Левашов Виктор. Убить демократа

   В этот момент и появился подполковник Егоров.
   Я его ждал. И знал, о чем он мне хочет сказать и о чем хочет спросить. И то и другое было для него делом не из легких. Мне даже стало интересно, как он выкрутится из ситуации, и поэтому я пришел ему на помощь.
   -- Там в мини-баре есть еще бутылка то ли виски, то ли джина. Угощайся. За счет фирмы.
   Егоров заглянул в бар, понюхал какую-то из бутылок и поставил на место. Усевшись в кресло за журнальным столом, закурил свой "Кэмэл" и сказал:
   -- Ну?
   Не знаю, как в других языках, но русское "ну" имеет такое количество значений и оттенков, что понять смысл этого междометия можно только в четком контексте. А поскольку "ну" подполковника Егорова не было привязано ни к чему определенному, я решил, что нет и смысла вдумываться в его смысл. И ответил так, как обычно отвечают русские друг другу в подобных ситуациях:
   -- Что "ну"?
   Егоров не ответил. Возможно, он считал, что я должен быть более догадливым. Я попытался:
   -- Ты не стал пить хорошее виски, от которого, насколько я помню, не отказывался ни разу. Что из этого следует? Только одно. После разговора со мной тебе предстоит встреча с очень большим начальством, которое терпеть не может, когда от подчиненного попахивает спиртным. Даже виски "Джонни Уокер".
   Я не очень ошибусь, если скажу, что тебе предстоит встреча с Профессором?
   Ну, это была такая изящная форма разговора. Не мог же я ему прямо сказать, что Профессор с девяти утра находится в городе и провел ряд встреч, в том числе и со смотрителем маяка. Все их зафиксировал Артист и проинформировал меня в толпе сразу после митинга Антонюка, при этом сам
   остался, хочется верить, незасвеченным. Но для Егорова это было неожиданностью. И довольно неприятной.
   -- Откуда ты знаешь, что Профессор в городе? -- спросил он. Верней, рявкнул.
   -- Ты все же сделай пару глотков, Санек, -- посоветовал я ему. --Объяснишь оперативной необходимостью. Профессор человек профессиональный, поймет. А насчет твоего вопроса... На него я тебе, конечно, не отвечу. Но спасибо за то, что ты не стал утверждать, что ни о каком Профессоре знать не знаешь. А о том, что он в городе -- тем более.
   -- Завтра в шестнадцать на площади Свободной России, бывшей имени Ленина, состоится предвыборный митинг Хомутова.
   -- И что? -- спросил я.
   -- А то, что тебе и всем моим людям приказано обеспечить охрану Хомутова. Мы получили информацию, что могут быть инциденты.
   Вот, значит, как они решили.
   Я равнодушно пожал плечами:
   -- Твои люди -- это твои люди. А моя задача -- охрана Антонюка. Я немедленно еду к нему на дачу и буду с ним до воскресенья, не отходя ни на шаг.
   Егоров резко меня перебил:
   -- Наша задача -- обеспечить полный порядок на выборах. Абсолютный. Это и моя задача, и твоя. Антонюк в безопасности. В опасности Хомутов.
   -- Да кому нужно его убивать? -- удивился я. Верней, сделал вид, что удивился.
   -- Тому, кто захочет сорвать выборы.
   Хоть на этот вопрос честно ответил. После чего Егоров вытащил из бара бутылку виски и бокал и угостился приличной дозой. За что я лично его ни на йоту не осуждал. Ну, трудный разговор у человека. И главные трудности еще впереди. Но тут он допустил -- я бы так это оценил -- бестактность. Потому
   что если собеседник принимает другого человека за дурака -- это и есть бестактность.
   Он сказал:
   -- Киллер по-прежнему в городе. Тебе заплатили бешеные бабки, чтобы ты его вычислил и обезвредил, а ты провалял дурака. Если он объявится на завтрашнем митинге, я тебе не завидую.
