Дальше были бесконечные коридоры, хмурые лица, выглядывающие из дверей.
Почему-то страннику казалось, что он уже однажды видел это, но воспоминание
пролетело, словно порыв ветра. Дорога, которой его вели, шла вниз.
Кабинет, в котором он наконец очутился, был невелик. Низкие столы и
стулья, телевизор -- или что-то очень на него похожее. В аппарате,
возвышавшемся на одном из столов, можно было узнать персональный компьютер.
Дайн Джеббел закрыл за вошедшим дверь, охранники остались снаружи.
Только теперь чиновник соизволил разжать губы:
-- Можете сесть.
Сам он остался стоять, потом принялся прохаживаться вдоль пустоватой
задней стены. Окна тут не было -- комната явно находилась под землей. Она не
производила впечатления постоянного кабинета; на ней лежал отпечаток
какой-то необжитости, временности. Скорее всего, это помещение
предназначалось для допросов или чего-то подобного.
Хозяин, наконец, оторвал взгляд от созерцания желто-серой стены:
-- Неужели вам нечего сказать мне, Эгван?
Странник в ответ пожал плечами. Дайн, как будто не заметив этого жеста,
продолжал:
-- Я вполне допускаю, что у вас действительно была частичная или полная
потеря памяти. Но сейчас вы явно пользуетесь этим в своих интересах.
Голос собеседника казался отстраненно далеким, холодным, лишенным
всяких интонаций.
-- Вас выследили в первые же минуты -- значит, ваша игра не то что
проиграна, она просто не состоялась. Вам совершенно бессмысленно запираться;
вряд ли теперь ваши начальники помогут вам выбраться отсюда. Только
сотрудничество с правительством даст гарантию благополучного исхода.
Эгван не многое понял из этого монолога; ему было ясно одно -- его
обвиняли в шпионаже в пользу какой-то из подчиненных центральному
правительству директорий. Возможно, если б он знал, в чью именно, он
чистосердечно признался в этом.
Тем временем хозяин кабинета, видимо, исчерпав все свои аргументы,
решил перейти от слов к действиям.
-- Что ж, милейший Эгван, если вы не хотите побеседовать добровольно,
придется вам помочь.
Он дотронулся до одной из клавиш на столе.
Почти сразу же в распахнувшуюся дверь вкатилось высокое кресло на
колесиках -- первая нормальная мебель, которую странник увидел на Эрде.
Эгван еще успел удивиться, почему ему кажутся неудобными и нелепыми сиденья
этого мира, но вскоре произошло такое, что заставило забыть о подобных
мелочах.
Сильный толчок заставил его опуститься в кресло. Умелые руки стянули
запястья, лодыжки и грудь мягкими, но прочными пластмассовыми лентами. Потом
стали опутывать тело проводами, подключая их к контактам, которые были вшиты
под кожу еще в больнице.
...Яркая лампа направлена прямо в лицо, укрыться от ее света
невозможно. Даже если плотно сжать веки, она продолжает светить сквозь них,
медленно сжигая сетчатку. И не повернуть головы.
В лучах ее блестит шприц. Холодное прикосновение стали к руке...
Мертвенный холод заливает тело, достигая плеча, груди, спускаясь к
желудку. Когда эта волна проникает в мозг, в кресле сидит уже не человек --
говорящая игрушка, готовая ответить на любой вопрос.
И тут странник понимает, что снова находится на грани смерти.
И снова, как раньше, сознание возвращается толчками. Он то
приближается, то удаляется от центра Вселенной, галактики несутся в немом
круговороте, умирая и возрождаясь каждый миг.
Первым, что он увидел, было лицо Джеббела. Но теперь на него смотрели
глаза, полные изумления, любопытства и страха. Хорошо, что хоть эти эмоции
размягчили каменные черты...
Лампа была погашена, ремни -- сняты. Двое в голубоватых накидках, с
трудом удерживая в руках грузное тело, положили его на появившийся откуда-то
диван. Чуть позже странник понял, что находится уже не в той комнате, где
начинался допрос.
Дайн Джеббел исчез, зато появился поднос с едой -- впрочем, столь же
безвкусной, как и раньше.
И тут он сделал великое открытие, потрясшее его. Он думал о себе, об
Эгване, человеке без прошлого, пришельце издалека; внезапно он понял, что то
было не его имя. Скорее всего, не имя вообще -- не из тех имен, что
показались бы ему привычными.
Еще одно безумное усилие -- и он вспомнил, как его зовут.
Ричард Блейд!
В голове словно взорвался пылающий шар, но цена, заплаченная за это
воспоминание, не выглядела высокой. Он попытался припомнить что-нибудь еще,
однако двери кладовой, с таким трудом выпустившие эти два слова,
захлопнулись намертво.
Ричард Блейд со стоном стиснул виски руками.
Дни продолжали тянуться бесконечно -- серые, нудные, ничем не
отличавшиеся друг от друга. Приятным было лишь то, что на допросы больше не
возили. Правда, несколько изменилась тематика разговоров с Эрлин; ее
почему-то гораздо больше стали интересовать технические вопросы, причем в
подробностях, доступных лишь специалисту. И еще Блейд заметил, что она
начала носить с собой магнитофон. Все это казалось странным, но ни к каким
определенным выводам он не пришел. По-видимому, он являлся чем-то вроде
футбольного мяча, используемого в некой политической игре. Кроме имени и
немногих отрывочных воспоминаний, сказать о себе он ничего не мог. И ему
смертельно не хватало информации!
Решение использовать Эрлин зрело давно; вопрос состоял лишь в том, как
сделать это с максимальной пользой. То, что она неравнодушна к нему, Блейд
заметил еще в первые дни, как только вернулось осознание собственного "я".
Теперь предстояло заставить ее раскрыться, проявить более сильные эмоции.
Если это удастся -- союзник, а точнее, союзница, будет у него в руках. В
прямом и переносном смысле.
Подходящий момент наступил довольно скоро.
Однажды во время утреннего осмотра (они продолжали проходить как
обычно), Эрлин замещала дежурного врача. Вместо того, чтобы стоять голым, в
полной неподвижности, Блейд легким движением приобнял ее за плечи.
Ответа ждать пришлось недолго: ее жадные губы тут же нашли его рот.
Пальцы Блейда двинулись вниз, по застежке халатика, руки Эрлин зарылись в
его волосы. Он поднял женщину, прижимая к груди.
Ее тело на руках Блейда расслабилось, обмякло, и он осторожно положил
Эрлин на свое низкое ложе. Стараясь не сделать ей больно, он с нежностью
гладил ее бархатистую кожу, целовал глаза... Потом, скользнув губами по
гладкой шее, нащупал ушко.
