Леонард Элмор. Бандиты

   – Ты нашел тут кого-то знакомого? – предположил Джек. Улыбка Роя сделалась еще шире.
   – Угадай, кто это.
   – Мужчина или женщина?
   – Мужчина.
   – Черный или белый?
   – Шоколадный. Слушай подсказку: здоровенный негритос.
   – Я с ним знаком?
   – Был случай – он бы тебя убил, кабы не я. Рой чересчур уж заважничал.
   – Без тебя бы я не знал даже, как в туалет сходить, – огрызнулся Джек, но ссориться не стал: его больше интересовало, о ком же говорит Рой. – Значит, дело было в «Анголе»? Так-так… Это когда я смотрел телик и пришли эти свиньи и переключили канал? – Он увидел, что Рой кивнул. Это была вторая или третья его ночь в тюрьме. В 10.30 гасили свет в дортуаре, но в пустой комнате со складными стульями можно было до полуночи смотреть телевизор.
   В тот день около шести часов вечера, как раз когда заключенных разводили по камерам, какой-то чернокожий подошел к нему, изобразив губами воздушный поцелуй:
   – Привет, сучка, ты в моем вкусе, – и снова причмокнул, а Джек залепил ему кулаком прямо в поганый рот, залепил с развороту, вложив в удар весь свой вес. Он захватил паскудника врасплох, оглушил его, вспомнив, как дрался подростком на реке – дрался ради забавы, а не ради того, чтобы сохранить свою свободу и не попасть после отбоя в чью-нибудь койку. Он слышал накануне эти звуки в темноте, парни с парнями, но ушам своим не верил. Он вмазал парню в морду, и вокруг них начала собираться толпа, но тут Рой подошел к нему вплотную и поинтересовался:
   – Собираешься драться с каждым, кто тебя потащит в койку?
   В голове у Джека гудел адреналин, он ответил с ходу:
   – Хочешь попробовать? А Рой сказал:
   – Я тебе помогу, Делани. – Выходит, он уже знал его по имени. – Их тут семьдесят один, а нас всего восемнадцать, – в смысле, черных и белых заключенных. – Если не хочешь вступать в смешанный брак, скажи им, что ты земеля Роя Хикса. Понял? Ты мой корешок, приятель по гражданке. Иначе тебя отметелят вусмерть.
   Теперь, сидя во внутреннем дворике гостиницы, Рой напомнил ему:
   – Ты смотрел «Богатые и знаменитые», а черномазые вошли и переключили на «Багз Банни» или еще какую-то ерунду гребаную.
   – «Богатые и знаменитые», любимая программа взломщиков, еще не началась, – возразил Джек. – Я смотрел кино, я даже помню, какое: «Большой блеф». Чушь полная, но там играет Ли Грант, а я был влюблен в нее в те времена – у нее потрясный носик. И тут пришли эти свиньи и переключили на «Любовную лодку», которую я терпеть не могу, так что я встал и переключил обратно.
   – Тут-то я и вошел, – заметил Рой. – А помнишь, кто переключил снова на «Любовную лодку»?
   – Самый здоровенный черномазый, какого я только видел в жизни – пока не посмотрел матчи на кубок чемпионов, в которых Холодильник играл за «Медведей». Выходит, Малыш работает здесь, в отеле?
   – Он официант, – сообщил Рой, – я только что видел, как он заказывал столик в лифт. Стало быть, той ночью Малыш переключил телик, и ты не знал, что делать.
   – Как это не знал? Едва Малыш уселся, я уже поднялся, чтобы переключить обратно, а тут входишь ты, смотришь на меня и говоришь: «Чего это ты смотришь такое дерьмо?», а я вовсе не это смотрел, я смотрел фильм.
   – Он бы тебя убил.
   – Пусть бы попробовал.
   – Я ему сказал: «Сядь, Малыш, успокойся». Помнишь? Я ему сказал: «Веди себя хорошо, а то тебя не примут в клуб Карнеги». Черт побери, я входил в исполнительный комитет клуба, и Малыш это отлично знал. Он страсть как хотел вступить в клуб, любил поговорить, а его не принимали, потому что он вел себя как последний подонок.
   – Я помню, ты и меня уговаривал вступить.
   – Зря не послушался. Малышу Дейл Карнеги изменил всю жизнь. Его даже освободили досрочно.