   Я знал, какой следующий вопрос вертится у него на языке: покажи пушку или проверь. Или еще что-нибудь в этом роде. Во всяком случае, он должен был убедиться, что "тэтэшник" у меня. Но он поступил умней. Он вытащил пакет, из него -- "беретту" в американском варианте М9 -- "длинную девятку" и придвинул ко мне вместе с какой-то бумагой, которая, судя по печатям, была
   разрешением на ношение этого замечательного ствола.
   -- Держи. Выклянчил для тебя "девятку". Цени. А "тэтэшник" давай сюда, он тебе больше ни к чему.
   Я очень внимательно рассмотрел разрешение. Оно тоже было выдано в Москве. И все было на месте. Но когда "липу" изготавливают спецслужбы, обнаружить это могут только опытные эксперты с соответствующей аппаратурой. Может быть, это разрешение было и не "липой", а ствол вполне чистым. Этого я не исключал. Потому что твердо знал другое: в Хомутова будут стрелять из другого ствола (в идеале из "токагипта") и он-то и окажется у меня в руках в тот момент, когда меня пристрелит Егоров или кто-нибудь из его людей. А будет при мне эта "девятка" или нет -- без разницы. И законная она или нет
   -- тоже без разницы. Даже, скорее всего, законная. Ну, почему бы и нет?
   -- Спасибо, Санек, -- с чувством сказал я. -- Ты меня просто растрогал. Я и не думал, что у меня когда-нибудь в жизни будет такая машинка.
   -- А теперь давай "токагипт" и ксиву, -- повторил он.
   Я налил ему треть бокала виски, подождал, пока он выпьет и снова закурит свой "кэмэл", и сказал:
   -- Я в раздумье, Санек. Передо мной два варианта. Первый -- грубый, но простой и надежный. Но только в том случае, если ты на него согласишься. Вот этот вариант: ты никогда не давал мне пистолета марки ТТ в варианте "Токагипт-58" и разрешения на его ношение. Я его и в глаза не видел. Во-первых, потому, что это разрешение -- чистой воды "липа", хотя и
   профессионально изготовленная. Во-вторых, из этого ствола был убит историк Комаров.
   Ну, тут уж он выпил пол фужера без всякого моего приглашения. И только через полминуты, отдышавшись и приведя свои мысли в какое-то подобие порядка, спросил:
   -- Ты понимаешь, что ты несешь?
   -- Вполне. У меня было время над этим подумать, а у тебя не было. Я расписывался за оружие? Нет. За разрешение? Нет. Этого разрешения на этот ствол никто никому никогда не выдавал. Ни в городе К. Ни в Москве. Ни во Владивостоке. Нигде. Ствол иллюзорен. Как сейчас говорят, виртуален. Может, ему стоит таким и остаться?
   Но логика логикой, а эмоции эмоциями. Через десять секунд мне в ноздрю упирался ствол только что врученной мне "длинной девятки", а еще через пяток секунд этот же ствол упирался уже в ноздрю подполковника Егорова. Потому что если в тебе сидят граммов триста виски, даже очень хорошего, реакция у тебя не та, что нужна для быстротечных боевых контактов.
   Я извлек из его наплечной кобуры его табельный ПМ, разрядил его, а заодно и "беретту", ссыпал патроны в мусорное ведро в ванной и после этого вернул ПМ Егорову. А поскольку он позволил себе пару телодвижений явно агрессивного характера, врезал ему от души чуть повыше уха. Чтобы отдохнул минут десять. Чем он и занялся. А я тем временем созвонился с заместителем начальника МВД майором Кривошеевым и попросил срочно приехать ко мне в гостиницу "Висла" вместе с капитаном Смирновым, представлявшим в городе К., как я понял, уголовный розыск.
   Мое приглашение, как я и ожидал, не вызвало у майора Кривошеева никакого энтузиазма.
   -- Кончай свои штучки, москвич, -- заявил он. -- Давай по телефону. А нужно -- приезжай сам. У меня дел и без твоих заморочек -- выше головы.
