-- Зачем же тогда воевать? -- спросил Блейд. -- Насколько я понимаю,
Неван, Силангут и тем более Бартам не посягают на границы империи?
Ухо с удивлением взглянул на него.
-- Странные вопросы ты задаешь, десятник! Может, ты явился из темного
царства Кораны и ничего не знаешь о мирских делах? Или в твоих горах, в
Кассне, никогда не слышали о Великом Канте? Но ты же наемник, и ты
немолод... Где же ты сражался, в каких странах? О Канте известно повсюду...
-- Я сражался против Канта, -- сказал Блейд, немного подумав. -- В
Либонне, в тех самых странах на южном побережье Шер-да, о которых ты
упоминал. Только не подумай, что я держу зло на кантийцев... Это было
работой, Макрон. Южане платили мне, и я рубил и колол солдат Канта. Теперь
платит Кант, и я готов рубить и колоть во славу императора... Не так ли? --
он подмигнул Уху, но тот, словно не слыша собеседника, уставился в пол.
-- Знаешь что, десятник, -- буркнул наконец кантиец, -- не называй меня
Макроном. Я был лишен имени, рода и уха за бунт... за неповиновение приказу.
Так что сакора Макрона Сирба больше не существует, и не стоит вспоминать о
нем.
Блейд пожал плечами.
-- Ладно, если ты так хочешь. Могу называть тебя Маком -- это доброе
каснитское имя... -- он ухмыльнулся. -- Сойдет?
-- Сойдет.
-- Ну, так скажи мне, Мак, за что же сражается империя? Зачем идти в
поход, на восток и громить чужие земли, когда и своих достаточно? Кому это
выгодно?
-- Никто не помышляет о выгоде, десятник. Волей Великого Неба и владык
из рода Фраллов мы должны покорить весь мир. Таково наше предназначение,
понимаешь? Все, от западных пределов Шер-да до восточного океана, должно
принадлежать Канту. Так считает Великий и Непобедимый, так думают его
полководцы, офицеры и солдаты.
-- А ты? Ты сам как полагаешь?
Щека у Мака дернулась.
-- Так же, разумеется. Пусть я больше не сакор Макрон Сирб, но я
остался кантийцем! Хотя со мной поступили не совсем справедливо... -- его
рука невольно потянулась к обрубку уха.
-- Опасное это дело -- завоевывать весь мир, -- заметил странник. --
Мир велик... Либо обескровишь свой народ в непрерывных войнах, либо
наткнешься на того, кто посильнее...
-- Не Бартам ли ты имеешь в виду? -- прищурился кантиец.
-- Может, и Бартам...
-- Конечно, мы не много знаем о тех землях, -- бывший Макрон Сирб
покачал головой, -- но вряд ли Бартам устоит перед нашими армиями. Видишь
ли, мы воюем много лет и знаем толк в своем ремесле. Если ты сражался с
Кантом на юге, десятник, то поймешь, о чем я говорю.
Блейд заметил, что новокрещеный Мак тщательно избегает называть его
Ичем Блодамом. Подобный такт был достоин самой высокой оценки; вероятно,
Макрон Сирб, лишенный рода и чести за какой-то проступок, научился хотя бы
одному -- не унижать других.
-- Я хочу тебя расспросить еще кое о чем, -- произнес он, резко меняя
тему разговора. -- Этот Рилат, децин, был щедр со мной, но поставил одно
условие...
-- Какое, десятник?
-- Я должен тут кого-то вздуть. Только пока не знаю, кого и почему.
Разве у децина не хватает власти, чтобы задать трепку непокорному?
Мак задумался, поглаживая бритый подбородок.
-- Наверно, он имел в виду Шкуру... этот хаст всем портит кровь... А
что до власти, то у децина ее не так уж и много. Гасильщики -- особая
рангара, не кантийская и не варварская, тут собраны мерзавцы из сорока
племен, и пока они делают свою работу, их никто не трогает... У гасильщиков
нет своих вождей, как, скажем, у альбагов или ситалла, но и кантийские
офицеры здесь не столько командуют, сколько, присматривают. Стараются, чтобы
солдаты не поубивали друг друга. А этот Шкура...
-- Кто он такой? -- прервал странник Мака.
-- Десятник, как и ты... Набрал в свой отряд хастов поздоровее и
заправляет чуть ли не всем лагерем. И прихлебателей у него хватает... этот
Пинок, например. Будь уверен. Шкуре уже доложили, как ты нагнал страху на
поваров. И про черпак тоже.
-- Разве он сам не видел? Утром или во время обеда?
-- Не думаю. Он больше ошивается в городе, денег у него хватает...
многие наши платят, чтобы отвязаться.
-- Хм-м... Значит, вечером он может пожаловать со своей бандой?
Мак-Ухо потер свои мозоли на нижней челюсти и устремил в потолок
задумчивый взгляд.
-- Не знаю, десятник, когда он пожалует... может, вечером, может,
утром... Но припрется он обязательно!
Вечер, однако, прошел спокойно.
На следующий день, во время утренней кормежки зверья, дежурил Марл
Рилат. Завидев Блейда, он подмигнул и поднял вверх отогнутый большой палец
-- видно, был уже наслышан о вчерашних подвигах завербованного им
новобранца. Блейд сделал каменное лицо. Возможно, для начала ему придется
намять бока Шкуре, но Рилат в его списке стоял вторым.
Однако сводить счеты с кантийским децином на кулаках было бы
неосторожно, и тут у странника имелся другой, более хитроумный план.
Малопочтенную службу в рангаре гасильщиков Гинна Пал компенсировал своим
сержантам и офицерам неплохими деньгами и, насколько уяснил Блейд из речей
Марла Рилата, децин дорожил своим местом. Но что произойдет, если вскроется
их сговор? Насчет ребер хаста Шкуры? Это была бы куда более изощренная
месть, чем примитивная кулачная расправа.
После еды он вернулся со своими подчиненными в палатку. Шрам и Борода
голодным взглядом уставились на командира, ожидая новой подачки. Вчера он
продемонстрировал им кнут и пряник, выбив зуб нахальному хасту, но
компенсировав эту потерю серебром; теперь оба гасильщика изъявляли
абсолютную покорность. Словно, шакалы, крадущиеся вслед за тигром, они были
готовы сносить удары когтистой лапы, чтобы попользоваться объедками с
тигриного стола.
Блейд, однако, полагал, что не может доверять этим двоим, пока не
проверит их в бою. Хотя гасильщики не участвовали в настоящем сражении, да и
армия еще не выступила в поход, он подозревал, что схватка близится -- его
персональная схватка с предводителем местных мафиози.