   – Ты поговорил с ним насчет полковника?
   – Само собой. Он его видел. Говорит, счет у него до небес, а на чай не даст и цента.
   – Когда он вернется?
   – У этого парня из регистратуры глаза в заднице: наш клиент и не выходил. Сидит в коктейль-баре. Видишь дверь в углу? – Рой кивком головы указал на соседнее помещение. – Там столовая и бар.
   – Малыш сказал, он сидит там? – Джек старался говорить спокойно.
   – Он только что его видел.
   – Ты собирался сказать мне об этом или думал промолчать?
   – Я же тебе сказал, разве нет? – Рой откинулся на спинку стула и добавил: – Джек, не стоит заниматься таким делом, если не в охотку. Мы же вроде решили.
   Джек был сбит с толку, но старался не выказать свою растерянность. Затянулся, выдохнул тонкую струйку голубого дыма и сказал:
   – Я и забыл. Это как игра.
   – Ну да, как мы сделали тех парней в машине. Запросто.
   – Значит, он в баре?
   – Тебе лучше туда не соваться, – заметил Рой. – Если он тебя увидит, это будет уже не так забавно. Лучше выпьем еще по рюмочке и подождем, пока он уйдет. Тут он тебя не разглядит, свет-то дерьмовый. Можешь еще стул малость отодвинуть, за деревом спрячешься.
   – Хорошая мысль, – сказал Джек.
   – Я так и думал, что тебе понравится, – все с той же усмешкой откликнулся Рой.
   Перед ними поставили еще одну порцию выпивки. Рой приподнял голову и раскрыл глаза, ожидая. Джек подальше отдернул голову. Теперь он видел только черные брюки и белую куртку официанта, возникшего перед столиком, а лица не различал.
   – Это ты, Малыш? – спросил он для верности.
   – Рад встрече, мистер Джек Делани, – произнес Малыш, – но давайте воздержимся от рукопожатий. Этот мужик сию минуту будет здесь, и лучше нам не показывать, что мы старые знакомые. – И он поспешно отошел от столика.
   – Это он, – пробормотал Рой.
   Джек поглядел через его плечо и, к своему удивлению, увидел сразу две фигуры, длинного и коротышку: полковник все в том же костюме с черным галстуком шагал лениво, самоуверенно и что-то говорил, оживленно жестикулируя.
   – Тот, что пониже, – пояснил Джек.
   – Понятное дело, – откликнулся Рой. – А гринго кто такой?
   Американцу было на вид около пятидесяти; черный костюм, хорошая рубашка, но без галстука, очки в темной оправе, волосы редкие, какого-то песочного цвета. Малыш распахнул перед ними дверь, обернулся через плечо и последовал за ними в вестибюль.
   Парочка заговорщиков с минуту помолчала, потом Джек сказал:
   – Может, кто-то из нефтяников, кто деньги ему дает.
   – Не-а, – возразил Рой, – это мистер Закон. Не знаю точно, из какой службы, но он – из Вашингтона, можешь быть уверен.

11

   Во вторник утром Джек забрал очередную покойницу из «Отель де Дье». Восьмидесятилетняя старуха последний месяц провела в больнице. Он даже веса ее не почувствовал, когда перекладывал тело на каталку. Вернувшись в контору «Муллен и сыновья», Джек завез каталку в лифт, ткнул пальцем кнопку и посмотрел вслед лифту, плавно поднимавшемуся через отверстие в потолке на второй этаж. Сам он поднялся по боковой лестнице, выкатил каталку из лифта и переправил ее в бальзамировочную, где Лео уже закачивал в аппарат жидкость «пермагло».
   – Тебе звонил какой-то Томми Каллен. Я сказал, тебя нет дома, – сообщил он.
   – Нам нужно кое-что обсудить, – сказал Джек. – Мне нужно передохнуть от этой работенки.
   – Сколько ты будешь отдыхать? Пару дней? Неделю?
   – Подумываю уйти совсем.
   Лео как раз перекладывал тело на стол. Он так и застыл в неудобной позе, держа в объятиях старуху, поглядел на Джека снизу, через плечо.
   – То есть как это? Собираешься бросить меня?
   – Лео, столько молодых парней просто мечтают о работе гробовщика. Тебе ничего не стоит найти другого помощника.
