Лев Лазаревич Хургес
Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка
От составителей
Воспоминания Льва Лазаревича Хургеса были написаны в 1970-е годы – после того, как он вышел на пенсию. Источниковедчески они существуют в двух версиях – в виде многостраничной рукописи[1] и в виде аудиозаписи, сделанной скорее всего при зачитывании на магнитофон той же самой рукописи. Оригиналы обеих версий хранятся в Краснодаре у Александра Львовича Макаренко, единственного сына автора.
В 2006–2007 гг. фрагменты из этих воспоминаний публиковались в четырех томах журнала «Отечественные записки» (№№ 33–36)[2].
При подготовке книжного издания воспоминания Льва Хургеса подверглись существенному (на четверть!) сокращению и стилистическому редактированию. Сокращения сделаны главным образом за счет отказа от вторичных эпизодов, связанных с пересказом автором рассказов других лиц, а также от многочисленных повторов и тривиальных констатаций. Мелкие неточности и случайные опечатки исправляются без особых оговорок.
Структуризация текста – выделение и называние глав, разбиение их на нумерованные подглавки – задана составителями. Им же принадлежат сводные анонсы содержания в начале каждой из глав. Текст откомментирован составителями и А. Г. Тепляковым.
Вслед за корпусом воспоминаний следуют два приложения: первое – фрагменты из «Следственного дела Л. Л. Хургеса», второе – список его публикаций.
Книга проиллюстрирована фотографиями, картами, газетными вырезками и другими материалами из семейного архива Л. Л. Хургеса и из архивов семьи Полянов, а также материалами о Колыме, предоставленными А. Г. Козловым, А. Ю. Пахомовым, Д. И. Райзманом и С. Б. Слободиным, и об Испании – Б. Я. Фрезинским и А. Г. Тепляковым.
В книге встречаются следующие аббревиатуры и сокращения:
АНТ – Андрей Николаевич Туполев
АСА – антисоветская агитация
БАМ – Байкало-Амурская магистраль
БОЗ – без определенных занятий
ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем г – грамм
ГВФ – Гражданский воздушный флот
ГОСТ – государственный общесоюзный стандарт
ГУГБ – Главное управление госбезопасности
ГУГВФ – Главное управление гражданского воздушного флота
ГУЛАГ – Главное управление исправительно-трудовых лагерей
ГУСМП – Главное управление Северного морского пути
ИККИ – Исполнительный Комитет Коммунистического
Интернационала
ИТР – инженерно-технический работник
КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога
КВЧ – Культурно-воспитательная часть при лагерях ГУЛАГ
км – километры
КПЗ – камера предварительного заключения
КРД – контрреволюционная деятельность
КРТД – контрреволюционная троцкистская деятельность
ЛФТ – легкий физический труд
Л. X. – Лев Хургес
ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление
ОЛП – отдельный лагерный пункт ОТК – отдел технического контроля
НЗ – неприкосновенный запас
НИПИ – Научно-исследовательский и производственный институт
НКВД – Народный комиссариат внутренних дел
ОДР – Общество друзей радио
ПВС – Президиум Верховного совета СССР
ПУД – подозрение в уголовной деятельности
ПШ – подозрение в шпионаже
РВТ – разглашение военной тайны
РД – «Рекорд дальности», иначе АНТ-25
РККА – Рабоче-Крестьянская Красная Армия
РУР – рота усиленного режима (штрафная)
СБ – скоростной бомбардировщик
СЗГПУ – Северо-западное горнопромышленное управление
СНК – Совет народных комиссаров СССР
СФТ – средний физический труд т – тонн
ТЗ – тюремное заключение
ТФТ – тяжелый физический труд
УК – Уголовный кодекс
УСВИТЛ – Управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей (Дальстрой)
ЦАГИ – Центральный аэрогидродинамический институт имени Н. Е. Жуковского
ЦАРЗ – Центральный авторемонтный завод
ЦДКА – Центральный Дом Красной Армии им. М. В. Фрунзе
ЦСКВ – Центральная секция коротких волн ОДР
ЦЭС – Центральная электростанции
ЧП – чрезвычайное происшествие
ШД – шпионская деятельность
ШИЗО – штрафной изолятор
Составители сердечно благодарят: родственников Льва Хургеса – Александра Лазаревича Макаренко (Краснодар), Романа Михайловича Лукинова и Марину Романовну Баландину (Москва), Михаила Яковлевича и Александра Михайловича Айзенштадтов (Иерусалим), Марка Павловича Поляна (Фрайбург) и Леонида Ефимовича Поляна (Москва) за всестороннюю помощь, Н. П. Соколова и М. В. Голубовскую, редакторов журнала «Отечественные записки», а также А. Г. Козлова, А. Ю. Пахомова, Д. И. Райзмана и С. Б. Слободина (Магадан), А. Г. Теплякова (Новосибирск), Б. Я. Фрезинского (Санкт-Петербург), В. Ш. Белкина (Иерусалим), Е. Лоевскую (Хайфа), В. П. Штрауса (Москва) и А. М. Эткинда (Кембридж) за ценные сведения, использованные в комментарии и иллюстрировании книги.
