Страница:
При плохой дождливой погоде мы заняли с ранее прибывшими ротами лагерь при Ниенгеди большой дороги Ниангао-Линди сзади отряда Вале. Я немедленно отправился к последнему для ознакомления с обстановкой. Здесь, совсем близко друг против друга, стояли войска - посреди почти непроходимой местности, густо заросшей и перерезанной лощинами; в низинах же встречались многочисленные глубокие болота. Наши войска работали над стрелковыми окопами полного профиля, которые были прикрыты с фронта засеками. Из семи рог, имевшихся в распоряжении генерала Вале, только наиболее слабые пять стояли у Нарунджу, две же остальные - на горе Кухо, на южном берегу реки Лукуледи. Ввиду опасности неожиданного нападения на наши слабые силы у Нарунджу, я распорядился об их усилении ротами горы Кухо, а на эту гору направил две из числа прибывших со мной рот. Уже на следующий день, 18 августа 1917 года, неприятель атаковал Нарунджу. Кроме капитана Либермана, с горы Кухо подошли также обе другие роты, прибывшие со мной. Я еще и сейчас вижу аскари третьей роты, которые прибыли в Нарунджу после форсированного марша до наступления темноты и слышу их радостные оклики, так как они рассчитывали еще раз основательно разбить неприятеля.
Но наше наступление в обхват правого неприятельского фланга привело только к оттеснению его назад; кустарник был слишком густым. Темнота еще больше затрудняла управление боем, и не может быть никакого сомнения, что при передвижениях в пересеченной местности наши части не раз обстреливали друг друга, так как отличить противника от своих было теперь едва ли возможно. Так, например, когда я в полнейшей темноте услышал перед собой в кустарнике громкие голоса, то счел, что они принадлежат нашему обходному отряду, который совершенно отбросил неприятеля. Только спустя продолжительное время выяснилось, что это был противник, и скоро можно было услышать шум от его фортификационных работ. Точное выяснение места расположения неприятельских позиций имело для нас то значение, что мы могли взять его под обстрел 10,5-см орудия отряда Вале. Это было проделано с успехом; во всяком случае на следующий день неприятель очистил свою позицию и отступил.
Решительный успех, к которому мы стремились, не был достигнут, да и нельзя было на него рассчитывать из-за трудных местных условий, а также потому, что во время боя 18 августа мы обнаружили свои силы и, таким образом, лишились выгод внезапного нападения. Я должен был опять довольствоваться оборонительными действиями. Продолжительная стоянка в этой богатой местности не представляла никаких затруднений в отношении продовольствия. Войска редко довольствовались столь хорошо, как в районе Линди. Обширные поля сладкого картофеля и мухобо простирались так далеко, насколько можно было охватить взглядом. Многочисленные арабские плантации указывали на богатство и древнюю культуру страны. Итак, мы устроились по-домашнему, и если ружейные пули и залетали часто в наш лагерь, а летчики сбрасывали свои бомбы, то они едва ли вредили нам. После долгого перерыва зубной врач возобновил свою работу, в которой мы так нуждались, и открыл свой кабинет в европейском доме. Однажды он как раз занимался с больным, когда в комнату ударила граната. При произведенном обследовании помещения оказалось, что плантатор хранил свои запасы динамита именно в этой комнате. К счастью, граната в них не попала, иначе зубной врач и больной были бы навсегда избавлены от всякой зубной боли.
Возникал нелегкий вопрос, что может ожидать немецких женщин и детей, бежавших из Линди и теперь не знавших, что им делать. Некоторые из них получили приют в строениях плантации Мтуа, находившихся под неприятельским артиллерийским огнем. При уменьшении запасов продовольствия и при большом затруднении с транспортом и квартирами было желательно отправить женщин и детей в Линди. Некоторые оказались достаточно разумны, чтобы понять это. После переговоров англичане разрешили их перевозку через свои линии до Линди. Однако, по неизвестным мне причинам, через некоторое время англичане не пожелали выполнять договоренность. Мало-помалу в католической миссии Нданда скопилась масса женщин и детей, а также небоеспособных мужчин. К счастью там еще раньше был открыт военный санаторий для выздоравливающих, развернутый затем в большой лазарет.
Глава одиннадцатая. В юго-восточной части колонии (Август - октябрь 1917 года)
Концентрическое наступление противника. У Рупонды и Ликангары. Неуверенность у неприятеля. Слухи. Бой при Махиве. Блестящая победа. Изменение плана атаки. Тактика неприятельского начальника. Конец боя. Потери и трофеи. Новый бой у Лукуледи. Малая война
В то время как в районе Нарунджу на несколько недель наступило затишье, неприятель развил более оживленную деятельность в занятой отрядом Штюмера части португальской области. Несколько английских колонн двигались концентрически с юго-запада и юга на Мвембе, и майор фон-Штюмер, который не считал себя достаточно сильным для обороны, очистил этот пункт. Затем отдельные роты постепенно отошли на Ровуму. Севернее этой реки общее руководство принял на себя капитан-лейтенант резерва Янцен, которого командование направило в Тундуру с двумя ротами и к которому присоединились отдельные роты прежнего отряда Штюмера.
Выяснить точно группировку противника было трудно; у меня создалось впечатление, что он только хотел задержать у Нарунджу наши главные силы, чтобы вторгнуться крупными частями в район, который снабжал нас продовольствием, то есть в области Тундуру-Массасси-Рупонда, и захватить наши запасы. Мне казалось тогда, что не исключена возможность одержать успех, и потому 10 сентября 1917 года я выступил с пятью ротами из лагерей Нарунджу и Мтуа к Массасси. Первым выступил капитан Геринг с тремя ротами на Тундуру, которая к этому времени были занята неприятелем; отряд Янцена находился северо-восточнее этого пункта. Я разведал на велосипеде дорогу в Тундуру и опасался, что продовольственные затруднения будут очень велики. Это, к сожалению, подтвердилось. В самом районе было трудно организовать сбор и доставку продовольствия, а времени организовать подвоз из Массасси для более длительной операции не хватало.
