– Ну, так что, ты пойдешь с ним куда-нибудь? – Мария взглянула на Джейни.
– Разумеется, нет. Я помолвлена.
– Но это же гипотетически, – вступила я и тут же задумалась: что имела в виду – свидание с президентом или помолвку.
– Что, если бы ты могла поужинать с ним и помочь ему принять важное решение, имеющее значение для всех женщин, которые водят машину? – спросила мама.
– И носят откровенные платья с застежкой спереди, – вставила Мария.
Джейни на миг задумалась.
– Не хочу больше играть в эту игру. И вообще впереди полицейский.
Джейни нажала на газ, а мы с Марией ухватились за ручки дверцы. Мы приближались к полицейскому. Прислонившись к своему мотоциклу, он поджидал на обочине лихачей вроде нас. Полицейский Поднял голову, окинул взглядом белую «тойоту» и помахал рукой Джейни. Она помахала ему в ответ. Мы вяло сделали то же самое.
Мы обедаем в местечке, которое с равным успехом может быть как прибежищем меннонитов, так и ловушкой для туристов. Но сине-белые клетчатые скатерти выглядят уютно и приветливо, а корзиночки с сосновыми шишками в центре каждого стола пахнут Рождеством. Заведение кажется настолько гостеприимным и семейным, что, возможно, хозяева вовсе не огорчатся, если вы прольете молоко – в том случае, если вы ребенок. Впрочем, может, даже взрослый. Мама считает, что меннонитские головные уборы на девушках-официантках – прекрасная идея, поскольку в ваши тарелки уж точно не попадут чужие волосы. Ее замечания побуждают Джейни к активным действиям: она хватает блокнот и тут же делает несколько пометок. Мы силимся разглядеть, что же она пишет, но сестренка настороже.
– Нет, нет, нет, – говорит она, поспешно опуская блокнот на колени.
Подают обед: очень красивые простые, но превосходно приготовленные блюда из курицы, рыбы и картошки с подливкой, но без всяких сюрпризов. Мы с Марией таскаем кусочки с тарелок друг у друга, ничуть не смущаясь. Джейни шокирована.
– Едва ли меннониты это одобрят, – говорит она.
Мы с Марией смотрим на нее, затем друг на друга и меняемся тарелками. На лице Джейни ужас. Она поворачивается к маме за поддержкой, но мама тут же подхватывает стручок фасоли с тарелки Джейни. События в маленьком коллективе развиваются явно не в пользу моей сестры.
– Смотри в свою тарелку, дорогая, – советует мама.
Мы с Марией хватаем еще по стручку с тарелки Джейни. Мама хихикает.
– Ну, девочки, – обращается она ко мне и Марии, – ведь Джейни почетный гость.
– И то, правда, – соглашаюсь я.
И мы тут же протягиваем Джейни по морковке с наших тарелок. При этом одна из морковок падает на пол у соседнего столика. Кажется, Джейни дурно.
– Вот теперь это похоже на обед в нашем семействе, – заявляет Мария.
Джейни, извинившись, встает из-за стола. Когда она направляется в дамскую комнату, мы с мамой бросаем монетку, кто с кем будет ночевать. Я проигрываю, то есть мне достается Джейни. Мама даже не пытается скрыть облегчение.
– У нее столько всяких кремов для лица, – поясняет она, – меня это пугает.
Мария говорит, что ужасно хотела оказаться в комнате с моей мамой.
– Элисон может задавать мне любые вопросы о мальчиках, которые обычно задают мамы, но в нашей семье это никого не интересовало, – сообщает Мария.
– Не волнуйся, дорогая, – заверяет ее мама, – обещаю не вторгаться бесцеремонно в детали твоей личной жизни.
Мария благодарно улыбается.
В виде утешения мы позволяем Джейни, не привыкшей к насмешкам, самостоятельно съесть лимонный пирог. Я старательно уклоняюсь от вожделенных взглядов, которые она бросает на мой ореховый рулет, украшенный мороженым, но знаю, что Джейни все равно не возьмет ни кусочка. Каждая из нас поглощает десерт.
Я стараюсь рассматривать ситуацию как возможность ближе узнать мою маленькую сестренку, наблюдать повороты и завихрения, которые мы называем особым типом мышления Джейни.
Наша комната – воплощение деревенского стиля той поры, когда он еще не вошел в моду. Здесь есть все, вплоть до старого веника в углу, ощутимо пахнущего пылью. Надеюсь, нам не придется им пользоваться. Покрывала с охотничьими сценами и сосенками, ночник слегка жужжит, как дружелюбные деревенские насекомые. Ребенком я ни за что не стала бы ночевать в одной комнате с Джейни, потому что во сне она разговаривает со сказочными персонажами. Однажды я случайно подслушала, как она советовала Золушке попросить вместо туфелек симпатичные босоножки. Надеюсь, Джейни переросла это.
Джейни легла спать в длинной розовой футболке с портретом песика Скотти, аккуратно заколов светлые волосы розовым гребнем. Для чтения на ночь она выбрала «Радости секса» и теперь лениво листает книгу. Мне хочется задать ей несколько вопросов, но я не знаю, с чего начать. Интересно, стала бы она читать эту книжку, если бы оказалась в одной комнате с мамой? Интересно, что бы сказала мама по этому поводу? И интересно, есть ли у мамы эта книга, но, кажется, ответ на этот вопрос мне лучше не знать. Внезапно я поняла, что из всех членов семьи только у меня нет этой книги. Заметив, что я подглядываю, Джейни обронила: «Это новое издание», и это заставило меня задуматься: что же изменилось? Усовершенствовали секс? Неужто моя сестренка знает что-то о последних изобретениях в этой области? А я-то была уверена, что постигла все. Джейни наконец, отложила книгу. Значит, пришло время девичьих сплетен. Чем больше вы устали, тем приятнее эта болтовня. Но Джейни молча посмотрела на меня. Приходится начинать первой.
– Я и не подозревала, что вышло новое издание, – заинтересованно заметила я.
– Полагаю, изменились только иллюстрации, но мне все равно хотелось иметь ее.
Вообще-то мы с Марией провели немало приятных часов, обсуждая сексуальную жизнь Джейни. С шестью-то женихами вы просто обязаны интересоваться некоторыми вещами. Сама Джейни никогда не поверяла мне свои сексуальные тайны, не обращалась с вопросами. Но, в конце концов, у нее есть книги. Шанс, что недотрога-Джейни все еще девственница, ничтожен, но, признаться, мы так не думаем. Итак, настал удобный момент сунуть нос в чужие дела.
