отвечало его представлениям о жене, хранительнице домашнего очага. Но сейчас
он чувствовал, знал твердо, что готов идти за ней на край света. А если
потребуется -- то и дальше.
Рука сама потянулась к книжной полке, нащупала толстый том телефонного
справочника. Несколько минут ушло на то, чтобы найти номер загородной
резиденции Норриса, еще секунды -- чтобы набрать его.
Как ни странно, Норрис сам взял трубку
-- Добрый день, генерал.
-- Кто это?.. А, здравствуйте, Ричард... Вы так быстро покинули нас...
Что-то случилось?
-- Да, дела службы.
-- Серьезные?
-- Нет. Уже все нормально. Нечто вроде охоты на лис.
-- Ну и?..
-- Одну шкурку мы во всяком случае заполучили.
-- Ну и слава Богу...
Пауза. Потом Блейд произнес:
-- Сэр, у меня к вам есть одно личное дело...
-- Да?
-- Я хотел бы узнать телефон вашей племянницы.
-- Племянницы? Какой племянницы? -- в голосе Норриса слышалось
неподдельное изумление.
-- Гвенделайн Маккаллох... племянницы вашей первой супруги.
Норрис хмыкнул.
-- У покойной леди Джейн не было ни братьев, ни сестер.
-- Но кузены? Кузины?
-- Об этом мне ничего не известно, -- он помолчал, -- Боюсь, Ричард,
какая-то гостья моей жены сыграла с вами веселую шутку.
-- Тогда прошу меня извинить, сэр.
Блейд повесил трубку. Старик либо не знает, либо не хочет говорить...
Что ж, есть иные способы выяснить истину! Он дал себе слово, что немедленно
пошлет запрос в соответствующие инстанции или, еще лучше, обратится к Дж.
Его шеф тщательно следил за женщинами, что крутились около лучшего полевого
агента МИ6А.
Снова придвинув к себе телефон, он соединился с кабинетом начальника.
Дж., как всегда, был на месте.
-- Хорошо, что ты позвонил, мой мальчик. Желаю тебе доброго пути, -- в
его голосе звучала нескрываемая тревога.
-- Спасибо, сэр.
Дж. помолчал, тяжело дыша в трубку.
-- Не нравится мне это, Дик, -- произнес он наконец. -- Пора кончать, я
полагаю.
-- Что именно, сэр?
-- Работу на Лейтона. -- Он снова помолчал и осторожно добавил: -- Ты
уже не мальчик...
-- Даже не юноша, -- Блейд горько усмехнулся своему отражению в
полированной крышке стола.
-- Вот именно... Что касается меня. Дик, то вспомни -- скоро мне
стукнет восемьдесят.
-- Вы прекрасно выглядите...
-- Спасибо, мой мальчик... Но я не могу сидеть в своем кресле до
бесконечности.
-- Но...
-- Никаких "но"! Это твое место!
Не отпуская трубки, Блейд потер висок. Время от времени его шеф
заговаривал об отставке, но вот так, напрямую -- в первый раз.
-- Кроме меня, ты единственный человек в отделе, посвященный во все
детали проекта, -- сказал Дж. -- И, кроме того, ты бывал ТАМ...
Блейд по-прежнему молчал.
-- Так что готовься, мой мальчик, кресло ждет тебя.
-- Я -- полевой агент, сэр. Что я буду в нем делать?
-- Как что?! Отправлять ТУДА других идиотов... на пару с Лейтоном.
Все было верно -- кроме одного.
-- Лейтон тоже не вечен.
-- Ну, -- с философским спокойствием произнес Дж., -- если есть
претендент на мое место, то найдется какой-нибудь гений, чтобы заменить
Лейтона. Не у нас, так в Штатах.
Они помолчали, потом шеф МИ6А повторил.
-- В общем, кончай, Дик. Я слышал краем уха, твои анализы оставляют
желать лучшего... Да и этот последний запой... Пришлось подключить Норриса,
чтобы вытащить тебя.
-- Норриса! -- Блейд хмыкнул. -- Норрис тут ни при чем!
-- Возможно, не только Норриса...
Вот как! Разведчик замер.
-- Конечно, я не Хэмпсфорд, -- продолжал его шеф, -- но мне известно,
какое лекарство тебе прописать.
-- Вы дадите мне ее телефон? -- спросил Блейд внезапно охрипшим
голосом.
-- Разумеется... после твоего возвращения.
-- Почему не сейчас?
Дж. долго не отвечал, потом в трубке вновь раздался его спокойный
голос.
-- По многим причинам, Дик. Во-первых, сегодня ты отбываешь -- в
семнадцать ноль-ноль, если не ошибаюсь? Во-вторых, я замечал, что после
возвращения ты часто теряешь интерес к своим прежним земным подружкам... И,
в-третьих, тебе надо помнить сейчас только об одной женщине -- о той,
которая послала тебя в эту экспедицию... надеюсь, последнюю...
-- Вы говорите о...
-- Да, о Ее Величестве, мой мальчик. В первый и последний раз ты
получил прямое задание от королевы. Достойное завершение карьеры полковника
Ричарда Блейда!
-- А дальше?
-- Дальше, разумеется, начнется карьера генерала Ричарда Блейда. Ты
ведь совсем молод, Дик -- по сравнению со мной.
-- Спасибо, сэр...
-- Ну, вот и хорошо. Будем считать, что мы утешили друг друга.
И Дж. повесил трубку.
Блейд некоторое время стоял рядом с телефоном, уставившись в пол
недвижным взглядом. Ну, старый хитрец, думал он, ну, змей-искуситель! Где же
он откопал эту девицу? Эту мнимую племянницу Норриса? Впрочем, стоит ли
гадать? Гвенделайн Маккаллох была прелестной молодой женщиной, а если она к
тому же проходит по ведомству Дж., то это лишь к лучшему. Не будет
недомолвок и сложностей, как с Зоэ...
Он вздохнул и лег на диван, поджидая урочного часа, решив, что выедет в
четыре. Обедать перед стартом не стоило -- мучительная боль, которой
сопровождалось перемещение в иной мир, могла вывернуть не только желудок, но
и все внутренности.
Прикрыв глаза, Блейд задремал.
* * *
"Дворники" размазывали жидкую снежную грязь по ветровому стеклу, колеса
разбрызгивали ее по сторонам, мрачное зимнее небо нависало непроницаемым
пологом. Блейд свернул за угол и затормозил.