Разумеется, в архаической реальности Ханнара не знали таких слов,
называя убийцу -- убийцей, вора -- вором, вымогателя -- вымогателем. Для
Блейда же хаст Шкура был мафиози. Из того, что рассказал вчера Мак,
выходило, что этот мерзавец грешил и смертоубийством, и грабежом, и
вымогательством. Конечно, кантийцы могли вздернуть и Шкуру, и всю его банду
-- или, по крайней мере, изгнать с позором и без выходного пособия, -- но
хаст со своими приспешниками относился к числу на редкость умелых
специалистов. Процедура добивания раненых была для него самой простой из
задач, обыденным делом, можно сказать; гораздо больший интерес представляли
акции устрашения вроде поджога деревень и пыток. Как все хасты, он понимал в
этом толк и никогда не отказывался продемонстрировать свое искусство.
Одним словом, десятник Шкура являлся слишком ценным кадром, чтобы
затягивать веревку на его шее, и, согласно мысли Рилата, было необходимо
лишь слегка утихомирить этого подонка -- ровно настолько, чтобы не грыз
своих. Блейд полагал, что хотя пара сломанных ребер не фигурирует в
подписанном им контракте, договор следует выполнять -- но с максимальной
выгодой для себя. Марл Рилат оплатил эти ребра из казны Великого и
Победоносного, значит, они должны быть сломаны! И пусть все узнают об этом!
По ребрам Блейд был большим специалистом -- вероятно, не меньшим, чем
хаст Шкура в деле дробления черепов. Поскольку Рилат не указал, с какой
стороны и какие именно ребра нужно ломать, странник решил положиться на свой
опыт и действовать в зависимости от ситуации. Главное, чтобы ему не мешали!
Во всяком случае, не слишком мешали. Но тут он мог полагаться только на
помощь весьма ненадежных соратников.
Размышляя на этот счет, он оглядел свое воинство, прикидывая, не
поощрить ли Шрама и Бороду за будущее усердие. Рыжий Джеф, само собой, не
оставит хозяина и так, но против большинства гасильщиков он выглядел
мелковатым. Поддержка Уха, воина сильного и опытного, была бы не лишней, но
Блейд не знал, захочет ли он ввязываться в драку. Пока что кантиец повалился
на топчан, ожидая приказов начальства в горизонтальном положении.
Пожалуй, стоит видать Шраму и Бороде по монете, решил странник. Насчет
Мака он испытывал колебания; благородный сакор явно был не из тех людей, чья
верность покупается за деньги. Что касается альбага и хаста, то эти простые
парни, весьма вероятно, не отказались бы размяться и подзаработать.
Блейд уже взглянул на своего слугу, желая востребовать кошель, как
вдруг за пологом палатки раздался шум.
-- Я посмотрю, кто там, мастер Дик, -- не дожидаясь разрешения, Джеф
перешагнул порог. Странник, подосадовав на такую торопливость, потянулся к
гасильному молоту.
И вовремя!
Сначала в палатку влетел спиной вперед рыжий Джеф и, проклиная всех
богов, растянулся на полу. За ним последовал черпак -- тот самый, на котором
Блейд продемонстрировал свою мощь прошлым утром. Однако его железная рукоять
была выпрямлена.
-- Это Шкура, -- быстро произнес Мак, вставая. Он взял Джефа за плечи,
поднял и хорошенько встряхнул; затем, взвалив на плечо гасило, повернулся к
Блейду. -- Что будем делать, десятник?
-- Поглядим, -- сказал тот, делая шаг к выходу. -- За мной, парни. Да
не забудьте прихватить что-нибудь потяжелее.
Снаружи столпилось человек пятьдесят, и народ все прибывал -- вероятно,
по лагерю разнесся слух, что Шкура собирается вразумить нахального новичка.
Зрителей и участников предстоящей потасовки можно было различить сразу: хаст
стоял впереди, окруженный десятком своих сторонников. Все они, если не
считать темнокожего Пинка, казались уменьшенными копиями своего главаря --
такие же плосколицые, волосатые, с головами, ушедшими в плечи. Шкура высился
над ними, словно горный пик над скалами.
Он был огромен!
Потянет фунтов на пятьсот, подумал Блейд, разглядывая своего
противника. Этот тип напомнил ему борцов сумо, виденных некогда в Японии и
на Тайване: такое же необъятное брюхо, слегка искривленные ноги с толстыми
мощными бедрами, гигантская голова, производившая впечатление круглого
котла, вдавленного в пухлые плечи, обвислая складчатая кожа. Хаст был в
одной набедренной повязке -- вероятно, чтобы усилить эффект от своего
грузного чудовищного тела; он опирался на длинную рукоять молота. С первого
взгляда могло показаться, что эта гора плоти является слишком рыхлой, жирной
и неповоротливой, но странник не обманывался на сей счет: перед ним стоял
убийца, которому его ремесло доставляло наслаждение. Блейд и сам был убийцей
и мог вполне беспристрастно оценить любого представителя этой профессии.
Шкура вытянул в его сторону руку с пальцем, походившим на кончик
слоновьего хобота.
-- Этот?
-- Этот, -- Пинок кивнул головой; рядом с великаном темнокожий рослый
угха напоминал щуплого подростка.
-- Мелковат, -- заметил Шкура. -- Как бы не пришибить до смерти.
Блейд стянул доспех, потом -- тунику, но тяжелых солдатских сандалий
снимать не стал.
-- Если ты меня не пришибешь, то я уж постараюсь сделать это
обязательно, -- заметил он, разглядывая не столько противника, сколько его
подручных. Похоже, они не собирались вмешиваться в драку, но кто знает?
Странник оглянулся: Джеф и Мак стояли за ним с гасилами наготове. Шрам и
Борода нерешительно мялись у входа в палатку. Оружия при них не было.
-- Не беспокойся, десятник, мы с рыжим позабавимся с его парнями, --
раздался сзади шепот кантийца. -- Если что...
Громоподобный рев заглушил слова Мака; уперев руки в бока. Шкура трясся
от хохота, и складки на его теле болтались, словно белье на веревке под
сильным ветром.
-- Э-эта... во-вошь... гро-зится... гро-зится... -- он справился со
смехом и закончил вполне нормально: -- Грозится меня пришибить! Ты,
недоносок, Ич Блодам, козлом трахнутый!
Блейд отбросил гасило, прыгнул вперед и с размаху хлестнул ладонью по
обвислым щекам и плоскому носу. Удар был не слишком сильный; если бы он
захотел, то сломал бы великану переносицу. Марл Рилат, однако, вел речь о
ребрах. Скосив глаза вправо, Блейд встретился взглядом со своим заказчиком:
тот стоял сбоку от набежавшей толпы в неизменном сверкающем панцире и
довольно ухмылялся.
Пощечина, которой странник наградил Шкуру, возымела свое действие:
гигант снова взревел. Впрочем, теперь он не смеялся; его лицо налились
кровью от бешенства, ощеренный рот походил на пасть хищного зверя. Он тоже
отшвырнул молот и двинулся на обидчика, широко расставив огромные руки.
Блейд увернулся. Он видел, как толпа подалась назад, очищая место для
схватки, и ощутил, что на сердце нисходят уверенность и покой. Похоже, шайка
хастов не собиралась наваливаться на него скопом или крушить гасилами кости
двух его соратников; он был оставлен один на один с их главарем -- и с его
ребрами.
