Они оказались возле большого особняка, еще совсем недавно принадлежавшего какому-то знатному обитателю Руана. Разграбление его, разумеется, начался не сию минуту, но внутри еще оставалось немало добра, привлекавшего желающих поживиться. Компания степенных горожан, покраснев от натуги выволакивала на улицу дорогую мебель, а когда кто-то из прохожих попытался стянуть у них инкрустированную слоновой костью скамеечку, на него дружно замахнулись бердышами. Тут же две темные личности, с так хорошо знакомым Керу хитрым и бесшабашным выражением лиц и поблескивающих глаз вытаскивали через окно объемистый сундук. Протолкавшись сквозь толпу, они свернули сначала в один переулок, потом в другой и, наконец, вышли на площадь перед главным городским собором – Нотр – Дам-де-Руа, где разместилось командование взявших Руан бунтовщиков.
Площадь была заполнена народом. Люди перебегали туда-сюда, размахивали руками, при этом галдя так, что из-за шума ничего нельзя было расслышать. У коновязи было не протолкнуться от лошадей, ряды повозок перегораживали площадь не хуже вагенбурга.[31] Тут же, прямо под ногами толпы расположились городские нищие, с воплями взывающие о милосердии, выставив грязные культи и гноящиеся язвы, и наметанный глаз стражника сразу определил, что почти все они – искусная подделка, дабы вызвать людскую жалость. На пепелище на месте дворца епископа рылись человек тридцать горожан. Они поднялись по ступеням на паперть, при этом Альбер оступился, и едва не увлек капитана за собой. Тут какая-то, надо полагать, лишившаяся последнего ума, старуха, упала перед ними на колени, и принялась лобызать сапоги его приятеля, называя его спасителем и благодетелем. По опухшему лицу текли слезы.
Их моментально окружила хохочущая толпа.
– Ты посмотри, Дровосек, какая славная невеста у парня!
– Вот так красотка! А ну-ка поцелуй ее!
– Зачем ты испортил невинную девушку?
– Да еще жениться отказывается, ха, ха!
– Матье, это не твоя ли прабабушка?!
– Гы-гы-гы!
Соленые шуточки и подначки сыпались со всех сторон, пока Альбер, с бранью отдирал от себя старую каргу.
Наконец освободившись, Альбер, а с ним и капитан вошли в распахнутые двери Нотр-Дам-де-Руа.
На полу храма, усыпанном обломками иконостаса и кусками разбитых статуй святых, сидели и лежали бунтовщики; их собралось тут не меньше трех тысяч. Завывал орган, на котором пытался играть пьяненький мужичонка, одетый в доспехи с золотой гравировкой. У подножия ведущей на верхние этажи лестницы мореного дуба, плиты пола были взломаны; снизу, из ямы, доносился лязг заступов и брань.
– Ищут спрятанные епископом сокровища, – пояснил с многозначительной миной Альбер.
В поисках начальства они заглянули в алтарь, где в куче сваленных на пол шелковых и парчовых облачений рылась босоногая женщина лет тридцати, одетая в бархатное платье явно с чужого плеча.
Время от времени Альбер принимался расспрашивать у окружающих, не видали ли они Пьера Адвокатника, но от него только отмахивались. Сам Жорж Кер между тем прикидывал – как бы ему отделаться от некстати подвернувшегося знакомого. Наконец, его спутник заметил ввалившихся в собор человек пятнадцать, нагруженных едой, и кувшинами, среди которых, должно быть были его знакомые. Он моментально потерял интерес к Керу.
– Ладно, приятель, чай, ты сам дорогу найдешь. Счастливо тебе! И он устремился к веселой компании.
«Чтоб ты люпену на обед попался!», – подумал про себя капитан, глядя в спину удалявшемуся бунтовщику.
