паллатов. Тогда имя Сариномы спасло ему жизнь - и, возможно, не только ему.
Удивительно, что воспоминания об этой женщине пришли к нему именно
сейчас, в Айдене, на огромной садре, что неторопливо ползла на восток по
синей поверхности Ксидумена, то зеркально-гладкой, то колеблемой свежими
весенними ветрами. Пробудившись после талзанийских снов, Блейд долго лежал с
раскрытыми глазами, следя за тем, как меркнут звезды в маленьком
прямоугольнике окошка и разгорается алое зарево рассвета. Он думал о том,
что, в сущности, никогда не забывал ни одну из своих женщин; просто
случалось так, что события бурной его жизни иногда наталкивали на мысли о
Зоэ Коривалл или малышке Ооме из Джедда, об альбийской принцессе Талин или
амазонке Гралии, об Аквии, колдунье из ледяного Берглиона, или другой
чародейке, Фра Лилле, что пестовала сейчас его дитя в зеленых джунглях
Иглстаза.
Почему же он так часто начал вспоминать Сариному, блистательную,
загадочную Сари, черноволосую дочь племени оривэев-лот? Во время одного из
пробуждений решение этой загадки пришло к нему.
К нему? Блейд-Асринд не мог утверждать этого с полной определенностью;
возможно, ответа доискался его двойник. Впрочем, это было неважно, так как в
рассветный час они являлись одним и тем же человеком, и лишь события дня
слегка разводили в стороны вектора их судеб.
Итак, он догадался, по какой причине Сари и зеленый мир Талзаны с такой
настойчивостью вторгаются в его сновидения. Оривэи, одна из рас звездной
империи паллатов, распадались на две ветви, два народа, столь же отличных
друг от друга, как итальянцы и скандинавы. Оривэи-лот, сородичи Джейда,
Сариномы и Каллы, были брюнетами или очень темными шатенами с кожей медового
оттенка, с глазами черными, карими или цвета сочного янтаря; что касается
оривэев-дантра, то волосы их отливали золотом, зрачки спорили с летним небом
своей синевой, а тело казалось изваянным из розоватого мрамора. Разумеется,
и на Земле, а в Англии особенно, хватало прелестных синеглазых и белокожих
блондинок, но некая подспудная мысль не давала Блейду покоя - мысль о том,
что мисс Чармиан Джонс, похитившая его отчет, была, судя по описанию Хейджа,
точной копией Кассиды. Очаровательная же Кассида, с которой он повстречался
в Лондоне лет пятнадцать назад, как раз перед экспедицией в Бреггу, родилась
в местах, весьма удаленных от Земли.
Установив причину, Блейд тут же выбросил ее из головы. Сны, посещавшие
его, были слишком приятны, чтобы противодействовать их появлению путем
логического анализа причин и следствий; эти сны так же развлекали его во
время долгого и монотонного плавания, как трапезы с бар Кейном или муштровка
его людей, парочки горилл, поглядывавших теперь на грозного Асринда с
ненавистью и страхом. Нет, он вовсе не хотел лишаться общества Сариномы,
пусть даже неощутимого и не совсем реального, из-за подозрений, возникших на
счет синеглазой пассии Хейджа!
Слабый ветер играл в парусах садры, высвистывая протяжную негромкую
мелодию, огромный плот неторопливо одолевал пролив, приближаясь к
внутреннему Ксидумену и опасным ксамитским берегам, а дни Ричарда Блейда
тянулись с томительным однообразием. Впрочем, он мог кое-чем развлечься в
пути, и не только сеансами духовного единения с далеким Аррахом, приятными
снами да болтовней с бар Кейном; немало времени он проводил и с Тарном,
своим вороным скакуном.
Ему не хотелось брать тарота с собой, но Аррах настоял. Странно, оба
они знали, что Асринд, старшая ипостась, не вернется из этого путешествия,
но Блейдмладший собирал его в дорогу с таким тщанием, словно пытался
предусмотреть любые неожиданности. Вот и Тарн... Что будет с ним, когда
хозяин покинет этот мир? Не полностью, конечно; но даже шестиногой твари
будет нелегко добраться до Тагры, до своего молодого господина из далекого
Ханда или хайритских лесов.
Эти воображаемые леса все чаще вставали перед мысленным взором Блейда.
Он никогда не видел их и полагал, что странствие на север - на север, а не
на юг! - явилось бы достойным завершением этой последней его экспедиции.
Там, на севере, была тайна - древний корабль, некогда перенесший ттна через
звездные бездны, - и Блейд не отказался бы увидеть его. Не для того, чтобы
принести Хейджу какой-нибудь фантастический агрегат вроде ратонского
аккумулятора, а просто - увидеть... И пусть Рахи тоже посмотрит, его
глазами! Рахи, который вскоре окажется единственным Ричардом Блейдом и в
мире Айдена, и в мире Земли...
Расчесывая щеткой мохнатую шкуру Тарна, он усмехнулся. Единственным!
Конечно, так и должно быть. И сам он не умрет, не отправится в небытие, ибо
он - тоже Рахи... или Эльс, или Ричард Блейд, поймавший жар-птицу второй
молодости. Исчезнет только эта телесная оболочка, явно лишняя в создавшейся
ситуации.
Тарн, пофыркивая, подтолкнул его рогом в плечо. Он, очевидно, не
улавливал разницы между двумя ипостасями своего хозяина, считая и старого, и
молодого одним лицом. А может, вороной тарот узнавал господина не по
внешнему обличью, а мог улавливать его ментальную сущность, скрытую под
оболочкой плоти? Как бы то ни было, Тарн повиновался Асринду с той же
непоколебимой готовностью, что и молодому Арраху бар Ригону.
Что ж, подумал Блейд, на пару они одолеют нелегкий путь в северных
лесах и, быть может, увидят чудо из чудес, корабль селгов... Любопытно
взглянуть на этот огромный древний звездолет, если его не погребла земля
Хайры... О большем он не мечтал; все остальное - любовь и тревоги, карьера,
богатства и новью странствия, все, все оставалось Рахи. Как и общие
воспоминания... Может быть, этот юный бездельник возьмет в руки перо и
доверит их бумаге? Вернее, пергаменту?
Ричард Блейд представил свой еще не написанный дневник, толстый фолиант
со страницами из телячьей кожи... Огромный том! Или даже два, три...
Выглядели они очень солидно, и странник улыбнулся.
Айд-эн-Тагра, месяц Сева
(апрель по земному времени)
В шестнадцатый день месяца Сева по Имперскому Пути в сторону города
мчалась пышная кавалькада.