Мелкие патрульные действия англичан и португальцев, появившихся с юга через Ровуму и беспокоивших наши склады и транспорты, во всяком случае задерживали наше передвижение. Капитан Кель не мог удержать противника, наступавшего со стороны Кильвы, несмотря на тяжелый бой у Мбео-Хини и целый ряд более мелких столкновений, и неприятель появился в районе Нахунгу. Его летучие колонны, преимущественно конные, глубоко обошли отряд капитана Келя с запада и продолжали движение вверх по реке Мбемкуру на Нангау. Связь с капитаном Келем, которая была установлена по телефонной линии Нахунгу Нангау, оказалась прервана сначала на несколько дней, а затем на более продолжительное время. Расположенные вдоль этой линии полевые магазины попали в руки противника и были уничтожены.
При медленной передаче сведений от отряда Келя было невозможно своевременно составить себе картину его положения и, так как нельзя было рассчитывать на успешные действия у Тундуру, то в начале октября я перешел с пятью ротами от Массасси к Рупонде, а затем дальше на северо-восток и соединился у Ликангары с Келем. При получении сведений, что неприятельские отряды приближаются к Рупонде с северо-востока, было приказано переправить больных и запасы из Рупонды к Лукуледи и к Мнахо. 9 октября 1917 года у Рупонды был отбит неприятельский патруль с некоторыми потерями для неприятеля. 10 октября более сильный противник (25 индусский кавалерийский полк) напал на Рупонду с нескольких сторон. К сожалению, передвижения наших рот к Ликангаре произошли несколько раньше, иначе неприятель у Рупонды столкнулся бы с частью наших сил и потерпел бы поражение. Теперь же, кроме нескольких патрулей, в Рупонде совсем не было войск. Большая часть больных попала в руки неприятеля, а также, к несчастью, и магазин, содержавший около 90 тонн продовольствия.
При Ликангаре не произошло никакого достойного упоминания сражения. Правда, появлялись неприятельские дозоры и слабые партии, но это не мешало нашим боевым патрулям, которые направлялись против шедшей вдоль реки Мбемкуру главной тыловой дороги неприятеля, обстреливать и уничтожать автомобили, захватывая почту и припасы. Это навело меня на предположение, что главные силы неприятельских войск, высадившиеся в Кильве, совершали обход еще дальше на север, по направлению к Рупонде.
Усилившаяся деятельность неприятеля в нескольких переходах восточнее Ликангары, где противник снял наши закупочные посты, а также рассказы туземцев, указывали на возможность передвижения более крупных неприятельских частей от Нахунгу в южном направлении, против генерала Вале. Захваченная почта отмечала, что неприятель, несмотря на его широко развитую разведывательную и шпионскую системы, действовал почти вслепую. Например, он не знал, где находился я, хотя придавал этому особенно большое значение. Сведения о моем прежнем месте пребывания указывали ему, где можно предполагать наличие главных сил наших войск. В то время как одно из его донесений говорило, что я нахожусь в местности Лукуледи, другое предполагало, что я у Тундуру, а третье, такое же достоверное, говорило о Махенге. Болтливость наших европейцев, которые, несмотря на все указания, не переставали сообщать друг другу в своих частных письмах сведения о военном положении и свои предположения, принесла на этот раз кое-какую пользу. Так много болтали, слухи были так противоречивы, а также так слепо верили всяким небылицам, что из переписки немцев можно было получить самые противоположные сведения. Несмотря на это, невольное, введение противника в обман, было непонятно, как разумные люди могли доверять почте важные дела и сведения, сообщение о которых необходимо было скрывать от неприятеля.
Мне стало ясно, что неверная оценка положения, в котором находился неприятель, может мне принести небольшую выгоду, если действовать быстро и решительно. Я надеялся, что теперь можно рассчитывать на решительный удар, которого я дважды добивался в районе Линди и один раз у Тундуру, и успех которого у Нарунгомбе висел на тонком волоске. При оценке общего положения мне казалось, что обстановка в отряде Вале складывается как раз в пользу принятия такого решения. Принятый неприятелем план ведения войны должен был навести на мысль, что отдельные колонны противника будут энергично подвигаться вперед, чтобы раздавить нас посредством окружения со всех сторон. Дивизия неприятеля из Линди также вела настойчивое наступление. Перед ней, ведя беспрерывные бои, отходили от Махивы девять слабых рот Вале. Местность у Махивы была мне немного знакома. Казалось очень вероятным, что мой отход туда не будет своевременно обнаружен неприятелем.
14 октября 1917 года, в надежде на военное счастье, я перешел с пятью ротами и с двумя горными орудиями через горы Ликангары в Мнахо, куда и прибыл ночью, и 15 октября на рассвете продолжал путь. При движении на узкой тропинке над обрывом походная колонна растянулась. Орудия оказались далеко позади; вьючные животные выбивались из сил, требовалась помощь со стороны аскари и носильщиков; к счастью вице-вахмистр Сабат каждый раз преодолевал препятствия и продвигал свои пушки дальше. Меня удивляло, что мне не посылались донесения из Махивы, но ружейный и пулеметный огонь заставлял предполагать, что там происходил бой.
Перед наступлением темноты я прибыл к роте обер-лейтенанта Метнера, который находился в резерве позади левого фланга отряда Вале. Неприятель, казалось, наступал в обход этого фланга через кустарник. Свистящие вокруг пули имели то неприятное последствие, что носильщик, который нес мою полевую сумку с самыми важными донесениями и картами, исчез на два дня. Обе прибывшие первыми роты были тотчас же направлены для контр-атаки против неприятельского обхвата, и противник был отброшен. После этого роты окопались. 16 октября утром я направился туда и твердо установил, что противник укрепился напротив нас расстоянии от 60 до 100 метров.
Случай для внезапного решительного наступления казался мне благоприятным. Обер-лейтенант фон-Руктешель должен был начать в полдень обход неприятеля слева (то есть севернее); еще левее направлялся отряд Геринга.
