– То самое, что сказал тебе этот индеец, – пояснил Джек. – Они скормили тебе цыпленка по-королевски и кучу дерьма в придачу.
   – Один богатей сказал, он пожертвовал двадцать пять тысяч долларов и сам бы пошел вместе со мной сражаться за свободу, но его жена не пускает, а я сказал: пусть и жена идет с ним, будет работать вместе с моей женой у нас в лагере.
   – Вот это да! – восхитился Джек.
   – Не могу поверить! – подхватила Хелен.
   Фрэнклин покосился на нее, нахмурившись, потом перевел недоуменный взгляд с Хелен, сидевшей в ногах дивана, на Джека, все еще стоявшего возле холодильника.
   – Она хочет сказать: это потрясающе, просто невероятно, – пояснил Джек. – Валяй дальше.
   – Потом другой человек сказал, тут есть беженцы, спасшиеся от коммунистической тирании. Он велел беженцам поднять руки, и снова все хлопали.
   – И кто же это были?
   – Некоторые из тамошних официантов.
   – Они дали тебе медаль?
   – Они дали мне специальную форму, чтобы я надел ее на обед, всю такую пеструю. Они разрешили мне и потом оставить ее у себя. И накормили цыпленком, а денег не взяли. Цыпленком, а потом еще мороженым.
   – Они притащили тебя в Майами из Никарагуа ради этого обеда?
   – Из Гондураса. Меня привез на самолете человек из ЦРУ. Сперва я собирался вернуться, а потом остался. – Фрэнклин уселся поудобнее, вытащил из-за пояса «беретту» и положил ее на диван, между собой и Хелен. – Мешает, так и впивается, когда сижу, – пожаловался он.
   Хелен уставилась на вороненую сталь орудия, то ли загипнотизированная ее блеском, то ли напуганная – Джек не мог понять. Его-то вполне устраивало, что «беретта» лежит на виду. Фрэнклин явно расслабился.
   – Можешь и снять, – предложил он ему.
   – Не, мне и так хорошо.
   – Тебя привез человек из ЦРУ, Уолли Скейлс?
   – Нет, другой. – Фрэнклин удивленно распахнул глаза. – Ты знаешь Уолли?
   – Я знаю Уолли. – Джек заговорщически подмигнул Фрэнклину – пусть поломает себе голову – и отлучился в спальню. Принес себе оттуда пластиковый стул, купленный три года тому назад за 9. 95, подлил Фрэнклину водки и уселся, бросив быстрый взгляд в сторону Хелен, он чувствовал, что она наблюдает за ним. Хелен-то знала его как облупленного. Джек скрестил ноги и пошевелил голыми пальцами. Можно пари держать: если он еще разок глянет в сторону Хелен, она в ответ закатит глаза под потолок.
   – Значит, ты остался и начал работать на Криспина?
   – Он сказал мне, чтобы я не уезжал, что борцы за свободу нужны и тут, в Майами полно сандинистов.
   – Я слыхал, ты подстрелил троих. То ли сам, то ли участвовал в деле.
   – Откуда ты узнал?
   – Но ведь Уолли знал об этом, верно? – Джек следил, как меняется лицо Фрэнклина, как он туго соображает.
   – Может, и знал. Только ты, похоже, знаешь куда больше него.
   Джек отпил глоточек и промолчал. Пусть думает что хочет.
   – Криспин сказал, эти люди – сандинисты. Сказал, либо мы укокошим их, либо они – нас. Но в полиции мне сказали, эти парни были из Колумбии, они торговали наркотиками, давно уже вели дела с Криспином. Они сказали, Криспин – преступник.
   – Об этом я тоже слыхал, – протянул Джек. – Но в тюрьме ты не сидел.
   – Нет, никогда.
   – Ты убиваешь людей. На войне это нормально. Ты ведь солдат, да?
   – Ну да, конечно. Я тебе уже говорил. Я приехал сюда, чтобы понять, почему ты не убил меня в тот раз. Теперь я знаю.
   – Я не воюю.