П. Полян, Н. Поболь
В 2006–2007 гг. фрагменты из этих воспоминаний публиковались в четырех томах журнала «Отечественные записки» (№№ 33–36)[2].
При подготовке книжного издания воспоминания Льва Хургеса подверглись существенному (на четверть!) сокращению и стилистическому редактированию. Сокращения сделаны главным образом за счет отказа от вторичных эпизодов, связанных с пересказом автором рассказов других лиц, а также от многочисленных повторов и тривиальных констатаций. Мелкие неточности и случайные опечатки исправляются без особых оговорок.
Структуризация текста – выделение и называние глав, разбиение их на нумерованные подглавки – задана составителями. Им же принадлежат сводные анонсы содержания в начале каждой из глав. Текст откомментирован составителями и А. Г. Тепляковым.
Вслед за корпусом воспоминаний следуют два приложения: первое – фрагменты из «Следственного дела Л. Л. Хургеса», второе – список его публикаций.
Книга проиллюстрирована фотографиями, картами, газетными вырезками и другими материалами из семейного архива Л. Л. Хургеса и из архивов семьи Полянов, а также материалами о Колыме, предоставленными А. Г. Козловым, А. Ю. Пахомовым, Д. И. Райзманом и С. Б. Слободиным, и об Испании – Б. Я. Фрезинским и А. Г. Тепляковым.
В книге встречаются следующие аббревиатуры и сокращения:
АНТ – Андрей Николаевич Туполев
АСА – антисоветская агитация
БАМ – Байкало-Амурская магистраль
БОЗ – без определенных занятий
ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем г – грамм
ГВФ – Гражданский воздушный флот
ГОСТ – государственный общесоюзный стандарт
ГУГБ – Главное управление госбезопасности
ГУГВФ – Главное управление гражданского воздушного флота
ГУЛАГ – Главное управление исправительно-трудовых лагерей
ГУСМП – Главное управление Северного морского пути
ИККИ – Исполнительный Комитет Коммунистического
Интернационала
ИТР – инженерно-технический работник
КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога
КВЧ – Культурно-воспитательная часть при лагерях ГУЛАГ
км – километры
КПЗ – камера предварительного заключения
КРД – контрреволюционная деятельность
КРТД – контрреволюционная троцкистская деятельность
ЛФТ – легкий физический труд
Л. X. – Лев Хургес
ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление
ОЛП – отдельный лагерный пункт ОТК – отдел технического контроля
НЗ – неприкосновенный запас
НИПИ – Научно-исследовательский и производственный институт
НКВД – Народный комиссариат внутренних дел
ОДР – Общество друзей радио
ПВС – Президиум Верховного совета СССР
ПУД – подозрение в уголовной деятельности
ПШ – подозрение в шпионаже
РВТ – разглашение военной тайны
РД – «Рекорд дальности», иначе АНТ-25
РККА – Рабоче-Крестьянская Красная Армия
РУР – рота усиленного режима (штрафная)
СБ – скоростной бомбардировщик
СЗГПУ – Северо-западное горнопромышленное управление
СНК – Совет народных комиссаров СССР
СФТ – средний физический труд т – тонн
ТЗ – тюремное заключение
ТФТ – тяжелый физический труд
УК – Уголовный кодекс
УСВИТЛ – Управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей (Дальстрой)