Впереди ехал Ричард Блейд - на вороном жеребце, в алой мантии,
отороченной серебристым мехом, с золотой цепью на груди, в багряной тунике и
такого же цвета лосинах; широкий пояс, набранный из золотых пластин,
инкрустированных самоцветными камнями, поддерживал два меча, длинный и
короткий. Конь наследника бар Ригонов был убран с неменьшей роскошью:
уздечка и седло светлой кожи с серебряными бляхами, красная попона с золотым
шитьем, султан из карминных перьев, сверкающие стремена. Всадник на черном
скакуне, облаченный в красное и золотое, казался самим светозарным Айденом,
решившим навестить свой стольный город.
Рядом с ним неслась прекрасная юная женщина. Вились светлые локоны,
плескался по ветру голубой плащ, сияли браслеты и ожерелья, переливались
камни в высокой диадеме, огнем горел поясок, перехвативший синий хитон;
благородная Лидор, супруга Арраха бар Ригона, гордо восседала на белой
лошади. И если муж ее и повелитель напоминал видом своим бога солнца, то она
была прелестной и стремительной, как золотой Кром, малая айденская луна.
За этой четой грохотали копыта таротов и боевых коней. Десять
шестиногих скакунов, двадцать всадников-хайритов и столько же отборных
телохранителей, уроженцев запада, мчались следом, гремя оружием и сверкая
доспехами. Северяне ехали, как и положено, по двое: первый, придерживая
поводья правой рукой, раскачивал в левой блестящее жало франа; второй баюкал
на колене огромный арбалет, чьи стрелы навылет пробивали и ксамитские, и
айденские панцири. Каждый из этих хайритов, высоких, широкоплечих,
светлокожих, напоминал сурового Грима, Ветра Битв и Мести; их мрачные и
грозные лица внушали ужас.
Конные телохранители, из лучших бойцов Киброта и Диграны, ничем,
пожалуй, не уступали хайритам. У скакунов их было только четыре ноги, но
блеск панцирей и шлемов, трепет вымпелов на высоких копьях, овальные щиты с
чеканным гербом создавали столь же воинственное впечатление, как и вид
северян. Возможно, этих смуглых воинов, так не похожих на рыжеволосых
айденитов из императорского домена, нельзя было счесть сыновьями Грима, но
уж к потомкам Шебрет, богини разрушительной войны, они относились без всяких
сомнений.
За господами и стражей, позади таротов и лошадей в блестящей сбруе, за
вымпелами, летящими по ветру, за всадниками в сверкающих панцирях, трусила
гнедая кобылка. На ней подпрыгивал скуластый рыжеватый парень, по виду -
истинный айденит (про которых говорили, что веснушек у них больше, чем кожи
на лице), облаченный в кожаную безрукавку и штаны, заправленные в высокие
щегольские сапоги. У седла его болтался вместительный баул, и парень все
время поторапливал свою кобылу, чтобы не отстать от спутников. Несмотря на
скромное одеяние, вид у него был уверенный - как и подобает любимому слуге и
оруженосцу, отмахавшему со своим господином не одну тысячу локтей по дорогам
Айдена и сопредельных стран.
В этот послеполуденный час Имперский Путь, вымощенный гладкими
каменными плитами, был почти безлюден. Благородные нобили, желавшие посетить
свои загородные поместья, отправлялись туда спозаранку - равно как и те, кто
желал покинуть имения, чтобы провести день в столице. Купцам же,
ремесленникам, крестьянам и остальному простонародью пользоваться этой
дорогой не дозволялось; для них южнее был проложен торговый тракт,
выводивший прямо к огромному базару на окраине Тагры. Там днем и ночью царил
неумолчный гомон, скрип возов, ржание влекущих повозки лошадей и мулов,
вопли и ругань возниц; здесь же стояла благолепная тишина, нарушаемая только
мерным топотом стремительно мчавшихся скакунов.
Стоял самый разгар весны, солнце грело уже совсем по-летнему, и только
налетавший с моря прохладный бриз напоминал о том, что до настоящей жары еще
далеко. Она начнется дней через тридцать, в самый разгар месяца Мореходов,
когда Ксидумен застынет голубым зеркалом под жарким безоблачным небом, а
южные степи покроются пышными и сочными травами. Тогда заснуют вдоль
побережья огромные плоты, выйдут в дальний путь первые караваны и прибавится
работы во всех имперских городах: на верфях Диграны и Киброта, в оружейных
мастерских Джейда, в рудниках Стамо и кузницах столицы, славной Тагры, где
могут сделать все что угодно, от плуга до меча, от золотого браслета до
корабельной катапульты.
Месяц Мореходов, подумал Блейд, мерно раскачиваясь в седле. Скорее
всего, в одну из теплых его ночей он почувствует пустоту, мрак, сменившие
ослепительный взрыв слияния... И значить это будет только одно: его партнер,
его вторая половина, его спутник, к которому он так привык за три последних
месяца, закончил свой земной путь. А сам он лишится крохотной частицы своего
"я" - последний день жизни Асринда уже не окажется принадлежащим им обоим,
но лишь тому, кто странствует сейчас в водах восточного Ксидумена...
Копыта скакунов прогрохотали по мосту, переброшенному через Голубой
канал, что тянулся от торгового порта на юг, пересекая и Имперский Путь и
купеческий тракт. Мост этот считался одним из чудес Тагры: довольно длинный,
в пять сотен локтей, он был изукрашен мраморными перилами, беседками и
статуями. Изваяний тут насчитывалось не меньше сорока, и принадлежали они
правящим императорам Айдена. Иногда Блейд задумывался над тем, не стоит ли
украсить мост и собственной статуей - со временем, разумеется. В конце
концов, разделавшись с милосердным бар Савалтом, он мог бы свергнуть и
светлейшего Аларета, нынешнего владыку... Лидор будет прекрасно смотреться
рядом с ним на троне.
Эти честолюбивые замыслы являлись совершенно реальными; Блейд не
сомневался, что за три-четыре года сумел бы подготовить мятеж и захватить
власть. Иное дело, нужна ли она ему? С одной стороны, он смог бы надежнее
прикрыть Ратон, прекратив южные экспедиции из Айдена и Ксама - если надо, с
помощью вооруженной силы. С другой... с другой, власть была бременем,
всепожирающим Молохом, в пасть которого пришлось бы швырнуть и жаркие ночи с
Лидор, и тихие вечера с бар Занкором, и дни, когда душа жаждет стремительной
скачки в степи, а глаза желают насладиться видами новых земель и незнакомых
городов... Нет, рано! А быть может, и не нужно... К тому же лучше тайная
власть, чем явная; и сегодня Ричард Блейд должен был сделать к ней первый
шаг.