Конечно, этот великан был сильнее его. В любом мире можно встретить
индивидуумов -- очень немногих, разумеется, -- одаренных такой телесной
мощью, что она превращается уже в аномалию, в уродство, носителя коего едва
ли стоит причислять к роду людскому. Таким был Геторикс Краснобородый,
предводитель альбийских корсаров, и Блудакс Кровавый Топор, вождь хиттов;
одного из них Блейд убил, другого обманул. Для него не составляло секрета,
что подобные люди зачастую вспыльчивы; они не привыкли к противодействию, не
терпят его и легко впадают в гнев. А гнев -- плохой помощник в поединке.
Шкура, безусловно, не умел сдерживать свою ярость. Он надвигался на
противника словно несокрушимая гора, готовая обрушиться на жалкую букашку, и
Блейд решил добавить пороха в костер его гнева. Пригнувшись, он проскочил
под вытянутой рукой гиганта и изо всей силы пнул его в копчик.
Хаст обернулся -- довольно быстро, если учитывать его вес и размеры --
и странник понял, что гора превратилась в огнедышащий вулкан. Теперь он
успокоился окончательно; Шкура был у него в руках. Обладая превосходством в
скорости и знанием смертоносных приемов боя, он мог прикончить эту тушу
десятком способов -- тычком в горло или в висок, выпадом в пах, ударом в
позвоночник, в то место, где он крепится к тазовым костям. Почти столь же
эффективными были переломы конечностей, поражение глазных впадин, некоторых
нервных узлов и сухожилий; в любом случае раненый оказывался в полной
власти, своего противника. Блейд, мгновенно обежал взглядом все эти
соблазнительные точки, от горла до вздутой выпуклости огромного пениса, и
покачал головой: ему заказывали ребра.
Шкура вновь шел на него, болезненно морщась, вытянув вперед правую
руку, а левой потирая задницу -- там, где отпечатался башмак Блейда. Потом
он махнул в сторону нужников, откуда к лагерю гасильщиков тоже начала
прибывать публика.
-- Я тебя поймаю, вошь... и утоплю... там... в собачьем дерьме...
-- Давай-давай, -- сказал Блейд, -- поспеши, пока дерьмо свежее.
Сам он отнюдь не торопился, ожидая еще большего наплыва зрителей.
Шкура, похоже, был личностью известной, и победа над ним могла послужить
неплохой рекламой. Он почти автоматически отметил, что речь этого варвара
казалась гораздо более внятной, чем у Бороды, хотя оба хаста словно
выплевывали слова как непрожеванную пищу.
Блейд провел эффектный прием: поймав огромную руку противника и почти
повиснув на ней, нанес сильный удар носком в колено. Когда Шкура, зарычав от
боли, отбросил его, странник перекувырнулся в воздухе и встал на ноги.
Теперь они поменялись местами: за спиной хаста была палатка с застывшими
около нее Джефайей и Маком, за спиной Блейда -- растянувшиеся цепочкой
желтокожие сподвижники Шкуры,
-- Пинок! Эй, Пинок! -- позвал великан. -- Отожмите его на меня!
Шевелитесь! Вошь-то попалась увертливая!
Хочет сократить боевое пространство, мелькнуло у Блейда в голове. Не
поворачиваясь, он рявкнул:
-- Стоять, и не двигаться! Ты, Пинок, побереги свои потроха!
Один из хастов нерешительно двинулся вперед, и странник, мгновенно
подскочив к нему, нанес жестокий удар ногой в живот. Гасильщик согнулся и
рухнул; его глаза остекленели, пальцы судорожно скребли по земле. Пинок,
стоявший рядом, испуганно отшатнулся.
-- Я не шучу, парень, -- бросил в его сторону Блейд. -- Следующий будет
убит, а потом я велю своим людям пустить в ход молоты.
Он понимал, что это пустая угроза: Джефу и Маку не выстоять против
десятка желтокожих, а Шрам с Бородой, похоже, смылись, затесавшись в толпу
зрителей. Во всяком случае, он их больше не видел. Но сейчас до него дошло
другое -- свидетелей поединка прибавилось. В толпе, полукольцом сгрудившейся
у палатки, было уже человек триста, и за спиной Марла Рилата поблескивали
панцири десятка кантийских солдат, вооруженных короткими копьями и
дротиками. Появились и другие -- группа альбагов с гигантскими секирами и
какие-то низкорослые поджарые воины в кожаных безрукавках и высоких сапогах
со шпорами.
Странник перевел взгляд на Шкуру и усмехнулся прямо ему в лицо.
-- Ты мой, туша. Ты этого еще не понял?
-- Утоплю... в собачьем дерьме...
-- Раньше утонешь в своем собственном.
-- Вошь! Ич Блодам!
-- Сейчас мы увидим, кто из нас недоумок.
Блейд внезапно упал на руки, прокатился огромным колесом мимо
противника, чувствительно задел его каблуком по затылку, прогнулся -- и
через неуловимую долю секунды уже стоял на ногах. Теперь Джеф и Мак были за
ним, а Шкура недоуменно вертел головой, пытаясь обнаружить исчезнувшего
врага.
Прием был чрезвычайно зрелищным, и толпа взволнованно загудела. Блейд
видел, как альбаг, стоявший впереди группы сородичей, в изумлении забрал в
ладонь длинные пшеничные усы и начал что-то говорить своим людям. Они
вступили в спор, размахивая руками как ветряные мельницы; солнце отражалось
на полированных лезвиях их секир.
Шкура наконец-то обнаружил его и шагнул вперед. Всматриваясь в его
широкую физиономию с обвисшими щеками, Блейд с удовлетворением отметил некие
новые эмоции -- страх и нерешительность. Вероятно, в отличие от Геторикса и
Блудакса, у этого человека было слабое сердце. Природа одарила его
сокрушительной силой, он полагался на свои могучие мышцы и был уверен в
себе, пока не встретил достойного противодействия. Теперь хаст, кажется,
начал понимать, что с ним играют.
Да, играют, ибо в подобном поединке от физической мощи зависело многое,
но далеко не все. Сила являлась основой искусства побеждать, но столь же
важными были скорость, мастерство и та особая концентрация, умение
предвидеть реакцию противника, которые отличали настоящего бойца от груды
мускулов и костей.
Пора прощупать его ребра, решил Блейд. В следующий миг, почти не
задумываясь над своими действиями, он взвился в воздух и нанес сильный удар
ступнями в левую часть груди гиганта. Шкура пошатнулся, взмахнул руками,
пытаясь сохранить равновесие; его противник уже стоял на ногах -- вне
пределов досягаемости. Лоб хаста покрылся испариной, пот струйками стекал по
щекам и жирной груди. В этом поединке ему приходилось двигаться гораздо
больше, чем увертливому врагу, и он явно начал уставать.