Вновь странная тень воспоминания промелькнула перед мысленным взором,
но он успел лишь шепнуть слово, так и не уловив его смысла: "Гвенделайн..."
Нельзя сказать, чтобы Эрлин не нравилось то, что он делал, но женщина
не пыталась сама проявить инициативу, предоставив все на усмотрение
пациента. Скорее всего, подумал Блейд, она не имела в свое время хорошего
наставника. Что ж, он поможет ей наверстать упущенное...
Осторожно перевернувшись вместе с ней на спину, он заставил женщину
двигаться поэнергичнее. Она быстро попала в такт, и Блейд понял -- еще
нескольких занятий, и молодой врач сама сможет научить кого угодно любовным
премудростям. Внезапно до него дошло, что и сам он -- в своей прошлой жизни
-- был близок со многими женщинами.
Но как воспользоваться этой информацией, он еще не знал.
Некоторое время они занимались любовной игрой, но вскоре странник
почувствовал, что терпение его на исходе; страсть наконец нашла выход. Он
заметил, что движения Эрлин потеряли ритм, стали беспорядочными; его фаллос
до предела проник в ее лоно. В момент кульминации он подался вперед и вверх
-- женщина на нем застонала.
Они еще лежали рядом несколько минут, учащенно дыша, не в силах
пошевелиться.
Наконец Блейд произнес:
-- Надеюсь, тебе было приятно...
Эрлин ничего не ответила.
Она встала, оделась и, так и не сказав ни слова, покинула комнату.
В этот вечер она не пришла. Блейд долго гадал, какую же реакцию вызвало
утреннее происшествие, однако ни к какому разумному выводу прийти не смог.
На следующее утро не было даже обычного осмотра -- лишь после обеда
заглянула сестра, доставившая ему пакет с одеждой. Полагая, что его опять
повезут на допрос к Джеббелу, странник одевался неохотно, стараясь потянуть
время. Однако вскоре в комнату торопливо вошла разгоряченная Эрлин;
запыхавшись, она стала объяснять ему, что Дайн Джеббел разрешил поселить
"Эгвана" в городе, надеясь, что восстановление памяти там будет проходить
успешней. Когда Блейд спросил, какое отношение имеет к медицине Департамент
Государственных Перевозок, лицо женщины вдруг посерело. Пролепетав что-то о
том, что Джеббел очень уважаемый человек, она вышла из комнаты, звонко
хлопнув дверью.
Позже, уже в машине, Блейд по трясущимся уголкам губ, по темным
дорожкам расплывшейся косметики понял, что она плакала, однако связать этот
факт со своим вопросом не смог. Что ее так напугало? Что расстроило? Он
терялся в догадках.
Их машина ехала по общей магистрали. Выходило это значительно
медленнее, чем раньше; нельзя сказать, что "пробки" были столь уж велики, но
огромное количество машин на улицах заставляло двигаться осторожнее, то и
дело снижая скорость.
Блейд в тайне надеялся, что Эрлин поселит его у себя, но вышло
по-иному. Машина вскоре затормозила перед огромным зданием транспортного
департамента. Правда, спускаться в подземелье под ним не пришлось -- они
прошли в кабинет какого-то чиновника. Хотя перед дверями скопилась большая
очередь, Блейда и его спутницу пропустили сразу.
В комнате, кроме хозяина, находился и Дайн Джеббел. Он представил
"Эгвана", добавил несколько непонятных фраз о том, что "он именно тот
человек, о котором я рассказывал..." и попросил позаботиться о жилье.
Просьба эта прозвучала скорее приказом; сидевший за столом человек, тут же
начал куда-то звонить, подолгу разговаривая на непонятные темы, то
подобострастно улыбаясь, то грозя кому-то.
Наконец дело было улажено. Чиновник назвал Джеббелу какой-то адрес, и
тот задал непонятный вопрос:
-- Это наша квартира?
-- Да, да, конечно.
-- Значит, человек там есть?
-- Когда вы появитесь, он там будет.
-- Надеюсь, что так.
Дайн Джеббел встал, давая взглядом понять, что судьба Ричарда Блейда
находится в надежных руках.
Дальше они ехали на государственной машине -- выходило это гораздо
быстрее. Промчались через центр города -- беспорядочное нагромождение
обшарпанных и ветхих зданий, разбросанных на острове посреди реки. Вода, как
про себя отметил Блейд, казалась довольно чистой.
За рекой потянулись однообразные кварталы огромных высотных зданий,
похожих друг на друга как братья-близнецы; их унылые шеренги бесконечным
строем уходили куда-то вдаль.
К одному из таких домов и подъехала машина. Таинственный "наш человек"
встречал их у самых дверец автомобиля. Это был широкоплечий громила, немного
уступающий Блейду в росте, но ,столь же широкоплечий и мощный. Правда, у
него намечалось небольшое брюшко, и это значило, что охранник начал терять
форму. На его лошадиной физиономии не промелькнуло ни единого проблеска
мысли. Впрочем, это и не требовалось; "наш человек" явно предназначался не
для решения задач по высшей математике.
Он протянул Блейду широкую потную ладонь:
-- Фэрл.
-- Эгван.
Странник пожал руку, так и не поняв, что это было -- имя, фамилия или
кличка.
Лифт поднял всех четверых куда-то под самую крышу. Эрлин не отставала.
"Эгван" не возражал против ее присутствия: хотя бы один человек, смотревший
на него с симпатией. В компании Фэрла и Джеббела ему было бы неуютно.
На лестнице чиновник Департамента Перевозок знаком отослал головореза,
прежде чем они добрались до нужной двери. Впрочем, охранник немедленно
скользнул в соседнюю.
Неожиданная заминка вышла с ключами -- ни у кого их не было. Блейд, не
растерявшись, толкнул дверь плечом и едва удержался на ногах -- она
оказалась незаперта. Оглянувшись, он увидел торчащую изнутри в замке связку.
Джеббел неодобрительно нахмурился, Эрлин едва сдерживала смех.
Они расположились на диване -- столь же низком, как и остальная мебель
на Эрде. Вернее, на диване сидели молодая женщина и новый жилец, Джеббел же
почти немедленно вскочил и возбужденно заметался по комнате, размахивая
руками; широкие рукава его черного костюма взлетали крыльями хищной птицы.
Вероятно, чиновник имел привычку говорить на ходу.
-- Эгван, руководство Директории пришло к выводу, что для дальнейшего
лечения вам необязательно находиться в клинике. Поэтому мы разместим вас,
возможно, -- временно, здесь. Человек, которого вы уже видели, будет одним
из ваших охранников. Так как память ваша еще не до конца восстановилась, то
выходить из дома вы можете только в его сопровождении или вместе с Эрлин
Лейн. Она остается вашим лечащим врачом. Каждую неделю вы будете проходить
осмотр в клинике. И, возможно, она будет иногда навещать вас здесь.
