хотела делиться черным золотом. Теперь, похоже, она была готова пойти на
прямой разрыв.
Вероятно, думал Блейд, там надеялись, что транслятор массы поможет
разрушить монополию Департамента Государственных Перевозок. Кроме того,
транслятор являлся идеальным средством для доставки любого вида оружия --
если он будет действовать в пределах Эрде. Пока что эта установка работала
не совсем в правильном направлении, пересылая транспортируемые объекты в
иные миры -- в точности, как лейтоновский компьютер.
Что ж, оставалось только уничтожить это коварное изобретение, пока его
не довели до ума. Джеббел почему-то полагал, что транслятор не будут
восстанавливать; причиной своей уверенности он, однако, с Блейдом не
делился.
И это казалось весьма странным.
* * *
К концу второй недели, прошедшей после знаменательного вечера у Лейн,
Блейд мог считаться одним из самых информированных экспертов в вопросах
внутренней политики Директории. Правда, это ни на йоту не приблизило его к
цели, зато помогало сразу замечать пути, ведущие в тупик.
И вот в это-то время с ним и связалась Лейн. Похоже, после той ночи она
не обиделась на него -- скорее даже, восприняла эту историю как своего рода
приключение, без которого жизнь кажется слегка пресноватой. Во всяком
случае, страннику было предложено нанести визит в любой свободный вечер. Он
не испытывал к Лейн особо теплых чувств; на своем веку он знавал многих
женщин, которые были привлекательнее, умнее, лучше его подруги с Эрде.
Однако он жаждал расслабиться, а иных вариантов пока не подворачивалось.
Вновь, помимо его воли, перед взором странника всплыло лицо Гвен
Маккаллох, потом его сменили черты Мод Синглер. Сейчас он не мог бы их
различить. Он был уверен, что никогда не влюбился бы в женщину из-за цвета
ее волос или собственных ностальгических воспоминаний, однако... Однако
мысль о лжеплемяннице Норриса, оставшейся на Земле среди великого множества
более молодых мужчин, на миг заставила его сердце сжаться от тоски.
Возможно, то было истинной причиной, по которой он решил встретиться с Эрлин
Лейн. Клин вышибают клином!
* * *
Лейн встретила его на крыльце -- по своему обыкновению в узких брючках
и кофточке, плотно облегавшей небольшие груди. От внимания гостя не
ускользнули морщинки в уголках рта и темные круги вокруг глаз; похоже,
последние две недели она провела не очень весело. Что ж, решил Блейд, долг
джентльмена -- доставить леди немного счастья.
Но судьба распорядилась по-иному.
Входя в дом, он еще не знал, что ждет его там; он лишь послушно
следовал за Лейн в глубины просторной виллы, удивляясь, что до сих пор не
изучил до конца все ее коридоры и тупички. На сей раз его принимали в
гостиной первого этажа. Комната, задрапированная темно-красной тканью,
выглядела зловеще; обивка мебели цвета заходящего солнца была как будто
облита кровью.
Он перешагнул порог, отбросив занавес на двери, опустился в кресло --
низкое, как и вся мебель в этом мире. Лейн с ногами забралась в другое,
оказавшись отделенной от гостя вычурным столиком, на котором покачивались
дымчатые круглые бокалы без ножек.
От зоркого взгляда Блейда, большого знатока женской души (разумеется, и
тела), не ускользнуло, что молодой врач чемто озабочена. Он, правда, не
придал этому значения, списав чувства Лейн за счет предстоящих развлечений в
постели.
Тем временем бокалы уже были полны и тихо звенели, покачиваясь и
ударяясь друг о друга. Женщина молчала, и Блейд решил первым нарушить
тишину.
-- Знаешь, дорогая, в моем мире перед выпивкой принято высказывать
какое-нибудь желание... это называется "тост". Так что я хочу выпить этот
бокал за твою удачу, Лейн... -- Он слегка лукавил; с гораздо большим
энтузиазмом он выпил бы сейчас за успех своего задания и за легкую дорогу
домой.
-- Эгван, расскажи мне о своем мире, -- шепнула женщина.
Ну разве мог он отказать ей в этом?!
Его история была пространна и несколько сбивчива, так что слушательница
вряд ли поняла хотя бы половину. Но сейчас Блейд и не стремился к четкости,
стараясь разложить в голове части той головоломки, что была его собственной
жизнью.
Он говорил об Англии, описывал ее города и леса, горы Шотландии и холмы
Уэльса, перемежая рассказ фрагментами собственной биографии. Иногда ему
приходилось пускаться в долгие объяснения: Лейн не могла понять, почему
различные народы Земли воюют друг с другом. Проблема заключалась в том, что
и сам Блейд весьма смутно представлял ответ на этот вопрос; вероятно, такова
природа землян, думал он про себя.
-- Почему война, о которой ты говоришь, называлась Мировой? -- спросила
Лейн, -- Ваша планета воевала с какимнибудь другим миром?..
Ее слова удивили Блейда; ему понадобилось с минуту, чтобы подобрать
объяснения.
-- Нет, дорогая. Обычно два государства воюют друг с другом, Мировой же
называется война, в которой участвую почти все страны. Та, о которой я
рассказывал, была второй в нашей истории.
-- Из-за чего она началась?
Блейд хмыкнул; "простые" вопросы Лейн невольно заставляли задуматься.
-- Я полагаю, из-за амбиций нескольких людей, властвовавших над
державой, которая развязала войну. Один из них был фанатиком...
-- Фанатиком?
-- Ну, ненормальным человеком... Если бы он вовремя обратился к
психиатру, может, ничего бы и не произошло.
-- В чем же выражалось его сумасшествие? -- в глазах Лейн зажглась
искорка профессионального интереса.
-- Он считал, что только его народ может быть воистину свободным,
великим и процветающим. Остальным предоставлялась роль слуг или рабов.
Естественно, прочие страны не собирались этого терпеть, и как только
вождь-фанатик напал на одну из них, пришли ей на помощь.
-- А почему же они ждали нападения, а не начали войну первыми?
Блейд раздраженно пожал плечами; Лейн, кажется, не понимала очевидных
вещей.
-- Наши государства не могли напасть первыми, -- начал он, -- потому
что... не могли! Ведь если бы мы это сделали, то оказались ничем не лучше
этого ненормального! Мы же, в конце концов, сражались за свободу... Кроме
того, моя страна была еще не совсем готова к войне.
-- А что такое "свобода"?
Блейд сначала опешил, потом ему припомнилось, что в языке Эрде нет
такого отвлеченного понятия. Можно было сказать "свободное место" или
"свободное время" -- в смысле "ничем не занятое". Теперь он понял причину
затруднений Лейн, но не смог найти правильного эквивалента земной
абстракции. Пришлось пуститься в долгие объяснения:
-- Понимаешь, мы придерживаемся той точки зрения, что каждый человек
может делать все, что ему угодно, если это не нарушает интересов других.
