Левашов Виктор. Убить демократа

   -- Слушаюсь, -- сказал оператор и вышел.
   -- Садитесь, Сергей Сергеевич. Мне хотелось бы задать вам пару вопросов. Не возражаете?
   Пастухов оглянулся на подполковника Егорова:
   -- Вы нас не познакомили.
   -- Называйте меня Профессором.
   -- Профессором чего?
   -- Это важно?
   -- Интересно.
   -- Социологии, -- подсказал Егоров.
   -- Понятно.
   -- Что вам понятно? -- заинтересовался Профессор.
   -- То, что вы хотите остаться инкогнито. До свиданья, Профессор. Всего хорошего, подполковник. Позвоните на вахту, чтобы меня выпустили.
   -- Вы хотите уйти? -- спросил Профессор.
   -- Я не люблю иметь дело с таинственными незнакомцами.
   Профессор нахмурился.
   -- Не выступал бы ты, рейнджер, а? -- посоветовал Егоров.
   -- Так я могу уйти? -- повторил Пастухов.
   -- Разумеется, -- кивнул Профессор. -- В любой момент. Но я попросил бы вас не спешить. Как знать, не окажется ли наше предложение для вас интересным. Что же до инкогнито -- вы правы. Но есть ситуации, когда, чем меньше мы знаем друг о друге, тем лучше.
   -- Это игра в одни ворота. Обо мне вы хотите знать все. Поэтому и предложили проверку на полиграфе.
   -- Ты же согласился, -- напомнил Егоров.
   -- Просто хотел понять, что вас интересует.
   -- Понял?
   -- Это было нетрудно.
   -- Ну, хватит, -- поморщился Егоров. -- Полиграф -- это был лишь способ проверить твою откровенность. Мы и без него знаем о тебе все.
   -- Рад за вас. Тогда переходите к делу.
   -- Не торопитесь, подполковник, -- проговорил Профессор. -- Сергей Сергеевич совершенно прав: все о человеке не знает никто. Даже он сам. Мы знаем о вас далеко не все. И кое-что хотели бы узнать.
   -- Спрашивайте.
   -- На какие средства вы живете?
   -- Работаю. Сейчас, например, заканчиваю оборудовать столярную мастерскую. Буду делать оконные рамы, дверные блоки. Без заказов, рассчитываю, не останусь.
   -- Не сомневаюсь, что вы разбогатеете, -- проговорил Профессор. - Но это в будущем. На что вы живете сейчас?
   -- На трудовые сбережения.
   -- Накопил в Чечне? -- с иронией поинтересовался Егоров. - Сэкономил из офицерского жалованья?
   -- Я и после армии не сидел без дела.
   -- Пас деревенское стадо. Прибыльное занятие, а? Настолько, что позволил себе слетать в Японию за "ниссан-террано"!
   -- Брать машину на заводе-изготовителе -- почти вдвое, если не более того, дешевле, чем у московских дилеров. И можно самому выбрать комплектацию. Без кондишен и квадрозвуков. Это тоже снижает цену.
   -- Учту. Когда заработаю хотя бы на вшивенькую "хонду". Не подскажешь, как это сделать?
   -- Вы всегда плаваете кругами? Почему бы вам прямо не спросить, откуда у меня трудовые сбережения.
   -- Вот именно. Откуда? -- спросил Егоров.
   -- Я выполнил пару конфиденциальных поручений. Мне за них заплатили.
   -- Это уже лучше. Каких поручений? Чьих?
   -- Вы не расслышали? Я сказал. Конфиденциальных.
   -- Иными словами, вы не хотите сообщить нам об этом, -- вмешался Профессор. -- Не будем настаивать. Тем более что наши вопросы преследовали другую цель: выяснить, нужны ли вам деньги.
   -- А они кому-нибудь не нужны? -- удивился Пастухов.
   -- Кто-нибудь нас не интересует. Нас интересуете вы.
   -- Нужны, конечно. Весь вопрос, какие это деньги. И за что.
   -- Вот мы и подошли к сути, -- констатировал Профессор. -- Объясните, подполковник, нашему гостю, в чем будет заключаться его работа.
