почти симметричны северным; одна из них, протянувшаяся до самой Кассны,
защищала Финареот, Неван и страны Либонны от горячих, насыщенных влагой
ветров, что дули с просторов Пагар-да, Моря Зноя; другая упиралась в
Грисский пролив.
Впрочем, в такой замысловатой и ветвистой форме Риг Найла не было
ничего необычного, и уникальность хребта заключалась совсем в другом: его
центральная часть выглядела абсолютно неприступной. Обледеневшие горные
склоны вздымались на высоту пятнадцати-двадцати тысяч футов и шли сплошной
стеной -- если не считать нескольких ущелий, промытых в скалах бурными
реками. Эти узкие долины представляли собой единственные пути, которыми
можно было попасть из Невана к благодатному побережью Сир-да, и каждую из
них контролировал какой-нибудь бхиотский князь, взимавший обильные подати с
торговых караванов.
Наиболее широкий и удобный из этих каньонов вел прямо к Харсу, самому
богатому и обширному из торговых бхиотских городов на берегах Моря Восхода,
и Блейду предстояло очистить ущелье от горцев, захватить или разрушить их
цитадели, поставить сильные гарнизоны на протяжении пятидесяти миль пути и
ждать подхода главных сил. Он справился с этой задачей, хотя крепости
местных владетелей (которых насчитывалось не то пять, не то шесть) высились
на крутых горных склонах и Огненосцам с саперами надо было разбирать и снова
собирать боевые машины -- иначе их не удавалось подтащить на расстояние
выстрела.
Но когда катапульты оказывались хотя бы в полумиле от стен, результаты
осады были предрешены. Все развивалось по хорошо отработанному сценарию:
летели горшки, горючая жидкость заливала камень и дерево, пламя вздымалось
стеной, защитники пытались бороться с пожаром, а тем временем чугунные ядра
разбивали ворота. Затем альбаги лезли на стены и в проломы, лучники не
давали горским стрелкам поднять головы, ситалла патрулировали окрестности и
отлавливали бегущих, кантийские же текады стояли в молчаливом спокойствии --
на всякий случай. Только один раз им пришлось принять участие в сражении,
когда три тысячи озверевших полуголых горцев попытались пробиться на выручку
гибнущей цитадели своего господина. Тогда катафракты перегородили ущелье от
края до края, отбросили эту орду на клинки меченосцев и перемололи в
кровавую кашу в течение двадцати минут.
Вслед за передовыми частями Блейда и второй войсковой группировкой,
действовавшей южнее, кантийская армия вышла на берег Сир-да и разлилась по
богатым городам и пышным нивам. Вначале местные феодалы и простой люд
приветствовали ее и покорялись имперской власти с полной охотой и искренним
желанием. Хотя жители гор и побережья принадлежали к одному народу,
отношения между ними были похожи на вечные распри шотландцев, хайлэндеров и
лоулэндеров: прибрежные бхиоты работали и торговали, а воинственные горные
князья со своими дружинами пользовались результатами их трудов, взимая
налоги за проезд, за "защиту" и покровительство и даже за пресную воду, что
струилась с гор. Теперь этот узаконенный грабеж прекратился, поскольку
горцы, абсолютно бесполезные для империи, были вырезаны начисто, и местные
лоулендеры возликовали.
Впрочем, через пару дней их восторги поутихли -- когда Великий и
Победоносный конфисковал все торговые и боевые корабли бхиотов вместе с
корабелами и велел согнать на верфи всех плотников и кузнецов. Этим мастерам
предстояло трудиться рядом с финареотскими мореходами, пришедшими с берегов
Шер-да, над строительством огромных галер для транспортировки войск в Конту
Силангут.
Союзные и вспомогательные отряды снова намечались в застрельщики этой
грандиозной десантной операции, и тут, вероятно, нежные уста Цветка Ночи
шепнули пару фраз в изящное ушко императрицы, после чего и у Великого и
Победоносного возник гениальный план: создать восьмидесятитысячный ударный
корпус из варваров под командой нового спарпета. План и личность
предполагаемого военачальника поступили на рассмотрение Гинне Палу и были
обсуждены и согласованы с Калаттой Харом и Мантулом Скримом письменно, через
соколиную почту. Насчет отзывов полководцев не смогла разведать даже Энна
Корана, но мнение Светлейшей имело, очевидно, неоспоримый приоритет, так что
Ричард Блейд -- Ричаос Блейтул Брит Доблестный -- получил командование над
армией первого удара. Разумеется, кроме альбагов, финареотов, ситалла,
кланибойнов, хастов, угхов, либоннцев и прочего пушечного мяса, к его войску
было прикомандировано некоторое число Крепкоруких, Огненосцев, кантийских
пехотинцев и катафрактов.
Итак, он мог быть вполне доволен своими успехами, но не испытывал
абсолютно никакой гордости; скорее даже -- настороженность. За десять лет
странствий в мирах Измерения Икс Ричард Блейд принимал участие в десятках
больших и малых войн, в пиратских рейдах, в штурмах и обороне крепостей, в
морских и сухопутных походах. Но впервые ему пришлось обнажить оружие в
столь неправедной, жестокой и откровенно грабительской войне, как эта;
впервые он был на стороне сильных против слабых; впервые он не карал, не
защищал, а завоевывал. К тому же за ним постоянно следили.
И сердце его не ведало покоя.
* * *
-- Охлажденное вино, мастер Дик.
Перед ним стоял Джеф -- в шикарной голубой тунике, при сабле на
перевязи и с увесистым кошельком на поясе. Да, кошель у него стал куда толще
-- по сравнению с тем днем, когда он завернул со своим хозяином в скромную
деревенскую харчевню! И водились в нем теперь не жалкие медяки с дельфином,
а серебряные быки и даже пара золотых солнц! И сам Джеф выглядел куда
представительней, чем раньше. Доверенный слуга, казначей, хозяйское ухо и
глаз... Физиономия у него, однако, была скучной. Блейд покосился на рыжего
финареота и кивнул на табурет.
-- Присядь-ка, парень.
Джеф налил ему вина в серебряный бокал -- багряного, из лучших
бхиотских лоз -- и присел, но не на табурет, а прямо на теплые навощенные
доски пола. Он был большим докой по части субординации, усвоив с юных лет,
что капитан на корабле -- первый после бога. Сейчас Блейд являлся его
капитаном.
-- Что-то ты невесел, как я погляжу.
-- С чего веселиться, хозяин? -- Джеф пригладил рыжие вихры. -- Был я
сегодня на верфях, видел кормчего своего, почтенного Санкрайю, да приятелей
из команды... Не сказать, чтоб им приходилось совсем уж худо, но и хорошего
мало. Финареоты, из тех, что попроще, присматривают за бхиотскими
плотниками, кормчие и мастера -- за финареотами, а уж за ними следят
крабы... из этих, из дуболомов, как зовет их Хэмб... Ну, построим мы,
значит, корабли, сядем в них и отправимся через Сир-да на силангутов...