Поэтому мы не могли помешать фанатику, пока он соблюдал договора и не
нападал на нас...
Лейн перебила его:
-- Может быть, это и называется "свободой", но, по-моему, ждать, пока
на тебя нападет сумасшедший, не мешая ему готовиться к атаке -- просто
глупость!
В этом философском диспуте Блейд неожиданно почувствовал себя близким к
поражению; пожалуй, самая большая глупость -- объяснять необъяснимое,
особенно человеку другого мира. Он улыбнутся и решил перевести разговор на
менее щекотливую тему. И в самом деле, для дискуссий существуют менее
привлекательные компаньоны, чем молодая и хорошенькая женщина.
Лейн правильно восприняла его улыбку и выскользнула из комнаты. Через
пять минут она явилась в новом туалете -- в совсем коротеньком, едва
прикрывавшем бедра платье с декольте чуть ли не до пояса. Блейд восхищенно
закатил глаза, наполнил бокалы и поинтересовался:
-- У вас есть что-нибудь вроде танцев? -- такая тема для разговора
нравилась ему куда больше.
-- Что-что?
-- Ну, это когда женщина и мужчина двигаются ритмично под музыку...
Лейн хихикнула.
Сообразив, что его поняли неправильно, Блейд уже было раскрыл рот, но
потом махнул рукой: лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать.
-- Поставь какую-нибудь музыку на "три четверти".
-- Как это?
-- Ну, примерно вот так... -- и он постарался отбить одной рукой три
удара, другой -- четыре.
Лейн кивнула в ответ и подошла к массивному ящику в углу гостиной.
Как ни странно, это оказался проигрыватель. Рядом с ним на полке стояли
в ряд несколько десятков длинных пестрых цилиндров, которые Блейд счел
украшением. Теперь было ясно, что на Эрде эти предметы, похожие на валики
эдисоновского фонографа, заменяли пластинки.
Встав с кресла и подойдя ближе, он заметил, что под тонким футляром
поверхность цилиндра покрыта чем-то весьма напоминающим магнитный слой --
так что приспособление, воспроизводившее звук, было бы правильней назвать не
проигрывателем, а магнитофоном.
Блейд приблизился к женщине, уже вложившей валик в аппарат, и обнял ее
за плечи.
И в этот момент зазвучала музыка...
Похоже, Лейн обладала хорошим чувством ритма, поскольку сразу поняла,
что нужно.
Музыка оказалась немножко замедленной, но была совсем неплоха. Взяв
одну руку Лейн в большую ладонь, а другую положив себе на плечо, он кружил
женщину по комнате -- неторопливо, насколько позволяла мелодия.
Раз-два-три... раз-два-три... раз-два-три...
-- Этот танец называется "вальс"... -- последнее слово Блейд произнес
на английском. -- Ну, попробуй повторить.
-- В-валз... -- с трудом, запинаясь, произнесла Лейн.
-- Мягче, детка, мягче: вальс, вальс, вальс...
-- Валс-с...
-- Уже лучше! Еще несколько раз, и ты будешь произносить правильно!
Красные стены комнаты, освещенные багровым светом заходящего солнца,
сливались перед глазами странника в сплошной поток, который нес, кружил их,
прижимая друг к другу, заставляя чувствовать дыхание, ощущать на лице волосы
партнера... Под тонкой тканью, скорее подчеркивавшей, а не скрывавшей, Блейд
ощущал покорное тело женщины, и то, что не могли рассмотреть глаза,
услужливо дорисовывала фантазия. Да, он не забыл, что она шпионила за ним!
Даже эту встречу, она, возможно организовала по заданию Департамента, чтобы
под вино и постельные утехи вытащить побольше информации о его родном
мире... Все это он помнил и сознавал, не собираясь, однако, лишать себя
удовольствия.
Дыхание Лейн становилось все более учащенным, голос -- хриплым; она
что-то говорила, но Блейд не пытался понять смысла ее слов.
Как всегда, когда он давал ей уроки, Лейн училась чрезвычайно быстро.
Она уже не путала движения, и, как оказалось, прекрасно подчинялась
музыкальному ритму. Опасаясь, как бы усталость не помешала им продолжить так
отлично начавшийся вечер, Блейд попытался ее остановить, но куда там! Она
продолжала кружить и кружить его по комнате, незаметно перехватив
инициативу,
Вдруг музыка без всякого предупреждения сменилась; теперь вместо
аналога классического вальса звучало нечто совсем уж непонятное, и Блейд
взбунтовался:
-- Если это ваш рок-н-ролл, детка, то это не для меня!
Он несильно оттолкнул женщину. Она, впрочем, и не думала
сопротивляться, сразу повалившись на диван. Секунду помедлив, странник
оказался рядом. Чувствуя возле своего уха частое дыхание Лейн, он понял, что
пора ковать железо -- ибо горячее, чем сейчас, оно уже быть не могло.
Падая, Лейн подмяла под себя коротенькую юбочку, и теперь она не
скрывала ни стройных бедер, ни округлых ягодиц. Блейд быстро перекатился
так, чтобы лицо молодой женщины оказалось прямо перед ним, и осторожно
провел языком по ее губам. Алый бутон тут же раскрылся, колечком охватывая
рот странника, пока его язык проникал все глубже и глубже, щекоча небо,
лаская ее язычок, сплетаясь с ним. Руки Блейда при этом тоже не оставались
без дела -- под аккомпанемент адской музыки он раздвинул женщине бедра,
поглаживая нежную кожу. Вскоре пришел сигнал, что его усилия достигли цели:
тело Лейн прогнулось дугой, дыхание стало горячим и влажным. Пора было
переходить к завершающей стадии.
Он сбросил одежду, чувствуя разворачивающийся стержень жаждущей плоти;
потом руки его двинулись по телу женщины вверх. Он слышал треск рвущейся
ткани, но не обратил на него внимания. Под платьем, как и следовало ожидать,
Лейн была совершенно нагой: только бархатная кожа, покрытая терпким потом
страсти.
Блейд вошел -- резко, уже не сдерживая всей своей грубой силы. Впрочем,
стоны его партнерши свидетельствовали скорее об удовольствии, нежели о боли;
он обучил ее весьма многому.
Платье, запутавшись, обмотало их головы, но не помешало сражению: ноги
Лейн намертво сплелись на спине Блейда, пальцы гладили жесткие волосы, она
стонала так, что варварского подобия рок-н-ролла уже не было слышно.
Странник погружался во влажное тепло, в теплую влагу, захватившую его в
плен, окружившую непроницаемой багровой мглой.