– А Джексон, – спросила я, – он уже видел новое издание?
Вот уж точно не мое дело.
Но, похоже, это абсолютно не беспокоит Джейни.
– Мы любим читать друг другу вслух избранные места. Иногда даже устраиваем маленькие тесты.
Я кивнула. И поделом мне, незачем задавать такие вопросы.
– Прекрасно, что у вас есть общие" интересы.
– Это очень важно, – ответила Джейни.
Я растерялась, попытавшись представить себе, как мы с мужчиной моей мечты листаем вместе «Радости секса». Картинка расплывается, поскольку мужчина рядом сначала похож на Джоша, потом приобретает черты Тома. Книжка же постепенно превращается в программу телепередач, и двое в моем воображении выглядят испуганными и неуверенными. Слушая тихое жужжание ночника, я мечтаю оказаться рядом с Марией. Я слышала, как они с мамой шептались насчет Правды и Отваги, направляясь в свою комнату.
Джейни садится на кровати:
– Я беспокоюсь о маме. – Она захлопывает книжку.
– Надеюсь, с мамой все в порядке. У нее есть Ронни и предстоящее им долгое путешествие. Кажется, ей нравится все это.
– Но что будет с мамой, если я выйду замуж? – вопрошает Джейни.
– С мамой? Она будет счастлива, что же еще?
– О, Холли, ты безнадежна. Это полностью изменит внутрисемейную ситуацию.
Джейни вновь начинает перелистывать страницы своей книжки.
Пожалуй, сестренка не права, по крайней мере насчет маминого отношения к ее свадьбе, если она имеет в виду именно это. Силюсь осознать, какой смысл она вкладывает в понятие «внутрисемейная ситуация», ведь та не раз менялась и прежде, например, когда папа сбежал от нас к Софи. Обычно именно я неохотно принимаю всяческие перемены – в семье, в погоде, да где угодно. Но поскольку Джейни все равно когда-нибудь выйдет замуж после одной из своих помолвок, полагаю, перемены будут только к лучшему.
– Не уверена, что понимаю тебя, – призналась я.
– Я просто не знаю. – Только это она и произносит, перед тем как вновь раскрыть книгу и погрузиться в изучение сексуальных техник.
Полагаю, наш откровенный разговор окончен, истинно сестринская беседа состоялась. Я чувствую себя неловко, словно неправильно услышала Джейни, или ответила на вопрос, которого сестра не задавала, или она никогда вообще не задавала вопросов. Как будто что-то мешает. Я действительно хочу понять Джейни, помочь ей справиться с чем угодно, поддержать ее, но, похоже, она увлечена чтением. Обратилась за советом к специалистам. Интересно, а есть ли там глава о сексуальных отношениях в эпоху кризиса семьи. Это же новое издание.
Пытаюсь расправить свою старую мятую серую футболку. Кажется, раньше ее носил Джош, а может, он стащил ее у меня перед тем, как я стащила у него. Выключаю свой ночник и закрываю глаза, жалея, что не захватила с собой книгу, например, сказки со счастливым, хотя и неправдоподобным концом.
Утром мы встречаемся за завтраком в столовой отеля. Количество шишек за ночь увеличилось. Это напоминает Рождество, всегда проходящее с осложнениями. Едва проснувшись, Джейни начинает тарахтеть о своих свадебных планах. Представляю себе, что ей снилось. Она говорит о свадебной вуали, о моделях модных платьев.
Когда входят мама и Мария, я успеваю расслышать обрывок их беседы.
– Просто я никогда не считала, что рубашки без рукавов выглядят привлекательно на мужчинах, – говорит мама, а затем обращается к нам: – Привет, девочки. Хорошо спалось?
– Восемь часов в стране снов, – докладывает моя пунктуальная сестра.
Моя же страна снов вспоминается несколько расплывчато, однако совершенно точно знаю, что во сне я была центральной фигурой на девичнике перед свадьбой и все вокруг наперебой давали мне наставления по поводу секса. Мама во сне вручила мне видеозаписи определенного сорта, затем передала их Марии и Джейни, и те одобрительно кивали. А еще одна дама, нечто среднее между школьной учительницей и моим стоматологом, подарила четыре шарика в бело-синюю клетку, причем окружающие восторженно заахали. Впрочем, не уверена, что подарок имел сексуальный оттенок. Наверное, я единственный персонаж этого странного сна, не понявший намека.
– А мы болтали всю ночь, – сообщила Мария. – И твоя мама заплела мне косички.
Мария сегодня выглядит как примерная школьница-католичка, несмотря на их с мамой беседы о мужчинах в рубашках без рукавов.
– Как можно не любить путешествия? – И Мария глубоко вдохнула сосновый аромат обеденного зала.
За завтраком мама вручила Джейни подарок, хотя та вовсе не ожидала этого. Как-то, кажется, после третьего по счету девичника, Джейни попросила нас не делать больше подарков, поскольку ей приходится потом все равно возвращать их, в отличие от обручальных колец. Некоторые люди не принимают обратно подарков, но я к таким не отношусь. После нескольких неудачных помолвок я заворачиваю все ту же соковыжималку в новую обертку и вручаю сестре, а потом благополучно получаю ее обратно. Она до сих пор у меня, аккуратно упакованная и перевязанная ленточкой, на полке позади блендера. Возможно, со временем я выделю для нее специальное место.
Но моя мама не одобряет подобную практику, не желая в очередной раз искушать судьбу. Она сама купила подарок, но подписала его и от себя, и от нас с Марией, как будто мы маленькие дети. Хотя в эти выходные, похоже, так оно и есть.
– Поздравляю, – говорит мама. – Может, на этот раз помолвка принесет плоды.
Она подмигивает мне, а Мария хихикает.
– Ну что ты, не стоило этого делать, – смущается Джейни.
– Стоило, дорогая, – качает головой мама. – Я уже слышала все твои возражения. Открывай скорей.
Джейни разворачивает маленький прямоугольный сверток: в нем картинка в рамке, размером едва в две ладони. Акварель, цветы и деревья – в нашем семействе все большие любители сентиментальных пейзажей, – напоминает место для пикников в доме нашего детства. Кажется, я даже различаю за деревьями скамейку. Джейни обожала семейные пикники в этом парке. Все остальные вечно искали причины, чтобы отложить пикник на другое время, а когда все же соглашались, это выглядело так, словно мы делаем одолжение Джейни. Хотя удовольствие получали от этого все. Я всегда хотела, чтобы у Джейни было счастливое благословенное детство, вероятно, сознавая, что я старше, а она прелестный, очаровательный ребенок, ради которого хочется сделать все. Кроме того, наверное, Джейни уделяли внимание и заботу, а мне хотелось бы, чтобы они достались брату. И сейчас Джейни, искренне растроганная, сжимала в руках акварель.