   – И это после того, как я вытащил тебя из тюрьмы!
   – Я очень благодарен тебе за помощь, но нельзя сказать, что ты вытащил меня. Я отработал у тебя три года и не собираюсь торчать тут всю жизнь.
   – Чем же ты займешься?
   – Посмотрим.
   Зазвонил телефон. Звонок доносился из комнаты Джека, стало быть, это не очередной клиент.
   – Опять во что-то ввязался? – проворчал Лео. Джек не стал ему возражать. Он помчался в свою комнату, плюхнулся на диван, прослуживший тридцать лет в комнате для посетителей, прежде чем попасть сюда, и снял трубку.
   – Джек, – заныл Каллен, – они вышвырнули меня отсюда, велели мне убираться. Как только им удастся разыскать Джека-младшего, он приедет за мной. С Мери Джо они уже говорили, она посоветовала им сразу звонить в тюрьму, дескать, она меня обратно к себе не возьмет.
   – Что ты натворил?
   – Ничего я не делал. Понятия не имею, что тут происходит.
   – Что тебе сказали?
   – Этот парень, из охраны, явился утром ко мне в комнату и велел собирать манатки. Тебя, мол, выписали отсюда. Я говорю: как это – выписали? Он говорит, мисс Холленбек велела мне передать. Холленбек – это та дура, заведующая. Я пошел к ней в офис, хотел выяснить, что случилось. Она как увидела меня, прямо подскочила на стуле и орет: «Не входите сюда, не входите! Стойте на месте!» – и секретаршу посылает: «Зовите Седрика». Седрик – тот самый, который велел мне собираться. Цветной парень, он тут охранник и дерьмо всякое убирает. Я говорю: «Что такое? Чек вовремя не пришел или еще что?» А она таращится так, словно я вот-вот на нее наброшусь. «Не подходите ко мне, – говорит, – не подходите, стойте на месте, не двигайтесь».
   – Это как-то связано с Анной Марией? – догадался Джек.
   – Ну да, отчасти. Но она знай твердит: Томми-младший подписал с ними договор, по которому они вправе меня выгнать за непристойное поведение, так что они звонят, разыскивают повсюду Томми-младшего. Он вообще-то маляр, только у него, знаешь, проблемы с выпивкой последнее время, так что его не всякий раз найдешь на работе. Я думаю, ему испарения от краски бросились в голову, да еще эта Мери Джо, все от этого.
   – А что ты сделал с Анной Марией? – спросил Джек.
   – То есть как – что я с ней сделал? – возмутился Каллен. – Я не делал ничего, кроме того, что она сама хотела.
   – Прошлой ночью? – Джек услышал слабое жужжание в холле – Лео кому-то открывал дверь.
   – Я попросил этого цветного, Седрика, добыть мне бутылку портвейна. Хорошее вино, стоило четыре бакса, и Седрику я дал доллар. Я выпил пару стаканчиков, а потом постучался к Анне Марии, думал предложить и ей тяпнуть по стаканчику.
   Джек прикурил, пустив в ход украденные в гостинице спички, и продолжал слушать повесть Каллена. Взгляд его уперся в висевшую на стене картину: две девицы качаются на качелях посреди густого леса. Стародавние времена, о которых Джек понятия не имел. Ничего в этой комнате не принадлежало лично ему. Сложить свое барахло в сумку – и до свидания.
   – Я сказал ей, какая у нее славная комнатка. Анна Мария глянула в один конец коридора, потом в другой и ответила: что ж, если мне нравится, она очень рада. Только мы уселись, я разлил портвешок, а она раскрыла альбом и давай пальцем тыкать: это Робби, а это Расти, а это Лаури и Тимми, всех мне показала – детей, внуков, правнуков, да еще и по имени каждого назвала. Я говорю: «Да что вы, Анна Мария, у вас, верно, и внуков-то еще нет, вы такая молодая».
   – Слушай, Калли, с меня хватит! – взмолился Джек.