Зеленеющие рощи, тянувшиеся вдоль дороги, сменились дворцами знати. Тут
обитали самые благороднейшие из нобилей империи, даже кое-кто из пэров.
Каждый строился в соответствии с достатком; одним хватало трехэтажной
мраморной виллы с дюжиной окон по фасаду, жилища других величиной и
пышностью не уступали Букингемскому дворцу. В довольно скромном особнячке
жил бар Сирт, глава Ведающих Истину, своеобразного департамента,
объединявшего философов, инженеров, лекарей и прочих лиц умственного труда,
коих в Айдене весьма почитали; целитель Арток тоже проходил по этому
ведомству. В том месте, где к Имперскому Пути подходил Крепостной проезд,
стояло массивное здание о семи башнях, раз в двадцать больше виллы Сирга; то
была резиденция младшего из Нуратов. Старший, пэр и глава фамилии, обитал на
западной окраине столицы, в огромном замке, ничем не уступавшем родовому
гнезду бар Ригонов.
Блейд, изрядно поднаторевший за последние месяцы в айденской
историографии, уже понимал, что империю крепили не только вооруженная мощь и
единовластие ее номинального повелителя, но и своего рода негласный договор
между знатнейшими родами, которых в разное время насчитывалось от десяти до
пятнадцати. Эти фамилии испытывали падения и взлеты, которые можно было
отследить по числу мест в Совете Пэров, достававшихся каждому семейству, и
по тому, кто захватывал должности верховных военачальников-стратегов. Сейчас
было время бар Нуратов, бар Савалтов и бар Стамов, которые вместе
контролировали и Совет, и большую часть армии. Блейд полагал, что вскоре эта
ситуация изменится.
Имперский Путь закончился на огромной прямоугольной площади - словно
река, достигшая озера. Слева, с севера, над этим обширным пространством
нависал крутой холм с императорским дворцом из цветного камня; по зеленым
склонам тянулись вверх мраморные лестницы и прихотливым серпантином
извивалась дорога. Напротив, с южной стороны, стояло длинное здание
гвардейских казарм с конюшнями на первом этаже; тут дислоцировались четыре
конные орды, около пяти тысяч человек, хранивших согласие и покой в
имперской столице. Вероятно, поэтому площадь носила название Согласия, а
следующая за ней, на которую можно было попасть сквозь огромную арку в
здании казарм, - Спокойствия.
Восточную сторону площади замыкал мрачноватый замок из черного
базальта, в котором располагался Скат Лок, военный департамент; его мощные
башни увенчивали знамена и большие зеркала гелиографов дальней связи,
которые посылали и принимали сообщения с постов, установленных на холме и
прибрежных маяках. Скат Лок в большей степени, чем любое другое из имперских
заведений, считался вотчиной бар Нуратов; трое из дюжины высших стратегов
принадлежали к этой фамилии. Еще пару лет назад их было четверо, но Айсор,
самый талантливый из этой плеяды военачальников, погиб во время последнего
южного похода - того самого, в котором участвовал и Ричард Блейд.
Он оглядел площадь, вид которой свидетельствовал о победном продвижении
империи на запад и восток: тут стояли колонны и триумфальные арки,
воздвигнутые в честь покорения стран, чьи имена звучали сейчас лишь в
названии городов. Когда-то и Джейд, и Стамо, и прочие порты на южном
побережье Ксидумена являлись центрами могучих держав, подмятых имперскими
ордами и ассимилированных в гигантском котле, переплавившем десятки народов
и племен. Котел этот и в самом деле был не маленьким, ибо империя
протянулась на пять тысяч миль с запада на восток и бог знает на сколько к
югу; там, за лесами и степями, лежали Ничьи Земли, за которые Айден
столетиями спорил с эдоратом Ксам, восточным соседом и соперником.
Обычно, наезжая в столицу, Блейд сворачивал с площади Согласия направо,
под арку гвардейских казарм, ибо целью его являлось Казначейство,
располагавшееся на площади Спокойствия. То была твердыня бар Савалта -
трехэтажный корпус с широкой двойной лестницей, поднимавшейся до самой
крыши. В числе ярусов этого длинного здания заключалась некая символика, ибо
имперское Казначейство как таковое занимало лишь третий этаж. Но, чтобы
проникнуть в него, требовалось миновать Обитель Закона, находившуюся на
втором, и департамент Стражей Спокойствия, располагавшийся еще ниже.
Согласно мудрому имперскому правилу, должности щедрейшего казначея,
верховного судьи и милосердного шефа местной полиции находились в одних
руках - в паучьих лапах Амрита бар Савалта.
За последний месяц Блейд посещал его не раз, наблюдая за продвижением
своего дела, но теперь визитам этим пришел конец: почтенный Асринд
отправился в путь с доверенными людьми казначея, магические перчатки были
вручены щедрейшему (и опробованы им на боевом щите, окованном бронзой), все
грамоты, представленные соискателем титула, изучены досконально и признаны
подлинными. Император, пресветлый Аларет Двенадцатый, вняв мольбам своего
верховного судьи, изволил утвердить необходимые рескрипты. Оставались лишь
некоторые чисто формальные процедуры.
Подмигнув раскрасневшейся от скачки Лидор, Ричард Блейд свернул налево,
к мощеной дороге, что тремя размашистыми зигзагами взбегала на холм. Грохот
копыт за его спиной стих, сменившись мерным постукиванием; к императорскому
дворцу надлежало приближаться почтительно и неторопливо. Это ощущали и
всадники, и лошади, и тароты; последние выступали плавной иноходью, далеко
выбрасывая вперед средние ноги, склонив головы с мощным рогом. Белая кобылка
Лидор шла пританцовывая, то и дело скашивая влажный глаз на вороного
жеребца, ступавшего уверенно и твердо. В торжественном молчании кавалькада
медленно ползла вверх, и лишь всадник на гнедой лошади, тащившийся в самом
конце, нарушал торжественность момента: он чесался. В самом непотребном
месте, надо отметить.
На повороте дороги Блейд взглянул на него и негромко произнес:
- Ко мне!
Рыжий парень пришпорил лошаденку и быстро догнал хозяина. Блейд снова
оглядел его.
- Что, Чос, у тебя блохи в штанах завелись?
- Нет, хозяин. Задницу натер. Не люблю на лошади, да еще вскачь...
- Пора бы привыкнуть.
Рыжий Чос пожал плечами, но чесаться перестал.
- Когда поднимемся наверх, - внушительно сказал Блейд, - веди себя
прилично. Ради светлого Айдена, не вздумай плюнуть кому-нибудь на сапоги.
- А выше можно? - Чос весьма нахально осклабился.
- Можно. Куда попадешь, за то место тебя и подвесят - на крюке у
казначейства. Ну, сам знаешь... у бар Савалта парни скорые на расправу.
