Остальных посланий в последнем ящике Назар читать не стал, просто вставил на место. Когда он это делал, его руки тряслись от усилившегося озноба.
А потом Назар вдруг понял, что в изоляторе он уже не один.
3
4
5
Часть 2
Глава 1
1
2
А потом Назар вдруг понял, что в изоляторе он уже не один.
3
Похоже, кто-то прятался в туалете.
Схватившись за трубчатую спинку кровати, Назар изо всех сил вслушивался, что происходит за слегка приоткрытой, дверью туалета.
Стрелки внутренних часов указывали на половину первого ночи.
«Самое место и время…» – прошептал некто в его сознании.
«Кабинка», которую Назар обследовал последней, в своем ряду была самой ближней к входной двери изолятора и располагалась почти напротив туалетной. Однако, кроме постоянного хлюпанья в бачке унитаза, он больше ничего не уловил – ни единого подозрительного звука. Возможно, тот, кто находился в туалете, выдал себя случайно и теперь затаился.
«Но… ведь оно ХОТЕЛО, чтобы я его услышал», – с внезапной четкостью осознал Назар.
Через несколько минут он уже готов был поверить, что ему просто показалось, когда тот же посторонний звук раздался снова. Теперь не было сомнений, что это находится с наружной стороны двери изолятора. На миг Назар испытал даже облегчение, что не оказался заперт наедине с тем,что могло поджидать его в туалете. Дверь изолятора выглядела по крайней мере надежно.
Звук повторился.
Назар вздрогнул, но, тем не менее, ему достало смелости выйти из «кабинки» и, осторожно ступая, приблизиться к массивной желтовато-белой двери.
Когда он остановился, одна из паркетин скрипнула под ногой, заставив его покрыться новой порцией холодной испарины. Звук тут же повторился опять и… уже не прекращался. Казалось, кто-то снаружи елозит плечом, тяжело напирая на дверь изолятора.
– Кишки… – утробно прошипел голос по ту сторону. – Возьми мои кишкии-и…
В этот момент Назар услышал, как двумя или тремя этажами ниже тронулся лифт. Он приближался. Тот, кто находился за дверью, умолк. Однако Назар чувствовал, что говоривший продолжает оставаться на месте, и с замиранием ожидал, когда лифт поравняется с их этажом и поравняется ли или пройдет мимо. Или остановится по дороге.
Это была чертовски шумная и медленная колымага. У Назара пронеслась любопытная мысль, что увидит старик-лифтер, если они поравняются?
Ужасный лифт наконец остановился – на его этаже – заскрежетав как древнее металлическое чудовище, пробудившееся ото сна, послышался скрип раздвигаемых створок.
Но за считанные мгновения до того Назар различил топот удаляющихся от двери изолятора шагов, стихших в направлении входа в детское отделение, а затем мягко хлопнул уплотнитель.
И еще ему показалось, что уходили двое.
Схватившись за трубчатую спинку кровати, Назар изо всех сил вслушивался, что происходит за слегка приоткрытой, дверью туалета.
Стрелки внутренних часов указывали на половину первого ночи.
«Самое место и время…» – прошептал некто в его сознании.
«Кабинка», которую Назар обследовал последней, в своем ряду была самой ближней к входной двери изолятора и располагалась почти напротив туалетной. Однако, кроме постоянного хлюпанья в бачке унитаза, он больше ничего не уловил – ни единого подозрительного звука. Возможно, тот, кто находился в туалете, выдал себя случайно и теперь затаился.
«Но… ведь оно ХОТЕЛО, чтобы я его услышал», – с внезапной четкостью осознал Назар.
Через несколько минут он уже готов был поверить, что ему просто показалось, когда тот же посторонний звук раздался снова. Теперь не было сомнений, что это находится с наружной стороны двери изолятора. На миг Назар испытал даже облегчение, что не оказался заперт наедине с тем,что могло поджидать его в туалете. Дверь изолятора выглядела по крайней мере надежно.
Звук повторился.
Назар вздрогнул, но, тем не менее, ему достало смелости выйти из «кабинки» и, осторожно ступая, приблизиться к массивной желтовато-белой двери.
Когда он остановился, одна из паркетин скрипнула под ногой, заставив его покрыться новой порцией холодной испарины. Звук тут же повторился опять и… уже не прекращался. Казалось, кто-то снаружи елозит плечом, тяжело напирая на дверь изолятора.
– Кишки… – утробно прошипел голос по ту сторону. – Возьми мои кишкии-и…
В этот момент Назар услышал, как двумя или тремя этажами ниже тронулся лифт. Он приближался. Тот, кто находился за дверью, умолк. Однако Назар чувствовал, что говоривший продолжает оставаться на месте, и с замиранием ожидал, когда лифт поравняется с их этажом и поравняется ли или пройдет мимо. Или остановится по дороге.
Это была чертовски шумная и медленная колымага. У Назара пронеслась любопытная мысль, что увидит старик-лифтер, если они поравняются?
Ужасный лифт наконец остановился – на его этаже – заскрежетав как древнее металлическое чудовище, пробудившееся ото сна, послышался скрип раздвигаемых створок.
Но за считанные мгновения до того Назар различил топот удаляющихся от двери изолятора шагов, стихших в направлении входа в детское отделение, а затем мягко хлопнул уплотнитель.
И еще ему показалось, что уходили двое.
4
Что бы не означал этот будоражащий визит к двери изолятора, Назар испытывал безотлагательную потребность сперва оказаться в постели и лишь затем обдумать, что произошло в эти последние пять минут. Его колотил такой сильный озноб, будто в палате настал лютый мороз.
Но не успел он сделать и трех нетвердых шагов в направлении своей «кабинки», как в дверь изолятора легонько постучали.
Назар ухватился для равновесия одной рукой за ребро ближайшей перегородки и повернул голову, глядя на большую белую дверь. Потом до него дошло, что у разгуливающих мертвецов вряд ли принято стучаться. Но, похоже, это не был и кто-то из медперсонала, поскольку у них находился ключ от замка, да и к чему им являться в такое позднее время и спрашивать его позволения войти?
– Чего вам нужно? – собравшись духом, крикнул Назар.
– Мальчик, ты меня слышишь? – ответил негромко старик-лифтер.