После того, как мы спокойно пообедали, я быстро отправился на левый фланг, где только что развернулся капитан Геринг с двумя ротами. Затем, после того, как он перешел широкую долину, его отряд, к моему удивлению, начал заходить еще дальше влево. Скоро роты вступили в бой. Только постепенно для меня стало ясным это непонятное движение. Капитан Геринг неожиданно натолкнулся на нового противника, который прибыл от Нахунгу и теперь наступал с севера. Это было несколько батальонов Нигерийской бригады с двумя орудиями, которые ничего не знали о нашем присутствии и рассчитывали разбить наголову войска Вале, наступая на его левый фланг и тыл, в то время, как фронт генерала будет энергично атакован дивизией из Линди. Нигерийская бригада была удивлена не меньше Геринга, но не так быстро разобралась в новой обстановке. Капитан Геринг, за которым непосредственно следовали резервы, наступал по кустарнику так энергично, что совершенно смял отдельные части противника, отбросил их в беспорядке и окончательно обратил в бегство. Один неприятельский офицер, который вел носильщиков с патронами, принял наши войска за свои, и таким образом нам удалось захватить около 150.000 патронов. Во время штурма было взято орудие со снарядами, и мы насчитали более ста нигерийских аскари убитыми. Правее капитана Геринга, где вели бой две роты под командой обер-лейтенанта фон-Руктешеля и тяжело раненого лейтенанта резерва Брукера, неприятель также был оттеснен несколько назад, в кусты.
Одновременно с этими боями на левом фланге неприятель вел настойчивое наступление на отряд Вале. На следующие дни обнаружилось большое численное превосходство противника; против нашего фронта все снова и снова прибывали свежие части. Опасность, что фронт генерала Вале не выдержит, усиливалась. Бой становился тяжелым. Я опасался, что наше обходное движение по труднодоступной болотистой местности может быть задержано слабыми силами противника, между тем как на фронте генерала Вале дело примет неблагоприятный для нас оборот. Тогда сражение было бы потеряно. Поэтому я считал целесообразным увеличить, насколько возможно, потери, которые нес неприятель при своих фронтальных атаках, и так использовать все мои части, чтобы противник, усиливавший нажим на отряд Вале, действительно истощил свои силы.
Поэтому предполагавшийся сначала охват неприятельского правого крыла не развивался в следующие дни, а, наоборот, все свободные роты были переброшены для усиления фронта генерала Вале. Таким образом, удалось не только прочного удерживания фронта, но и иметь достаточные резервы для сильных контратак, чтобы немедленно использовать каждую ошибку неприятеля и нанести ему действительное поражение.
На такой странный тактический прием ведения боя меня натолкнула личность неприятельского начальника. О генерале Бевесе мне было известно по сражению у Реаты (11 марта 1916 года), что он действует очень прямолинейно. Вместо того, чтобы стремиться достигнуть успеха умелым маневром, он предпочитает добиваться победы настойчивыми фронтальными атаками, которые ведут к очень большим потерям, если оборона держится прочно или располагает достаточными резервами. Я предполагал, что генерал Бевес и тут, у Махивы, будет руководствоваться подобными соображениями. Я считаю, что именно использование этой слабости в действиях неприятельского главнокомандующего и доставило нам здесь, у Махивы, такую блестящую победу. До 18 октября, т.е. в общем в продолжение четырех дней, продолжались атаки нашего фронта все новыми и новыми силами, но несколько личных наблюдений показали мне, что на нашем правом фланге сила атаки постепенно ослабевает и полное поражение противника становится очевидным.
Вечером 18 октября мы, в числе примерно в 1.500 людей, окончательно разбили неприятельскую дивизию, которая ввела в бой от четырех до шести тысяч человек, а также нанесли неприятелю самое тяжелое поражение, которое он когда-либо испытывал, за исключением Танги. По заявлению одного высшего-английского офицера, неприятель потерял 1.500 человек, но у меня есть основания предполагать, что эта цифра слишком низка. У нас было убито 14 европейцев, 81 аскари и ранено 55 европейцев и 367 аскари; один европеец и один аскари пропали без вести. Принимая во внимание наши сравнительно небольшие силы, эти потери стали для нас очень тяжелыми и тем более чувствительными, что не могли быть пополнены. Наши трофеи состояли из одного орудия, шести станковых и трех ручных пулеметов, а также двухсот тысяч патронов.
К сожалению, общая обстановка не позволяла использовать победу; в тылу у нас неприятель, занявший 10 октября Рупонду, продолжал большими силами движение дальше на юг и 18 октября атаковал у Лукуледи майора Краута. В заключение надо отметить, что войска, дравшиеся под. командой капитана-лейтенанта Янцена в районе Тундуру, постепенно отошли оттуда на северо-восток к верховьям Мбемкуру и были переброшены к командованию через Рупонду еще до захвата 10 октября неприятелем этого пункта. Две его роты усилили войска, расположенные вблизи Лукуледи для защиты магазина. Это были те три роты отряда майора Краута, которые 18 октября у Лукуледи были атакованы с севера превосходным противником. Хотя англичане, силой в шесть рот Золотобережного полка, и были отбиты, чтобы прикрыть наши подвергавшиеся опасности запасы продовольствия и материала, хранившиеся в Хигугу и Хивате, майор Краут отошел к первому из этих пунктов. Кроме Хигугу и Хиваты, неприятель мог угрожать также и Нданде, где хранилось большое количество наших боевых припасов. Каждую минуту можно было ожидать, что он вторгнется из Лукуледи в наш тыловой район, захватит запасы продовольствия и, таким образом, сделает нас небоеспособными. Мы не имели достаточно сил для непосредственного прикрытия наших сообщений с тылом, так как те 2.000 человек, которыми мы располагали, были необходимы нам для боя. Но, так как войска хотели и должны были остаться боеспособными, надо было устранить опасность другим способом.
