так много мальчишек, – объясняла она, выросшая в обществе пятерых братьев. – Я хочу, наконец, побыть в женском обществе и понять, что такое женская солидарность.
   Я бы тоже хотела ощутить это, но сомневаюсь, что «тойота» 89-го года подходящее место для подобных переживаний.
   – Поездка на машине может стать проблемой, – опасалась я.
   – Мое второе имя – «проблема», – лихо заявила маменька. – Но я буду сидеть впереди.
   Не припомню, когда последний раз ездила в машине с мамой и сестрой. Разве что в детстве. Могу вообразить Джейни в парадной школьной форме. Не следует ли мне сесть на переднее сиденье, чтобы бороться с приступами укачивания, как я прочла в одном толстом учебнике, который штудировала в поисках фактов, помогающих отвечать на вопросы радиовикторин? Но нет, несмотря ни на что, мы устроились в мамином седане, хотя Мария предлагала поехать в ее «додже». Мария действительно в восторге от предстоящей поездки, она собралась легко и быстро, оделась по-дорожному, собрала волосы в пучок. Образцовый ребенок на заднем сиденье.
   Мама Марии постоянно была занята, пока росли маленькие братишки.
   – Она всегда повторяла: «Я должна срочно поговорить с учительницей твоего брата, он в очередной раз съел что-то несъедобное», – рассказывала мне как-то Мария. – «Ты девочка, и у тебя не должно быть проблем. Я слежу за твоей одеждой, но на большее меня просто не хватает».
   И сейчас Мария мечтает увидеть, как создается и существует истинно женский круг, каким образом женщины общаются между собой, уделяя внимание друг другу.
   Джейни села за руль, уверяя, что она исключительно трезво мыслящий водитель. К тому же Джейни внимательна, вежлива и, несомненно, умна, поскольку в ходе разговора выяснилось, что у нее всего пять талонов предупреждения.
   – Может, у нас будет шанс увидеть, как она делает это, – шепнула мне Мария.
   Она отказалась признаться, сколько талонов у нее самой, но сказала, что намерена побить свой личный рекорд. Добавив, что полиция всегда хочет посмотреть, кому это удалось так разогнать старенький «додж».
   Мама устроилась на переднем сиденье, аккуратно сложив на коленях карту Нью-Йорка; Нью-Джерси и Пенсильвании, пункта назначения, где мы планируем «с уважением ознакомиться с образом жизни меннонитов», как объяснила Джейни. По-моему, я могу гордиться тем, что благополучно дожила до тридцати, не глазея на меннонитов, но мама утверждает, будто я много потеряла. Мария поддержала ее и сказала, что, наблюдая за незнакомцами в черном, я многое пойму в себе самой.
   – Как все-таки здорово! – воскликнула Мария. – Если бы вы путешествовали с моей семьей, к этому моменту кого-нибудь уже потеряли бы по дороге.
   Я размышляла о том, чем занялась бы дома в эти выходные: сшила шторы, постирала, погладила постельное белье, сосчитала свой возраст в днях. Но тут меня прервал громкий мамин голос:
   – Мы будем играть во что-нибудь или стали слишком старыми для забав?
   – «Старость» – это понятие, которое я не желаю признавать, – заявила Джейни.
   – Я не хочу играть в дурацкие автомобильные игры, – ответила я.
   – Какая ты скучная, Холли, – в один голос произнесли мама и Джейни.
   – И, – продолжала я, – мы вовсе не обязаны горланить песни только потому, что составляем группу женщин, отдыхающих вместе.
   – Или обсуждать месячные, – добавила Мария.
   – Или грудь, – откликнулась мама.
   – Это мужчины вечно обсуждают женскую грудь, – заметила Мария.
   – И мужчин, – выставила я.
   – И диеты.
   – И косметику.
   – И распродажи. Повисло гробовое молчание.
   – Знаю, – обрадовалась мама. – Давайте поговорим о политике. Представьте, что вы можете провести с президентом вечер так, как хотели бы.
   – Президент тоже тот, какого мы хотели бы? – осведомилась я.
   – Любой, но высокий и чтобы он был еще жив, конечно, – ответила мама. – Годится и первая леди, и госсекретарь, и кто угодно из той публики, которую обсуждают в ток-шоу. Ну, кто начнет?
   – Это глупо, – отозвалась Джейни.
   – Мы просто ужинаем вместе? – уточнила Мария. – Или нужно надеть что-нибудь откровенное с застежкой спереди?
   – Это зависит от того, за кого ты голосовала, – заметила я.
   – Я хотела бы посмотреть, как президент обращается с пультом телевизора, – призналась Джейни. – О человеке многое можно сказать, дав ему в руки любой электронный прибор. Путается ли он? Нажимает ли на кнопку паузы? Спросит ли вашего совета или просто швырнет на стол, решив, что штука не работает?
   Некоторое время мы размышляли над этой сентенцией.