Страница:
– Он говорит совсем не как негр…
– А ты хотел, чтобы он все время приговаривал: «Слушаюсь, масса»? Возможно, в нем есть примесь южноамериканской крови или какой другой, но я-то знаю, что он – негр.
Разговаривая о Кэтлетте и богатеньком сынке, они вышли из офиса. И теперь ехали к дому Майкла Уира. Чили хотел посмотреть на обитель суперзвезды, может, выйти из машины и прогуляться по округе. Но Гарри сказал:
– Ты вообще видел, чтобы здесь гуляли? Только не в этой части Беверли-Хиллз. Здесь ходить пешком считается нарушением закона.
Чили посмотрел на дом, но ничего не сказал.
– А вон там, впереди, видишь ворота дома? Его снимал Кенни Роджерс, пока строил себе особняк. Знаешь, сколько платил в месяц? Пятьдесят тысяч.
– Боже праведный, – отреагировал Чили.
– Так, мы почти на месте. Слева за поворотом дом, похожий на тот, где подписали Декларацию Независимости… Это дом Майкла.
Они уже проезжали мимо. Красный кирпич, белая отделка – за увитой лозой стеной и закрытыми чугунными воротами. Сквозь решетку Чили увидел подъездную дорогу, плавно поворачивающую к парадному входу. Интересно, дома ли сейчас Майкл Уир?
– Почему бы нам не позвонить и не спросить, дома ли он?
– Так ты с ним не встретишься, поверь мне.
– Давай проедем мимо еще раз.
Гарри свернул на боковую дорожку, сдал задом и развернулся.
– Стоит не меньше двадцати лимонов, – сообщил он, опять проезжая мимо дома.
– Не такой уж он и большой, – возразил Чили.
– По сравнению с чем? С отелем «Беверли-Хиллз»? Двенадцать тысяч квадратных футов плюс теннисный корт, бассейн, отдельный коттедж для гостей и три акра апельсинового сада.
– Боже праведный, – удивился Чили.
Он заметил верхние части окон и кусок спутниковой антенны на крыше флигеля.
– Останавливаться и глазеть на дом нельзя, – пояснил Гарри. – Полиция приедет минуты через две. Это я к тому, вдруг ты решил подождать, когда он выйдет из дома.
– У него есть увлечения?
– Любовница живет вместе с ним. Он либо здесь, либо в Нью-Йорке. Владеет домом на Сентрал-парк-уэст.
– Мне хотелось бы побольше о нем узнать. Куда ходит, чем занимается. Может, встречусь с ним случайно.
– И что дальше?
– Так, идея в голову пришла.
– О нем была статья в одном из журналов и портрет на обложке, совсем недавно. О его карьере, о жизни. Насколько я помню, там поместили и его фотографию с подругой. Она работала на эстраде, была солисткой какой-то рок-группы, когда он с ней познакомился. Не удивлюсь, если у Карен есть этот журнал. Профессиональные журналы она хранит пачками, не знаю зачем.
– Мне все равно надо туда вернуться, – сказал Чили. – Забрать свою машину.
С минуту он молчал, разглядывал мелькающие сквозь деревья и постриженные кусты огромные дома. Как все чисто и аккуратно, ни души кругом, ни единого человека на улице. Совсем не похоже на Меридиан-авеню в Майами-Бич или на Бэй-Ридж. Господи, там надо доехать до самого парка Дайкер Бич, чтобы увидеть хоть одно единственное дерево.
– Помнишь фильм Майкла Уира «Циклон»? – спросил он Гарри. – Там я массу мест узнал – Бейвью, Нептун-авеню, Кропси. Я жил неподалеку раньше. Потом переехал в Майами, но слышал, что некоторые мои прежние знакомые встречались с Майклом.
– Конечно. В какой бы роли ни снимался, Майкл обязательно проводит исследования, узнает, как нужно ее играть. Поэтому он так хорош. В «Циклоне» он заставляет зрителей верить, что на самом деле связан с мафией.
– В принципе да. Выглядел он неплохо, – согласился Чили. – Я не мог поверить только в то, что его допустили в свой круг, учитывая, какой сволочью он был. И позволили уйти, после того как он стал доносчиком. На самом деле его должны были найти с собственным членом во рту. Надо признать, придурков во всех командах хватает, но только не таких, какого он сыграл в фильме.
– Если он играл мафиози, – заметил Гарри, – значит, разговаривал с кем-то из них.
– Томми наверняка в курсе, – кивнул Чили. – Томми Карло. Могу позвонить ему и проверить.
– Для чего?
– Просто хочу знать. Мы с Томми были в Майами, когда снимался фильм, но он должен помнить. В то время мы управляли клубом для Момо. Именно Томми занимался приглашением разных групп. Наверное, чувствовал себя воротилой мира развлечений.
– Если хочешь, можешь позвонить ему из дома Карен.
– А вдруг ее дома нет? Мы что, просто так возьмем и войдем?
– Раньше тебя это не беспокоило.
– В тот раз все было по-другому. Сейчас я ломать дверь не хочу.
– Если дверь в патио была открыта вчера, значит, она открыта и сегодня. Карен всегда забывает запирать двери, закрывать окна, когда начинается дождь, поднимать верх у машины…
– Это ты говоришь о тех временах, когда вы жили вместе?
– И не только. Карен всегда была такой. Она входит в дом и не отключает сигнализацию. Потом звонит компания, которая эту сигнализацию устанавливала, нужно назвать код, всего три цифры. Но Карен никогда их не помнила. Скоро подъезжает полиция…
– Гарри, если Карен поможет тебе договориться с Майклом, что ей будет?
– Она уже все получила. В частности – меня. Я сделал ее звездой. Для картин подобного типа она играла очень неплохо. У нас не было ни одной реплики, состоявшей более чем из десяти слов. А сейчас она пробуется на роль… Не снималась целых семь лет, но хочет вернуться. Не знаю зачем. Майкл обеспечил ее деньгами на всю жизнь.
– «Комната Бет», – пояснил Чили.
– Что?
– «Комната Бет». Так называется фильм, в котором она будет сниматься.
Гарри быстро взглянул на него и снова уставился на дорогу.
– Готов поспорить на сотню баксов, роль ей не дадут.
11
12
– А ты хотел, чтобы он все время приговаривал: «Слушаюсь, масса»? Возможно, в нем есть примесь южноамериканской крови или какой другой, но я-то знаю, что он – негр.
Разговаривая о Кэтлетте и богатеньком сынке, они вышли из офиса. И теперь ехали к дому Майкла Уира. Чили хотел посмотреть на обитель суперзвезды, может, выйти из машины и прогуляться по округе. Но Гарри сказал:
– Ты вообще видел, чтобы здесь гуляли? Только не в этой части Беверли-Хиллз. Здесь ходить пешком считается нарушением закона.
* * *
– В доме слева раньше жил Дин Мартин, – поведал Гарри.Чили посмотрел на дом, но ничего не сказал.