   – Нет, правда. Она на свои годы не выглядит. Ей с виду от силы семьдесят – ну, семьдесят два, максимум. Черт побери, мне-то самому уже шестьдесят пять. Велика ли разница? Вот я и говорю: «Анна Мария, у вас прекрасная семья, и сами вы красавица». Сидим мы рядом, стулья друг к другу придвинули. Ей этот комплимент пришелся по вкусу, и я, не теряя времени, наклонился к ней и легонько чмокнул в ушко. А она как подпрыгнет да как заорет – я до чертиков перепугался. Представляешь – я поцеловал ее прямо в слуховой аппарат! Тогда я сказал: «К чему вам эта штука, Анна Мария, давайте ее уберем». Она сняла аппарат, я снова поцеловал ее и стал приговаривать: «Ах, какая ты сладенькая», ну и все в таком роде, сам знаешь не хуже меня. Потом говорю: «Почему бы нам не пересесть на кровать, там же удобнее», – а она на все отвечала только: «Что? Что?», так что я ее приобнял, помог ей подняться и отвел к постели. Сели мы на краешек, а она молчит как убитая и даже не шелохнется. Она вроде как ничего не имела против того, что я делал.
   – А что ты делал? – уточнил Джек, обреченно вздыхая.
   – Ну там, целовал ее. Обнял… халатик ее расстегнул, у нее под низом фланелевая ночнушка была. Стал там целовать, а она сидит, как колода. Я подумал: «Черт, уже столько времени прошло, она, должно быть, забыла, как это делается». Но я ее нисколечко не торопил. Я не трахался двадцать семь лет, могу еще две-три минуты подождать, верно? Ну, подумал я, то ли она отвыкла от этого дела, то ли фригидная, решил проверить, засунул руку под халат…
   Джек от смущения заерзал на диване.
   – Пощупал ее титьки. Вернее, только нащупал их, они у нее почему-то не на месте оказались, не там, где обычно бывают. Только я потрогал, Анна Мария вроде как окаменела, глаза вытаращила и сидит, еле дышит. Я думаю: ну его к черту, не моя это ночка.
   Джек немного расслабился.
   – Значит, ты ничего с ней не делал?
   – Я же тебе говорю.
   – За что же тебя выгнали? – На пороге возник Лео с тем самым выражением на лице, которое, должно быть, проступило на сморщенном личике Анны Марии, когда Каллен нащупал ее «титьки». – Погоди минутку, – буркнул Джек в трубку.
   – Там пришел человек, – заупокойным голосом возвестил Лео. – Справлялся насчет твоей поездки в Карвиль.
   – Что еще за человек?
   – Не знаю. Я сказал ему, что меня тут в воскресенье не было, пойду, мол, спрошу. Я не знаю, что ему сказать.
   – Какой он с виду?
   – Какой с виду? Не знаю, какой он с виду. Обычный человек, как все.
   – Спокойней, Лео. Американец или латинос?
   – Американец. – Этот вопрос почему-то удивил Лео.
   – Он тебе удостоверение показывал?
   – Я не спрашивал.
   – Ладно, разберусь.
   – Он в холле… Ты сам поговоришь с ним?
   – Да, только с этим закончу. – Джек положил руку на трубку, выжидая, чтобы Лео ушел. Зять печально покачал головой и вышел. Джек снова поднес трубку к уху. – На чем мы остановились, Калли? Да, так за что тебя выгоняют?
   – Я тебе сказал, что она сняла слуховой аппарат?
   – Ну и что?
   – А то что, пока мы сидели, я положил его в карман своего халата, а когда уходил, забыл ей отдать. Утром она пошла к мисс Холленбек и нажаловалась, будто я стащил этот чертов аппарат.
   – И в этом все дело?
   – Вот и я сказал этой мисс Холленбек: «Вы что, серьезно? На хрена мне ваш слуховой аппарат? Я слышу получше вашего, хоть лет мне вдвое больше, чем вам». Почему-то ей это не понравилось.
   – Ты уже собрал вещи?
   – Не совсем.
   – Ну так собирай, я за тобой приеду.
   – Джек! Похоже, тут не с кем перепихнуться.
   – Ну конечно, не с кем.
   – Джек! Я не хочу жить в погребальной конторе.
   – Кто б хотел, – откликнулся Джек.
 
   В курительной комнате конторы «Муллен и сыновья» Джека поджидал тот самый человек, которого он видел в гостинице вместе с полковником Годоем. Он узнал его издали, идя навстречу посетителю через холл: он видел его примерно с того же расстояния, что и накануне. Гость был одет все в тот же темный костюм, но на этот раз нацепил галстук. На носу – знакомые очки в солидной оправе. Действительно, обычный, заурядный с виду человек, как и сказал Лео. Ростом чуть ниже Джека, но тяжелее фунтов на двадцать пять, вон как плечи пиджак распирают.