По тому, как загорелись щеки женщины, Блейд понял, что вероятность
этого события равна единице.
Между тем Джеббел продолжал:
-- Если вы вспомните что-нибудь, что покажется вам важным, немедленно
сообщайте ей. В любое время дня или ночи! -- Эрлин покорно кивнула. -- Всем
необходимым вас будет снабжать охранник. Код его вызова и код доктора Лейн
записаны напрямую в коммуникаторе квартиры. Вопросы есть?
-- Скажите, в чем меня обвиняют?
Дайн Джеббел вздрогнул, потом оглушительно расхохотался и сообщил,
уставившись на своего подопечного темными зрачками:
-- Если бы вас в чем-то обвиняли, вы бы уже месили хлореллу в чанах
Овезарра или где-нибудь похуже... Скажем, так: Директория рассматривает вас
как... как свидетеля. Очень важного свидетеля! -- Он сделал
многозначительную паузу, -- Ну? Что еще?
-- Будут ли допросы в Департаменте Перевозок?
Хотя вопрос этот Блейд задал скорее с целью позлить Джеббела, как ни
странно, чиновник ответил даже на него:
-- Решение по данному поводу еще не принято, но я не исключаю, что
такие беседы могут понадобиться.
Не попрощавшись и не сказав ни слова больше, Дайн Джеббел вышел. Слышно
было, как он звонит в квартиру охранника.
Блейд призадумался. Трудно было предположить, чтобы столь высокий
чиновник лично занимался размещением "Эгвана" не преследуя каких-то
серьезных целей. Неужели он стал настолько важной фигурой, что контакт с ним
нельзя доверить подчиненным? Вероятно, так, решил странник, и поднялся; ему
хотелось получше изучить свое новое жилище.
* * *
Эрлин оказалась не только приятной партнершей в постели, быстро
запоминающей все новые уроки; в неофициальной обстановке она была неплохой
собеседницей и отличной хозяйкой -- по крайней мере, еда, приготовленная ею,
имела вкус.
Она старалась бывать у "Эгвана" почаще -- обычно это случалось раза два
в неделю. После каждого осмотра в клинике она заезжала к Блейду домой, где
обычно оставался на ночь.
Политикой она, правда, интересовалась мало. Во всяком случае, если
Эрлин лишь изображала подобное отсутствие интереса, то получалось это у нее
неплохо. Зато теперь обнаружилось изобилие газет, которые стали для
изголодавшегося по информации Блейда настоящим кладом. Из своих наблюдений,
газетных комментариев и теленовостей он получил подтверждение того, что
Центральная Директория удерживается от развала исключительно контролем над
транспортной сетью планеты. В ее руках находился не только воздушный флот и
морской транспорт, но и авиастроительные заводы и верфи. Довершала все это
хроническая нехватка топлива, не позволявшая отдельным директориям развивать
подобные отрасли у себя. Все шельфовые месторождения, естественно,
контролировал вездесущий Департамент Государственных Перевозок. Теперь
становилось понятным огромное влияние этого ведомства. Подмявший под себя
все остальные отрасли -- как, впрочем, и само правительство, -- он де-факто
контролировал экономику всей планеты.
Блейд уже догадывался, что его судьба каким-то образом связана со
зреющим тут кризисом. Понимание это еще не переросло в цельную картину или,
тем более, в некую программу действий. Он не знал, что должен делать -- и
должен ли делать что-то вообще. К нему все чаще приходило ощущение того, что
он являлся раньше человеком сильным и волевым, но странник не мог вспомнить,
чем занимался до амнезии. Это раздражало -- как и вынужденное безделье.
Он попробовал сам, без помощи Эрлин, разгрести завалы на путях в
прошлое. Он взял лист бумаги и попытался, как часто советовала молодая
женщина, написать все, что вспомнится о детстве. Такая работа вымотала его
за час, но результат оказался смехотворным -- пол-листа, исписанные крупным
размашистым почерком.
Блейда поразило, как мало он знает о том месте, где появился на свет.
Из памяти уплыли все географические подробности, и когда он попробовал
составить список известных ему наименований, тот получился настолько
коротким, что хватило оставшейся половины листа. Увы, за исключением
нескольких странных слов, всю прочее он услышал в выпусках теленовостей;
достаточно было одного взгляда на карту Эрде, чтобы убедиться в том, что
никакой системы эти местности и города не образуют.
Правда, в списке составленных Блейдом названий встречались и такие,
каких ему не удалось разыскать ни в одном атласе. Когда он спросил у Эрлин,
она тоже призналась, что слышит о них впервые. Едва он задал этот вопрос,
как девушка засуетилась и нашла какой-то предлог, чтобы позвонить. Странник
не знал, кто дежурит на другом конце линии (экран был закрыт чем-то темным),
но понял, что его врач докладывает об их недавнем разговоре. И тогда он
решил не посвящать ее больше в свои эксперименты.
Потому что среди названий, которые он вспомнил, одно означало его
родину: Ковентри.
Дальше дело пошло легче. Внезапно Блейд почувствовал необоримую тягу к
рисованию. "Возможно, -- задавался он вопросом, -- раньше я был художником?"
Абсолютно расслабившись и не думая ни о чем, он пытался изобразить на бумаге
то, чего не мог выразить словами.
Чаще всего рисунки эти годились лишь для мусорного ведра, но иногда
карандаш или краски давали ему возможность ухватиться за ускользающую мысль,
и тогда появлялись дома, столь непохожие на уродливые бетонные коробки
Столицы, словно они стояли на другой планете. Однажды таким же образом
появился портрет женщины, немолодой, но красивой. Высокие скулы, тонкий нос
с горбинкой, спокойный взгляд темных глаз... Позднее он не раз всматривался
в этот портрет, пока не понял, что видит лицо покойной матери...
Ко всем новым открытиям вскоре добавилось еще одно, пожалуй, самое
непонятное. Если за название родного города он мог принять любое красивое
сочетание звуков, если прототипом портрета матери могла послужить случайно
встреченная пожилая женщина с приятным лицом, то рисунок неизвестного
животного требовал иных объяснений.
Оно было слишком красивым, слишком живым, слишком могучим, чтобы
являться чистой фантазией!
На широко расправленных перепонках парило мощное и грациозное существо
-- мохнатое, рыжезолотое, с когтями, клыками, длинным хвостом и умным
взглядом небольших хитроватых глазок. И когда странник глядел на этого
зверя, в ушах его почему-то раздавался незнакомый звук -- ф-фа! ф-фа! Словно
летающий хищник с золотистой шкурой начинал дышать -- тяжело, гулко,
отрывисто.