В тот момент, когда село солнце, Лейн достигла высшей точки наслаждения
-- почти одновременно с Блейдом. Она изогнулась всем телом, вскрикнула,
потом задрожала и обмякла. Но странник этого уже не почувствовал; как только
наступило облегчение в его чреслах, черная пелена небытия окутала его с
головой.
* * *
Пришел он в себя от острого ощущения чужого взгляда. Интуиция и долгий
опыт полномочного посланца лорда Лейтона в иных мирах заставляли его чутко
реагировать на подобные раздражители, хотя, пожалуй, физиологический
механизм такого явления не смог бы объяснить ни один врач. Впрочем, Блейд
никогда и не пытался добиться таких объяснений; он просто следовал не только
здравому велению рассудка, но и туманным намекам инстинкта.
И сейчас, чуть приоткрыв глаза, странник внимательно, но незаметно
осмотрел окрестности. Память, на которую он уже не мог пожаловаться,
услужливо напомнила обо всем случившемся до потери сознания; внутренние часы
сразу же подсказали, что по другую сторону яви он пребывал не более десяти
минут.
Под ним по-прежнему находилось смятое покрывало. Солнце село; по небу
разливался стынущий розовый кисель закатной зари. Лейн в комнате вроде бы не
было.
Теперь предстояло прислушаться к собственным ощущениям, весьма
неприятным, если не сказать больше. У него адски болела голова! Бригада
усердных тружеников под черепом взламывала асфальт пневматическими молотками
и тут же укладывала новый. Сколько будут продолжаться эти дорожные работы и
что послужило их причиной? Слишком близкое общение с Лейн? Это его не
порадовало. Если такое будет продолжаться каждый раз, то можно лезть головой
в петлю... Правильно говорил доктор Хэмпсфорд -- пора бросать!
Боковым зрением он внезапно уловил что-то движущееся и, скосив глаза,
увидел Лейн. Она сидела на постели, попрежнему нагая, кожа ее лоснилась от
пота. Напряжение в глазах и головная боль заставили его застонать; этого
было достаточно, чтобы женщина поняла -- гость приходит в себя.
Голова Блейда тотчас оказалась у нее на коленях, пальцы нежно зарылись
в его волосы. Странник готов был уже, расслабившись, полностью отдаться во
власть этих рук, как вдруг что-то заставило его насторожиться.
Снова предчувствие опасности, древний звериный инстинкт, спас ему
жизнь.
В угасающем свете что-то блеснуло металлом в руке женщины -- тонкая
стальная игла приближалась к шее Блейда. Превозмогая боль в голове и ломоту
в суставах, он поднялся -- резко, рывком. Не ожидавшая этого Лейн почти не
сопротивлялась. Как и две недели назад, сильные пальцы странника стиснули ее
шею, другой рукой он перехватил тонкое запястье; после недолгой борьбы
кусочек острой стали оказался у него на ладони.
Чтобы удержать вырывающуюся женщину, он придавил ей коленом живот,
нисколько не заботясь об ощущениях Лейн и проклиная только вновь
поднимавшееся желание; оно заставляло рабочих греметь молотками еще
ожесточеннее, застилало взор багровой пеленой. Пальцы левой руки сжали
подбородок женщины, правая приблизила иглу к ее шее -- точно туда, где она
должна была бы проткнуть его собственную кожу. Лейн в ужасе выгнулась дугой.
-- Не нравится? -- сквозь зубы выдавил Блейд. -- Что это? Ну, говори!
-- Лекарство... снотворное...
-- Не лги, если хочешь остаться живой!
Игла придвинулась ближе.
-- Это... яд... сильнодействующий яд... -- еле выговорила она.
Лейн, похоже, отказалась от сопротивления, и странник слегка ослабил
хватку, чтобы дать ей вздохнуть.
-- Меня... меня заставили...
-- Кто?
-- Меня заставили, -- повторила она.
-- Кто? Кто, я спрашиваю?
И в этот момент Блейд почувствовал шаги -- именно почувствовал, а не
услышал. Еще не до конца понимая, в чем дело, он скатился с женского тела,
нырнув за диван. Портьеры, скрывающие дверь, раздвинулись, Лейн приподнялась
на локтях, и тут он услышал знакомый свист.
Когда тот прекратился, Блейд выглянул из своего укрытия.
Все было кончено. Лейн медленно оседала на кровать; вместо живота и
груди у нее было кровавое месиво. Кровь заливала все вокруг, но была почти
незаметна -- красная на красном...
-- Кто велел меня убить? -- он приблизил ухо к ее губам.
Женщина застонала.
-- Нет... не могу... нет...
-- Кто велел меня убить? -- медленно и раздельно повторил Блейд.
Бледные губы Эрлин Лейн шевельнулись:
-- Я так больше не могу... Власть... Эгван... Не могу...
Заря погасла.
День кончился.
* * *
Стараясь не испачкаться в крови, Блейд сорвал с карниза тяжелую гардину
и укрыл ею нагое тело женщины. Он не удержался и провел рукой по ее щеке:
жизнь вместе с кровью покинула плоть, сделав кожу восковой и нечеловечески
бледной; Лейн ухе начала холодеть. Рядом с ее растрепавшимися короткими
волосами странник нашел и иглу -- маленький кусочек стали с тяжелой головкой
на конце. Подумав немного, он решил забрать ее с собой. Пригодится.
Потом он кое-как добрался до ванной и, смывая кровь, начал прикидывать,
чью же дорогу перебежал на сей раз.
Эрлин Лейн не скрывала, что работает на ведомство Джеббела; кроме того,
этот факт самое подтвердил журналист, Гаген Торн. Плохо, что она так и не
смогла ответить, кто же распорядился разделаться с гостем из иного мира...
кому он помешал. Но Лейн, собираясь лишить его жизни, пусть и нечаянно, но
спасла его, защитив своим телом от смертоносного оружия. Странник почти не
сомневался, что неведомый убийца приходил именно по его душу, и только
полутьма в комнате заставила его выстрелить по первому попавшемуся телу.
Удивительно, что он даже не подошел проверить результаты своей работы! Да,
прав Дайн Джеббел: профессиональное искусство тайных агентов Эрде оставляет
желать лучшего...
Еще Блейд думал о том, что если бы ему удалось захватить убийцу,
появился бы дальнейший след, но... Но что предаваться пустым сожалениям? Он
не мог преследовать таинственного преступника -- не только без оружия, но и
без одежды. Риск был слишком велик.
Постепенно вода смыла с его кожи кровь, потом пот; наконец, ушло и
напряжение. Вытеревшись найденным халатом Лейн, он вернулся в комнату, где
разыгралась кровавая драма, и осмотрел свою одежду.
Она, вроде, была не испачкана. Стараясь оставить ее чистой, Блейд
осторожно вышел в коридор и там натянул рубаху, брюки и башмаки. Оглядев
пол, он не обнаружил следов; хотя покушение оказалось неудачным, о
собственной безопасности убийца побеспокоился.