Теперь странник подумал, что эта глыба плоти совсем не похожа на борцов
сумо. Те были профессионалами, знавшими предел своих возможностей, и
вдобавок они хорошо представляли, что такое карате. Очень хорошо! Вполне
достаточно, чтобы не устраивать смертельных состязаний с теми, кто носит
черные пояса.
Еще Блейд проанализировал результаты своей попытки. Как ни краток был
миг прикосновения к телу врага, он почувствовал и оценил толщину барьера из
плоти и мышц, защищавшего ребра; казалось, сквозь этот щит и подошву
башмаков он уловил биение сердца хаста. Сердца! Сердце было его целью.
Он понял, что не сможет выполнить задуманное, пока Шкура стоит на
ногах. Его ребра прикрывала подушка из плоти, смягчавшая удар; возможно,
кости треснут или сломаются, но в предстоящей хирургической операции это был
только первый шаг. С другой стороны, Блейд чувствовал, что пора кончать: он
показал достаточно много необычного, и набежавшие из главного лагеря гости
разнесут славу о непобедимом бойце по всему имперскому войску.
Чего он и добивался! Эта громоздкая туша перед ним, одаренная
носорожьей силой, являлась только ступенькой на пути Ричарда Блейда к власти
и могуществу; второй ступенькой; первой были кружки, раздавленные в
деревенской таверне.
Странник метнулся к хасту, и пальцы его правой руки, напряженные и
твердые, как стальное лезвие, врезались, тому в горло, под самый складчатый
подбородок. На миг он почувствовал давление гигантских ладоней, почти
сомкнувшихся на его плечах, потом Шкура захрипел и повалился на спину. Его
гортань не была перебита, но с полминуты, он не мог вздохнуть. Чудовищно
долгий промежуток времени, особенно для подготовленного каратиста!
Подпрыгнув, Блейд с ювелирной точностью опустился на грудь поверженного
титана, ощутив, как его кости трещат и ломаются под каблуком. Удар был
страшен; сокрушив броню плоти, он раздробил два ребра, и одно из них
пронзило сердце.
Блейд смахнул со лба капельки пота и сделал шаг назад. Огромная туша на
земле не двигалась. Хаст умер мгновенно; никакой агонии, подергивания
конечностей, хрипов и стонов. Только из уголка распяленного рта вытекла
струйка густой багровой крови -- очевидно, сломанное ребро задело легкое.
Озирая эту картину, странник почувствовал удовлетворение -- как всякий
мастер при виде искусно выполненного дела.
-- Ты все-таки прикончил его!
Блейд обернулся -- сзади стоял Марл Рилат, и его глаза метали молнии.
За спиной децина ровной шеренгой растянулись кантийские солдаты с копьями,
ветерок шевелил черные плюмажи на их шлемах; с другой стороны подступал
Пинок с желтокожими.
-- Я сломал ему два ребра, в точности, как ты заказывал, -- громко
произнес Блейд, заметив в зрачках Пинка мгновенный просверк злобы. --
Остальное -- в руках Найлама, нашего Небесного Отца. Если он умер, значит,
Корана позвала его в свое царство.
-- Какой заказ? Какая Корана? Что ты болтаешь? -- прошипел децин,
побагровев от ярости.
-- Я, Ич Блодам, человек недалекий и прямодушный, говорю все, как есть,
-- Блейд ухмыльнулся, глядя, как перекосилась физиономия Марла Рилата. -- Ты
нанял меня десятником и заплатил вперед за треть года -- при условии, что
этому парню -- он ткнул мертвое тело носком башмака, -- будут сломаны два
ребра. Какие, ты не уточнил, положившись на случай и решение богов. Они и
решили, -- он снова пнул труп хаста. -- Чем же ты недоволен, децин? Либо
надо давать точные инструкции, либо полагаться на мозги Ича Блодама, -- его
улыбка стала еще шире.
-- Значит, тебя подговорил этот краб? -- Пинок кивнул на кантийца, и
его темное лицо потемнело еще больше. Хасты из десятка покойного сгрудились
за ним, злобно ворча, и сквозь толпу начали пробиваться на подмогу угхи.
Кантийские солдаты опустили копья, направив их на гасильщиков; они
действовали с уверенностью профессионалов, привыкших усмирять бунтарей.
-- Меня никто не подговаривал, -- Блейд с наигранной гордостью
уставился на десятника угхов. -- Мне дали задание, и я его выполнил. Готов
вернуть деньги, если у него сломано больше двух ребер! -- Он пнул мясистый
бок Шкуры в третий раз и, покосившись, увидел Мака и Джефайю-финареота,
занимавших позицию у него за спиной. Молотки и мачете были при них.
Марл Рилат, обычно спокойный, буквально трясся от ярости; похоже, его
служба в рангаре гасильщиков, нехлопотная и прибыльная, стремительно
подходила к концу.
-- Ты пытаешься оболгать своего командира, и ты убил солдата из моей
сотни, -- заявил децин. -- Правда, я готов засвидетельствовать, что он напал
на тебя первым.
-- Хорошо, -- произнес Блейд. -- Что дальше?
-- А дальше я отдам тебя Стражам Порядка, -- Рилат кивнул на воинов с
черными плюмажами. -- Я отдам тебя войсковым судьям, и они...
-- Никому ты его не отдашь, децин! -- раздался вдруг сильный уверенный
голос, -- Теперь это мой человек!
Через толпу, небрежно расталкивая гасильщиков, пробирался высокий
альбаг в чешуйчатой броне, светловолосый, с длинными усами. За ним плотной
сомкнутой колонной шли рослые воины с секирами в руках, и было их не меньше
трех десятков. Этот отряд производил впечатление несокрушимой мощи, и
разноплеменное воинство палачей раздавалось перед ним словно морские воды.
Внешне эти люди напоминали Шрама, но в их лицах, замкнутых и суровых, не
было и следа угрюмости; они казались гордыми, сознающими свою силу и
значение.
Их длинноусый предводитель положил руку на обнаженное плечо Блейда.
-- Это мой человек, клянусь топором Гирларла!
Повторив это, он с вызовом уставился на децина.
-- Как скажешь, агар, -- Рилат пожал плечами. -- Он из Кассны, не
кантиец, и я знаю о твоих привилегиях союзника. Ты можешь поговорить с нашим
текадом и выкупить его контракт.
-- Сейчас и поговорим, -- заявил длинноусый. -- Эй, Кирд! Сбегай в
лагерь за монетами!
-- Да, атар, -- раздался густой бас, и один из альбагов отделился от
отряда.
-- Эй, погоди, почтенный... -- Блейд опомнился, сообразив, что стал
предметом купли-продажи. -- Я не один, со мной еще двое. И без них я не
пойду!
Он не имея ничего против перекочевки из этого лагеря за нужниками в
стан альбагов, так похожих на древних скандинавов или саксов и выглядевших
весьма представительно, но не хотел терять своих людей. Особенно Джефайю,
которого хасты прикончили бы в ближайшую ночь.
