– Надо бы прикинуть и этот вариант, – сказал Джек. – Так тебя беспокоит именно это?
   Нет, ее тревожило кое-что другое.
   – Допустим, мы перехватим Берти и отнимем деньги, но ведь на этом дело не кончится.
   Классно у нее получается – кратко и точно изложить свою мысль.
   – Ты думаешь о том, что может произойти, если он вытащит пушку и убьет кого-то из нас?
   Но Люси покачала головой, даже не дослушав.
   – Нет, – сказала она. – Что произойдет, если мыне убьем его? Заберем деньги и уедем, а он там останется.
   – Так ведь лучше, разве нет? Ты ведь не собиралась его убивать, а?
   – Но тогда на этом дело не кончится.
   Джек побрел к соседнему креслу, уселся в него, в очередной раз позаимствовав сигарету Люси.
   – Раньше ты об этом не думала.
   – Я себе представляла это примерно так, – заговорила Люси, – понимаешь, я особо не сосредотачивалась на деталях, я видела, как мы вытаскиваем их из машины, как Берти остается стоять на дороге, соображает, что произошло… Я видела это словно бесконечное кино. Я точно так же вижу перед глазами фотографии людей, которых он замучил и убил, я вижу,как его люди убивают прокаженных. Понимаешь, что я хочу сказать? У этих картин нет ни начала, ни конца. Он появляется ниоткуда, убивает людей и снова исчезает. На этом все обрывается. С ним дальше ничего не происходит. Вот и я видела, как мы останавливаем его и забираем деньги, но ведь это не конец. Кино продолжается, а я не знаю, что он будет делать дальше.
   Джек призадумался. Тут возможны разные варианты.
   – Давай прикинем. Во-первых, он может вызвать полицию, сказать, что его ограбили, – извини, что я снова употребляю это слово, но полицейские назовут это именно так, когда будут составлять протокол. В таком-то месте, в такой-то час произошло вооруженное ограбление.
   – Это не ограбление!
   – Можешь называть это как хочешь, пока тебя не схватили. Это тоже игра, тут полагается соблюдать правила. Когда честного вора ловят и судят, он признает, что нарушил закон и должен отсидеть свое. Только так и можно жить, а не биться головой об стенку, пока не расшибешь до крови. Нужно принимать ситуацию такой, как она есть. Разве не так? Я-то думал, монахинь этому учат. У меня в тюряге был один знакомый, профессиональный медвежатник, так он своему адвокату авансом платил, вроде как на жаловании его содержал.
   Люси вслушивалась в его слова, но это давалось ей с явным трудом. Наконец она перебила Джека:
   – Ни к чему мне все эти юридические тонкости. Мы не преступники.
   – Да нет, мне тоже неприятно считать себя уголовником, – согласился с ней Джек. – Я уверен, мы на стороне добрых сил, на стороне ангелов, пусть это и ангелы-мстители, но все равно надо быть готовым к тому, что мы окажемся перед судьей по уголовным делам. Разумеется, возникает вопрос о юрисдикции, в зависимости от того, где все произойдет. Если мы перехватим этих ребят в штате Миссисипи и вернемся с добычей в Новый Орлеан, это будет уже в ведении федерального суда – мы пересечем границу штата с целью совершить уголовное преступление. Ясное дело, мы будем твердить свое: «Какие деньги? О чем вы говорите?» Кто бы ни спросил, будем все равно твердить свое. Я признаю возможность попасться, но я не зацикливаюсь на ней, и не только потому, что от одной мысли об этом меня прошибает холодный пот.
   – А еще и потому, что ты надеешься уйти безнаказанным, – подхватила Люси.
   – Верно. И знаешь, почему?
   – Потому что он, скорее всего, не станет обращаться в полицию.
