Можно без преувеличения сказать, что густо населенная страна была сказочно богата. Аскари и европейцы имели в своем распоряжении, кроме большого количества муки, апельсины, папэины, мустафеле, кокосовые орехи и другие тропические фрукты. Поразительным было наличие здесь рисовых полей, которые начинались непосредственно южнее Дар-эс-Салама, в то время как до войны рис ввозился из Индии. Скота здесь было мало, но роты начали высылать охотничьи команды далеко в богатую дичью степь, которая простиралась на запад от наших позиций. На наличие дичи в районе указывало уже большое количество львов. Семейство из пяти львов неоднократно ночью бродило по нашему лагерю и при этом нападало на наших животных.
   В октябре, в то время как командование находилось в Макиме, было получено сообщение, которое заставило предполагать, что высадка крупных войсковых частей противника у Кильвы, а также появление на реке Мбаранганду неприятельских отрядов, подвигавшихся с запада в направлении на Ливале, указывают на большое концентрическое наступление противника. Португальский отряд{40} из трех тысяч солдат, почти исключительно европейцев, переправился через Ровуму, вторгся в гористую страну Маконде и 22 октября 1916 года занял Невалу. Командир "Кенигсберга", капитан флота Лоф, после очищения Дар-эс-Салама сначала отправился в прежний район действий "Кенигсберга" у Руфиджи, а затем двинулся к Линди. Теперь он принял командование на юге. С двумя вновь сформированными ротами аскари он укрепился перед сильными позициями неприятеля, высадившегося у Линди, обеспечивал перевозки на вспомогательных суднах из Суди и мелкими действиями наносил вред португальцам, появившимся у Нижней Рувумы. У него не было достаточно сил, чтобы одновременно действовать с надеждой на быстрый и решительный успех также и против португальцев, наступавших на него сзади, со стороны Невалы.
   Оказалось очень кстати, что, как было выше отмечено, две роты и 10,5-см орудие отряда фон-Бемкина случайно находились у Мпоторы. В качестве командира для этого отряда из Руфиджи был командирован капитан резерва Роте, который до последнего времени работал как главный директор почт и по собственному почину всецело предоставил себя в распоряжение войск. Через несколько дней он прибыл на велосипеде из Нджакисику к своему отряду и повел его вперед на Невалу. Капитан Лоф принял общее командование. Португальцы были обстреляны кенигсбергским орудием, и их позиции взяты штурмом. Как оказалось, нам досталась очень значительная добыча, состоявшая из четырех горных орудий, некоторого числа пулеметов, нескольких сот ружей, большого количества патронов. нескольких автомобилей, продовольствия и всякого рода снаряжения. В течение следующих недель постоянно обнаруживали закопанный в земле материал и боевые припасы. Наиболее скрытые места отличались особенным обилием. Португальцы были окончательно изгнаны из немецкой области и преследовались на их собственной территории.
   Однако, учитывая общую обстановку, я воздержался от продолжения преследования до последней возможности. Отряд Роте, ввиду необходимости уделить больше внимания постоянно усиливавшемуся противнику у Кильвы, был снова притянут к Мпоторе. Еще до того, как было выполнено это движение, я считал необходимым переброску более крупных сил из района Кисанджира к Кибате. Однако случая завязать севернее Нижнего Руфиджи решительное и успешное сражение не представилось. Я был вынужден уйти в горы Кибаты навстречу продолжительным и безрезультатным операциям.
   Передвижения войск из Кибаты произошли в конце ноября 1916 года. Во время похода мы расположились на бивуак у Утеты, где в здании Гражданского Управления были устроены обширные лазареты и на веранде развернулась жизнь маленького офицерского собрания. Утета, расположенная на командующей высоте, была сильно укреплена стрелковыми окопами с засеками и господствовала отсюда над нижележащим и широко разбросанным туземным городом. Ночью было слышно почти непрерывное и глухое сопение гиппопотамов, а один дерзкий лев, после того, как ему не удалось нападение на чернокожего, попытался убить в нашем лагере другого человека. К счастью, его добыча была у него вырвана в последний момент подоспевшим европейцем и несколькими черными. При дальнейшем движении мы вышли на дорогу Мохоро - Кибата. Капитан Шульц, занимавший со своим отрядом укрепленную позицию в 2 часах севернее Кибаты, снабжался продовольствием посредством подвоза из богатой местности Мохоро. Различные магазины на этой дороге пополнялись непосредственно из окрестных плодородных районов. Кроме того, капитан Шульц высылал закупочные команды в ближайшие от его лагеря области, наиболее богатые во всей стране.