   – Да, как и Уолли. Он тоже ни в кого не стреляет.
   – Для грязной работы у них есть ты. Они скармливают тебе всякое дерьмо и умывают руки. А почему ты не выдал меня в тот раз, когда застал меня в комнате полковника?
   Фрэнклин даже опешил.
   – Но ты же не убил меня. Вот я и понял – ты не сандинист. А раз ты не сандинист, остальное меня не касается.
   – А Уолли? Ему ты рассказал?
   – Если это его дело, он и так должен знать. А если не его, с какой стати рассказывать? Я с тобой знаком даже лучше, чем с ним.
   – И что ты про меня думаешь?
   – Я не знаю, работаешь ли ты похоронщиком, или в полиции, или еще где, мне все равно. Ты не работаешь с Уолли, но… В общем, я ничего не имею против тебя. Я понимаю. – Фрэнклин посмотрел на Хелен и добавил: – Когда я увидел ее в гостинице с полковником Годоем, я думал, это его женщина. Теперь я вижу, она работает на тебя. Ладно, можешь ничего не объяснять. – Фрэнклин оттолкнулся руками от дивана и встал. – Можно, я схожу в туалет?
   – Вон туда.
   Фрэнклин направился в ванную. «Беретта» так и осталась лежать на диване.
   – Джек! – окликнула его Хелен. – Джек, это просто потрясно. Тебе бы актером работать.
   – Конечно-конечно.
   – Он доверился тебе.
   – Я сбил его с толку. Он не понимает, откуда я все про него знаю. Он думает, я правительственный агент.
   – Он к тебе проникся доверием.
   – Что, правда?
   – Джек, эти сволочи заносчивые так подло поступают с ним! Ты единственный, кто нормально с ним поговорил.
   – Ты так думаешь?
   – Они плохо с ним обращаются, свысока.
   – А он вообще-то ничего парень.
   – Даже милый.
   – Погоди, ты еще познакомишься с ним поближе.
   – Они все такие коротышки, верно?
   – Зато он крепыш.
   – Только костюм ему великоват.
   – С чужого плеча. Поносили и отдали ему.
   – Бедняга!
   – И с ним так же: используют и выбросят.
   – Но ведь ты не поступишь с ним так?
   – Я хочу ему помочь.
   – Джек…
   – Да?
   – Он слил воду.
   – Хорошо, что он это умеет.
   – Да, ты прирожденный актер.
   – Неужто?
   – И подумать только, все эти годы ты только даром терял время!
   – Ничего, наверстаю.
   Фрэнклин вернулся и первым делом посмотрел на пистолет, так и лежавший на диване, потом посмотрел на Джека, оттаял, заулыбался. Джек снова подлил ему водки.
   – Как настроение, Фрэнклин?
   – Все хорошо.
   – Завтра поедешь домой?
   Фрэнклин улыбнулся еще шире. Водка начинала действовать. Усаживаясь поудобнее, Джек спросил:
   – Скажи-ка, Фрэнклин, ты сам-то понимаешь, за что ты воюешь там, в Никарагуа?
   – Конечно: мы сражаемся с сандинистами.
   – Да, но почему?
   – Потому что они – плохие, – пояснил Фрэнклин. – Сжигают наши дома, отбирают землю, убивают наших людей, гонят нас жить в другое место, куда мы не хотим.
   – А! – сказал Джек.
   Воцарилось молчание. Фрэнклин смотрел на него.
   – Я хочу спросить еще кое-что, – заговорил Джек. – Как по-твоему, полковник завтра поплывет в Никарагуа? Со всеми этими мешками, полными денег?
   Фрэнклин замер, не донеся стакан до рта.
   – И с этим новеньким «мерседесом» кремового цвета? По-твоему, так это и будет?
   Фрэнклин все так же пристально смотрел на него, ничего не отвечая.
   – «Мерседес» не влезет в лодку, верно? Что же ты думаешь, он поедет на нем, будет гнать на нем до Никарагуа? Машина стоила шестьдесят тысяч. Он ее тут не бросит. Он же ее только вчера купил.