   – Вот именно, – расплылся в улыбке Джек. – Во-первых, он не вызовет полицию, если будет к тому времени мертв. Во-вторых, если он и останется в живых, то как он объяснит, что гнал по шоссе с двумя миллионами долларов в багажнике? Он должен был отплыть из Галфпорта на «банановой лодке». Что он скажет этому парню из ЦРУ, Уолли Скейлсу? Конечно, он может сказать, что передумал, решил отплыть из Майами. Другой вопрос, поверит ли ему цэрэушник. Но тут ведь возникает и еще одно обстоятельство: если Берти собирается присвоить деньги, он должен суметь как-то объяснить их исчезновение, если только он и сам не собирается исчезнуть вместе с ними.
   – Нет, – покачала головой Люси, – он на это не способен. Он себя очень ценит, всегда надевает медали. Он любит быть на виду.
   – Мне тоже так кажется. Значит, ему придется что-то придумать – сочинить какую-нибудь историю, как его ограбили сандинисты, устроив ему засаду в Новом Орлеане, или еще кто-то вроде Джерри Бойлана. Он остановится, не доехав до Галфпорта, прострелит несколько дырок в своей новой машине, позвонит Уолли. Точно не знаю, но что-то в этом роде он должен проделать. В любом случае, если он заявит об ограблении раньше Галфпорта, ему придется подумать дважды, прежде чем снова звонить Уолли и сообщать, что его ограбили после Галфпорта. С другой стороны, если он нас узнает, он может явиться к тебе. Это большая проблема.
   – Погоди-ка, – остановила его Люси. – Почему ты говоришь – если узнает? Он же знает нас в лицо.
   – Да, но мы ему не покажемся. В той книге про Никарагуа, которую ты мне давала, там были молодые сандинисты в бейсболках и спортивных рубашках, и все они либо в масках, либо закутали лицо шарфом, прорезав только дырки для глаз. Если мы не хотим, чтобы нас узнали, а мы, само собой, этого не хотим, нам надо тоже так сделать.
   – Я хочу,чтобы он узнал меня, – настаивала Люси. – Это важно.
   – Зачем?
   – Он должен понимать, что его не просто ограбили, что это возмездие.
   – Значит, если мы закроем лица, это будет ограбление, – сказал Джек, – а если нет, то мы остаемся хорошими парнями.
   – Слушай, делай что хочешь. Мне нужно только, чтобы он меня узнал. Если не догадается сам, я скажу ему, кто я.
   – Раньше ты ничего об этом не говорила.
   – Мне казалось, это само собой разумеется.
   – Ты сказала об этом Рою?
   – Нет, мы не говорили об этом.
   – Рой пошел покупать карнавальные маски. Хочет взять черные, чтобы полковник принял нас за негров.
   – Джек, это серьезно, – проговорила Люси. – Для меня это важно, очень важно.
   – Как хочешь. Но если ты скажешь об этом Рою, он точно бросит дело.
   – Почему?
   – Сама подумай, что ты несешь. Он тебя опознает, и копы первым делом спросят, кто был с тобой. Поведут тебя в женское отделение тюрьмы и предупредят, сколько лет тебе предстоит там провести. Потом смягчатся, предложат сделку и снова зададут вопрос, кто с тобой был.
   – И ты думаешь, я вас выдам?
   – Рой не станет рисковать.
   – Я тебяспрашиваю, – повторила Люси. – Ты думаешь, что я выдам?
   – Всю неделю мы обсуждали, что да как. Ты ничего не говорила, а теперь вдруг – на тебе.
   – Джек! – почти выкрикнула она. – Ты думаешь, что я выдам вас?
   Она глядела на него в упор, требуя ответа, и он сказал:
   – Лично я считаю, что ты ни слова не скажешь, даже под пытками, но попробуй убедить в этом Роя.
   – Может, до этого и не дойдет, – сказала она. – Но раз ты доверяешь мне, то этого достаточно, верно?
   Она приперла его к стенке. Синий платок, из которого Джек намеревался соорудить маску, лежал у него в кармане пиджака, готовая к действию «беретта» упиралась в пояс.
   – Наверное, достаточно, – согласился он. Пока хватит и этого. – А как ты доставишь туда деньги? – поинтересовался он.
   – Через монастырь, – ответила Люси. – Переведу в банк Леона, у сестер там есть свой счет.