   Я постарался ответить как можно вежливее -- в том смысле, что, несмотря на фингал, который с момента нашего общения стал моей особой приметой и вызывает у меня проблемы с прекрасной половиной человечества, а также подозрительные взгляды гаишников, наша беседа в кабинете заместителя
   начальника МВД города К. убедила меня в том, что там работают преданные своему делу профессионалы и они не поленятся отлепить жопу от стула, чтобы узнать, кто совершил одно из самых громких заказных политических убийств
   последнего времени, а именно убийство историка Комарова.
   -- А ты знаешь? -- быстро спросил майор Кривошеев.
   -- Полагаю, что да, -- ответил я. Все-таки сказалось общение с Мазуром. Потому что достаточно было просто сказать "да".
   -- Едем, -- сказал майор.
   Минут через двадцать он появился в моем номере вместе с капитаном Смирновым и с папкой следственных материалов прокуратуры. На том, чтобы он привез их, я особенно настаивал, а он особенно сопротивлялся, так как это было связано с какими-то процессуальными сложностями, до которых мне, честно сказать, никакого дела не было.
   К моменту их появления подполковник Егоров вполне очухался и даже подбодрился очередной порцией виски. После чего бутылку и бокал я убрал в бар, так как вести официальный разговор в такой фривольной обстановке показалось мне неправильным. Майору Кривошееву и капитану Смирнову я
   представил Егорова как старшего охранной группы и человека, вполне заслуживающего доверия. Во всяком случае, при нем можно говорить совершенно свободно.
   Еще до того, как появились эмвэдэшники, я предупредил Егорова:
   -- Ты отверг мой первый вариант. И в нетактичной форме. Я вынужден реализовать вариант номер два. Не думаю, что он тебе очень понравится. Но выбора у меня нет, Санек. И у тебя тоже. Так что сиди, слушай и не встревай.
   Едва закончив с краткой процедурой знакомства, майор Кривошеев сразу перешел к делу:
   -- Ну, кто?
   -- Вы сами очень хорошо знаете этого человека, -- ответил я.
   -- Кончай свои музыки и балеты! -- попросил майор. -- Давай по-русски, можешь даже с матом, мы люди свои, поймем.
   Тогда я задал вопрос в лоб:
   -- Вы как предпочтете: чтобы преступника указал вам какой-то приезжий москвич или хотите найти его сами?
   -- Мне важно поймать преступника, понял? А как -- это пятнадцатое дело! И если у тебя что-то есть -- выкладывай. Иначе я привлеку тебя за укрытие информации.
   -- Олег Сергеевич, -- проникновенно сказал я, -- ну, я могу, конечно, изложить дело так, как его вижу. Но вы и Иван Николаевич Смирнов тут же завалите меня вопросами: как, почему, чем докажешь и так далее. Правильно?
   -- Ну, правильно, -- согласился майор. -- А как ты хотел?
   -- Совсем по-другому. Я хотел бы, чтобы вы сами вычислили преступника. Вы потратили на это больше месяца и без всякого результата. По одной простой причине: у вас была неверная начальная установка. И второе -- вам не хватало кое-какой информации. И то и другое сейчас есть. Попробуете?
   Майор вопросительно взглянул на капитана Смирнова.
   Тот немного подумал и сказал:
   -- Мы действительно убили на это больше месяца. С полным нулем в итоге. Может, послушаем этого москвича? Ну, еще час потеряем. А вдруг? Парень не дурак, это мы уже поняли. Мозги у него чуть набекрень, но это не довод. А?
   -- Излагай! -- принял волевое решение майор Кривошеев.
   Я раскрыл папку со следственными материалами.
   -- Один мой друг любит говорить: все просто, когда все знаешь. А когда чего-то не знаешь, все самое простое становится непроходимо сложным. Так получилось и с этим делом. Эти материалы вы просматривали не меньше чем по десять раз. Верно?
   -- По пятьдесят, -- поправил майор.
   -- Я вам пока только одно скажу: фамилия преступника упоминается в них не меньше двенадцати раз -- я специально подсчитал. Он фигурирует и как свидетель.
   -- Ты не мог видеть этих материалов, -- решительно заявил майор.