Огромное серое здание, формы которого теряются на фоне серых туч,
неприметный вход в нескольких шагах от Темзы, непременный полисмен...
Еще один страж, теперь уже морской пехотинец, у лифта.
Он падал в подземелье. Кабина лифта едва слышно поскрипывала.
Низкие коридоры, стены, облицованные пластиком... Унылый зеленоватый
цвет, глубокие проемы, прячущие двери...
Снова морской пехотинец, сержант. Автоматическая винтовка, штык
примкнут...
Поворот, дверь, еще одна дверь, снова поворот и короткий коридор за
ним. Створки неожиданно расходятся в стороны -- это очередной охранник
вставил в прорезь контрольную карточку Блейда...
На миг он потерял ориентацию -- так среагировали глаза на яркий свет,
озарявший машинный зал.
Лорд Лейтон, в окружении сонма ассистентов, копался в недрах своего
детища. Блейда он заметил не сразу, подошел спустя несколько минут. Внезапно
разведчик понял, насколько стар хозяин этого мрачного подземелья: казалось,
он едва волочит ноги.
-- Рад видеть вас, сэр.
-- Добрый вечер, Ричард.
Они прошли в небольшую комнату, где Блейд обычно раздевался.
-- Я должен оставить вас. Мне надо проследить за подготовкой
оборудования.
Кивнув, разведчик сбросил пальто. Набедренная повязка и банка с мазью,
предохранявшей кожу от ожогов, уже ждали его. Он разделся и тщательно натер
шею, грудь, плечи и бедра -- все места, куда вскоре вопьются металлические
пластинки электродов.
-- Все готово, Ричард, -- его светлость стукнул в дверь.
Через минуту он сидел в стеклянном кубе, приподнятом на небольшом
возвышении, под нависавшем сверху колпаком коммуникатора. Снова! Как два с
половиной года назад... Кожа блестела от мази, контакты неприятно холодили
ее. Несмотря на то, в помещении царила прохлада, Блейд чувствовал, как под
мышками, на висках и спине выступают мелкие капельки пота. Во рту он ощущал
едва заметный железистый привкус.
Лейтон колдовал у пульта. Белый халат смешно топорщился над его плечом,
обтягивая горб.
-- Вы уверены, сэр, что я попаду туда, куда надо?
Старик повернулся.
-- Безусловно, мой дорогой. Это меня не волнует; больше тревожит
скоропалительность этой экспедиции. Мы не успели подготовить телепортатор, и
вы идете в новый мир практически беззащитным.
Блейд пожал плечами; такая ситуация не была для него новой. Конечно,
ТЛ-3 -- Малыш Тил, как он его ласково называл -- являлся немалым подспорьем,
но сейчас его отсутствие играло скорее положительную роль. Не исключено,
подумал странник, что он окажется в чужой реальности не совсем в здравом
уме; не хотелось бы натворить там бед или привлечь нежелательное внимание...
Телепортатор в руках ненормального был слишком опасной игрушкой.
Подняв взгляд на Лейтона, странник спросил:
-- Значит, вы гарантируете, что настройка компьютера идеальна? Что не
повторится история с попытками достигнуть Азалты?
-- На этот раз нам не нужна специальная настройка, -- его светлость
небрежно помахал рукой.
-- Почему?
Лейтон отвернулся от пульта и сделал несколько шагов, остановившись
прямо перед креслом своего испытателя.
-- Вы помните свое путешествие в Иглстаз ровно шесть лет назад?
-- Ну... в общих чертах...
-- А эту историю с базовой и якорной станциями?
Блейд кивнул. Из своего иглстазского странствия он доставил весьма
ценную информацию о том, как паллаты преодолевают континуум Измерения Икс.
Инженеры этой высокоцивилизованной расы отправляли в иные миры якорные
станции -- нечто вроде маяков, гарантировавших надежную связь между разными
реальностями. Как выяснил после этого Лейтон, человеческий мозг мог сам по
себе играть роль подобного маяка, что обеспечивало его посланцу возвращение
домой.
Но сейчас Блейд пребывал в земной реальности, не совсем понимая, каким
образом его отправят именно в тот мир, откуда явился таинственный пришелец.
По словам его светлости, вероятность подобного события -- при самой точной
настройке компьютера! -- составляла около одной тысячной.
Словно уловив сомнения разведчика, Лейтон вновь успокаивающе помахал
рукой.
-- Я выследил его, Ричард!
-- Кого, сэр?
-- Нашего неведомого гостя. Он появился у нас, и ТиВи-Икс зафиксировал
это событие. Теперь его мозг играет роль якорной станции, и вы переместитесь
туда, куца надо. Вспомните, мы уже использовали этот эффект, даже не зная,
что он существует. Вы отправились в Сарму вслед за русским агентом, и вы
перенеслись в Джедд вместе с этим волосатым троглодитом, Огаром... И каждый
раз вы попадали точно в цель!
Блейд кивнул и слабо усмехнулся.
-- Значит, я сяду прямо на хвост их диверсанту?
-- Ну, не совсем так... Вы попадете в нужную реальность, но вам
придется его разыскивать... самого этого типа или его хозяев.
-- Будем надеяться, что там обитает не слишком много народа, --
пробурчал Блейд.
Лейтон покачал головой.
-- Сомневаюсь, мой дорогой. Это развитый мир, и я думаю, что людей там
не меньше, чем на Земле.
-- Значит, четыре или пять миллиардов... Хорошенькое дело!
-- Вы справлялись и не с такими, -- заметил его светлость, протягивая
руку к рубильнику.
С этим напутствием Ричард Блейд, странник в мирах иных, и отбыл в свою
двадцать пятую экспедицию.
Его мозг был распят, разорван, и клочья серой влажной субстанции
независимо друг от друга плавали в мутном омуте боли. Изредка, как пузыри со
дна аквариума, всплывали обрывки воспоминаний; тогда разум на мгновение
пробуждался, толчками выбрасывая смутные видения. Когда их стало достаточно
много, странник открыл глаза.
Он не помнил, кто он и откуда. Он видел, слышал, ощущал вкус, осознавал
запахи, цвета и краски окружающего мира. Они казались ему знакомыми и
незнакомыми одновременно, но он не мог сказать, чем порождается подобное
чувство. Что-то смутно подсказывало ему, что такое случалось с ним не раз.
Странник повернул голову и сжал зубы -- виски раскалывались от боли.