Улыбка Чоса поблекла.
- Знаю, хозяин... Да ты не беспокойся, я шагу лишнего не шагну! Встану,
где поставишь, и буду держаться за мешок, - он хлопнул по объемистому кофру,
притороченному к седлу.
- Приодеться не забудь, - напомнил Блейд. - Цепь, браслеты... чтоб все
было на виду.
- Не беспокойся, хозяин, - рыжий кивнул, потом, помолчав, добавил: - Ты
мне его покажешь?
- Чего показывать? Сам смотри, узнаешь.
- Да я ж его в глаза не видел!
- Так уж и не видел? Ну, у Пресветлого во дворце много зеркал...
полюбопытствуй.
Чос запустил пятерню в затылок.
- Неужели похож?
- Похож. Такой же тощий да рыжий... нос, однако, подлиннее, чем у тебя,
и подбородок скошен...
- Как у крысы?
- Вот-вот.
Задумавшись, Чос покачивался в седле, кивая головой в такт шагу своей
лошадки.
- Ну, тогда узнаю... Тощий, рыжий и морда, как у крысы... Узнаю!
- Эльс, милый! - Блейда окликнула Лидор, и он отвернулся от слуги. -
Видишь?
Она протянула смугло-розовую руку, показывая на сверкающий шпиль у них
под ногами. Скакуны одолевали последнюю треть пути, и с высоты город был
виден как на ладони. К югу, за площадями Согласия и Спокойствия, за
приземистым зданием казначейства, раскинулся базар - ровные ряды двухэтажных
каменных строений с портиками и колоннадами, в которых располагались лавки,
склады, гостиницы, мастерские и с полсотни кабачков и таверн для посетителей
любого ранга и достатка. На востоке, сразу за Скат Локом, тянулись городские
кварталы, где проживала публика почище - мелкопоместное дворянство,
чиновники, богатые купцы и коммерсанты, державшие нечто вроде меняльных
контор и ссудных касс. У самого же подножия холма, стояли друг против друга
два храма - абсолютно одинаковые круглые башни семидесятифутовой высоты,
увенчанные бронзовыми шпилями.
Тот, на который указывала сейчас Лидор, был посвящен Айдену, солнечному
божеству, и в главном его зале пару месяцев назад Ричард Блейд сочетался
узами брака. По сему поводу им с Лидор был выдан официальный документ,
предъявленный в нужное время бар Савалту. В нем сообщалась не только дата
счастливого события и имена брачующихся, но и условия супружеской сделки,
согласно коим все земли и имущество Лидор, дочери Асруда, переходили в
распоряжение ее мужа и господина Арраха, сына Асринда. После же его кончины
супруге выделялась строго поименованная часть, а остальное отходило детям,
если таковые окажутся в наличии. В противном случае...
Тут шли еще две дюжины пунктов, тщательно проработанных храмовыми
юристами, ибо бумаги такого сорта в империи уважали и не жалели сил ни для
их составления, ни для надлежащего исполнения. Роль нотариусов неизменно
отводилась жрецам Айдена, которые не только наставляли паству добрым словом
и проникновенной молитвой, но и занимались завещаниями, дарственными,
брачными контрактами, попутно заверяя векселя, торговые договора, купчие и
прочие деловые документы. Ко всему этому судейское ведомство бар Савалта
отношения не имело, в нем рассматривались лишь претензии и споры, а также
определялась, при необходимости, мера пресечения.
Итак, жрецы солнечного божества были загружены делами сверх всякой
меры, зато их коллеги из храма напротив по большей части проводили время в
приятной праздности. Этот второй храм относился к официальному
императорскому культу, ибо в Айдене правящий владыка, как и все его предки,
причислялся к лику богов. На его адептов возлагались только две функции,
молитвы и жизнеописание великих императоров.
Проследив за изящной ручкой Лидор, Блейд кивнул и улыбнулся. Как всякая
женщина, она считала замужество самым главным событием в своей жизни, и
странник не собирался ее разочаровывать. Тут, в Айдене, он был супругом
благородной Лидор, имперским нобилем Аррахом Эльсом бар Ригоном, тайным
агентом Ратона. На Земле или в иных местах он являлся кем-то другим, надевал
очередную личину, соответствующую месту, времени и ситуации. Сейчас же
ситуация требовала, чтобы он сказал нечто ласковое - в это вовсе не было
игрой, ибо он любил Лидор.
- Да, милая. Прекрасный храм, и церемония тоже была прекрасной.
На ее губах расцвела улыбка.
- Я словно во сне...
- Не может быть! Ведь мы с тобой сочетались не в месяце Снов, а в
начале Пробуждения!
Месяц Снов был девятым в айденском календаре, а месяц Пробуждения -
десятым и последним; по земному счету он соответствовал концу февраля и
всему марту. Месяцы Айдена, отсчитываемые по фазам Баста, большей из лун,
включали по тридцать пять дней, и было их в году ровно десять.
- Но я не хочу просыпаться, - Заявила Лидор, передернув плечиками. -
Пробуждение может быть таким ужасным! И вдруг все окажется, как раньше...
Замученный отец, пропавший брат... и я... одна в огромном замке...
Блейд нежно сжал ее запястье.
- Больше ты никогда не останешься одна, малышка, - пообещал он, как
миллионы или миллиарды мужчин обещали до него своим подругам. И сейчас ему
казалось, что он говорит истинную правду.
Подъем закончился на просторной полукруглой площадке, обнесенной со
стороны обрыва двойной крытой колоннадой. Напротив нее поднималась широкая
величественная лестница: мраморные ступени с каменными чудищами, застывшими
по бокам, статуи божеств из позолоченной бронзы, полсотни гвардейцев,
застывших ровной шеренгой вдоль фасада дворца. Собственно, это был еще не
дворец Пресветлого, а лишь его преддверие, большой квадратный флигель с
куполообразной крышей, где собирался Совет. Император его не посещал, ибо
тридцать или сорок пэров, составлявших эту парламентскую палату, являли
собой одновременно и слишком многолюдное сборище, и слишком малочисленное.
Аларет Двенадцатый, как подобает существу божественному, имел дело с
полудюжиной сановников, облеченных настоящей властью, либо - в очень редких
случаях - демонстрировал свою персону народу, и такое событие привлекало
многотысячные толпы.
Блейд осадил жеребца у правого края колоннады, примыкавшего к лестнице.
Спрыгнув на каменные плиты, он помог сойти Лидор и повернулся к старшему из
телохранителей.