– А вон там, впереди, видишь ворота дома? Его снимал Кенни Роджерс, пока строил себе особняк. Знаешь, сколько платил в месяц? Пятьдесят тысяч.
– Боже праведный, – отреагировал Чили.
– Так, мы почти на месте. Слева за поворотом дом, похожий на тот, где подписали Декларацию Независимости… Это дом Майкла.
Они уже проезжали мимо. Красный кирпич, белая отделка – за увитой лозой стеной и закрытыми чугунными воротами. Сквозь решетку Чили увидел подъездную дорогу, плавно поворачивающую к парадному входу. Интересно, дома ли сейчас Майкл Уир?
– Почему бы нам не позвонить и не спросить, дома ли он?
– Так ты с ним не встретишься, поверь мне.
– Давай проедем мимо еще раз.
Гарри свернул на боковую дорожку, сдал задом и развернулся.
– Стоит не меньше двадцати лимонов, – сообщил он, опять проезжая мимо дома.
– Не такой уж он и большой, – возразил Чили.
– По сравнению с чем? С отелем «Беверли-Хиллз»? Двенадцать тысяч квадратных футов плюс теннисный корт, бассейн, отдельный коттедж для гостей и три акра апельсинового сада.
– Боже праведный, – удивился Чили.
Он заметил верхние части окон и кусок спутниковой антенны на крыше флигеля.
– Останавливаться и глазеть на дом нельзя, – пояснил Гарри. – Полиция приедет минуты через две. Это я к тому, вдруг ты решил подождать, когда он выйдет из дома.
– У него есть увлечения?
– Любовница живет вместе с ним. Он либо здесь, либо в Нью-Йорке. Владеет домом на Сентрал-парк-уэст.
– Мне хотелось бы побольше о нем узнать. Куда ходит, чем занимается. Может, встречусь с ним случайно.
– И что дальше?
– Так, идея в голову пришла.
– О нем была статья в одном из журналов и портрет на обложке, совсем недавно. О его карьере, о жизни. Насколько я помню, там поместили и его фотографию с подругой. Она работала на эстраде, была солисткой какой-то рок-группы, когда он с ней познакомился. Не удивлюсь, если у Карен есть этот журнал. Профессиональные журналы она хранит пачками, не знаю зачем.
– Мне все равно надо туда вернуться, – сказал Чили. – Забрать свою машину.
С минуту он молчал, разглядывал мелькающие сквозь деревья и постриженные кусты огромные дома. Как все чисто и аккуратно, ни души кругом, ни единого человека на улице. Совсем не похоже на Меридиан-авеню в Майами-Бич или на Бэй-Ридж. Господи, там надо доехать до самого парка Дайкер Бич, чтобы увидеть хоть одно единственное дерево.
– Помнишь фильм Майкла Уира «Циклон»? – спросил он Гарри. – Там я массу мест узнал – Бейвью, Нептун-авеню, Кропси. Я жил неподалеку раньше. Потом переехал в Майами, но слышал, что некоторые мои прежние знакомые встречались с Майклом.
– Конечно. В какой бы роли ни снимался, Майкл обязательно проводит исследования, узнает, как нужно ее играть. Поэтому он так хорош. В «Циклоне» он заставляет зрителей верить, что на самом деле связан с мафией.
– В принципе да. Выглядел он неплохо, – согласился Чили. – Я не мог поверить только в то, что его допустили в свой круг, учитывая, какой сволочью он был. И позволили уйти, после того как он стал доносчиком. На самом деле его должны были найти с собственным членом во рту. Надо признать, придурков во всех командах хватает, но только не таких, какого он сыграл в фильме.
– Если он играл мафиози, – заметил Гарри, – значит, разговаривал с кем-то из них.
– Томми наверняка в курсе, – кивнул Чили. – Томми Карло. Могу позвонить ему и проверить.
– Для чего?
– Просто хочу знать. Мы с Томми были в Майами, когда снимался фильм, но он должен помнить. В то время мы управляли клубом для Момо. Именно Томми занимался приглашением разных групп. Наверное, чувствовал себя воротилой мира развлечений.
– Если хочешь, можешь позвонить ему из дома Карен.
– А вдруг ее дома нет? Мы что, просто так возьмем и войдем?
– Раньше тебя это не беспокоило.
– В тот раз все было по-другому. Сейчас я ломать дверь не хочу.
– Если дверь в патио была открыта вчера, значит, она открыта и сегодня. Карен всегда забывает запирать двери, закрывать окна, когда начинается дождь, поднимать верх у машины…
– Это ты говоришь о тех временах, когда вы жили вместе?
– И не только. Карен всегда была такой. Она входит в дом и не отключает сигнализацию. Потом звонит компания, которая эту сигнализацию устанавливала, нужно назвать код, всего три цифры. Но Карен никогда их не помнила. Скоро подъезжает полиция…
– Гарри, если Карен поможет тебе договориться с Майклом, что ей будет?
– Она уже все получила. В частности – меня. Я сделал ее звездой. Для картин подобного типа она играла очень неплохо. У нас не было ни одной реплики, состоявшей более чем из десяти слов. А сейчас она пробуется на роль… Не снималась целых семь лет, но хочет вернуться. Не знаю зачем. Майкл обеспечил ее деньгами на всю жизнь.
– «Комната Бет», – пояснил Чили.
– Что?
– «Комната Бет». Так называется фильм, в котором она будет сниматься.
Гарри быстро взглянул на него и снова уставился на дорогу.
– Готов поспорить на сотню баксов, роль ей не дадут.
11
Бо Кэтлетт предпочитал менять наряды по два-три раза в день: он просто не мог ходить в одной и той же одежде. Меньше чем через два часа ему предстояло поужинать с друзьями в «Матеосе», что в Вествуде, поэтому в аэропорт он поехал «при параде».
И вот сейчас, в двубортном, сизого цвета с мягкими лацканами костюме от Армани, он сидел в зале ожидания авиакомпании «Дельта» прямо напротив ворот, через которые должен был выйти наркокурьер, вылетевший сюда из Майами через Атланту. На Кэтлетте была светло-голубая сорочка с жемчужно-серым галстуком и жемчужными запонками, светло-голубые носки и начищенные до зеркального блеска темно-коричневые мокасины «Коул-Хаан». Мокасины соответствовали по цвету стоящему рядом на сиденье «дипломату». На «дипломат» был небрежно брошен билет «Дельты» с посадочным талоном, чтобы никто не мог заподозрить, что Кэтлетт находится здесь совсем по другой причине. Чтобы не заподозрил никто, а в частности, люди, знававшие его раньше. Или вот этот развязный молодой человек в клетчатой шерстяной рубашке поверх белой футболки, джинсах и черных кроссовках «Найк»…
Кэтлетт любил наблюдать за проходившими мимо людьми и размышлять, потратили ли они хоть две секунды на то, чтобы обдумать, что наденут, или наугад схватили одежду со стула или из шкафа. Он практически безошибочно определял тех, кто задумывается над своим внешним видом, хотя эти люди не всегда были хорошо одеты.