Для этого имелось только одно средство, а именно - окончательно разбить неприятеля у Лукуледи. Поэтому мы не могли терять времени при Махиве, и я должен был отказаться от мысли об уничтожающем преследовании. В то время, как рано утром 19-го оставленные войска производили обстрел некоторых частей противника, расположенных открыто, я уже выступил в поход со своими шестью ротами и двумя орудиями. На следующий день мы находились в двухчасовом расстоянии восточнее Лукуледи, и на рассвете 21 октября неприятель, совершенно неожиданно для себя, был атакован. Колонна майора Краута застигла врасплох севернее Лукуледи лагерь 25 индусского кавалерийского полка, стоявшего, с запряженными повозками, как раз наготове к выступлению на Массасси; лагерь был атакован, и неприятельский полк потерял всех обозных животных - около 350.
Однако затем Краут остановился. Отряды Келя и Руктешеля вели у Лукуледи довольно серьезный бой против укрепившегося там противника, тщетно ожидая наступления Краута. Штурм лагеря, без элемента внезапности, не обещал успеха. Когда же наш отряд был, в свою очередь, обстрелян с фланга минометами, я, после отражения серьезной неприятельской контр-атаки отвел во избежание бесполезных потерь главные силы из-под действительного перекрестного огня. Новый противник, внезапно появившийся из кустарника и состоявший из сильного патруля и одной роты полка Королевских африканских стрелков (английские восточно-африканские аскари), быстро был отброшен. При этом мы потеряли обер-лейтенанта Крегера, убитого, когда он двигался во главе своей роты. Только ночью поступило донесение от майора Краута: не рассчитывая больше на успех атаки у Лукуледи и не слыша шума боя, он, описав большую дугу, отошел от этого пункта и расположился лагерем юго-восточнее Лукуледи.
Из-за неудачно сложившейся обстановки нам не удалось окончательно разбить неприятеля у Лукуледи, и цель моего предприятия была достигнута только отчасти; но потери англичан можно было считать значительными. Кроме того, они были потрясены сильнее, чем я сначала предполагал. Во всяком случае произведенные разведки выяснили, что он опять очистил Лукуледи и отступил в северном направлении. К сожалению, в числе наших потерь было три убитых ротных командира. Еще и сейчас стоит перед моими глазами тяжело раненый в ногу лейтенант резерва Фольквейн, с трудом двигающийся впереди своей роты. Помню, что я говорил с лейтенантом резерва Баснером и обер-лейтенантом Крегером как раз незадолго перед тем, как они были убиты. Здесь погиб и великолепный пулеметный начальник вице-фельдфебель Клейн, так часто водивший свой патруль к Угандской железной дороге. Но наши потери были не напрасны. Наши патрули преследовали неприятеля, обстреляли его лагерь в районе Рупонды и действовали на его сообщения с тылом. Но возможность обеспечить продовольствием в районе Рупонды более крупные войсковые массы - наши собранные там запасы попали в руки неприятеля - вынудила меня отказаться от более широкого преследования.
В то время я считал вероятным, что наступление противника от Лукуледи на север было вызвано движением войск, которые под начальством капитана Тафеля направлялись сюда от Махенге. С ним с начала октября не было никакой связи. Мы знали лишь, что он медленно отходил под натиском сильных неприятельских колонн, наступавших от севера (из Ифакары), с запада и юго-запада (Лукуджу, Мпонди) и искал соединения с главными силами. Я считал возможным, что он уже прибыл в район Нангау или западнее этого пункта и что неприятель, обеспокоенный за свои собственные сообщения с тылом, повернул обратно к Лукуледи.
Глава двенадцатая. Последние недели на немецкой территории (Октябрь-ноябрь 1917 года)
Переговоры с губернатором. Предположения. Выступление от Лукуледи. Мелкие стычки в кустарнике. Недостаток боевых припасов и его последствия. Настойчивое наступление неприятеля на Хивату. Наш отход на Намбиндингу. Планы добровольного сокращения численности войск. В горной стране Маконде. Недостаток воды и продовольствия. Куда? Новая реорганизация войск. Неприятельский патруль и его записка. Отрыв от неприятеля
24 октября ко мне в лагерь восточнее Лукуледи прибыл для переговоров губернатор из Хиваты, которая сделалась, между тем, центром гражданского управления{45}. Я высказал свое твердое убеждение в том, что, несмотря на все продовольственные затруднения, которые должны были скоро возникнуть в немецкой Восточной Африке, возможно и необходимо продолжать войну и дальше, но если при этом мы будем базироваться на португальские территории{46}. Это возможно было выполнить только в том случае, если мы очистим немецкую Восточную Африку и вторгнемся в португальскую колонию.
Вопрос о продовольствии становился очень острым: в оставшихся у нас магазинах мы имели налицо около пятисот тонн. Этого должно было хватить примерно на полтора месяца. Но оказалось, что цифры не давали абсолютно верной картины. Наваленные в кучу мешки были неполного веса, а зерно пострадало от насекомых. Новой жатвы можно было ожидать не ранее марта. Поэтому при дальнейших операциях необходимо было двигаться на юг, хотя бы только из чисто продовольственных соображений. Во всяком случае, я рассчитывал на возможность, что капитан Тафель со своими войсками прибудет в район Массасси и Хиваты, и тогда я смогу оставить ему запасы магазинов, расположенных в районе Хиваты, чтобы самому с частью войск перейти от Хиваты через плоскогорье Маконде по направлению на Линди и произвести нападение на главную этапную дорогу неприятеля у реки Лукуледи. Для дальнейшего ведения войны район Хиваты, по своему богатству местными средствами, имел для нас наибольшее значение. Но Хивата не была защищена и подвергалась опасности еще потому, что неприятельские действия против Мнахо велись также и с севера, где в районе Нданды на дороге Лукуледи-Линди появились неприятельские конные отряды. Аэропланы противника также уделяли нашим лагерям у Хиваты усиленное внимание.