   – Я думал, машина Криспина, – пробурчал Фрэнклин.
   – Правда? А почему же она зарегистрирована на имя полковника, а? Нет, Фрэнклин, это он ее купил, машина его. Что говорит Уолли по этому поводу?
   – Уолли сказал только, чтобы я сразу звонил ему, если они бросят меня здесь.
   Эти слова заставили Джека призадуматься.
   – Ты пей, – напомнил он Фрэнклину. – Выпей, и я скажу тебе еще кое-что.
   Фрэнклин одним махом проглотил полстакана водки, скорчил гримасу, утерся рукавом, на миг прикрыл глаза и тут же снова их открыл.
   – Уолли заботится о тебе, он молодец, – похвалил Джек. – Ты славный парень, Фрэнклин. Нельзя допустить, чтобы ты попал в беду. Лучше бы тебе не задерживаться здесь.
   Фрэнклин откашлялся.
   – Мне надо уехать? – спросил он. Джек задумчиво пожевал нижнюю губу.
   – Черт, если бы я мог рассказать тебе, как мы работаем… Конечно, мы тебя уже совсем сбили с толку, игра-то идет довольно сложная, я и сам порой в ней запутываюсь. – Он бросил быстрый взгляд на публику, на Хелен, убедился, что она слушает его, открыв рот. Снова пожевал губу. – Фрэнклин, я мог бы рассказать тебе кое-что совершенно секретное, только ты обещай, что никому не передашь – никому, даже Уолли. Клянешься честью?
   Фрэнклин молча кивнул.
   – Нет, ты скажи.
   – Ну да, обещаю.
   – Клянешься честью?
   – Да, клянусь честью.
   – Хорошо. Ты знаешь, где деньги?
   – Наверное, там, в гостинице.
   – Ты уверен?
   – Я так думаю.
   – Собственно, где же еще? Я прикидывал – может, в машине, но ведь безопаснее держать деньги при себе, в номере, верно?
   Фрэнклин не ответил, лишь слегка пожал плечами. Джек начинал нервничать. Что-то парень чересчур пристально следит за ним.
   – Ладно, не важно. Условимся так, Фрэнклин. Похоже, полковник с приятелями собирается свалить в Майами и увезти весь капитал. Мы думаем, это произойдет завтра. – Джек снова изобразил заговорщическое подмигивание. – Ты ведь подозревал что-то в этом роде, да? Вы обсуждали это с Уолли? Говорили, что такое может случиться, верно? Только бьюсь об заклад, он не предупредил тебя о том, что будет потом с этими засранцами. Не стану посвящать тебя в детали, Фрэнклин, это военная тайна. Довольно с тебя и этого. И если не хочешь провести остаток жизни в тюрьме – а тебя будут судить за очень серьезное преступление, – то пообещай мне еще кое-что. Пообещай, это для твоего же блага.
   Фрэнклин вроде бы уже собирался кивнуть, но остановился, выжидая.
   – Я как-то раз побывал в местной тюрьме. Удовольствие ниже среднего, уверяю тебя, – сообщил ему Джек. – Я прошу об одном: обещай мне, что завтра ты сядешь в эту чертову лодку и отправишься домой.
   Индеец с готовностью закивал.
   – Ведь ты сам этого хочешь, правда? Выпутаться из этой истории, вернуться к своим. По-моему, лучшего и пожелать нельзя. Счастливого пути, Фрэнклин…
   Индеец кивал не переставая.
   – Счастливого пути, и благослови тебя Бог! Джек смотрел Фрэнклину прямо в глаза. Он боялся отвести от него взгляд и ненароком встретиться глазами с Хелен.

24

   Голый по пояс, Рой распахнул дверь. Люси имела возможность полюбоваться густой черной растительностью у него на груди. Рой ласково погладил себя по черной волосне и сказал:
   – Значит, все всерьез? – Взгляд его скользнул мимо гостьи в сторону занимаемого никарагуанцем «люкса». – Не слышала никакого шума, когда выходила из лифта? Женщины не звали на помощь?