ЦАГИ – Центральный аэрогидродинамический институт имени Н. Е. Жуковского
ЦАРЗ – Центральный авторемонтный завод
ЦДКА – Центральный Дом Красной Армии им. М. В. Фрунзе
ЦСКВ – Центральная секция коротких волн ОДР
ЦЭС – Центральная электростанции
ЧП – чрезвычайное происшествие
ШД – шпионская деятельность
ШИЗО – штрафной изолятор
Составители сердечно благодарят: родственников Льва Хургеса – Александра Лазаревича Макаренко (Краснодар), Романа Михайловича Лукинова и Марину Романовну Баландину (Москва), Михаила Яковлевича и Александра Михайловича Айзенштадтов (Иерусалим), Марка Павловича Поляна (Фрайбург) и Леонида Ефимовича Поляна (Москва) за всестороннюю помощь, Н. П. Соколова и М. В. Голубовскую, редакторов журнала «Отечественные записки», а также А. Г. Козлова, А. Ю. Пахомова, Д. И. Райзмана и С. Б. Слободина (Магадан), А. Г. Теплякова (Новосибирск), Б. Я. Фрезинского (Санкт-Петербург), В. Ш. Белкина (Иерусалим), Е. Лоевскую (Хайфа), В. П. Штрауса (Москва) и А. М. Эткинда (Кембридж) за ценные сведения, использованные в комментарии и иллюстрировании книги.
П. Полян, Н. Поболь
«ЖИВИ, ЛЕВА!…»
О воспоминаниях Льва Хургеса и о нем самом
1
Вы скрывали социальное происхождение.
Когда Вы первый раз скрыли?
Автор этих воспоминаний, Лев Лазаревич Хургес (далее Л. X.), родился 4 (17) мая 1910 года в Москве. Тут впору поставить не точку, а восклицательный знак, ибо родиться в столичном городе для российского еврея было до революции своеобразным «достижением»: для того и вводилась черта оседлости, чтобы этого не происходило!
Его родители – выходцы из этого «резервата»: отец, Лазарь Моисеевич Хургес (? – 1938), был старшим сыном одного из лучших минских портных – Моисея Львовича (умершего в 1916 году), а мать – Александра Матвеевна (Хася Мордуховна,? – 1942), урожденная Эдельман, родилась и до замужества жила в местечке Долгиново Вилейского уезда Виленской губернии. Ее отец (и дед Л. X.), Мордехай Эдельман, был долгиновским раввином, ее мать звали Мер. Младшая сестра – Эмма, 1895 года рождения, в замужестве Полян, – приходится пишущему эти строки бабушкой. Первая Мировая забросила Эдельманов в 1914 году в Челябинск.
Отца Льва Хургеса, Лазаря Моисеевича, «вытащил» в Москву его двоюродный брат – Ефим Исаакович Хургес, купец первой гильдии, домовладелец и биржевой игрок. Он купил минскому кузену «вторую гильдию», но вел «его» коммерческие[3] дела сам, брату же выплачивал скромное жалованье. Реально семья жила некоторое время доходами от «пансиона», который Александра Матвеевна устроила из своей большой квартиры в самом центре Москвы – на Мясницкой, близ Лубянской площади: две комнаты из пяти сдавались внаем, да еще со вкусной кормежкой в придачу.
После революции эта модель приказала долго жить, и семья перебралась на далекую – аж за Земляной вал – московскую окраину, в двухэтажный деревянный дом на Большой Тульской[4] – прямо напротив Даниловского рынка[5]. Отец Л. X. служил поначалу в РККА у Фрунзе, а позднее – агентом по распространению технической литературы в ОГИЗе.