Конечно же, это мог быть только он.
– Вы… – Назар шагнул обратно к двери, удивленно отмечая, как появление лифтера придало ему сил, – Вы видели что-нибудь? Видели ИХ?
– Ты имеешь в виду тех двух медсестер? – по интонации старика Назар догадался, что тот усмехается.
– Медсестер… Вы сказали?.. – к такому повороту он оказался совсем не готов, хотя это было очевидно с самого начала.
С ним как по нотам разыграли комедию… Тем более одной из медсестер время от времени ничего не стоило наблюдать за ним с игровой веранды, откуда весь изолятор при включенном свете просматривался как на ладони. Вряд ли бы он так глупо купился, если бы не высокая температура и множество прочитанных посланий – Назару хотелось провалиться ниже подвала от досады и стыда. В воображении моментально возникла картина, как белобрысая и ее напарница корчатся сейчас от хохота: «Представляешь, что подумал тот маленький придурок, с места боялся сдвинуться, только таращился на дверь и гадил в штаны! Интересно, куда он теперь их денет?»
– Да, а кто же еще. Я случайно заметил, как они торчат здесь, когда поднимался, и сразу подумал, наверняка занимаются какой-нибудь пакостью. Например, пугают маленького мальчишку. Я прав, они это делали?
– Да… – еле слышно отозвался Назар.
– Не думай, что ты трус. Каждый мог бы испугаться на твоем месте. Не бери в голову, это просто две молодые стервы бесятся со скуки. Хотя я уверен, что ни одна из них ни за что на свете не согласилась бы сама остаться здесь на ночь. Это как пить дать.
– Почему? – удивился Назар.
Он уже подошел к двери вплотную и вдруг обнаружил, что начинает втягиваться в разговор, который еще минуту назад казался совершенно не возможным. Тем не менее, это было именно так. К тому же, старик говорил с ним доброжелательно и, похоже, абсолютно искренне.
Однако на миг Назар усомнился: не является ли тот еще одним Шутливым Оборотнем, только более изощренным. Эта мысль едва не заставила его оборвать разговор, выкрикнув напоследок нечто грубое, и отправиться в постель. Действительно, зачем старому хрычу возиться с каким-то незнакомым мальчишкой, которого он видел всего раз в своем лифте?
– Почему? – переспросил старик, – Потому что этот изолятор дурное место. Здесь происходят странные и нехорошие вещи.
Назар дорого бы дал, чтобы увидеть, какое было выражение лица у лифтера в тот момент – то, что соответствовало интонации, или…
Впрочем, наконец нужно было признать, что, будь старик одним из Оборотней, ему совсем ни к чему было бы вмешиваться в розыгрыш медсестер.
– Я слышал тогда… Кажется, тебя зовут Назаром?
Назар кивнул, забыв, что старик-лифтер не может его видеть, но тут же выправился, ответив вслух:
– Так хотел папа.
– Хорошее имя. Мне тоже всегда нравилось. Я даже думал так назвать сына, – старик негромко хохотнул и кашлянул, – Но все четверо детей у нас с женой получились девочками. Они уже давно взрослые, а у старшей в прошлом году родился внук. Значит, мой правнук. Вот его-то и назвали. Я его, правда, еще не видел.
– Почему вы сказали, что изолятор дурное место? – спросил Назар, когда старик внезапно умолк, погрузившись в свои мысли.
– А разве ты еще не почувствовал этого сам?
– Откуда вы знаете? – встрепенулся Назар. Убежденность старика выглядела очень странной. Настораживающей.
– Я тут много лет, мне не раз приходилось видеть, как сюда приводят разных детей. Ведь обычно на этот этаж поднимаются на лифте, поэтому я вижу всех, кто поступает в дни моей смены. А затем по ночам не редко слышал их плач или крики во сне. Иногда, некоторые даже начинали биться в двери, потому что им казалось… – старик неожиданно чертыхнулся, словно спохватившись, – Тебе это вовсе незачем знать. Забудь, я просто старый дурак, у которого не в меру треплется язык на сквозняке.
Назар подумал, что лифтер сейчас же уйдет. Но тот не ушел, а только перевел разговор на другую тему.
– Ты болен чем-то серьезным?
– Пока не знаю. Мама боится, что дифтерия, – ответил Назар, внутренне радуясь, что старик остался. – Завтра сделают анализы.
– Надеюсь, ты скоро поправишься. Ну, мне пора – нужно еще завести несколько коробок с ампулами на верхний этаж.
– Подождите, – остановил его Назар с откровенной настойчивостью в голосе, которая, видимо, удивила и старика.
– Да? – отозвался он.
– Вы не закончили.
– Ты о чем, Назар? – похоже, старик-лифтер действительно забыл.
– Про изолятор.
– Я боюсь, что и так наговорил тебе много лишнего. Если хочешь, могу замолвить словечко перед дежурным врачом, чтобы сестры больше тебя не беспокоили.
– Нет! – резко перебил Назар и сам от этого смутился. Но сразу же добавил:
– Просто… я считаю, иногда лучше знать наперед о чем-то, чтобы быть готовым, – к чему готовым, Назар уточнять не стал.
– Ну, хорошо, – колеблясь, произнес старик. Однако решающую роль, вероятно, сыграло то, что в тот момент перед ним находилась дверь, и он мог только слышать голос восьмилетнего мальчишки, но не видеть его. – Ты рассуждаешь совсем как взрослый человек. Ладно, о чем ты хотел спросить?
– Почему изолятор дурное место?
– Я не знаю, – честно признался старик, – но, сколько помню, с ним почти всегда было что-то не так. Он словно пропитан детским страхом, а это – очень нехорошо. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Думаю, понимаешь. И еще я думаю, что у тебя есть веские причины этим интересоваться. Более веские, чем обычное любопытство… но это не мое дело, – он попал в точку и, похоже, не сомневался. Поэтому деликатно не стал задавать лишних вопросов.
– Кажется, я знаю еще одно такое место, – сказал Назар.
– Это плохо… – произнес старик после длинной паузы. И снова замолчал, не то обдумывая что-то, не то – сожалея, что вообще взялся продолжать эту тему, поддавшись уговорам Назара.