- Ждать здесь. Четверо хайритов пойдут со мной, - странник оглядел
сумрачных светловолосых воинов. - Ольт, Иньяр, Ирм, Ятрон... Нет возражений,
Удивительно, что воспоминания об этой женщине пришли к нему именно
сейчас, в Айдене, на огромной садре, что неторопливо ползла на восток по
синей поверхности Ксидумена, то зеркально-гладкой, то колеблемой свежими
весенними ветрами. Пробудившись после талзанийских снов, Блейд долго лежал с
раскрытыми глазами, следя за тем, как меркнут звезды в маленьком
прямоугольнике окошка и разгорается алое зарево рассвета. Он думал о том,
что, в сущности, никогда не забывал ни одну из своих женщин; просто
случалось так, что события бурной его жизни иногда наталкивали на мысли о
Зоэ Коривалл или малышке Ооме из Джедда, об альбийской принцессе Талин или
амазонке Гралии, об Аквии, колдунье из ледяного Берглиона, или другой
чародейке, Фра Лилле, что пестовала сейчас его дитя в зеленых джунглях
Иглстаза.
Почему же он так часто начал вспоминать Сариному, блистательную,
загадочную Сари, черноволосую дочь племени оривэев-лот? Во время одного из
пробуждений решение этой загадки пришло к нему.
К нему? Блейд-Асринд не мог утверждать этого с полной определенностью;
возможно, ответа доискался его двойник. Впрочем, это было неважно, так как в
рассветный час они являлись одним и тем же человеком, и лишь события дня
слегка разводили в стороны вектора их судеб.
Итак, он догадался, по какой причине Сари и зеленый мир Талзаны с такой
настойчивостью вторгаются в его сновидения. Оривэи, одна из рас звездной
империи паллатов, распадались на две ветви, два народа, столь же отличных
друг от друга, как итальянцы и скандинавы. Оривэи-лот, сородичи Джейда,
Сариномы и Каллы, были брюнетами или очень темными шатенами с кожей медового
оттенка, с глазами черными, карими или цвета сочного янтаря; что касается
оривэев-дантра, то волосы их отливали золотом, зрачки спорили с летним небом
своей синевой, а тело казалось изваянным из розоватого мрамора. Разумеется,
и на Земле, а в Англии особенно, хватало прелестных синеглазых и белокожих
блондинок, но некая подспудная мысль не давала Блейду покоя - мысль о том,
что мисс Чармиан Джонс, похитившая его отчет, была, судя по описанию Хейджа,
точной копией Кассиды. Очаровательная же Кассида, с которой он повстречался
в Лондоне лет пятнадцать назад, как раз перед экспедицией в Бреггу, родилась
в местах, весьма удаленных от Земли.
Установив причину, Блейд тут же выбросил ее из головы. Сны, посещавшие
его, были слишком приятны, чтобы противодействовать их появлению путем
логического анализа причин и следствий; эти сны так же развлекали его во
время долгого и монотонного плавания, как трапезы с бар Кейном или муштровка
его людей, парочки горилл, поглядывавших теперь на грозного Асринда с
ненавистью и страхом. Нет, он вовсе не хотел лишаться общества Сариномы,
пусть даже неощутимого и не совсем реального, из-за подозрений, возникших на
счет синеглазой пассии Хейджа!
Слабый ветер играл в парусах садры, высвистывая протяжную негромкую
мелодию, огромный плот неторопливо одолевал пролив, приближаясь к
внутреннему Ксидумену и опасным ксамитским берегам, а дни Ричарда Блейда
тянулись с томительным однообразием. Впрочем, он мог кое-чем развлечься в
пути, и не только сеансами духовного единения с далеким Аррахом, приятными
снами да болтовней с бар Кейном; немало времени он проводил и с Тарном,
своим вороным скакуном.
Ему не хотелось брать тарота с собой, но Аррах настоял. Странно, оба
они знали, что Асринд, старшая ипостась, не вернется из этого путешествия,
но Блейдмладший собирал его в дорогу с таким тщанием, словно пытался
предусмотреть любые неожиданности. Вот и Тарн... Что будет с ним, когда
хозяин покинет этот мир? Не полностью, конечно; но даже шестиногой твари
будет нелегко добраться до Тагры, до своего молодого господина из далекого
Ханда или хайритских лесов.
Эти воображаемые леса все чаще вставали перед мысленным взором Блейда.
Он никогда не видел их и полагал, что странствие на север - на север, а не
на юг! - явилось бы достойным завершением этой последней его экспедиции.
Там, на севере, была тайна - древний корабль, некогда перенесший ттна через
звездные бездны, - и Блейд не отказался бы увидеть его. Не для того, чтобы
принести Хейджу какой-нибудь фантастический агрегат вроде ратонского
аккумулятора, а просто - увидеть... И пусть Рахи тоже посмотрит, его
глазами! Рахи, который вскоре окажется единственным Ричардом Блейдом и в
мире Айдена, и в мире Земли...
Расчесывая щеткой мохнатую шкуру Тарна, он усмехнулся. Единственным!
Конечно, так и должно быть. И сам он не умрет, не отправится в небытие, ибо
он - тоже Рахи... или Эльс, или Ричард Блейд, поймавший жар-птицу второй
молодости. Исчезнет только эта телесная оболочка, явно лишняя в создавшейся
ситуации.
Тарн, пофыркивая, подтолкнул его рогом в плечо. Он, очевидно, не
улавливал разницы между двумя ипостасями своего хозяина, считая и старого, и
молодого одним лицом. А может, вороной тарот узнавал господина не по
внешнему обличью, а мог улавливать его ментальную сущность, скрытую под
оболочкой плоти? Как бы то ни было, Тарн повиновался Асринду с той же
непоколебимой готовностью, что и молодому Арраху бар Ригону.
Что ж, подумал Блейд, на пару они одолеют нелегкий путь в северных
лесах и, быть может, увидят чудо из чудес, корабль селгов... Любопытно
взглянуть на этот огромный древний звездолет, если его не погребла земля
Хайры... О большем он не мечтал; все остальное - любовь и тревоги, карьера,
богатства и новью странствия, все, все оставалось Рахи. Как и общие
воспоминания... Может быть, этот юный бездельник возьмет в руки перо и
доверит их бумаге? Вернее, пергаменту?
Ричард Блейд представил свой еще не написанный дневник, толстый фолиант
со страницами из телячьей кожи... Огромный том! Или даже два, три...
Выглядели они очень солидно, и странник улыбнулся.
Айд-эн-Тагра, месяц Сева
(апрель по земному времени)
В шестнадцатый день месяца Сева по Имперскому Пути в сторону города
мчалась пышная кавалькада.