Но, возможно, то была его кличка?
* * *
Вслед за появлением удивительного рисунка произошло сразу несколько
событий.
Однажды Лейн устроила у себя дома вечеринку. Ее двухэтажный коттедж
стоял на самой окраине, рядом со степью, в которой кое-где темнели рощи.
Особняк был довольно большим, так что места для гостей хватало.
В тот вечер в нем собралось забавное общество: несколько врачей,
включая хозяйку; журналист каких-то провинциальных теленовостей -- человек,
который явно старался казаться пьянее, чем был на самом деле; парочка
молодых ученых из медицинского центра -- судя по разговорам, они больше
занимались компьютерами и электроникой, чем живыми пациентами. Кроме того,
преувеличенно внимательное отношение друг к другу доказывало, что они --
гомики. Как уже знал Блейд, открытое выражение подобной связи на Эрде
каралось законом, причем -- довольно сурово.
Разговаривали за столом мало -- не находилось общих тем. Много ели,
слушали странный концерт какой-то странной заунывной музыки. Выпивка была
если не слишком качественная, то, по крайней мере, крепкая, поэтому пили
тоже много. На вечеринке царила атмосфера какой-то недосказанности,
недоговоренности, и все мало-помалу пытались найти утешение в бутылке.
Когда компания, на взгляд Блейда, оказалась достаточно под мухой, на
его плечо опустилась чья-то тяжелая ладонь. Даже сквозь ткань плотной
рубашки чувствовались узловатые мозолистые пальцы незнакомца и его уверенная
хватка.
-- Ч-что н-нужно? -- пробормотал Блейд осипшим от хмельного голосом.
Весь вечер он мужественно старался не отставать от остальных гостей и принял
немало.
-- Ш-ш-ш... -- мужчина поднес палец к губам, потом еще тише продолжил:
-- Пойдемте на улицу. Там мы сможем спокойно поговорить.
Мимо глупого пьяного смеха, мимо бессмысленного орущего телевизора,
через мрачную прихожую, они двинулись к лестнице, стараясь не попасться
никому на глаза.
В холле Блейд услышал какую-то возню. Что там происходило, было
непонятно, но они решили переждать. Кто-то стоял в дверном проеме на фоне
угасающего пламени заката, потом темная фигура скрылась; Блейд со своим
спутником выскользнули из здания.
Снаружи они остановились, зачарованные.
Солнце давно уже упало за горизонт, и лишь узкая полоска вечерней зари
отделяла темно-фиолетовое, уже усыпанное звездной пылью небо от черной, без
единого проблеска, степи. Наступил один из немногих ясных вечеров на
туманно-облачной Эрде.
-- Кто вы? -- наконец нарушил молчание Блейд, повернувшись к своему
безмолвному спутнику.
Тот не отвечал еще с минуту, но магия таинственного вечера уже была
разрушена безвозвратно.
-- Много выпили?
-- Не очень... во всяком случае, для меня...
-- Плохо. Не надо было пить совсем. Впрочем, это само по себе может
вызвать подозрения.
-- Вы хотите прочитать мне мораль? Что мне следует делать и чего не
следует? -- Блейд насторожился.
Его собеседник, казалось, не заметил резкого тона.
Розовая полоска, протянувшаяся вдоль горизонта, совсем исчезла; на
тротуаре кое-где блестели лужицы. Они находились на самой окраине города,
откуда равнина полого сбегала к невидимому за грядой холмов морю. На западе
начинало разгораться зарево неоновых реклам над далеким центром, но здесь,
на тихой улице, застроенной небольшими виллами, рядом с холмистой степью,
царила почти полная тьма. Блейд подумал, что еще ни разу не касалось его
дыхание мира Эрде, ее природы -- вот так, на расстоянии протянутой руки... С
того дня, когда он начал осознавать себя как личность, его надежно прятали
за стенами из кирпича и бетона.
-- Между прочим, нас представляли друг другу, -- напомнил собеседник,
-- но вы меня не запомнили... Я -- Торн. Гаген Торн, журналист. Свободный
журналист.
Действительно, после этого представления, слегка витиеватого и
старомодного, Блейд начал что-то припоминать. Он вгляделся в лицо
журналиста.
-- Значит, вы -- Гаген Торн... Хорошо. И что же вам нужно?
-- Нужно скорее не мне, а вам, -- уклончиво ответил тот.
-- Может быть, я сам решу, что мне нужно, а что нет?
-- Ну, я думаю, вам надо получить ответы на некоторые вопросы... --
Журналист упорно игнорировал его недружелюбный тон.
-- Ладно, -- странник на секунду задумался. -- Почему вы сказали, что я
не должен пить?..
-- Если вы так хотите, начнем с этого. -- Торн пожал плечами. -- Вам не
стоит пить хотя бы потому, что Лейн давно является осведомителем
Департамента Государственных Перевозок. А то, что у трезвого на уме -- у
пьяного на языке... Или, если вы еще не поняли, скажу прямо: ее вилла
прослушивается. Вопрос только, куда насовали микрофоны...
Блейд припомнил, как взволновалась его подруга, познакомившись со
списком -- с тем самым, где было слово "Ковентри". Кажется, она звонила
куда-то? Но что с того? Подозрения журналиста могли оказаться
безосновательными.
-- Разве Департамент имеет своих осведомителей? -- спросил он. -- В
конце концов, там занимаются транспортными проблемами... А Эрлин -- врач...
При чем тут она?
-- Спокойнее, мой друг, спокойнее. Даже если вы потеряли память -- что,
скорее всего, правда -- не надо строить из себя дурака. Вы читаете газеты и,
вероятно, уже поняли, что правительство -- это только креатура Департамента.
Блейд уцепился за первое, пропустив мимо ушей второе:
-- Откуда вы знаете, что я потерял память?
-- Мне сказала Лейн.
-- Вы ее хороший друг?
-- Если под этим понимается вопрос, сплю ли я с ней, то нет, --
журналист усмехнулся. -- Во всяком случае, не регулярно.
-- Понятно...
-- Ничего вам непонятно, -- с неожиданной резкостью произнес Торн. --
Вам ничего непонятно, и вы мечетесь из стороны в сторону, пытаясь найти себе
союзников.
-- Уж не предлагаете ли вы свою кандидатуру?
-- Не угадали. Готов честно признаться, что собираюсь использовать вас
в своих целях. Впрочем, сейчас это с вами делают все, кому не лень.
Странник тяжело опустился на уже успевший остыть тротуар.
-- В чем же тогда разница?
-- В том, что я прямо говорю вам об этом.
-- Хм-м... Во всяком случае, я не собираюсь давать ответ прямо сейчас.