– Вы видели послания? – спросил тот, чувствуя, что его необычный собеседник мог бы рассказать немало о «дурных местах», но не делает это только потому, что Назару предстоит провести еще почти целую ночь одному в таком дурном месте.
– Ты о записках на тумбочных ящиках? Конечно! О них знают во всей больнице. Их неоднократно даже пытались менять, закрашивать. Потом, лет двадцать назад, наконец поняли, что это бесполезно – они тут же появлялись снова и заполняли все свободное место. А теперь до этого изолятора вообще никому нет дела, его давно собираются переоборудовать и почти перестали пользоваться. Если не ошибаюсь, ты здесь первый за последние два с половиной года. Возможно, оно и к лучшему…
– Потому что их страхи немножко успели выветриться? – интуитивно отреагировал Назар. И услышал, как старик даже подскочил, хрустнув коленными суставами.
– Сдается мне, ты стреляный воробей, паренек, и очень неглуп. – В голосе старика прозвучало явное восхищение. – Но вот что я тебе скажу, – добавил он, – Если заметишь вдруг что-нибудь странное… ну, надписи на тех же ящиках (Назар невольно вздрогнул, вспомнив о шестистрочии в последней «кабинке») или что-то еще начнет чудить, постарайся не обращать внимания, и все. Оно сейчас, кажется, уже не имеет той силы. Просто думай, что скоро вернешься домой. Надеюсь, тебе повезет, и ты не задержишься тут надолго. И постарайся больше не подходить к этой двери.
Желание, которое мучило Назара, рассказать кому-нибудь о том, что случилось прошлой ночью в его комнате, с неудержимой силой начало искать выход. Он вдруг почувствовал, что если сейчас сумеет поделиться, отыщет в себе силы хотя бы намекнуть, какой ужас ему довелось пережить, станет намного легче, словно он освободит себя от непосильной ноши. И было даже не важно – поверят ему, или нет.
И Назар решился:
– Вы верите в чудовищ? В настоящих, в тех, что могут напасть… и даже убить?
Старик, должно быть, оказался шокирован такой постановкой вопроса, потому что молчал продолжительное время. Назар мог бы решить, что тот вообще тихо ушел, если бы не продолжал слышать его немного затрудненное дыхание за дверью.
– Я верю в плохих людей и дурные места, которые способны делать этих людей еще хуже, и где может примерещиться всякая дрянь, – ответил он наконец.
– Я видел одно. Вчера ночью. Дома…
…И Назару действительно стало легче, будто с этим признанием из него выскочило нечто невидимое, но огромное, что мерзко возилось в груди всю последнюю неделю, с тех пор, как на стене детской ожило изображение Того, Кто Стучит По Трубам.
И даже его страх – он не исчез – он стал другим.
– Я верю ТЕБЕ, – серьезно сказал старик.
Затем они распрощались.
Назар задержался у двери еще на несколько минут. Прислушивался, как древний скрипучий лифт, вероятно, ровесник своего нынешнего хозяина, сначала поднялся этажом выше, а затем опустился глубоко вниз, к приемному покою (Назар словно воочию наблюдал, как за кабиной послушно следует толстая пуповина черных проводов) – и только тогда отправился в постель.
Но не успел он сделать и трех нетвердых шагов в направлении своей «кабинки», как в дверь изолятора легонько постучали.
Назар ухватился для равновесия одной рукой за ребро ближайшей перегородки и повернул голову, глядя на большую белую дверь. Потом до него дошло, что у разгуливающих мертвецов вряд ли принято стучаться. Но, похоже, это не был и кто-то из медперсонала, поскольку у них находился ключ от замка, да и к чему им являться в такое позднее время и спрашивать его позволения войти?
– Чего вам нужно? – собравшись духом, крикнул Назар.
– Мальчик, ты меня слышишь? – ответил негромко старик-лифтер.
Конечно же, это мог быть только он.
– Вы… – Назар шагнул обратно к двери, удивленно отмечая, как появление лифтера придало ему сил, – Вы видели что-нибудь? Видели ИХ?
– Ты имеешь в виду тех двух медсестер? – по интонации старика Назар догадался, что тот усмехается.
– Медсестер… Вы сказали?.. – к такому повороту он оказался совсем не готов, хотя это было очевидно с самого начала.
С ним как по нотам разыграли комедию… Тем более одной из медсестер время от времени ничего не стоило наблюдать за ним с игровой веранды, откуда весь изолятор при включенном свете просматривался как на ладони. Вряд ли бы он так глупо купился, если бы не высокая температура и множество прочитанных посланий – Назару хотелось провалиться ниже подвала от досады и стыда. В воображении моментально возникла картина, как белобрысая и ее напарница корчатся сейчас от хохота: «Представляешь, что подумал тот маленький придурок, с места боялся сдвинуться, только таращился на дверь и гадил в штаны! Интересно, куда он теперь их денет?»
– Да, а кто же еще. Я случайно заметил, как они торчат здесь, когда поднимался, и сразу подумал, наверняка занимаются какой-нибудь пакостью. Например, пугают маленького мальчишку. Я прав, они это делали?
– Да… – еле слышно отозвался Назар.
– Не думай, что ты трус. Каждый мог бы испугаться на твоем месте. Не бери в голову, это просто две молодые стервы бесятся со скуки. Хотя я уверен, что ни одна из них ни за что на свете не согласилась бы сама остаться здесь на ночь. Это как пить дать.
– Почему? – удивился Назар.
Он уже подошел к двери вплотную и вдруг обнаружил, что начинает втягиваться в разговор, который еще минуту назад казался совершенно не возможным. Тем не менее, это было именно так. К тому же, старик говорил с ним доброжелательно и, похоже, абсолютно искренне.
Однако на миг Назар усомнился: не является ли тот еще одним Шутливым Оборотнем, только более изощренным. Эта мысль едва не заставила его оборвать разговор, выкрикнув напоследок нечто грубое, и отправиться в постель. Действительно, зачем старому хрычу возиться с каким-то незнакомым мальчишкой, которого он видел всего раз в своем лифте?
– Почему? – переспросил старик, – Потому что этот изолятор дурное место. Здесь происходят странные и нехорошие вещи.