   – Чем могу помочь? – вежливо осведомился Джек.
   Мужчина склонил голову набок, оценивающе оглядывая Джека. Улыбочка располагающая, но взгляд за толстыми стеклами очков холодный и пронзительный.
   – Хотите помочь, Джек? Полагаю, это в ваших силах. Более того: это в ваших интересах, Джек.
   Джек повернул голову под точно таким же углом и уставился на своего собеседника, тоже сложив губки бантиком. Похоже, Рой был прав, этот парень работает на правительство – не на местные власти, а на ЦРУ или ФБР. Копы из Нового Орлеана тоже порой норовят действовать с подходом, только ничего у них не получается. Джек был уверен, что в игре в гляделки он возьмет верх – так и вышло. Парень опустил глаза, протянул ему руку и представился:
   – Уолли Скейлс. Я из службы иммиграции. Джек вяло пожал ему руку, изобразив на лице недоумение.
   – Я ниоткуда не эмигрировал. Я всю жизнь тут живу.
   – Не считая трех лет. – Теперь Уолли держал голову прямо, но улыбка все еще не сходила с его уст. – Верно, Джек?
   – Вы имеете в виду, когда я проживал в сельской местности? – подхватил Джек.
   – «В сельской местности»! Неплохо сказано. Что ж, вы успешно прошли период реабилитации.
   Джек растянул губы в совсем уж дурацкой ухмылке и подпустил малость уличного акцента:
   – Да, сэр, не так уж это было приятно попервости, но теперь я исправился, да, сэр.
   – У тебя хорошая работа. Ты доволен?
   – Да-да, работаю на моего зятя.
   – Мы с ним тут поговорили. – Уолли Скейлс слегка нахмурился. – Я хотел узнать о твоей поездке в Карвиль, в воскресенье, но этот вопрос, похоже, напугал Лео. Почему бы это, а?
   – Напугал? И какое у него было лицо?
   – Напряженное. Нервное, я бы сказал.
   – Так оно у него всегда такое. Лео – он нервный. Вечно за все переживает.
   – Он хозяин конторы. Он в курсе всех перевозок, верно?
   – Ясное дело.
   – Разве что вызов поступил утром в воскресенье и ты принял его, а ему ничего не сказал.
   Джек помедлил с ответом, тем более что Уолли вроде бы и не спрашивал, а утверждал.
   – Так было дело?
   – Чего было-то?
   – Вам позвонили, и ты поехал в Карвиль.
   – Никто не звонил, насколько мне известно.
   – Сестра говорит – звонили.
   – Значит, я в туалет отлучался или еще куда, не слышал звонка.
   – Они говорят, ты приехал и забрал покойницу, Амелиту Соза.
   – Не, сэр, это не я, – замотал головой Джек. – Другая какая погребальная контора, они, верно, название перепутали. Я тут все воскресенье торчал. Катафалк помыл. Вот оно что: пока мыл, я был снаружи и не слышал звонка.
   Уолли Скейлс снова наклонил голову набок, но на этот раз он уже не улыбался.
   – Давай съездим в Карвиль, Джек. Сестра скажет, ты приезжал в тот раз или кто другой.
   – Если Лео не против, можно и съездить, – согласился Джек. – Я там бывал, когда работал на дядю и Эмиля. Они органы чинили. Я лазил туда, на самую, знаете, верхотуру, а они внизу орган настраивали.
   – Джек, я задам тебе один вопрос. А ты честно ответишь на него, договорились? А то как бы ты не нажил себе неприятностей и не угодил опять в «сельскую местность». – Уолли Скейлс выдержал паузу для пущей внушительности. – Ты издеваешься надо мной?
   Джек ответно нахмурился и снова затряс головой:
   – Нет, что вы, сэр!
   – Поклянись, что не ездил в Карвиль!
   – Да ездил же – с дядей и с Эмилем.
   – В это воскресенье, я сказал!
   – Нет, сэр, я тут сидел.
   Джек даже раскрыл пошире глаза, чтобы Уолли Скейлс мог заглянуть в них и убедиться в совершенной его искренности. Глядя на этого придурка, трудно было удержаться от улыбки, но Джек справился с собой.