Почему-то страннику казалось, что он уже однажды видел это, но воспоминание
пролетело, словно порыв ветра. Дорога, которой его вели, шла вниз.
Кабинет, в котором он наконец очутился, был невелик. Низкие столы и
стулья, телевизор -- или что-то очень на него похожее. В аппарате,
возвышавшемся на одном из столов, можно было узнать персональный компьютер.
Дайн Джеббел закрыл за вошедшим дверь, охранники остались снаружи.
Только теперь чиновник соизволил разжать губы:
-- Можете сесть.
Сам он остался стоять, потом принялся прохаживаться вдоль пустоватой
задней стены. Окна тут не было -- комната явно находилась под землей. Она не
производила впечатления постоянного кабинета; на ней лежал отпечаток
какой-то необжитости, временности. Скорее всего, это помещение
предназначалось для допросов или чего-то подобного.
Хозяин, наконец, оторвал взгляд от созерцания желто-серой стены:
-- Неужели вам нечего сказать мне, Эгван?
Странник в ответ пожал плечами. Дайн, как будто не заметив этого жеста,
продолжал:
-- Я вполне допускаю, что у вас действительно была частичная или полная
потеря памяти. Но сейчас вы явно пользуетесь этим в своих интересах.
Голос собеседника казался отстраненно далеким, холодным, лишенным
всяких интонаций.
-- Вас выследили в первые же минуты -- значит, ваша игра не то что
проиграна, она просто не состоялась. Вам совершенно бессмысленно запираться;
вряд ли теперь ваши начальники помогут вам выбраться отсюда. Только
сотрудничество с правительством даст гарантию благополучного исхода.
Эгван не многое понял из этого монолога; ему было ясно одно -- его
обвиняли в шпионаже в пользу какой-то из подчиненных центральному
правительству директорий. Возможно, если б он знал, в чью именно, он
чистосердечно признался в этом.
Тем временем хозяин кабинета, видимо, исчерпав все свои аргументы,
решил перейти от слов к действиям.
-- Что ж, милейший Эгван, если вы не хотите побеседовать добровольно,
придется вам помочь.
Он дотронулся до одной из клавиш на столе.
Почти сразу же в распахнувшуюся дверь вкатилось высокое кресло на
колесиках -- первая нормальная мебель, которую странник увидел на Эрде.
Эгван еще успел удивиться, почему ему кажутся неудобными и нелепыми сиденья
этого мира, но вскоре произошло такое, что заставило забыть о подобных
мелочах.
Сильный толчок заставил его опуститься в кресло. Умелые руки стянули
запястья, лодыжки и грудь мягкими, но прочными пластмассовыми лентами. Потом
стали опутывать тело проводами, подключая их к контактам, которые были вшиты
под кожу еще в больнице.
...Яркая лампа направлена прямо в лицо, укрыться от ее света
невозможно. Даже если плотно сжать веки, она продолжает светить сквозь них,
медленно сжигая сетчатку. И не повернуть головы.
В лучах ее блестит шприц. Холодное прикосновение стали к руке...
Мертвенный холод заливает тело, достигая плеча, груди, спускаясь к
желудку. Когда эта волна проникает в мозг, в кресле сидит уже не человек --
говорящая игрушка, готовая ответить на любой вопрос.
И тут странник понимает, что снова находится на грани смерти.
И снова, как раньше, сознание возвращается толчками. Он то
приближается, то удаляется от центра Вселенной, галактики несутся в немом
круговороте, умирая и возрождаясь каждый миг.
Первым, что он увидел, было лицо Джеббела. Но теперь на него смотрели
глаза, полные изумления, любопытства и страха. Хорошо, что хоть эти эмоции
размягчили каменные черты...
Лампа была погашена, ремни -- сняты. Двое в голубоватых накидках, с
трудом удерживая в руках грузное тело, положили его на появившийся откуда-то
диван. Чуть позже странник понял, что находится уже не в той комнате, где
начинался допрос.
Дайн Джеббел исчез, зато появился поднос с едой -- впрочем, столь же
безвкусной, как и раньше.
И тут он сделал великое открытие, потрясшее его. Он думал о себе, об
Эгване, человеке без прошлого, пришельце издалека; внезапно он понял, что то
было не его имя. Скорее всего, не имя вообще -- не из тех имен, что
показались бы ему привычными.
Еще одно безумное усилие -- и он вспомнил, как его зовут.
Ричард Блейд!
В голове словно взорвался пылающий шар, но цена, заплаченная за это
воспоминание, не выглядела высокой. Он попытался припомнить что-нибудь еще,
однако двери кладовой, с таким трудом выпустившие эти два слова,
захлопнулись намертво.
Ричард Блейд со стоном стиснул виски руками.
Дни продолжали тянуться бесконечно -- серые, нудные, ничем не
отличавшиеся друг от друга. Приятным было лишь то, что на допросы больше не
возили. Правда, несколько изменилась тематика разговоров с Эрлин; ее
почему-то гораздо больше стали интересовать технические вопросы, причем в
подробностях, доступных лишь специалисту. И еще Блейд заметил, что она
начала носить с собой магнитофон. Все это казалось странным, но ни к каким
определенным выводам он не пришел. По-видимому, он являлся чем-то вроде
футбольного мяча, используемого в некой политической игре. Кроме имени и
немногих отрывочных воспоминаний, сказать о себе он ничего не мог. И ему
смертельно не хватало информации!
Решение использовать Эрлин зрело давно; вопрос состоял лишь в том, как
сделать это с максимальной пользой. То, что она неравнодушна к нему, Блейд
заметил еще в первые дни, как только вернулось осознание собственного "я".
Теперь предстояло заставить ее раскрыться, проявить более сильные эмоции.
Если это удастся -- союзник, а точнее, союзница, будет у него в руках. В
прямом и переносном смысле.
Подходящий момент наступил довольно скоро.
Однажды во время утреннего осмотра (они продолжали проходить как
обычно), Эрлин замещала дежурного врача. Вместо того, чтобы стоять голым, в
полной неподвижности, Блейд легким движением приобнял ее за плечи.
Ответа ждать пришлось недолго: ее жадные губы тут же нашли его рот.
Пальцы Блейда двинулись вниз, по застежке халатика, руки Эрлин зарылись в
его волосы. Он поднял женщину, прижимая к груди.
Ее тело на руках Блейда расслабилось, обмякло, и он осторожно положил
Эрлин на свое низкое ложе. Стараясь не сделать ей больно, он с нежностью
гладил ее бархатистую кожу, целовал глаза... Потом, скользнув губами по
гладкой шее, нащупал ушко.