Назар дорого бы дал, чтобы увидеть, какое было выражение лица у лифтера в тот момент – то, что соответствовало интонации, или…
Впрочем, наконец нужно было признать, что, будь старик одним из Оборотней, ему совсем ни к чему было бы вмешиваться в розыгрыш медсестер.
– Я слышал тогда… Кажется, тебя зовут Назаром?
Назар кивнул, забыв, что старик-лифтер не может его видеть, но тут же выправился, ответив вслух:
– Так хотел папа.
– Хорошее имя. Мне тоже всегда нравилось. Я даже думал так назвать сына, – старик негромко хохотнул и кашлянул, – Но все четверо детей у нас с женой получились девочками. Они уже давно взрослые, а у старшей в прошлом году родился внук. Значит, мой правнук. Вот его-то и назвали. Я его, правда, еще не видел.
– Почему вы сказали, что изолятор дурное место? – спросил Назар, когда старик внезапно умолк, погрузившись в свои мысли.
– А разве ты еще не почувствовал этого сам?
– Откуда вы знаете? – встрепенулся Назар. Убежденность старика выглядела очень странной. Настораживающей.
– Я тут много лет, мне не раз приходилось видеть, как сюда приводят разных детей. Ведь обычно на этот этаж поднимаются на лифте, поэтому я вижу всех, кто поступает в дни моей смены. А затем по ночам не редко слышал их плач или крики во сне. Иногда, некоторые даже начинали биться в двери, потому что им казалось… – старик неожиданно чертыхнулся, словно спохватившись, – Тебе это вовсе незачем знать. Забудь, я просто старый дурак, у которого не в меру треплется язык на сквозняке.
Назар подумал, что лифтер сейчас же уйдет. Но тот не ушел, а только перевел разговор на другую тему.
– Ты болен чем-то серьезным?
– Пока не знаю. Мама боится, что дифтерия, – ответил Назар, внутренне радуясь, что старик остался. – Завтра сделают анализы.
– Надеюсь, ты скоро поправишься. Ну, мне пора – нужно еще завести несколько коробок с ампулами на верхний этаж.
– Подождите, – остановил его Назар с откровенной настойчивостью в голосе, которая, видимо, удивила и старика.
– Да? – отозвался он.
– Вы не закончили.
– Ты о чем, Назар? – похоже, старик-лифтер действительно забыл.
– Про изолятор.
– Я боюсь, что и так наговорил тебе много лишнего. Если хочешь, могу замолвить словечко перед дежурным врачом, чтобы сестры больше тебя не беспокоили.
– Нет! – резко перебил Назар и сам от этого смутился. Но сразу же добавил:
– Просто… я считаю, иногда лучше знать наперед о чем-то, чтобы быть готовым, – к чему готовым, Назар уточнять не стал.
– Ну, хорошо, – колеблясь, произнес старик. Однако решающую роль, вероятно, сыграло то, что в тот момент перед ним находилась дверь, и он мог только слышать голос восьмилетнего мальчишки, но не видеть его. – Ты рассуждаешь совсем как взрослый человек. Ладно, о чем ты хотел спросить?
– Почему изолятор дурное место?
– Я не знаю, – честно признался старик, – но, сколько помню, с ним почти всегда было что-то не так. Он словно пропитан детским страхом, а это – очень нехорошо. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Думаю, понимаешь. И еще я думаю, что у тебя есть веские причины этим интересоваться. Более веские, чем обычное любопытство… но это не мое дело, – он попал в точку и, похоже, не сомневался. Поэтому деликатно не стал задавать лишних вопросов.
– Кажется, я знаю еще одно такое место, – сказал Назар.
– Это плохо… – произнес старик после длинной паузы. И снова замолчал, не то обдумывая что-то, не то – сожалея, что вообще взялся продолжать эту тему, поддавшись уговорам Назара.
– Вы видели послания? – спросил тот, чувствуя, что его необычный собеседник мог бы рассказать немало о «дурных местах», но не делает это только потому, что Назару предстоит провести еще почти целую ночь одному в таком дурном месте.
– Ты о записках на тумбочных ящиках? Конечно! О них знают во всей больнице. Их неоднократно даже пытались менять, закрашивать. Потом, лет двадцать назад, наконец поняли, что это бесполезно – они тут же появлялись снова и заполняли все свободное место. А теперь до этого изолятора вообще никому нет дела, его давно собираются переоборудовать и почти перестали пользоваться. Если не ошибаюсь, ты здесь первый за последние два с половиной года. Возможно, оно и к лучшему…
– Потому что их страхи немножко успели выветриться? – интуитивно отреагировал Назар. И услышал, как старик даже подскочил, хрустнув коленными суставами.
– Сдается мне, ты стреляный воробей, паренек, и очень неглуп. – В голосе старика прозвучало явное восхищение. – Но вот что я тебе скажу, – добавил он, – Если заметишь вдруг что-нибудь странное… ну, надписи на тех же ящиках (Назар невольно вздрогнул, вспомнив о шестистрочии в последней «кабинке») или что-то еще начнет чудить, постарайся не обращать внимания, и все. Оно сейчас, кажется, уже не имеет той силы. Просто думай, что скоро вернешься домой. Надеюсь, тебе повезет, и ты не задержишься тут надолго. И постарайся больше не подходить к этой двери.
Желание, которое мучило Назара, рассказать кому-нибудь о том, что случилось прошлой ночью в его комнате, с неудержимой силой начало искать выход. Он вдруг почувствовал, что если сейчас сумеет поделиться, отыщет в себе силы хотя бы намекнуть, какой ужас ему довелось пережить, станет намного легче, словно он освободит себя от непосильной ноши. И было даже не важно – поверят ему, или нет.
И Назар решился:
– Вы верите в чудовищ? В настоящих, в тех, что могут напасть… и даже убить?
Старик, должно быть, оказался шокирован такой постановкой вопроса, потому что молчал продолжительное время. Назар мог бы решить, что тот вообще тихо ушел, если бы не продолжал слышать его немного затрудненное дыхание за дверью.
– Я верю в плохих людей и дурные места, которые способны делать этих людей еще хуже, и где может примерещиться всякая дрянь, – ответил он наконец.
– Я видел одно. Вчера ночью. Дома…
…И Назару действительно стало легче, будто с этим признанием из него выскочило нечто невидимое, но огромное, что мерзко возилось в груди всю последнюю неделю, с тех пор, как на стене детской ожило изображение Того, Кто Стучит По Трубам.