Неван, Силангут и тем более Бартам не посягают на границы империи?
Ухо с удивлением взглянул на него.
-- Странные вопросы ты задаешь, десятник! Может, ты явился из темного
царства Кораны и ничего не знаешь о мирских делах? Или в твоих горах, в
Кассне, никогда не слышали о Великом Канте? Но ты же наемник, и ты
немолод... Где же ты сражался, в каких странах? О Канте известно повсюду...
-- Я сражался против Канта, -- сказал Блейд, немного подумав. -- В
Либонне, в тех самых странах на южном побережье Шер-да, о которых ты
упоминал. Только не подумай, что я держу зло на кантийцев... Это было
работой, Макрон. Южане платили мне, и я рубил и колол солдат Канта. Теперь
платит Кант, и я готов рубить и колоть во славу императора... Не так ли? --
он подмигнул Уху, но тот, словно не слыша собеседника, уставился в пол.
-- Знаешь что, десятник, -- буркнул наконец кантиец, -- не называй меня
Макроном. Я был лишен имени, рода и уха за бунт... за неповиновение приказу.
Так что сакора Макрона Сирба больше не существует, и не стоит вспоминать о
нем.
Блейд пожал плечами.
-- Ладно, если ты так хочешь. Могу называть тебя Маком -- это доброе
каснитское имя... -- он ухмыльнулся. -- Сойдет?
-- Сойдет.
-- Ну, так скажи мне, Мак, за что же сражается империя? Зачем идти в
поход, на восток и громить чужие земли, когда и своих достаточно? Кому это
выгодно?
-- Никто не помышляет о выгоде, десятник. Волей Великого Неба и владык
из рода Фраллов мы должны покорить весь мир. Таково наше предназначение,
понимаешь? Все, от западных пределов Шер-да до восточного океана, должно
принадлежать Канту. Так считает Великий и Непобедимый, так думают его
полководцы, офицеры и солдаты.
-- А ты? Ты сам как полагаешь?
Щека у Мака дернулась.
-- Так же, разумеется. Пусть я больше не сакор Макрон Сирб, но я
остался кантийцем! Хотя со мной поступили не совсем справедливо... -- его
рука невольно потянулась к обрубку уха.
-- Опасное это дело -- завоевывать весь мир, -- заметил странник. --
Мир велик... Либо обескровишь свой народ в непрерывных войнах, либо
наткнешься на того, кто посильнее...
-- Не Бартам ли ты имеешь в виду? -- прищурился кантиец.
-- Может, и Бартам...
-- Конечно, мы не много знаем о тех землях, -- бывший Макрон Сирб
покачал головой, -- но вряд ли Бартам устоит перед нашими армиями. Видишь
ли, мы воюем много лет и знаем толк в своем ремесле. Если ты сражался с
Кантом на юге, десятник, то поймешь, о чем я говорю.
Блейд заметил, что новокрещеный Мак тщательно избегает называть его
Ичем Блодамом. Подобный такт был достоин самой высокой оценки; вероятно,
Макрон Сирб, лишенный рода и чести за какой-то проступок, научился хотя бы
одному -- не унижать других.
-- Я хочу тебя расспросить еще кое о чем, -- произнес он, резко меняя
тему разговора. -- Этот Рилат, децин, был щедр со мной, но поставил одно
условие...
-- Какое, десятник?
-- Я должен тут кого-то вздуть. Только пока не знаю, кого и почему.
Разве у децина не хватает власти, чтобы задать трепку непокорному?
Мак задумался, поглаживая бритый подбородок.
-- Наверно, он имел в виду Шкуру... этот хаст всем портит кровь... А
что до власти, то у децина ее не так уж и много. Гасильщики -- особая
рангара, не кантийская и не варварская, тут собраны мерзавцы из сорока
племен, и пока они делают свою работу, их никто не трогает... У гасильщиков
нет своих вождей, как, скажем, у альбагов или ситалла, но и кантийские
офицеры здесь не столько командуют, сколько, присматривают. Стараются, чтобы
солдаты не поубивали друг друга. А этот Шкура...
-- Кто он такой? -- прервал странник Мака.
-- Десятник, как и ты... Набрал в свой отряд хастов поздоровее и
заправляет чуть ли не всем лагерем. И прихлебателей у него хватает... этот
Пинок, например. Будь уверен. Шкуре уже доложили, как ты нагнал страху на
поваров. И про черпак тоже.
-- Разве он сам не видел? Утром или во время обеда?
-- Не думаю. Он больше ошивается в городе, денег у него хватает...
многие наши платят, чтобы отвязаться.
-- Хм-м... Значит, вечером он может пожаловать со своей бандой?
Мак-Ухо потер свои мозоли на нижней челюсти и устремил в потолок
задумчивый взгляд.
-- Не знаю, десятник, когда он пожалует... может, вечером, может,
утром... Но припрется он обязательно!
Вечер, однако, прошел спокойно.
На следующий день, во время утренней кормежки зверья, дежурил Марл
Рилат. Завидев Блейда, он подмигнул и поднял вверх отогнутый большой палец
-- видно, был уже наслышан о вчерашних подвигах завербованного им
новобранца. Блейд сделал каменное лицо. Возможно, для начала ему придется
намять бока Шкуре, но Рилат в его списке стоял вторым.
Однако сводить счеты с кантийским децином на кулаках было бы
неосторожно, и тут у странника имелся другой, более хитроумный план.
Малопочтенную службу в рангаре гасильщиков Гинна Пал компенсировал своим
сержантам и офицерам неплохими деньгами и, насколько уяснил Блейд из речей
Марла Рилата, децин дорожил своим местом. Но что произойдет, если вскроется
их сговор? Насчет ребер хаста Шкуры? Это была бы куда более изощренная
месть, чем примитивная кулачная расправа.
После еды он вернулся со своими подчиненными в палатку. Шрам и Борода
голодным взглядом уставились на командира, ожидая новой подачки. Вчера он
продемонстрировал им кнут и пряник, выбив зуб нахальному хасту, но
компенсировав эту потерю серебром; теперь оба гасильщика изъявляли
абсолютную покорность. Словно, шакалы, крадущиеся вслед за тигром, они были
готовы сносить удары когтистой лапы, чтобы попользоваться объедками с
тигриного стола.
Блейд, однако, полагал, что не может доверять этим двоим, пока не
проверит их в бою. Хотя гасильщики не участвовали в настоящем сражении, да и
армия еще не выступила в поход, он подозревал, что схватка близится -- его
персональная схватка с предводителем местных мафиози.