Вот причины, почему в конце октября 1917 года я со своими главными силами отошел от Лукуледи. Еще нельзя было предвидеть, представится ли снова случай для нападения от Хиваты на одну из колонн неприятеля, который, по-видимому, собирался возобновить здесь наступление. Следующие недели наступление неприятеля было опять направлено против отряда Вале. Там появились совсем новые части, между ними также Капский отряд, сформированный из южно-африканских метисов. Последний находился у Центральной железной дороги и был переброшен через Дар-эс-Салам - Линди для подкрепления генерала Бевеса. К счастью, Бевес начал бой у Махивы , закончившийся его поражением, не дожидаясь этого подкрепления.
Но наше наступление в обхват правого неприятельского фланга привело только к оттеснению его назад; кустарник был слишком густым. Темнота еще больше затрудняла управление боем, и не может быть никакого сомнения, что при передвижениях в пересеченной местности наши части не раз обстреливали друг друга, так как отличить противника от своих было теперь едва ли возможно. Так, например, когда я в полнейшей темноте услышал перед собой в кустарнике громкие голоса, то счел, что они принадлежат нашему обходному отряду, который совершенно отбросил неприятеля. Только спустя продолжительное время выяснилось, что это был противник, и скоро можно было услышать шум от его фортификационных работ. Точное выяснение места расположения неприятельских позиций имело для нас то значение, что мы могли взять его под обстрел 10,5-см орудия отряда Вале. Это было проделано с успехом; во всяком случае на следующий день неприятель очистил свою позицию и отступил.
Решительный успех, к которому мы стремились, не был достигнут, да и нельзя было на него рассчитывать из-за трудных местных условий, а также потому, что во время боя 18 августа мы обнаружили свои силы и, таким образом, лишились выгод внезапного нападения. Я должен был опять довольствоваться оборонительными действиями. Продолжительная стоянка в этой богатой местности не представляла никаких затруднений в отношении продовольствия. Войска редко довольствовались столь хорошо, как в районе Линди. Обширные поля сладкого картофеля и мухобо простирались так далеко, насколько можно было охватить взглядом. Многочисленные арабские плантации указывали на богатство и древнюю культуру страны. Итак, мы устроились по-домашнему, и если ружейные пули и залетали часто в наш лагерь, а летчики сбрасывали свои бомбы, то они едва ли вредили нам. После долгого перерыва зубной врач возобновил свою работу, в которой мы так нуждались, и открыл свой кабинет в европейском доме. Однажды он как раз занимался с больным, когда в комнату ударила граната. При произведенном обследовании помещения оказалось, что плантатор хранил свои запасы динамита именно в этой комнате. К счастью, граната в них не попала, иначе зубной врач и больной были бы навсегда избавлены от всякой зубной боли.
Возникал нелегкий вопрос, что может ожидать немецких женщин и детей, бежавших из Линди и теперь не знавших, что им делать. Некоторые из них получили приют в строениях плантации Мтуа, находившихся под неприятельским артиллерийским огнем. При уменьшении запасов продовольствия и при большом затруднении с транспортом и квартирами было желательно отправить женщин и детей в Линди. Некоторые оказались достаточно разумны, чтобы понять это. После переговоров англичане разрешили их перевозку через свои линии до Линди. Однако, по неизвестным мне причинам, через некоторое время англичане не пожелали выполнять договоренность. Мало-помалу в католической миссии Нданда скопилась масса женщин и детей, а также небоеспособных мужчин. К счастью там еще раньше был открыт военный санаторий для выздоравливающих, развернутый затем в большой лазарет.
Глава одиннадцатая. В юго-восточной части колонии (Август - октябрь 1917 года)
Концентрическое наступление противника. У Рупонды и Ликангары. Неуверенность у неприятеля. Слухи. Бой при Махиве. Блестящая победа. Изменение плана атаки. Тактика неприятельского начальника. Конец боя. Потери и трофеи. Новый бой у Лукуледи. Малая война
В то время как в районе Нарунджу на несколько недель наступило затишье, неприятель развил более оживленную деятельность в занятой отрядом Штюмера части португальской области. Несколько английских колонн двигались концентрически с юго-запада и юга на Мвембе, и майор фон-Штюмер, который не считал себя достаточно сильным для обороны, очистил этот пункт. Затем отдельные роты постепенно отошли на Ровуму. Севернее этой реки общее руководство принял на себя капитан-лейтенант резерва Янцен, которого командование направило в Тундуру с двумя ротами и к которому присоединились отдельные роты прежнего отряда Штюмера.
Выяснить точно группировку противника было трудно; у меня создалось впечатление, что он только хотел задержать у Нарунджу наши главные силы, чтобы вторгнуться крупными частями в район, который снабжал нас продовольствием, то есть в области Тундуру-Массасси-Рупонда, и захватить наши запасы. Мне казалось тогда, что не исключена возможность одержать успех, и потому 10 сентября 1917 года я выступил с пятью ротами из лагерей Нарунджу и Мтуа к Массасси. Первым выступил капитан Геринг с тремя ротами на Тундуру, которая к этому времени были занята неприятелем; отряд Янцена находился северо-восточнее этого пункта. Я разведал на велосипеде дорогу в Тундуру и опасался, что продовольственные затруднения будут очень велики. Это, к сожалению, подтвердилось. В самом районе было трудно организовать сбор и доставку продовольствия, а времени организовать подвоз из Массасси для более длительной операции не хватало.
Мелкие патрульные действия англичан и португальцев, появившихся с юга через Ровуму и беспокоивших наши склады и транспорты, во всяком случае задерживали наше передвижение. Капитан Кель не мог удержать противника, наступавшего со стороны Кильвы, несмотря на тяжелый бой у Мбео-Хини и целый ряд более мелких столкновений, и неприятель появился в районе Нахунгу. Его летучие колонны, преимущественно конные, глубоко обошли отряд капитана Келя с запада и продолжали движение вверх по реке Мбемкуру на Нангау. Связь с капитаном Келем, которая была установлена по телефонной линии Нахунгу Нангау, оказалась прервана сначала на несколько дней, а затем на более продолжительное время. Расположенные вдоль этой линии полевые магазины попали в руки противника и были уничтожены.