И даже его страх – он не исчез – он стал другим.
– Я верю ТЕБЕ, – серьезно сказал старик.
Затем они распрощались.
Назар задержался у двери еще на несколько минут. Прислушивался, как древний скрипучий лифт, вероятно, ровесник своего нынешнего хозяина, сначала поднялся этажом выше, а затем опустился глубоко вниз, к приемному покою (Назар словно воочию наблюдал, как за кабиной послушно следует толстая пуповина черных проводов) – и только тогда отправился в постель.
5
В отличие от взрослых, дети способны принимать любые обстоятельства с куда большим смирением. Несмотря на лихорадочный «колотун» и недавние события, Назару удалось довольно быстро заснуть.
Но перед тем как целиком провалиться в темный колодец сна, в его голове беспокойным роем замельтешили вопросы, которыми он не задавался раньше. Жил ли до него в детской другой ребенок? – что-то подсказывало ему: чудовище явилось туда не впервые. Почему монстр появляется именно из-под кровати, а не, например, из коридора или из-за портьеры? – вряд ли только потому, что это не его стиль. И потом, откуда тот появляется и куда исчезает? Как ему противостоять?
И, наконец, откуда вообще берутся эти чудовища?
Кто он – Стучащий По Трубам?
Пробудился Назар внезапно, от удушья. Огромная косматая лапа зажимала ему рот и нос. Он рефлексивно попытался высвободиться… что на удивление легко удалось – это оказался лишь наползший на лицо угол одеяла. Назар сделал несколько глубоких вдохов-выдохов через рот, чтобы отдышаться – нос был напрочь заложен.
В окне изолятора уже забрезжили рассветные лучи солнца, соперничая со всеми восемью светильниками, что горели с ночи в изоляторе. Однако стрелки в этот раз заартачились и демонстративно отказались указывать время. Назар пожалел, что у него пока нет своих настоящих часов – впрочем, подобный сбой, если ему не изменяла память, произошел впервые, – и услышал, как в замок двери вставили ключ.
Ему очень хотелось пить, во рту пересохло, но он решил подождать, пока выяснится, кто пожаловал. Кроме того, этот чересчур ранний визит его насторожил.
Из-за перегородки Назар не видел дверь в лежачем положении, но, когда случилась странная заминка, он приподнялся на кровати, чтобы посмотреть через верхнюю стеклянную половину. Это была белобрысая медсестра, приносившая ему вчера термометр. Она была мертва. Назар понял это еще до того, как увидел ее вывернутые наружу внутренности, свисавшие ниже колен. Она медленно шествовала вдоль прохода между «кабинками» и, обводя взглядом горевшие светильники, укоризненно качала головой. Покрытые зеленоватой слизью кишки торчали из расстегнутого на ее животе халата и болтались как дохлые змеи при каждом шаге.
– Почему везде горит свет? – произнесла она бесцветным голосом, переводя мутные глаза на обмершего Назара. Не спеша вошла в его «кабинку» и нависла над кроватью.
– Заразные дети всегда создают проблемы, – белобрысая закинула сочившуюся слизью длинную кишку себе на плечо, подобно концу шарфа. – 3аразные ублюдки!..
И бросилась на него…
Сходил в туалет, повыключал светильники и выпил минеральной воды, что вчера принесла Валерия, прямо из горлышка бутылки. Он решил снова не укладываться, ожидая, когда придут за мазком для анализа. Горло саднило сильнее, чем вчера, но лихорадка спала.
Вскоре он услышал знакомый звук отпирающегося дверного замка, и в изолятор вошла лаборантка, женщина средних лет в очках. В правой руке у нее была маленькая стеклянная пробирка, внутри которой находился ватный тампон, насаженный на тонкий металлический стержень. Она поискала взглядом Назара и, заметив, направилась к нему.
А следом за лаборанткой возникла… белобрысая. Значит, она оставалась дежурить на ночь и под дверью тогда тоже наверняка была она, – Назар почувствовал, как в нем закипает злость. Но решил не трепыхаться.
Что-то этой ночью в нем изменилось.
Лаборантка и медсестра оказались в его «кабинке» почти одновременно.
– Назар Левшиц? – спросила лаборантка. Назар кивнул, хотя вопрос прозвучал довольно нелепо, поскольку в изоляторе, кроме него, больше никого не держали.
– Сначала засунь себе это, – встряла белобрысая, протягивая ему термометр. Назар молча подчинился. Однако градусник, словно нарочно, выскользнул из пальцев и упал на одеяло.
– Давай, шевелись! – хмыкнула белобрысая. – Я не собираюсь торчать здесь из-за тебя в конце смены.
Их глаза встретились, и Назар поймал в ее взгляде откровенную насмешку.
– Кстати, куда ты запрятал свои засранные штаны?
Лаборантка тем временем старательно делала вид, будто ничего не замечает.
Он поднял с одеяла термометр… и коротким размахом запустил в белобрысую. Тот, прокрутившись раз в воздухе, попал тонким концом ей в самую середину лба. Отскочил обратно на одеяло, каким-то чудом уцелев.
В первые пять-шесть секунд никто не понял, что произошло. Затем глаза белобрысой округлились как две большие монеты.
– За что? – ошеломленно пробормотала она и почему-то воззрилась на раскрывшую рот лаборантку, – Что я сделала?!
– Господи… – выдохнула та.
– Сама знаешь – за что, – спокойно сказал Назар.
В самом центре лба у белобрысой проявилось крошечное алое пятнышко, быстро наполняющееся кровью.
– Ах ты гаденыш! – взвилась она, но кинулась не к Назару, а к двери изолятора, – Я тебе еще покажу!
– Покажешь своему венерологу! – неожиданно для себя самого послал белобрысой вдогонку Назар. Он, сказать по правде, не представлял, что такое или кто такой «венеролог» – просто где-то и когда-то слышал эту фразу и чисто машинально запомнил.