Молодой парень в джинсах и выпущенной клетчатой рубахе явно продумал свой наряд. Он дружелюбно поздоровался с девушками за стойкой, и те ответили так, будто хорошо его знали.
Интересно, Медведь это заметил?
Медведь мелькнул всего один раз, как бы доложил о прибытии. Сегодня он был в красно-зеленой гавайской рубашке и с маленькой дочуркой.
Девяносто девять процентов людей, живущих в Лос-Анджелесе, не умеют одеваться – или им наплевать на собственную внешность. Никто не повязывает галстук. Надевают сорочку с расстегнутым воротом и костюм. Или, еще лучше, застегивают верхнюю пуговицу на сорочке, как будто их только что выпустили из резервации. Ронни Уингейт, который тоже не умел красиво одеваться, как-то сказал: «Зачем повязывать галстук, если можно этого не делать?» Как будто отказ от галстука – это какое-то достижение. Кэтлетт однажды ответил Ронни:
«Я одевался так же, как ты, когда был пацаном и ни в чем не разбирался». Он жил тогда в лагерях для наемных рабочих, постоянно кочевал из Флориды в Техас, потом переехал в Колорадо и Мичиган, а уже после – в Калифорнию. Вся семья занималась рабским трудом и носила обноски.
«А знаешь, что изменило мою жизнь в корне? – спросил он у Ронни Уингейта. – В четырнадцать лет я узнал, что я частично черный». – «Негр?» – переспросил Ронни. «Черный. А если ты хотя бы чуточку черный, значит, ты черный целиком».
Фотографию он увидел, когда поехал с матерью и тремя сестрами из Бейкерсфилда в Бенсон, штат Аризона, навестить умирающую бабушку. Она достала альбом со старыми снимками. На двух первых коричневатых отпечатках были запечатлены ее собственные бабушка и дедушка. Индианка в накидке. (Ему говорили, что в его жилах течет кровь апачей из Уорм-Спрингс, так что фотография этой толстой бабы в одеяле удивления не вызвала.) Зато следующая фотография перевернула его жизнь. На ней был запечатлен негр, да не просто негр. Этот негр был со шпагой и сержантскими нашивками на форме. Кавалерист, прослужил в армии двадцать четыре года, участвовал в Гражданской войне, когда ему было пятнадцать лет, и был ранен под местечком Хани-Спрингс в Миссури. И подпись под фотографией: «Сержант 10-го кавалерийского полка Бо Кэтлетт, Форт Хуачука, территория Аризоны, 16 июня 1887 г.».
И чуть ниже: «От К. С. Флая».
Он попросил взять фотографию себе, и бабушка разрешила.
«Наверное, все дело было в шпаге, – сказал Кэтлетт Ронни. – Я думал о ней целый год, пока мне самому не исполнилось пятнадцать. Понимаешь важность того, что я тебе рассказываю? Я сменил имя с Антонио на Бо, навсегда покинул лагеря и отправился в Детройт, чтобы узнать, каково это – быть черным».
А придурок Ронни так ничегошеньки и не понял…
Кэтлетт заметил Медведя в его гавайской рубашке, он нес свою прелестную трехлетнюю дочурку на руках, она лизала мороженое и пачкала им рубашку папы. Медведь посмотрел в сторону Бо, потом на парня в шерстяной рубашке, потом снова на Кэтлетта и принялся вытирать дочке рот бумажной салфеткой, играя роль туповатого и неповоротливого, но крайне заботливого отца.
По трансляции передали, что самолет из Атланты приземлился и через несколько минут пассажиры выйдут в зал.
Кэтлетт уже обдумал план действий. Ему сообщили, что курьером на этот раз будет колумбийский пижон, которого он однажды уже видел и которого звали Йайо. Он ничем не отличался от других колумбийских пижонов, которых встречал Бо, кроме как своими размерами. Веса в нем было не более ста тридцати фунтов. Все колумбийцы когда-то посмотрели фильм «Лицо со шрамом» и все сразу же превратились в Аль Пачино, исполняющего роль Тони Монтаны. Только они не знали, как действовать, и поэтому в качестве модели поведения выбрали надоедливую показную крутость. Мысли Кэтлетта вдруг перескочили на парня, которого он видел за столом Гарри Зимма. Этот Чили Палмер, который ходит в застегнутой до горла кожаной куртке, который совсем не похож на продюсера, да и говорит не как продюсер… В общем, этот парень полон дерьма. Чили Палмер вполне мог быть наркокурьером, только он гораздо крупнее любого колумбийца, да и смотрит на тебя по-другому. Не слишком старается выглядеть крутым, разговаривает тихо, но по делу и не терпит возражений. Кэтлетт подумал, а как бы повел себя этот мистер Чили Палмер, если бы перед ним сидел Медведь, как бы Чили посмотрел на него…
Медведь с дочкой уже стояли в толпе встречающих. Пассажиры показались на трапе. Договоренность была такой, что Йайо будет держать в руке билет с прикрепленным багажным талоном. Он положит его на крышку урны для мусора и, не задерживаясь, уйдет. К урне подойдет Медведь с дочкой, возьмет билет и направится к выдаче багажа. Но сейчас все нужно было изменить…
А Йайо уже пробирался сквозь толпу. Кэтлетт видел, как расступались люди, чтобы пропустить этого невоспитанного сборщика бобов, который ведет себя так, будто впервые в жизни оказался в аэропорту. Вот кого он напомнил Кэтлетту – наемного сельскохозяйственного работника, вырядившегося по случаю субботы в чистую накрахмаленную рубашку и штаны цвета хаки на несколько размеров больше нужного. Что еще можно ожидать от невоспитанного мужлана? А взгляд очень неприветливый…
– Ничего не говори, отвернись и сделай вид, что ждешь человека, который должен тебя встретить, – велел Кэтлетт, когда Йайо подошел к нему.
– Ты че говоришь, твою мать? – Йайо жестко выговаривал каждое слово, совсем как Тони Монтана. – Меня здесь никто не знает, так че с того? Давай чемодан сюда.
– В чемодане ничего нет. Теперь повернись и смотри внимательно. За тобой следят. Мужчина в синей шерстяной рубашке справа… Да не там, придурок.
Кэтлетт наклонился вперед и положил руки на колени, теперь он видел только свободные штаны цвета хаки, потому что курьер заслонил от него парня в шерстяной рубашке.
– Вон тот тип – федеральный агент, скорее всего из агентства по борьбе с наркотиками. Видишь бугор на его ноге? Сообразил, что это такое? Что-то привязано к его лодыжке. Очевидно, запасной пистолет. Эй, да не пяль ты на него глаза.
Перед такими поездками всегда следует принять лекарство от давления.