Она пульсировала, то стихая, то разгораясь вновь, но никогда не прекращаясь
полностью; она стучала в затылке, впивалась в суставы, холодным комом
ворочалась гдето в животе. Казалось, она была живым существом, многорукой
безжалостной тварью, выбравшейся, наконец, на свободу и теперь терзавшей
бывшего хозяина.
Он понял, что умирает.
* * *
Радужные круги. Бесконечный ряд: смерть -- воскрешение, смерть --
воскрешение. Водовороты галактик. Алые тюльпаны, рассыпанные на снегу. Белая
лошадь, распластавшаяся в неистовой скачке. Огромный галион под всеми
парусами, на мачте взвивается черное полотнище.
И вновь, в который раз, темнота.
Женское лицо в обрамлении темно-рыжих волос, цвета застывающей бронзы.
Зеркало...
Зеркало разбилось, лицо исчезло. Потом на его месте возникло другое --
холодное и равнодушное, усталое. Близорукие глаза спрятаны за толстыми
стеклами очков.
-- Вы еще не вспомнили, как вас зовут?
Осколки мыслей соединились.
-- Я -- человек?..
-- Могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
Лицо приблизилось, и странник пристальнее всмотрелся в его черты.
Морщинистая кожа, тяжелый и мясистый, нависший над нижней губой нос --
на нем изящно выделанная, вероятно, дорогая, оправа. Оттопыренные, заросшие
редкими волосами уши. На лоб надвинута голубая шапочка с желтой полоской --
символ принадлежности к медицинскому сословию? На плечах -- такая же голубая
накидка... не халат, но нечто похожее...
Лежащему в постели человеку этот набор наблюдений показался совершенно
естественным. Он не был удивлен. Тем не менее, если б у него захотели
узнать, откуда поступила вся эта информация, он вряд ли смог ответить.
Доктор -- странник решил про себя называть его именно так --
разогнулся, сразу же став карикатурно нерезким.
-- Если захотите что-нибудь сообщить, коммуникационный пульт на столе.
И врач удалился -- твердой походкой, которая больше подошла бы
военному, чем мирному медику.
Когда дверь за доктором захлопнулась, человек попытался подняться. Это
ему удалось, но стоило такого труда, что несколько минут он простоял
неподвижно, опираясь на стену и борясь с головокружением.
Зато он смог, наконец, увидеть себя -- на стене, как раз напротив того
места, где он боролся с подступавшим беспамятством, висело зеркало.
Небольшое, дюймов двадцать в высоту и вполовину меньше по горизонтали.
Дюймов? Что такое дюйм? Он не помнил.
Его поразило собственное лицо -- вытянутое, исхудавшее, небритое,
окруженное копной нечесанных темных волос.
На нем была надета длинная, до колен, рубаха, того же голубовато-серого
оттенка, как и больничный костюм посетителя. Тут странник неожиданно
осознал, что нисколько не удивлен, думая о месте своего пребывания как о
больнице.
Он бегло осмотрел помещение -- небольшую, пять на пять шагов, комнату.
Ничего, кроме кровати и маленького стола он не обнаружил. Подошел к двери --
белому прямоугольнику на фоне серой стены. Ручки не было и -- по крайней
мере, наружу -- дверь не открывалась. Окно -- широкое, во всю стену, но с
необычно толстым стеклом. В глубине его, если приглядеться, можно заметить
тонкую, в волос, проволочку.
За окном царил серый... Рассвет? День? Вечер? Тучи клубились от
горизонта до горизонта, ветер гнал их по небу, и даже сквозь стекло
слышалось его завывание. Странник приложил руку к прозрачной преграде и с
удивлением отметил, что она теплая,
Он еще долго впитывал картину этого мира, смотрел на длинную
магистраль, тянувшуюся к серому горизонту и уставленную бетонными зданиями
всевозможных форм и размеров. Гдето на границе поля зрения он даже смог
различить нечто, напоминающее ограду -- высокую, в два человеческих роста
стену.
Странник вновь уставился на свое отражение в зеркале, пытаясь
сообразить, кто же он такой. Но отражение молчало. Зато ему, кажется,
удалось вспомнить имя. Он не мог поручиться, что это его собственное, но
иного он не знал.
Он разомкнул губы, стараясь воплотить воспоминание в живые звуки, но
ему удалось произнести только один слог:
-- Гвен...
Он мог поклясться, что имя длиннее, но его окончание прочно застряло в
горле.
* * *
Человек сел на низкую постель, взял со столь же низкого столика
маленькую черную коробочку. Несколько разноцветных кнопок, подсвеченных
огоньками, неторопливо перемигивались на ней. Он нажал первую, и не сразу
понял, что произошло.
Зеркало вдруг потускнело -- вернее, просто перестало отражать свет, и
на его месте взору открылся экран. Странник увидел садящую за столом
женщину; она что-то писала левой рукой, правой подперев голову. Неведомо
почему, это удивило его: что-то тут казалось неправильным, неверным. Женщина
продолжала писать еще несколько секунд, затем, подняв глаза, уставилась
прямо в комнату.
Она смешно открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба,
не издавая ни звука. Вероятно, она была испугана.
Дверь начала открываться.
* * *
Теперь в комнате появилась скамеечка -- столь же низкая, как и все
остальное. На ней сидел посетитель. Не давешний доктор с мясистым носом, а
молодая, слегка близорукая женщина. Почему-то она больше казалась похожей на
врача. Шапочки на ней не было, и светлые шелковистые волосы спускались до
плеч. Странник невольно отметил изящные очертания маленькой груди и стройную
линию бедер. Это наблюдение вызвало волну приятного тепла, разлившегося по
телу.
-- Значит, вы вспомнили, как вас зовут?
Голос был чуть более высоким, чем нужно, но отнюдь не неприятным, не
визгливым.
-- Мне кажется, да.
-- Как же?
-- Гвен...
Женщина на секунду задумалась; похоже, подобное имя она слышала
впервые.
-- Может быть, Эгван? -- подсказала она.
Только что нареченный Эгваном пожал плечами. Видимо, женщине этот жест
не показался непонятным.
-- Тогда познакомимся. Я -- Эрлин, ваш лечащий врач. Эрлин Лейн.
-- А я думал, что тот человек, который здесь был...
-- Это Дайн Джеббел, чиновник Департамента Государственных Перевозок.
Потому, с каким почтением она произнесла фразу, Эгван понял, что или
сам этот Дайн, или весь его Департамент являются объектами огромной
важности. Для того, чьи знания о себе и об окружающем мире отличались такой
ущербностью, это было серьезной информацией.
-- Я бы хотел почитать какую-нибудь газету... или книгу...