Однако посыл возымел совершенно непредвиденный действенный эффект. Белобрысая, выбегая из дверей, на миг застыла – видно, совсем не ожидая в свой адрес чего-то подобного от восьмилетнего мальчишки, – потеряла координацию и с разгона влетела плечом в косяк. Ее развернуло вокруг оси и буквально выбросило на лестничную площадку. Затем донесся звук падения, сопровождавшийся болезненным вскриком, показавшийся Назару милее всех хитов его любимой рок-группы, название которой он все время забывал. И с не изведанным еще чувством удовлетворения он услышал, как белобрысая ковыляет в детское отделение, разражаясь глухими рыданиями.
Он наконец обратил внимание на лаборантку, которая в полной нерешительности смотрела на него во все глаза и нервно теребила пробирку с ватным тампоном.
– Вы пришли брать анализ? – взял инициативу на себя Назар.
– Надеюсь, ты меня не укусишь? – она старалась ответить шутливым непринужденным тоном, но так разволновалась, что это едва походило на человеческую речь.
– Все нормально, – сказал Назар, страшно сожалея, что минуту назад поблизости не оказалось старика-лифтера в качестве зрителя.
У лаборантки сильно тряслись руки, будто она действительно опасалась, что он может ее укусить. Когда мазок был наконец взят, она спешно и с заметным облегчением на лице покинула изолятор. Даже забыла запереть дверь на ключ.
Назар собрался воспользоваться ситуацией, чтобы выглянуть наружу, пока никто еще не заметил оплошности лаборантки, и направился в выходу.
Но его намерению не суждено было сбыться. Так как на пороге появился мужчина-врач с темно-рыжей окладистой бородой и стетоскопом на шее.
– Так-та-ак… – протянул он, разглядывая с суровым любопытством Назара сверху вниз.
Но перед тем как целиком провалиться в темный колодец сна, в его голове беспокойным роем замельтешили вопросы, которыми он не задавался раньше. Жил ли до него в детской другой ребенок? – что-то подсказывало ему: чудовище явилось туда не впервые. Почему монстр появляется именно из-под кровати, а не, например, из коридора или из-за портьеры? – вряд ли только потому, что это не его стиль. И потом, откуда тот появляется и куда исчезает? Как ему противостоять?
И, наконец, откуда вообще берутся эти чудовища?
Кто он – Стучащий По Трубам?
Пробудился Назар внезапно, от удушья. Огромная косматая лапа зажимала ему рот и нос. Он рефлексивно попытался высвободиться… что на удивление легко удалось – это оказался лишь наползший на лицо угол одеяла. Назар сделал несколько глубоких вдохов-выдохов через рот, чтобы отдышаться – нос был напрочь заложен.
В окне изолятора уже забрезжили рассветные лучи солнца, соперничая со всеми восемью светильниками, что горели с ночи в изоляторе. Однако стрелки в этот раз заартачились и демонстративно отказались указывать время. Назар пожалел, что у него пока нет своих настоящих часов – впрочем, подобный сбой, если ему не изменяла память, произошел впервые, – и услышал, как в замок двери вставили ключ.
Ему очень хотелось пить, во рту пересохло, но он решил подождать, пока выяснится, кто пожаловал. Кроме того, этот чересчур ранний визит его насторожил.
Из-за перегородки Назар не видел дверь в лежачем положении, но, когда случилась странная заминка, он приподнялся на кровати, чтобы посмотреть через верхнюю стеклянную половину. Это была белобрысая медсестра, приносившая ему вчера термометр. Она была мертва. Назар понял это еще до того, как увидел ее вывернутые наружу внутренности, свисавшие ниже колен. Она медленно шествовала вдоль прохода между «кабинками» и, обводя взглядом горевшие светильники, укоризненно качала головой. Покрытые зеленоватой слизью кишки торчали из расстегнутого на ее животе халата и болтались как дохлые змеи при каждом шаге.
– Почему везде горит свет? – произнесла она бесцветным голосом, переводя мутные глаза на обмершего Назара. Не спеша вошла в его «кабинку» и нависла над кроватью.
– Заразные дети всегда создают проблемы, – белобрысая закинула сочившуюся слизью длинную кишку себе на плечо, подобно концу шарфа. – 3аразные ублюдки!..
И бросилась на него…
* * *
Когда Назар проснулся вторично – и на сей раз уже по-настоящему – стрелки исправно показали четверть восьмого. Как и в его сне, который начал быстро улетучиваться из головы, светильники в полном составе горели по всему изолятору. Впрочем, он тут же вспомнил, что оставил их включенными намеренно.Сходил в туалет, повыключал светильники и выпил минеральной воды, что вчера принесла Валерия, прямо из горлышка бутылки. Он решил снова не укладываться, ожидая, когда придут за мазком для анализа. Горло саднило сильнее, чем вчера, но лихорадка спала.
Вскоре он услышал знакомый звук отпирающегося дверного замка, и в изолятор вошла лаборантка, женщина средних лет в очках. В правой руке у нее была маленькая стеклянная пробирка, внутри которой находился ватный тампон, насаженный на тонкий металлический стержень. Она поискала взглядом Назара и, заметив, направилась к нему.
А следом за лаборанткой возникла… белобрысая. Значит, она оставалась дежурить на ночь и под дверью тогда тоже наверняка была она, – Назар почувствовал, как в нем закипает злость. Но решил не трепыхаться.
Что-то этой ночью в нем изменилось.
Лаборантка и медсестра оказались в его «кабинке» почти одновременно.
– Назар Левшиц? – спросила лаборантка. Назар кивнул, хотя вопрос прозвучал довольно нелепо, поскольку в изоляторе, кроме него, больше никого не держали.
– Сначала засунь себе это, – встряла белобрысая, протягивая ему термометр. Назар молча подчинился. Однако градусник, словно нарочно, выскользнул из пальцев и упал на одеяло.
– Давай, шевелись! – хмыкнула белобрысая. – Я не собираюсь торчать здесь из-за тебя в конце смены.
Их глаза встретились, и Назар поймал в ее взгляде откровенную насмешку.
– Кстати, куда ты запрятал свои засранные штаны?
Лаборантка тем временем старательно делала вид, будто ничего не замечает.
Он поднял с одеяла термометр… и коротким размахом запустил в белобрысую. Тот, прокрутившись раз в воздухе, попал тонким концом ей в самую середину лба. Отскочил обратно на одеяло, каким-то чудом уцелев.