– Итак, ты знаешь, что он здесь, а теперь забудь о нем. Сделай вид, что понять не можешь, куда подевались родственники, которые должны были тебя встречать. Я поднимаюсь и ухожу в коктейльный зал. Как только я уйду, садись на мое место. Задницей почувствуешь ключ от камеры хранения, где лежат твои деньги. Но не несись туда сразу же, осмотрись, понимаешь? Ты ведь не хочешь, чтобы за тобой следили парни с буграми на лодыжках. Не торопись, перекуси. Ты хоть понимаешь, что я говорю?
Йайо едва заметно повернул голову:
– Ты должен был передать мне деньги из рук в руки.
Кэтлетт поднялся, одернул сизый пиджак, пригладил мягкий лацкан.
– Постарайся не волноваться, Йеху. – Он взял билет и дипломат. – Если бы я сейчас отдал тебе чемодан, полный денег, мы бы уже были в наручниках и даже понять не успели бы, что произошло. Сделай все в точности так, как я тебе сказал, и счастливого полета домой. Или как вы там говорите, vaya con Dios, твою мать.
В пункте выдачи багажа Кэтлетт встал немножко в стороне от Медведя, который сверял номер на талоне с номерами крутящихся на карусели сумок, чтобы понять, в которой из них находятся десять килограммов кокаина. Цена в этом месяце остановилась на семнадцати тысячах за килограмм, и в камере хранения лежали сто семьдесят тысяч плюс килограмм продукта, который они возвращали, так как он был разбавлен настолько, что превратился в детское питание. Никаких проблем не возникнет, если Йайо будет вести себя осторожно и осмотрит окрестности, прежде чем открывать ячейку. Основная беда такого бизнеса заключается в необходимости полагаться на других, здесь нельзя сделать все самому. Насколько Кэтлетт понимал киноиндустрию, там дела обстоят примерно так же. Правда, в кино можно было не опасаться, что кто-нибудь, спасая собственную задницу, продастся с потрохами и начнет давать показания против тебя в суде. Тебя могут трахнуть всеми способами, но никто не пошлет тебя в тюрьму, если ты облажаешься. Вместо того чтобы ходить по краю пропасти, поставляя наркотики тупым кинозвездам, можно занять такой пост, что сам будешь нанимать нужных тебе людей и приказывать им или выгонять, если они тебя не устроят. Какой смысл жить в Лос-Анджелесе и не заниматься кино? Главное – занять местечко повыше.
Медведь вернулся от карусели. На одной руке – дочка, в другой – клетчатый чемодан «Блэк Уотч». Кэтлетт двинулся следом за ним – пройдя по туннелю, они оказались в одном из посадочных залов ожидания.
– Привет, Бо, – поздоровалась девочка с подошедшим к ним Кэтлеттом.
– Здравствуй, Фарра, здравствуй, лапушка, – с улыбкой ответил Кэтлетт. – Пришла посмотреть на большие самолеты?
– Я уже летала на самолете, – гордо заявила Фарра. – Папа брал меня в Акапулько.
– Знаю, лапушка. Папочка тебя очень любит, да?
Маленькая Фарра кивнула, а Медведь прижался бородой к ее личику.
– Ах ты моя любимая, хорошенькая моя. Любишь папочку, да?
– Ты ее раздавишь, – сказал Бо и кончиками пальцев поднял подбородок девочки.
Такое впечатление, она вся могла потеряться в этой лохматой бороде. Одна крохотная ручка была опущена, другой девчушка обнимала папу за шею, сидя на его руке. Медведь одно время начал толстеть, но затем вернулся в прежнюю форму – стал преподавать бодибилдинг, работать каскадером в кино, ставить сцены рукопашных боев. Для Кэтлетта он был мастером на все руки.
– Помнишь, где снимали «77 Сансет-Стрип»? – спросил Бо.
– Конечно.
– Офис Гарри Зимма – на другой стороне улицы. Белое здание, жалюзи на окнах. Мне нужно попасть туда, взять сценарий. Встретимся вечером, ты откроешь дверь…
– Если хочешь, Бо, я сам возьму его для тебя.
– Нет, на тебе стадия А – взлом, на мне стадия в – проникновение.
– А я знаю, – радостно пропищала Фарра. – А, Б, Г, Д, В.
Кэтлетт снова улыбнулся:
– Какая ты умная, лапушка…
– Она такая, – подтвердил Медведь.
И вот сейчас, в двубортном, сизого цвета с мягкими лацканами костюме от Армани, он сидел в зале ожидания авиакомпании «Дельта» прямо напротив ворот, через которые должен был выйти наркокурьер, вылетевший сюда из Майами через Атланту. На Кэтлетте была светло-голубая сорочка с жемчужно-серым галстуком и жемчужными запонками, светло-голубые носки и начищенные до зеркального блеска темно-коричневые мокасины «Коул-Хаан». Мокасины соответствовали по цвету стоящему рядом на сиденье «дипломату». На «дипломат» был небрежно брошен билет «Дельты» с посадочным талоном, чтобы никто не мог заподозрить, что Кэтлетт находится здесь совсем по другой причине. Чтобы не заподозрил никто, а в частности, люди, знававшие его раньше. Или вот этот развязный молодой человек в клетчатой шерстяной рубашке поверх белой футболки, джинсах и черных кроссовках «Найк»…
Кэтлетт любил наблюдать за проходившими мимо людьми и размышлять, потратили ли они хоть две секунды на то, чтобы обдумать, что наденут, или наугад схватили одежду со стула или из шкафа. Он практически безошибочно определял тех, кто задумывается над своим внешним видом, хотя эти люди не всегда были хорошо одеты.
Молодой парень в джинсах и выпущенной клетчатой рубахе явно продумал свой наряд. Он дружелюбно поздоровался с девушками за стойкой, и те ответили так, будто хорошо его знали.
Интересно, Медведь это заметил?
Медведь мелькнул всего один раз, как бы доложил о прибытии. Сегодня он был в красно-зеленой гавайской рубашке и с маленькой дочуркой.
Девяносто девять процентов людей, живущих в Лос-Анджелесе, не умеют одеваться – или им наплевать на собственную внешность. Никто не повязывает галстук. Надевают сорочку с расстегнутым воротом и костюм. Или, еще лучше, застегивают верхнюю пуговицу на сорочке, как будто их только что выпустили из резервации. Ронни Уингейт, который тоже не умел красиво одеваться, как-то сказал: «Зачем повязывать галстук, если можно этого не делать?» Как будто отказ от галстука – это какое-то достижение. Кэтлетт однажды ответил Ронни:
«Я одевался так же, как ты, когда был пацаном и ни в чем не разбирался». Он жил тогда в лагерях для наемных рабочих, постоянно кочевал из Флориды в Техас, потом переехал в Колорадо и Мичиган, а уже после – в Калифорнию. Вся семья занималась рабским трудом и носила обноски.