   -- И тем не менее видел. Не мучайтесь, Олег Сергеевич. Я не шпион и не уголовник. Ну, увидел я эти материалы -- и что? У меня есть друг, у него еще друг, а вот этот друг имеет право ознакомить меня с любыми материалами МВД. Скажу даже так: формально не имеет, но даже министр МВД не посмеет сделать
   ему за это замечание.
   -- Интересные у тебя друзья, -- заметил майор.
   -- Есть и интересные, -- согласился я.
   Капитану Смирнову было не до наших словесных дискуссий. Он раскрыл папку и начал внимательно, будто видит все это впервые, изучать каждый лист следственного дела, особенно обращая внимание на показания свидетелей. На отдельном листочке он делал одному ему понятные пометки. В работу включился и майор. Но он, видно, так до конца и не поверил серьезности моего заявления, потому что перелистал дело, как
   подшивку старого, давно прочитанного еженедельника.
   Минут через сорок капитан Смирнов захлопнул папку и сказал:
   -- Салахов. Он, точно! Его в тот вечер на Строительной улице видели все свидетели.
   -- Требуются объяснения? -- спросил я.
   -- Иди ты... со своими объяснениями! -- отмахнулся капитан. -- Я тебе сам все сейчас объясню. Было у меня чувство, что работал не чужак, а свой. Внутри сидело, а выразить не мог. Нутром чуял. Сбивало одно: откуда у него такая квалификация.
   -- Этой информации вам и не хватало, чтобы закончить дело, --проговорил я и в старых аудиокассетах нашел ту, где были записаны установочные данные на бывшего афганца Салахова. По моей просьбе их раздобыл полковник Голубков и передал Артисту, а тот мне. Учеты были только по МВД,
   но не было никаких сомнений, что Салахов был связан и с какой-то спецслужбой. Иначе полную информацию на него дали бы из Зонального информационного центра по первому же запросу прокуратуры или милиции города К. Я не мог держать бумажку в кармане или где угодно, в любой момент на нее
   могли наткнуться. Поэтому сделал так же, как с разговором с Профессором в военном госпитале: записал текст на самый конец какой-то задрипанной старой кассеты. Сейчас этот текст я и прокрутил майору Кривошееву, капитану Смирнову и безучастно присутствующему при нашем разговоре подполковнику Егорову.
   Текст произвел, прямо скажем, должное впечатление. И капитан, и майор были людьми опытными и прекрасно понимали, почему эту информацию они получают от меня, а не обычным способом. А чтобы проверить ее, никаких особых разрешений высокого начальства не требовалось. Я не сомневался, что они займутся этим, как только у них выкроится хоть минута свободного времени. Но сейчас их волновало другое.
   -- Где ствол? -- спросил майор.
   -- Две пули, извлеченные из тела Комарова, были отправлены на баллистическую экспертизу? -- спросил я.
   -- А как же? -- удивился капитан.
   -- Вы уверены, что это те самые пули?
   -- Ни малейших сомнений, -- подтвердил капитан. -- Они валяются там уже месяц. Я недавно случайно видел их. Ни в каких картотеках они не зафиксированы. Как и сам ствол.
   -- Где же ствол? -- повторил майор.
   Я заметил, как внутренне напрягся подполковник Егоров, но его состояние меня сейчас меньше всего интересовало.
   -- Вызывайте оперативников, -- сказал я майору, -- Или кого еще нужно? Следователя прокуратуры? Понятых? Кто должен присутствовать при изъятии ствола? "Токагипт-58", из которого был убит историк Комаров, лежит в полиэтиленовом пакете под кустом сирени во дворе Матвея Салахова. Это за пять или шесть домов от особнячка Комаровых.
   -- Как он туда попал? -- спросил капитан.
   Я только пожал плечами:
   -- Это всего один маленький вопрос из тех, на которые вам еще придется ответить. Думаю, сразу после убийства Салахов завернул ствол в пакет и бросил в куст, чтобы не заметили случайные прохожие.
   -- И не перепрятал надежней, когда шумиха улеглась? -- недоверчиво спросил майор.
   -- Выходит, так, -- согласился я. -- Люди делают гораздо больше глупостей, чем кажется.
   -- А ты его, выходит, нашел? -- вступил в разговор капитан. -- Как? И когда?