Вынем из них кишки, перережем глотки, втопчем в землю, смешаем с дерьмом, и
будет полный порядок -- такой, какой крабам нужен. Может, и нам кость бросят
за верную службу...
Блейд задумчиво уставился на своего слугу. Не в первый раз выслушивал
он подобные рассуждения, ибо характер у Джефа был независимый и мнений своих
он не скрывал. Кроме него, Мака и Энны, иных ближних у странника не
появилось, и в этом триумвирате Джефайа-финареот олицетворял мир. Не то
чтобы он являлся убежденным пацифистом и не мог выпустить пинтудругую крови
из какой-нибудь сухопутной крысы -- просто массовые побоища и резня ему
претили, как и сама идея о господстве от моря и до моря. Мак, занимавший
теперь должность первого адъютанта Блейда, придерживался прямо
противоположной точки зрения и был счастлив, что его господин, забравшись
столь высоко по служебной лестнице, может теперь устраивать колоссальные
бойни под звуки боевых труб и барабанов. Самое забавное заключалось в том,
что кантиец по своей природе вовсе не был кровожадным -- не больше и не
меньше, чем финареот, -- но вражеская кровь, проливаемая в битве, словно бы
не рассматривалась им как человеческая. Блейд отлично понимал, что дело тут
в профессиональном подходе: Мак -- солдат, а Джеф -- моряк и торговец;
первый хочет выиграть все битвы в мире, а второй прикидывает, что после оных
битв не с кем будет торговать.
Очаровательная Энна Корана занимала некую среднюю позицию между этими
крайними полюсами, считая, что мир, конечно, должен быть завоеван Великим
Кантом, но без особых жестокостей. Правда, она не пыталась объяснить, что
понимается под словом "особые". К примеру, попадал ли в эту категорию Неван,
где после оккупации Гинна Пал, по велению Великого и Победоносного,
распорядился вырубить за непокорство все благородные фамилии и семьи из
касты воинов? Крестьяне, ремесленники и купцы по большей части уцелели,
чтобы приносить империи положенный доход, но то была лишь половина души
прежнего Невана.
Блейд снова прислушался к тому, что бубнит его слуга. Насчет кормчего
Санкрайи и прочих финареотов, которых, похоже, заставят тащиться через
пустыни, что простираются за Силангутом до самого Бартама. Что пустыни те,
конечно, преодолеть нелегко, но если крабам это удастся, то Бартам разделит
судьбу Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И что пора бы мастеру Дику,
доблестному контаррану и великому магу, позаботиться кое о ком. К примеру, о
Великом и Победоносном или о грозном Гинне Пале...
Странник кивнул. Такие мысли уже приходили ему в голову, возможно,
Гесталион Фралла Куз был бы неплохим дополнением к кошке, хомяку, птицам и
полудюжине ослов, которых он выслал Лейтону. Но это не решало проблемы, ибо
местный Аттила, как представлялось теперь Блейду, являлся лишь
правофланговым в длинной шеренге завоевателей мира. Вся его армия -- во
всяком случае, ее кантийская часть -- состояла из множества больших и
маленьких аттил, искренне веривших в великое предназначение своего племени,
которому само Небо повелело властвовать над Ханнаром.
-- Понимаешь, Джеф, -- негромко произнес странник, -- я думаю, что наш
Великий не столь уж велик и победоносен... Вот армия у него велика и
полководцы хороши, это уж точно. В этом я сам убедился.
-- Ну, так отправь их всех подальше, мастер Дик! Так далеко, как
позволяет твоя магическая сила!
Блейд взглянул на серебряный кубок, и тот исчез.
-- Туда, Джеф?
-- Туда, хозяин!
-- Боюсь, что разочарую тебя, но мне это не под силу. Слишком уж их
много, Джеф.
-- Но чтобы защитить твой Бартам...
-- Ш-ш-ш... Кто тут говорит о моем Бартаме? -- странник притворно
нахмурился. -- Я -- касс... касс из Кассны, с бесплодных гор, где пасется
десяток коз... только один десяток, потому что все остальные уже сдохли от
голода.
-- К счастью для каснитов, их хозяев, ибо такие бедняки не интересуют
крабов.
-- А ты бы поменял свой цветущий Финареот на Кассну? Без моря, без
фруктовых рощ, без вина -- но и без кантийцев?
Джеф пожал плечами.
-- Ах, хозяин, только в Финареоте ли дело? Куда бы я ни поплыл -- в
Шер-да, в страны Либонны, в Альбаг, Хаст, Сеулг или Ханборд -- всюду я
попаду в имперские земли, и везде будут имперские порядки... И теперь то же
самое в Неване, в бхиотских горах и на бхиотском побережье! Вот что мне не
нравится!
Блейд усмехнулся.
-- Ты анархист, Джеф... да, анархист, а вот Мак -- сторонник
авторитарного режима. Национал-социалист, можно сказать... Все повторяется!
Все, как в моем... гм-м... Бартаме...
-- Не знаю, господин, что ты обозначаешь такими мудреными словами. Я --
не ан-христ, а Мак -- не... не... ну, как ты его там обозвал... Мы оба --
правоверные найлатаги, ибо почитаем Найлага, нашего Небесного Отца, и его
священное потомство. Но при этом я-то вовсе не хочу, чтобы все страны и
земли походили на Финареот, почему же Мак считает, что все и везде должно
делаться на их крабий манер?
Посмотрев на быстро темневшую поверхность моря, Блейд поднял кувшин и
отхлебнул прямо из горлышка. Вероятно, не стоило продолжать эту дискуссию;
он не мог объяснить Джефу, почему некоторыми людьми -- или целыми народами
-- вдруг овладевает своеобразная форма бешенства, именуемая жаждой власти.
На Земле для этого уже два или три тысячелетия изобретались всевозможные
теории, философские, экономические и психологические, что, однако, никак не
сказывалось на практике. Стоило появиться очередной команде властолюбцев,
как люди словно бы сходили с ума и начиналось новое побоище во имя мирового
господства.
-- Вот что, Джеф, -- странник перевел взгляд на своего слугу,
неподвижно сидевшего напротив, -- устрой-ка ты мне встречу с твоим кормчим,
с почтенным Санкрайей. Скажем, завтра после обеда... Хочу я его расспросить
о Море Восхода и землях за ним. Ты сбегай к нему с утра, предупреди, чтоб не
пугался, скажи, что мастер Дик достоин доверия. А потом пошатайся по
кабачкам да по базару, послушай, что люди говорят.