В первые пять-шесть секунд никто не понял, что произошло. Затем глаза белобрысой округлились как две большие монеты.
– За что? – ошеломленно пробормотала она и почему-то воззрилась на раскрывшую рот лаборантку, – Что я сделала?!
– Господи… – выдохнула та.
– Сама знаешь – за что, – спокойно сказал Назар.
В самом центре лба у белобрысой проявилось крошечное алое пятнышко, быстро наполняющееся кровью.
– Ах ты гаденыш! – взвилась она, но кинулась не к Назару, а к двери изолятора, – Я тебе еще покажу!
– Покажешь своему венерологу! – неожиданно для себя самого послал белобрысой вдогонку Назар. Он, сказать по правде, не представлял, что такое или кто такой «венеролог» – просто где-то и когда-то слышал эту фразу и чисто машинально запомнил.
Однако посыл возымел совершенно непредвиденный действенный эффект. Белобрысая, выбегая из дверей, на миг застыла – видно, совсем не ожидая в свой адрес чего-то подобного от восьмилетнего мальчишки, – потеряла координацию и с разгона влетела плечом в косяк. Ее развернуло вокруг оси и буквально выбросило на лестничную площадку. Затем донесся звук падения, сопровождавшийся болезненным вскриком, показавшийся Назару милее всех хитов его любимой рок-группы, название которой он все время забывал. И с не изведанным еще чувством удовлетворения он услышал, как белобрысая ковыляет в детское отделение, разражаясь глухими рыданиями.
Он наконец обратил внимание на лаборантку, которая в полной нерешительности смотрела на него во все глаза и нервно теребила пробирку с ватным тампоном.
– Вы пришли брать анализ? – взял инициативу на себя Назар.
– Надеюсь, ты меня не укусишь? – она старалась ответить шутливым непринужденным тоном, но так разволновалась, что это едва походило на человеческую речь.
– Все нормально, – сказал Назар, страшно сожалея, что минуту назад поблизости не оказалось старика-лифтера в качестве зрителя.
У лаборантки сильно тряслись руки, будто она действительно опасалась, что он может ее укусить. Когда мазок был наконец взят, она спешно и с заметным облегчением на лице покинула изолятор. Даже забыла запереть дверь на ключ.
Назар собрался воспользоваться ситуацией, чтобы выглянуть наружу, пока никто еще не заметил оплошности лаборантки, и направился в выходу.
Но его намерению не суждено было сбыться. Так как на пороге появился мужчина-врач с темно-рыжей окладистой бородой и стетоскопом на шее.
– Так-та-ак… – протянул он, разглядывая с суровым любопытством Назара сверху вниз.
Часть 2
Начеку
Любопытно, сколькие из нас дожили бы до сего дня, если бы дети были настолько же никчемны и беспомощны, как привыкли
полагать мы – взрослые? Мы их недооцениваем.(Н. Левшиц «Детство, билет в таинственное государство»)
Глава 1
КОРЬ
1
Назар слонялся по изолятору с глуповатой улыбкой, с которой ничего не мог поделать, ожидая скорого прихода матери и замирая всякий раз, когда с лестничной площадки долетал звук шагов. Валерия немного запаздывала, но его это не тревожило. Теперь подобные мелочи значения не имели.
Все разрешилось неожиданно просто и куда как лучше, чем он надеялся. Можно сказать, утренняя выходка с термометром гладко сошла ему с рук – впрочем, Назар не очень-то переживал – белобрысая получила по заслугам и, похоже, он был не единственный, кто так считал. А вскоре после обеда, когда были готовы результаты анализа, выяснилось – у него корь. По лицу врачихи, сообщившей эту новость, Назар сразу понял, что корь это далеко не так ужасно, как дифтерия. Затем она добавила, что уже позвонила Валерии, и та скоро приедет, потому что инфекционное детское отделение сейчас переполнено.
Короче, он возвращался домой.
Пока Назару делали укол, чтобы сбить температуру, Валерия собрала его вещи в большой полиэтиленовый пакет с яркой рекламой очередного чудо-отбеливателя и вышла поговорить с врачихой из детского отделения.
– Правда, возможны осложнения. Сейчас шумы в сердце не прослушиваются, но… Вы меня понимаете? – доносился из коридора голос докторши. Валерия все время поддакивала, и Назар мог легко представить, как мать кивает с ликом исто верующей, что выслушивает наставления Христа, вдруг заговорившего с обложки религиозной брошюры.
Медсестра, делавшая ему укол, ушла. Назар подошел к окну, но не успел опереться о подоконник, как его из коридора окликнула Валерия.
– Иду, ма! – Назар последний раз скользнул взглядом по игровой веранде: ее вид на этот раз не вызвал у него абсолютно никаких эмоций – он возвращался домой. К родителям. В свою собственную комнату.
И к Тому, Кто Стучит По Трубам…
Он повернулся, чтобы выйти из изолятора, навсегда покинув это «дурное место», через которое до него прошли сотни и сотни других детей, но в проходе между «кабинками» остановился, словно наткнувшись на некую невидимую преграду.
Его внезапно потянуло еще раз увидеть шестистрочие на тумбочном ящике, которое он обнаружил прошлой ночью. Потянуло так, что он даже не взялся сопротивляться этому странному порыву.
И вообще, существовало ли оно в действительности?
Ноги Назара, будто повинуясь кому-то другому, остановились перед нужной тумбочкой. Он выдвинул ящик и, еще до того, как стал читать, понял – что-то не так. Общий рисунок стихотворения неуловимо изменился. У Назара екнуло сердце, когда стала ясна причина этой внезапной метаморфозы.
Теперь шестистрочие читалось следующим образом:
Нет, стихотворение не просто изменилось – оно продолжало меняться, формируясь во что-то иное прямо на глазах у Назара, во что-то отвратительное и злое, что носило имя…
– Назар, ты скоро там? – с легким удивлением позвала Валерия. – Я думала, кто-то станет волочь меня домой силой! – и громко рассмеялась, когда докторша что-то вполголоса добавила.
Назар пнул ящик ногой, задвигая на место, и побежал к выходу.