   – А сама-то не собираешься в Никарагуа?
   – Я подумывала об этом.
   – Но не в монастырь?
   – Я больше не сестра Святого Франциска. Правда, я не знаю, кто я теперь.
   – Сестра Святого Франциска Стигматов, – задумчиво проговорил Джек.
   Люси улыбнулась, припоминая.
   – Мне было девятнадцать лет, от одного слова «стигматы» у меня мурашки бегали по коже, я повторяла его про себя снова и снова. – Она смотрела на Джека, но ему казалось, что взгляд ее обращен вовнутрь.
   Она стала рассказывать, как она молилась о видении, о настоящем мистическом опыте, как она верила в девятнадцать лет, что Бог пошлет ей это видение – скоро, только точно неизвестно, когда именно. Она никому раньше не говорила, а Джеку рассказала, как приподнималась на цыпочках, медленно поднимала руки, сосредотачивалась, воображала себя невесомой, ожидая чуда левитации – любовь Божья вознесет ее, как вознесла святого Франциска. Она сказала, что пыталась представить себе мистический опыт, и решила, что раз экстаз происходит не в уме, значит, его испытывает тело. Она стала задумываться: если это переживание телесно, похоже ли оно на земную любовь, на то, что происходит, когда мужчина и женщина занимаются любовью. Глаза их встретились, и Джек заранее угадал, что она скажет:
   – Я не знала, что такое земная любовь. Мне еще предстоит это выяснить.
   Она говорила спокойно, тихим голосом. Они сидели в гостиничном номере, было половина второго ночи. Люси смотрела на него и ждала ответа.
   – Люси… – только и сумел выговорить Джек. Поднялся на ноги, склонился над ней, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем он протянул к ней обе руки, поднял девушку из кресла, прижал ее к себе. Прижал с нежностью, с любовью.
   – Я буду держать тебя вот так, – пообещал он. – Просто буду держать тебя.
   – Мы могли бы лечь? – у самого его уха прошептала она.

25

   Рой уснул на заднем сиденье «мерседеса» в подземном гараже отеля «Ройял-Сонеста». Когда Джек распахнул переднюю дверцу и скользнул на место водителя, Рой широко раскрыл глаза и спросил, который час.
   – Без четверти восемь. Где их машина?
   – Во второму ряду, шестая. Пойди посмотри. Я поставил нашу так, чтобы сразу выехать. Чем там заняты наши сборщики бананов?
   – Да ничем.
   – Девки всю ночь проторчали?
   – Нет, уже ушли. А ты не слышал?
   – Господи, уже без четверти восемь. Вот уж не думал, что мне придется снова нести ночное дежурство, чтоб ему пусто было.
   – Нечего жаловаться, ты хорошо спал.
   – Много ты понимаешь.
   – Где Каллен?
   – Понятия не имею. Я заглянул в логово Дарлы, барабанил в дверь, но никто не ответил. Либо его прямо в седле хватил удар и она отвезла его в больницу, либо он свалил.
   – Ему и идти-то некуда.
   – Он большой мальчик, – возразил Рой. – Тупой как пень, мать его, но вполне совершеннолетний. Я свел его с Дарлой и сказал ей: «Ну-ка, лапонька, постарайся оттрахать его так, чтобы со старика носки свалились», а она мне: «С какой стати ты так выражаешься?», а я сказал: «С той стати, что в дерьме получше твоего разбираюсь». Ну, а ты как? Вы с сестричкой хорошо позабавились, на хрен, пока я тут в гараже торчал? Где она есть?
   – Готовит кофе.
   – Господи, хоть бы и мне принесла чашечку.
   – Она так и собирается сделать.
   – Ты не подслушивал под их дверью?
   – К пяти утра они угомонились и уснули.
   – Еще бы.
   – Их судно сегодня утром отплывает, – сказал Джек. – Даже если они и не собираются плыть на нем, они должны уже скоро проснуться и что-то предпринять.