При медленной передаче сведений от отряда Келя было невозможно своевременно составить себе картину его положения и, так как нельзя было рассчитывать на успешные действия у Тундуру, то в начале октября я перешел с пятью ротами от Массасси к Рупонде, а затем дальше на северо-восток и соединился у Ликангары с Келем. При получении сведений, что неприятельские отряды приближаются к Рупонде с северо-востока, было приказано переправить больных и запасы из Рупонды к Лукуледи и к Мнахо. 9 октября 1917 года у Рупонды был отбит неприятельский патруль с некоторыми потерями для неприятеля. 10 октября более сильный противник (25 индусский кавалерийский полк) напал на Рупонду с нескольких сторон. К сожалению, передвижения наших рот к Ликангаре произошли несколько раньше, иначе неприятель у Рупонды столкнулся бы с частью наших сил и потерпел бы поражение. Теперь же, кроме нескольких патрулей, в Рупонде совсем не было войск. Большая часть больных попала в руки неприятеля, а также, к несчастью, и магазин, содержавший около 90 тонн продовольствия.
При Ликангаре не произошло никакого достойного упоминания сражения. Правда, появлялись неприятельские дозоры и слабые партии, но это не мешало нашим боевым патрулям, которые направлялись против шедшей вдоль реки Мбемкуру главной тыловой дороги неприятеля, обстреливать и уничтожать автомобили, захватывая почту и припасы. Это навело меня на предположение, что главные силы неприятельских войск, высадившиеся в Кильве, совершали обход еще дальше на север, по направлению к Рупонде.
Усилившаяся деятельность неприятеля в нескольких переходах восточнее Ликангары, где противник снял наши закупочные посты, а также рассказы туземцев, указывали на возможность передвижения более крупных неприятельских частей от Нахунгу в южном направлении, против генерала Вале. Захваченная почта отмечала, что неприятель, несмотря на его широко развитую разведывательную и шпионскую системы, действовал почти вслепую. Например, он не знал, где находился я, хотя придавал этому особенно большое значение. Сведения о моем прежнем месте пребывания указывали ему, где можно предполагать наличие главных сил наших войск. В то время как одно из его донесений говорило, что я нахожусь в местности Лукуледи, другое предполагало, что я у Тундуру, а третье, такое же достоверное, говорило о Махенге. Болтливость наших европейцев, которые, несмотря на все указания, не переставали сообщать друг другу в своих частных письмах сведения о военном положении и свои предположения, принесла на этот раз кое-какую пользу. Так много болтали, слухи были так противоречивы, а также так слепо верили всяким небылицам, что из переписки немцев можно было получить самые противоположные сведения. Несмотря на это, невольное, введение противника в обман, было непонятно, как разумные люди могли доверять почте важные дела и сведения, сообщение о которых необходимо было скрывать от неприятеля.
Мне стало ясно, что неверная оценка положения, в котором находился неприятель, может мне принести небольшую выгоду, если действовать быстро и решительно. Я надеялся, что теперь можно рассчитывать на решительный удар, которого я дважды добивался в районе Линди и один раз у Тундуру, и успех которого у Нарунгомбе висел на тонком волоске. При оценке общего положения мне казалось, что обстановка в отряде Вале складывается как раз в пользу принятия такого решения. Принятый неприятелем план ведения войны должен был навести на мысль, что отдельные колонны противника будут энергично подвигаться вперед, чтобы раздавить нас посредством окружения со всех сторон. Дивизия неприятеля из Линди также вела настойчивое наступление. Перед ней, ведя беспрерывные бои, отходили от Махивы девять слабых рот Вале. Местность у Махивы была мне немного знакома. Казалось очень вероятным, что мой отход туда не будет своевременно обнаружен неприятелем.
14 октября 1917 года, в надежде на военное счастье, я перешел с пятью ротами и с двумя горными орудиями через горы Ликангары в Мнахо, куда и прибыл ночью, и 15 октября на рассвете продолжал путь. При движении на узкой тропинке над обрывом походная колонна растянулась. Орудия оказались далеко позади; вьючные животные выбивались из сил, требовалась помощь со стороны аскари и носильщиков; к счастью вице-вахмистр Сабат каждый раз преодолевал препятствия и продвигал свои пушки дальше. Меня удивляло, что мне не посылались донесения из Махивы, но ружейный и пулеметный огонь заставлял предполагать, что там происходил бой.
Перед наступлением темноты я прибыл к роте обер-лейтенанта Метнера, который находился в резерве позади левого фланга отряда Вале. Неприятель, казалось, наступал в обход этого фланга через кустарник. Свистящие вокруг пули имели то неприятное последствие, что носильщик, который нес мою полевую сумку с самыми важными донесениями и картами, исчез на два дня. Обе прибывшие первыми роты были тотчас же направлены для контр-атаки против неприятельского обхвата, и противник был отброшен. После этого роты окопались. 16 октября утром я направился туда и твердо установил, что противник укрепился напротив нас расстоянии от 60 до 100 метров.
Случай для внезапного решительного наступления казался мне благоприятным. Обер-лейтенант фон-Руктешель должен был начать в полдень обход неприятеля слева (то есть севернее); еще левее направлялся отряд Геринга.