   – Музыка играет, – ответила Люси. – Больше ничего не слышно.
   – У них там пирушка идет вовсю. К ним еще пара девочек-на-вечерок присоединилась.
   Люси проследовала за Роем в номер 509.
   – Я думала, ты оставишь дверь приоткрытой, чтобы наблюдать за ними, – сказала она.
   – А чего наблюдать-то? Они никуда не собираются. Умереть можно – двое таких придурков сидят на двух с лишним миллионах долларов. Но вообще-то, знаешь, это типично: кто грабит банки, не может заполнить обычную банковскую квитанцию.
   Даже те, кто с виду поумнее, от такой жизни тупеют. Вот эти двое – не удивлюсь, если они расскажут шлюхам все про свои дела, лишь бы покрасоваться. Говорю тебе, это запросто. Небось и деньги им покажут. Я лично думаю, деньги у них в номере. Будь я уверен на все сто, мы бы с тобой могли вломиться к ним прямо сейчас и покончить с этим.
   Рой удалился в ванную. Люси посмотрела на широкую кровать: постель была неразобрана, но смята, подушки вывалились, на покрывале валялись скомканные газеты и черная трикотажная рубашка. Люси остро ощущала, что осталась с Роем наедине, она как бы видела себя со стороны его глазами: сандалии, лосины, льняной пиджачок, соломенная сумка свисает с плеча.
   Рой не закрыл за собой дверь в ванную. Люси видела, как он открывает баночку пудры, высыпает пудру на ладонь, подносит руки к лицу, массирует челюсть и шею, внимательно рассматривает свое отражение в зеркале.
   – Я думала, Каллен здесь.
   – Пошел поразвлечься.
   – Могу я спросить, куда он пошел?
   – Спросить-то ты можешь, – откликнулся Рой, – но ответ тебе не понравится, а я не собираюсь ябедничать на Калли. Доносчики, конечно, необходимы, но лично я их ненавижу.
   – Ты нашел ему женщину?
   – О, да ты в курсе всего. – Рой выглянул из ванной. – А почему Джек не пришел вместе с тобой?
   – Скоро придет. Пошел домой переодеться.
   – Каждый готовится к делу по-своему, – отметил Рой, втирая пудру в свой торс, обильно натирая ею подмышки. Наконец он вышел из ванной и спросил: – Ты не забыла прихватить свою пушку?
   Он надвигался на Люси, волосы на его посыпанной пудрой груди казались уже не черными, а серыми.
   – У меня в сумке, – поспешно сказала Люси.
   – Ну-ка, покажи.
   Она вытащила револьвер 38-го калибра, аккуратно упакованный в кожаную кобуру. Ремешки кобуры были дважды обмотаны вокруг нее и крепко завязаны.
   – Осторожно, он заряжен.
   – В смысле – он не только для красоты? – уточнил Рой, принимая из ее рук кобуру. – Господи, да это же наплечная кобура, прямо как у копов, которых по телику показывают. Где ты это раздобыла?
   – Папин, – пояснила Люси. – Я же должна иметь при себе револьвер, верно? – И она снова ощутила неловкость, когда Рой, ухмыляясь, принялся разматывать ремешки кобуры.
   – Точно, с такой кобурой ходят копы в кино, чтобы их сразу можно было отличить от страховых агентов. Ты надеть-то ее пыталась? Ты просто не представляешь себе, какая это неудобная штука, особенно в жаркий день. – Рой вытащил никелированный «смит-вессон» из кобуры, вынул барабан и задвинул его на место. – Стреляла из него?
   – Я знаю, как это делается.
   – Я не о том спрашиваю.
   – Папа учил меня стрелять.
   – Когда это было? До того, как ты стала монахиней?
   – В старших классах.