Вероятно, решил Блейд, все произошедшее -- дело рук Джеббела либо
агентов с Юго-Запада. Удобный повод исчезнуть, скрыться и от одного, и от
других! Сейчас он гораздо лучше ориентировался в местных условиях, чем две
недели назад, так что побег не грозил скорым провалом. Кроме того, он
полагал, что, возвратившись в Столицу, просто подпишет себе смертный
приговор без отсрочки исполнения.
Обдумав несколько вариантов, странник спустился в гараж, оставил там
свой персональный коммуникатор, потом выпустил из бака машины побольше
горючего, намочил в нем тряпку, отошел подальше и поджег. В дальнейших
результатах он мог не сомневаться -- поскольку, в отличие от местных
агентов, был настоящим профессионалом.
Затем Ричард Блейд покинул усадьбу своей мертвой возлюбленной и, под
затянутым осенними тучами небом Эрде, отправился в путь. Ветер бил ему в
лицо, за спиной разгоралось зарево пожара, грунтовая дорога тянулась на
север, петляя среди невысоких холмов.
По дороге, впрочем, он шел недолго -- до первой тропинки, змеившейся не
то в сторону моря, не то неведомо куда. Именно такая неопределенность и
нужна была сейчас Блейду, чтобы собраться с мыслями. Как будто специально,
ветер тоже изменил направление, по-прежнему охлаждая разгоряченное лицо
путника. Сейчас он нес с собой запахи моря, столь родные и привычные по
Дорсету; терпкий, пропитанный йодом аромат гниющих водорослей и горьковатый
-- мокрых известняковых скал.
На тропу стал медленно опускаться туман. А может, что облака,
приблизившись к самой земле, решили укрыть ее своим саваном?.. Неожиданно
стало значительно теплее. Блейд брел как будто в сером молоке, озаряемом
неясными огнями вдали и пожаром, что бушевал на вилле -- в прибежище любви,
едва не обернувшемся смертельной ловушкой.
Когда тропку под ногами совсем не стало видно, странник опустился на
землю и, прикрывшись плащом, заснул.
* * *
Пронзительный крик, гоготание и клекот заставили его пробудиться еще до
рассвета. А может, этому поспособствовали сырость и холод -- или кошмары,
которым днем в памяти не остается места. Какая, впрочем, разница?
Поеживаясь, Блейд открыл глаза: вокруг по-прежнему плавал грязно-серый
туман. Изредка из него выныривали, пронзительно призывая кого-то, большие
черно-белые птицы, похожие на земных чаек. И снова, прилетев ниоткуда,
исчезали в никуда...
Вдруг в памяти всплыли строки -- стихи, которые он написал давно, еще в
студенческие времена. Сейчас он не помнил, кому они посвящались. Возможно,
то была Мод?..
А ветер гонит вперед и вперед,
А волны толкают назад,
Не знаю, в какой войти хоровод,
Но я не вернусь, не вернуть туда,
куда смотрит твой взгляд
Во взгляде том свечи горят и снег,
И память о прошлом дне.
И я бегу, бегу целый век,
А память за мной -- на коне...
И я бы вернулся туда опять.
Да только не знаю -- как.
Ведь время, увы, не движется вспять,
И ждет меня мой маяк..
Он никогда не отпустит меня,
И буду к нему я ползти,
И руки твои вспоминать всегда,
Пока не пройду пути...
Странник поднялся на ноги.
-- Пока не пройду пути... -- вслух повторил он.
Потом немного попрыгал на месте, чтобы согреться и разогнать кровь в
затекших мышцах. Ветер гнал на него теплые волны тумана. Время от времени
мгла почти рассеивалась, и тогда можно было различить покрытые то ли лесом,
то ли кустарником холмы; иногда вновь становилась густой -- такой, что,
казалось, ею можно наполнять бочки и продавать по двадцать шиллингов за
галлон.
Тропа постепенно спускалась все ниже и ниже, и Блейд понял, что
двигается к морю. Память услужливо (сейчас она работала как часы) выдала
карту. Получалось, что за ночь он прошел где-то около пятнадцати миль.
Еще несколько поворотов, и Блейд действительно уловил мерный рокот --
вечный гекзаметр морской стихии. А еще два десятка шагов привели его к
крутому обрыву. Если бы не рассеявшийся на пару минут туман, карьера его тут
бы и закончилась, но Бог и судьба были милостивы к Ричарду Блейду, полагая,
что срок его еще не пришел.
Не доходя нескольких шагов до края он остановился, потом поискал вокруг
глазами подходящее сиденье.
Обнаруженная им глыба оказалась куском известняка, над которым ветер,
вода и солнце поработали достаточно, чтобы сделать его более или менее
гладким. Умостившись на этом валуне, Блейд невольно повторил позу знаменитой
статуи Родена.
И вновь вернулся к своим невеселым мыслям.
-- Пока не пройду пути... -- повторил он в который уже раз.
Мысли, которые раньше не часто тревожили его, снова закружились в
голове.
Иногда он задумывался о том, чего же достиг за свою жизнь, которой
немного оставалось до полувека. На своем пути он встречал удивительное,
великое и страшное; он посетил две дюжины миров, и что же? В чем-то
большинство из них было удручающе похожи один на другой... Власть
принадлежала сильным, поэтому он старался оказаться в их числе. Слабые же
подчинялись; иногда он помогал им, стараясь, чтобы они стали сильнее, но все
рано или поздно возвращалось на круги своя. Мир в целом это ничуть не
изменяло.
Он искал забвения в любви. Настоящей любви! Он пытался увидеть в
женщине не партнера на ночь, а существо, достойное его уважения. И что из
этого получилось? Те, кто были дороги ему, исчезли, остались в мирах иных,
за гранью реальности; тогда как на Земле... Там слишком многое
забаррикадировало дорогу к простому человеческому счастью, и обойти завалы
не представлялось возможным.
Нет, с земными женщинами ему не везло; даже за приемной дочерью, за
малышкой Астой, пришлось отправиться в Киртан! Впрочем, и в мирах иных не
все проходило гладко -- взять хотя бы Эрлин Лейн...
Он так до конца и не мог понять ее. Она продавала его Джеббелу, была
готова убить его, но не сумела хладнокровно этого сделать, пока он валялся
без сознания, одурманенный каким-то зельем. Еще меньше он разбирался в своих
чувствах к ней. Их связь началась по расчету, и вначале ее фундаментом была
одна физиология; но не обрели ли они нечто большее? Не стал бы он иначе
срываться с места по ее зову...
Снова в памяти зазвучали строки, мерные, чеканные... Джеймс Стивенс...
Я взращен сам собою,
Я силен сам собою,
Мудрецам и невеждам
Душу я не открою.