– Это похоже на наш дом, – тихо сказала она и поблагодарила нас.
Официантка, направлявшаяся к нашему столику с кофейником, заметив выражение наших лиц, развернулась на полпути.
– Итак, девочки, – деловито заметила мама, – никто не любит холодные вафли.
Она ловко сумела прервать молчание и напомнить нам о необходимости поесть.
Остальную часть дня мы периодически прятались от внезапных бурных ливней, заставивших нас угомониться и притихнуть. Звук дождя заменял наши комментарии, пока мы осматривали достопримечательности и слушали гидов. В почтительном молчании мы двигались сквозь туманную завесу мороси, повисавшей в промежутках между потоками дождя. Когда первые капли влаги коснулись моих волос, я испытала покой и облегчение. У меня и раньше бывало такое во время дождя. И на обратном пути домой умиротворяющее воздействие стихии продолжалось. Мы слушали старые записи под аккомпанемент мерного шуршания «дворников» по ветровому стеклу. Мы были удивительно спокойны и благостны, почти загипнотизированы.
Мама подбросила меня к дому. Под гораздо более цивилизованным, абсолютно городским дождем я торжественно пошла к магазину и купила апельсины. Я предвкушала, как достану и разверну пакет, спрятанный за блендером в моей кухне. Соковыжималка не должна стоять без дела, а мне сейчас крайне необходимо что-нибудь громкое.
Глава 5
– Разумеется, нет. Я помолвлена.
– Но это же гипотетически, – вступила я и тут же задумалась: что имела в виду – свидание с президентом или помолвку.
– Что, если бы ты могла поужинать с ним и помочь ему принять важное решение, имеющее значение для всех женщин, которые водят машину? – спросила мама.
– И носят откровенные платья с застежкой спереди, – вставила Мария.
Джейни на миг задумалась.
– Не хочу больше играть в эту игру. И вообще впереди полицейский.
Джейни нажала на газ, а мы с Марией ухватились за ручки дверцы. Мы приближались к полицейскому. Прислонившись к своему мотоциклу, он поджидал на обочине лихачей вроде нас. Полицейский Поднял голову, окинул взглядом белую «тойоту» и помахал рукой Джейни. Она помахала ему в ответ. Мы вяло сделали то же самое.
Мы обедаем в местечке, которое с равным успехом может быть как прибежищем меннонитов, так и ловушкой для туристов. Но сине-белые клетчатые скатерти выглядят уютно и приветливо, а корзиночки с сосновыми шишками в центре каждого стола пахнут Рождеством. Заведение кажется настолько гостеприимным и семейным, что, возможно, хозяева вовсе не огорчатся, если вы прольете молоко – в том случае, если вы ребенок. Впрочем, может, даже взрослый. Мама считает, что меннонитские головные уборы на девушках-официантках – прекрасная идея, поскольку в ваши тарелки уж точно не попадут чужие волосы. Ее замечания побуждают Джейни к активным действиям: она хватает блокнот и тут же делает несколько пометок. Мы силимся разглядеть, что же она пишет, но сестренка настороже.
– Нет, нет, нет, – говорит она, поспешно опуская блокнот на колени.
Подают обед: очень красивые простые, но превосходно приготовленные блюда из курицы, рыбы и картошки с подливкой, но без всяких сюрпризов. Мы с Марией таскаем кусочки с тарелок друг у друга, ничуть не смущаясь. Джейни шокирована.
– Едва ли меннониты это одобрят, – говорит она.
Мы с Марией смотрим на нее, затем друг на друга и меняемся тарелками. На лице Джейни ужас. Она поворачивается к маме за поддержкой, но мама тут же подхватывает стручок фасоли с тарелки Джейни. События в маленьком коллективе развиваются явно не в пользу моей сестры.
– Смотри в свою тарелку, дорогая, – советует мама.
Мы с Марией хватаем еще по стручку с тарелки Джейни. Мама хихикает.
– Ну, девочки, – обращается она ко мне и Марии, – ведь Джейни почетный гость.
– И то, правда, – соглашаюсь я.
И мы тут же протягиваем Джейни по морковке с наших тарелок. При этом одна из морковок падает на пол у соседнего столика. Кажется, Джейни дурно.
– Вот теперь это похоже на обед в нашем семействе, – заявляет Мария.
Джейни, извинившись, встает из-за стола. Когда она направляется в дамскую комнату, мы с мамой бросаем монетку, кто с кем будет ночевать. Я проигрываю, то есть мне достается Джейни. Мама даже не пытается скрыть облегчение.
– У нее столько всяких кремов для лица, – поясняет она, – меня это пугает.
Мария говорит, что ужасно хотела оказаться в комнате с моей мамой.
– Элисон может задавать мне любые вопросы о мальчиках, которые обычно задают мамы, но в нашей семье это никого не интересовало, – сообщает Мария.
– Не волнуйся, дорогая, – заверяет ее мама, – обещаю не вторгаться бесцеремонно в детали твоей личной жизни.
Мария благодарно улыбается.
В виде утешения мы позволяем Джейни, не привыкшей к насмешкам, самостоятельно съесть лимонный пирог. Я старательно уклоняюсь от вожделенных взглядов, которые она бросает на мой ореховый рулет, украшенный мороженым, но знаю, что Джейни все равно не возьмет ни кусочка. Каждая из нас поглощает десерт.
Я стараюсь рассматривать ситуацию как возможность ближе узнать мою маленькую сестренку, наблюдать повороты и завихрения, которые мы называем особым типом мышления Джейни.
Наша комната – воплощение деревенского стиля той поры, когда он еще не вошел в моду. Здесь есть все, вплоть до старого веника в углу, ощутимо пахнущего пылью. Надеюсь, нам не придется им пользоваться. Покрывала с охотничьими сценами и сосенками, ночник слегка жужжит, как дружелюбные деревенские насекомые. Ребенком я ни за что не стала бы ночевать в одной комнате с Джейни, потому что во сне она разговаривает со сказочными персонажами. Однажды я случайно подслушала, как она советовала Золушке попросить вместо туфелек симпатичные босоножки. Надеюсь, Джейни переросла это.