«А знаешь, что изменило мою жизнь в корне? – спросил он у Ронни Уингейта. – В четырнадцать лет я узнал, что я частично черный». – «Негр?» – переспросил Ронни. «Черный. А если ты хотя бы чуточку черный, значит, ты черный целиком».
Фотографию он увидел, когда поехал с матерью и тремя сестрами из Бейкерсфилда в Бенсон, штат Аризона, навестить умирающую бабушку. Она достала альбом со старыми снимками. На двух первых коричневатых отпечатках были запечатлены ее собственные бабушка и дедушка. Индианка в накидке. (Ему говорили, что в его жилах течет кровь апачей из Уорм-Спрингс, так что фотография этой толстой бабы в одеяле удивления не вызвала.) Зато следующая фотография перевернула его жизнь. На ней был запечатлен негр, да не просто негр. Этот негр был со шпагой и сержантскими нашивками на форме. Кавалерист, прослужил в армии двадцать четыре года, участвовал в Гражданской войне, когда ему было пятнадцать лет, и был ранен под местечком Хани-Спрингс в Миссури. И подпись под фотографией: «Сержант 10-го кавалерийского полка Бо Кэтлетт, Форт Хуачука, территория Аризоны, 16 июня 1887 г.».
И чуть ниже: «От К. С. Флая».
Он попросил взять фотографию себе, и бабушка разрешила.
«Наверное, все дело было в шпаге, – сказал Кэтлетт Ронни. – Я думал о ней целый год, пока мне самому не исполнилось пятнадцать. Понимаешь важность того, что я тебе рассказываю? Я сменил имя с Антонио на Бо, навсегда покинул лагеря и отправился в Детройт, чтобы узнать, каково это – быть черным».
А придурок Ронни так ничегошеньки и не понял…
Кэтлетт заметил Медведя в его гавайской рубашке, он нес свою прелестную трехлетнюю дочурку на руках, она лизала мороженое и пачкала им рубашку папы. Медведь посмотрел в сторону Бо, потом на парня в шерстяной рубашке, потом снова на Кэтлетта и принялся вытирать дочке рот бумажной салфеткой, играя роль туповатого и неповоротливого, но крайне заботливого отца.
По трансляции передали, что самолет из Атланты приземлился и через несколько минут пассажиры выйдут в зал.
Кэтлетт уже обдумал план действий. Ему сообщили, что курьером на этот раз будет колумбийский пижон, которого он однажды уже видел и которого звали Йайо. Он ничем не отличался от других колумбийских пижонов, которых встречал Бо, кроме как своими размерами. Веса в нем было не более ста тридцати фунтов. Все колумбийцы когда-то посмотрели фильм «Лицо со шрамом» и все сразу же превратились в Аль Пачино, исполняющего роль Тони Монтаны. Только они не знали, как действовать, и поэтому в качестве модели поведения выбрали надоедливую показную крутость. Мысли Кэтлетта вдруг перескочили на парня, которого он видел за столом Гарри Зимма. Этот Чили Палмер, который ходит в застегнутой до горла кожаной куртке, который совсем не похож на продюсера, да и говорит не как продюсер… В общем, этот парень полон дерьма. Чили Палмер вполне мог быть наркокурьером, только он гораздо крупнее любого колумбийца, да и смотрит на тебя по-другому. Не слишком старается выглядеть крутым, разговаривает тихо, но по делу и не терпит возражений. Кэтлетт подумал, а как бы повел себя этот мистер Чили Палмер, если бы перед ним сидел Медведь, как бы Чили посмотрел на него…
Медведь с дочкой уже стояли в толпе встречающих. Пассажиры показались на трапе. Договоренность была такой, что Йайо будет держать в руке билет с прикрепленным багажным талоном. Он положит его на крышку урны для мусора и, не задерживаясь, уйдет. К урне подойдет Медведь с дочкой, возьмет билет и направится к выдаче багажа. Но сейчас все нужно было изменить…
А Йайо уже пробирался сквозь толпу. Кэтлетт видел, как расступались люди, чтобы пропустить этого невоспитанного сборщика бобов, который ведет себя так, будто впервые в жизни оказался в аэропорту. Вот кого он напомнил Кэтлетту – наемного сельскохозяйственного работника, вырядившегося по случаю субботы в чистую накрахмаленную рубашку и штаны цвета хаки на несколько размеров больше нужного. Что еще можно ожидать от невоспитанного мужлана? А взгляд очень неприветливый…
– Ничего не говори, отвернись и сделай вид, что ждешь человека, который должен тебя встретить, – велел Кэтлетт, когда Йайо подошел к нему.
– Ты че говоришь, твою мать? – Йайо жестко выговаривал каждое слово, совсем как Тони Монтана. – Меня здесь никто не знает, так че с того? Давай чемодан сюда.
– В чемодане ничего нет. Теперь повернись и смотри внимательно. За тобой следят. Мужчина в синей шерстяной рубашке справа… Да не там, придурок.
Кэтлетт наклонился вперед и положил руки на колени, теперь он видел только свободные штаны цвета хаки, потому что курьер заслонил от него парня в шерстяной рубашке.
– Вон тот тип – федеральный агент, скорее всего из агентства по борьбе с наркотиками. Видишь бугор на его ноге? Сообразил, что это такое? Что-то привязано к его лодыжке. Очевидно, запасной пистолет. Эй, да не пяль ты на него глаза.
Перед такими поездками всегда следует принять лекарство от давления.
– Итак, ты знаешь, что он здесь, а теперь забудь о нем. Сделай вид, что понять не можешь, куда подевались родственники, которые должны были тебя встречать. Я поднимаюсь и ухожу в коктейльный зал. Как только я уйду, садись на мое место. Задницей почувствуешь ключ от камеры хранения, где лежат твои деньги. Но не несись туда сразу же, осмотрись, понимаешь? Ты ведь не хочешь, чтобы за тобой следили парни с буграми на лодыжках. Не торопись, перекуси. Ты хоть понимаешь, что я говорю?
Йайо едва заметно повернул голову:
– Ты должен был передать мне деньги из рук в руки.
Кэтлетт поднялся, одернул сизый пиджак, пригладил мягкий лацкан.
– Постарайся не волноваться, Йеху. – Он взял билет и дипломат. – Если бы я сейчас отдал тебе чемодан, полный денег, мы бы уже были в наручниках и даже понять не успели бы, что произошло. Сделай все в точности так, как я тебе сказал, и счастливого полета домой. Или как вы там говорите, vaya con Dios, твою мать.