-- Про все слушать, хозяин, или о чем-то особо? -- физиономия Джефайи
оживилась. Он встал, и под солнечным лучом, упавшим на его лицо, веснушки
блеснули, словно крохотные золотые монетки.
-- Особо -- про Силангут и пустыню за ним. Интересно мне знать, есть ли
сейчас в городе силангутские купцы и случалось ли тем купцам ходить в
бартамские пределы.
-- Да, хозяин. Ты думаешь, в Силангуте ведают про дороги на Бартам?
Через пустынные земли?
-- И о дорогах мне тоже хотелось бы разузнать... Но главное -- про
пустыню, Джеф! Пустыня, видишь ли, такое место, где может случиться что
угодно... Опасная штука -- пустыня! -- Блейд взглянул на слугу, подумав, что
шпионы Гинны Пала наверняка уже рыщут в городе -- и точно с таким же
заданием. -- Будь поосторожнее, парень. Никого не расспрашивай, только
слушай да запоминай.
-- Я понял, мастер Дик, -- рыжий мореход поклонился. -- Я буду ждать
тебя у ворот верфи в конце четвертой стражи, если позволишь.
Пятый час пополудни, прикинул странник и кивнул.
* * *
На первую половину дня была назначена инспекция рангар ситалла, в
лагере которых Блейд должен был появиться ровно в десять. Опоздание
абсолютно исключалось, ибо смотр проводил сам Гинна Пал, чье недремлющее око
странник по-прежнему ощущал на своем затылке. Правда, на вилле, избранной им
в качестве штаба и ставки, шпионы Пала его не беспокоили, тут за ним
надзирала сама прелестная Энна.
Он поднялся довольно рано, в начале первой стражи, что примерно
соответствовало восьми часам утра, и после завтрака отправился на собачью
ферму. Назвать это заведение псарней было бы совершенно неправильно, так как
обитавшие там крупные мохнатые псы предназначались вовсе не для охоты.
Размером с доброго джерсийского барана -- и такие же откормленные, -- они
служили любимым лакомством местной знати. Если не считать этого
гастрономического предназначения, собаки нравились Блейду, у них были
добродушные морды ньюфаундлендов, длинный золотистый пушистый мех, как у
овчарок-колли, и кроткие карие глаза. Псы оказались ласковыми и совершенно
не агрессивными.
Этот собачник он обнаружил три дня назад, когда вселялся в усадьбу и
осматривал ее -- и дом, и сад, и хозяйственные постройки за высоким забором.
Тогда же Блейд расставил и часовых, десяток Стражей Порядка, которые несли
наружную охрану, и своих собственных телохранителей, набранных из альбагов и
кланибойнов. Альбаги караулили у ворот и у входа в дом, а кланибойны,
непревзойденные лучники, сидели на смотровых башенках, украшавших здание по
углам.
Миновав крытую галерею, соединявшую сад с хозяйственным двором, Блейд
внимательно огляделся и, никого не заметив, проскользнул сквозь узкую дверцу
в просторный сарай. Тут было чисто и светло: в противоположной стене зияли
просторные отверстия в рост человека, ведущие на площадку для выгула. За
собаками тщательно ухаживали; они были сытыми, чистыми, с расчесанной
шерстью, и каждая знала свое место и свою подстилку в сарае -- пока не
попадала на хозяйский стол. Сейчас вся эта мохнатая команда окружила
странника, свесив шершавые языки и поглядывая на него в ожидании лакомства.
Кроме незлобивости и пристойного вида, рыжие псы отличались еще одним
достоинством -- было их не считано, не меряно, восемь или девять десятков, а
то и вся сотня. Блейд полагал, что никто не заметит исчезновения шести-семи
из стаи. В крайнем случае он всегда мог сказать, что пустил их на шашлыки!
Присев на корточки, странник порылся в захваченной с собой сумке и
протянул на ладони сладкий сухарик крупному пушистому кобелю с белым
воротничком вокруг шеи Ни давки, ни толкотни, ни злобного рыка не
последовало, тот пес, которому предназначалось угощенье, с достоинством взял
его мягкими влажными губами. В следующий миг он отправился в Лондон, уступив
место симпатичному двухлетке, попытавшемуся облизать Блейду щеки. Странник
телепортировал и его, а потом еще с полдюжины собак всех возрастов и
размеров.
Второй этап согласованного с Лейтоном плана подходил к концу. Шесть
ослов и восемь собак -- вполне достаточно для исследований его светлости.
Ослов Блейд переслал еще из Невана, по дороге к Риг Найлу, выбирая
экземпляры самой необычной масти -- трех черных, как ночь, двух пегих в
яблоках и одного белого, с коричневой полоской вдоль хребта. Раздавая псам
остатки сухарей, он продолжал размышлять над завершением второй стадии
работ. В конюшне -- тут, на вилле -- стояли лошади, в том числе три
маленькие кобылки ситалла, которых странник специально отобрал в табуне.
Может, послать и их? Ему наверняка удастся справиться... эти лошадки весят
лишь раза в полтора побольше ослов, а с ослами не было никаких
затруднений...
Покидая сарай и снова осторожно оглядываясь, Блейд признал, что просто
тянет время. Через два-три дня он мог бы уже приступить к опытам на людях,
но эта часть плана его светлости явно нарушала билль о правах человека и
казалась весьма сомнительной с нравственной стороны. Тем не менее задание
следовало выполнять, и кому-то из реальности Ханнара придется отправиться на
Землю.
Кому? Судя по предыдущему -- и единственному! -- опыту, для человека
такое путешествие было совсем не безопасным. Настолько не безопасным, что
отправлять в него мало-мальски знакомую и приятную личность странник бы не
рискнул. Конечно, он мог воспользоваться советом его светлости и осуществить
эксперимент над каким-нибудь мерзавцем, но ему казалось, что лучше дождаться
подходящего случая. Эта командировка была длительной, в его распоряжении
оставалось еще два или три месяца... Один Найлам ведает, что случится за
такой срок!
Утешая себя подобными соображениями, Блейд пересек сад, убедился, что
стрелки-кланибойны бдят на сторожевых башенках, поднялся по мраморным
ступенькам крыльца, заглянул в спальню, где мирно почивала прелестная Энна
-- полунагая, смугло-розовая и соблазнительная, -- затем прошел в большую
угловую комнату, приспособленную под оружейную, и облачился. По должности
ему теперь полагались посеребреные доспехи с золотой тигриной мордой на
нагруднике, высокий шлем с султаном из белого конского волоса, шитый
серебром плащ и недлинный меч с ножнами и рукоятью, выложенными самоцветами.
С помощью дежурного ординарца он надел все, что положено, но вместо
парадного меча взял настоящее боевое оружие -- великолепный двуручный
эспадон, из тех, какими пользовались кантийские катафракты.