-- Боюсь, Эгван, что вам еще нельзя подвергать свой организм подобной
нагрузке.
Человек готов был поклясться, что за ее словами кроется нечто иное,
нечто выходящее за рамки обычного беспокойства врача о состоянии больного.
* * *
Книги ему все-таки принесли. На первое время их было даже довольно
много. Разные, большие и маленькие, совсем новые и в пыльных тканевых
переплетах, содержащие однообразный текст и полные цветных красочных
иллюстраций. Однако все они обладали одной общей особенностью -- информация,
которую удавалось извлечь из них, была минимальной.
Однако малое все же лучше, чем совсем ничего.
Самое важное, что выяснил человек, ставший теперь Эгваном, сводилось к
следующему: мир, который он видел из своего окна, почва, на которой росла
трава и стояли здания, серые небеса, вечно затянутые тучами -- все это
называлось "Эрде". В одной из книжек, посвященной географическим открытиям
полутысячелетней давности, он нашел даже карту мира.
Планета была почти полностью покрыта водой, посреди безбрежного океана
насчитывалась дюжина небольших материков -- скорее, крупных островов
размером с Борнео или Суматру.
Борнео? Суматра? Странник не знал, что означает всплывшая в памяти
аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти
названия, он не мог сказать.
Эрде являлась миром монокультуры, хотя каждый остров пользовался
определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного
государства -- Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь,
являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была
главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город -- вот
и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
Он попросил Эрлин дать ему что-нибудь из древней истории, но женщина
долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до
нее дошло, чего он хочет -- когда он объяснил, что имеет в виду времена, при
которых существовало несколько государств.
Молодая женщина смотрела на него как на сумасшедшего.
* * *
Дни тянулись своим чередом. На дворе явно стояла осень: все чаще лил
дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не
подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он
оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже
всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин -- или те, кто
стоял за ней.
Каждый день начинался с осмотра. Проводил его обычно тот, кого Эгван
называл "дежурным врачом". Он долго изучал показания прибора, поочередно
подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не
говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин.
Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
Потом он завтракал. Обычно подавали безвкусное блюдо, что-то среднее
между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя
почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к
другой диете.
До обеда он читал.
Газет по-прежнему не имелось, а художественная литература поставляла
слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал --
только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного
социального застоя -- никаких войн, революций, вообще, никаких событий,
которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные
прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира --
Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. Обычно в
заслугу им ставилось неожиданное посещение того или иного города, разговор
на улице с "первым встречным" и тому подобные достижения. Лишь однажды он
наткнулся на описание того, как около полувека назад, во время
катастрофического землетрясения в Экваториальной Директории, местному
Председателю удалось в короткий срок наладить снабжение пострадавших пищей,
транспортом и медикаментами. Это преподносилось как великий подвиг всех
времен. Но как ни старался странник найти число погибших, ему этого сделать
не удалось.
Обед приносили, по-местному, в полдень.
Блюда были столь же безвкусными, но отличались большим разнообразием.
По их смене можно было отсчитывать дни шестидневной недели.
Спустя час после обеда приходила Эрлин. Эгван не мог отрицать, что она,
во всяком случае, недурна собой. Однако на дальнейшее это не подвигало.
Правда, как-то раз на утреннем осмотре он вдруг обратил внимание, что
молодая женщина рассматривает его обнаженное тело. Взгляд этот был отнюдь не
равнодушным... Он запомнил это -- чтобы воспользоваться при удобном случае.
Эрлин заставляла его вспоминать родителей, детство, домашнюю
обстановку; большое внимание уделялось климату и рельефу местности, где он
жил. Однако от вопроса -- зачем ей это нужно -- она каждый раз уклонялась,
причем со все возрастающей энергией. Так летели часы и дни; Эгван не мог
припомнить ничего вразумительного. Иногда он казался себе машиной,
механической игрушкой, которую завели, вынули ключ, но включить позабыли.
Это было невыносимо!
Вечером начинались развлечения.
Он быстро научился пользоваться коммуникационным пультом -- местным
гибридом телефона и телевизора. В частности, ему удалось добиться того,
чтобы видеть комнату дежурных медсестер без обратной связи. Более всего это
интересовало странника, когда там смотрели новости. Звук отсутствовал, но
хоть что-то понять было можно.
Из этих передач, из случайных фраз врачей, он понял, что планета
погрязла в острейшем кризисе -- Федерация Директорий находилась на грани
развала. Хуже того, никто не хотел этого признавать и не имел никаких планов
дальнейших действий. Устойчивость вековой социальной системы стремительно
падала, надвигалось что-то грозное, но медицинского центра это пока не
касалось.
В один из так похожих друг на друга дней, когда Эгван уже и думать
забыл о таинственном чиновнике из какого-то транспортного департамента,
утренние процедуры начались раньше обычного -- и проводила их сама Эрлин.
Правда, ничем, кроме этого, медосмотр от обычного не отличался. Зато потом
страннику принесли нормальную одежду. После безразмерной больничной рубахи
было приятно чувствовать прикосновение к коже слегка грубоватой плотной
ткани.
Ничего не понимавшего Эгвана отвели вниз, в вестибюль; там поджидал тот
самый чиновник -- Дайн Джеббел. Эрлин в чемто горячо убеждала его, но Дайн
на все ее слова лишь отрицательно качал головой. Наконец, как бы подводя
черту, он громко, на весь огромный холл, произнес:
-- Мы ждали, сколько могли, однако вы злоупотребляете нашим терпением.
Если вы оказались бессильны, то мы попробуем воспользоваться своими
методами.
Двое крепких мужчин с каменными лицами легко, но твердо подхватили
Эгвана под локти и повели к машине -- длинному и низкому металлическому
червю, оснащенному тремя парами колес. Сзади чинно шествовал Дайн Джеббел.
Странник предполагал, что его повезут в город. Откуда у него была
уверенность в этом, он не знал, но не ошибся: вскоре машина уже ехала по
узкой, обсаженной с обеих сторон плотными рядами деревьев магистрали. Сквозь
стену зелени можно было рассмотреть, что эта полоса проходит посередине
более широкого шоссе -- видимо, автомобили Департамента Государственных
Перевозок пользовались на дорогах особыми привилегиями.
Скоро деревья расступились, открыв взору высокое серое здание с узкими,
как бойницы, окнами. Автомобиль затормозил. Давешние стражи, вновь ничего не
говоря, вытащили Эгвана из машины и повели к высоким дверям.