   Поблизости Мбиндии, у лагерной стоянки отряда Шульца, можно было видеть с горы широкую проложенную по высотам насыпь. Это была дорога для движения 10,5-см орудия, перевозкой которого на позицию руководил капитан-лейтенант Апель. Сотни туземцев, под однообразный напев, тащили тяжелый груз вверх и вниз по крутым скатам, через которые, сквозь густой кустарник, была проложена и расчищена дорога. Вскоре по прибытии в Мбиндию орудие было установлено на позицию на горной вершине и позднее могло отсюда производить обстрел. Точно так же, одна из 10,5-см полевых гаубиц, расположенных дальше впереди, в лощине, стреляла через лежавшие перед ней высоты по неприятельским лагерям. Сведения, поступавшие от разведки, выявили возможность продвинуть нашу пехоту, под прикрытием густого кустарника, на одну из высот, которая командовала над местностью севернее Кибаты. Слабый неприятельский гарнизон этой высоты был атакован врасплох с тыла и отброшен. Затем была атакована другая высота, лежащая непосредственно севернее массивной европейской постройки у источника. Скоро можно было видеть, как наши аскари забрались на эту гору и засели на ней, примерно в 80 метрах перед сильными неприятельскими позициями.
   Между тем, кроме 10,5-см орудия и гаубицы, на позицию были также поставлены оба горных орудия, выдвинутых до линии нашей пехоты. Огонь по строениям, вокруг которых на открытой высоте были видны бродившие вокруг многочисленные люди и животные, не открывался до тех пор, пока все не было готово. Одна из рот, обошедшая неприятеля и расположившаяся на его пути отхода, наблюдала, как тяжелые снаряды, попавшие в бому, вызвали страшную панику. Полки неприятельских аскари убегали со всех ног вдоль фронта скрытно расположенной роты. Но, к сожалению, рота не использовала этот благоприятный момент. Она рассчитывала, что за отдельными толпами аскари вскоре последуют еще более сильные группы, и не хотела упускать случая для огневого нападения. Но предполагаемые неприятельские крупные отряды не появились, и, таким образом, был упущен хороший случай из-за ожидания еще лучшего. Пехотная атака упомянутых высот, расположенных непосредственно за Кибатой на север, стоила нам потери нескольких очень энергичных европейцев; фельдфебель Миров был убит, вице-фельдфебель Зицман был, ранен в ногу, вследствие чего получил тяжелые и очень болезненные повреждения ножного нерва. Ранее он отличался своими неутомимыми и успешными партизанскими действиями против Угандской железной дороги. Теперь он был потерян для службы ввиду длительного пребывания в лазарете и еще до своего выздоровления попал в руки неприятеля.
   Было очень трудно правильно ориентироваться в чрезвычайно изрезанных ущельями горах Кибаты. Однако, после произведенных многочисленных разведок, спустя несколько дней мы почувствовали себя в горах почти как дома. Можно было хорошо наблюдать и Кибату, и пути сообщения противника с тылом, и мы твердо установили, что неприятель продолжал постепенно усиливать свои войска. В сущности, он использовал у Кибаты главную массу высадившейся близ Кильвы дивизии. Наши наблюдения и характер местности наводили на мысль, что неприятель предполагает обойти нас от Кибаты в западном направлении, т.е. вокруг нашего правого фланга, чтобы таким образом заставить нас очистить высоты, которые командовали с севера над Кибатой и над ее главными источниками воды. Впрочем, перед этим была проведена фронтальная атака 129 Белуджистанского полка, которую мы отбили с тяжелыми потерями для противника.