У ворот его уже ждал Мак и конюхи с лошадьми. Блейд вскочил в седло, с
удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, в котором витали десятки
приятных и таких знакомых запахов -- цветов, травы и свежей зелени, кожи и
металла, морских водорослей и соли, жареного мяса, вина и даже слабый, чуть
заметный аромат духов Энны. Он шевельнул поводьями и выехал на дорогу, где
уже замер в ожидании почетный эскорт -- двенадцать конных Стражей Порядка и
четверо телохранителей-альбагов, тоже верхом. Странник обвел взглядом
непроницаемые лица кантийцев, широкоскулые, с орлиными носами и желваками
мозолей, выступающих на нижней челюсти. Все рогачи, ветераны... Любопытно,
подумал он, кто из них просто солдат, а кто -- ухо и глаз почтенного Гинны
Пала?
Кортеж двинулся по дороге, в сторону от побережья, к пологим, заросшим
травой горным склонам, где находился стан ситалла. Блейд -- впереди. Мак --
справа и на полкорпуса сзади, потом, ярдах в двадцати, охрана. Над шлемами
Стражей качались султаны из черных перьев, каски альбагов украшали бронзовые
рога и остроконечные шишаки.
-- Поезжай рядом, Мак, -- велел странник, кивнув своему адъютанту.
Некоторое время он разглядывал лицо бывшего Макрона Сирба, такое же
непроницаемое, с сильно выступающим носом, как и физиономии его охранников.
Прошлой ночью прелестная Энна, утомившись от ласк, поведала ему историю
одного сакора, возомнившего себя умнее своего генерала. Блейд не стал
доискиваться источников этой информации, но сам рассказ выслушал с большим
интересом.
Дело случилось в Ситлле, в степях, во время прошлой кампании. Кантийцы
испытывали определенные трудности в борьбе с неуловимыми и подвижными
конными отрядами степняков, а потому был опробован следующий прием: сакру
тяжелой пехоты выслали далеко вперед в виде приманки. Командиру было велено
занять некую высотку и держаться до последнего; тем временем нескольким
рангарам пехоты и катафрактов предстояло окружить степных воинов, клюнувших
на эту наживку. К сожалению, сакор не был посвящен в тактические планы
высокого начальства, и когда степняки перебили половину его солдат, решил
отступить. Ситалла преследовали их, спастись удалось немногим, и это
отступление даже не повлияло на успех операции -- катафракты еще раньше
замкнули кольцо облавы, и в тот день кантийцам удалось перебить несколько
тысяч вражеских всадников. Командующий -- сам грозный Гинна Пал, -- однако,
решил, что сакор нарушил его приказ и ударился в позорное бегство, в
результате Макрон Сирб был лишен чести, имени и правого уха. Поразительно,
как при всем этом он еще сохранил преданность имперским идеалам!
-- Что ты думаешь о ситалла, Мак?
Лицо кантийца не дрогнуло.
-- Хорошие воины, мой господин. Прекрасные разведчики -- в степи,
конечно. Леса и гор они не любят.
-- А пустыню?
-- Ты разумеешь засушливые земли, что лежат, по слухам, за Конта
Силангут? Для ситалла этот поход будет легче, чем для нас. Их кони мало пьют
и способны питаться колючками,
-- Что ж, посмотрим В бхиотских горах от них было немного пользы.
Они помолчали, потом Блейд прочистил горло.
-- Слушай, Мак... Мне тут поведали одну историю... Про ситалла и одного
кантийского сакора...
-- А! Я знал, что ты докопаешься! -- Лицо Макрона Сирба помрачнело. --
У нашей госпожи Энны Кораны обширные связи... даже в армейских архивах...
-- Найлам с ней, с Энной Кораной! Я хотел узнать другое -- почему ты
сам мне все не рассказал?
Мак еще больше помрачнел.
-- Видишь ли, мой господин... Ты мог подумать, что я тогда струсил...
Ты мог бросить меня в рангаре гасильщиков. -- а мне очень не хотелось там
оставаться.
-- Я не считаю, что ты испугался. Тебе дали неясный приказ, и ты
действовал так, как считал нужным, по собственному разумению. Ты спас своих
людей...
-- Очень немногих, господин. Ситалла -- отличные лучники, и стрелы их
находили каждую щель в броне.
-- Ты не держишь на них зла?
-- Нет... теперь -- нет. Они ведь идут с нами.
-- Но не по своей воле, Мак. В отличие от альбагов.
-- В прежние времена альбаги тоже проявляли непокорство. Было пролито
много крови, чтобы заставить их поклоняться Великому Небу и детям его,
Салрату, Васану и Хайе, а не каменным идолам. Но теперь они -- наши, они
идут с нами и сражаются за нас. То же будет и с ситалла.
-- А если нет?
Мак пожал плечами
-- Ну, тогда Великий опять пошлет своих спарпетов в степь, и ситалла не
станет...
Припомнив вчерашние рассуждения Джефайи, Блейд усмехнулся.
-- Иногда я рад, что не являюсь ни альбагом, ни либоннцем, ни
ситалла... В моей Кассне нечего взять, и она не нужна империи.
-- Прости, господин мой, но ты уже не каснит. Ты -- основатель нового
благородного имперского рода Блейтулов Бритов.
-- Значит, я уже кантиец? -- этот разговор начал забавлять Блейда.
Его адъютант немного подумал и вынес вердикт:
-- Нет, еще нет. Но ты станешь кантийцем, когда госпожа Энна Корана
наложит на тебя ручки перед алтарем Хайи. А это случится непременно.
В молчании они доехали до стана степных конников, где высоких гостей
уже поджидали атары Хопадалатам Ур, Шассавикантор Эст и Кинбизатагорас Озо
-- Хоп, Шас и Кин, как именовал их Блейд, разделявший нелюбовь своих
британских соотечественников к сложным именам. Каждый из атаров командовал
шеститысячной рангарой всадников, организованной по имперскому образцу -- в
чем им помогали имперские офицеры. Поэтому все в лагере ситалла находилось в
полнейшем порядке: шатры, коновязи и телеги с припасами выстроены в ровные
линии, запасные табуны пасутся на горных лугах, воины в конном строю застыли
на широком поле рядом со своим станом, оружие наточено и надраено до блеска.
Подъехав к рядам кавалеристов, Блейд на выбор проверил боекомплект -- лук,
два колчана, кривая сабля, кинжал, легкая пика. Все было в наличии; никто
ничего не потерял и не пропил. Впрочем, ситалла вообще не пили вина,
предпочитая ему перебродившее кобылье молоко.