   -- Как только понял, что никакого заезжего киллера в городе не было. С моей стороны было, наверное, не очень этично шарить по чужому палисаднику, когда хозяина нет дома, но у меня не было выбора. Мне нужно было абсолютно точно знать, кто убил Комарова.
   -- Зачем? -- спросил майор.
   -- Олег Сергеевич, у каждого человека есть свои профессиональные тайны. Это -- одна из них. Она имеет сугубо личный характер и не может представлять никакого интереса для следствия.
   -- Когда ты нашел пакет с пушкой? -- гнул свою линию капитан. Хватка у него была, прямо скажем, бульдожья.
   -- Дней пять назад. Я его даже не разворачивал. Просто засунул поглубже в землю и присыпал палыми листьями.
   -- Неделю назад в здании телецентра Салахов был убит неизвестным злоумышленником, -- бесстрастно проговорил майор.
   -- Да что вы?! -- поразился я. -- То-то все соседи удивлялись, что Салахова уже несколько дней не видно! А он, оказывается... Кто же его? Впрочем, извиняюсь. Это ваши профессиональные тайны, и я не собираюсь в них лезть. Мы как бы заключили джентльменское соглашение, правильно? Вы не
   лезете в мои профессиональные секреты, а я в ваши. И я не из тех людей, которые нарушают такие соглашения. Нет, не из тех.
   -- А я из тех, -- заявил капитан Смирнов. -- И меня очень интересует такой вопрос: ты нашел пакет со стволом пять дней назад?
   -- Правильно, -- подтвердил я. -- В минувший четверг.
   -- А Салахов был убит в телецентре через два дня, в субботу. При этом восемь пуль в пол были выпущены из того же ствола, из которого был убит Комаров. Тут можешь не спорить, эксперты у нас не хуже московских. Так что же получается? Салахов убивает Комарова, швыряет ствол в куст сирени, потом
   делает из него восемь дырок в редакторской телецентра, а потом опять возвращает его на место. Уже мертвый. Так получается?
   Я улыбнулся так обаятельно, как не улыбался даже Ольге:
   -- Олег Сергеевич, Иван Николаевич. Я ведь специально предупредил вас, что предоставляю вам самим делать выводы и отвечать на вопросы, которые по ходу дела возникнут. Моя специальность -- охрана особо важных персон. А ваша -- уголовный розыск. Давайте заниматься каждый своим делом. Я вам покажу в присутствии всех процессуальных лиц, где лежит пакет с этим стволом. А как и когда он туда попал -- это один из вопросов, которые вам придется решать. И думаю, что это не самый сложный вопрос.
   -- А какой самый сложный? -- поинтересовался майор.
   -- В учебных спецкурсах он стоит на первом месте, -- ответил я. --Мотив убийства.
   Еще через час, когда прибыли оперативники зачем-то со служебной собакой, пока пригласили понятых, произвели тщательный обыск в доме и во всех дворовых пристройках, когда с соблюдением всех формальностей извлекли из-под куста сирени "Токагипт-58", майор Кривошеев вдруг заявил мне:
   -- Где ты был двенадцатого октября во второй половине дня?
   -- Да вы, никак, подозреваете меня в убийстве Комарова? -- вполне искренне удивился я.
   -- Я задал тебе вполне точный вопрос.
   -- Я отвечу достаточно точно. Где-то на подъезде к Хабаровску со стороны Владивостока. Я перегонял из Осаки свою новую тачку "ниссан-террано". На железнодорожной, платформе.
   -- Свидетели есть?
   -- Было три, остался один. Двое разбились на машине как раз после этой поездки.
   -- Кто он?
   -- Вы это узнаете. От моего адвоката. В последний день суда. Но не раньше.
   -- Я задерживаю вас на тридцать суток по президентскому указу. У нас есть основания полагать, что вы скрываете от следствия известные вам факты об убийстве Комарова и Салахова и можете быть к этим убийствам причастны. Оружие есть?
   Я выложил "длинную девятку" и разрешение.
   -- Ух ты! -- сказал капитан.