Джейни легла спать в длинной розовой футболке с портретом песика Скотти, аккуратно заколов светлые волосы розовым гребнем. Для чтения на ночь она выбрала «Радости секса» и теперь лениво листает книгу. Мне хочется задать ей несколько вопросов, но я не знаю, с чего начать. Интересно, стала бы она читать эту книжку, если бы оказалась в одной комнате с мамой? Интересно, что бы сказала мама по этому поводу? И интересно, есть ли у мамы эта книга, но, кажется, ответ на этот вопрос мне лучше не знать. Внезапно я поняла, что из всех членов семьи только у меня нет этой книги. Заметив, что я подглядываю, Джейни обронила: «Это новое издание», и это заставило меня задуматься: что же изменилось? Усовершенствовали секс? Неужто моя сестренка знает что-то о последних изобретениях в этой области? А я-то была уверена, что постигла все. Джейни наконец, отложила книгу. Значит, пришло время девичьих сплетен. Чем больше вы устали, тем приятнее эта болтовня. Но Джейни молча посмотрела на меня. Приходится начинать первой.
– Я и не подозревала, что вышло новое издание, – заинтересованно заметила я.
– Полагаю, изменились только иллюстрации, но мне все равно хотелось иметь ее.
Вообще-то мы с Марией провели немало приятных часов, обсуждая сексуальную жизнь Джейни. С шестью-то женихами вы просто обязаны интересоваться некоторыми вещами. Сама Джейни никогда не поверяла мне свои сексуальные тайны, не обращалась с вопросами. Но, в конце концов, у нее есть книги. Шанс, что недотрога-Джейни все еще девственница, ничтожен, но, признаться, мы так не думаем. Итак, настал удобный момент сунуть нос в чужие дела.
– А Джексон, – спросила я, – он уже видел новое издание?
Вот уж точно не мое дело.
Но, похоже, это абсолютно не беспокоит Джейни.
– Мы любим читать друг другу вслух избранные места. Иногда даже устраиваем маленькие тесты.
Я кивнула. И поделом мне, незачем задавать такие вопросы.
– Прекрасно, что у вас есть общие" интересы.
– Это очень важно, – ответила Джейни.
Я растерялась, попытавшись представить себе, как мы с мужчиной моей мечты листаем вместе «Радости секса». Картинка расплывается, поскольку мужчина рядом сначала похож на Джоша, потом приобретает черты Тома. Книжка же постепенно превращается в программу телепередач, и двое в моем воображении выглядят испуганными и неуверенными. Слушая тихое жужжание ночника, я мечтаю оказаться рядом с Марией. Я слышала, как они с мамой шептались насчет Правды и Отваги, направляясь в свою комнату.
Джейни садится на кровати:
– Я беспокоюсь о маме. – Она захлопывает книжку.
– Надеюсь, с мамой все в порядке. У нее есть Ронни и предстоящее им долгое путешествие. Кажется, ей нравится все это.
– Но что будет с мамой, если я выйду замуж? – вопрошает Джейни.
– С мамой? Она будет счастлива, что же еще?
– О, Холли, ты безнадежна. Это полностью изменит внутрисемейную ситуацию.
Джейни вновь начинает перелистывать страницы своей книжки.
Пожалуй, сестренка не права, по крайней мере насчет маминого отношения к ее свадьбе, если она имеет в виду именно это. Силюсь осознать, какой смысл она вкладывает в понятие «внутрисемейная ситуация», ведь та не раз менялась и прежде, например, когда папа сбежал от нас к Софи. Обычно именно я неохотно принимаю всяческие перемены – в семье, в погоде, да где угодно. Но поскольку Джейни все равно когда-нибудь выйдет замуж после одной из своих помолвок, полагаю, перемены будут только к лучшему.
– Не уверена, что понимаю тебя, – призналась я.
– Я просто не знаю. – Только это она и произносит, перед тем как вновь раскрыть книгу и погрузиться в изучение сексуальных техник.
Полагаю, наш откровенный разговор окончен, истинно сестринская беседа состоялась. Я чувствую себя неловко, словно неправильно услышала Джейни, или ответила на вопрос, которого сестра не задавала, или она никогда вообще не задавала вопросов. Как будто что-то мешает. Я действительно хочу понять Джейни, помочь ей справиться с чем угодно, поддержать ее, но, похоже, она увлечена чтением. Обратилась за советом к специалистам. Интересно, а есть ли там глава о сексуальных отношениях в эпоху кризиса семьи. Это же новое издание.
Пытаюсь расправить свою старую мятую серую футболку. Кажется, раньше ее носил Джош, а может, он стащил ее у меня перед тем, как я стащила у него. Выключаю свой ночник и закрываю глаза, жалея, что не захватила с собой книгу, например, сказки со счастливым, хотя и неправдоподобным концом.
Утром мы встречаемся за завтраком в столовой отеля. Количество шишек за ночь увеличилось. Это напоминает Рождество, всегда проходящее с осложнениями. Едва проснувшись, Джейни начинает тарахтеть о своих свадебных планах. Представляю себе, что ей снилось. Она говорит о свадебной вуали, о моделях модных платьев.
Когда входят мама и Мария, я успеваю расслышать обрывок их беседы.
– Просто я никогда не считала, что рубашки без рукавов выглядят привлекательно на мужчинах, – говорит мама, а затем обращается к нам: – Привет, девочки. Хорошо спалось?
– Восемь часов в стране снов, – докладывает моя пунктуальная сестра.
Моя же страна снов вспоминается несколько расплывчато, однако совершенно точно знаю, что во сне я была центральной фигурой на девичнике перед свадьбой и все вокруг наперебой давали мне наставления по поводу секса. Мама во сне вручила мне видеозаписи определенного сорта, затем передала их Марии и Джейни, и те одобрительно кивали. А еще одна дама, нечто среднее между школьной учительницей и моим стоматологом, подарила четыре шарика в бело-синюю клетку, причем окружающие восторженно заахали. Впрочем, не уверена, что подарок имел сексуальный оттенок. Наверное, я единственный персонаж этого странного сна, не понявший намека.
– А мы болтали всю ночь, – сообщила Мария. – И твоя мама заплела мне косички.
Мария сегодня выглядит как примерная школьница-католичка, несмотря на их с мамой беседы о мужчинах в рубашках без рукавов.
– Как можно не любить путешествия? – И Мария глубоко вдохнула сосновый аромат обеденного зала.