Ровно в десять, по-местному -- в начале второй стражи, -- подъехал
Синтада Гинна Пал, как всегда в сером, в окружении адъютантов, ординарцев и
посыльных. Теперь Блейд хорошо представлял размеры власти и полномочия этого
защищала Финареот, Неван и страны Либонны от горячих, насыщенных влагой
ветров, что дули с просторов Пагар-да, Моря Зноя; другая упиралась в
Грисский пролив.
Впрочем, в такой замысловатой и ветвистой форме Риг Найла не было
ничего необычного, и уникальность хребта заключалась совсем в другом: его
центральная часть выглядела абсолютно неприступной. Обледеневшие горные
склоны вздымались на высоту пятнадцати-двадцати тысяч футов и шли сплошной
стеной -- если не считать нескольких ущелий, промытых в скалах бурными
реками. Эти узкие долины представляли собой единственные пути, которыми
можно было попасть из Невана к благодатному побережью Сир-да, и каждую из
них контролировал какой-нибудь бхиотский князь, взимавший обильные подати с
торговых караванов.
Наиболее широкий и удобный из этих каньонов вел прямо к Харсу, самому
богатому и обширному из торговых бхиотских городов на берегах Моря Восхода,
и Блейду предстояло очистить ущелье от горцев, захватить или разрушить их
цитадели, поставить сильные гарнизоны на протяжении пятидесяти миль пути и
ждать подхода главных сил. Он справился с этой задачей, хотя крепости
местных владетелей (которых насчитывалось не то пять, не то шесть) высились
на крутых горных склонах и Огненосцам с саперами надо было разбирать и снова
собирать боевые машины -- иначе их не удавалось подтащить на расстояние
выстрела.
Но когда катапульты оказывались хотя бы в полумиле от стен, результаты
осады были предрешены. Все развивалось по хорошо отработанному сценарию:
летели горшки, горючая жидкость заливала камень и дерево, пламя вздымалось
стеной, защитники пытались бороться с пожаром, а тем временем чугунные ядра
разбивали ворота. Затем альбаги лезли на стены и в проломы, лучники не
давали горским стрелкам поднять головы, ситалла патрулировали окрестности и
отлавливали бегущих, кантийские же текады стояли в молчаливом спокойствии --
на всякий случай. Только один раз им пришлось принять участие в сражении,
когда три тысячи озверевших полуголых горцев попытались пробиться на выручку
гибнущей цитадели своего господина. Тогда катафракты перегородили ущелье от
края до края, отбросили эту орду на клинки меченосцев и перемололи в
кровавую кашу в течение двадцати минут.
Вслед за передовыми частями Блейда и второй войсковой группировкой,
действовавшей южнее, кантийская армия вышла на берег Сир-да и разлилась по
богатым городам и пышным нивам. Вначале местные феодалы и простой люд
приветствовали ее и покорялись имперской власти с полной охотой и искренним
желанием. Хотя жители гор и побережья принадлежали к одному народу,
отношения между ними были похожи на вечные распри шотландцев, хайлэндеров и
лоулэндеров: прибрежные бхиоты работали и торговали, а воинственные горные
князья со своими дружинами пользовались результатами их трудов, взимая
налоги за проезд, за "защиту" и покровительство и даже за пресную воду, что
струилась с гор. Теперь этот узаконенный грабеж прекратился, поскольку
горцы, абсолютно бесполезные для империи, были вырезаны начисто, и местные
лоулендеры возликовали.
Впрочем, через пару дней их восторги поутихли -- когда Великий и
Победоносный конфисковал все торговые и боевые корабли бхиотов вместе с
корабелами и велел согнать на верфи всех плотников и кузнецов. Этим мастерам
предстояло трудиться рядом с финареотскими мореходами, пришедшими с берегов
Шер-да, над строительством огромных галер для транспортировки войск в Конту
Силангут.
Союзные и вспомогательные отряды снова намечались в застрельщики этой
грандиозной десантной операции, и тут, вероятно, нежные уста Цветка Ночи
шепнули пару фраз в изящное ушко императрицы, после чего и у Великого и
Победоносного возник гениальный план: создать восьмидесятитысячный ударный
корпус из варваров под командой нового спарпета. План и личность
предполагаемого военачальника поступили на рассмотрение Гинне Палу и были
обсуждены и согласованы с Калаттой Харом и Мантулом Скримом письменно, через
соколиную почту. Насчет отзывов полководцев не смогла разведать даже Энна
Корана, но мнение Светлейшей имело, очевидно, неоспоримый приоритет, так что
Ричард Блейд -- Ричаос Блейтул Брит Доблестный -- получил командование над
армией первого удара. Разумеется, кроме альбагов, финареотов, ситалла,
кланибойнов, хастов, угхов, либоннцев и прочего пушечного мяса, к его войску
было прикомандировано некоторое число Крепкоруких, Огненосцев, кантийских
пехотинцев и катафрактов.
Итак, он мог быть вполне доволен своими успехами, но не испытывал
абсолютно никакой гордости; скорее даже -- настороженность. За десять лет
странствий в мирах Измерения Икс Ричард Блейд принимал участие в десятках
больших и малых войн, в пиратских рейдах, в штурмах и обороне крепостей, в
морских и сухопутных походах. Но впервые ему пришлось обнажить оружие в
столь неправедной, жестокой и откровенно грабительской войне, как эта;
впервые он был на стороне сильных против слабых; впервые он не карал, не
защищал, а завоевывал. К тому же за ним постоянно следили.
И сердце его не ведало покоя.
* * *
-- Охлажденное вино, мастер Дик.
Перед ним стоял Джеф -- в шикарной голубой тунике, при сабле на
перевязи и с увесистым кошельком на поясе. Да, кошель у него стал куда толще
-- по сравнению с тем днем, когда он завернул со своим хозяином в скромную
деревенскую харчевню! И водились в нем теперь не жалкие медяки с дельфином,
а серебряные быки и даже пара золотых солнц! И сам Джеф выглядел куда
представительней, чем раньше. Доверенный слуга, казначей, хозяйское ухо и
глаз... Физиономия у него, однако, была скучной. Блейд покосился на рыжего
финареота и кивнул на табурет.
-- Присядь-ка, парень.
Джеф налил ему вина в серебряный бокал -- багряного, из лучших
бхиотских лоз -- и присел, но не на табурет, а прямо на теплые навощенные
доски пола. Он был большим докой по части субординации, усвоив с юных лет,
что капитан на корабле -- первый после бога. Сейчас Блейд являлся его
капитаном.
-- Что-то ты невесел, как я погляжу.
-- С чего веселиться, хозяин? -- Джеф пригладил рыжие вихры. -- Был я
сегодня на верфях, видел кормчего своего, почтенного Санкрайю, да приятелей
из команды... Не сказать, чтоб им приходилось совсем уж худо, но и хорошего
мало. Финареоты, из тех, что попроще, присматривают за бхиотскими
плотниками, кормчие и мастера -- за финареотами, а уж за ними следят
крабы... из этих, из дуболомов, как зовет их Хэмб... Ну, построим мы,
значит, корабли, сядем в них и отправимся через Сир-да на силангутов...