   В первых числах декабря были замечены сначала слабые, затем более сильные отряды, которые продвигались с высоты на высоту против нашего правого фланга и скоро достигли своими передовыми частями одной из командующих гор, которая англичанами названа была "Холмом Золотого Берега"{41}. Ущелье и лес благоприятствовали нашему контрнаступлению на этот холм, и немецкие аскари, неожиданно даже для нас, показались почти у самых неприятельских позиций. Наши орудия были готовы к открытию огня, но, к сожалению, первая граната разорвалась среди наших аскари, и пехотная атака, которая могла быть успешной только при быстроте и внезапности, не удалась. Тем не менее, от огня горных орудий, открытого теперь с 1.600 метров, а также и от огня нашей гаубицы, расположенной сзади, неприятельский Золотобережный полк понес очень крупные потери. Последний располагался на краю горы, крутые скаты которой были совершенно голы. Поэтому он не мог избежать обстрела, а устройство окопов требовало - при твердом грунте -много времени. Когда мы окружили гору, наша пехота концентрически обстреляла пулеметным огнем ясно видимые цели. Англичане уже не могли удерживать такую важную для них позицию. После отхода неприятеля мы нашли многочисленные кучи убитых, и потери павшими только на одном этом месте едва ли могли быть меньше 150 человек.
   Однако, наступление Золотобережного полка все же принесло неприятелю известную пользу. При моих слабых силах - мы имели в общем около девяти рот я отвел одну из двух рот, расположенных непосредственно у Кибаты, чтобы использовать ее против Холма Золотого Берега. Когда ночью я возвращался в лагерь, в расположении единственной оставшейся теперь в соприкосновении с неприятелем роты раздались многочисленные мелкие взрывы. Причину этих взрывов мы узнали только спустя некоторое время, так как это была неизвестная нам тогда атака ручными гранатами. Противник штурмовал нашу позицию многими ротами так быстро и ловко, что неожиданно ворвался в немецкие окопы и отбросил наши слабые части. Потеря позиции лишила нас возможности вести с близкого расстояния огонь по передвигавшимся войскам противника и по его сообщениям с источником воды.
   Тем не менее, очищение этих высот и понесенные при этом потери вознаграждались успехом, достигнутым у Холма Золотого Берега. Несмотря на нашу численную слабость, мы оставались господами положения. Наши патрули и сильные летучие отряды проникали непосредственно в тактический тыл неприятеля, а также дальше, вплоть до его путей сообщения со стратигеческими тылами. Мелкие действия, которые неприятель иногда пытался предпринимать, не приводили ни к каким результатам. В общем, противник понес у Кибаты крайне значительные потери, и я думаю, что их нельзя оценивать ниже четырехсот человек. Его оперативные планы также были основательно расстроены. Не подлежало никакому сомнению, что он стремился двигаться вперед от Кильвы на Леваде. Наш сильный удар у Кибаты вынудил его обратиться против нас, отвлек его внимание от Кильвы и заставил оставить в покое остальную область, а также наши запасы продовольствия и пути подвоза.
   Примерно в конце декабря появились неприятельские аэропланы, которые сбрасывали на наши позиции бомбы. Хотя при этом использовались гораздо более сильные бомбы, чем раньше, все же они причиняли нам очень слабые потери. В день Рождества мы увидели, как с одного аэроплана на бому Кибату была сброшена большая масса груза. Однако надежда, что неприятель случайно обстреливает свой собственный лагерь, нас обманула: это были большие массы сигарет, которые являлись рождественским подарком английским войскам.
   К этому времени я получил личное письмо британского главнокомандующего генерала Смуттса, в котором он сообщал о пожаловании мне ордена "пур ле мерит"{42} и высказывал надежду, что его сердечное поздравление не будет мне неприятным. Я его поблагодарил таким же вежливым образом. Я упоминаю об этом письме генерала Смуттса в доказательство того, что, несмотря на убийственную войну, между противными сторонами безусловно существовало самое глубокое уважение. Вообще, неприятель много раз показывал, как глубоко он ценит подвиги немецких войск.