Выждав несколько минут, он двинулся к выходу из собора, но тут его ожидало разочарование – буйно веселящаяся компания, к которой примкнул его старый знакомый, расположилась как раз неподалеку от дверей. Раздосадованный Кер вернулся вглубь собора, рассчитывая отыскать другую дверь. Он поднялся на хоры, несколько раз перешагивая через мирно дремлющих пьяниц, в поисках выхода прошел по галерее в самый дальний угол архитрава, поблуждал по верхним ярусам величественного здания. Храм, построенный более трехсот лет назад, скрывал в гранитной толще стен тайные ходы, каморки, кельи. Поминутно из полумрака появлялись люди и тут же исчезали в темных переходах. Чертыхаясь, он спустился вниз и, наконец, нашел дорогу. Едва не наступив на спавших в обнимку совсем юную девушку и парня, из расстегнувшейся сумы которого вывалилась пригоршня драгоценных камней, золотые и серебряные пряжки и медальоны, капитан через маленькую дверь выбрался на задний двор собора.
Неподалеку от ворот, у длинного кирпичного флигеля стояли, лениво переминаясь с ноги на ногу, человек шесть, одетых в кожаные куртки с нашитыми металлическими пластинами. Они как будто не обратили на него внимания, и Кер решил проскользнуть мимо них к боковой калитке. Но он просчитался.
– Что надо? – недобро осведомился один из них, судя по тону и выражению лица – старший. – Чего это ты тут гуляешь? – Мне это… я начальство ищу, – пробормотал капитан, всем своим видом изображая смирение.
– А, ну проходи, – милостиво разрешил тот.
Однако другой оказался настроен не столь благодушно.
– Это какое же начальство? – недоверчиво уставился он на Кера. – И зачем? Что-то я тебя, братец, не припомню.
– Мне нужен Арно Беспощадный, – сказал капитан первое, что пришло в голову, надеясь, что это имя благотворно подействует на караульных.
Они недоуменно переглянулись.
– Жак, проводи его, – бросил наконец старший. Его товарищ открыл дверь флигеля, пропуская капитана вперед.
На секунду Кер почувствовал страх. «Вот уж попал, так попал, – пронеслось в голове. Пальцем в небо, а мордой в говно». Он чуть замешкался, и Жак, положив ему на плечо ладонь, легонько подтолкнул вперед.
За столом в небольшой комнате сидели два человека, чью беседу они прервал своим появлением. Один – немолодой уже низенький горожанин, другой – высокий, широкоплечий, неопределенного возраста, с сединой в темных волосах, глубоко запавшими глазами и угрюмо сдвинутыми бровями. Несмотря на жару, он был в кожаной куртке с въевшейся смазкой от долго носимой брони. Оба с неудовольствием воззрились на вошедших.
– Прощенья просим, уважаемые, – этот человек говорит, что ему нужно к Арно Беспощадному.
– Ну я буду Арно Беспощадный, – с легким удивлением в голосе ответил высокий. Что тебе, человече?
– Хочу сражаться за Светлую Деву… то есть вступить в ее непобедимое войско, – севшим голосом пробормотал Кер. Тот, кто назвался Арно Беспощадным, недоуменно фыркнул.
– Ну, так и вступай, я что – не пускаю тебя? Подойди к любому из наших старших, тебя и примут.
– А чего ты умеешь делать? – вступил в разговор буржуа. Если оружейник или там кузнец, – к себе заберу.
– Я не кузнец, уважаемый, я бывший капитан королевских лучников, – словно его тянули за язык, вымолвил Жорж Кер, успев подумать, что отрезает себе путь к отступлению. Стражник за его спиной тихо охнул.
– Эге… – только и сказал коротышка, приподнимаясь.
– И кто может подтвердить твои слова? – с неожиданной заинтересованностью спросил Арно Беспощадный.
– Альбер Жуви, – прежняя твердость вернулась в голос капитана, – мой старый товарищ. Он сейчас десятником у Пьера Адвокатника.
– Ну и каким ветром тебя к нам занесло? Или король совсем жалование платить перестал? – рассмеялся коротышка. Слышь, Арно, этак скоро к нам и коннетабль прибежит, не будь я оружейный мастер!
– Погоди, Ги, – остановил его собеседник, – пусть и впрямь объяснит, почему пришел к нам, а мы послушаем. Он кивнул караульному, и тот поспешил захлопнуть за собой дверь. – Ты присаживайся, добрый человек, – в последних словах сквозила явная ирония, – присаживайся: в ногах правды нет.
Чувствуя, как предательски холодеет в груди, капитан, под немигающим взглядом Беспощадного, опустился на скамью.