   Взгляд Роя скользнул мимо Джека в сторону выезда на улицу Бьенвилль. Отсюда он мог видеть нижний этаж гостиницы «Сент-Луис», стоявшей напротив «Ройял-Сонесты», вернее, часть первого этажа – большой четырехугольник, залитый солнечным светом. Обзор отчасти загораживал охранник, сидевший на стуле возле гаражных ворот.
   – Деньги уже у них, – сказал Рой. – Надо взять их прямо тут. Ловить их на шоссе – полная ерунда, сам понимаешь.
   – Ты достал маски?
   – К черту маски.
   – Значит, забыл?
   – Не собираюсь я надевать твою долбаную маску! На карнавал не надевал, а теперь с какой стати? Этот парень меня в лицо не знает, ты можешь себе утиральник на рожу повязать, Люси пусть сидит в машине, от нее так и так никакого проку. Черт, тут их и накроем. Я что думаю: деньги в машине. Будь у меня при себе инструменты, вскрыли бы, и все дела.
   – Не такие же они идиоты, чтобы оставлять деньги в машине.
   – Вот именно: никто не подумает, что они такие идиоты. А они взяли да и оставили.
   – Ты в окна заглядывал?
   – Да, Делани, заглядывал, но я не заглядывал в багажник, черт побери, в нем, знаешь ли, окна нет.
   – Я рад, что тебе удалось выспаться.
   – Если в машине нет денег, сматываюсь, на хрен, домой и ложусь спать. Каллен правильно сделал, зря я его тупицей назвал. А, вон она! Хоть бы булочек догадалась прихватить.
   – Ты посмотри, кто идет за ней! – охнул Джек. Фрэнклин де Диос перешел из света в тень и тоже вошел в гараж; Люси подошла к машине, держа два белых пакетика с булочками – напряженная, считающая каждую минуту. Протягивая пакеты им в окно, Люси предупредила:
   – Фрэнклин де Диос вышел из гостиницы.
   – Он тут, – ответил Джек. – Куда только он делся?
   – Свернул в то крыло, – ответил Рой. – Следи внимательно. – Он перегнулся через спинку сиденья, наклоняясь поближе к Джеку. – Если отъедет, езжай за ним. Где твоя машина?
   – В том же крыле, – не сразу сообразил Джек.
   – Слышишь? Он включил зажигание, – сказал Рой. Люси села в машину, Рой распрямился, задергался. – Погоди, погоди, Джек… вот он стронулся с места, точно, это «крайслер», тот самый «крайслер», верно… Ну же, Джек, так и будешь торчать здесь?
   К тому времени, когда «фольксваген» выехал на Бьенвилль, маневрируя среди припаркованных автомобилей и стоящих под разгрузкой трейлеров, «крайслер» уже исчез, свернув на улицу с односторонним движением. Джеку не сразу удалось нагнать его, он не сразу заметил, как автомобиль сворачивает на Рампарт, а заметив, удивился, куда это направляется Фрэнклин. Рампарт переходит в улицу Тулане, ведущую в сторону аэропорта. Возможно, это и есть ответ: Фрэнклин направляется в аэропорт. Что ж, похоже, Фрэнклин послушался доброго совета и возвращается домой. Не важно, поплывет ли он на лодке или полетит на самолете. Может, ему сперва надо заехать в Майами, собрать вещички.