Дом на Тульской был, в сущности, бараком: на каждом этаже общий коридор и множество комнат, в конце коридора общая кухня. В двух больших светлых комнатах на втором этаже и разместилась семья Александры Матвеевны, еще в двух – семья ее старшего брата, Гавриила Матвеевича. Жену его звали Мина. Это их сына Яшу, погибшего в самом конце войны, вспоминает Л. X. в одной из глав. Брачный выбор обеих дочерей Гавриила наверняка не одобрил бы их дед-раввин: обе вышли за русских. Старшая, Хася, – за военного и уехала с ним в Красноярск, а младшая, Двейка, она же Дора, за знаменитого инженера-электрика Бориса Михайловича Сарычева, автора дефицитнейших справочников по электротехнике[6]: семейное предание сохранило о нем еще то, что он сильно заикался и, в порядке борьбы с этим дефектом, брал уроки у педагога из Большого тетра и, действительно, очень хорошо пел.
Дни рождения взрослых в семье Хургесов никогда не отмечали, а вот детские праздновались[7]. У Левы было две сестры – старшая, Нюра (Анна), вышла замуж за военного (Хему Айзенштадта) и уехала с ним в Казань, где его впоследствии арестовали. Младшая – Феня (Фаина) – работала плановиком в системе Нарпита. После смерти родителей, обняв которых и едва попрощавшись перед Испанией, Л. X. уже так никогда и не увидел, именно она, Феня, взяла на себя миссию хранительницы семейного очага и с честью пронесла ее через все годы братниной отсидки, навещая его в лагере и отправляя ему посылки.
Приходится отмечать, что о своей семье и о своих корнях Л. X. пишет на удивление скупо. Не слишком много к общей картине добавила и память его двоюродного брата – моего отца. На десятках старых фотографий, сохранившихся в семье, он опознал лишь описанный круг самых ближайших родственников: «О всех перипетиях того периода ни моя мама, ни мой папа мне ничего не рассказывали. Да и я, по молодости, их об этом не расспрашивал. Теперь о том жалею»[8].
Одной молодостью тут все не объяснишь. Отторжение от корней – это тот самый выморочный «вексель» за освобождение, что был предъявлен революцией к оплате не только еврейской, но и всей молодежи. И российские евреи, в 1917 году вышедшие, наконец, из черты оседлости, как некогда их предки из Египта, платили по нему за свою свободу не только с пониманием, но и с охотой, иные даже с энтузиазмом. Они не видели в своем оседлом прошлом ничего хорошего, ничего такого, с чем нельзя было бы и даже не хотелось бы бесповоротно порвать. Зачем религиозный Мессия, когда есть иной – революционный, к тому же уже пришедший и на твоих глазах победивший в Гражданской войне?
В головах и сердцах одного поколения – того самого, к которому принадлежал и Л. X., – виртуальное «светлое будущее» вытесняло собой матерьяльное «темное прошлое». Через его поколение пролегла одна из самых глубоких трещин, когда-либо пробовавших на разрыв фамильные напластования еврейской жизни: родители проклинали детей, дети, присягая партии или комсомолу, «предавали» родителей, скрывая свое социальное происхождение и готовые «скрыть» и религиозно-национальное, если бы это только было возможно в России (но ведь решительно невозможно!).
Не без язвительности следователь Касаткин спросил Л. X. на допросе:
«Вы скрывали социальное происхождение. Когда Вы первый раз скрыли?».
Ответ – При вступлении в ВЛКСМ в 1931 г. я скрыл свое соцпроисхождение, заявив, что мой отец все время был служащий. Я скрыл, что мой отец в период НЭПа, в течение нескольких лет, был мелким торговцем-разносчиком, в старое время он был коммивояжером.
Вопрос – При отправке Вас в Испанию Вы тоже скрыли свое прошлое?
Ответ – Да, скрыл.
Вопрос – Почему Вы скрывали свое социальное происхождение?