Впереди ехал Ричард Блейд - на вороном жеребце, в алой мантии,
отороченной серебристым мехом, с золотой цепью на груди, в багряной тунике и
такого же цвета лосинах; широкий пояс, набранный из золотых пластин,
инкрустированных самоцветными камнями, поддерживал два меча, длинный и
короткий. Конь наследника бар Ригонов был убран с неменьшей роскошью:
уздечка и седло светлой кожи с серебряными бляхами, красная попона с золотым
шитьем, султан из карминных перьев, сверкающие стремена. Всадник на черном
скакуне, облаченный в красное и золотое, казался самим светозарным Айденом,
решившим навестить свой стольный город.
Рядом с ним неслась прекрасная юная женщина. Вились светлые локоны,
плескался по ветру голубой плащ, сияли браслеты и ожерелья, переливались
камни в высокой диадеме, огнем горел поясок, перехвативший синий хитон;
благородная Лидор, супруга Арраха бар Ригона, гордо восседала на белой
лошади. И если муж ее и повелитель напоминал видом своим бога солнца, то она
была прелестной и стремительной, как золотой Кром, малая айденская луна.
За этой четой грохотали копыта таротов и боевых коней. Десять
шестиногих скакунов, двадцать всадников-хайритов и столько же отборных
телохранителей, уроженцев запада, мчались следом, гремя оружием и сверкая
доспехами. Северяне ехали, как и положено, по двое: первый, придерживая
поводья правой рукой, раскачивал в левой блестящее жало франа; второй баюкал
на колене огромный арбалет, чьи стрелы навылет пробивали и ксамитские, и
айденские панцири. Каждый из этих хайритов, высоких, широкоплечих,
светлокожих, напоминал сурового Грима, Ветра Битв и Мести; их мрачные и
грозные лица внушали ужас.
Конные телохранители, из лучших бойцов Киброта и Диграны, ничем,
пожалуй, не уступали хайритам. У скакунов их было только четыре ноги, но
блеск панцирей и шлемов, трепет вымпелов на высоких копьях, овальные щиты с
чеканным гербом создавали столь же воинственное впечатление, как и вид
северян. Возможно, этих смуглых воинов, так не похожих на рыжеволосых
айденитов из императорского домена, нельзя было счесть сыновьями Грима, но
уж к потомкам Шебрет, богини разрушительной войны, они относились без всяких
сомнений.
За господами и стражей, позади таротов и лошадей в блестящей сбруе, за
вымпелами, летящими по ветру, за всадниками в сверкающих панцирях, трусила
гнедая кобылка. На ней подпрыгивал скуластый рыжеватый парень, по виду -
истинный айденит (про которых говорили, что веснушек у них больше, чем кожи
на лице), облаченный в кожаную безрукавку и штаны, заправленные в высокие
щегольские сапоги. У седла его болтался вместительный баул, и парень все
время поторапливал свою кобылу, чтобы не отстать от спутников. Несмотря на
скромное одеяние, вид у него был уверенный - как и подобает любимому слуге и
оруженосцу, отмахавшему со своим господином не одну тысячу локтей по дорогам
Айдена и сопредельных стран.
В этот послеполуденный час Имперский Путь, вымощенный гладкими
каменными плитами, был почти безлюден. Благородные нобили, желавшие посетить
свои загородные поместья, отправлялись туда спозаранку - равно как и те, кто
желал покинуть имения, чтобы провести день в столице. Купцам же,
ремесленникам, крестьянам и остальному простонародью пользоваться этой
дорогой не дозволялось; для них южнее был проложен торговый тракт,
выводивший прямо к огромному базару на окраине Тагры. Там днем и ночью царил
неумолчный гомон, скрип возов, ржание влекущих повозки лошадей и мулов,
вопли и ругань возниц; здесь же стояла благолепная тишина, нарушаемая только
мерным топотом стремительно мчавшихся скакунов.
Стоял самый разгар весны, солнце грело уже совсем по-летнему, и только
налетавший с моря прохладный бриз напоминал о том, что до настоящей жары еще
далеко. Она начнется дней через тридцать, в самый разгар месяца Мореходов,
когда Ксидумен застынет голубым зеркалом под жарким безоблачным небом, а
южные степи покроются пышными и сочными травами. Тогда заснуют вдоль
побережья огромные плоты, выйдут в дальний путь первые караваны и прибавится
работы во всех имперских городах: на верфях Диграны и Киброта, в оружейных
мастерских Джейда, в рудниках Стамо и кузницах столицы, славной Тагры, где
могут сделать все что угодно, от плуга до меча, от золотого браслета до
корабельной катапульты.
Месяц Мореходов, подумал Блейд, мерно раскачиваясь в седле. Скорее
всего, в одну из теплых его ночей он почувствует пустоту, мрак, сменившие
ослепительный взрыв слияния... И значить это будет только одно: его партнер,
его вторая половина, его спутник, к которому он так привык за три последних
месяца, закончил свой земной путь. А сам он лишится крохотной частицы своего
"я" - последний день жизни Асринда уже не окажется принадлежащим им обоим,
но лишь тому, кто странствует сейчас в водах восточного Ксидумена...
Копыта скакунов прогрохотали по мосту, переброшенному через Голубой
канал, что тянулся от торгового порта на юг, пересекая и Имперский Путь и
купеческий тракт. Мост этот считался одним из чудес Тагры: довольно длинный,
в пять сотен локтей, он был изукрашен мраморными перилами, беседками и
статуями. Изваяний тут насчитывалось не меньше сорока, и принадлежали они
правящим императорам Айдена. Иногда Блейд задумывался над тем, не стоит ли
украсить мост и собственной статуей - со временем, разумеется. В конце
концов, разделавшись с милосердным бар Савалтом, он мог бы свергнуть и
светлейшего Аларета, нынешнего владыку... Лидор будет прекрасно смотреться
рядом с ним на троне.
Эти честолюбивые замыслы являлись совершенно реальными; Блейд не
сомневался, что за три-четыре года сумел бы подготовить мятеж и захватить
власть. Иное дело, нужна ли она ему? С одной стороны, он смог бы надежнее
прикрыть Ратон, прекратив южные экспедиции из Айдена и Ксама - если надо, с
помощью вооруженной силы. С другой... с другой, власть была бременем,
всепожирающим Молохом, в пасть которого пришлось бы швырнуть и жаркие ночи с
Лидор, и тихие вечера с бар Занкором, и дни, когда душа жаждет стремительной
скачки в степи, а глаза желают насладиться видами новых земель и незнакомых
городов... Нет, рано! А быть может, и не нужно... К тому же лучше тайная
власть, чем явная; и сегодня Ричард Блейд должен был сделать к ней первый
шаг.
Зеленеющие рощи, тянувшиеся вдоль дороги, сменились дворцами знати. Тут
обитали самые благороднейшие из нобилей империи, даже кое-кто из пэров.