Разумеется, в архаической реальности Ханнара не знали таких слов,
называя убийцу -- убийцей, вора -- вором, вымогателя -- вымогателем. Для
Блейда же хаст Шкура был мафиози. Из того, что рассказал вчера Мак,
выходило, что этот мерзавец грешил и смертоубийством, и грабежом, и
вымогательством. Конечно, кантийцы могли вздернуть и Шкуру, и всю его банду
-- или, по крайней мере, изгнать с позором и без выходного пособия, -- но
хаст со своими приспешниками относился к числу на редкость умелых
специалистов. Процедура добивания раненых была для него самой простой из
задач, обыденным делом, можно сказать; гораздо больший интерес представляли
акции устрашения вроде поджога деревень и пыток. Как все хасты, он понимал в
этом толк и никогда не отказывался продемонстрировать свое искусство.
Одним словом, десятник Шкура являлся слишком ценным кадром, чтобы
затягивать веревку на его шее, и, согласно мысли Рилата, было необходимо
лишь слегка утихомирить этого подонка -- ровно настолько, чтобы не грыз
своих. Блейд полагал, что хотя пара сломанных ребер не фигурирует в
подписанном им контракте, договор следует выполнять -- но с максимальной
выгодой для себя. Марл Рилат оплатил эти ребра из казны Великого и
Победоносного, значит, они должны быть сломаны! И пусть все узнают об этом!
По ребрам Блейд был большим специалистом -- вероятно, не меньшим, чем
хаст Шкура в деле дробления черепов. Поскольку Рилат не указал, с какой
стороны и какие именно ребра нужно ломать, странник решил положиться на свой
опыт и действовать в зависимости от ситуации. Главное, чтобы ему не мешали!
Во всяком случае, не слишком мешали. Но тут он мог полагаться только на
помощь весьма ненадежных соратников.
Размышляя на этот счет, он оглядел свое воинство, прикидывая, не
поощрить ли Шрама и Бороду за будущее усердие. Рыжий Джеф, само собой, не
оставит хозяина и так, но против большинства гасильщиков он выглядел
мелковатым. Поддержка Уха, воина сильного и опытного, была бы не лишней, но
Блейд не знал, захочет ли он ввязываться в драку. Пока что кантиец повалился
на топчан, ожидая приказов начальства в горизонтальном положении.
Пожалуй, стоит видать Шраму и Бороде по монете, решил странник. Насчет
Мака он испытывал колебания; благородный сакор явно был не из тех людей, чья
верность покупается за деньги. Что касается альбага и хаста, то эти простые
парни, весьма вероятно, не отказались бы размяться и подзаработать.
Блейд уже взглянул на своего слугу, желая востребовать кошель, как
вдруг за пологом палатки раздался шум.
-- Я посмотрю, кто там, мастер Дик, -- не дожидаясь разрешения, Джеф
перешагнул порог. Странник, подосадовав на такую торопливость, потянулся к
гасильному молоту.
И вовремя!
Сначала в палатку влетел спиной вперед рыжий Джеф и, проклиная всех
богов, растянулся на полу. За ним последовал черпак -- тот самый, на котором
Блейд продемонстрировал свою мощь прошлым утром. Однако его железная рукоять
была выпрямлена.
-- Это Шкура, -- быстро произнес Мак, вставая. Он взял Джефа за плечи,
поднял и хорошенько встряхнул; затем, взвалив на плечо гасило, повернулся к
Блейду. -- Что будем делать, десятник?
-- Поглядим, -- сказал тот, делая шаг к выходу. -- За мной, парни. Да
не забудьте прихватить что-нибудь потяжелее.
Снаружи столпилось человек пятьдесят, и народ все прибывал -- вероятно,
по лагерю разнесся слух, что Шкура собирается вразумить нахального новичка.
Зрителей и участников предстоящей потасовки можно было различить сразу: хаст
стоял впереди, окруженный десятком своих сторонников. Все они, если не
считать темнокожего Пинка, казались уменьшенными копиями своего главаря --
такие же плосколицые, волосатые, с головами, ушедшими в плечи. Шкура высился
над ними, словно горный пик над скалами.
Он был огромен!
Потянет фунтов на пятьсот, подумал Блейд, разглядывая своего
противника. Этот тип напомнил ему борцов сумо, виденных некогда в Японии и
на Тайване: такое же необъятное брюхо, слегка искривленные ноги с толстыми
мощными бедрами, гигантская голова, производившая впечатление круглого
котла, вдавленного в пухлые плечи, обвислая складчатая кожа. Хаст был в
одной набедренной повязке -- вероятно, чтобы усилить эффект от своего
грузного чудовищного тела; он опирался на длинную рукоять молота. С первого
взгляда могло показаться, что эта гора плоти является слишком рыхлой, жирной
и неповоротливой, но странник не обманывался на сей счет: перед ним стоял
убийца, которому его ремесло доставляло наслаждение. Блейд и сам был убийцей
и мог вполне беспристрастно оценить любого представителя этой профессии.
Шкура вытянул в его сторону руку с пальцем, походившим на кончик
слоновьего хобота.
-- Этот?
-- Этот, -- Пинок кивнул головой; рядом с великаном темнокожий рослый
угха напоминал щуплого подростка.
-- Мелковат, -- заметил Шкура. -- Как бы не пришибить до смерти.
Блейд стянул доспех, потом -- тунику, но тяжелых солдатских сандалий
снимать не стал.
-- Если ты меня не пришибешь, то я уж постараюсь сделать это
обязательно, -- заметил он, разглядывая не столько противника, сколько его
подручных. Похоже, они не собирались вмешиваться в драку, но кто знает?
Странник оглянулся: Джеф и Мак стояли за ним с гасилами наготове. Шрам и
Борода нерешительно мялись у входа в палатку. Оружия при них не было.
-- Не беспокойся, десятник, мы с рыжим позабавимся с его парнями, --
раздался сзади шепот кантийца. -- Если что...
Громоподобный рев заглушил слова Мака; уперев руки в бока. Шкура трясся
от хохота, и складки на его теле болтались, словно белье на веревке под
сильным ветром.
-- Э-эта... во-вошь... гро-зится... гро-зится... -- он справился со
смехом и закончил вполне нормально: -- Грозится меня пришибить! Ты,
недоносок, Ич Блодам, козлом трахнутый!
Блейд отбросил гасило, прыгнул вперед и с размаху хлестнул ладонью по
обвислым щекам и плоскому носу. Удар был не слишком сильный; если бы он
захотел, то сломал бы великану переносицу. Марл Рилат, однако, вел речь о
ребрах. Скосив глаза вправо, Блейд встретился взглядом со своим заказчиком:
тот стоял сбоку от набежавшей толпы в неизменном сверкающем панцире и
довольно ухмылялся.
Пощечина, которой странник наградил Шкуру, возымела свое действие:
гигант снова взревел. Впрочем, теперь он не смеялся; его лицо налились
кровью от бешенства, ощеренный рот походил на пасть хищного зверя. Он тоже
отшвырнул молот и двинулся на обидчика, широко расставив огромные руки.
Блейд увернулся. Он видел, как толпа подалась назад, очищая место для
схватки, и ощутил, что на сердце нисходят уверенность и покой. Похоже, шайка
хастов не собиралась наваливаться на него скопом или крушить гасилами кости
двух его соратников; он был оставлен один на один с их главарем -- и с его
ребрами.