Ответ – При вступлении в Комсомол скрыл, потому что боялся, что не примут в Комсомол. При поездке в Испанию скрыл из-за того, что в противном случае меня не пустят в Испанию. Я работал честно, хотел оправдать доверие, а впоследствии при вступлении в партию намерен был признаться в том, что я скрывал».
Но все «жертвы» на алтари революции были, в конечном счете, напрасными. Инстинкт социального самосохранения, столь очевидный в этом эпизоде, не срабатывал и оказывался, на поверку, дешевой провокацией.
2
Кое в чем мы им помогли, не только по части продовольствия.
Свое жизнеописание Лева Хургес начинает с 14-летнего возраста. Именно тогда поразила его первая и всепоглощающая, на всю жизнь, «любовь» – страсть к радиоделу и радиолюбительству, любовь, которая со временем – особенно после встречи с Эрнестом Кренкелем – перешла в «законный брак», став профессией. Воспоминания насквозь проникнуты атмосферой этой всепоглощающей «любовной горячки».
Вот пунктиром вехи его последующей – «семейной», но весьма бурной – жизни коротковолновика. Поступив радистом на гражданский авиафлот (так называли тогда гражданскую авиацию), он летал на самолетах «Максим Горький», «Крокодил» и других, и только по чистой случайности – из-за совпадения даты полета с собственным днем рожденья – не оказался на борту «Максима Горького» в день его трагической аварии. В большинстве остальных полетов воздушной громадины он участвовал, в том числе и в том, когда над Москвой катали французского коллегу-авиатора – Антуана де Сент-Экзюпери.
В ноябре 1936 года он был направлен радистом-«добровольцем» в Испанию, где храбро воевал на стороне республиканцев. Работодатель – Разведупр (нынешнее ГРУ) – настаивал на полной конспирации путешествия, так что доверчивым домашним было объявлено о секретной экспедиции в Арктику[9].
Гражданская война в Испании вспыхнула в июле 1936 г.: 17 июля – в Марокко и других африканских колониях, а 18 и 19 июля – в Андалузии и в других провинциях в самой Испании (решающим тут оказался захват генералом Гонсало 18 июля Севильи и Кадиса). Через неделю после ее начала обозначился исходный расклад: у республиканцев – 70 % территории, милиция, немного регулярной армии, плохо обученные вооруженные добровольцы (в основном, анархисты), большая часть флота и все ВВС плюс симпатии большинства населения, а у фалангистов – 30 % территории и 80 % регулярной обученной армии. Несмотря на политику якобы «невмешательства» во внутрииспанские дела[10], вмешательства было сколько угодно: фалангистов уже с августа поддержали Португалия, Италия и Германия, а республиканцев – с октября – Мексика и СССР, с которым премьер Ф. Кабальеро договорился о присылке в Испанию советских военных специалистов, инструктировавших создание республиканской регулярной армии, а также о формировании интербригад с автономным командованием.
После избрания генерала Франко 28 сентября верховным главнокомандующим сил мятежников, провозглашения его генералиссимусом и «каудильо»[11], фалангисты устремились к Мадриду и уже к началу ноября были близки к тому, чтобы взять столицу, оставленную правительством 5–6 ноября (оно перебралось в Валенсию). Но – ценой неимоверных усилий, грандиозных потерь, в том числе и среди интернациональных бригад, и фактически уже ничем не прикрытой советской военной помощи – Мадрид выстоял и не пал.
29 сентября Политбюро ЦК ВКП(б) решает усилить свою помощь и посылает в страну советские боевые самолеты и танки с экипажами. Главным военным советником становится Я. Берзин («Гришин», или «Старик»), генеральным консулом – В. Антонов-Овсеенко (сменивший М. Розенберга), а военным атташе посольства – В. Горев («Горис»).