Вновь странная тень воспоминания промелькнула перед мысленным взором,
но он успел лишь шепнуть слово, так и не уловив его смысла: "Гвенделайн..."
Нельзя сказать, чтобы Эрлин не нравилось то, что он делал, но женщина
не пыталась сама проявить инициативу, предоставив все на усмотрение
пациента. Скорее всего, подумал Блейд, она не имела в свое время хорошего
наставника. Что ж, он поможет ей наверстать упущенное...
Осторожно перевернувшись вместе с ней на спину, он заставил женщину
двигаться поэнергичнее. Она быстро попала в такт, и Блейд понял -- еще
нескольких занятий, и молодой врач сама сможет научить кого угодно любовным
премудростям. Внезапно до него дошло, что и сам он -- в своей прошлой жизни
-- был близок со многими женщинами.
Но как воспользоваться этой информацией, он еще не знал.
Некоторое время они занимались любовной игрой, но вскоре странник
почувствовал, что терпение его на исходе; страсть наконец нашла выход. Он
заметил, что движения Эрлин потеряли ритм, стали беспорядочными; его фаллос
до предела проник в ее лоно. В момент кульминации он подался вперед и вверх
-- женщина на нем застонала.
Они еще лежали рядом несколько минут, учащенно дыша, не в силах
пошевелиться.
Наконец Блейд произнес:
-- Надеюсь, тебе было приятно...
Эрлин ничего не ответила.
Она встала, оделась и, так и не сказав ни слова, покинула комнату.
В этот вечер она не пришла. Блейд долго гадал, какую же реакцию вызвало
утреннее происшествие, однако ни к какому разумному выводу прийти не смог.
На следующее утро не было даже обычного осмотра -- лишь после обеда
заглянула сестра, доставившая ему пакет с одеждой. Полагая, что его опять
повезут на допрос к Джеббелу, странник одевался неохотно, стараясь потянуть
время. Однако вскоре в комнату торопливо вошла разгоряченная Эрлин;
запыхавшись, она стала объяснять ему, что Дайн Джеббел разрешил поселить
"Эгвана" в городе, надеясь, что восстановление памяти там будет проходить
успешней. Когда Блейд спросил, какое отношение имеет к медицине Департамент
Государственных Перевозок, лицо женщины вдруг посерело. Пролепетав что-то о
том, что Джеббел очень уважаемый человек, она вышла из комнаты, звонко
хлопнув дверью.
Позже, уже в машине, Блейд по трясущимся уголкам губ, по темным
дорожкам расплывшейся косметики понял, что она плакала, однако связать этот
факт со своим вопросом не смог. Что ее так напугало? Что расстроило? Он
терялся в догадках.
Их машина ехала по общей магистрали. Выходило это значительно
медленнее, чем раньше; нельзя сказать, что "пробки" были столь уж велики, но
огромное количество машин на улицах заставляло двигаться осторожнее, то и
дело снижая скорость.
Блейд в тайне надеялся, что Эрлин поселит его у себя, но вышло
по-иному. Машина вскоре затормозила перед огромным зданием транспортного
департамента. Правда, спускаться в подземелье под ним не пришлось -- они
прошли в кабинет какого-то чиновника. Хотя перед дверями скопилась большая
очередь, Блейда и его спутницу пропустили сразу.
В комнате, кроме хозяина, находился и Дайн Джеббел. Он представил
"Эгвана", добавил несколько непонятных фраз о том, что "он именно тот
человек, о котором я рассказывал..." и попросил позаботиться о жилье.
Просьба эта прозвучала скорее приказом; сидевший за столом человек, тут же
начал куда-то звонить, подолгу разговаривая на непонятные темы, то
подобострастно улыбаясь, то грозя кому-то.
Наконец дело было улажено. Чиновник назвал Джеббелу какой-то адрес, и
тот задал непонятный вопрос:
-- Это наша квартира?
-- Да, да, конечно.
-- Значит, человек там есть?
-- Когда вы появитесь, он там будет.
-- Надеюсь, что так.
Дайн Джеббел встал, давая взглядом понять, что судьба Ричарда Блейда
находится в надежных руках.
Дальше они ехали на государственной машине -- выходило это гораздо
быстрее. Промчались через центр города -- беспорядочное нагромождение
обшарпанных и ветхих зданий, разбросанных на острове посреди реки. Вода, как
про себя отметил Блейд, казалась довольно чистой.
За рекой потянулись однообразные кварталы огромных высотных зданий,
похожих друг на друга как братья-близнецы; их унылые шеренги бесконечным
строем уходили куда-то вдаль.
К одному из таких домов и подъехала машина. Таинственный "наш человек"
встречал их у самых дверец автомобиля. Это был широкоплечий громила, немного
уступающий Блейду в росте, но ,столь же широкоплечий и мощный. Правда, у
него намечалось небольшое брюшко, и это значило, что охранник начал терять
форму. На его лошадиной физиономии не промелькнуло ни единого проблеска
мысли. Впрочем, это и не требовалось; "наш человек" явно предназначался не
для решения задач по высшей математике.
Он протянул Блейду широкую потную ладонь:
-- Фэрл.
-- Эгван.
Странник пожал руку, так и не поняв, что это было -- имя, фамилия или
кличка.
Лифт поднял всех четверых куда-то под самую крышу. Эрлин не отставала.
"Эгван" не возражал против ее присутствия: хотя бы один человек, смотревший
на него с симпатией. В компании Фэрла и Джеббела ему было бы неуютно.
На лестнице чиновник Департамента Перевозок знаком отослал головореза,
прежде чем они добрались до нужной двери. Впрочем, охранник немедленно
скользнул в соседнюю.
Неожиданная заминка вышла с ключами -- ни у кого их не было. Блейд, не
растерявшись, толкнул дверь плечом и едва удержался на ногах -- она
оказалась незаперта. Оглянувшись, он увидел торчащую изнутри в замке связку.
Джеббел неодобрительно нахмурился, Эрлин едва сдерживала смех.
Они расположились на диване -- столь же низком, как и остальная мебель
на Эрде. Вернее, на диване сидели молодая женщина и новый жилец, Джеббел же
почти немедленно вскочил и возбужденно заметался по комнате, размахивая
руками; широкие рукава его черного костюма взлетали крыльями хищной птицы.
Вероятно, чиновник имел привычку говорить на ходу.
-- Эгван, руководство Директории пришло к выводу, что для дальнейшего
лечения вам необязательно находиться в клинике. Поэтому мы разместим вас,
возможно, -- временно, здесь. Человек, которого вы уже видели, будет одним
из ваших охранников. Так как память ваша еще не до конца восстановилась, то
выходить из дома вы можете только в его сопровождении или вместе с Эрлин
Лейн. Она остается вашим лечащим врачом. Каждую неделю вы будете проходить
осмотр в клинике. И, возможно, она будет иногда навещать вас здесь.