   Взгляд Уолли праздно блуждал по холлу, потом Уолли шагнул в сторону, повернулся, посмотрел из окна на пустующую парковку – все это как-то замедленно, лениво, словно для проформы.
   – Тут кто-нибудь есть кроме тебя и твоего зятя?
   – Есть, покойница на втором этаже.
   – Где? Как ее зовут?
   – Как зовут, не знаю. Старуха какая-то.
   – Проводи меня туда.
   Вот теперь Джек мог ухмыльнуться во весь рот да еще и подмигнуть этому типу:
   – Вижу, вы тоже любитель поглазеть на них, голеньких? Пошли, Лео как раз начал ее промывать. Вам понравится.
   На лице Уолли чудом удержалось прежнее задумчивое выражение, только губы сморщились, словно он отведал лимона или зеленой хурмы.
   – Что-то я тебе не верю, Джек, – буркнул он.
   – Да там она, точно.
   – Наверное, мне следует еще раз поговорить с твоим зятем, – в голосе Скейлса появилась угроза.
   – Почему бы и нет?
   – Или с Люси Николе.
   Уолли явно наблюдал за его реакцией, но Джек просто уставился на него все с той же идиотской ухмылкой – это же не вопрос, верно, а стало быть, и отвечать ничего не надо.
   – Ты знаешь, кто такая Люси Николе?
   – Кто?
   – Дурачком прикидываешься? Ждешь, пока я уйду?
   – Разве вы не пойдете смотреть на покойницу?
   Скейлс покачал головой и сдался. В конце концов, вся эта история его мало волновала – так показалось Джеку, и он почувствовал некоторое облегчение.
   Проводив Уолли Скейлса, он тут же кинулся звонить Рою.
 
   – Ты берешься за это дело?
   – Да, но могу и передумать, – ответил Рой. – Тут все зависит от цифр – в смысле, сколько этот парень успел собрать.
   – Что ты узнал о Криспине Рейна и Фрэнклине Божьем человеке?
   – Как-как?
   – Фрэнклин де Диос, Фрэнклин Божий. Что ты о нем знаешь?
   – Они якобы работают на службу иммиграции, вылавливают «мокрые спины». ^[1]Полиции Второго округа дан приказ номер пять: это значит, что они не должны вмешиваться, даже если этот «крайслер» день и ночь будет торчать на Одубон-стрит.
   – Но эти парни не из нашего штата.
   – Ну и что с того? Федеральных агентов могут послать сюда и из Флориды.
   – С какой стати им брать машину напрокат? Им должны были выдать автомобиль в местном отделении, разве не так?
   – Скорее всего.
   – Проверишь?
   – Это можно.
   – Я не слишком навалился на тебя, Рой? Не хочется отвлекать тебя, ты же служишь человечеству в баре.
   – Да пошел ты!
   – Но раз уж нам приходится иметь дело с этими парнями, надо знать их имена и кто они такие. Нельзя действовать вслепую, Рой, а то нам головы пооткусывают, а мы и не заметим, как. Зачем полковник приволок сюда из Флориды двух этих парней, которые чуть что хватаются за пушку?
   – Можешь об этом не беспокоиться.
   – В каком смысле?
   – Я с этим разберусь.
   – Говори толком, Рой.
   – Проверю я их, проверю, черт побери!
   – Что-то ты нынче не в настроении, Рой.
   – Есть еще новости?
   – Проверь заодно некоего Уолли Скейлса, тоже вроде бы из службы иммиграции. Он тоже явился сюда разыскивать эту самую Амелиту. Угадай, где мы его уже видели? Вчера, с полковником.
   – Судя по виду, он и впрямь из службы иммиграции, – подтвердил Рой, – или из казначейства, из налоговой полиции.
   – Ты выяснишь? Позвони мне, я буду у Люси. Сейчас поеду за Калленом, отвезу его к ней.
   – Ты еще не знаешь, где будешь сегодня вечером, – сказал Рой. – Ты меня спроси, я тебе скажу: нынче ты у нас для разнообразия поработаешь, покопаешься у «объекта» в комнате.
   – Рой, ты что, белены объелся или месячные вовремя не пришли?
   – Я не могу больше видеть этот чертов бар!
   – Вот это я понимаю.