В пункте выдачи багажа Кэтлетт встал немножко в стороне от Медведя, который сверял номер на талоне с номерами крутящихся на карусели сумок, чтобы понять, в которой из них находятся десять килограммов кокаина. Цена в этом месяце остановилась на семнадцати тысячах за килограмм, и в камере хранения лежали сто семьдесят тысяч плюс килограмм продукта, который они возвращали, так как он был разбавлен настолько, что превратился в детское питание. Никаких проблем не возникнет, если Йайо будет вести себя осторожно и осмотрит окрестности, прежде чем открывать ячейку. Основная беда такого бизнеса заключается в необходимости полагаться на других, здесь нельзя сделать все самому. Насколько Кэтлетт понимал киноиндустрию, там дела обстоят примерно так же. Правда, в кино можно было не опасаться, что кто-нибудь, спасая собственную задницу, продастся с потрохами и начнет давать показания против тебя в суде. Тебя могут трахнуть всеми способами, но никто не пошлет тебя в тюрьму, если ты облажаешься. Вместо того чтобы ходить по краю пропасти, поставляя наркотики тупым кинозвездам, можно занять такой пост, что сам будешь нанимать нужных тебе людей и приказывать им или выгонять, если они тебя не устроят. Какой смысл жить в Лос-Анджелесе и не заниматься кино? Главное – занять местечко повыше.
Медведь вернулся от карусели. На одной руке – дочка, в другой – клетчатый чемодан «Блэк Уотч». Кэтлетт двинулся следом за ним – пройдя по туннелю, они оказались в одном из посадочных залов ожидания.
– Привет, Бо, – поздоровалась девочка с подошедшим к ним Кэтлеттом.
– Здравствуй, Фарра, здравствуй, лапушка, – с улыбкой ответил Кэтлетт. – Пришла посмотреть на большие самолеты?
– Я уже летала на самолете, – гордо заявила Фарра. – Папа брал меня в Акапулько.
– Знаю, лапушка. Папочка тебя очень любит, да?
Маленькая Фарра кивнула, а Медведь прижался бородой к ее личику.
– Ах ты моя любимая, хорошенькая моя. Любишь папочку, да?
– Ты ее раздавишь, – сказал Бо и кончиками пальцев поднял подбородок девочки.
Такое впечатление, она вся могла потеряться в этой лохматой бороде. Одна крохотная ручка была опущена, другой девчушка обнимала папу за шею, сидя на его руке. Медведь одно время начал толстеть, но затем вернулся в прежнюю форму – стал преподавать бодибилдинг, работать каскадером в кино, ставить сцены рукопашных боев. Для Кэтлетта он был мастером на все руки.
– Помнишь, где снимали «77 Сансет-Стрип»? – спросил Бо.
– Конечно.
– Офис Гарри Зимма – на другой стороне улицы. Белое здание, жалюзи на окнах. Мне нужно попасть туда, взять сценарий. Встретимся вечером, ты откроешь дверь…
– Если хочешь, Бо, я сам возьму его для тебя.
– Нет, на тебе стадия А – взлом, на мне стадия в – проникновение.
– А я знаю, – радостно пропищала Фарра. – А, Б, Г, Д, В.
Кэтлетт снова улыбнулся:
– Какая ты умная, лапушка…
– Она такая, – подтвердил Медведь.
12
Чили дозвонился до парикмахерской и до Томми Карло, но поговорить о «Циклоне» и Майкле Уире ему не удалось.
– Я хотел тебе позвонить, но ты не дал мне свой номер. Тебя ищет Рей Боунс. У него такая заноза в заднице по поводу тебя, что он просто не может усидеть на месте. Приставал к Джимми Капу, пока тот не сказал: «Хочешь ехать в Лос-Анджелес – поезжай, твою мать, все уши мне прожужжал».
Чили разговаривал за столом в кабинете Карен, повернувшись к Гарри спиной. Сам Гарри сидел на полу перед открытым книжным шкафом и просматривал журналы.
– Теперь зависаешь у Джимми Капа? – поинтересовался Чили, стараясь говорить как можно тише.
– Просто оказался у него, когда они разговаривали, и заметил, как вел себя Боунс.
– Ты ему уже заплатил восемь штук?
– Ни хрена, получит, когда придет время. Чил, деньги здесь ни при чем, сам знаешь. Не вынуждай меня повторять, что я тебя предупреждал.
– Ты сказал, чтобы я не доставал его, так я его и не доставал.
– Ага, просто сломал ему нос.
Они снова обсуждали инцидент, происшедший двенадцать лет назад, но все еще доставляющий Чили неприятности.
– Этот парень может думать только о чем-нибудь одном. Проблема в том, что он полный идиот.
– Ему не понравилось, как ты с ним разговаривал. Если бы ты проявил хоть чуточку уважения, он бы давно отстал от тебя.
– Нужно было сразу стрелять на полдюйма ниже. Думаешь, он прилетит сюда?
– Уверен. Спросил меня, где ты остановился, я ответил, что не знаю. Я этого действительно не знаю.
– Когда он прилетит?
– Не сказал, но не позже чем через пару дней.
Господи, неужели он снова возвращается к старой жизни, к этим детским условностям, и опять говорит, как те, якобы крутые парни?
– Погоди, как он узнал, что я здесь?
– Я сообщил, что ты полетел в Лас-Вегас собрать долги, а оттуда тебя послали в Лос-Анджелес.
– И чего ты трепал языком?
– А он и так все узнал. Понятия не имею откуда, – впрочем, разве перед своим отъездом ты не разговаривал с женой этого владельца химчистки?
Как там ее, ну, с женой Лео? Насколько мне известно, Боунс ездил к ней. Возможно, она что-то сболтнула ему. Это было вчера.
– Томми, с чего ты взял, что я говорил Фей, что лечу в Вегас?
– Ну, не знаю, предположил так со слов Боунса.
– Я тебе перезвоню.
Чили повесил трубку и тут же набрал номер справочной, чтобы узнать телефон химчистки «Париж» в Северном Майами. К телефону подошла Фей. Чили спросил, как у нее дела. Он собирался подойти к интересующей его теме постепенно, исподволь, но Фей заговорила первой:
– Приходил мужчина, назвался твоим другом и поинтересовался, говорила ли я с тобой после гибели Лео. Я сказала, что да. Он спросил, о чем. Так, отвечаю, ни о чем особенном, и тут он как врежет мне. У меня теперь синяк под глазом, и очень болит челюсть, когда я жую на этой стороне. Наверное, трещина. После работы придется пойти к врачу.
– Фей? Ты сказала ему о нашем разговоре?
– Он сначала спросил, отдала ли я тебе деньги, а потом заставил все выложить. Избил бы меня до смерти, если бы я не призналась.
– И ты выложила ему, что Лео жив?
– А что мне оставалось делать?
– А о деньгах, о компенсации?
– Он начал рыться в моих вещах и нашел письмо, с которым авиакомпания переслала чек.
– Фей, что еще ты ему наболтала?
– Больше ничего.
– О знакомой Лео из химчистки «Хай-Тоун» в Лос-Анджелесе говорила?
– Да, скорее всего я о ней упомянула, не помню точно.
Значит, сказала. Чили был в этом уверен.
– У меня в голове после удара все помутилось.
– Ты ни в чем не виновата, Фей.