Дайн Джеббел следовал по пятам.
он чувствовал, знал твердо, что готов идти за ней на край света. А если
потребуется -- то и дальше.
Рука сама потянулась к книжной полке, нащупала толстый том телефонного
справочника. Несколько минут ушло на то, чтобы найти номер загородной
резиденции Норриса, еще секунды -- чтобы набрать его.
Как ни странно, Норрис сам взял трубку
-- Добрый день, генерал.
-- Кто это?.. А, здравствуйте, Ричард... Вы так быстро покинули нас...
Что-то случилось?
-- Да, дела службы.
-- Серьезные?
-- Нет. Уже все нормально. Нечто вроде охоты на лис.
-- Ну и?..
-- Одну шкурку мы во всяком случае заполучили.
-- Ну и слава Богу...
Пауза. Потом Блейд произнес:
-- Сэр, у меня к вам есть одно личное дело...
-- Да?
-- Я хотел бы узнать телефон вашей племянницы.
-- Племянницы? Какой племянницы? -- в голосе Норриса слышалось
неподдельное изумление.
-- Гвенделайн Маккаллох... племянницы вашей первой супруги.
Норрис хмыкнул.
-- У покойной леди Джейн не было ни братьев, ни сестер.
-- Но кузены? Кузины?
-- Об этом мне ничего не известно, -- он помолчал, -- Боюсь, Ричард,
какая-то гостья моей жены сыграла с вами веселую шутку.
-- Тогда прошу меня извинить, сэр.
Блейд повесил трубку. Старик либо не знает, либо не хочет говорить...
Что ж, есть иные способы выяснить истину! Он дал себе слово, что немедленно
пошлет запрос в соответствующие инстанции или, еще лучше, обратится к Дж.
Его шеф тщательно следил за женщинами, что крутились около лучшего полевого
агента МИ6А.
Снова придвинув к себе телефон, он соединился с кабинетом начальника.
Дж., как всегда, был на месте.
-- Хорошо, что ты позвонил, мой мальчик. Желаю тебе доброго пути, -- в
его голосе звучала нескрываемая тревога.
-- Спасибо, сэр.
Дж. помолчал, тяжело дыша в трубку.
-- Не нравится мне это, Дик, -- произнес он наконец. -- Пора кончать, я
полагаю.
-- Что именно, сэр?
-- Работу на Лейтона. -- Он снова помолчал и осторожно добавил: -- Ты
уже не мальчик...
-- Даже не юноша, -- Блейд горько усмехнулся своему отражению в
полированной крышке стола.
-- Вот именно... Что касается меня. Дик, то вспомни -- скоро мне
стукнет восемьдесят.
-- Вы прекрасно выглядите...
-- Спасибо, мой мальчик... Но я не могу сидеть в своем кресле до
бесконечности.
-- Но...
-- Никаких "но"! Это твое место!
Не отпуская трубки, Блейд потер висок. Время от времени его шеф
заговаривал об отставке, но вот так, напрямую -- в первый раз.
-- Кроме меня, ты единственный человек в отделе, посвященный во все
детали проекта, -- сказал Дж. -- И, кроме того, ты бывал ТАМ...
Блейд по-прежнему молчал.
-- Так что готовься, мой мальчик, кресло ждет тебя.
-- Я -- полевой агент, сэр. Что я буду в нем делать?
-- Как что?! Отправлять ТУДА других идиотов... на пару с Лейтоном.
Все было верно -- кроме одного.
-- Лейтон тоже не вечен.
-- Ну, -- с философским спокойствием произнес Дж., -- если есть
претендент на мое место, то найдется какой-нибудь гений, чтобы заменить
Лейтона. Не у нас, так в Штатах.
Они помолчали, потом шеф МИ6А повторил.
-- В общем, кончай, Дик. Я слышал краем уха, твои анализы оставляют
желать лучшего... Да и этот последний запой... Пришлось подключить Норриса,
чтобы вытащить тебя.
-- Норриса! -- Блейд хмыкнул. -- Норрис тут ни при чем!
-- Возможно, не только Норриса...
Вот как! Разведчик замер.
-- Конечно, я не Хэмпсфорд, -- продолжал его шеф, -- но мне известно,
какое лекарство тебе прописать.
-- Вы дадите мне ее телефон? -- спросил Блейд внезапно охрипшим
голосом.
-- Разумеется... после твоего возвращения.
-- Почему не сейчас?
Дж. долго не отвечал, потом в трубке вновь раздался его спокойный
голос.
-- По многим причинам, Дик. Во-первых, сегодня ты отбываешь -- в
семнадцать ноль-ноль, если не ошибаюсь? Во-вторых, я замечал, что после
возвращения ты часто теряешь интерес к своим прежним земным подружкам... И,
в-третьих, тебе надо помнить сейчас только об одной женщине -- о той,
которая послала тебя в эту экспедицию... надеюсь, последнюю...
-- Вы говорите о...
-- Да, о Ее Величестве, мой мальчик. В первый и последний раз ты
получил прямое задание от королевы. Достойное завершение карьеры полковника
Ричарда Блейда!
-- А дальше?
-- Дальше, разумеется, начнется карьера генерала Ричарда Блейда. Ты
ведь совсем молод, Дик -- по сравнению со мной.
-- Спасибо, сэр...
-- Ну, вот и хорошо. Будем считать, что мы утешили друг друга.
И Дж. повесил трубку.
Блейд некоторое время стоял рядом с телефоном, уставившись в пол
недвижным взглядом. Ну, старый хитрец, думал он, ну, змей-искуситель! Где же
он откопал эту девицу? Эту мнимую племянницу Норриса? Впрочем, стоит ли
гадать? Гвенделайн Маккаллох была прелестной молодой женщиной, а если она к
тому же проходит по ведомству Дж., то это лишь к лучшему. Не будет
недомолвок и сложностей, как с Зоэ...
Он вздохнул и лег на диван, поджидая урочного часа, решив, что выедет в
четыре. Обедать перед стартом не стоило -- мучительная боль, которой
сопровождалось перемещение в иной мир, могла вывернуть не только желудок, но
и все внутренности.
Прикрыв глаза, Блейд задремал.
* * *
"Дворники" размазывали жидкую снежную грязь по ветровому стеклу, колеса
разбрызгивали ее по сторонам, мрачное зимнее небо нависало непроницаемым
пологом. Блейд свернул за угол и затормозил.
Огромное серое здание, формы которого теряются на фоне серых туч,
неприметный вход в нескольких шагах от Темзы, непременный полисмен...