Подумал, что если сейчас ошибется хоть самую малость, то, скорее всего, до вечера не доживет. Мелькнула и тут же пропала мерзкая мыслишка: что, если сейчас во всем признаться и сдать своих спутников – авось помилуют…
– История моя, мессиры… – он поперхнулся, осознав неуместность этого обращения здесь, среди бунтовщиков, на что, впрочем, сами бунтовщики внимания не обратили, – история моя вот какая…
Второй раз за этот день он рассказал историю своего давнего знакомства с бароном де Лале. Его слушали не перебивая, и капитан чувствовал, что каждое его слово внимательно изучается и взвешивается.
…И вот – было это два года назад, проверяю я караулы в Ситэ, – сглотнув давивший горло комок, перешел Жорж Кер к самой ответственной части повествования, которую лихорадочно продумывал в течении всего этого разговора. И представьте, носом к носу сталкиваюсь с этим бароном. Раздобрел, что твой боров, весь в золоте. Я его и не узнал сразу. А он меня узнал. Ну и началось…«Как стоишь?! Почему у тебя меч тупой да ржавый?! Да почему твои люди одеты, как бродяги – воруешь не иначе!» И так каждый день почти… Специально случая искал, чтобы помучить меня! – Припомнил, одним словом, он мне и плен, и веревку.
Короче, выгнали меня через два месяца, не выплатив жалования. Но мало того – я еще и оказался с женой и детьми на улице – дом-то у меня был казенный. – Скот!! – погрозил Жорж кулаком в пространство. Во рту его было сухо, как в пустом колодце, предательская испарина выступила на спине. «Не поверят! Я сам бы не поверил!»
– Так, выходит, если б не это, ты бы сейчас королю верой и правдой служил, и с нами воевал? – сухо спросил стоявший у окна оружейник.
– Я тоже мог служить королю, – негромко произнес Арно Беспощадный. Как знать – и ты тоже мог бы. Кузнец что-то буркнул себе под нос, но ничего не возразил.
– Ну и куда же ты его думаешь определить? – он сказал это так, словно бы Кера тут и не было.
– К лучникам, куда ж еще? Грех было бы не использовать такого, не каждый же день королевские капитаны к нам попадают.
– Так ты что, вместо Жюсса его поставить хочешь?.
– Нет, конечно, Ги, что ты – Жюсс ведь с самого начала с нами. А вот в лейтенанты к нему – в самый раз будет.
– Мэтр Ги, – в дверь просунулась чья-то лохматая голова – Там ребята бомбарду испорченную привезли, вы бы посмотрели, а? Кузнец поднялся.
– Пойдем, приятель, покажу заодно, где лучники стоят.
– Нет, – не оборачиваясь, вдруг сухо бросил через плечо Арно Беспощадный, – пусть пока останется, я тут еще поговорю с ним.
* * *
Лепестки дверной диафрагмы с шелестом разъехались в стороны, пропуская Зоргорна в его апартаменты.
Стены их украшали панели розового и эбенового дерева с перламутровыми и золотыми инкрустациями. Между ними висели декоративные занавеси из блестящих тканей, радужно переливающихся в свете трех льющих мягкий, розовый свет шарообразных светильников в филигранно выточенных серебряных оправах.
Убранство скупо меблированной комнаты дополняли картины, выполненные яркими эмалями на металлических пластинах в человеческий рост, изображавшие цветы и разноцветных бабочек.
Значительную часть кабинета занимал рабочий стол овальной формы, со множеством ящичков и шкафчиков, терминалом универсального селектора и аппаратурой прямой телепатической связи с мыслящими машинами.
Над ним на стене висела большая голограмма, изображавшая город, расчерченный узкими каналами с зеленой водой, застроенный высокими многоугольными зданиями неправильной формы из красного и серого камня. По мостам, переброшенным над каналами на разной высоте катилась пестрая, ярко одетая толпа, а над зеркально блестящими вычурными крышами парили воздушные шары.
За двустворчатыми дверьми располагалась его библиотека.
На ее полках стояли вперемешку толстые фолианты, спрятанные в металлические и деревянные футляры свитки, книги в ярких блестящих обложках, ветхие рассыпающиеся тома. Все это было скопировано для него Демиургами во многих мирах. Хотя обитатели Мидра уже давно фиксировали всю нужную им информацию на кристаллических носителях, тем не менее, у старинного способа оставалось немало поклонников.