Конечно, этот великан был сильнее его. В любом мире можно встретить
индивидуумов -- очень немногих, разумеется, -- одаренных такой телесной
мощью, что она превращается уже в аномалию, в уродство, носителя коего едва
ли стоит причислять к роду людскому. Таким был Геторикс Краснобородый,
предводитель альбийских корсаров, и Блудакс Кровавый Топор, вождь хиттов;
одного из них Блейд убил, другого обманул. Для него не составляло секрета,
что подобные люди зачастую вспыльчивы; они не привыкли к противодействию, не
терпят его и легко впадают в гнев. А гнев -- плохой помощник в поединке.
Шкура, безусловно, не умел сдерживать свою ярость. Он надвигался на
противника словно несокрушимая гора, готовая обрушиться на жалкую букашку, и
Блейд решил добавить пороха в костер его гнева. Пригнувшись, он проскочил
под вытянутой рукой гиганта и изо всей силы пнул его в копчик.
Хаст обернулся -- довольно быстро, если учитывать его вес и размеры --
и странник понял, что гора превратилась в огнедышащий вулкан. Теперь он
успокоился окончательно; Шкура был у него в руках. Обладая превосходством в
скорости и знанием смертоносных приемов боя, он мог прикончить эту тушу
десятком способов -- тычком в горло или в висок, выпадом в пах, ударом в
позвоночник, в то место, где он крепится к тазовым костям. Почти столь же
эффективными были переломы конечностей, поражение глазных впадин, некоторых
нервных узлов и сухожилий; в любом случае раненый оказывался в полной
власти, своего противника. Блейд, мгновенно обежал взглядом все эти
соблазнительные точки, от горла до вздутой выпуклости огромного пениса, и
покачал головой: ему заказывали ребра.
Шкура вновь шел на него, болезненно морщась, вытянув вперед правую
руку, а левой потирая задницу -- там, где отпечатался башмак Блейда. Потом
он махнул в сторону нужников, откуда к лагерю гасильщиков тоже начала
прибывать публика.
-- Я тебя поймаю, вошь... и утоплю... там... в собачьем дерьме...
-- Давай-давай, -- сказал Блейд, -- поспеши, пока дерьмо свежее.
Сам он отнюдь не торопился, ожидая еще большего наплыва зрителей.
Шкура, похоже, был личностью известной, и победа над ним могла послужить
неплохой рекламой. Он почти автоматически отметил, что речь этого варвара
казалась гораздо более внятной, чем у Бороды, хотя оба хаста словно
выплевывали слова как непрожеванную пищу.
Блейд провел эффектный прием: поймав огромную руку противника и почти
повиснув на ней, нанес сильный удар носком в колено. Когда Шкура, зарычав от
боли, отбросил его, странник перекувырнулся в воздухе и встал на ноги.
Теперь они поменялись местами: за спиной хаста была палатка с застывшими
около нее Джефайей и Маком, за спиной Блейда -- растянувшиеся цепочкой
желтокожие сподвижники Шкуры,
-- Пинок! Эй, Пинок! -- позвал великан. -- Отожмите его на меня!
Шевелитесь! Вошь-то попалась увертливая!
Хочет сократить боевое пространство, мелькнуло у Блейда в голове. Не
поворачиваясь, он рявкнул:
-- Стоять, и не двигаться! Ты, Пинок, побереги свои потроха!
Один из хастов нерешительно двинулся вперед, и странник, мгновенно
подскочив к нему, нанес жестокий удар ногой в живот. Гасильщик согнулся и
рухнул; его глаза остекленели, пальцы судорожно скребли по земле. Пинок,
стоявший рядом, испуганно отшатнулся.
-- Я не шучу, парень, -- бросил в его сторону Блейд. -- Следующий будет
убит, а потом я велю своим людям пустить в ход молоты.
Он понимал, что это пустая угроза: Джефу и Маку не выстоять против
десятка желтокожих, а Шрам с Бородой, похоже, смылись, затесавшись в толпу
зрителей. Во всяком случае, он их больше не видел. Но сейчас до него дошло
другое -- свидетелей поединка прибавилось. В толпе, полукольцом сгрудившейся
у палатки, было уже человек триста, и за спиной Марла Рилата поблескивали
панцири десятка кантийских солдат, вооруженных короткими копьями и
дротиками. Появились и другие -- группа альбагов с гигантскими секирами и
какие-то низкорослые поджарые воины в кожаных безрукавках и высоких сапогах
со шпорами.
Странник перевел взгляд на Шкуру и усмехнулся прямо ему в лицо.
-- Ты мой, туша. Ты этого еще не понял?
-- Утоплю... в собачьем дерьме...
-- Раньше утонешь в своем собственном.
-- Вошь! Ич Блодам!
-- Сейчас мы увидим, кто из нас недоумок.
Блейд внезапно упал на руки, прокатился огромным колесом мимо
противника, чувствительно задел его каблуком по затылку, прогнулся -- и
через неуловимую долю секунды уже стоял на ногах. Теперь Джеф и Мак были за
ним, а Шкура недоуменно вертел головой, пытаясь обнаружить исчезнувшего
врага.
Прием был чрезвычайно зрелищным, и толпа взволнованно загудела. Блейд
видел, как альбаг, стоявший впереди группы сородичей, в изумлении забрал в
ладонь длинные пшеничные усы и начал что-то говорить своим людям. Они
вступили в спор, размахивая руками как ветряные мельницы; солнце отражалось
на полированных лезвиях их секир.
Шкура наконец-то обнаружил его и шагнул вперед. Всматриваясь в его
широкую физиономию с обвисшими щеками, Блейд с удовлетворением отметил некие
новые эмоции -- страх и нерешительность. Вероятно, в отличие от Геторикса и
Блудакса, у этого человека было слабое сердце. Природа одарила его
сокрушительной силой, он полагался на свои могучие мышцы и был уверен в
себе, пока не встретил достойного противодействия. Теперь хаст, кажется,
начал понимать, что с ним играют.
Да, играют, ибо в подобном поединке от физической мощи зависело многое,
но далеко не все. Сила являлась основой искусства побеждать, но столь же
важными были скорость, мастерство и та особая концентрация, умение
предвидеть реакцию противника, которые отличали настоящего бойца от груды
мускулов и костей.
Пора прощупать его ребра, решил Блейд. В следующий миг, почти не
задумываясь над своими действиями, он взвился в воздух и нанес сильный удар
ступнями в левую часть груди гиганта. Шкура пошатнулся, взмахнул руками,
пытаясь сохранить равновесие; его противник уже стоял на ногах -- вне
пределов досягаемости. Лоб хаста покрылся испариной, пот струйками стекал по
щекам и жирной груди. В этом поединке ему приходилось двигаться гораздо
больше, чем увертливому врагу, и он явно начал уставать.