Еще один страж, теперь уже морской пехотинец, у лифта.
Он падал в подземелье. Кабина лифта едва слышно поскрипывала.
Низкие коридоры, стены, облицованные пластиком... Унылый зеленоватый
цвет, глубокие проемы, прячущие двери...
Снова морской пехотинец, сержант. Автоматическая винтовка, штык
примкнут...
Поворот, дверь, еще одна дверь, снова поворот и короткий коридор за
ним. Створки неожиданно расходятся в стороны -- это очередной охранник
вставил в прорезь контрольную карточку Блейда...
На миг он потерял ориентацию -- так среагировали глаза на яркий свет,
озарявший машинный зал.
Лорд Лейтон, в окружении сонма ассистентов, копался в недрах своего
детища. Блейда он заметил не сразу, подошел спустя несколько минут. Внезапно
разведчик понял, насколько стар хозяин этого мрачного подземелья: казалось,
он едва волочит ноги.
-- Рад видеть вас, сэр.
-- Добрый вечер, Ричард.
Они прошли в небольшую комнату, где Блейд обычно раздевался.
-- Я должен оставить вас. Мне надо проследить за подготовкой
оборудования.
Кивнув, разведчик сбросил пальто. Набедренная повязка и банка с мазью,
предохранявшей кожу от ожогов, уже ждали его. Он разделся и тщательно натер
шею, грудь, плечи и бедра -- все места, куда вскоре вопьются металлические
пластинки электродов.
-- Все готово, Ричард, -- его светлость стукнул в дверь.
Через минуту он сидел в стеклянном кубе, приподнятом на небольшом
возвышении, под нависавшем сверху колпаком коммуникатора. Снова! Как два с
половиной года назад... Кожа блестела от мази, контакты неприятно холодили
ее. Несмотря на то, в помещении царила прохлада, Блейд чувствовал, как под
мышками, на висках и спине выступают мелкие капельки пота. Во рту он ощущал
едва заметный железистый привкус.
Лейтон колдовал у пульта. Белый халат смешно топорщился над его плечом,
обтягивая горб.
-- Вы уверены, сэр, что я попаду туда, куда надо?
Старик повернулся.
-- Безусловно, мой дорогой. Это меня не волнует; больше тревожит
скоропалительность этой экспедиции. Мы не успели подготовить телепортатор, и
вы идете в новый мир практически беззащитным.
Блейд пожал плечами; такая ситуация не была для него новой. Конечно,
ТЛ-3 -- Малыш Тил, как он его ласково называл -- являлся немалым подспорьем,
но сейчас его отсутствие играло скорее положительную роль. Не исключено,
подумал странник, что он окажется в чужой реальности не совсем в здравом
уме; не хотелось бы натворить там бед или привлечь нежелательное внимание...
Телепортатор в руках ненормального был слишком опасной игрушкой.
Подняв взгляд на Лейтона, странник спросил:
-- Значит, вы гарантируете, что настройка компьютера идеальна? Что не
повторится история с попытками достигнуть Азалты?
-- На этот раз нам не нужна специальная настройка, -- его светлость
небрежно помахал рукой.
-- Почему?
Лейтон отвернулся от пульта и сделал несколько шагов, остановившись
прямо перед креслом своего испытателя.
-- Вы помните свое путешествие в Иглстаз ровно шесть лет назад?
-- Ну... в общих чертах...
-- А эту историю с базовой и якорной станциями?
Блейд кивнул. Из своего иглстазского странствия он доставил весьма
ценную информацию о том, как паллаты преодолевают континуум Измерения Икс.
Инженеры этой высокоцивилизованной расы отправляли в иные миры якорные
станции -- нечто вроде маяков, гарантировавших надежную связь между разными
реальностями. Как выяснил после этого Лейтон, человеческий мозг мог сам по
себе играть роль подобного маяка, что обеспечивало его посланцу возвращение
домой.
Но сейчас Блейд пребывал в земной реальности, не совсем понимая, каким
образом его отправят именно в тот мир, откуда явился таинственный пришелец.
По словам его светлости, вероятность подобного события -- при самой точной
настройке компьютера! -- составляла около одной тысячной.
Словно уловив сомнения разведчика, Лейтон вновь успокаивающе помахал
рукой.
-- Я выследил его, Ричард!
-- Кого, сэр?
-- Нашего неведомого гостя. Он появился у нас, и ТиВи-Икс зафиксировал
это событие. Теперь его мозг играет роль якорной станции, и вы переместитесь
туда, куца надо. Вспомните, мы уже использовали этот эффект, даже не зная,
что он существует. Вы отправились в Сарму вслед за русским агентом, и вы
перенеслись в Джедд вместе с этим волосатым троглодитом, Огаром... И каждый
раз вы попадали точно в цель!
Блейд кивнул и слабо усмехнулся.
-- Значит, я сяду прямо на хвост их диверсанту?
-- Ну, не совсем так... Вы попадете в нужную реальность, но вам
придется его разыскивать... самого этого типа или его хозяев.
-- Будем надеяться, что там обитает не слишком много народа, --
пробурчал Блейд.
Лейтон покачал головой.
-- Сомневаюсь, мой дорогой. Это развитый мир, и я думаю, что людей там
не меньше, чем на Земле.
-- Значит, четыре или пять миллиардов... Хорошенькое дело!
-- Вы справлялись и не с такими, -- заметил его светлость, протягивая
руку к рубильнику.
С этим напутствием Ричард Блейд, странник в мирах иных, и отбыл в свою
двадцать пятую экспедицию.
Его мозг был распят, разорван, и клочья серой влажной субстанции
независимо друг от друга плавали в мутном омуте боли. Изредка, как пузыри со
дна аквариума, всплывали обрывки воспоминаний; тогда разум на мгновение
пробуждался, толчками выбрасывая смутные видения. Когда их стало достаточно
много, странник открыл глаза.
Он не помнил, кто он и откуда. Он видел, слышал, ощущал вкус, осознавал
запахи, цвета и краски окружающего мира. Они казались ему знакомыми и
незнакомыми одновременно, но он не мог сказать, чем порождается подобное
чувство. Что-то смутно подсказывало ему, что такое случалось с ним не раз.
Странник повернул голову и сжал зубы -- виски раскалывались от боли.
Она пульсировала, то стихая, то разгораясь вновь, но никогда не прекращаясь
полностью; она стучала в затылке, впивалась в суставы, холодным комом
ворочалась гдето в животе. Казалось, она была живым существом, многорукой
безжалостной тварью, выбравшейся, наконец, на свободу и теперь терзавшей
бывшего хозяина.