Что до языков, на которых они были написаны, то овладеть любой известной речью можно было, при желании, за полчаса и безо всяких усилий.
Впрочем, сейчас книги не интересовали его.
Активировав терминал, он набрал код одного из хранилищ информации.
Сейчас, в часы предназначенные для отдыха, он мог посвятить себя давнему увлечению.
Большую часть свободного времени Зоргорн отдавал изучению уникальных цивилизаций.
Как известно каждому обитателю Мидра (это входит еще в курс первичного обучения), абсолютное большинство цивилизаций, даже принадлежащих к весьма отдаленным друг от друга историческим последовательностям, тем не менее схожи в основных чертах и проходимом ими за время существования пути.
Однако случалось, что по каким то причинам природного или социокультурного свойства развитие отдельного человеческого сообщества на какой-либо из планет шло совершенно особым путем.
Вот и сейчас, устроившись за столом, он вызвал из хранилища материалы, посвященные одному из таких миров.
В этом континууме основная планета совершенно не походила на Землю. Сама ветвь существовала чуть больше миллиарда лет, и ее развитие пошло совершенно другим путем, нежели предусматривался стандартной эволюционной последовательностью.
Пять шестых планеты покрывал океан. Из четырех имеющихся материков три самых больших лежали в полярных областях – один на юге и два на севере и были скованны километровым ледяным панцирем уже не первую сотню миллионов лет. Четвертый, величиной примерно с Австралию, располагался в средних широтах Южного полушарья. Только он, да еще разбросанные там и сям среди бескрайнего моря мелкие острова и были пригодны для обитания человека.
Океанские просторы принадлежали огромным, покрытым ядовитой слизью морским земноводным, электрическим гидрам (разряд самых крупных вполне мог бы убить небольшого кита) химерам, предки которых исчезли в земных морях еще в силурийском периоде, больше полумиллиарда лет назад, и другим, совершенно невообразимым существам. Сушу поделили между собой небольшие рептилии, происходившие от самых первых динозавров, и яйцекладущие млекопитающие, которые, в отсутствии конкурентов, развились во множество форм размерами от полевой мыши до крупного медведя и бизона. Среди них были и несколько крылатых видов, занявших на этой странной планете нишу отсутствующих птиц.
В подобном мире, естественно, не мог возникнуть человек, однако все же люди давно обжили этот мир, проникнув сюда в незапамятные времена по одному из случайно образовавшихся на короткое время межпространственных переходов.
Их потомки, пройдя обычный для всех миров путь, научились возделывать злаки и приручать животных, затем сменили камень на медь и бронзу.
Земля, на которой они жили, была не слишком гостеприимной. Климат северной части материка был сухой и жаркий, раз в десять-пятнадцать лет приходила жестокая засуха, которую переживало иногда меньше половины земледельцев. На юге вдоль почти всего побережья тянулись безводные пустыни.
Лишь между двумя горными хребтами, орошаемый текущими с них реками, расположился благодатный край – колыбель здешней цивилизации.
Море было для них враждебной, чужой и чуждой стихией. Именно оно посылало на землю ураганы и сметающие все гигантские волны – цунами. Именно оттуда приходили источающие смертоносный яд отвратительные твари, пожирающие целые деревни, именно там обитали чудовища, один вид которых заставлял трястись в страхе самых храбрых. Неудивительно, что на протяжении почти всей своей истории окружающий их со всех сторон океан считался обиталищем враждебных богов – владык вековечного зла, ждущих своего часа, чтобы поглотить ненавистную им сушу, истребив род человеческий без следа. Во всех здешних легендах и мифах, повествующих о конце света, мир должен был погибнуть во вселенском потопе. И очень долго в их космогонии господствовала идея, что мир – это огромный остров, плавающий в бездонном и бесконечном океане, где-то в неизмеримой дали переходящем в небо. Мореплавание оказалось под запретом на многие века.
Довольно скоро – через какую-нибудь тысячу лет, после того как здешние обитатели научились ковать железо, большая часть материка стала единой империей.