Теперь странник подумал, что эта глыба плоти совсем не похожа на борцов
сумо. Те были профессионалами, знавшими предел своих возможностей, и
вдобавок они хорошо представляли, что такое карате. Очень хорошо! Вполне
достаточно, чтобы не устраивать смертельных состязаний с теми, кто носит
черные пояса.
Еще Блейд проанализировал результаты своей попытки. Как ни краток был
миг прикосновения к телу врага, он почувствовал и оценил толщину барьера из
плоти и мышц, защищавшего ребра; казалось, сквозь этот щит и подошву
башмаков он уловил биение сердца хаста. Сердца! Сердце было его целью.
Он понял, что не сможет выполнить задуманное, пока Шкура стоит на
ногах. Его ребра прикрывала подушка из плоти, смягчавшая удар; возможно,
кости треснут или сломаются, но в предстоящей хирургической операции это был
только первый шаг. С другой стороны, Блейд чувствовал, что пора кончать: он
показал достаточно много необычного, и набежавшие из главного лагеря гости
разнесут славу о непобедимом бойце по всему имперскому войску.
Чего он и добивался! Эта громоздкая туша перед ним, одаренная
носорожьей силой, являлась только ступенькой на пути Ричарда Блейда к власти
и могуществу; второй ступенькой; первой были кружки, раздавленные в
деревенской таверне.
Странник метнулся к хасту, и пальцы его правой руки, напряженные и
твердые, как стальное лезвие, врезались, тому в горло, под самый складчатый
подбородок. На миг он почувствовал давление гигантских ладоней, почти
сомкнувшихся на его плечах, потом Шкура захрипел и повалился на спину. Его
гортань не была перебита, но с полминуты, он не мог вздохнуть. Чудовищно
долгий промежуток времени, особенно для подготовленного каратиста!
Подпрыгнув, Блейд с ювелирной точностью опустился на грудь поверженного
титана, ощутив, как его кости трещат и ломаются под каблуком. Удар был
страшен; сокрушив броню плоти, он раздробил два ребра, и одно из них
пронзило сердце.
Блейд смахнул со лба капельки пота и сделал шаг назад. Огромная туша на
земле не двигалась. Хаст умер мгновенно; никакой агонии, подергивания
конечностей, хрипов и стонов. Только из уголка распяленного рта вытекла
струйка густой багровой крови -- очевидно, сломанное ребро задело легкое.
Озирая эту картину, странник почувствовал удовлетворение -- как всякий
мастер при виде искусно выполненного дела.
-- Ты все-таки прикончил его!
Блейд обернулся -- сзади стоял Марл Рилат, и его глаза метали молнии.
За спиной децина ровной шеренгой растянулись кантийские солдаты с копьями,
ветерок шевелил черные плюмажи на их шлемах; с другой стороны подступал
Пинок с желтокожими.
-- Я сломал ему два ребра, в точности, как ты заказывал, -- громко
произнес Блейд, заметив в зрачках Пинка мгновенный просверк злобы. --
Остальное -- в руках Найлама, нашего Небесного Отца. Если он умер, значит,
Корана позвала его в свое царство.
-- Какой заказ? Какая Корана? Что ты болтаешь? -- прошипел децин,
побагровев от ярости.
-- Я, Ич Блодам, человек недалекий и прямодушный, говорю все, как есть,
-- Блейд ухмыльнулся, глядя, как перекосилась физиономия Марла Рилата. -- Ты
нанял меня десятником и заплатил вперед за треть года -- при условии, что
этому парню -- он ткнул мертвое тело носком башмака, -- будут сломаны два
ребра. Какие, ты не уточнил, положившись на случай и решение богов. Они и
решили, -- он снова пнул труп хаста. -- Чем же ты недоволен, децин? Либо
надо давать точные инструкции, либо полагаться на мозги Ича Блодама, -- его
улыбка стала еще шире.
-- Значит, тебя подговорил этот краб? -- Пинок кивнул на кантийца, и
его темное лицо потемнело еще больше. Хасты из десятка покойного сгрудились
за ним, злобно ворча, и сквозь толпу начали пробиваться на подмогу угхи.
Кантийские солдаты опустили копья, направив их на гасильщиков; они
действовали с уверенностью профессионалов, привыкших усмирять бунтарей.
-- Меня никто не подговаривал, -- Блейд с наигранной гордостью
уставился на десятника угхов. -- Мне дали задание, и я его выполнил. Готов
вернуть деньги, если у него сломано больше двух ребер! -- Он пнул мясистый
бок Шкуры в третий раз и, покосившись, увидел Мака и Джефайю-финареота,
занимавших позицию у него за спиной. Молотки и мачете были при них.
Марл Рилат, обычно спокойный, буквально трясся от ярости; похоже, его
служба в рангаре гасильщиков, нехлопотная и прибыльная, стремительно
подходила к концу.
-- Ты пытаешься оболгать своего командира, и ты убил солдата из моей
сотни, -- заявил децин. -- Правда, я готов засвидетельствовать, что он напал
на тебя первым.
-- Хорошо, -- произнес Блейд. -- Что дальше?
-- А дальше я отдам тебя Стражам Порядка, -- Рилат кивнул на воинов с
черными плюмажами. -- Я отдам тебя войсковым судьям, и они...
-- Никому ты его не отдашь, децин! -- раздался вдруг сильный уверенный
голос, -- Теперь это мой человек!
Через толпу, небрежно расталкивая гасильщиков, пробирался высокий
альбаг в чешуйчатой броне, светловолосый, с длинными усами. За ним плотной
сомкнутой колонной шли рослые воины с секирами в руках, и было их не меньше
трех десятков. Этот отряд производил впечатление несокрушимой мощи, и
разноплеменное воинство палачей раздавалось перед ним словно морские воды.
Внешне эти люди напоминали Шрама, но в их лицах, замкнутых и суровых, не
было и следа угрюмости; они казались гордыми, сознающими свою силу и
значение.
Их длинноусый предводитель положил руку на обнаженное плечо Блейда.
-- Это мой человек, клянусь топором Гирларла!
Повторив это, он с вызовом уставился на децина.
-- Как скажешь, агар, -- Рилат пожал плечами. -- Он из Кассны, не
кантиец, и я знаю о твоих привилегиях союзника. Ты можешь поговорить с нашим
текадом и выкупить его контракт.
-- Сейчас и поговорим, -- заявил длинноусый. -- Эй, Кирд! Сбегай в
лагерь за монетами!
-- Да, атар, -- раздался густой бас, и один из альбагов отделился от
отряда.
-- Эй, погоди, почтенный... -- Блейд опомнился, сообразив, что стал
предметом купли-продажи. -- Я не один, со мной еще двое. И без них я не
пойду!
Он не имея ничего против перекочевки из этого лагеря за нужниками в
стан альбагов, так похожих на древних скандинавов или саксов и выглядевших
весьма представительно, но не хотел терять своих людей. Особенно Джефайю,
которого хасты прикончили бы в ближайшую ночь.