   – Стреляла, когда была совсем девочкой, а с тех пор его в руки не брала? – уточнил Рой. – Да уж, связался я с вами. Вот бы еще поглядеть, что Джек на себя напялит. Одна является на дело в новом весеннем наряде и с наплечной кобурой в сумке, другой – черт его знает, не угадаешь, что он выдумает. Может, наденет армейские ботинки и бронежилет, а лицо раскрасит черной краской? Фильмов вы все насмотрелись, вот в чем беда. А Калли отправился разогревать в себе угасшее пламя, ему и вовсе наплевать, удастся нам обтяпать это дельце или нет. – Рой бросил револьвер вместе с кобурой на кровать, схватил свою черную рубашку, натянул ее через голову, расправил на талии и принялся играть «молнией» своих брюк, то почти расстегивая ее, то подтягивая вновь и при этом до отказа выпячивая грудь. Перехватив взгляд Люси, он посоветовал:
   – А ты не смотри на меня, и ничего не увидишь.
   – Право, Рой, иногда ты переигрываешь, – посетовала она.
   – Я смотрю, и двух дней хватило, чтобы я довел тебя до ручки, – заметил Рой. – Только вот заменить меня некем, сама знаешь. Даже не знаю, как вам удалось меня уговорить – не иначе как воспользовались моей минутной слабостью. Джек начал мне втирать: «Ты только посмотри на нее, в жизни такой девушки не видел». Тут я готов согласиться: ничего подобного никто еще не видывал. Но ты прекрасно знаешь, что без моей помощи тебе из них не выбить ни цента, и точно так же ты знаешь, что не сумеешь выпалить из этого револьвера, даже если очень рассердишься, даже если тебе надо будет кого-то убить – не сумеешь, потому что стрелять по мишени и стрелять в живого человека – это две о-очень большие разницы. Так что тебе придется предоставить это мне, девочка. Джек не справится, Каллен тоже не справится. Кишка тонка и у того, и у другого. Руки у Джека проворные, это правда, он может сбить тебя с ног одним движением, но я точно знаю, он никогда ни в кого не стрелял.
   – А ты стрелял?
   – Стрелял ли я в живого человека? Два раза, и оба они уже не живые, ясно? Ты хоть представляешь себе, что завтра будет?
   – Понятия не имею, – призналась Люси. – Знаю только, что завтра мы сделаем это.
   – Думаешь броситься под колеса их автомобиля? – усмехнулся Рой. – Ну, скажи. Вот завтра они выходят из номера, идут в гараж, садятся в машину, трогаются с места – и что?
   – У них две машины, – напомнила Люси. – «Крайслер» они наверняка бросят.
   – Предположим.
   – Они садятся в машину и уезжают, а мы следуем за ними.
   – А как с деньгами – если они не в номере, то где?
   – Ты сказал вчера, что они обошли пять банков и оттуда поехали прямиком в гостиницу. Если они сняли деньги со счета, то они либо в номере, либо остались в машине.
   –  Еслисняли, – повторил Рой. – Ты сомневаешься в этом? Я следил за ними. Из каждого банка они выходили с полным мешком.
   – Они что-то несли в мешках, но это не обязательно были деньги, – возразила Люси. – Что, если они съездили вхолостую, именно для того, чтобы убедиться, что все чисто? Если ничего не произойдет, они завтра снимут деньги и уедут.
   – Вполне убедительно. Я смотрю, ты умеешь не только четки перебирать, но и мозгами шевелить. Хорошо, так что дальше? Мы как раз добрались до самого интересного. Мы преследуем их и…
   – И ждем удобного момента.
   – Как мы узнаем, что он настал?
   – Рано или поздно им придется остановиться.
   – О'кей, они останавливаются и идут в туалет или, скажем, заезжают на заправку, мы припарковываемся рядом с ними, они нас видят и в следующую минуту этот негроиндеец вылезает из машины с пушкой в руках. Он же у них киллер, верно? Он свое дело знает. Так что же, ты позволишь этому негроиндейцу пристрелить нас, или первая выстрелишь в него, или подождешь, пока это сделаю я, – только помни, если будешь ждать слишком долго, помрешь раньше, чем дождешься. Знаешь, это тоже типично: решать нужно в доли секунды, а новичок думает, стрелять – не стрелять, взялся уже противник за пушку или обойдется? Бах! И ты готов. Вот о чем тебе следует подумать. – Рой отошел к комоду, высыпал себе в ладонь валявшуюся там сдачу, достал бумажник.