Вынем из них кишки, перережем глотки, втопчем в землю, смешаем с дерьмом, и
будет полный порядок -- такой, какой крабам нужен. Может, и нам кость бросят
за верную службу...
Блейд задумчиво уставился на своего слугу. Не в первый раз выслушивал
он подобные рассуждения, ибо характер у Джефа был независимый и мнений своих
он не скрывал. Кроме него, Мака и Энны, иных ближних у странника не
появилось, и в этом триумвирате Джефайа-финареот олицетворял мир. Не то
чтобы он являлся убежденным пацифистом и не мог выпустить пинтудругую крови
из какой-нибудь сухопутной крысы -- просто массовые побоища и резня ему
претили, как и сама идея о господстве от моря и до моря. Мак, занимавший
теперь должность первого адъютанта Блейда, придерживался прямо
противоположной точки зрения и был счастлив, что его господин, забравшись
столь высоко по служебной лестнице, может теперь устраивать колоссальные
бойни под звуки боевых труб и барабанов. Самое забавное заключалось в том,
что кантиец по своей природе вовсе не был кровожадным -- не больше и не
меньше, чем финареот, -- но вражеская кровь, проливаемая в битве, словно бы
не рассматривалась им как человеческая. Блейд отлично понимал, что дело тут
в профессиональном подходе: Мак -- солдат, а Джеф -- моряк и торговец;
первый хочет выиграть все битвы в мире, а второй прикидывает, что после оных
битв не с кем будет торговать.
Очаровательная Энна Корана занимала некую среднюю позицию между этими
крайними полюсами, считая, что мир, конечно, должен быть завоеван Великим
Кантом, но без особых жестокостей. Правда, она не пыталась объяснить, что
понимается под словом "особые". К примеру, попадал ли в эту категорию Неван,
где после оккупации Гинна Пал, по велению Великого и Победоносного,
распорядился вырубить за непокорство все благородные фамилии и семьи из
касты воинов? Крестьяне, ремесленники и купцы по большей части уцелели,
чтобы приносить империи положенный доход, но то была лишь половина души
прежнего Невана.
Блейд снова прислушался к тому, что бубнит его слуга. Насчет кормчего
Санкрайи и прочих финареотов, которых, похоже, заставят тащиться через
пустыни, что простираются за Силангутом до самого Бартама. Что пустыни те,
конечно, преодолеть нелегко, но если крабам это удастся, то Бартам разделит
судьбу Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И что пора бы мастеру Дику,
доблестному контаррану и великому магу, позаботиться кое о ком. К примеру, о
Великом и Победоносном или о грозном Гинне Пале...
Странник кивнул. Такие мысли уже приходили ему в голову, возможно,
Гесталион Фралла Куз был бы неплохим дополнением к кошке, хомяку, птицам и
полудюжине ослов, которых он выслал Лейтону. Но это не решало проблемы, ибо
местный Аттила, как представлялось теперь Блейду, являлся лишь
правофланговым в длинной шеренге завоевателей мира. Вся его армия -- во
всяком случае, ее кантийская часть -- состояла из множества больших и
маленьких аттил, искренне веривших в великое предназначение своего племени,
которому само Небо повелело властвовать над Ханнаром.
-- Понимаешь, Джеф, -- негромко произнес странник, -- я думаю, что наш
Великий не столь уж велик и победоносен... Вот армия у него велика и
полководцы хороши, это уж точно. В этом я сам убедился.
-- Ну, так отправь их всех подальше, мастер Дик! Так далеко, как
позволяет твоя магическая сила!
Блейд взглянул на серебряный кубок, и тот исчез.
-- Туда, Джеф?
-- Туда, хозяин!
-- Боюсь, что разочарую тебя, но мне это не под силу. Слишком уж их
много, Джеф.
-- Но чтобы защитить твой Бартам...
-- Ш-ш-ш... Кто тут говорит о моем Бартаме? -- странник притворно
нахмурился. -- Я -- касс... касс из Кассны, с бесплодных гор, где пасется
десяток коз... только один десяток, потому что все остальные уже сдохли от
голода.
-- К счастью для каснитов, их хозяев, ибо такие бедняки не интересуют
крабов.
-- А ты бы поменял свой цветущий Финареот на Кассну? Без моря, без
фруктовых рощ, без вина -- но и без кантийцев?
Джеф пожал плечами.
-- Ах, хозяин, только в Финареоте ли дело? Куда бы я ни поплыл -- в
Шер-да, в страны Либонны, в Альбаг, Хаст, Сеулг или Ханборд -- всюду я
попаду в имперские земли, и везде будут имперские порядки... И теперь то же
самое в Неване, в бхиотских горах и на бхиотском побережье! Вот что мне не
нравится!
Блейд усмехнулся.
-- Ты анархист, Джеф... да, анархист, а вот Мак -- сторонник
авторитарного режима. Национал-социалист, можно сказать... Все повторяется!
Все, как в моем... гм-м... Бартаме...
-- Не знаю, господин, что ты обозначаешь такими мудреными словами. Я --
не ан-христ, а Мак -- не... не... ну, как ты его там обозвал... Мы оба --
правоверные найлатаги, ибо почитаем Найлага, нашего Небесного Отца, и его
священное потомство. Но при этом я-то вовсе не хочу, чтобы все страны и
земли походили на Финареот, почему же Мак считает, что все и везде должно
делаться на их крабий манер?
Посмотрев на быстро темневшую поверхность моря, Блейд поднял кувшин и
отхлебнул прямо из горлышка. Вероятно, не стоило продолжать эту дискуссию;
он не мог объяснить Джефу, почему некоторыми людьми -- или целыми народами
-- вдруг овладевает своеобразная форма бешенства, именуемая жаждой власти.
На Земле для этого уже два или три тысячелетия изобретались всевозможные
теории, философские, экономические и психологические, что, однако, никак не
сказывалось на практике. Стоило появиться очередной команде властолюбцев,
как люди словно бы сходили с ума и начиналось новое побоище во имя мирового
господства.
-- Вот что, Джеф, -- странник перевел взгляд на своего слугу,
неподвижно сидевшего напротив, -- устрой-ка ты мне встречу с твоим кормчим,
с почтенным Санкрайей. Скажем, завтра после обеда... Хочу я его расспросить
о Море Восхода и землях за ним. Ты сбегай к нему с утра, предупреди, чтоб не
пугался, скажи, что мастер Дик достоин доверия. А потом пошатайся по
кабачкам да по базару, послушай, что люди говорят.