Все разрешилось неожиданно просто и куда как лучше, чем он надеялся. Можно сказать, утренняя выходка с термометром гладко сошла ему с рук – впрочем, Назар не очень-то переживал – белобрысая получила по заслугам и, похоже, он был не единственный, кто так считал. А вскоре после обеда, когда были готовы результаты анализа, выяснилось – у него корь. По лицу врачихи, сообщившей эту новость, Назар сразу понял, что корь это далеко не так ужасно, как дифтерия. Затем она добавила, что уже позвонила Валерии, и та скоро приедет, потому что инфекционное детское отделение сейчас переполнено.
Короче, он возвращался домой.
Пока Назару делали укол, чтобы сбить температуру, Валерия собрала его вещи в большой полиэтиленовый пакет с яркой рекламой очередного чудо-отбеливателя и вышла поговорить с врачихой из детского отделения.
– Правда, возможны осложнения. Сейчас шумы в сердце не прослушиваются, но… Вы меня понимаете? – доносился из коридора голос докторши. Валерия все время поддакивала, и Назар мог легко представить, как мать кивает с ликом исто верующей, что выслушивает наставления Христа, вдруг заговорившего с обложки религиозной брошюры.
Медсестра, делавшая ему укол, ушла. Назар подошел к окну, но не успел опереться о подоконник, как его из коридора окликнула Валерия.
– Иду, ма! – Назар последний раз скользнул взглядом по игровой веранде: ее вид на этот раз не вызвал у него абсолютно никаких эмоций – он возвращался домой. К родителям. В свою собственную комнату.
И к Тому, Кто Стучит По Трубам…
Он повернулся, чтобы выйти из изолятора, навсегда покинув это «дурное место», через которое до него прошли сотни и сотни других детей, но в проходе между «кабинками» остановился, словно наткнувшись на некую невидимую преграду.
Его внезапно потянуло еще раз увидеть шестистрочие на тумбочном ящике, которое он обнаружил прошлой ночью. Потянуло так, что он даже не взялся сопротивляться этому странному порыву.
И вообще, существовало ли оно в действительности?
Ноги Назара, будто повинуясь кому-то другому, остановились перед нужной тумбочкой. Он выдвинул ящик и, еще до того, как стал читать, понял – что-то не так. Общий рисунок стихотворения неуловимо изменился. У Назара екнуло сердце, когда стала ясна причина этой внезапной метаморфозы.
Теперь шестистрочие читалось следующим образом:
Буквы выглядели болезненно изломанными, как скрюченные артритом руки старика, плясали, мучительно укладываясь в слова и строчки. И были – сочно-малинового цвета, как тогда на стене в детской.
Страшный бука приходил
И НАЗАРА утащил
Возвратится монстр лохматый
И задушит маму с папой
На ночь свет не выключай
Заберет ТЕБЯ
БАБАЙ
БАБАЙ
БАБАЙ
Нет, стихотворение не просто изменилось – оно продолжало меняться, формируясь во что-то иное прямо на глазах у Назара, во что-то отвратительное и злое, что носило имя…
– Назар, ты скоро там? – с легким удивлением позвала Валерия. – Я думала, кто-то станет волочь меня домой силой! – и громко рассмеялась, когда докторша что-то вполголоса добавила.
Назар пнул ящик ногой, задвигая на место, и побежал к выходу.
2
– О Боже, Назар, что ты делаешь? – Валерия застыла в дверях детской с маленьким подносом в руках, на котором пускала пар тарелка с порцией разогретой гречневой каши с тающим кусочком масла наверху и стоял стакан с теплым молоком.
Удивление на лице Валерии сменилось негодующим выражением:
– Ану, немедленно марш в постель! Я сказала, немедленно!
– Что там стряслось? – крикнул из комнаты родителей Левшиц, специально пришедший сегодня раньше с работы. Оттуда неслись звуки работающего телевизора.
– Только полюбуйся, что вытворяет этот паршивец, – ответила она, устанавливая поднос на письменный стол школьника, которому вскоре предстояло перейти в следующий класс.
В детской появился заинтересованный Михаил Левшиц.
– Я подумал… А что ты там делаешь? – удивленно спросил, увидев сына.
Назар все еще ползал по полу, вернее, выбирался из-под своей кровати. Причем с торца, где путь ему затрудняла спинка. Весь в пыли, раскрасневшийся и смущенно прячущий глаза от неловкости и досады, словно его застали за постыдным занятием. На щеках и в области висков уже обозначились первые признаки сыпи. Наконец он выбрался целиком, отряхнулся и быстро нырнул под одеяло.
Однако от взгляда Левшица не укрылось, что при этом Назар что-то постоянно сжимал в руке, а когда оказался в постели, та самая рука на миг скользнула под подушку.
– Еще один подобный номер, и я тебя накажу, – предупредил он Назара. Но сам про себя подумал, что у больного шалопая, должно быть, имелись более серьезные причины возиться под кроватью, чем обычное озорство. И все это крайне подозрительно.
Удивление на лице Валерии сменилось негодующим выражением:
– Ану, немедленно марш в постель! Я сказала, немедленно!
– Что там стряслось? – крикнул из комнаты родителей Левшиц, специально пришедший сегодня раньше с работы. Оттуда неслись звуки работающего телевизора.
– Только полюбуйся, что вытворяет этот паршивец, – ответила она, устанавливая поднос на письменный стол школьника, которому вскоре предстояло перейти в следующий класс.
В детской появился заинтересованный Михаил Левшиц.
– Я подумал… А что ты там делаешь? – удивленно спросил, увидев сына.
Назар все еще ползал по полу, вернее, выбирался из-под своей кровати. Причем с торца, где путь ему затрудняла спинка. Весь в пыли, раскрасневшийся и смущенно прячущий глаза от неловкости и досады, словно его застали за постыдным занятием. На щеках и в области висков уже обозначились первые признаки сыпи. Наконец он выбрался целиком, отряхнулся и быстро нырнул под одеяло.
Однако от взгляда Левшица не укрылось, что при этом Назар что-то постоянно сжимал в руке, а когда оказался в постели, та самая рука на миг скользнула под подушку.
– Еще один подобный номер, и я тебя накажу, – предупредил он Назара. Но сам про себя подумал, что у больного шалопая, должно быть, имелись более серьезные причины возиться под кроватью, чем обычное озорство. И все это крайне подозрительно.