прямой разрыв.
Вероятно, думал Блейд, там надеялись, что транслятор массы поможет
разрушить монополию Департамента Государственных Перевозок. Кроме того,
транслятор являлся идеальным средством для доставки любого вида оружия --
если он будет действовать в пределах Эрде. Пока что эта установка работала
не совсем в правильном направлении, пересылая транспортируемые объекты в
иные миры -- в точности, как лейтоновский компьютер.
Что ж, оставалось только уничтожить это коварное изобретение, пока его
не довели до ума. Джеббел почему-то полагал, что транслятор не будут
восстанавливать; причиной своей уверенности он, однако, с Блейдом не
делился.
И это казалось весьма странным.
* * *
К концу второй недели, прошедшей после знаменательного вечера у Лейн,
Блейд мог считаться одним из самых информированных экспертов в вопросах
внутренней политики Директории. Правда, это ни на йоту не приблизило его к
цели, зато помогало сразу замечать пути, ведущие в тупик.
И вот в это-то время с ним и связалась Лейн. Похоже, после той ночи она
не обиделась на него -- скорее даже, восприняла эту историю как своего рода
приключение, без которого жизнь кажется слегка пресноватой. Во всяком
случае, страннику было предложено нанести визит в любой свободный вечер. Он
не испытывал к Лейн особо теплых чувств; на своем веку он знавал многих
женщин, которые были привлекательнее, умнее, лучше его подруги с Эрде.
Однако он жаждал расслабиться, а иных вариантов пока не подворачивалось.
Вновь, помимо его воли, перед взором странника всплыло лицо Гвен
Маккаллох, потом его сменили черты Мод Синглер. Сейчас он не мог бы их
различить. Он был уверен, что никогда не влюбился бы в женщину из-за цвета
ее волос или собственных ностальгических воспоминаний, однако... Однако
мысль о лжеплемяннице Норриса, оставшейся на Земле среди великого множества
более молодых мужчин, на миг заставила его сердце сжаться от тоски.
Возможно, то было истинной причиной, по которой он решил встретиться с Эрлин
Лейн. Клин вышибают клином!
* * *
Лейн встретила его на крыльце -- по своему обыкновению в узких брючках
и кофточке, плотно облегавшей небольшие груди. От внимания гостя не
ускользнули морщинки в уголках рта и темные круги вокруг глаз; похоже,
последние две недели она провела не очень весело. Что ж, решил Блейд, долг
джентльмена -- доставить леди немного счастья.
Но судьба распорядилась по-иному.
Входя в дом, он еще не знал, что ждет его там; он лишь послушно
следовал за Лейн в глубины просторной виллы, удивляясь, что до сих пор не
изучил до конца все ее коридоры и тупички. На сей раз его принимали в
гостиной первого этажа. Комната, задрапированная темно-красной тканью,
выглядела зловеще; обивка мебели цвета заходящего солнца была как будто
облита кровью.
Он перешагнул порог, отбросив занавес на двери, опустился в кресло --
низкое, как и вся мебель в этом мире. Лейн с ногами забралась в другое,
оказавшись отделенной от гостя вычурным столиком, на котором покачивались
дымчатые круглые бокалы без ножек.
От зоркого взгляда Блейда, большого знатока женской души (разумеется, и
тела), не ускользнуло, что молодой врач чемто озабочена. Он, правда, не
придал этому значения, списав чувства Лейн за счет предстоящих развлечений в
постели.
Тем временем бокалы уже были полны и тихо звенели, покачиваясь и
ударяясь друг о друга. Женщина молчала, и Блейд решил первым нарушить
тишину.
-- Знаешь, дорогая, в моем мире перед выпивкой принято высказывать
какое-нибудь желание... это называется "тост". Так что я хочу выпить этот
бокал за твою удачу, Лейн... -- Он слегка лукавил; с гораздо большим
энтузиазмом он выпил бы сейчас за успех своего задания и за легкую дорогу
домой.
-- Эгван, расскажи мне о своем мире, -- шепнула женщина.
Ну разве мог он отказать ей в этом?!
Его история была пространна и несколько сбивчива, так что слушательница
вряд ли поняла хотя бы половину. Но сейчас Блейд и не стремился к четкости,
стараясь разложить в голове части той головоломки, что была его собственной
жизнью.
Он говорил об Англии, описывал ее города и леса, горы Шотландии и холмы
Уэльса, перемежая рассказ фрагментами собственной биографии. Иногда ему
приходилось пускаться в долгие объяснения: Лейн не могла понять, почему
различные народы Земли воюют друг с другом. Проблема заключалась в том, что
и сам Блейд весьма смутно представлял ответ на этот вопрос; вероятно, такова
природа землян, думал он про себя.
-- Почему война, о которой ты говоришь, называлась Мировой? -- спросила
Лейн, -- Ваша планета воевала с какимнибудь другим миром?..
Ее слова удивили Блейда; ему понадобилось с минуту, чтобы подобрать
объяснения.
-- Нет, дорогая. Обычно два государства воюют друг с другом, Мировой же
называется война, в которой участвую почти все страны. Та, о которой я
рассказывал, была второй в нашей истории.
-- Из-за чего она началась?
Блейд хмыкнул; "простые" вопросы Лейн невольно заставляли задуматься.
-- Я полагаю, из-за амбиций нескольких людей, властвовавших над
державой, которая развязала войну. Один из них был фанатиком...
-- Фанатиком?
-- Ну, ненормальным человеком... Если бы он вовремя обратился к
психиатру, может, ничего бы и не произошло.
-- В чем же выражалось его сумасшествие? -- в глазах Лейн зажглась
искорка профессионального интереса.
-- Он считал, что только его народ может быть воистину свободным,
великим и процветающим. Остальным предоставлялась роль слуг или рабов.
Естественно, прочие страны не собирались этого терпеть, и как только
вождь-фанатик напал на одну из них, пришли ей на помощь.
-- А почему же они ждали нападения, а не начали войну первыми?
Блейд раздраженно пожал плечами; Лейн, кажется, не понимала очевидных
вещей.
-- Наши государства не могли напасть первыми, -- начал он, -- потому
что... не могли! Ведь если бы мы это сделали, то оказались ничем не лучше
этого ненормального! Мы же, в конце концов, сражались за свободу... Кроме
того, моя страна была еще не совсем готова к войне.
-- А что такое "свобода"?
Блейд сначала опешил, потом ему припомнилось, что в языке Эрде нет
такого отвлеченного понятия. Можно было сказать "свободное место" или
"свободное время" -- в смысле "ничем не занятое". Теперь он понял причину
затруднений Лейн, но не смог найти правильного эквивалента земной
абстракции. Пришлось пуститься в долгие объяснения:
-- Понимаешь, мы придерживаемся той точки зрения, что каждый человек
может делать все, что ему угодно, если это не нарушает интересов других.