-- Про все слушать, хозяин, или о чем-то особо? -- физиономия Джефайи
оживилась. Он встал, и под солнечным лучом, упавшим на его лицо, веснушки
блеснули, словно крохотные золотые монетки.
-- Особо -- про Силангут и пустыню за ним. Интересно мне знать, есть ли
сейчас в городе силангутские купцы и случалось ли тем купцам ходить в
бартамские пределы.
-- Да, хозяин. Ты думаешь, в Силангуте ведают про дороги на Бартам?
Через пустынные земли?
-- И о дорогах мне тоже хотелось бы разузнать... Но главное -- про
пустыню, Джеф! Пустыня, видишь ли, такое место, где может случиться что
угодно... Опасная штука -- пустыня! -- Блейд взглянул на слугу, подумав, что
шпионы Гинны Пала наверняка уже рыщут в городе -- и точно с таким же
заданием. -- Будь поосторожнее, парень. Никого не расспрашивай, только
слушай да запоминай.
-- Я понял, мастер Дик, -- рыжий мореход поклонился. -- Я буду ждать
тебя у ворот верфи в конце четвертой стражи, если позволишь.
Пятый час пополудни, прикинул странник и кивнул.
* * *
На первую половину дня была назначена инспекция рангар ситалла, в
лагере которых Блейд должен был появиться ровно в десять. Опоздание
абсолютно исключалось, ибо смотр проводил сам Гинна Пал, чье недремлющее око
странник по-прежнему ощущал на своем затылке. Правда, на вилле, избранной им
в качестве штаба и ставки, шпионы Пала его не беспокоили, тут за ним
надзирала сама прелестная Энна.
Он поднялся довольно рано, в начале первой стражи, что примерно
соответствовало восьми часам утра, и после завтрака отправился на собачью
ферму. Назвать это заведение псарней было бы совершенно неправильно, так как
обитавшие там крупные мохнатые псы предназначались вовсе не для охоты.
Размером с доброго джерсийского барана -- и такие же откормленные, -- они
служили любимым лакомством местной знати. Если не считать этого
гастрономического предназначения, собаки нравились Блейду, у них были
добродушные морды ньюфаундлендов, длинный золотистый пушистый мех, как у
овчарок-колли, и кроткие карие глаза. Псы оказались ласковыми и совершенно
не агрессивными.
Этот собачник он обнаружил три дня назад, когда вселялся в усадьбу и
осматривал ее -- и дом, и сад, и хозяйственные постройки за высоким забором.
Тогда же Блейд расставил и часовых, десяток Стражей Порядка, которые несли
наружную охрану, и своих собственных телохранителей, набранных из альбагов и
кланибойнов. Альбаги караулили у ворот и у входа в дом, а кланибойны,
непревзойденные лучники, сидели на смотровых башенках, украшавших здание по
углам.
Миновав крытую галерею, соединявшую сад с хозяйственным двором, Блейд
внимательно огляделся и, никого не заметив, проскользнул сквозь узкую дверцу
в просторный сарай. Тут было чисто и светло: в противоположной стене зияли
просторные отверстия в рост человека, ведущие на площадку для выгула. За
собаками тщательно ухаживали; они были сытыми, чистыми, с расчесанной
шерстью, и каждая знала свое место и свою подстилку в сарае -- пока не
попадала на хозяйский стол. Сейчас вся эта мохнатая команда окружила
странника, свесив шершавые языки и поглядывая на него в ожидании лакомства.
Кроме незлобивости и пристойного вида, рыжие псы отличались еще одним
достоинством -- было их не считано, не меряно, восемь или девять десятков, а
то и вся сотня. Блейд полагал, что никто не заметит исчезновения шести-семи
из стаи. В крайнем случае он всегда мог сказать, что пустил их на шашлыки!
Присев на корточки, странник порылся в захваченной с собой сумке и
протянул на ладони сладкий сухарик крупному пушистому кобелю с белым
воротничком вокруг шеи Ни давки, ни толкотни, ни злобного рыка не
последовало, тот пес, которому предназначалось угощенье, с достоинством взял
его мягкими влажными губами. В следующий миг он отправился в Лондон, уступив
место симпатичному двухлетке, попытавшемуся облизать Блейду щеки. Странник
телепортировал и его, а потом еще с полдюжины собак всех возрастов и
размеров.
Второй этап согласованного с Лейтоном плана подходил к концу. Шесть
ослов и восемь собак -- вполне достаточно для исследований его светлости.
Ослов Блейд переслал еще из Невана, по дороге к Риг Найлу, выбирая
экземпляры самой необычной масти -- трех черных, как ночь, двух пегих в
яблоках и одного белого, с коричневой полоской вдоль хребта. Раздавая псам
остатки сухарей, он продолжал размышлять над завершением второй стадии
работ. В конюшне -- тут, на вилле -- стояли лошади, в том числе три
маленькие кобылки ситалла, которых странник специально отобрал в табуне.
Может, послать и их? Ему наверняка удастся справиться... эти лошадки весят
лишь раза в полтора побольше ослов, а с ослами не было никаких
затруднений...
Покидая сарай и снова осторожно оглядываясь, Блейд признал, что просто
тянет время. Через два-три дня он мог бы уже приступить к опытам на людях,
но эта часть плана его светлости явно нарушала билль о правах человека и
казалась весьма сомнительной с нравственной стороны. Тем не менее задание
следовало выполнять, и кому-то из реальности Ханнара придется отправиться на
Землю.
Кому? Судя по предыдущему -- и единственному! -- опыту, для человека
такое путешествие было совсем не безопасным. Настолько не безопасным, что
отправлять в него мало-мальски знакомую и приятную личность странник бы не
рискнул. Конечно, он мог воспользоваться советом его светлости и осуществить
эксперимент над каким-нибудь мерзавцем, но ему казалось, что лучше дождаться
подходящего случая. Эта командировка была длительной, в его распоряжении
оставалось еще два или три месяца... Один Найлам ведает, что случится за
такой срок!
Утешая себя подобными соображениями, Блейд пересек сад, убедился, что
стрелки-кланибойны бдят на сторожевых башенках, поднялся по мраморным
ступенькам крыльца, заглянул в спальню, где мирно почивала прелестная Энна
-- полунагая, смугло-розовая и соблазнительная, -- затем прошел в большую
угловую комнату, приспособленную под оружейную, и облачился. По должности
ему теперь полагались посеребреные доспехи с золотой тигриной мордой на
нагруднике, высокий шлем с султаном из белого конского волоса, шитый
серебром плащ и недлинный меч с ножнами и рукоятью, выложенными самоцветами.
С помощью дежурного ординарца он надел все, что положено, но вместо
парадного меча взял настоящее боевое оружие -- великолепный двуручный
эспадон, из тех, какими пользовались кантийские катафракты.