– Теперь все узнают о Лео, о том, что он натворил.
– Вряд ли. Но нас стало трое. Тот парень словом никому не обмолвится. Сначала попытается найти Лео и забрать деньги себе.
– А у тебя как дела? – осведомилась Фей. – Сюда когда-нибудь вернешься?
Чили назвал ей номер Карен, повесил трубку и перезвонил Томми Карло в парикмахерскую.
– Томми, Боунс что-нибудь говорил Джимми Капу про Лео?
– Не слышал, а что?
– Значит, он направился сюда только затем, чтобы найти меня?
– Ну, вроде…
– А тебе он ничего не говорил? Про того же Лео?
– Что именно?
– Да так… Слушай, у меня к тебе еще один вопрос.
И Чили спросил его о Майкле Уире и о том, как он снимался в Бруклине.
Томми сказал, что да, он знает ребят, которые говорили с Уиром лично, приглашали в клуб на углу Пятнадцатой и Нептун и в еще один на Восемьдесят Шестой. А кино снимали в Бенсонхерсте, в Кэррол-Гарденз, на мосту, в доках «Буш Терминал», в парке развлечений…
– Ну, ты в курсе, этот фильм ведь снимался по книге «Кони Айленд», но Майклу Уиру такое название не понравилось, и он изменил его на «Циклон». Все с ним согласились.
– «Циклон». Так назывался аттракцион, «русские горки».
– Именно. Помнишь фильм? В самом начале Майкл Уир, играющий Джои Корио, был владельцем аттракциона, а потом связался с этими ребятами, они признали его своим и назвали «Циклоном». «Эй, Цик, как дела?» Помнишь?
Чили поднял голову. К столу подошел Гарри с пачкой журналов в руках.
– Поговорим позже, – сказал Чили, после чего, чуть понизив голос, попросил: – Томми, пожалуйста, узнай, когда он улетает, я позвоню.
– Материал о Майкле есть в каждом, – сказал Гарри, бросив журналы на стол. – Самые последние статьи о фильме, в котором он только что закончил сниматься, – в «Американ филм» и «Вэнити фэйр». Картина называется «Эльба». Здесь – фотография на обложке и статья. Все, что тебе нужно узнать о нем. Есть даже фотографии Карен и его нынешней сожительницы.
Чили взял журнал «Премьер» и посмотрел на крупную, почти в натуральную величину, фотографию улыбающегося Майкла Уира. Актеру было около пятидесяти, но выглядел он на тридцать пять, причем совсем неплохо: густые темные волосы, достаточно длинные, несколько крупноватый нос. В глазах уировская искорка, как бы говорящая многочисленным поклонникам, мол, я обычный парень и важничать не собираюсь… Рядом с фотографией – надпись крупными буквами: «МАЙКЛ УИР», ниже – буквами помельче: «НАСТОЯЩЕГО ПРОСИМ ВСТАТЬ».
– Какой у него здоровенный нос, – удивился Чили. – Раньше я как-то не обращал на это внимания.
– Да, нос заметный, – согласился Гарри.
– Здоровенный, – поправил его Чили и открыл журнал на статье.
Здесь тоже имелось цветное фото во всю страницу. Майкл в выцветшей рабочей рубашке, грязноватых джинсах, черных носках и кроссовках «Рибок». Понятно? Обычный парень, получающий по семь миллионов за каждый фильм. Чили хотел было произнести что-нибудь по этому поводу, но успел сдержаться.
Какое право он имеет осуждать Уира? Они ж даже не знакомы.
Вся проблема заключалась в том, что голова Чили была занята этим Реем Боунсом, и потому он машинально переносил свою злость на актера с большим носом, питавшего слабость к грязным джинсам.
На противоположной странице красовалось название статьи: «ЕЩЕ ОДИН КРУТОЙ МАЙКЛ». На следующих двух страницах размещались фотки Майкла в разных ролях: Майкл в «Циклоне» с пистолетом в руке и выражением отчаяния на лице, Майкл с Карен, когда та была еще блондинкой.
Чили перевернул страницу, рассматривая материал, но мысли его были заняты Реем Боунсом. Он понимал, что Боунс обязательно навестит подругу Лео из химчистки «Хай-Тоун», а если не найдет ее, то задействует свои связи, переговорит с адвокатами, жующими сырую рыбу, и направится сюда, навестить Гарри Зимма. Этот Боунс, мать его, только испортит все…
– А вот с этой он живет сейчас, – пояснил Гарри из-за плеча, когда Чили перевернул страницу. – Ее зовут Никки. Милашка, если бы не эта ее прическа, поет рок-н-ролл. Познакомились в клубе «Газзарри» на Стрип. Никки выступала там с какой-то группой.
– Знаешь что? – промолвил Чили, рассматривая цветную фотографию Майкла и Никки в кожаных куртках на фоне лимузина. – Кажется, мы с ней знакомы. Была такая солистка в группе, которую мы несколько раз приглашали в клуб Момо. Только звали ее Николь.
– Я хотел тебе позвонить, но ты не дал мне свой номер. Тебя ищет Рей Боунс. У него такая заноза в заднице по поводу тебя, что он просто не может усидеть на месте. Приставал к Джимми Капу, пока тот не сказал: «Хочешь ехать в Лос-Анджелес – поезжай, твою мать, все уши мне прожужжал».
Чили разговаривал за столом в кабинете Карен, повернувшись к Гарри спиной. Сам Гарри сидел на полу перед открытым книжным шкафом и просматривал журналы.
– Теперь зависаешь у Джимми Капа? – поинтересовался Чили, стараясь говорить как можно тише.
– Просто оказался у него, когда они разговаривали, и заметил, как вел себя Боунс.
– Ты ему уже заплатил восемь штук?
– Ни хрена, получит, когда придет время. Чил, деньги здесь ни при чем, сам знаешь. Не вынуждай меня повторять, что я тебя предупреждал.
– Ты сказал, чтобы я не доставал его, так я его и не доставал.
– Ага, просто сломал ему нос.
Они снова обсуждали инцидент, происшедший двенадцать лет назад, но все еще доставляющий Чили неприятности.
– Этот парень может думать только о чем-нибудь одном. Проблема в том, что он полный идиот.
– Ему не понравилось, как ты с ним разговаривал. Если бы ты проявил хоть чуточку уважения, он бы давно отстал от тебя.
– Нужно было сразу стрелять на полдюйма ниже. Думаешь, он прилетит сюда?
– Уверен. Спросил меня, где ты остановился, я ответил, что не знаю. Я этого действительно не знаю.
– Когда он прилетит?
– Не сказал, но не позже чем через пару дней.
Господи, неужели он снова возвращается к старой жизни, к этим детским условностям, и опять говорит, как те, якобы крутые парни?
– Погоди, как он узнал, что я здесь?
– Я сообщил, что ты полетел в Лас-Вегас собрать долги, а оттуда тебя послали в Лос-Анджелес.