   – И вот еще что: мы будем гнаться за своей мечтой до самого Майами? Я к тому, брать ли мне с собой плавки. Что скажешь?
   – Похоже, тебе все это нравится.
   Рой снял со спинки стула поплиновый пиджак.
   – Что – все? Меня удерживает в игре только одно. Господи, твоя воля, у нас даже нет плана, мы не прикинули, сработает – не сработает, может, что не так повернется, мы просто действуем как бог на душу положит, мы играем. Это, конечно, занятно, только вот теперь уже дело становится серьезным, появилась даже настоящая пушка с настоящими патронами. – Рой надел пиджак. – Пойду пройдусь, выпью немного, кое-что раздобуду для завтрашнего дела, заодно присмотрю за Калленом… Дай-ка мне ключи от машины, я потом посижу в ней, понаблюдаю за их автомобилем – так, на всякий случай, все равно я у вас делаю всю работу, – а вы с Делани пока обсудите, способен ли кто из вас выстрелить в человека.
   – Я уже думала об этом, – ответила Люси.
   – Ну так подумайте: а что, если он первый выстрелит в вас? Стоит ли оно того? Для меня так точно не стоит. Скажу вам прямо: как только это дело запахнет жареным, я выхожу из игры. Не собираюсь помирать ради каких-то прокаженных, которых я в глаза не видел.
 
   Дарла пригласила его к себе в маленькую квартирку над магазином антиквариата на улице Конти.
   – Ты хоть представляешь себе, во сколько это тебе обойдется? – предупредила она Каллена. – Всю ночь и весь день? На день меня еще никто не снимал.
   – Плевать, сколько стоит, сама назови цену, – ответил Каллен. – Ты самая красивая женщина, какую я видел в своей жизни.
   – Спасибо на добром слове. Вообще-то днем я отдыхаю. Ногти в порядок привожу, голову мою…
   – Досуг прекрасной дамы…
   – Смеешься, что ли? Я себе задницу рву на этой работе. Завтра к шести я должна вернуться.
   – Я побуду у тебя до этого времени, закажем еду из китайского ресторанчика, если ты не против.
   – Рой что-то такое говорил: ты, кажется, только что вышел из тюрьмы, да?
   – Верно, но я предпочел бы не обсуждать это сейчас, зачем портить такой прекрасный вечер.
   – Нет, я это к чему: деньги-то у тебя откуда?
   – Работал. Сперва на ферме за пятак в час, потом в автомастерской, это уже по семь центов в час, и в типографии за столько же. Я мало чего покупал, только самое необходимое, самогон там, а что мог, откладывал. За двадцать семь лет кое-что собралось, лапонька.
   – Посмотрим, что у нас получится, – приняла решение Дарла.
   – Надень снова черные чулки.
   – Я думала, я тебе нравлюсь голая.
   – Только чулки и подвязки, больше ничего.
   – Думаешь, это поможет?
   – Сегодня в шесть часов тридцать четыре минуты утра у меня была эрекция. Я проснулся от этого. Она сидит где-то во мне, внутри.
   – Черт, надеюсь, так оно и есть.
   – Давай, это сработает. И не вздумай открывать дверь, если кто-то придет.
   – Кто может прийти?
   – Почем знать. И к телефону не подходи.
   – Ну, знаешь, мне иногда звонят. Я же не какой-то там аскет-отшельник.
   – Конечно же нет. Ну до чего ты хороша! Подойди поближе, расскажи мне, как тебе удалось стать такой красивой, а? Как?
   – Никак. Такая уж уродилась.
 
   Люси представляла себе это так:
   Свет фар, мелькнувший, на пустынной дороге.