Он понял, что умирает.
* * *
Радужные круги. Бесконечный ряд: смерть -- воскрешение, смерть --
воскрешение. Водовороты галактик. Алые тюльпаны, рассыпанные на снегу. Белая
лошадь, распластавшаяся в неистовой скачке. Огромный галион под всеми
парусами, на мачте взвивается черное полотнище.
И вновь, в который раз, темнота.
Женское лицо в обрамлении темно-рыжих волос, цвета застывающей бронзы.
Зеркало...
Зеркало разбилось, лицо исчезло. Потом на его месте возникло другое --
холодное и равнодушное, усталое. Близорукие глаза спрятаны за толстыми
стеклами очков.
-- Вы еще не вспомнили, как вас зовут?
Осколки мыслей соединились.
-- Я -- человек?..
-- Могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
Лицо приблизилось, и странник пристальнее всмотрелся в его черты.
Морщинистая кожа, тяжелый и мясистый, нависший над нижней губой нос --
на нем изящно выделанная, вероятно, дорогая, оправа. Оттопыренные, заросшие
редкими волосами уши. На лоб надвинута голубая шапочка с желтой полоской --
символ принадлежности к медицинскому сословию? На плечах -- такая же голубая
накидка... не халат, но нечто похожее...
Лежащему в постели человеку этот набор наблюдений показался совершенно
естественным. Он не был удивлен. Тем не менее, если б у него захотели
узнать, откуда поступила вся эта информация, он вряд ли смог ответить.
Доктор -- странник решил про себя называть его именно так --
разогнулся, сразу же став карикатурно нерезким.
-- Если захотите что-нибудь сообщить, коммуникационный пульт на столе.
И врач удалился -- твердой походкой, которая больше подошла бы
военному, чем мирному медику.
Когда дверь за доктором захлопнулась, человек попытался подняться. Это
ему удалось, но стоило такого труда, что несколько минут он простоял
неподвижно, опираясь на стену и борясь с головокружением.
Зато он смог, наконец, увидеть себя -- на стене, как раз напротив того
места, где он боролся с подступавшим беспамятством, висело зеркало.
Небольшое, дюймов двадцать в высоту и вполовину меньше по горизонтали.
Дюймов? Что такое дюйм? Он не помнил.
Его поразило собственное лицо -- вытянутое, исхудавшее, небритое,
окруженное копной нечесанных темных волос.
На нем была надета длинная, до колен, рубаха, того же голубовато-серого
оттенка, как и больничный костюм посетителя. Тут странник неожиданно
осознал, что нисколько не удивлен, думая о месте своего пребывания как о
больнице.
Он бегло осмотрел помещение -- небольшую, пять на пять шагов, комнату.
Ничего, кроме кровати и маленького стола он не обнаружил. Подошел к двери --
белому прямоугольнику на фоне серой стены. Ручки не было и -- по крайней
мере, наружу -- дверь не открывалась. Окно -- широкое, во всю стену, но с
необычно толстым стеклом. В глубине его, если приглядеться, можно заметить
тонкую, в волос, проволочку.
За окном царил серый... Рассвет? День? Вечер? Тучи клубились от
горизонта до горизонта, ветер гнал их по небу, и даже сквозь стекло
слышалось его завывание. Странник приложил руку к прозрачной преграде и с
удивлением отметил, что она теплая,
Он еще долго впитывал картину этого мира, смотрел на длинную
магистраль, тянувшуюся к серому горизонту и уставленную бетонными зданиями
всевозможных форм и размеров. Гдето на границе поля зрения он даже смог
различить нечто, напоминающее ограду -- высокую, в два человеческих роста
стену.
Странник вновь уставился на свое отражение в зеркале, пытаясь
сообразить, кто же он такой. Но отражение молчало. Зато ему, кажется,
удалось вспомнить имя. Он не мог поручиться, что это его собственное, но
иного он не знал.
Он разомкнул губы, стараясь воплотить воспоминание в живые звуки, но
ему удалось произнести только один слог:
-- Гвен...
Он мог поклясться, что имя длиннее, но его окончание прочно застряло в
горле.
* * *
Человек сел на низкую постель, взял со столь же низкого столика
маленькую черную коробочку. Несколько разноцветных кнопок, подсвеченных
огоньками, неторопливо перемигивались на ней. Он нажал первую, и не сразу
понял, что произошло.
Зеркало вдруг потускнело -- вернее, просто перестало отражать свет, и
на его месте взору открылся экран. Странник увидел садящую за столом
женщину; она что-то писала левой рукой, правой подперев голову. Неведомо
почему, это удивило его: что-то тут казалось неправильным, неверным. Женщина
продолжала писать еще несколько секунд, затем, подняв глаза, уставилась
прямо в комнату.
Она смешно открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба,
не издавая ни звука. Вероятно, она была испугана.
Дверь начала открываться.
* * *
Теперь в комнате появилась скамеечка -- столь же низкая, как и все
остальное. На ней сидел посетитель. Не давешний доктор с мясистым носом, а
молодая, слегка близорукая женщина. Почему-то она больше казалась похожей на
врача. Шапочки на ней не было, и светлые шелковистые волосы спускались до
плеч. Странник невольно отметил изящные очертания маленькой груди и стройную
линию бедер. Это наблюдение вызвало волну приятного тепла, разлившегося по
телу.
-- Значит, вы вспомнили, как вас зовут?
Голос был чуть более высоким, чем нужно, но отнюдь не неприятным, не
визгливым.
-- Мне кажется, да.
-- Как же?
-- Гвен...
Женщина на секунду задумалась; похоже, подобное имя она слышала
впервые.
-- Может быть, Эгван? -- подсказала она.
Только что нареченный Эгваном пожал плечами. Видимо, женщине этот жест
не показался непонятным.
-- Тогда познакомимся. Я -- Эрлин, ваш лечащий врач. Эрлин Лейн.
-- А я думал, что тот человек, который здесь был...
-- Это Дайн Джеббел, чиновник Департамента Государственных Перевозок.
Потому, с каким почтением она произнесла фразу, Эгван понял, что или
сам этот Дайн, или весь его Департамент являются объектами огромной
важности. Для того, чьи знания о себе и об окружающем мире отличались такой
ущербностью, это было серьезной информацией.
-- Я бы хотел почитать какую-нибудь газету... или книгу...