 
   Джек позвонил Люси и попросил разрешения привезти к ней Каллена. Пожалуйста, сказала она, в любое время. Он поинтересовался, навестил ли ее Уолли Скейлс.
   – Он звонил мне утром, – ответила Люси. – Представился и сказал: «Насколько мне известно, в воскресенье вы ездили в Карвиль, чтобы забрать тело умершей подруги». Я сказала, что он ошибается.
   – Первая ложь?
   – По-крупному – первая. Я спросила его, откуда такие сведения.
   – Что он ответил?
   – Это, мол, не важно. Извинился за беспокойство.
   – Вот и хорошо. Когда мы с ним беседовали, мне так и показалось, что он просто отрабатывает номер. Душу он в это дело не вкладывает.
   – Да, но напоследок он сказал: «Передайте от меня привет отцу».

12

   – Попытаюсь объяснить, – пообещала Люси, – но я уже столько раз пробовала и всякий раз сама понимаю – нет, не то. Что-то заставляет поступить так, а не иначе. Какое-то внутреннее побуждение подталкивает сделать выбор. Всегда есть разумные причины отказаться от своего решения, сколько угодно разумных причин. Всегда можно сказать: «Я же не сумасшедшая, в конце-то концов!» Но если ты послушаешься этого чувства, если ты сделаешьэто… Тогда все будет по-другому.
   Они снова сидели на застекленной террасе в доме, принадлежавшем матери Люси. За окном лил дождь, в тусклом предвечернем свете все так же вился по обоям узор из банановых листьев. Отойдя от потемневшего окна, Люси села напротив Джека и Каллена – они оба устроились на диване.
   – Я ушла в монастырь из-за любовной истории, но не из-за своей, а из-за той, что случилась восемь веков назад. Был мужчина, влюбленный в любовь, и была девушка семнадцати лет по имени Клара – я уверена, она любила этого мужчину. А меня просто очаровала эта история. Мне тогда исполнилось девятнадцать, я легко могла поставить себя на место этой бедняжки, этой бедной маленькой богатой девочки – она была несчастна и сама не понимала отчего. Родители готовили ее свадьбу, устраивали всю ее жизнь за нее. У меня было что-то такое – кажется, это можно назвать мистическим переживанием. Я думала даже, если бы я жила тогда, в тысяча двести десятом году, в Италии, я была бы Кларой. Я тоже пришла на мессу в собор Святого Руфино и слушала, как тот человек, Франциск, говорит – негромко, но с величайшей верой – о Божьей любви, и моя жизнь переменилась. Я перенеслась туда, в тот собор, я чувствовала запах свечей и благовоний, я тоже влюбилась в этого человека в коричневой рясе нищенствующего монаха.
   Каллен сгорбился на краю дивана, упершись локтями в колени. Джек слышал, как старик часто, взволнованно дышит – его тоже захватила эта история, покорил негромкий голос рассказчицы. Вечерний сумрак проникал в окно из-за спины Люси, окутывал ее, и уже не казалось странным, что девушка в джинсах и свитере пытается передать им свой мистический опыт.
   – Если б я родилась на пять-шесть лет раньше, я бы, наверное, присоединилась к хиппи, но к тому времени, когда я созрела для побега, дети цветов уже разошлись по домам, и слава богу, поскольку мне удалось не только уйти из дому, как им, но и к чему-то прийти. Клара тоже убежала из дому – так подействовала на нее проповедь Франциска и невероятное, буквально сверхъестественное сочетание земной и небесной любви. Она основала орден Бедных кларисс, Франциск сам постриг ее, отрезал ее прекрасные русые волосы. Он и раньше беседовал с Кларой, наставлял ее, но никогда не оставался с ней наедине. Клара была необычайно, просто потрясающе красива. Наверное, он догадывался, что ею руководит любовь не только к Богу. Конечно, биографы твердят, будто Франциск не знал искушений, но я думаю иначе. В Риме у него тоже была поклонница, Жаклин де Сеттесоли, он всегда навещал ее, когда являлся в Рим к Папе, и никаких сплетен не возникало. Она-то была непривлекательна, мужеподобна, он даже называл ее «брат Жаклин». Но с Кларой все было по-другому. Я уверена: стоило им посмотреть друг другу в глаза, и они бы все поняли без слов.