   Домов вокруг не видно, только заросшие луга, редкие сосны и глубокая, забитая тиной канава. Синий «мерседес» преграждает путь кремовому «мерседесу», обе машины резко останавливаются, подняв облако пыли, и пылинки играют в лучах вечернего солнца. Она стоит на шоссе чуть в стороне от других, смотрит, как ее спутники, угрожая револьвером, вытаскивают из машины индейца и человека из Майами. Ни слова, только жесты. Все, эти двое покинули сцену: их разоружили, бросили в канаву – что там еще нужно сделать с ними, не важно.
   Теперь Люси видела себя лицом к лицу с полковником. Полковник только что вышел из машины. Люси выжидает, следя, как он осторожно вылезает из машины, как он в растерянности оглядывается по сторонам, не понимая, что происходит, и, наконец, видит ее перед собой – одну, спокойно глядящую ему в глаза. Люси в льняном жакете, рубашка только что отстирана и отглажена, свободные брюки, солнечные очки, в руках – отцовский револьвер. Или нет, револьвер в кобуре. Нет, револьвер в руке, но на полковника она его не направляет. Вот их глаза встретились, полковник уставился на нее, нахмурился, но не узнает, ведь он и представить себе не мог, что встретится с ней здесь, на дороге. Он видел ее всего один раз, в госпитале «Саградо Фамилия», на ней тогда была форма хаки и белый платок, повязанный вокруг головы. Хмурится, хмурится и спрашивает: «Кто ты такая?» Или нет, он смотрит на нее, хмурится и говорит: «Скажи, кто ты… пожалуйста!» Немая сцена, пыль постепенно оседает на дорогу. Люси смотрит на него спокойно, без всякого выражения, потом снимает очки и тихо отвечает: «Сестра прокаженных». Настал час искупления.
 
   Прежде всего ей пришлось отказаться от наплечной кобуры.
   Потом из ее сценария ушло пустынное загородное шоссе, где было бы так просто все это проделать.
   Кобура вернулась в соломенную сумку, а вместо загородного шоссе представился хайвей, сплошной поток транспорта в обоих направлениях – машины, трейлеры, дома на колесах. Но Люси по-прежнему могла представить себе место, где все это произойдет: заправочную станцию, придорожный туалет, «Макдональдс». Это место обрастало вполне реальными деталями. Ключевая сцена, когда она смотрит полковнику в глаза, когда они долго стоят лицом к лицу, пока он не осознает, кто сыграл с ним эту шутку и почему, – эта сцена все еще могла воплотиться в жизнь. Она уж постарается, чтобы все так и произошло, потому что самым главным для Люси было именно это – моральное поражение Берти.
   Но теперь, когда она пыталась примирить свою фантазию с реальным пространством и временем, насыщала ее знакомыми предметами, приметами заправочной станции или вывеской «Макдональдса», сценарий начал разрастаться, и она видела то, что произойдет послестолкновения с полковником.
   Сидя в гостиничном номере, Люси воображала себе финальную сцену: она уже произнесла заранее отрепетированную реплику, они с Джеком, Роем и Калленом уезжают, прихватив с собой деньги, и, оглянувшись, она видит полковника, который так и остался стоять возле своей машины.
 
   Люси прошла от кровати к креслу из того же гарнитура, устроилась у окна, поправив занавеску, взяла пачку сигарет с маленького столика, стоявшего между креслами. Джек следил за ней взглядом. На столике горела лампочка, приятный неяркий свет. Джек оглядел номер, одобрил обстановку, ему нравилась и доносившаяся издали приглушенная музыка. Джеку было здесь вполне комфортно, а вот что происходит с Люси, он не вполне понимал. Она снова переменилась: он рассчитывал, что сегодня она будет словоохотливой, а она замолчала. Джек хотел рассказать Люси про свою встречу с Фрэнклином. Может быть, индеец больше не доставит им неприятностей. Вот бы сразу и выложить это, пока в организме еще сохранились следы выпитой водки. Но тут Джек вспомнил о Рое и заволновался, не вздумал ли тот свалить. А как Люси считает? Люси затянулась, выгадывая пару секунд на раздумье, и ответила: нет, Рой вернется. Потом встревожилась – что, если он действительно не вернется?