– И чего ты трепал языком?
– А он и так все узнал. Понятия не имею откуда, – впрочем, разве перед своим отъездом ты не разговаривал с женой этого владельца химчистки?
Как там ее, ну, с женой Лео? Насколько мне известно, Боунс ездил к ней. Возможно, она что-то сболтнула ему. Это было вчера.
– Томми, с чего ты взял, что я говорил Фей, что лечу в Вегас?
– Ну, не знаю, предположил так со слов Боунса.
– Я тебе перезвоню.
Чили повесил трубку и тут же набрал номер справочной, чтобы узнать телефон химчистки «Париж» в Северном Майами. К телефону подошла Фей. Чили спросил, как у нее дела. Он собирался подойти к интересующей его теме постепенно, исподволь, но Фей заговорила первой:
– Приходил мужчина, назвался твоим другом и поинтересовался, говорила ли я с тобой после гибели Лео. Я сказала, что да. Он спросил, о чем. Так, отвечаю, ни о чем особенном, и тут он как врежет мне. У меня теперь синяк под глазом, и очень болит челюсть, когда я жую на этой стороне. Наверное, трещина. После работы придется пойти к врачу.
– Фей? Ты сказала ему о нашем разговоре?
– Он сначала спросил, отдала ли я тебе деньги, а потом заставил все выложить. Избил бы меня до смерти, если бы я не призналась.
– И ты выложила ему, что Лео жив?
– А что мне оставалось делать?
– А о деньгах, о компенсации?
– Он начал рыться в моих вещах и нашел письмо, с которым авиакомпания переслала чек.
– Фей, что еще ты ему наболтала?
– Больше ничего.
– О знакомой Лео из химчистки «Хай-Тоун» в Лос-Анджелесе говорила?
– Да, скорее всего я о ней упомянула, не помню точно.
Значит, сказала. Чили был в этом уверен.
– У меня в голове после удара все помутилось.
– Ты ни в чем не виновата, Фей.
– Теперь все узнают о Лео, о том, что он натворил.
– Вряд ли. Но нас стало трое. Тот парень словом никому не обмолвится. Сначала попытается найти Лео и забрать деньги себе.
– А у тебя как дела? – осведомилась Фей. – Сюда когда-нибудь вернешься?
Чили назвал ей номер Карен, повесил трубку и перезвонил Томми Карло в парикмахерскую.
– Томми, Боунс что-нибудь говорил Джимми Капу про Лео?
– Не слышал, а что?
– Значит, он направился сюда только затем, чтобы найти меня?
– Ну, вроде…
– А тебе он ничего не говорил? Про того же Лео?
– Что именно?
– Да так… Слушай, у меня к тебе еще один вопрос.
И Чили спросил его о Майкле Уире и о том, как он снимался в Бруклине.
Томми сказал, что да, он знает ребят, которые говорили с Уиром лично, приглашали в клуб на углу Пятнадцатой и Нептун и в еще один на Восемьдесят Шестой. А кино снимали в Бенсонхерсте, в Кэррол-Гарденз, на мосту, в доках «Буш Терминал», в парке развлечений…
– Ну, ты в курсе, этот фильм ведь снимался по книге «Кони Айленд», но Майклу Уиру такое название не понравилось, и он изменил его на «Циклон». Все с ним согласились.
– «Циклон». Так назывался аттракцион, «русские горки».
– Именно. Помнишь фильм? В самом начале Майкл Уир, играющий Джои Корио, был владельцем аттракциона, а потом связался с этими ребятами, они признали его своим и назвали «Циклоном». «Эй, Цик, как дела?» Помнишь?
Чили поднял голову. К столу подошел Гарри с пачкой журналов в руках.
– Поговорим позже, – сказал Чили, после чего, чуть понизив голос, попросил: – Томми, пожалуйста, узнай, когда он улетает, я позвоню.
– Материал о Майкле есть в каждом, – сказал Гарри, бросив журналы на стол. – Самые последние статьи о фильме, в котором он только что закончил сниматься, – в «Американ филм» и «Вэнити фэйр». Картина называется «Эльба». Здесь – фотография на обложке и статья. Все, что тебе нужно узнать о нем. Есть даже фотографии Карен и его нынешней сожительницы.
Чили взял журнал «Премьер» и посмотрел на крупную, почти в натуральную величину, фотографию улыбающегося Майкла Уира. Актеру было около пятидесяти, но выглядел он на тридцать пять, причем совсем неплохо: густые темные волосы, достаточно длинные, несколько крупноватый нос. В глазах уировская искорка, как бы говорящая многочисленным поклонникам, мол, я обычный парень и важничать не собираюсь… Рядом с фотографией – надпись крупными буквами: «МАЙКЛ УИР», ниже – буквами помельче: «НАСТОЯЩЕГО ПРОСИМ ВСТАТЬ».
– Какой у него здоровенный нос, – удивился Чили. – Раньше я как-то не обращал на это внимания.
– Да, нос заметный, – согласился Гарри.
– Здоровенный, – поправил его Чили и открыл журнал на статье.
Здесь тоже имелось цветное фото во всю страницу. Майкл в выцветшей рабочей рубашке, грязноватых джинсах, черных носках и кроссовках «Рибок». Понятно? Обычный парень, получающий по семь миллионов за каждый фильм. Чили хотел было произнести что-нибудь по этому поводу, но успел сдержаться.
Какое право он имеет осуждать Уира? Они ж даже не знакомы.
Вся проблема заключалась в том, что голова Чили была занята этим Реем Боунсом, и потому он машинально переносил свою злость на актера с большим носом, питавшего слабость к грязным джинсам.
На противоположной странице красовалось название статьи: «ЕЩЕ ОДИН КРУТОЙ МАЙКЛ». На следующих двух страницах размещались фотки Майкла в разных ролях: Майкл в «Циклоне» с пистолетом в руке и выражением отчаяния на лице, Майкл с Карен, когда та была еще блондинкой.
Чили перевернул страницу, рассматривая материал, но мысли его были заняты Реем Боунсом. Он понимал, что Боунс обязательно навестит подругу Лео из химчистки «Хай-Тоун», а если не найдет ее, то задействует свои связи, переговорит с адвокатами, жующими сырую рыбу, и направится сюда, навестить Гарри Зимма. Этот Боунс, мать его, только испортит все…
– А вот с этой он живет сейчас, – пояснил Гарри из-за плеча, когда Чили перевернул страницу. – Ее зовут Никки. Милашка, если бы не эта ее прическа, поет рок-н-ролл. Познакомились в клубе «Газзарри» на Стрип. Никки выступала там с какой-то группой.
– Знаешь что? – промолвил Чили, рассматривая цветную фотографию Майкла и Никки в кожаных куртках на фоне лимузина. – Кажется, мы с ней знакомы. Была такая солистка в группе, которую мы несколько раз приглашали в клуб Момо. Только звали ее Николь.