   В конце 1916 года я считал военное положение в колонии исключительно благоприятным, так как знал, что южно-африканские войска были большей частью уничтожены вследствие потерь в боях и болезней и что большая часть оставшихся, по истечении срока своей службы, вернулась обратно в Южную Африку. Точно так же и индусские войска, после продолжительного пребывания в открытом поле Восточной Африки, численно уменьшились, а вновь прибывшие части - мы твердо установили присутствие у Кибаты индусские полки, набранные среди племени патанов, - состояли большей частью из молодых солдат. Другие же полки, как 129 Белуджистанский, который раньше сражался во Фландрии{43}, несомненно, представлял собой хороший боевой материал, но в отношении их можно было ожидать, что они не выдержат продолжительных тягот африканской войны. Неприятельские черные войска аскари, в общем, были молоды, и только сравнительно небольшое число их уже принимало участие в боях. Таким образом, можно было и в дальнейшем спокойно выдерживать длительные военные действия. Я до сихъ пор думаю, что нам удалось бы не только устоять против превосходного противника, но даже разбить его, если бы он не имел возможности постоянно пополнять свои войсковые единицы и привлекать новые полки. В конце 1916 года я еще не знал, что из Нигерии в Дар-эс-Салам была переброшена целая бригада чернокожих войск и оттуда без остановки направлена дальше на Дутуми и Киссаки.
   Стоявшие там лагерем пять рот под начальством капитана Отто в первых числах января 1917 года были атакованы не менее чем двумя бригадами генерала Смуттса. Одновременно с этой атакой с фронта неприятель производил широкое обходное движение. При большом количественном превосходстве он имел возможность преградить путь отступления немецким войскам, уходившим в направлении на Кунгулио. Наши аскари должны были неоднократно пробивать себе дорогу штыками, и при закрытом характере местности отдельные роты попадали в крайне затруднительное положение. Наша полевая гаубица со слабым прикрытием натолкнулась при отступлении к Бехобехо на расположенного в засаде неприятеля силой в несколько рот. Вся орудийная прислуга была уничтожена, а гаубица захвачена. Но, в конце концов, остальным частям удалось ускользнуть от обхода неприятеля и собраться у Бехобехо. Тут вновь завязались серьезные бои, в которых и неприятель сражался очень стойко. В этом бою пал хорошо известный в немецких кругах своей любезностью и увлекательными рассказами старый зулус-охотник, поступивший в армию лейтенантом. Несмотря на то, что капитан Отто имел перед собой, а также на флангах, превосходного противника, а сзади широкую реку Руфиджи с одним только очень непрочным мостом, ему все-таки удалось, исполняя поставленную задачу, достигнуть со своими войсками южного берега реки и затем уничтожить мост.
   Таким образом; осталось бесполезным и далекое обходное движений неприятеля, которое он произвел из Киссаки дальше на запад, на Мкалинзо у Руфиджи. Двигавшаяся туда неприятельская бригада уже не успеввала прибыть на. южный берег Руфиджи так, чтобы помешать переправе капитана Отто и этим поставить его в тяжелое положение. Наоборот, это дало нам несколько очень значительных частичных успехов. Наступающий от Бехобехо противник увлекся преследованием и с крупными частями переправился на лодках через Руфиджи у Кунгулио. Капитан Отто, имея свой отряд наготове несколько южнее реки, атаковал переправившиеся части и с большими для противника потерями сбросил его в реку. Этому частичному успеху способствовало поведение направляемых на Мкалинзо неприятельских колонн. В основном они состояли из белых и черных войск из Нигерии; ни те, ни другие не были готовы к такому широкому обходному движению и потому прибыли к Руфиджи изнуренными и неспособными к боевым действиям. Они выбыли из строя на продолжительное время, и согласованная, недурно задуманная операция генерала Смуттса была расстроена.
   Наступление у Кунгулио сильного противника скрывало в себе ту опасность, что он может овладеть средним Руфиджи и районом, расположенным южнее его. В этом случае он легко захватил бы в свои руки главную часть нашего военного материала и пути подвоза, которые шли от Среднего Руфиджи к Ливале. Поэтому я должен был ответить на действия Смуттса. С большей частью расположенных перед Кибатой сил я выступил к озеру Утунги, чтобы быть готовым поддержать оттуда капитана Отто и использовать благоприятную обстановку, если она создастся.