После того, как мы спокойно пообедали, я быстро отправился на левый фланг, где только что развернулся капитан Геринг с двумя ротами. Затем, после того, как он перешел широкую долину, его отряд, к моему удивлению, начал заходить еще дальше влево. Скоро роты вступили в бой. Только постепенно для меня стало ясным это непонятное движение. Капитан Геринг неожиданно натолкнулся на нового противника, который прибыл от Нахунгу и теперь наступал с севера. Это было несколько батальонов Нигерийской бригады с двумя орудиями, которые ничего не знали о нашем присутствии и рассчитывали разбить наголову войска Вале, наступая на его левый фланг и тыл, в то время, как фронт генерала будет энергично атакован дивизией из Линди. Нигерийская бригада была удивлена не меньше Геринга, но не так быстро разобралась в новой обстановке. Капитан Геринг, за которым непосредственно следовали резервы, наступал по кустарнику так энергично, что совершенно смял отдельные части противника, отбросил их в беспорядке и окончательно обратил в бегство. Один неприятельский офицер, который вел носильщиков с патронами, принял наши войска за свои, и таким образом нам удалось захватить около 150.000 патронов. Во время штурма было взято орудие со снарядами, и мы насчитали более ста нигерийских аскари убитыми. Правее капитана Геринга, где вели бой две роты под командой обер-лейтенанта фон-Руктешеля и тяжело раненого лейтенанта резерва Брукера, неприятель также был оттеснен несколько назад, в кусты.
Одновременно с этими боями на левом фланге неприятель вел настойчивое наступление на отряд Вале. На следующие дни обнаружилось большое численное превосходство противника; против нашего фронта все снова и снова прибывали свежие части. Опасность, что фронт генерала Вале не выдержит, усиливалась. Бой становился тяжелым. Я опасался, что наше обходное движение по труднодоступной болотистой местности может быть задержано слабыми силами противника, между тем как на фронте генерала Вале дело примет неблагоприятный для нас оборот. Тогда сражение было бы потеряно. Поэтому я считал целесообразным увеличить, насколько возможно, потери, которые нес неприятель при своих фронтальных атаках, и так использовать все мои части, чтобы противник, усиливавший нажим на отряд Вале, действительно истощил свои силы.
Поэтому предполагавшийся сначала охват неприятельского правого крыла не развивался в следующие дни, а, наоборот, все свободные роты были переброшены для усиления фронта генерала Вале. Таким образом, удалось не только прочного удерживания фронта, но и иметь достаточные резервы для сильных контратак, чтобы немедленно использовать каждую ошибку неприятеля и нанести ему действительное поражение.
На такой странный тактический прием ведения боя меня натолкнула личность неприятельского начальника. О генерале Бевесе мне было известно по сражению у Реаты (11 марта 1916 года), что он действует очень прямолинейно. Вместо того, чтобы стремиться достигнуть успеха умелым маневром, он предпочитает добиваться победы настойчивыми фронтальными атаками, которые ведут к очень большим потерям, если оборона держится прочно или располагает достаточными резервами. Я предполагал, что генерал Бевес и тут, у Махивы, будет руководствоваться подобными соображениями. Я считаю, что именно использование этой слабости в действиях неприятельского главнокомандующего и доставило нам здесь, у Махивы, такую блестящую победу. До 18 октября, т.е. в общем в продолжение четырех дней, продолжались атаки нашего фронта все новыми и новыми силами, но несколько личных наблюдений показали мне, что на нашем правом фланге сила атаки постепенно ослабевает и полное поражение противника становится очевидным.
Вечером 18 октября мы, в числе примерно в 1.500 людей, окончательно разбили неприятельскую дивизию, которая ввела в бой от четырех до шести тысяч человек, а также нанесли неприятелю самое тяжелое поражение, которое он когда-либо испытывал, за исключением Танги. По заявлению одного высшего-английского офицера, неприятель потерял 1.500 человек, но у меня есть основания предполагать, что эта цифра слишком низка. У нас было убито 14 европейцев, 81 аскари и ранено 55 европейцев и 367 аскари; один европеец и один аскари пропали без вести. Принимая во внимание наши сравнительно небольшие силы, эти потери стали для нас очень тяжелыми и тем более чувствительными, что не могли быть пополнены. Наши трофеи состояли из одного орудия, шести станковых и трех ручных пулеметов, а также двухсот тысяч патронов.
К сожалению, общая обстановка не позволяла использовать победу; в тылу у нас неприятель, занявший 10 октября Рупонду, продолжал большими силами движение дальше на юг и 18 октября атаковал у Лукуледи майора Краута. В заключение надо отметить, что войска, дравшиеся под. командой капитана-лейтенанта Янцена в районе Тундуру, постепенно отошли оттуда на северо-восток к верховьям Мбемкуру и были переброшены к командованию через Рупонду еще до захвата 10 октября неприятелем этого пункта. Две его роты усилили войска, расположенные вблизи Лукуледи для защиты магазина. Это были те три роты отряда майора Краута, которые 18 октября у Лукуледи были атакованы с севера превосходным противником. Хотя англичане, силой в шесть рот Золотобережного полка, и были отбиты, чтобы прикрыть наши подвергавшиеся опасности запасы продовольствия и материала, хранившиеся в Хигугу и Хивате, майор Краут отошел к первому из этих пунктов. Кроме Хигугу и Хиваты, неприятель мог угрожать также и Нданде, где хранилось большое количество наших боевых припасов. Каждую минуту можно было ожидать, что он вторгнется из Лукуледи в наш тыловой район, захватит запасы продовольствия и, таким образом, сделает нас небоеспособными. Мы не имели достаточно сил для непосредственного прикрытия наших сообщений с тылом, так как те 2.000 человек, которыми мы располагали, были необходимы нам для боя. Но, так как войска хотели и должны были остаться боеспособными, надо было устранить опасность другим способом.
Для этого имелось только одно средство, а именно - окончательно разбить неприятеля у Лукуледи. Поэтому мы не могли терять времени при Махиве, и я должен был отказаться от мысли об уничтожающем преследовании. В то время, как рано утром 19-го оставленные войска производили обстрел некоторых частей противника, расположенных открыто, я уже выступил в поход со своими шестью ротами и двумя орудиями. На следующий день мы находились в двухчасовом расстоянии восточнее Лукуледи, и на рассвете 21 октября неприятель, совершенно неожиданно для себя, был атакован. Колонна майора Краута застигла врасплох севернее Лукуледи лагерь 25 индусского кавалерийского полка, стоявшего, с запряженными повозками, как раз наготове к выступлению на Массасси; лагерь был атакован, и неприятельский полк потерял всех обозных животных - около 350.