   Какой прекрасный солнечный день! Небо ясное, не парит. Только вот «беретта» препротивно упирается в пах. Джек вынул ее из-за пояса и сунул под сиденье. Вечером ему снова предстоит ехать по этой дороге, с чемоданом, битком набитым деньгами, – наградой за неделю трудной и разнообразной работы. Да уж, каждый день случалось что-то новенькое. Он познакомился с необычными людьми, спал с двумя красивыми девушками – именно что спал. Люси вызывала в нем трепетную нежность. Они разделись донага, а нежность осталась, и Джек понял, что просто не сможет раздвинуть ей ноги, не сможет сделать это – тогда все изменится и исчезнет эта небывалая нежность, он будет играть свою роль и наблюдать за собой со стороны. Нет, он будет чувствовать Люси, будет целовать ее, ласкать, но куда острее он будет ощущать самого себя, видеть,как он делает это – делает с Люси что-то, не имеющее никакого отношения к тому, чем они стали друг для друга… Они легли рядом, Джек держал Люси в объятиях и прислушивался к ее сонному дыханию. Нежность наполняла все его существо, и этого было достаточно. Люси была необычной, в ней не было ничего претенциозного, притворного, поэтому она порой казалась невинным ребенком, но она знала и умела нечто такое, что самому Джеку никогда не удавалось: она пыталась воплотить свою мечту. Чтобы разговаривать с ней, нужно было научиться внимательно слушать и вдумываться в ее и свои слова. Вот когда Джек болтал с Хелен, он мог сказать все, что взбредет на ум, мог сделать любую глупость, мог дурачиться, даже занимаясь с ней любовью, а порой, чтобы понять друг друга, им хватало одного взгляда. Люси и Хелен должны понравиться друг другу. В общем, настроение у Джека было отличное, пока он мчался за черным «крайслером» в аэропорт, а затем свернул на парковку для арендуемых автомобилей. Притормозив у обочины, Джек наблюдал, как Фрэнклин выходит из «крайслера» с небольшой сумкой в руках.
   Может, выйти из машины, окликнуть его, помахать на прощание? Тогда лучше поторопиться, а то Фрэнклин сядет сейчас в автобус. А может, подвезти его до самого терминала, пожелать счастливого пути? Правда, вчера они уже попрощались, так что лучше оставить парня в покое.
   Но а что это он делает?
   Фрэнклин в черном костюме с сумкой через плечо вышел со стоянки для арендуемых автомобилей и пошел вовсе не к остановке автобусов, а назад по дороге, прямиком к машине, в которой сидел Джек. Наклонился, сунул в окно свою скуластую физиономию с прилизанными волосами. Господи, да он еще и улыбается!
   – Как дела? Поедешь обратно? Джек кивнул.
   – Подвезешь меня?
 
   – Я не знаю, куда поплывет эта лодка, в Гондурас или в Коста-Рику, – сказал Фрэнклин. – Мне не сказал ни Уолли Скейлс, ни тот, другой парень. Как его зовут? Он живет в городе, откуда должна отплыть лодка.
   – Элвин Кромвель.
   – Ну да, ты в курсе. Альбин. Может, в Коста-Рику – там наш вождь, Бруклин Ривера. Я был бы рад повидать его, но лучше бы сразу поплыть в Гондурас.
   – Почему так, Фрэнклин?
   – Оттуда я смогу вернуться в Никарагуа вместе с друзьями, навестить знакомых.
   – Навестить знакомых?
   – Они живут в концентрационном лагере в провинции Хинотега, в местечке Кусу-де-Бокай.
   – В Хинотеге?
   – Может, нам удастся выручить их оттуда, помочь им, построить новые дома и раздобыть достаточно бобов и риса.
   Они ехали по шоссе обратно из аэропорта в Новый Орлеан.
   – Знаешь ту женщину из Карвиля, что ехала со мной в катафалке? – спросил Джек. – Ее зовут Люси Николе.
   – Да, полковник Годой говорил о ней.
   – Она работала в больнице для прокаженных возле города Хинотеги.
   – Город Хинотега? Это далеко от Кусу-де-Бокай.
   – Полковник явился в больницу со своими людьми, и они вырезали всех больных, а больницу сожгли.
   – Наверное, так и было.
   – Люси хочет отстроить больницу заново.
   – Это хорошо.
   – Она хорошая женщина.
   На это Фрэнклин ничего не ответил, и они в молчании проехали еще с милю. Джек пытался осмыслить ситуацию.
   – Я думал, ты собираешься на самолет, а ты приехал, чтобы вернуть машину.
   – Они вызвали меня, велели ее отогнать. Ничего, у меня еще есть время.
   – Теперь тебе пора в Галфпорт.
   Фрэнклин снова ничего не ответил. Это напомнило Джеку его разговор с Уолли Скейлсом, когда тот раскрывал рот, только если его спрашивали в лоб.