Объединенные единой волей люди орошали засушливые степи и осушали соленые мангровые болота крайнего юга. От горных отрогов в пустыни протянулись подземные кяризы, чтобы пройти иные из которых человеку требовалось несколько дней. Сооружались города, посреди которых возвышались величественные храмы, высеченные из целых скал.
Текли века. Цари, поэты, мудрецы, бунтари, великие художники и ученые сменяли друг друга. Развивались ремесла, росли умения.
Люди плодились и размножались, число их непрерывно возрастало, пока, наконец, вдруг не оказалось, что на всех не хватает земли и хлеба.
Через какое-то время голод и нехватка самого необходимого вызвали бунты. Их подавляли, но они вспыхивали вновь.
Императоры издавали жестокие законы, призванные сократить число едоков, солдаты врывались в села и города, истребляя «лишних» детей, убивая ставших бесполезными стариков, а заодно и всех, кто пытался им в этом помешать.
Но людей становилось все больше. Истощалась почва, пастбища превращались в пустыни, голод приходил все чаще. Во взбунтовавшихся провинциях поголовно истреблялось население, и на очищенные земли устремлялся поток переселенцев, но уже через два-три поколения голод становился там столь же частым гостем, как и в других местах.
Отчаяние и безысходность порождали ереси поклонников зла и тьмы. Приверженцы их утверждали: в океане людей ждут благодатные, незаселенные земли, и стоит только почтить морских богов обильными жертвоприношениями, и те откроют людям путь к ним. Еретиков объявляли вне закона, по одному только подозрению в принадлежности к ним было предано лютой смерти бессчетное число людей, но их ряды все не убывали. Случалось, им удавалось захватить власть, и тогда тысячи и тысячи мужчин, женщин и детей под пение молитв и заклинаний сбрасывались в море. Но боги оставались глухи…
Потрясения подтачивали власть, полководцы свергали императоров, чтобы самим в свою очередь быть свергнутыми подчиненными. Не успевал новоявленный правитель воссесть на залитый кровью предшественника трон, как его настигала смерть от яда, кинжала или удавки тайного убийцы – душителя.
Бунты множились, и наставал момент, когда власть уже не могла сдержать их.
Государство рушилось, опустошительные войны прокатывались по материку от края до края, оставляя после себя пепел и развалины.
Целые города и области вымирали подчистую, и человеческое мясо становилось самой доступной пищей.
Только когда оставался в живых один из десяти, тогда кошмар прекращался, и начинался новый цикл. Так происходило не раз и не два.
Но все же мысль человеческая не стояла на месте, и пусть по крупицам, но копились знания. Что-то сохранялось в памяти уцелевших, что-то было записано в книгах, сохранившихся в древних подземельях, в храмовых тайниках и монастырях.
Нехватка земли побудила, наконец, преодолеть извечный страх перед океаном. Первые настоящие корабли спустили на воду в третьей империи, и с тех пор каждый год они уходили все дальше и дальше от ее берегов. Возвращался один из десяти, редко – редко привозя весть об открытой земле.
Сражаясь с гигантскими акулами и тритонами, иной из которых мог без особого труда перекусить пополам их утлые суденышки, мореплаватели добрались, плывя от одного острова к другому, сперва до южного, а позже и до северных полярных материков. Увы – вожделенная земля оказалась непригодной для жизни. Лишь на свободном ото льда побережье южного материка, и то спустя тысячу с лишнем лет, в эпоху пятой империи, были заложены рудники и построены каторжные лагеря. Истощалась не только земля, но и недра.
Так, наверное, и двигалось бы человечество по бесконечному кругу, если бы не невероятный подарок судьбы.
К тому времени уже шестая по счету всемирная империя завершала свой путь.
Она оказалась самой высокоразвитой из всех существовавших.
Здешние мастера уже додумались до примитивных паровых машин, были у них и запускаемые с катапульт летательные аппараты, созданные по образу и подобию здешних крылатых хищников, – они не очень хорошо летали и еще хуже приземлялись. Пожалуй, самым удивительным местным изобретением был электрический телеграф – ток для его работы давали посаженные в специальные бассейны морские твари.
Что же касается селекционных и агрономических достижений этой эпохи, то им могли бы позавидовать многие, куда более развитые цивилизации.
Но все это разумеется не могло спасти империю – численность населения, несмотря на все усилия властей, уже почти вплотную подошла к роковому пределу, и в ближайшие полвека должна была с неизбежностью разразиться катастрофа.