    
   Глава восьмая. Заботы и затруднения во время пребывания в области Руфиджи (Январь - март 1917 года)
   Переход через горы Кисеи. Лагерь У Унгвары. Войска сбились с дороги. Лишние едоки. Меры против ожидаемого недостатка продовольствия. Сокращение числа носильщиков. Уменьшение пайков. Недовольство. Жены аскари. Кукуруза поддержка в нужде. Организация интендантства. Мелкие стычки в кустарнике у Унгвары. Наступление периода дождей. Меры для защиты женщин и детей. Дальнейшее движение войск на юг
   Наше выступление из Кибаты состоялось в соответствии с планом. На следующий день я с несколькими спутниками поехал верхом вперед в надежде, что войска, имевшие при себе нескольких проводников-туземцев, не собьются с дороги. В горах Кисеи мы встретили многочисленных, но очень пугливых туземцев, неоднократно при нашем приближении бросавших на произвол судьбы свои богатые запасы риса. Я в тот же день пожалел, что не взял ничего из их обильного продовольствия. Во время полуденной жары мы отдыхали в пори. Некоторые знатоки страны обратили мое внимание на освежающий фрукт мбинджи, которым мы подкреплялись. К сожалению, тогда мы не знали, что поджаренные косточки мбинджи представляют собой прекрасную пищу, напоминающую по вкусу наш орех.
   Жара была нестерпимая, но так как мы находились в районе действий неприятельских патрулей, то должны были сохранять бдительность. Источники воды в то время, в период крайней засухи, были крайне ограничены. После долгих поисков, мы нашли, наконец, маленькое болото, хотя и грязной, но, по словам знатоков этих мест, не вредной для здоровья воды. Под вечер мы достигли большого селения, покинутого жителями. К счастью, там нашелся черный, состоявший на немецкой гражданской службе, который сообщил, что это и есть Унгвара - цель нашего сегодняшнего перехода. Пройдя через поселок, туземец показал нам болото с водой, у которого мы расположились бивуаком. Мой черный повар, старый, бородатый, хорошо известный многим восточно-африканцам Баба, почти не отставал от нас, всадников, и вскоре появился в селении. Он быстро приготовил себе свою "угали" (кашу) и удобно расположился у огня. Мы смотрели на него с завистью, так как не имели ничего и ждали нашего багажа и двигающихся за нами войск. Но никто не прибывал, и мы легли спать голодными. Спаситель появился в образе великолепной антилопы, подошедшей к водопою при лунном, по силе почти дневном, свете. Почти одновременно хлопнули два выстрела обоих моих спутников - ван-Ройена и Нивенгузена - испытанных охотников-буров, ставших немцами. Как наэлектризованные, поспешили мы вскочить из-под наших одеял и, спустя короткое время, жарили аппетитные куски дичины.
   На следующий день мы достигли озера Утунги, где нас ожидал капитан Файльке, подкрепивший нас хлебом, кофе и колбасой, приготовленной из дичи. О следовавших за нами войсках не было слышно ничего. Они потеряли нас в пори и так основательно разбрелись, что часть их только после нескольких дней достигла телефонной линии в районе Утеты и вошла с нами в связь. При трудности связи мне до сих пор было невозможно получить верную картину о состоянии снабжения. Я рассчитывал найти хорошо пополненные магазины у озера Утунги при Мпангандже, а также в районе Мадабы. Я имел это в виду, когда из богатой области, севернее Нижнего Руфиджи, с крайним напряжением транспортировал продовольствие в тыловой район через Мпанганджу. Но продовольственная обстановка сложилась совершенно иначе.
   В тыловой области, кроме массы носильщиков, необходимых для транспорта на юг военных припасов, оставалось еще множество персонала, который использовался для постройки дорог, для сооружения тростниковых хижин и других целей. На небольших этапных пунктах находилось также большое число людей, которые, даже в самом благоприятном случае, не делали ничего другого, как только доставляли продовольствие для обеспечения самих себя. Но часто и эта доставка, опять-таки, производилась другими людьми, которых, в свою очередь, надо было обеспечивать продовольствием. В большинстве случаев бывало так, что продовольственные грузы, собранные и направленные для боевых частей севернее Нижнего Руфиджи, достигали, в конце концов, небольшого этапного пункта и поедались людьми, ничего не делавшими или выполнявшими совсем второстепенную работу. При трудности сообщений и больших расстояниях деятельному и энергичному капитану Штеммерману, принявшему на себя заведование этапной службой, еще не удалось полностью разобраться в этих обстоятельствах и устранить недостатки.