За завтраком мама вручила Джейни подарок, хотя та вовсе не ожидала этого. Как-то, кажется, после третьего по счету девичника, Джейни попросила нас не делать больше подарков, поскольку ей приходится потом все равно возвращать их, в отличие от обручальных колец. Некоторые люди не принимают обратно подарков, но я к таким не отношусь. После нескольких неудачных помолвок я заворачиваю все ту же соковыжималку в новую обертку и вручаю сестре, а потом благополучно получаю ее обратно. Она до сих пор у меня, аккуратно упакованная и перевязанная ленточкой, на полке позади блендера. Возможно, со временем я выделю для нее специальное место.
Но моя мама не одобряет подобную практику, не желая в очередной раз искушать судьбу. Она сама купила подарок, но подписала его и от себя, и от нас с Марией, как будто мы маленькие дети. Хотя в эти выходные, похоже, так оно и есть.
– Поздравляю, – говорит мама. – Может, на этот раз помолвка принесет плоды.
Она подмигивает мне, а Мария хихикает.
– Ну что ты, не стоило этого делать, – смущается Джейни.
– Стоило, дорогая, – качает головой мама. – Я уже слышала все твои возражения. Открывай скорей.
Джейни разворачивает маленький прямоугольный сверток: в нем картинка в рамке, размером едва в две ладони. Акварель, цветы и деревья – в нашем семействе все большие любители сентиментальных пейзажей, – напоминает место для пикников в доме нашего детства. Кажется, я даже различаю за деревьями скамейку. Джейни обожала семейные пикники в этом парке. Все остальные вечно искали причины, чтобы отложить пикник на другое время, а когда все же соглашались, это выглядело так, словно мы делаем одолжение Джейни. Хотя удовольствие получали от этого все. Я всегда хотела, чтобы у Джейни было счастливое благословенное детство, вероятно, сознавая, что я старше, а она прелестный, очаровательный ребенок, ради которого хочется сделать все. Кроме того, наверное, Джейни уделяли внимание и заботу, а мне хотелось бы, чтобы они достались брату. И сейчас Джейни, искренне растроганная, сжимала в руках акварель.
– Это похоже на наш дом, – тихо сказала она и поблагодарила нас.
Официантка, направлявшаяся к нашему столику с кофейником, заметив выражение наших лиц, развернулась на полпути.
– Итак, девочки, – деловито заметила мама, – никто не любит холодные вафли.
Она ловко сумела прервать молчание и напомнить нам о необходимости поесть.
Остальную часть дня мы периодически прятались от внезапных бурных ливней, заставивших нас угомониться и притихнуть. Звук дождя заменял наши комментарии, пока мы осматривали достопримечательности и слушали гидов. В почтительном молчании мы двигались сквозь туманную завесу мороси, повисавшей в промежутках между потоками дождя. Когда первые капли влаги коснулись моих волос, я испытала покой и облегчение. У меня и раньше бывало такое во время дождя. И на обратном пути домой умиротворяющее воздействие стихии продолжалось. Мы слушали старые записи под аккомпанемент мерного шуршания «дворников» по ветровому стеклу. Мы были удивительно спокойны и благостны, почти загипнотизированы.
Мама подбросила меня к дому. Под гораздо более цивилизованным, абсолютно городским дождем я торжественно пошла к магазину и купила апельсины. Я предвкушала, как достану и разверну пакет, спрятанный за блендером в моей кухне. Соковыжималка не должна стоять без дела, а мне сейчас крайне необходимо что-нибудь громкое.
Глава 5
НОЖКИ ЖИРАФА
В медицинской книге, над которой я сейчас работаю, настолько отвратительные, нездоровые, изображающие боль фотографии, что все редакторы невольно съеживаются, проходя мимо меня. И, тем не менее, норовят украдкой бросить взгляд на иллюстрации. Мы публикуем самые различные монографии: моя книжища, в двадцать два цветных разворота, называется «Стратегия войны с раком яичников». Я заметила, что заголовки новейших медицинских исследований часто носят милитаристский оттенок. На фотографиях воспроизведены мягкие студенистые шары – картинки такого рода заставляют сразу же искать у себя симптомы заболевания. Однако моя начальница Моник, весьма деловая женщина родом с Филиппин, не реагирует на омерзительные фото. Ей за сорок, как мы полагаем, – никто не посмел спросить Моник напрямик. Она любит подойти между делом к моему столу и полистать страницы очередной книги.
– Отвратительно, – говорит она, внимательно изучая картинки. – Ужасно, – комментирует Моник следующее изображение.
Время от времени она подносит к странице лупу, рассматривая нечто заинтересовавшее ее. Некоторое время Моник продолжает изучать иллюстрации, страницу за страницей, потом качает головой, ободряюще похлопывает меня по руке, произносит нечто вроде «уф» и удаляется.
Понимаю, что больше не могу выносить такого обилия красно-розовых картинок и повышенного внимания коллег. Решаю сходить к художникам за оберточной бумагой, после чего заворачиваю каждую картинку в плотные коричневые листы. Книга приобретает сходство с набором рентгеновских снимков. В следующий раз, подойдя ко мне и начав листать книгу, Моник обнаруживает аккуратно прикрытые иллюстрации. Несколько разочарованная, она все же произносит: «Отличное решение, Холли».
Замечаю, что коллеги прекратили шататься без дела вокруг моего стола.
Перехожу к гораздо более приятной работе – книге про китов, рассекающих прохладную водную гладь. Моник называет эту книгу «Рыбки», поскольку имеет привычку давать прозвища всем моим работам.
В воображении возникают гиганты, погружающиеся в темные глубины, нежно подталкивающие друг друга и издающие странные звуки, этакое волшебное пение. И тут раздается стук в перегородку прямо передо мной. Стучу в ответ. Маленький бумажный омар перелетает через стенку. Затейливо сложенный, он парит почти так же легко, как и его предшественник, бумажный голубь. В исполнении омара это выглядит довольно забавно. Соображаю, что со времени совместного ленча почти не слышала Тома, впрочем, я и за ленчем от него почти ничего не слышала. Он норовит проскользнуть в свой «кубик», затем тихонько выскользнуть оттуда, любезно кивая встречным.
На боку омара отпечатаны слова: «Не согласишься ли поужинать со мной в следующий вторник?» На меня производит впечатление как мастерство Тома в оригами, так и его умение заранее планировать события. Решаю поддразнить его.