   -- Да, -- проговорил я. -- Это вам не "макарка".
   Я вполне добровольно выгрузил в полиэтиленовый пакет все документы и деньги и подставил руки, чтобы лейтенанту-оперативнику не пришлось тратить, силы, надевая на меня браслетки.
   -- Ну, это лишнее, -- поморщился майор.
   -- Положено, товарищ майор, -- отрапортовал опер.
   За всеми этими действиями с выражением недоумения наблюдал Егоров, а я мельком поглядывал на него. Ну и что вы теперь, голубцы, будете делать? Вся ваша хитроумная операция накрылась. И без всяких подвохов с моей стороны. Ну, так скажем -- почти без всяких. Но кто о них знает? Кто виноват в
   провале операции? Группа прикрытия. А кто возглавлял эту группу? Подполковник Егоров. А мне что? Отсижусь на нарах месяц, если не меньше, и будьте здоровы. СИЗО -- это, конечно, не курорт. Но все же лучше, чем камера смертников. Поэтому я охотно погрузился в зарешеченный милицейский "уаз" и был даже польщен, когда по прибытии меня не сунули в камеру или в обезьянник, а пригласили в кабинет капитана Смирнова и угостили довольно говенным растворимым кофе.
   Начать разговор капитану Смирнову было не просто. Что там ни говори, а я сдал им убийцу, на поисках которого они давно уже поставили жирный крест. Отсюда был и кофе, и предложение "Мальборо", которым, думается мне, не угощают всех уголовников подряд.
   Наконец он сказал:
   -- Это не моя инициатива. Понимаешь?
   -- Понимаю, -- кивнул я. - Майора Кривошеева.
   -- Но ты и его пойми!
   -- И его понимаю, -- согласился я.
   -- А вот я тебя не понимаю! -- заявил он. -- Чему ты радуешься?
   -- Тому, что попал в руки к интеллигентным и воспитанным людям.
   -- Ты свою морду давно видел? -- спросил он.
   -- Сегодня утром, когда пытался бриться. Но не вы же мне ее рассадили, правильно? Бывает. Издержки производства. Зато я могу рассчитывать на справедливое и беспристрастное расследование моего дела.
   -- Между нами -- есть дело?
   -- Нет. Будет завтра.
   -- Какое?
   -- Во время митинга застрелят губернатора.
   -- Кто?
   -- Я.
   -- Кто-то из нас опупел, -- подумав, констатировал капитан Смирнов. --Только не пойму кто -- ты или я? Как ты сможешь завтра убить губернатора, если будешь сидеть у нас в камере?
   -- Поэтому я и радуюсь, -- объяснил я. -- Это задержание избавляет меня от крайне неприятной работы.
   -- А если бы тебя не замели, ты в самом деле стрелял бы в губернатора?
   -- Нет. Но повесили бы на меня. Как вы думаете, зачем я отдал вам "тэтэшник", из которого убили Комарова?
   -- Начинаю догадываться. Правда, смутно, -- признался капитан.
   -- Смутно, но правильно. Чтобы на меня не повесили и убийство Комарова.
   -- Зачем ты мне это рассказываешь?
   -- Вы спросили -- я ответил. Это одно. Второе -- чтобы вы были в курсе, когда к вам попадет дело о террористическом нападении начальника охраны коммунистического кандидата на представителя прогрессивных демократических сил. Я понимаю, что сделать вы ничего не сможете. Дело скорее всего сразу
   заберут в Генпрокуратуру. Но мне будет приятно, что хоть один человек знает правду.
   -- Знаешь, о чем я сейчас думаю? -- неожиданно спросил капитан Смирнов. -- Вот о чем. Как бы ты ни учился по арифметике в школе, а сообразить, что ты не мог найти пакет с пушкой через два дня после убийства Салахова в телецентре, как-нибудь уж смог бы.
   -- Да откуда я знал, что его убили? -- горячо запротестовал я.
   -- Ладно, парень. Прибереги свои штучки для Москвы. У нас о каждом событии становится известно всем не то чтобы в момент свершения, а даже, как мне кажется, на полчаса раньше. Город у нас такой: все знают всех и все знают все. Маленький город, понимаешь?