30 сентября Л. Каганович писал С. Орджоникидзе: «Испанские дела идут неважно. Белые подходят к Мадриду. Я посылаю тебе несколько сводок, показывающих положение. Кое в чем мы им помогли, не только по части продовольствия. Сейчас намечаем кое-что большее по части танков и авиации, но, во-первых, технически нам это очень трудно, во-вторых, у них у самих организованности и порядка мало, наша партия слабовата еще, анархисты остаются верны своей природе, поэтому при всей боевитости низов, организация и руководство на месте неважное, а этого со стороны дать трудно. Тем не менее, нельзя ни в коем случае считать положение Мадрида безнадежным, как это зачастую в шифровках считает наш не совсем удачный полпред. <…> Если бы мы имели общую границу с Испанией, вот тогда бы мы смогли по настоящему развернуть свою помощь. Между прочим, испанские события и кампания, развернувшаяся у нас в стране, показывает, какой у нас замечательный великий народ и сколько в нем интернационального чувства и сознания»[12].
23 октября, воспользовавшись многочисленными нарушениями «Соглашения о невмешательстве» со стороны Португалии, Германии и Италии, СССР заявил о своем фактическом выходе из «Соглашения»[13].
Вот на этом фоне и начиналась командировка Л. X. в Испанию. Фамилия Хургес превосходно звучит по-испански, но, согласно заведенному порядку конспирации, он получил свой принудительный псевдоним, а именно «Клер»[14]. Направили его в Малагу – последний оплот республиканцев на юге, окруженный войсками дивизионного генерала и предателя Кейпо де Льяно Гонсало[15] с трех сторон. Гонсало командовал Южной армией фалангистов и постоянно угрожал Малаге, долгое время остававшейся самым южным оплотом республиканцев.
Вместе со всей советской миссией и последними его защитниками, Л. X. покидает город буквально в миг его окончательной сдачи в начале февраля 1937 года.
Как радист, Хургес обеспечивал информационные потоки между московскими советниками в Малаге, их штабом в Валенсии и самой Москвой. Радиосвязь должна была быть не только бесперебойной, но и безопасной, защищенной от глаз и ушей врага. А в ситуации Гражданской войны в Испании такие «глаза и уши» оказывались чуть ли не повсюду, и это не было истерическим преувеличением – недаром само понятие «пятой колонны» возникло именно там и тогда.
Вот еще одна характерная шифрограмма, оправленная Ворошиловым («Хозяином») в Валенсию в середине марта 1937 года:
«Валенсия, Донецетти, Себастьяну
Получили донесение Доминго, в котором он сообщает, что последняя удача республиканских войск в бою с итальянским экспедиционным корпусом является результатом того, что организация операции была совершена строго секретно от командования фронта и корпуса, а комбриги были расставлены по местам под разными предлогами. Кроме того, вы так же сообщаете, что пленные итальянцы подтверждают, что противнику заблаговременно известны все планы и приказы республиканцев.
Учтите эти кричащие и поучительные факты и впредь все серьезные операции подготовляйте и осуществляйте в духе последней операции на Гвадалахаре.
Секретность операций и внезапность удара, – главнейшее дело в испанской обстановке. <…>
По поручению Инстанции, Хозяин 18.40.16/111-37 г.»[16].
Итак, «секретность» и «внезапность» – ключи к военному успеху в испанской войне, причем «секретность» – в первую очередь от собственного командования!
Об этом же вспоминает и Лев Хургес:
«Одной из основных бед планирования наших операций являлась чрезвычайная трудность соблюдения строжайшей секретности, ведь ввиду значительного преимущества сил противника перед нашими, успех той или иной операции мог быть обеспечен только фактором внезапности. <…> Фашисты, как правило, знали время и направление наших ударов раньше, чем об этом узнавали сами строевые офицеры-исполнители».
Ко времени переезда в Альмерию Л. X. уже стал орденоносцем: о его награждении орденом Красной Звезды 17 декабря 1936 года сообщали «Известия». Для домашних это была двойная радость – как бы шифровка из «Арктики»: мол, сын Ваш по крайней мере жив и здоров[17].
Правда, получить сам значок на лацкан ему привелось лишь с 20-летней заминкой. Как только он, в звании майора, вернулся на родину в мае 1937 года и сел в поезд Феодосия – Москва, его тотчас же, на станции Джанкой, взяли под локоток, задали пару вопросов и любезно предложили ознакомиться на досуге с восточными достопримечательностями одного небезызвестного архипелага. Задававшие вопросы были из 5-го отдела Главного управления госбезопасности: это военная контрразведка, или спецотдел, по выражению Хургеса.