Поэтому мы не могли помешать фанатику, пока он соблюдал договора и не
нападал на нас...
Лейн перебила его:
-- Может быть, это и называется "свободой", но, по-моему, ждать, пока
на тебя нападет сумасшедший, не мешая ему готовиться к атаке -- просто
глупость!
В этом философском диспуте Блейд неожиданно почувствовал себя близким к
поражению; пожалуй, самая большая глупость -- объяснять необъяснимое,
особенно человеку другого мира. Он улыбнутся и решил перевести разговор на
менее щекотливую тему. И в самом деле, для дискуссий существуют менее
привлекательные компаньоны, чем молодая и хорошенькая женщина.
Лейн правильно восприняла его улыбку и выскользнула из комнаты. Через
пять минут она явилась в новом туалете -- в совсем коротеньком, едва
прикрывавшем бедра платье с декольте чуть ли не до пояса. Блейд восхищенно
закатил глаза, наполнил бокалы и поинтересовался:
-- У вас есть что-нибудь вроде танцев? -- такая тема для разговора
нравилась ему куда больше.
-- Что-что?
-- Ну, это когда женщина и мужчина двигаются ритмично под музыку...
Лейн хихикнула.
Сообразив, что его поняли неправильно, Блейд уже было раскрыл рот, но
потом махнул рукой: лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать.
-- Поставь какую-нибудь музыку на "три четверти".
-- Как это?
-- Ну, примерно вот так... -- и он постарался отбить одной рукой три
удара, другой -- четыре.
Лейн кивнула в ответ и подошла к массивному ящику в углу гостиной.
Как ни странно, это оказался проигрыватель. Рядом с ним на полке стояли
в ряд несколько десятков длинных пестрых цилиндров, которые Блейд счел
украшением. Теперь было ясно, что на Эрде эти предметы, похожие на валики
эдисоновского фонографа, заменяли пластинки.
Встав с кресла и подойдя ближе, он заметил, что под тонким футляром
поверхность цилиндра покрыта чем-то весьма напоминающим магнитный слой --
так что приспособление, воспроизводившее звук, было бы правильней назвать не
проигрывателем, а магнитофоном.
Блейд приблизился к женщине, уже вложившей валик в аппарат, и обнял ее
за плечи.
И в этот момент зазвучала музыка...
Похоже, Лейн обладала хорошим чувством ритма, поскольку сразу поняла,
что нужно.
Музыка оказалась немножко замедленной, но была совсем неплоха. Взяв
одну руку Лейн в большую ладонь, а другую положив себе на плечо, он кружил
женщину по комнате -- неторопливо, насколько позволяла мелодия.
Раз-два-три... раз-два-три... раз-два-три...
-- Этот танец называется "вальс"... -- последнее слово Блейд произнес
на английском. -- Ну, попробуй повторить.
-- В-валз... -- с трудом, запинаясь, произнесла Лейн.
-- Мягче, детка, мягче: вальс, вальс, вальс...
-- Валс-с...
-- Уже лучше! Еще несколько раз, и ты будешь произносить правильно!
Красные стены комнаты, освещенные багровым светом заходящего солнца,
сливались перед глазами странника в сплошной поток, который нес, кружил их,
прижимая друг к другу, заставляя чувствовать дыхание, ощущать на лице волосы
партнера... Под тонкой тканью, скорее подчеркивавшей, а не скрывавшей, Блейд
ощущал покорное тело женщины, и то, что не могли рассмотреть глаза,
услужливо дорисовывала фантазия. Да, он не забыл, что она шпионила за ним!
Даже эту встречу, она, возможно организовала по заданию Департамента, чтобы
под вино и постельные утехи вытащить побольше информации о его родном
мире... Все это он помнил и сознавал, не собираясь, однако, лишать себя
удовольствия.
Дыхание Лейн становилось все более учащенным, голос -- хриплым; она
что-то говорила, но Блейд не пытался понять смысла ее слов.
Как всегда, когда он давал ей уроки, Лейн училась чрезвычайно быстро.
Она уже не путала движения, и, как оказалось, прекрасно подчинялась
музыкальному ритму. Опасаясь, как бы усталость не помешала им продолжить так
отлично начавшийся вечер, Блейд попытался ее остановить, но куда там! Она
продолжала кружить и кружить его по комнате, незаметно перехватив
инициативу,
Вдруг музыка без всякого предупреждения сменилась; теперь вместо
аналога классического вальса звучало нечто совсем уж непонятное, и Блейд
взбунтовался:
-- Если это ваш рок-н-ролл, детка, то это не для меня!
Он несильно оттолкнул женщину. Она, впрочем, и не думала
сопротивляться, сразу повалившись на диван. Секунду помедлив, странник
оказался рядом. Чувствуя возле своего уха частое дыхание Лейн, он понял, что
пора ковать железо -- ибо горячее, чем сейчас, оно уже быть не могло.
Падая, Лейн подмяла под себя коротенькую юбочку, и теперь она не
скрывала ни стройных бедер, ни округлых ягодиц. Блейд быстро перекатился
так, чтобы лицо молодой женщины оказалось прямо перед ним, и осторожно
провел языком по ее губам. Алый бутон тут же раскрылся, колечком охватывая
рот странника, пока его язык проникал все глубже и глубже, щекоча небо,
лаская ее язычок, сплетаясь с ним. Руки Блейда при этом тоже не оставались
без дела -- под аккомпанемент адской музыки он раздвинул женщине бедра,
поглаживая нежную кожу. Вскоре пришел сигнал, что его усилия достигли цели:
тело Лейн прогнулось дугой, дыхание стало горячим и влажным. Пора было
переходить к завершающей стадии.
Он сбросил одежду, чувствуя разворачивающийся стержень жаждущей плоти;
потом руки его двинулись по телу женщины вверх. Он слышал треск рвущейся
ткани, но не обратил на него внимания. Под платьем, как и следовало ожидать,
Лейн была совершенно нагой: только бархатная кожа, покрытая терпким потом
страсти.
Блейд вошел -- резко, уже не сдерживая всей своей грубой силы. Впрочем,
стоны его партнерши свидетельствовали скорее об удовольствии, нежели о боли;
он обучил ее весьма многому.
Платье, запутавшись, обмотало их головы, но не помешало сражению: ноги
Лейн намертво сплелись на спине Блейда, пальцы гладили жесткие волосы, она
стонала так, что варварского подобия рок-н-ролла уже не было слышно.
Странник погружался во влажное тепло, в теплую влагу, захватившую его в
плен, окружившую непроницаемой багровой мглой.