-- Боюсь, Эгван, что вам еще нельзя подвергать свой организм подобной
нагрузке.
Человек готов был поклясться, что за ее словами кроется нечто иное,
нечто выходящее за рамки обычного беспокойства врача о состоянии больного.
* * *
Книги ему все-таки принесли. На первое время их было даже довольно
много. Разные, большие и маленькие, совсем новые и в пыльных тканевых
переплетах, содержащие однообразный текст и полные цветных красочных
иллюстраций. Однако все они обладали одной общей особенностью -- информация,
которую удавалось извлечь из них, была минимальной.
Однако малое все же лучше, чем совсем ничего.
Самое важное, что выяснил человек, ставший теперь Эгваном, сводилось к
следующему: мир, который он видел из своего окна, почва, на которой росла
трава и стояли здания, серые небеса, вечно затянутые тучами -- все это
называлось "Эрде". В одной из книжек, посвященной географическим открытиям
полутысячелетней давности, он нашел даже карту мира.
Планета была почти полностью покрыта водой, посреди безбрежного океана
насчитывалась дюжина небольших материков -- скорее, крупных островов
размером с Борнео или Суматру.
Борнео? Суматра? Странник не знал, что означает всплывшая в памяти
аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти
названия, он не мог сказать.
Эрде являлась миром монокультуры, хотя каждый остров пользовался
определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного
государства -- Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь,
являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была
главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город -- вот
и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
Он попросил Эрлин дать ему что-нибудь из древней истории, но женщина
долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до
нее дошло, чего он хочет -- когда он объяснил, что имеет в виду времена, при
которых существовало несколько государств.
Молодая женщина смотрела на него как на сумасшедшего.
* * *
Дни тянулись своим чередом. На дворе явно стояла осень: все чаще лил
дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не
подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он
оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже
всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин -- или те, кто
стоял за ней.
Каждый день начинался с осмотра. Проводил его обычно тот, кого Эгван
называл "дежурным врачом". Он долго изучал показания прибора, поочередно
подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не
говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин.
Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
Потом он завтракал. Обычно подавали безвкусное блюдо, что-то среднее
между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя
почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к
другой диете.
До обеда он читал.
Газет по-прежнему не имелось, а художественная литература поставляла
слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал --
только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного
социального застоя -- никаких войн, революций, вообще, никаких событий,
которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные
прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира --
Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. Обычно в
заслугу им ставилось неожиданное посещение того или иного города, разговор
на улице с "первым встречным" и тому подобные достижения. Лишь однажды он
наткнулся на описание того, как около полувека назад, во время
катастрофического землетрясения в Экваториальной Директории, местному
Председателю удалось в короткий срок наладить снабжение пострадавших пищей,
транспортом и медикаментами. Это преподносилось как великий подвиг всех
времен. Но как ни старался странник найти число погибших, ему этого сделать
не удалось.
Обед приносили, по-местному, в полдень.
Блюда были столь же безвкусными, но отличались большим разнообразием.
По их смене можно было отсчитывать дни шестидневной недели.
Спустя час после обеда приходила Эрлин. Эгван не мог отрицать, что она,
во всяком случае, недурна собой. Однако на дальнейшее это не подвигало.
Правда, как-то раз на утреннем осмотре он вдруг обратил внимание, что
молодая женщина рассматривает его обнаженное тело. Взгляд этот был отнюдь не
равнодушным... Он запомнил это -- чтобы воспользоваться при удобном случае.
Эрлин заставляла его вспоминать родителей, детство, домашнюю
обстановку; большое внимание уделялось климату и рельефу местности, где он
жил. Однако от вопроса -- зачем ей это нужно -- она каждый раз уклонялась,
причем со все возрастающей энергией. Так летели часы и дни; Эгван не мог
припомнить ничего вразумительного. Иногда он казался себе машиной,
механической игрушкой, которую завели, вынули ключ, но включить позабыли.
Это было невыносимо!
Вечером начинались развлечения.
Он быстро научился пользоваться коммуникационным пультом -- местным
гибридом телефона и телевизора. В частности, ему удалось добиться того,
чтобы видеть комнату дежурных медсестер без обратной связи. Более всего это
интересовало странника, когда там смотрели новости. Звук отсутствовал, но
хоть что-то понять было можно.
Из этих передач, из случайных фраз врачей, он понял, что планета
погрязла в острейшем кризисе -- Федерация Директорий находилась на грани
развала. Хуже того, никто не хотел этого признавать и не имел никаких планов
дальнейших действий. Устойчивость вековой социальной системы стремительно
падала, надвигалось что-то грозное, но медицинского центра это пока не
касалось.
В один из так похожих друг на друга дней, когда Эгван уже и думать
забыл о таинственном чиновнике из какого-то транспортного департамента,
утренние процедуры начались раньше обычного -- и проводила их сама Эрлин.
Правда, ничем, кроме этого, медосмотр от обычного не отличался. Зато потом
страннику принесли нормальную одежду. После безразмерной больничной рубахи
было приятно чувствовать прикосновение к коже слегка грубоватой плотной
ткани.
Ничего не понимавшего Эгвана отвели вниз, в вестибюль; там поджидал тот
самый чиновник -- Дайн Джеббел. Эрлин в чемто горячо убеждала его, но Дайн
на все ее слова лишь отрицательно качал головой. Наконец, как бы подводя
черту, он громко, на весь огромный холл, произнес:
-- Мы ждали, сколько могли, однако вы злоупотребляете нашим терпением.
Если вы оказались бессильны, то мы попробуем воспользоваться своими
методами.
Двое крепких мужчин с каменными лицами легко, но твердо подхватили
Эгвана под локти и повели к машине -- длинному и низкому металлическому
червю, оснащенному тремя парами колес. Сзади чинно шествовал Дайн Джеббел.
Странник предполагал, что его повезут в город. Откуда у него была
уверенность в этом, он не знал, но не ошибся: вскоре машина уже ехала по
узкой, обсаженной с обеих сторон плотными рядами деревьев магистрали. Сквозь
стену зелени можно было рассмотреть, что эта полоса проходит посередине
более широкого шоссе -- видимо, автомобили Департамента Государственных
Перевозок пользовались на дорогах особыми привилегиями.
Скоро деревья расступились, открыв взору высокое серое здание с узкими,
как бойницы, окнами. Автомобиль затормозил. Давешние стражи, вновь ничего не
говоря, вытащили Эгвана из машины и повели к высоким дверям.
Дайн Джеббел следовал по пятам.