И вот совершенно случайно в почти недоступной долине, в горах на севере обжитого материка, рудознатцы обнаружили великое чудо – стабильный и достаточно широкий проход в параллельный мир. То оказался мир, подобный Земле, но за одним важным исключением. Мир этот населяли разумные термиты. Их цивилизация, к тому времени насчитывала более двухсот миллионов лет. Она, разумеется, не имела ничего общего с человеческой: насекомые не занимались наукой, не размышляли о смысле жизни, не выплавляли сталь и не строили машин. Тем не менее, это была настоящая цивилизация, основу которой составляли большие ассоциации нескольких десятков тысяч семей – своего рода государств. Большая часть поверхность планеты уже не первый миллион лет была ими освоена, почти все прочие виды были давно истреблены ими либо вытеснены в непригодные для разумных насекомых области.
К неудовольствию Зоргорна, ему так и не удалось с точностью выяснить: как именно объяснили жрецы и ученые этой планеты свою невероятную находку. Зато по достоинству оценили открывшиеся перед ними возможности тамошние владыки.
Были мобилизованы все силы, и в короткий срок были построены десятки тысяч боевых машин. Порох еще не был им известен, однако голь на выдумку хитра, и в качестве оружия были использованы огнеметы, в которых струя сырой нефти выбрасывалась силою перегретого пара.
Что могли не знавшие ни металла, ни огня, пусть и мыслящие насекомые, могли противопоставить людям? К термитнику, без труда прокладывая дорогу сквозь тщетно пытающихся преградить ей путь обитателей, подъезжала боевая машина, своей тяжестью сокрушала хрупкое глиняное сооружение, после чего выжигала огнем все, что уцелело.
Война длилась уже пятнадцать лет, и люди уже овладели большей частью материка, соответствующего в других континуумах Северной Америке (именно туда выходил межпространственный тоннель) Не было сомнений, что через один – два века вся планета окажется в их власти, а бывшие хозяева, и то в лучшем случае, уцелеют лишь в тех районах на которые человек не позарится. Точно так же, когда-то, сами термиты изгнали в холодные районы и на недоступные острова других гигантских насекомых и только-только появившихся земноводных.
Два мира пересеклись, и один поглотит другой, как это неизбежно случалось почти всякий раз, когда соединялись континуумы.
Континуум этот не обращал на себя слишком пристального внимания исследователей, хотя и служил своего рода учебным пособием для начинающих Хранителей.
Немало учеников Зоргорна писало работы по здешней цивилизации.
А исследование нынешнего – Таргиза, посвященное ремиссии отрицательных социальных процессов в период XVI династии третьей империи, даже была включена в Реестр научных трудов.
Почему-то именно эта цивилизация едва ли не больше всех прочих привлекала внимание Зоргорна.
Дело было не только в ее своеобразной социальной структуре или в прихотливых зигзагах истории человеческого сообщества по капризу судьбы развивавшегося в таком неприютном и, в сущности, чуждом для человека мире.
Быть может, он его просто полюбил. Какая странная мысль – полюбить чужой, по большому счету не особо привлекательный мир, да еще тому, кому никогда не суждено увидеть его своими глазами.
Вслед за этим, на ум ему пришло нечто совсем другое, с предыдущей мыслью не связанное. Как было бы великолепно, окажись в их силах пробить такой же проход в любой из обычных миров. Хотя бы в этот самый, напрягающий все силы в борьбе с муравьиной расой, такой скудный и малонаселенный в сравнении с другими.
Даже той Сомы, что бесцельно рассеивается, теряется в пустоте, после смерти живущих там, за один год с избытком хватило бы Миру на долгие циклы…
Но что проку мечтать о несбыточном и немыслимом? Это так же невозможно,
как и раскрыть великую тайну Достигших…
* * *
…Бог не дал мне детей. Наверное, я повредила себе что-то во чреве за те годы, когда ложилась со всяким, кто мог заплатить. Но, быть может, давшие мне Силу вернут мне и способность рожать? Ведь, раз их воля такова, что я должна стать королевой всего мира, то должна же я буду оставить кому-то свой трон после смерти? Хорошо, если б это была моя дочь…