Однако затем Краут остановился. Отряды Келя и Руктешеля вели у Лукуледи довольно серьезный бой против укрепившегося там противника, тщетно ожидая наступления Краута. Штурм лагеря, без элемента внезапности, не обещал успеха. Когда же наш отряд был, в свою очередь, обстрелян с фланга минометами, я, после отражения серьезной неприятельской контр-атаки отвел во избежание бесполезных потерь главные силы из-под действительного перекрестного огня. Новый противник, внезапно появившийся из кустарника и состоявший из сильного патруля и одной роты полка Королевских африканских стрелков (английские восточно-африканские аскари), быстро был отброшен. При этом мы потеряли обер-лейтенанта Крегера, убитого, когда он двигался во главе своей роты. Только ночью поступило донесение от майора Краута: не рассчитывая больше на успех атаки у Лукуледи и не слыша шума боя, он, описав большую дугу, отошел от этого пункта и расположился лагерем юго-восточнее Лукуледи.
Из-за неудачно сложившейся обстановки нам не удалось окончательно разбить неприятеля у Лукуледи, и цель моего предприятия была достигнута только отчасти; но потери англичан можно было считать значительными. Кроме того, они были потрясены сильнее, чем я сначала предполагал. Во всяком случае произведенные разведки выяснили, что он опять очистил Лукуледи и отступил в северном направлении. К сожалению, в числе наших потерь было три убитых ротных командира. Еще и сейчас стоит перед моими глазами тяжело раненый в ногу лейтенант резерва Фольквейн, с трудом двигающийся впереди своей роты. Помню, что я говорил с лейтенантом резерва Баснером и обер-лейтенантом Крегером как раз незадолго перед тем, как они были убиты. Здесь погиб и великолепный пулеметный начальник вице-фельдфебель Клейн, так часто водивший свой патруль к Угандской железной дороге. Но наши потери были не напрасны. Наши патрули преследовали неприятеля, обстреляли его лагерь в районе Рупонды и действовали на его сообщения с тылом. Но возможность обеспечить продовольствием в районе Рупонды более крупные войсковые массы - наши собранные там запасы попали в руки неприятеля - вынудила меня отказаться от более широкого преследования.
В то время я считал вероятным, что наступление противника от Лукуледи на север было вызвано движением войск, которые под начальством капитана Тафеля направлялись сюда от Махенге. С ним с начала октября не было никакой связи. Мы знали лишь, что он медленно отходил под натиском сильных неприятельских колонн, наступавших от севера (из Ифакары), с запада и юго-запада (Лукуджу, Мпонди) и искал соединения с главными силами. Я считал возможным, что он уже прибыл в район Нангау или западнее этого пункта и что неприятель, обеспокоенный за свои собственные сообщения с тылом, повернул обратно к Лукуледи.
Глава двенадцатая. Последние недели на немецкой территории (Октябрь-ноябрь 1917 года)
Переговоры с губернатором. Предположения. Выступление от Лукуледи. Мелкие стычки в кустарнике. Недостаток боевых припасов и его последствия. Настойчивое наступление неприятеля на Хивату. Наш отход на Намбиндингу. Планы добровольного сокращения численности войск. В горной стране Маконде. Недостаток воды и продовольствия. Куда? Новая реорганизация войск. Неприятельский патруль и его записка. Отрыв от неприятеля
24 октября ко мне в лагерь восточнее Лукуледи прибыл для переговоров губернатор из Хиваты, которая сделалась, между тем, центром гражданского управления{45}. Я высказал свое твердое убеждение в том, что, несмотря на все продовольственные затруднения, которые должны были скоро возникнуть в немецкой Восточной Африке, возможно и необходимо продолжать войну и дальше, но если при этом мы будем базироваться на португальские территории{46}. Это возможно было выполнить только в том случае, если мы очистим немецкую Восточную Африку и вторгнемся в португальскую колонию.
Вопрос о продовольствии становился очень острым: в оставшихся у нас магазинах мы имели налицо около пятисот тонн. Этого должно было хватить примерно на полтора месяца. Но оказалось, что цифры не давали абсолютно верной картины. Наваленные в кучу мешки были неполного веса, а зерно пострадало от насекомых. Новой жатвы можно было ожидать не ранее марта. Поэтому при дальнейших операциях необходимо было двигаться на юг, хотя бы только из чисто продовольственных соображений. Во всяком случае, я рассчитывал на возможность, что капитан Тафель со своими войсками прибудет в район Массасси и Хиваты, и тогда я смогу оставить ему запасы магазинов, расположенных в районе Хиваты, чтобы самому с частью войск перейти от Хиваты через плоскогорье Маконде по направлению на Линди и произвести нападение на главную этапную дорогу неприятеля у реки Лукуледи. Для дальнейшего ведения войны район Хиваты, по своему богатству местными средствами, имел для нас наибольшее значение. Но Хивата не была защищена и подвергалась опасности еще потому, что неприятельские действия против Мнахо велись также и с севера, где в районе Нданды на дороге Лукуледи-Линди появились неприятельские конные отряды. Аэропланы противника также уделяли нашим лагерям у Хиваты усиленное внимание.
Вот причины, почему в конце октября 1917 года я со своими главными силами отошел от Лукуледи. Еще нельзя было предвидеть, представится ли снова случай для нападения от Хиваты на одну из колонн неприятеля, который, по-видимому, собирался возобновить здесь наступление. Следующие недели наступление неприятеля было опять направлено против отряда Вале. Там появились совсем новые части, между ними также Капский отряд, сформированный из южно-африканских метисов. Последний находился у Центральной железной дороги и был переброшен через Дар-эс-Салам - Линди для подкрепления генерала Бевеса. К счастью, Бевес начал бой у Махивы , закончившийся его поражением, не дожидаясь этого подкрепления.