Встаю и решительно заглядываю за перегородку:
– Спасибо за омара.
На столе Тома в углу лежит стопка цветной бумаги, рядом несколько остро заточенных карандашей. Держу в руках омара, словно не замечая напечатанного приглашения. Не знаю, зачем я это делаю. Сегодня понедельник. Я абсолютно счастлива в своем «кубике» с моими поющими китами, но испытываю странную тягу к издевательствам.
Том растерянно смотрит на меня и кончиком карандаша указывает на послание. Поворачиваю фигурку другой стороной.
– О! – удивленно восклицаю я, а затем: – Что это за слово?
Указываю пальцем на непонятное место, хотя никогда еще не видела более аккуратного текста.
– Поужинать, – тихо отвечает Том.
Осознаю, что в своем стремлении к остроумию я не оставила себе выхода, ни малейшего достойного повода отказаться. О чем мы будем говорить, то есть о чем буду говорить я за этим ужином, несомненно, более долгим, чем ленч? Может, пламя свечей изменит что-нибудь в характере кивков Тома и он заполнит паузы в беседе? Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока я стояла, разглядывая бумажного омара. И все-таки это довольно оригинальный способ приглашения. Не хотелось бы испортить замечательную идею. А может, это нечто большее и во мне бурлит тайная страсть, в которой я не могу пока разобраться и не могу ее осознать. Наверное, потому, что стою в неудобной позе.
– Ну конечно, – соглашаюсь я.
Ну да ладно. Я никогда еще не встречала мужчин, складывающих омаров из бумаги.
Мама остановилась на двух чемоданах и двух сумках.
– Я думала, ты обойдешься одной сумкой, – заметила я.
– Обычное недомыслие, – ответила мама. – Всегда сначала проверь, какой авиакомпанией летишь. – Мы осматриваем ее раздутые баулы перед их с Ронни поездкой в Африку. Мама утверждает, что весь ее багаж легко поместится на одну тележку. Думаю, это будет очень тяжелая тележка. – Я не собираюсь вешать на Ронни свой багаж, – заявляет матушка. – Я независимая женщина.
– Отлично, – соглашаюсь я.
– Нет, он, конечно, может помочь, – продолжает она, доставая анорак из чемодана и перекладывая его в сумку, потом вновь достает его из сумки и умудряется запихнуть в другой чемодан.
Мама выпрямляется, и мы гордо взираем на коллекцию чемоданов, довольно элегантную, но тяжеленную. Мама уезжает в Африку на следующий день после официальной помолвки Джейни.
– Здорово, что четыре месяца жизни умещаются всего в двух чемоданах и двух сумках, – говорит мама. – И на одну тележку.
– Четыре месяца, – эхом отзываюсь я. – Ты уверена?
– Твоя мать авантюристка. – Мама добавляет в маленькую сумку еще одну баночку с репеллентом и одобрительно похлопывает туго набитую сумку.
– И сколько, по-твоему, кусающихся насекомых будет на вечеринке у Джейни? – интересуюсь я.
Мама недоуменно приподнимает бровь.
Что мне действительно нравится в галерее Макандерсон, где работает Джейни, так это чувство света, ощущение сказки. В двух залах, залитых светом, на скульптурах играют разноцветные блики. Тут скрытый прожектор, там вспышка света – и зал наполнен сверкающими стеклянными игрушками, и волшебные крупицы чего-то – что никак не может быть просто пылью – спиралями повисают между полом и потолком. Я всегда жду, что откуда-нибудь вынырнет чародей в остроконечной шляпе, похлопает меня по плечу, покажет магический кристалл и спросит, не хочу ли я узнать, как он все это делает. Но это, разумеется, испортит волшебный эффект.
Это неплохое место, где можно собрать много народу. Но я побаиваюсь выставок стеклянных скульптур, запруженных людьми. Мне и самой страшновато находиться в таком месте. Кроме того, я не слишком уютно чувствую себя на вечеринках, особенно на тех, где приходится стоять, да еще если кто-то стоит позади тебя. Мне все время хочется обернуться и посмотреть. Так я и верчусь волчком на месте, пытаясь разглядеть всех собравшихся. Сегодня вечером гости ведут себя так, словно их совсем не смущает обилие стеклянных изделий. А если это и пугает их, то они ловко скрывают свои страхи. Из-за сияющей подсветки и волшебной пыли, плавающей в воздухе, мне кажется, что все происходит словно в замедленном темпе. Мягкая, тихая музыка звучит над приглушенными голосами гостей, эта музыка не побуждает к безудержному веселью, но словно аккомпанирует моим движениям, неторопливым, как у старой улитки.
Мария, моя волшебница-крестная, неуловимым чудесным жестом вручает мне бокал шампанского.
– По крайней мере одна рука будет занята, – говорит она, вспомнив старую поговорку о праздных руках. – Ты знакома с Генри? – Мария знает, что нет, и все мои страхи улетучиваются, сменяясь любопытством.
– Генри, это Холли Филипс; моя старая подруга и сестра нашей вечной невесты, – представляет меня Мария.
Она клянется, будто ее нового приятеля зовут Генри Уордсворт Джеймс, и до сих пор рассказала о нем только то, что он работает в управлении городского транспорта и роскошно выглядит в ярко-оранжевом.
– У него действительно грязные руки, – гордо говорила она мне как-то.
Мария вовсе не высокомерна – она действительно восхищается теми, кто выполняет тяжелую, более того, грязную работу. А к машинному маслу у нее вообще особое отношение. Поэтому я первым делом внимательно смотрю на руки Генри, розовые и тщательно отмытые. И сразу появляется теплое чувство, что Генри подходящий парень. Мускулистый, светловолосый, чертовски привлекательный, нашего возраста, может, чуть моложе. Он приветствует меня радостно, но смущенно.
– У вас такое интересное имя, – говорю я между глотками шампанского.
– Думаю, родители возлагали на меня большие надежды. Наверное, я оправдал далеко не все, – поясняет он, виновато пожимая плечом.
– То есть вы не пишете? – интересуюсь я.
– Нет, что вы, меня тошнит даже от выписывания счетов за электричество!
– Ах, вот как, отлично. В любой компании всегда найдется человек, не написавший ни одного романа.
– Вот это я и есть.
– У Генри множество других положительных качеств, – заверяет меня Мария. – Он знает про все остановки метро и автобуса в штате. У него память как географическая карта. Как много карт.