   В Африке было слишком много людей, которые стремились применять свои драгоценные силы на второстепенные дела и этим вредили более важным задачам. Это стремление было настолько велико, что только железная метла была способна произвести перемену. Общим результатом было то, что тысячи и тысячи лентяев истребляли продовольствие, которое с большим напряжением собиралось в районе действий боевых частей. Этап ничего не давал для снабжения армии, наоборот, еще жил за ее счет, и при этом приближался момент, когда мы будем вынуждены оставить богатые местными средствами области, удерживаемые в данную минуту сражавшимися войсками.
   Приходилось со всей энергией заботиться о немедленной обработке полей занятого нами в данное время района, т.е. окрестностей Мадабы и Ливале, а также лежавших далее на юг частей колониальной области, которым, вероятно, суждено было иметь большое значение во время дальнейших операций, Но урожая нужно было ждать несколько месяцев. В течение этого периода мы должны были оставаться у Руфиджи и жить там. Правда, здесь было засеяно несколько сот гектаров кукурузы, но она еще не созрела. Войска могли двинуться на юг только после сбора этого урожая. Следовательно, в данный момент они должны были удерживаться в бедном местными средствами районе.
   Для этого пришлось немедленно отказаться от всех едоков, которые не были нужны для ведения войны в ближайшие месяцы. Таким образом, были отпущены на свою родину тысячи носильщиков и рабочих тылового района. Надо было ясно учитывать весь вред этого мероприятия: мы предоставляли неприятелю тысячи людей, показания которых должны были дать ему точную до мелочей картину группировки наших сил, нашего продовольственного положения и внутреннего состояния. Но одного только сокращения тылового состава было все же недостаточно. Пришлось также сократить число нестроевых в ротах. Между прочим, было постановлено, что ныне ни один европеец не мог обслуживаться более, чем пятью цветными. Для живущего в Европе это может показаться слишком большой роскошью, но в африканской обстановке белому, действительно, необходима цветная прислуга. Требуется, по крайней мере, один человек который готовил бы и исполнял роль денщика. Остальные несут на себе имущество: запасы одежды, продовольствия, одеял и палаточного оборудования. Если принять во внимание, что в мирное время каждое находящееся в дороге должностное лицо обслуживалось во время большого путешествия одиннадцатью или даже тринадцатью носильщиками (и это за исключением своих трех-четырех личных слуг), то станет понятным, насколько стеснительным был приказ командования об этом ограничении и какую бурю негодования он вызвал.
   К счастью, на все возражения с санитарной и культурной точек зрения я был в состоянии сослаться на собственный опыт: в течение месяца мне удавалось довольствоваться вместо трех двумя небольшими вьюками, то есть четырьмя черными слугами, и оставаться при этом здоровым. Еще теперь я испытываю особенную признательность к офицерам, которые, как и во многих других случаях, понимали необходимость этой спасительной меры и, чтобы показать пример, шли ей навстречу.
   Однако, одним только сокращением числа едоков задача снабжения не была еще решена. Попросту говоря, не хватало запасов. Уже тогда можно было предвидеть, что продовольствия не хватит, чтобы обеспечить нас до начала сбора нового урожая, т.е, до конца марта. После тщательного обсуждения мы сократили военный паек, хотя это было крайне нежелательно: чернокожий, если на него хотят положиться, должен снабжаться хорошо. Тут разразился новый, еще более сильный взрыв негодования. Со всех сторон посыпались письма и телеграммы, что размер суточного пайка, установленный в 600 грамм муки, не мог дать необходимого для тела количества калорий, но продовольствия должно было хватить только при таком пайке. К тому же в этом, богатом дичью районе, оставалось еще такое средство для получения калорий, как охота.