По тому, как загорелись щеки женщины, Блейд понял, что вероятность
этого события равна единице.
Между тем Джеббел продолжал:
-- Если вы вспомните что-нибудь, что покажется вам важным, немедленно
сообщайте ей. В любое время дня или ночи! -- Эрлин покорно кивнула. -- Всем
необходимым вас будет снабжать охранник. Код его вызова и код доктора Лейн
записаны напрямую в коммуникаторе квартиры. Вопросы есть?
-- Скажите, в чем меня обвиняют?
Дайн Джеббел вздрогнул, потом оглушительно расхохотался и сообщил,
уставившись на своего подопечного темными зрачками:
-- Если бы вас в чем-то обвиняли, вы бы уже месили хлореллу в чанах
Овезарра или где-нибудь похуже... Скажем, так: Директория рассматривает вас
как... как свидетеля. Очень важного свидетеля! -- Он сделал
многозначительную паузу, -- Ну? Что еще?
-- Будут ли допросы в Департаменте Перевозок?
Хотя вопрос этот Блейд задал скорее с целью позлить Джеббела, как ни
странно, чиновник ответил даже на него:
-- Решение по данному поводу еще не принято, но я не исключаю, что
такие беседы могут понадобиться.
Не попрощавшись и не сказав ни слова больше, Дайн Джеббел вышел. Слышно
было, как он звонит в квартиру охранника.
Блейд призадумался. Трудно было предположить, чтобы столь высокий
чиновник лично занимался размещением "Эгвана" не преследуя каких-то
серьезных целей. Неужели он стал настолько важной фигурой, что контакт с ним
нельзя доверить подчиненным? Вероятно, так, решил странник, и поднялся; ему
хотелось получше изучить свое новое жилище.
* * *
Эрлин оказалась не только приятной партнершей в постели, быстро
запоминающей все новые уроки; в неофициальной обстановке она была неплохой
собеседницей и отличной хозяйкой -- по крайней мере, еда, приготовленная ею,
имела вкус.
Она старалась бывать у "Эгвана" почаще -- обычно это случалось раза два
в неделю. После каждого осмотра в клинике она заезжала к Блейду домой, где
обычно оставался на ночь.
Политикой она, правда, интересовалась мало. Во всяком случае, если
Эрлин лишь изображала подобное отсутствие интереса, то получалось это у нее
неплохо. Зато теперь обнаружилось изобилие газет, которые стали для
изголодавшегося по информации Блейда настоящим кладом. Из своих наблюдений,
газетных комментариев и теленовостей он получил подтверждение того, что
Центральная Директория удерживается от развала исключительно контролем над
транспортной сетью планеты. В ее руках находился не только воздушный флот и
морской транспорт, но и авиастроительные заводы и верфи. Довершала все это
хроническая нехватка топлива, не позволявшая отдельным директориям развивать
подобные отрасли у себя. Все шельфовые месторождения, естественно,
контролировал вездесущий Департамент Государственных Перевозок. Теперь
становилось понятным огромное влияние этого ведомства. Подмявший под себя
все остальные отрасли -- как, впрочем, и само правительство, -- он де-факто
контролировал экономику всей планеты.
Блейд уже догадывался, что его судьба каким-то образом связана со
зреющим тут кризисом. Понимание это еще не переросло в цельную картину или,
тем более, в некую программу действий. Он не знал, что должен делать -- и
должен ли делать что-то вообще. К нему все чаще приходило ощущение того, что
он являлся раньше человеком сильным и волевым, но странник не мог вспомнить,
чем занимался до амнезии. Это раздражало -- как и вынужденное безделье.
Он попробовал сам, без помощи Эрлин, разгрести завалы на путях в
прошлое. Он взял лист бумаги и попытался, как часто советовала молодая
женщина, написать все, что вспомнится о детстве. Такая работа вымотала его
за час, но результат оказался смехотворным -- пол-листа, исписанные крупным
размашистым почерком.
Блейда поразило, как мало он знает о том месте, где появился на свет.
Из памяти уплыли все географические подробности, и когда он попробовал
составить список известных ему наименований, тот получился настолько
коротким, что хватило оставшейся половины листа. Увы, за исключением
нескольких странных слов, всю прочее он услышал в выпусках теленовостей;
достаточно было одного взгляда на карту Эрде, чтобы убедиться в том, что
никакой системы эти местности и города не образуют.
Правда, в списке составленных Блейдом названий встречались и такие,
каких ему не удалось разыскать ни в одном атласе. Когда он спросил у Эрлин,
она тоже призналась, что слышит о них впервые. Едва он задал этот вопрос,
как девушка засуетилась и нашла какой-то предлог, чтобы позвонить. Странник
не знал, кто дежурит на другом конце линии (экран был закрыт чем-то темным),
но понял, что его врач докладывает об их недавнем разговоре. И тогда он
решил не посвящать ее больше в свои эксперименты.
Потому что среди названий, которые он вспомнил, одно означало его
родину: Ковентри.
Дальше дело пошло легче. Внезапно Блейд почувствовал необоримую тягу к
рисованию. "Возможно, -- задавался он вопросом, -- раньше я был художником?"
Абсолютно расслабившись и не думая ни о чем, он пытался изобразить на бумаге
то, чего не мог выразить словами.
Чаще всего рисунки эти годились лишь для мусорного ведра, но иногда
карандаш или краски давали ему возможность ухватиться за ускользающую мысль,
и тогда появлялись дома, столь непохожие на уродливые бетонные коробки
Столицы, словно они стояли на другой планете. Однажды таким же образом
появился портрет женщины, немолодой, но красивой. Высокие скулы, тонкий нос
с горбинкой, спокойный взгляд темных глаз... Позднее он не раз всматривался
в этот портрет, пока не понял, что видит лицо покойной матери...
Ко всем новым открытиям вскоре добавилось еще одно, пожалуй, самое
непонятное. Если за название родного города он мог принять любое красивое
сочетание звуков, если прототипом портрета матери могла послужить случайно
встреченная пожилая женщина с приятным лицом, то рисунок неизвестного
животного требовал иных объяснений.
Оно было слишком красивым, слишком живым, слишком могучим, чтобы
являться чистой фантазией!
На широко расправленных перепонках парило мощное и грациозное существо
-- мохнатое, рыжезолотое, с когтями, клыками, длинным хвостом и умным
взглядом небольших хитроватых глазок. И когда странник глядел на этого
зверя, в ушах его почему-то раздавался незнакомый звук -- ф-фа! ф-фа! Словно
летающий хищник с золотистой шкурой начинал дышать -- тяжело, гулко,
отрывисто.