– Да я просто знаю, где находится север. – Генри улыбается, глядя через правое плечо в том направлении, где я после долгих размышлений смогу найти север. Я порядком озадачена. – Порой это настоящее проклятие, – добавляет Генри.
Нашу беседу прерывает голос, слишком громкий для помещения, где так много стекла.
– Привет, Холли, как поживаешь, как вечеринка? – Джексон, молодой жених – будущий юрист, протягивает руку с намерением пожать мою.
Это не обычное твердое рукопожатие, а скорее жест, которым собачку просят дать лапку.
– Джексон, неужели у тебя новый галстук? – пытается поддеть его Мария.
Однажды мы поспорили, сколько галстуков у Джексона, но Джейни сказала, что сбилась после двухсот, так что окончательной цифры мы так и не узнали.
– А, да, я купил его в Бостоне в прошлом месяце, – поясняет Джексон, – мертвый сезон, мало покупателей. Мы с хозяином магазинчика разговорились о проблеме контроля над продажей оружия, как сейчас помню.
Мы совершенно обалдели от подобного ответа. Генри выглядит даже немного испуганным. Похоже, никто не хочет спрашивать, где именно это было и из настоящего ли шелка галстук.
– Это Генри, – представляю я парня.
Они обмениваются рукопожатиями. Джексон, вероятно, заметил, что у Генри нет галстука, и, судя по выражению его лица, он считает для себя абсолютно невозможным появиться на людях в таком виде. Нет, это не неприязненный, скорее удивленный взгляд. Генри смотрит на свои руки, словно проверяя, не стерлось ли с них что-нибудь.
– А я, кажется, где-то потерял свой галстук, – почти печально сообщает Генри.
– В последний раз я видела его, когда ты привязывал меня к кровати, – напоминает Мария.
Джексон поспешно извиняется и убегает. Мария и Генри тихо смеются.
– Прошу прощения, – обращается ко мне Генри. – Она просто шутит.
Он густо покраснел – от корней волос до самой шеи. Почувствовав это, Генри прячет лицо за спиной Марии.
– Все в порядке, Генри, – похлопывает его по затылку Мария. – Но у него действительно только один галстук.
– И я действительно не знаю, где он, – признается Генри из-за спины Марии, скрываясь за ее огромной прической, особенно пышной по случаю праздника Джейни.
– Отвратительно, – говорит она, внимательно изучая картинки. – Ужасно, – комментирует Моник следующее изображение.
Время от времени она подносит к странице лупу, рассматривая нечто заинтересовавшее ее. Некоторое время Моник продолжает изучать иллюстрации, страницу за страницей, потом качает головой, ободряюще похлопывает меня по руке, произносит нечто вроде «уф» и удаляется.
Понимаю, что больше не могу выносить такого обилия красно-розовых картинок и повышенного внимания коллег. Решаю сходить к художникам за оберточной бумагой, после чего заворачиваю каждую картинку в плотные коричневые листы. Книга приобретает сходство с набором рентгеновских снимков. В следующий раз, подойдя ко мне и начав листать книгу, Моник обнаруживает аккуратно прикрытые иллюстрации. Несколько разочарованная, она все же произносит: «Отличное решение, Холли».
Замечаю, что коллеги прекратили шататься без дела вокруг моего стола.
Перехожу к гораздо более приятной работе – книге про китов, рассекающих прохладную водную гладь. Моник называет эту книгу «Рыбки», поскольку имеет привычку давать прозвища всем моим работам.
В воображении возникают гиганты, погружающиеся в темные глубины, нежно подталкивающие друг друга и издающие странные звуки, этакое волшебное пение. И тут раздается стук в перегородку прямо передо мной. Стучу в ответ. Маленький бумажный омар перелетает через стенку. Затейливо сложенный, он парит почти так же легко, как и его предшественник, бумажный голубь. В исполнении омара это выглядит довольно забавно. Соображаю, что со времени совместного ленча почти не слышала Тома, впрочем, я и за ленчем от него почти ничего не слышала. Он норовит проскользнуть в свой «кубик», затем тихонько выскользнуть оттуда, любезно кивая встречным.
На боку омара отпечатаны слова: «Не согласишься ли поужинать со мной в следующий вторник?» На меня производит впечатление как мастерство Тома в оригами, так и его умение заранее планировать события. Решаю поддразнить его.
Встаю и решительно заглядываю за перегородку:
– Спасибо за омара.
На столе Тома в углу лежит стопка цветной бумаги, рядом несколько остро заточенных карандашей. Держу в руках омара, словно не замечая напечатанного приглашения. Не знаю, зачем я это делаю. Сегодня понедельник. Я абсолютно счастлива в своем «кубике» с моими поющими китами, но испытываю странную тягу к издевательствам.
Том растерянно смотрит на меня и кончиком карандаша указывает на послание. Поворачиваю фигурку другой стороной.
– О! – удивленно восклицаю я, а затем: – Что это за слово?
Указываю пальцем на непонятное место, хотя никогда еще не видела более аккуратного текста.
– Поужинать, – тихо отвечает Том.
Осознаю, что в своем стремлении к остроумию я не оставила себе выхода, ни малейшего достойного повода отказаться. О чем мы будем говорить, то есть о чем буду говорить я за этим ужином, несомненно, более долгим, чем ленч? Может, пламя свечей изменит что-нибудь в характере кивков Тома и он заполнит паузы в беседе? Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока я стояла, разглядывая бумажного омара. И все-таки это довольно оригинальный способ приглашения. Не хотелось бы испортить замечательную идею. А может, это нечто большее и во мне бурлит тайная страсть, в которой я не могу пока разобраться и не могу ее осознать. Наверное, потому, что стою в неудобной позе.
– Ну конечно, – соглашаюсь я.
Ну да ладно. Я никогда еще не встречала мужчин, складывающих омаров из бумаги.
Мама остановилась на двух чемоданах и двух сумках.
– Я думала, ты обойдешься одной сумкой, – заметила я.
– Обычное недомыслие, – ответила мама. – Всегда сначала проверь, какой авиакомпанией летишь. – Мы осматриваем ее раздутые баулы перед их с Ронни поездкой в Африку. Мама утверждает, что весь ее багаж легко поместится на одну тележку. Думаю, это будет очень тяжелая тележка. – Я не собираюсь вешать на Ронни свой багаж, – заявляет матушка. – Я независимая женщина.
– Отлично, – соглашаюсь я.
– Нет, он, конечно, может помочь, – продолжает она, доставая анорак из чемодана и перекладывая его в сумку, потом вновь достает его из сумки и умудряется запихнуть в другой чемодан.