   – Ты знаешь, как туда добраться?
   – Да, знаю.
   Трудно с ним разговаривать.
   – Поедешь на автобусе?
   – Нет, не на автобусе.
   – Но ты же собираешься попасть на судно?
   – Конечно. Я еду домой.
   – Но теперь ты точно знаешь: полковник Годой и Криспин не поплывут на этой лодке.
   – Знаю. Ты сказал мне, и Уолли тоже.
   Джек снова призадумался. Индеец думает, что Джеку все известно, а потому нельзя выдавать себя чересчур настойчивыми расспросами. Они выехали на улицу Тулане, свернули на Рампарт.
   – Я рад, что все получилось, как ты хотел, Фрэнклин.
   – Да, похоже на то.
   – Я-то думал, ты уже собрался.
   – Ну да.
   – Поехал за тобой в аэропорт.
   – Да, я понял. Спасибо.
   – Хотел попрощаться, выпить по чашечке кофе. Мы вчера столько водки выпили, ты как, ничего?
   – Вполне.
   Джек свернул с Рампарт на Конти, улицу с односторонним движением. Она вела к реке через Французский квартал.
   – Мы почти на месте. Где тебя высадить?
   – Не важно. Я возвращаюсь в гостиницу.
   Черт! Это уже и вовсе озадачило Джека.
   – Не стоит, Фрэнклин! – Но тут же ему пришло в голову, что это совсем не плохая идея. – Хочешь еще раз повидаться с ними напоследок?
   – Хочу сказать им, что я увольняюсь. Попрощаться.
   – Не надо говорить им, что ты собираешься плыть на том судне. Я бы на твоем месте не стал даже упоминать о нем.
   – Просто скажу, что я больше не работаю на них, и попрощаюсь.
   – Может быть, они спят.
   – Нет, они вызывали меня утром. Криспин вызывал.
   – Он провел там всю ночь, – дополнил Джек. – К ним приходили женщины.
   – Ты и это знаешь?
   – Фрэнклин, я знаю даже то, чего они еще не сделали, ясно? – Фрэнклин усмехнулся, выставив золотой зуб. – Я предупредил тебя, оказал тебе услугу, хоть это мне и не полагается делать. Но мы же друзья, верно?
   – Да, мы друзья.
   – Слушай, ты поднимешься к ним в номер, они как раз собирают вещи. Если, конечно, уже проблевались после своей вечеринки. – Ему удалось снова вызвать у Фрэнклина усмешку. – Так вот, будешь у них в номере, окажи и ты мне услугу, когда они отвернутся.
 
   – Он вернулся, – сказала Люси, наблюдая, как Джек загоняет свой «фольксваген» в гараж со стороны улицы Конти. Он проехал мимо ряда, где стояла машина Люси, и остановился неподалеку. У самого ее уха Рой спросил:
   – А кто это с ним? Господи, он привез этого типа обратно!
   На глазах у Люси Фрэнклин вышел из «фольксвагена» и пошел в сторону выхода на Бьенвилль. У него по-прежнему была в руках небольшая дорожная сумка. Джек остался стоять у машины, так и не закрыв дверцу.
   – Вчера у них был долгий разговор.
   – У кого – у них?
   – У Джека с Фрэнклином.
   – О чем?
   Джек что-то сказал Фрэнклину. Фрэнклин, оглянувшись, помахал ему рукой и пошел к выходу, а Джек смотрел ему вслед.
   – О чем был долгий разговор?
   Джек захлопнул дверь своей машины, обошел ее сзади и направился к ним, он не спешил, но судя по его оживленному лицу, все складывалось удачно. Рой заорал так, что чуть стекло не треснуло:
   – Ты подойдешь к нам наконец, господи Иисусе?!
   Джек глянул в сторону Роя, но шагу не прибавил. Подошел к машине, наклонился, сунул голову в окно. Люси повернулась к нему.