Но, возможно, то была его кличка?
* * *
Вслед за появлением удивительного рисунка произошло сразу несколько
событий.
Однажды Лейн устроила у себя дома вечеринку. Ее двухэтажный коттедж
стоял на самой окраине, рядом со степью, в которой кое-где темнели рощи.
Особняк был довольно большим, так что места для гостей хватало.
В тот вечер в нем собралось забавное общество: несколько врачей,
включая хозяйку; журналист каких-то провинциальных теленовостей -- человек,
который явно старался казаться пьянее, чем был на самом деле; парочка
молодых ученых из медицинского центра -- судя по разговорам, они больше
занимались компьютерами и электроникой, чем живыми пациентами. Кроме того,
преувеличенно внимательное отношение друг к другу доказывало, что они --
гомики. Как уже знал Блейд, открытое выражение подобной связи на Эрде
каралось законом, причем -- довольно сурово.
Разговаривали за столом мало -- не находилось общих тем. Много ели,
слушали странный концерт какой-то странной заунывной музыки. Выпивка была
если не слишком качественная, то, по крайней мере, крепкая, поэтому пили
тоже много. На вечеринке царила атмосфера какой-то недосказанности,
недоговоренности, и все мало-помалу пытались найти утешение в бутылке.
Когда компания, на взгляд Блейда, оказалась достаточно под мухой, на
его плечо опустилась чья-то тяжелая ладонь. Даже сквозь ткань плотной
рубашки чувствовались узловатые мозолистые пальцы незнакомца и его уверенная
хватка.
-- Ч-что н-нужно? -- пробормотал Блейд осипшим от хмельного голосом.
Весь вечер он мужественно старался не отставать от остальных гостей и принял
немало.
-- Ш-ш-ш... -- мужчина поднес палец к губам, потом еще тише продолжил:
-- Пойдемте на улицу. Там мы сможем спокойно поговорить.
Мимо глупого пьяного смеха, мимо бессмысленного орущего телевизора,
через мрачную прихожую, они двинулись к лестнице, стараясь не попасться
никому на глаза.
В холле Блейд услышал какую-то возню. Что там происходило, было
непонятно, но они решили переждать. Кто-то стоял в дверном проеме на фоне
угасающего пламени заката, потом темная фигура скрылась; Блейд со своим
спутником выскользнули из здания.
Снаружи они остановились, зачарованные.
Солнце давно уже упало за горизонт, и лишь узкая полоска вечерней зари
отделяла темно-фиолетовое, уже усыпанное звездной пылью небо от черной, без
единого проблеска, степи. Наступил один из немногих ясных вечеров на
туманно-облачной Эрде.
-- Кто вы? -- наконец нарушил молчание Блейд, повернувшись к своему
безмолвному спутнику.
Тот не отвечал еще с минуту, но магия таинственного вечера уже была
разрушена безвозвратно.
-- Много выпили?
-- Не очень... во всяком случае, для меня...
-- Плохо. Не надо было пить совсем. Впрочем, это само по себе может
вызвать подозрения.
-- Вы хотите прочитать мне мораль? Что мне следует делать и чего не
следует? -- Блейд насторожился.
Его собеседник, казалось, не заметил резкого тона.
Розовая полоска, протянувшаяся вдоль горизонта, совсем исчезла; на
тротуаре кое-где блестели лужицы. Они находились на самой окраине города,
откуда равнина полого сбегала к невидимому за грядой холмов морю. На западе
начинало разгораться зарево неоновых реклам над далеким центром, но здесь,
на тихой улице, застроенной небольшими виллами, рядом с холмистой степью,
царила почти полная тьма. Блейд подумал, что еще ни разу не касалось его
дыхание мира Эрде, ее природы -- вот так, на расстоянии протянутой руки... С
того дня, когда он начал осознавать себя как личность, его надежно прятали
за стенами из кирпича и бетона.
-- Между прочим, нас представляли друг другу, -- напомнил собеседник,
-- но вы меня не запомнили... Я -- Торн. Гаген Торн, журналист. Свободный
журналист.
Действительно, после этого представления, слегка витиеватого и
старомодного, Блейд начал что-то припоминать. Он вгляделся в лицо
журналиста.
-- Значит, вы -- Гаген Торн... Хорошо. И что же вам нужно?
-- Нужно скорее не мне, а вам, -- уклончиво ответил тот.
-- Может быть, я сам решу, что мне нужно, а что нет?
-- Ну, я думаю, вам надо получить ответы на некоторые вопросы... --
Журналист упорно игнорировал его недружелюбный тон.
-- Ладно, -- странник на секунду задумался. -- Почему вы сказали, что я
не должен пить?..
-- Если вы так хотите, начнем с этого. -- Торн пожал плечами. -- Вам не
стоит пить хотя бы потому, что Лейн давно является осведомителем
Департамента Государственных Перевозок. А то, что у трезвого на уме -- у
пьяного на языке... Или, если вы еще не поняли, скажу прямо: ее вилла
прослушивается. Вопрос только, куда насовали микрофоны...
Блейд припомнил, как взволновалась его подруга, познакомившись со
списком -- с тем самым, где было слово "Ковентри". Кажется, она звонила
куда-то? Но что с того? Подозрения журналиста могли оказаться
безосновательными.
-- Разве Департамент имеет своих осведомителей? -- спросил он. -- В
конце концов, там занимаются транспортными проблемами... А Эрлин -- врач...
При чем тут она?
-- Спокойнее, мой друг, спокойнее. Даже если вы потеряли память -- что,
скорее всего, правда -- не надо строить из себя дурака. Вы читаете газеты и,
вероятно, уже поняли, что правительство -- это только креатура Департамента.
Блейд уцепился за первое, пропустив мимо ушей второе:
-- Откуда вы знаете, что я потерял память?
-- Мне сказала Лейн.
-- Вы ее хороший друг?
-- Если под этим понимается вопрос, сплю ли я с ней, то нет, --
журналист усмехнулся. -- Во всяком случае, не регулярно.
-- Понятно...
-- Ничего вам непонятно, -- с неожиданной резкостью произнес Торн. --
Вам ничего непонятно, и вы мечетесь из стороны в сторону, пытаясь найти себе
союзников.
-- Уж не предлагаете ли вы свою кандидатуру?
-- Не угадали. Готов честно признаться, что собираюсь использовать вас
в своих целях. Впрочем, сейчас это с вами делают все, кому не лень.
Странник тяжело опустился на уже успевший остыть тротуар.
-- В чем же тогда разница?
-- В том, что я прямо говорю вам об этом.
-- Хм-м... Во всяком случае, я не собираюсь давать ответ прямо сейчас.