Мама выпрямляется, и мы гордо взираем на коллекцию чемоданов, довольно элегантную, но тяжеленную. Мама уезжает в Африку на следующий день после официальной помолвки Джейни.
– Здорово, что четыре месяца жизни умещаются всего в двух чемоданах и двух сумках, – говорит мама. – И на одну тележку.
– Четыре месяца, – эхом отзываюсь я. – Ты уверена?
– Твоя мать авантюристка. – Мама добавляет в маленькую сумку еще одну баночку с репеллентом и одобрительно похлопывает туго набитую сумку.
– И сколько, по-твоему, кусающихся насекомых будет на вечеринке у Джейни? – интересуюсь я.
Мама недоуменно приподнимает бровь.
Что мне действительно нравится в галерее Макандерсон, где работает Джейни, так это чувство света, ощущение сказки. В двух залах, залитых светом, на скульптурах играют разноцветные блики. Тут скрытый прожектор, там вспышка света – и зал наполнен сверкающими стеклянными игрушками, и волшебные крупицы чего-то – что никак не может быть просто пылью – спиралями повисают между полом и потолком. Я всегда жду, что откуда-нибудь вынырнет чародей в остроконечной шляпе, похлопает меня по плечу, покажет магический кристалл и спросит, не хочу ли я узнать, как он все это делает. Но это, разумеется, испортит волшебный эффект.
Это неплохое место, где можно собрать много народу. Но я побаиваюсь выставок стеклянных скульптур, запруженных людьми. Мне и самой страшновато находиться в таком месте. Кроме того, я не слишком уютно чувствую себя на вечеринках, особенно на тех, где приходится стоять, да еще если кто-то стоит позади тебя. Мне все время хочется обернуться и посмотреть. Так я и верчусь волчком на месте, пытаясь разглядеть всех собравшихся. Сегодня вечером гости ведут себя так, словно их совсем не смущает обилие стеклянных изделий. А если это и пугает их, то они ловко скрывают свои страхи. Из-за сияющей подсветки и волшебной пыли, плавающей в воздухе, мне кажется, что все происходит словно в замедленном темпе. Мягкая, тихая музыка звучит над приглушенными голосами гостей, эта музыка не побуждает к безудержному веселью, но словно аккомпанирует моим движениям, неторопливым, как у старой улитки.
Мария, моя волшебница-крестная, неуловимым чудесным жестом вручает мне бокал шампанского.
– По крайней мере одна рука будет занята, – говорит она, вспомнив старую поговорку о праздных руках. – Ты знакома с Генри? – Мария знает, что нет, и все мои страхи улетучиваются, сменяясь любопытством.
– Генри, это Холли Филипс; моя старая подруга и сестра нашей вечной невесты, – представляет меня Мария.
Она клянется, будто ее нового приятеля зовут Генри Уордсворт Джеймс, и до сих пор рассказала о нем только то, что он работает в управлении городского транспорта и роскошно выглядит в ярко-оранжевом.
– У него действительно грязные руки, – гордо говорила она мне как-то.
Мария вовсе не высокомерна – она действительно восхищается теми, кто выполняет тяжелую, более того, грязную работу. А к машинному маслу у нее вообще особое отношение. Поэтому я первым делом внимательно смотрю на руки Генри, розовые и тщательно отмытые. И сразу появляется теплое чувство, что Генри подходящий парень. Мускулистый, светловолосый, чертовски привлекательный, нашего возраста, может, чуть моложе. Он приветствует меня радостно, но смущенно.
– У вас такое интересное имя, – говорю я между глотками шампанского.
– Думаю, родители возлагали на меня большие надежды. Наверное, я оправдал далеко не все, – поясняет он, виновато пожимая плечом.
– То есть вы не пишете? – интересуюсь я.
– Нет, что вы, меня тошнит даже от выписывания счетов за электричество!
– Ах, вот как, отлично. В любой компании всегда найдется человек, не написавший ни одного романа.
– Вот это я и есть.
– У Генри множество других положительных качеств, – заверяет меня Мария. – Он знает про все остановки метро и автобуса в штате. У него память как географическая карта. Как много карт.
– Да я просто знаю, где находится север. – Генри улыбается, глядя через правое плечо в том направлении, где я после долгих размышлений смогу найти север. Я порядком озадачена. – Порой это настоящее проклятие, – добавляет Генри.
Нашу беседу прерывает голос, слишком громкий для помещения, где так много стекла.
– Привет, Холли, как поживаешь, как вечеринка? – Джексон, молодой жених – будущий юрист, протягивает руку с намерением пожать мою.
Это не обычное твердое рукопожатие, а скорее жест, которым собачку просят дать лапку.
– Джексон, неужели у тебя новый галстук? – пытается поддеть его Мария.
Однажды мы поспорили, сколько галстуков у Джексона, но Джейни сказала, что сбилась после двухсот, так что окончательной цифры мы так и не узнали.
– А, да, я купил его в Бостоне в прошлом месяце, – поясняет Джексон, – мертвый сезон, мало покупателей. Мы с хозяином магазинчика разговорились о проблеме контроля над продажей оружия, как сейчас помню.
Мы совершенно обалдели от подобного ответа. Генри выглядит даже немного испуганным. Похоже, никто не хочет спрашивать, где именно это было и из настоящего ли шелка галстук.
– Это Генри, – представляю я парня.
Они обмениваются рукопожатиями. Джексон, вероятно, заметил, что у Генри нет галстука, и, судя по выражению его лица, он считает для себя абсолютно невозможным появиться на людях в таком виде. Нет, это не неприязненный, скорее удивленный взгляд. Генри смотрит на свои руки, словно проверяя, не стерлось ли с них что-нибудь.
– А я, кажется, где-то потерял свой галстук, – почти печально сообщает Генри.
– В последний раз я видела его, когда ты привязывал меня к кровати, – напоминает Мария.
Джексон поспешно извиняется и убегает. Мария и Генри тихо смеются.
– Прошу прощения, – обращается ко мне Генри. – Она просто шутит.
Он густо покраснел – от корней волос до самой шеи. Почувствовав это, Генри прячет лицо за спиной Марии.
– Все в порядке, Генри, – похлопывает его по затылку Мария. – Но у него действительно только один галстук.
– И я действительно не знаю, где он, – признается Генри из-за спины Марии, скрываясь за ее огромной прической, особенно пышной по случаю праздника Джейни.