Каждый строился в соответствии с достатком; одним хватало трехэтажной
мраморной виллы с дюжиной окон по фасаду, жилища других величиной и
пышностью не уступали Букингемскому дворцу. В довольно скромном особнячке
жил бар Сирт, глава Ведающих Истину, своеобразного департамента,
объединявшего философов, инженеров, лекарей и прочих лиц умственного труда,
коих в Айдене весьма почитали; целитель Арток тоже проходил по этому
ведомству. В том месте, где к Имперскому Пути подходил Крепостной проезд,
стояло массивное здание о семи башнях, раз в двадцать больше виллы Сирга; то
была резиденция младшего из Нуратов. Старший, пэр и глава фамилии, обитал на
западной окраине столицы, в огромном замке, ничем не уступавшем родовому
гнезду бар Ригонов.
Блейд, изрядно поднаторевший за последние месяцы в айденской
историографии, уже понимал, что империю крепили не только вооруженная мощь и
единовластие ее номинального повелителя, но и своего рода негласный договор
между знатнейшими родами, которых в разное время насчитывалось от десяти до
пятнадцати. Эти фамилии испытывали падения и взлеты, которые можно было
отследить по числу мест в Совете Пэров, достававшихся каждому семейству, и
по тому, кто захватывал должности верховных военачальников-стратегов. Сейчас
было время бар Нуратов, бар Савалтов и бар Стамов, которые вместе
контролировали и Совет, и большую часть армии. Блейд полагал, что вскоре эта
ситуация изменится.
Имперский Путь закончился на огромной прямоугольной площади - словно
река, достигшая озера. Слева, с севера, над этим обширным пространством
нависал крутой холм с императорским дворцом из цветного камня; по зеленым
склонам тянулись вверх мраморные лестницы и прихотливым серпантином
извивалась дорога. Напротив, с южной стороны, стояло длинное здание
гвардейских казарм с конюшнями на первом этаже; тут дислоцировались четыре
конные орды, около пяти тысяч человек, хранивших согласие и покой в
имперской столице. Вероятно, поэтому площадь носила название Согласия, а
следующая за ней, на которую можно было попасть сквозь огромную арку в
здании казарм, - Спокойствия.
Восточную сторону площади замыкал мрачноватый замок из черного
базальта, в котором располагался Скат Лок, военный департамент; его мощные
башни увенчивали знамена и большие зеркала гелиографов дальней связи,
которые посылали и принимали сообщения с постов, установленных на холме и
прибрежных маяках. Скат Лок в большей степени, чем любое другое из имперских
заведений, считался вотчиной бар Нуратов; трое из дюжины высших стратегов
принадлежали к этой фамилии. Еще пару лет назад их было четверо, но Айсор,
самый талантливый из этой плеяды военачальников, погиб во время последнего
южного похода - того самого, в котором участвовал и Ричард Блейд.
Он оглядел площадь, вид которой свидетельствовал о победном продвижении
империи на запад и восток: тут стояли колонны и триумфальные арки,
воздвигнутые в честь покорения стран, чьи имена звучали сейчас лишь в
названии городов. Когда-то и Джейд, и Стамо, и прочие порты на южном
побережье Ксидумена являлись центрами могучих держав, подмятых имперскими
ордами и ассимилированных в гигантском котле, переплавившем десятки народов
и племен. Котел этот и в самом деле был не маленьким, ибо империя
протянулась на пять тысяч миль с запада на восток и бог знает на сколько к
югу; там, за лесами и степями, лежали Ничьи Земли, за которые Айден
столетиями спорил с эдоратом Ксам, восточным соседом и соперником.
Обычно, наезжая в столицу, Блейд сворачивал с площади Согласия направо,
под арку гвардейских казарм, ибо целью его являлось Казначейство,
располагавшееся на площади Спокойствия. То была твердыня бар Савалта -
трехэтажный корпус с широкой двойной лестницей, поднимавшейся до самой
крыши. В числе ярусов этого длинного здания заключалась некая символика, ибо
имперское Казначейство как таковое занимало лишь третий этаж. Но, чтобы
проникнуть в него, требовалось миновать Обитель Закона, находившуюся на
втором, и департамент Стражей Спокойствия, располагавшийся еще ниже.
Согласно мудрому имперскому правилу, должности щедрейшего казначея,
верховного судьи и милосердного шефа местной полиции находились в одних
руках - в паучьих лапах Амрита бар Савалта.
За последний месяц Блейд посещал его не раз, наблюдая за продвижением
своего дела, но теперь визитам этим пришел конец: почтенный Асринд
отправился в путь с доверенными людьми казначея, магические перчатки были
вручены щедрейшему (и опробованы им на боевом щите, окованном бронзой), все
грамоты, представленные соискателем титула, изучены досконально и признаны
подлинными. Император, пресветлый Аларет Двенадцатый, вняв мольбам своего
верховного судьи, изволил утвердить необходимые рескрипты. Оставались лишь
некоторые чисто формальные процедуры.
Подмигнув раскрасневшейся от скачки Лидор, Ричард Блейд свернул налево,
к мощеной дороге, что тремя размашистыми зигзагами взбегала на холм. Грохот
копыт за его спиной стих, сменившись мерным постукиванием; к императорскому
дворцу надлежало приближаться почтительно и неторопливо. Это ощущали и
всадники, и лошади, и тароты; последние выступали плавной иноходью, далеко
выбрасывая вперед средние ноги, склонив головы с мощным рогом. Белая кобылка
Лидор шла пританцовывая, то и дело скашивая влажный глаз на вороного
жеребца, ступавшего уверенно и твердо. В торжественном молчании кавалькада
медленно ползла вверх, и лишь всадник на гнедой лошади, тащившийся в самом
конце, нарушал торжественность момента: он чесался. В самом непотребном
месте, надо отметить.
На повороте дороги Блейд взглянул на него и негромко произнес:
- Ко мне!
Рыжий парень пришпорил лошаденку и быстро догнал хозяина. Блейд снова
оглядел его.
- Что, Чос, у тебя блохи в штанах завелись?
- Нет, хозяин. Задницу натер. Не люблю на лошади, да еще вскачь...
- Пора бы привыкнуть.
Рыжий Чос пожал плечами, но чесаться перестал.
- Когда поднимемся наверх, - внушительно сказал Блейд, - веди себя
прилично. Ради светлого Айдена, не вздумай плюнуть кому-нибудь на сапоги.
- А выше можно? - Чос весьма нахально осклабился.
- Можно. Куда попадешь, за то место тебя и подвесят - на крюке у
казначейства. Ну, сам знаешь... у бар Савалта парни скорые на расправу.