В тот момент, когда село солнце, Лейн достигла высшей точки наслаждения
-- почти одновременно с Блейдом. Она изогнулась всем телом, вскрикнула,
потом задрожала и обмякла. Но странник этого уже не почувствовал; как только
наступило облегчение в его чреслах, черная пелена небытия окутала его с
головой.
* * *
Пришел он в себя от острого ощущения чужого взгляда. Интуиция и долгий
опыт полномочного посланца лорда Лейтона в иных мирах заставляли его чутко
реагировать на подобные раздражители, хотя, пожалуй, физиологический
механизм такого явления не смог бы объяснить ни один врач. Впрочем, Блейд
никогда и не пытался добиться таких объяснений; он просто следовал не только
здравому велению рассудка, но и туманным намекам инстинкта.
И сейчас, чуть приоткрыв глаза, странник внимательно, но незаметно
осмотрел окрестности. Память, на которую он уже не мог пожаловаться,
услужливо напомнила обо всем случившемся до потери сознания; внутренние часы
сразу же подсказали, что по другую сторону яви он пребывал не более десяти
минут.
Под ним по-прежнему находилось смятое покрывало. Солнце село; по небу
разливался стынущий розовый кисель закатной зари. Лейн в комнате вроде бы не
было.
Теперь предстояло прислушаться к собственным ощущениям, весьма
неприятным, если не сказать больше. У него адски болела голова! Бригада
усердных тружеников под черепом взламывала асфальт пневматическими молотками
и тут же укладывала новый. Сколько будут продолжаться эти дорожные работы и
что послужило их причиной? Слишком близкое общение с Лейн? Это его не
порадовало. Если такое будет продолжаться каждый раз, то можно лезть головой
в петлю... Правильно говорил доктор Хэмпсфорд -- пора бросать!
Боковым зрением он внезапно уловил что-то движущееся и, скосив глаза,
увидел Лейн. Она сидела на постели, попрежнему нагая, кожа ее лоснилась от
пота. Напряжение в глазах и головная боль заставили его застонать; этого
было достаточно, чтобы женщина поняла -- гость приходит в себя.
Голова Блейда тотчас оказалась у нее на коленях, пальцы нежно зарылись
в его волосы. Странник готов был уже, расслабившись, полностью отдаться во
власть этих рук, как вдруг что-то заставило его насторожиться.
Снова предчувствие опасности, древний звериный инстинкт, спас ему
жизнь.
В угасающем свете что-то блеснуло металлом в руке женщины -- тонкая
стальная игла приближалась к шее Блейда. Превозмогая боль в голове и ломоту
в суставах, он поднялся -- резко, рывком. Не ожидавшая этого Лейн почти не
сопротивлялась. Как и две недели назад, сильные пальцы странника стиснули ее
шею, другой рукой он перехватил тонкое запястье; после недолгой борьбы
кусочек острой стали оказался у него на ладони.
Чтобы удержать вырывающуюся женщину, он придавил ей коленом живот,
нисколько не заботясь об ощущениях Лейн и проклиная только вновь
поднимавшееся желание; оно заставляло рабочих греметь молотками еще
ожесточеннее, застилало взор багровой пеленой. Пальцы левой руки сжали
подбородок женщины, правая приблизила иглу к ее шее -- точно туда, где она
должна была бы проткнуть его собственную кожу. Лейн в ужасе выгнулась дугой.
-- Не нравится? -- сквозь зубы выдавил Блейд. -- Что это? Ну, говори!
-- Лекарство... снотворное...
-- Не лги, если хочешь остаться живой!
Игла придвинулась ближе.
-- Это... яд... сильнодействующий яд... -- еле выговорила она.
Лейн, похоже, отказалась от сопротивления, и странник слегка ослабил
хватку, чтобы дать ей вздохнуть.
-- Меня... меня заставили...
-- Кто?
-- Меня заставили, -- повторила она.
-- Кто? Кто, я спрашиваю?
И в этот момент Блейд почувствовал шаги -- именно почувствовал, а не
услышал. Еще не до конца понимая, в чем дело, он скатился с женского тела,
нырнув за диван. Портьеры, скрывающие дверь, раздвинулись, Лейн приподнялась
на локтях, и тут он услышал знакомый свист.
Когда тот прекратился, Блейд выглянул из своего укрытия.
Все было кончено. Лейн медленно оседала на кровать; вместо живота и
груди у нее было кровавое месиво. Кровь заливала все вокруг, но была почти
незаметна -- красная на красном...
-- Кто велел меня убить? -- он приблизил ухо к ее губам.
Женщина застонала.
-- Нет... не могу... нет...
-- Кто велел меня убить? -- медленно и раздельно повторил Блейд.
Бледные губы Эрлин Лейн шевельнулись:
-- Я так больше не могу... Власть... Эгван... Не могу...
Заря погасла.
День кончился.
* * *
Стараясь не испачкаться в крови, Блейд сорвал с карниза тяжелую гардину
и укрыл ею нагое тело женщины. Он не удержался и провел рукой по ее щеке:
жизнь вместе с кровью покинула плоть, сделав кожу восковой и нечеловечески
бледной; Лейн ухе начала холодеть. Рядом с ее растрепавшимися короткими
волосами странник нашел и иглу -- маленький кусочек стали с тяжелой головкой
на конце. Подумав немного, он решил забрать ее с собой. Пригодится.
Потом он кое-как добрался до ванной и, смывая кровь, начал прикидывать,
чью же дорогу перебежал на сей раз.
Эрлин Лейн не скрывала, что работает на ведомство Джеббела; кроме того,
этот факт самое подтвердил журналист, Гаген Торн. Плохо, что она так и не
смогла ответить, кто же распорядился разделаться с гостем из иного мира...
кому он помешал. Но Лейн, собираясь лишить его жизни, пусть и нечаянно, но
спасла его, защитив своим телом от смертоносного оружия. Странник почти не
сомневался, что неведомый убийца приходил именно по его душу, и только
полутьма в комнате заставила его выстрелить по первому попавшемуся телу.
Удивительно, что он даже не подошел проверить результаты своей работы! Да,
прав Дайн Джеббел: профессиональное искусство тайных агентов Эрде оставляет
желать лучшего...
Еще Блейд думал о том, что если бы ему удалось захватить убийцу,
появился бы дальнейший след, но... Но что предаваться пустым сожалениям? Он
не мог преследовать таинственного преступника -- не только без оружия, но и
без одежды. Риск был слишком велик.
Постепенно вода смыла с его кожи кровь, потом пот; наконец, ушло и
напряжение. Вытеревшись найденным халатом Лейн, он вернулся в комнату, где
разыгралась кровавая драма, и осмотрел свою одежду.
Она, вроде, была не испачкана. Стараясь оставить ее чистой, Блейд
осторожно вышел в коридор и там натянул рубаху, брюки и башмаки. Оглядев
пол, он не обнаружил следов; хотя покушение оказалось неудачным, о
собственной безопасности убийца побеспокоился.