Эта двойной – назовем его испано-колымским – след глубоко отпечатался на всей последующей жизни Л. X.
3
Основная задача – ваше физическое уничтожение.
«Досуга» ему отмерили восемь лет, и за это время Л. X. перебывал в паре десятков тюрем и лагерей: тюрьмы – Симферопольская, московские Лубянка и Бутырки, Полтавская, Новочеркасская, Иркутская, Новосибирская и ярославские Коровники, транзитные лагеря – во Владивостоке, Магадане и Находке, колымские лагпункты – Скрытый, Мальдяк, Линковый, «23-й километр» и «72-й километр», лагеря в Свободном, при Рыбинском мехзаводе и Переборы.
Бесспорной кульминацией этого экстремально-эксклюзивного «тура» стала Колыма, куда путешественника доставили в конце лета 1938 года – доставили, как и в Испанию, водным путем. Но на сей раз – уже никакой конспирации, никаких липовых труб с дымком, никаких личных кают! Все предельно ясно, сугубо демократично и исключительно скромно – трюм, набитый до отказа человеческим материалом, и гражданская война между его слоями – урками и фраерами, блатными и политическими.
Само название парохода было и настоящим, и говорящим – «Дальстрой»: в честь одной государственной сверхкорпорации, созданной в ноябре 1931 года. Родная партия и любимое правительство благословили ее и уполномочили на доверительное управление угодьями, столь обширными, и душами, столь несчетными и полумертвыми, что захватывало дух[18]. Если с чем и сравнить «Дальстрой», то разве что с британскими Ост– или Вест-Индской компаниями.
Пейзаж на Колыме, правда, неприветлив, а климат убийственней, зато геологи разведали там в конце 1920-х гг. несметные богатства – золото и олово, серебро и вольфрам. Цены на них в 1930-е годы пошли круто вверх, а цены на машины – после Большой Депрессии на Западе – вниз. Идеальный для СССР расклад, ибо именно в машинах и технологиях больше всего нуждалась советская власть на путях своей модернизации! Ради такого гешефта сотню-другую тысяч зэков и в мерзлоту положить не жалко. Своего максимума (около 80 тонн) допотопная – фактически вручную – добыча золота достигла в 1940 году[19] – на третий год пребывания Л. X. на Колыме.
Если ГУЛАГ – архипелаг, то Колыма – его центральная гряда, со своей столицей (Магадан), аванпортом (Нагаево) и обширными кладбищами (везде). Прииски, на которых Л. X. больше всего работал, и лагпункты, в которых он дольше всего жил, располагались на золотоносных россыпях левых притоков Берелеха, выше по течению реки, если считать от устья Мальдяка. В дальнейшем Л. X. «крутился» около самого Мальдяка (ныне Сусуманский район).
К тому колымскому компендиуму, что уже сложился в историко-читательском сознании благодаря прозе и воспоминаниям В. Шаламова и А. Солженицына, а также Е. Гинзбург, Б. Лесняка и многих других (в меньшей степени – благодаря историческим штудиям), каждая новая книга всегда добавляет что-то свое. Правда, приходится различать событийную эмпирику – описания сугубо индивидуального опыта каждого зэка – и попытки ее осмысления и, может быть, обобщения.
У Хургеса, как мне кажется, есть заслуги и в том, и в другом. Ни у кого до него я не встречал, например, подробного описания сектантов-«крестиков». Вот, коротко, их доктрина: «Человек создан для пребывания с Богом на небе в вечном блаженстве, и если человек на небе чем-нибудь прогневит Бога, то тот, в наказание, посылает его на землю мучиться и искупать свою вину. Вся земная жизнь – это наказание, и когда Бог найдет, что человек уже искупил свой грех, то пошлет ему смерть, этим прощая человека и призывая его к себе блаженствовать на небе».