Улыбка Чоса поблекла.
- Знаю, хозяин... Да ты не беспокойся, я шагу лишнего не шагну! Встану,
где поставишь, и буду держаться за мешок, - он хлопнул по объемистому кофру,
притороченному к седлу.
- Приодеться не забудь, - напомнил Блейд. - Цепь, браслеты... чтоб все
было на виду.
- Не беспокойся, хозяин, - рыжий кивнул, потом, помолчав, добавил: - Ты
мне его покажешь?
- Чего показывать? Сам смотри, узнаешь.
- Да я ж его в глаза не видел!
- Так уж и не видел? Ну, у Пресветлого во дворце много зеркал...
полюбопытствуй.
Чос запустил пятерню в затылок.
- Неужели похож?
- Похож. Такой же тощий да рыжий... нос, однако, подлиннее, чем у тебя,
и подбородок скошен...
- Как у крысы?
- Вот-вот.
Задумавшись, Чос покачивался в седле, кивая головой в такт шагу своей
лошадки.
- Ну, тогда узнаю... Тощий, рыжий и морда, как у крысы... Узнаю!
- Эльс, милый! - Блейда окликнула Лидор, и он отвернулся от слуги. -
Видишь?
Она протянула смугло-розовую руку, показывая на сверкающий шпиль у них
под ногами. Скакуны одолевали последнюю треть пути, и с высоты город был
виден как на ладони. К югу, за площадями Согласия и Спокойствия, за
приземистым зданием казначейства, раскинулся базар - ровные ряды двухэтажных
каменных строений с портиками и колоннадами, в которых располагались лавки,
склады, гостиницы, мастерские и с полсотни кабачков и таверн для посетителей
любого ранга и достатка. На востоке, сразу за Скат Локом, тянулись городские
кварталы, где проживала публика почище - мелкопоместное дворянство,
чиновники, богатые купцы и коммерсанты, державшие нечто вроде меняльных
контор и ссудных касс. У самого же подножия холма, стояли друг против друга
два храма - абсолютно одинаковые круглые башни семидесятифутовой высоты,
увенчанные бронзовыми шпилями.
Тот, на который указывала сейчас Лидор, был посвящен Айдену, солнечному
божеству, и в главном его зале пару месяцев назад Ричард Блейд сочетался
узами брака. По сему поводу им с Лидор был выдан официальный документ,
предъявленный в нужное время бар Савалту. В нем сообщалась не только дата
счастливого события и имена брачующихся, но и условия супружеской сделки,
согласно коим все земли и имущество Лидор, дочери Асруда, переходили в
распоряжение ее мужа и господина Арраха, сына Асринда. После же его кончины
супруге выделялась строго поименованная часть, а остальное отходило детям,
если таковые окажутся в наличии. В противном случае...
Тут шли еще две дюжины пунктов, тщательно проработанных храмовыми
юристами, ибо бумаги такого сорта в империи уважали и не жалели сил ни для
их составления, ни для надлежащего исполнения. Роль нотариусов неизменно
отводилась жрецам Айдена, которые не только наставляли паству добрым словом
и проникновенной молитвой, но и занимались завещаниями, дарственными,
брачными контрактами, попутно заверяя векселя, торговые договора, купчие и
прочие деловые документы. Ко всему этому судейское ведомство бар Савалта
отношения не имело, в нем рассматривались лишь претензии и споры, а также
определялась, при необходимости, мера пресечения.
Итак, жрецы солнечного божества были загружены делами сверх всякой
меры, зато их коллеги из храма напротив по большей части проводили время в
приятной праздности. Этот второй храм относился к официальному
императорскому культу, ибо в Айдене правящий владыка, как и все его предки,
причислялся к лику богов. На его адептов возлагались только две функции,
молитвы и жизнеописание великих императоров.
Проследив за изящной ручкой Лидор, Блейд кивнул и улыбнулся. Как всякая
женщина, она считала замужество самым главным событием в своей жизни, и
странник не собирался ее разочаровывать. Тут, в Айдене, он был супругом
благородной Лидор, имперским нобилем Аррахом Эльсом бар Ригоном, тайным
агентом Ратона. На Земле или в иных местах он являлся кем-то другим, надевал
очередную личину, соответствующую месту, времени и ситуации. Сейчас же
ситуация требовала, чтобы он сказал нечто ласковое - в это вовсе не было
игрой, ибо он любил Лидор.
- Да, милая. Прекрасный храм, и церемония тоже была прекрасной.
На ее губах расцвела улыбка.
- Я словно во сне...
- Не может быть! Ведь мы с тобой сочетались не в месяце Снов, а в
начале Пробуждения!
Месяц Снов был девятым в айденском календаре, а месяц Пробуждения -
десятым и последним; по земному счету он соответствовал концу февраля и
всему марту. Месяцы Айдена, отсчитываемые по фазам Баста, большей из лун,
включали по тридцать пять дней, и было их в году ровно десять.
- Но я не хочу просыпаться, - Заявила Лидор, передернув плечиками. -
Пробуждение может быть таким ужасным! И вдруг все окажется, как раньше...
Замученный отец, пропавший брат... и я... одна в огромном замке...
Блейд нежно сжал ее запястье.
- Больше ты никогда не останешься одна, малышка, - пообещал он, как
миллионы или миллиарды мужчин обещали до него своим подругам. И сейчас ему
казалось, что он говорит истинную правду.
Подъем закончился на просторной полукруглой площадке, обнесенной со
стороны обрыва двойной крытой колоннадой. Напротив нее поднималась широкая
величественная лестница: мраморные ступени с каменными чудищами, застывшими
по бокам, статуи божеств из позолоченной бронзы, полсотни гвардейцев,
застывших ровной шеренгой вдоль фасада дворца. Собственно, это был еще не
дворец Пресветлого, а лишь его преддверие, большой квадратный флигель с
куполообразной крышей, где собирался Совет. Император его не посещал, ибо
тридцать или сорок пэров, составлявших эту парламентскую палату, являли
собой одновременно и слишком многолюдное сборище, и слишком малочисленное.
Аларет Двенадцатый, как подобает существу божественному, имел дело с
полудюжиной сановников, облеченных настоящей властью, либо - в очень редких
случаях - демонстрировал свою персону народу, и такое событие привлекало
многотысячные толпы.
Блейд осадил жеребца у правого края колоннады, примыкавшего к лестнице.
Спрыгнув на каменные плиты, он помог сойти Лидор и повернулся к старшему из
телохранителей.
- Ждать здесь. Четверо хайритов пойдут со мной, - странник оглядел
сумрачных светловолосых воинов. - Ольт, Иньяр, Ирм, Ятрон... Нет возражений,