У ворот его уже ждал Мак и конюхи с лошадьми. Блейд вскочил в седло, с
удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, в котором витали десятки
приятных и таких знакомых запахов -- цветов, травы и свежей зелени, кожи и
металла, морских водорослей и соли, жареного мяса, вина и даже слабый, чуть
заметный аромат духов Энны. Он шевельнул поводьями и выехал на дорогу, где
уже замер в ожидании почетный эскорт -- двенадцать конных Стражей Порядка и
четверо телохранителей-альбагов, тоже верхом. Странник обвел взглядом
непроницаемые лица кантийцев, широкоскулые, с орлиными носами и желваками
мозолей, выступающих на нижней челюсти. Все рогачи, ветераны... Любопытно,
подумал он, кто из них просто солдат, а кто -- ухо и глаз почтенного Гинны
Пала?
Кортеж двинулся по дороге, в сторону от побережья, к пологим, заросшим
травой горным склонам, где находился стан ситалла. Блейд -- впереди. Мак --
справа и на полкорпуса сзади, потом, ярдах в двадцати, охрана. Над шлемами
Стражей качались султаны из черных перьев, каски альбагов украшали бронзовые
рога и остроконечные шишаки.
-- Поезжай рядом, Мак, -- велел странник, кивнув своему адъютанту.
Некоторое время он разглядывал лицо бывшего Макрона Сирба, такое же
непроницаемое, с сильно выступающим носом, как и физиономии его охранников.
Прошлой ночью прелестная Энна, утомившись от ласк, поведала ему историю
одного сакора, возомнившего себя умнее своего генерала. Блейд не стал
доискиваться источников этой информации, но сам рассказ выслушал с большим
интересом.
Дело случилось в Ситлле, в степях, во время прошлой кампании. Кантийцы
испытывали определенные трудности в борьбе с неуловимыми и подвижными
конными отрядами степняков, а потому был опробован следующий прием: сакру
тяжелой пехоты выслали далеко вперед в виде приманки. Командиру было велено
занять некую высотку и держаться до последнего; тем временем нескольким
рангарам пехоты и катафрактов предстояло окружить степных воинов, клюнувших
на эту наживку. К сожалению, сакор не был посвящен в тактические планы
высокого начальства, и когда степняки перебили половину его солдат, решил
отступить. Ситалла преследовали их, спастись удалось немногим, и это
отступление даже не повлияло на успех операции -- катафракты еще раньше
замкнули кольцо облавы, и в тот день кантийцам удалось перебить несколько
тысяч вражеских всадников. Командующий -- сам грозный Гинна Пал, -- однако,
решил, что сакор нарушил его приказ и ударился в позорное бегство, в
результате Макрон Сирб был лишен чести, имени и правого уха. Поразительно,
как при всем этом он еще сохранил преданность имперским идеалам!
-- Что ты думаешь о ситалла, Мак?
Лицо кантийца не дрогнуло.
-- Хорошие воины, мой господин. Прекрасные разведчики -- в степи,
конечно. Леса и гор они не любят.
-- А пустыню?
-- Ты разумеешь засушливые земли, что лежат, по слухам, за Конта
Силангут? Для ситалла этот поход будет легче, чем для нас. Их кони мало пьют
и способны питаться колючками,
-- Что ж, посмотрим В бхиотских горах от них было немного пользы.
Они помолчали, потом Блейд прочистил горло.
-- Слушай, Мак... Мне тут поведали одну историю... Про ситалла и одного
кантийского сакора...
-- А! Я знал, что ты докопаешься! -- Лицо Макрона Сирба помрачнело. --
У нашей госпожи Энны Кораны обширные связи... даже в армейских архивах...
-- Найлам с ней, с Энной Кораной! Я хотел узнать другое -- почему ты
сам мне все не рассказал?
Мак еще больше помрачнел.
-- Видишь ли, мой господин... Ты мог подумать, что я тогда струсил...
Ты мог бросить меня в рангаре гасильщиков. -- а мне очень не хотелось там
оставаться.
-- Я не считаю, что ты испугался. Тебе дали неясный приказ, и ты
действовал так, как считал нужным, по собственному разумению. Ты спас своих
людей...
-- Очень немногих, господин. Ситалла -- отличные лучники, и стрелы их
находили каждую щель в броне.
-- Ты не держишь на них зла?
-- Нет... теперь -- нет. Они ведь идут с нами.
-- Но не по своей воле, Мак. В отличие от альбагов.
-- В прежние времена альбаги тоже проявляли непокорство. Было пролито
много крови, чтобы заставить их поклоняться Великому Небу и детям его,
Салрату, Васану и Хайе, а не каменным идолам. Но теперь они -- наши, они
идут с нами и сражаются за нас. То же будет и с ситалла.
-- А если нет?
Мак пожал плечами
-- Ну, тогда Великий опять пошлет своих спарпетов в степь, и ситалла не
станет...
Припомнив вчерашние рассуждения Джефайи, Блейд усмехнулся.
-- Иногда я рад, что не являюсь ни альбагом, ни либоннцем, ни
ситалла... В моей Кассне нечего взять, и она не нужна империи.
-- Прости, господин мой, но ты уже не каснит. Ты -- основатель нового
благородного имперского рода Блейтулов Бритов.
-- Значит, я уже кантиец? -- этот разговор начал забавлять Блейда.
Его адъютант немного подумал и вынес вердикт:
-- Нет, еще нет. Но ты станешь кантийцем, когда госпожа Энна Корана
наложит на тебя ручки перед алтарем Хайи. А это случится непременно.
В молчании они доехали до стана степных конников, где высоких гостей
уже поджидали атары Хопадалатам Ур, Шассавикантор Эст и Кинбизатагорас Озо
-- Хоп, Шас и Кин, как именовал их Блейд, разделявший нелюбовь своих
британских соотечественников к сложным именам. Каждый из атаров командовал
шеститысячной рангарой всадников, организованной по имперскому образцу -- в
чем им помогали имперские офицеры. Поэтому все в лагере ситалла находилось в
полнейшем порядке: шатры, коновязи и телеги с припасами выстроены в ровные
линии, запасные табуны пасутся на горных лугах, воины в конном строю застыли
на широком поле рядом со своим станом, оружие наточено и надраено до блеска.
Подъехав к рядам кавалеристов, Блейд на выбор проверил боекомплект -- лук,
два колчана, кривая сабля, кинжал, легкая пика. Все было в наличии; никто
ничего не потерял и не пропил. Впрочем, ситалла вообще не пили вина,
предпочитая ему перебродившее кобылье молоко.
Ровно в десять, по-местному -- в начале второй стражи, -- подъехал
Синтада Гинна Пал, как всегда в сером, в окружении адъютантов, ординарцев и
посыльных. Теперь Блейд хорошо представлял размеры власти и полномочия этого