Вероятно, решил Блейд, все произошедшее -- дело рук Джеббела либо
агентов с Юго-Запада. Удобный повод исчезнуть, скрыться и от одного, и от
других! Сейчас он гораздо лучше ориентировался в местных условиях, чем две
недели назад, так что побег не грозил скорым провалом. Кроме того, он
полагал, что, возвратившись в Столицу, просто подпишет себе смертный
приговор без отсрочки исполнения.
Обдумав несколько вариантов, странник спустился в гараж, оставил там
свой персональный коммуникатор, потом выпустил из бака машины побольше
горючего, намочил в нем тряпку, отошел подальше и поджег. В дальнейших
результатах он мог не сомневаться -- поскольку, в отличие от местных
агентов, был настоящим профессионалом.
Затем Ричард Блейд покинул усадьбу своей мертвой возлюбленной и, под
затянутым осенними тучами небом Эрде, отправился в путь. Ветер бил ему в
лицо, за спиной разгоралось зарево пожара, грунтовая дорога тянулась на
север, петляя среди невысоких холмов.
По дороге, впрочем, он шел недолго -- до первой тропинки, змеившейся не
то в сторону моря, не то неведомо куда. Именно такая неопределенность и
нужна была сейчас Блейду, чтобы собраться с мыслями. Как будто специально,
ветер тоже изменил направление, по-прежнему охлаждая разгоряченное лицо
путника. Сейчас он нес с собой запахи моря, столь родные и привычные по
Дорсету; терпкий, пропитанный йодом аромат гниющих водорослей и горьковатый
-- мокрых известняковых скал.
На тропу стал медленно опускаться туман. А может, что облака,
приблизившись к самой земле, решили укрыть ее своим саваном?.. Неожиданно
стало значительно теплее. Блейд брел как будто в сером молоке, озаряемом
неясными огнями вдали и пожаром, что бушевал на вилле -- в прибежище любви,
едва не обернувшемся смертельной ловушкой.
Когда тропку под ногами совсем не стало видно, странник опустился на
землю и, прикрывшись плащом, заснул.
* * *
Пронзительный крик, гоготание и клекот заставили его пробудиться еще до
рассвета. А может, этому поспособствовали сырость и холод -- или кошмары,
которым днем в памяти не остается места. Какая, впрочем, разница?
Поеживаясь, Блейд открыл глаза: вокруг по-прежнему плавал грязно-серый
туман. Изредка из него выныривали, пронзительно призывая кого-то, большие
черно-белые птицы, похожие на земных чаек. И снова, прилетев ниоткуда,
исчезали в никуда...
Вдруг в памяти всплыли строки -- стихи, которые он написал давно, еще в
студенческие времена. Сейчас он не помнил, кому они посвящались. Возможно,
то была Мод?..
А ветер гонит вперед и вперед,
А волны толкают назад,
Не знаю, в какой войти хоровод,
Но я не вернусь, не вернуть туда,
куда смотрит твой взгляд
Во взгляде том свечи горят и снег,
И память о прошлом дне.
И я бегу, бегу целый век,
А память за мной -- на коне...
И я бы вернулся туда опять.
Да только не знаю -- как.
Ведь время, увы, не движется вспять,
И ждет меня мой маяк..
Он никогда не отпустит меня,
И буду к нему я ползти,
И руки твои вспоминать всегда,
Пока не пройду пути...
Странник поднялся на ноги.
-- Пока не пройду пути... -- вслух повторил он.
Потом немного попрыгал на месте, чтобы согреться и разогнать кровь в
затекших мышцах. Ветер гнал на него теплые волны тумана. Время от времени
мгла почти рассеивалась, и тогда можно было различить покрытые то ли лесом,
то ли кустарником холмы; иногда вновь становилась густой -- такой, что,
казалось, ею можно наполнять бочки и продавать по двадцать шиллингов за
галлон.
Тропа постепенно спускалась все ниже и ниже, и Блейд понял, что
двигается к морю. Память услужливо (сейчас она работала как часы) выдала
карту. Получалось, что за ночь он прошел где-то около пятнадцати миль.
Еще несколько поворотов, и Блейд действительно уловил мерный рокот --
вечный гекзаметр морской стихии. А еще два десятка шагов привели его к
крутому обрыву. Если бы не рассеявшийся на пару минут туман, карьера его тут
бы и закончилась, но Бог и судьба были милостивы к Ричарду Блейду, полагая,
что срок его еще не пришел.
Не доходя нескольких шагов до края он остановился, потом поискал вокруг
глазами подходящее сиденье.
Обнаруженная им глыба оказалась куском известняка, над которым ветер,
вода и солнце поработали достаточно, чтобы сделать его более или менее
гладким. Умостившись на этом валуне, Блейд невольно повторил позу знаменитой
статуи Родена.
И вновь вернулся к своим невеселым мыслям.
-- Пока не пройду пути... -- повторил он в который уже раз.
Мысли, которые раньше не часто тревожили его, снова закружились в
голове.
Иногда он задумывался о том, чего же достиг за свою жизнь, которой
немного оставалось до полувека. На своем пути он встречал удивительное,
великое и страшное; он посетил две дюжины миров, и что же? В чем-то
большинство из них было удручающе похожи один на другой... Власть
принадлежала сильным, поэтому он старался оказаться в их числе. Слабые же
подчинялись; иногда он помогал им, стараясь, чтобы они стали сильнее, но все
рано или поздно возвращалось на круги своя. Мир в целом это ничуть не
изменяло.
Он искал забвения в любви. Настоящей любви! Он пытался увидеть в
женщине не партнера на ночь, а существо, достойное его уважения. И что из
этого получилось? Те, кто были дороги ему, исчезли, остались в мирах иных,
за гранью реальности; тогда как на Земле... Там слишком многое
забаррикадировало дорогу к простому человеческому счастью, и обойти завалы
не представлялось возможным.
Нет, с земными женщинами ему не везло; даже за приемной дочерью, за
малышкой Астой, пришлось отправиться в Киртан! Впрочем, и в мирах иных не
все проходило гладко -- взять хотя бы Эрлин Лейн...
Он так до конца и не мог понять ее. Она продавала его Джеббелу, была
готова убить его, но не сумела хладнокровно этого сделать, пока он валялся
без сознания, одурманенный каким-то зельем. Еще меньше он разбирался в своих
чувствах к ней. Их связь началась по расчету, и вначале ее фундаментом была
одна физиология; но не обрели ли они нечто большее? Не стал бы он иначе
срываться с места по ее зову...
Снова в памяти зазвучали строки, мерные, чеканные... Джеймс Стивенс...
Я взращен сам собою,
Я силен сам собою,
Мудрецам и невеждам
Душу я не открою.