   -- Что маленький, понимаю, -- согласился я, потому что оспаривать это утверждение было бы просто глупо.
   -- Так вот я и думаю, что ты специально перепутал даты, чтобы вызвать у майора подозрения. И чтобы он оформил твое задержание.
   -- Вы это сразу поняли? -- с уважением спросил я.
   -- Нет, только сейчас, -- честно ответил капитан Смирнов.
   Без стука вошел майор Кривошеее, молча посмотрел на нас. Потом приказал капитану Смирнову, кивнув на меня:
   -- Этот человек свободен.
   -- Взять подписку о невыезде? -- спросил капитан.
   -- Я сказал: свободен. Никаких подписок. Никаких ограничений в передвижениях. Машину и все вещи, в том числе и личное оружие, немедленно вернуть. Желаю здравствовать, Пастухов. Мечтаю только об одном: чтобы нам с вами больше ни разу в жизни не встретиться.
   Я искренне огорчился:
   -- Олег Сергеевич, а я-то в глубине души мечтал, что мы будем дружить домами, что вы будете приезжать в гости к нам половить лещей, а мы к вам.
   Майор внимательно посмотрел на меня и отчетливо произнес:
   -- Сука ты, Пастухов! Понял?
   И молча вышел.
   Капитан пощелкал кнопками селектора, переговорил с какими-то людьми и отключил связь.
   -- Неслабо, парень, -- сказал он. -- Очень неслабо. Звонок был из Москвы. А откуда -- об этом я могу только догадываться. Дела-то, я гляжу, крутые. Не удалось тебе отсидеться у нас в СИЗО, а?
   -- Да я не очень на это и рассчитывал, -- признался я. -- Но ведь всегда хочется о чем-нибудь помечтать.
   -- То, что ты сказал о завтрашнем покушении на губернатора, правда?
   -- Да.
   -- На митинге будет примерно человек пятьдесят наших людей. Чем-нибудь мы можем помочь?
   -- Боже вас сохрани! -- взмолился я. -- Только одним: не лезьте никуда. Нам еще других трупов не хватает. Ваша задача -- охрана общественного порядка. Вот и охраняйте его.
   -- Ну, тогда удачи тебе, парень.
   -- Спасибо, Иван Николаевич. Удача никому никогда не мешает. А завтра она мне будет ой как нужна!
   Возле моего "пассата", стоявшего на улице перед парадным входом в УВД, прохаживался смотритель маяка Столяров в том же сером поношенном плаще и в той же приплюснутой кепке. На этот раз он не стал спрашивать у меня, который час и незаметно совать в карман записки. Он просто прошел рядом,
   повернувшись спиной к сильному холодному ветру, вдруг потянувшему с Балтики,и негромко сказал:
   -- Сегодня в двадцать. Там же. Не на "пассате". Отрубите хвосты.
   И исчез. Был человек -- и нет человека. Это при том, что на улицах и народу-то было -- раз, два и обчелся.
   V
   Перед встречей со Столяровым я провел тщательную рекогносцировку местности. Я и прежде, на двух митингах Хомутова, приглядывался, что тут к чему, но так, на всякий случай -- вдруг пригодится. А тут уж мной двигало не праздное любопытство.
   Площадь Свободной России, бывшая имени Ленина, расстилалась как раз перед зданием бывшего обкома партии, а ныне губернаторской резиденции. В скверике перед обкомом когда-то возвышалась бронзовая пятиметровая скульптура вождя всего прогрессивного человечества на обширном гранитном
   постаменте, цоколь которого украшали фигуры разных трудящихся -- или уже освободившихся от цепей проклятого капитализма, или еще только готовящихся эти цепи разорвать и с презрением сбросить. В начале веселых 90-х бронзовую статую вождя с огромным трудом тремя кранами сдернули с пьедестала и увезли куда-то на переплавку. Подступились с отбойными молотками и к постаменту. Но не тут-то было, бойки тупились в полминуты, а граниту хоть бы что. Привезли взрывников из соседней воинской части. Те долго ходили, считали, мерили, а