   – Похоже, все получится, – заявил Джек. Глянул на Роя и распорядился: – Иди в гостиницу, побудь там во дворе. Фрэнклин скоро спустится, а ты наблюдай за полковником. Если он вылетит из номера как угорелый, останови его. Помаринуй его, прикинься охранником или еще кем, нам нужно пять минут. А может быть, он и не выскочит из номера, если ничего не заметит.
   – Могу я спросить, почему это поручается мне, Джек?
   – Потому что ты – наш герой, и полковник не знает тебя в лицо.
   – А ты хоть что-нибудь собираешься сделать сам?
   – Я хочу заглянуть в багажник их машины. Фрэнклин постарается раздобыть нам ключи.

26

   Фрэнклин все с той же сумкой через плечо вышел из лифта, проследовал к 501-му номеру, слева в нише, постучал в дверь. Прислушался, постучал еще раз, немного подождал и постучал в третий раз. Изнутри не доносилось ни звука, но он был уверен: они или в номере, или внизу в ресторане, или еще где-то поблизости, ведь новехонькая машина так и стоит в гараже. Обернувшись, Фрэнклин заметил худенькую негритянку в платье горничной – униформа висела на ней мешком, она устало катила тележку, нагруженную полотенцами и постельным бельем, пластмассовыми ведрами и бутылками с моющими средствами.
   – Мэм, – обратился к ней Фрэнклин, – скажите, пожалуйста, они выходили из номера?
   Женщина стояла к нему боком и лишь слегка повернула голову, приглядываясь к нему, но стараясь не подавать виду, что наблюдает за ним.
   – Я работаю на них, – пояснил Фрэнклин, – но решил уволиться и хочу предупредить их.
   Женщина подняла глаза от тележки и посмотрела на индейца в упор. На ее щеке виднелось какое-то пятно. От табака, решил Фрэнклин.
   – Уволиться решил, да?
   – Мне не нравится работать на них. – Фрэнклин сделал пару шагов навстречу горничной, остановился у лифта.
   – С тобой плохо обращаются? Фрэнклин покачал головой.
   – Они мне не нравятся. Так они в номере?
   – Думаю, да. Откуда ты родом?
   – Из Никарагуа.
   – Да, похоже, ты и впрямь оттуда, вон как разговариваешь. Так ты уезжаешь, да? – Фрэнклин кивнул, и она спросила: – А они тоже уезжают? – Дождалась его кивка и сказала: – Очень хорошо. Только поспевай прибирать за ними. Целый день тут вожусь.
   – Да, они такие, – согласился Фрэнклин. – А ты можешь открыть мне дверь, мамаша?
   – Конечно, милок, с удовольствием. Фрэнклин протянул ей доллар. Переступив порог номера, он услышал музыку и голоса, доносившиеся из спальни, увидел сервировочный столик с грязными тарелками и стаканами, подушки, сброшенные с дивана на пол, почуял запах застоявшегося сигаретного дыма. Фрэнклин пересек гостиную и подошел к стоявшему в углу столу. Там он нашел портфель полковника, но ключей от машины не было. Банковские мешки обнаружились на полу под столом. Положив свою сумку на стул, Фрэнклин наклонился и пощупал округлый бок мешка, осмотрел его металлический замок. Вскрыть такой – раз плюнуть. Выпрямившись, Фрэнклин снова посмотрел на стол и подумал, стоит ли пытаться влезть в портфель полковника, сделанный из крокодиловой кожи.
   – Что ты тут делаешь? – по-испански окликнул его полковник.
   Фрэнклин обернулся. В дверях между гостиной и спальней стоял полковник Годой в красных трусах.
   – Как ты сюда вошел?
   – Я битый час стучал в дверь.
   – Как ты вошел? – повторил полковник по-английски.
   – Горничная открыла своим ключом. Я стучал, а мне никто не ответил, – сказал Фрэнклин, рассматривая этого человечка в красных трусах – как он пыжится, как грозно глядит на него. Вышел из спальни Криспин, обмотав свои чресла полотенцем. Вот бы спросить их, что они там делали, с какой стати включили музыку? Танцуют, что ли, голые? Эта мысль вызвала у него легкое подобие улыбки.