   -- Но после этого ты уже не сможешь дать задний ход, -- предупредил Егоров. -- Согласен?
   -- Нет. Я не играю втемную.
   -- Но бабки-то тебе нужны? Сам сказал.
   -- У меня есть работа. И она мне нравится. Через неделю запущу столярку. На жизнь заработаю.
   -- Не пудри нам мозги. И себе тоже. Работа у него есть! --пренебрежительно повторил Егоров. -- И она ему нравится! Только не пытайся нас убедить, что тебе не хочется заняться серьезным делом. Себя убеждай. Если сможешь. Не сможешь, рейнджер. Мы уже отравлены этим до печенок. Почище
   любого алкаша или наркомана. И ты сам это прекрасно знаешь. Я же видел, как ты брал в руки "беретту"!
   -- Возможно, -- кивнул Пастухов. -- Но втемную на серьезные дела подписываются только придурки. Вы сами бы подписались?
   -- Если бы доверял заказчику.
   -- А я могу вам доверять?
   Егоров вопросительно взглянул на Профессора. Тот кивнул:
   -- Без конкретики. В самых общих чертах.
   -- Дело не слишком сложное, но требует определенных навыков, которыми ты обладаешь, -- начал Егоров. -- В некоей области в ноябре будут проходить выборы губернатора. Область не входила в так называемый "красный пояс", но сейчас ситуация может измениться. Причины стандартные: спад производства, задержка зарплаты и пенсий. И так далее. Было зарегистрировано пять кандидатов. Но реальные шансы только у двух. Один -- нынешний губернатор, его поддерживает "Наш дом -- Россия". Другой -- кандидат от КПРФ. Дальше разная мелочь. Надеюсь, ты уже понял, что мы заинтересованы в победе
   демократического кандидата, то есть прежнего губернатора?
   -- Тем самым вы хотите сказать, что представляете какую-то правительственную структуру? -- уточнил Пастухов.
   -- Ты правильно понял, -- подтвердил Егоров. -- Наша задача --обеспечить все условия для свободного волеизъявления. Полный и абсолютный порядок на выборах.
   -- Это задача милиции и прокуратуры, -- напомнил Пастухов.
   -- Правильно. Но есть нюансы. Мы получили информацию, что будет предпринята попытка сорвать второй тур выборов, если окажется, что шансы демократического кандидата предпочтительнее. Ты имеешь представление, как
   это можно сделать?
   -- Нет. В этих делах я разбираюсь не больше, чем любой телезритель.
   -- Объясняю. Если перед вторым туром один из кандидатов снимет свою кандидатуру, что будет?
   -- Победит оставшийся кандидат, -- предположил Пастухов.
   -- Нет, выборы будут отменены. Так как станут безальтернативными. И будут назначены новые выборы. Все с нуля. Это понятно?
   -- Да. Непонятно другое. С какой стати кандидату отказываться от борьбы накануне решающего тура?
   -- Разные могут быть причины. Может заболеть. Может попасть в автомобильную аварию. Или даже в самолетную катастрофу. В жизни все бывает.
   -- И могут убить? -- предположил Пастухов.
   -- Могут и убить, -- согласился Егоров.
   -- Убьют демократа, если его шансы окажутся лучше?
   -- Наоборот, -- поправил Егоров. -- Убьют коммуниста. И выборы будут сорваны. И не просто сорваны. Не понимаешь?
   -- Нет.
   -- Какой партии на новых выборах прибавит популярности убийство демократического кандидата?
   -- Демократической?
   -- Верно. НДР и всем, кто с ними блокируется. А убийство коммуниста?
   -- КПРФ?
   -- Вот ты и сам все понял.
   -- Я слышал, что политика -- грязное дело, -- заметил Пастухов. - Вы лишь подтверждаете, что это и впрямь так.
   -- Вы не правы, -- возразил Профессор. -- Любое дело может быть грязным. Политика -- не исключение. Важней другое. Политика -- это дело огромное. И чрезвычайно сложное, с множеством подводных течений. То, что вы видите на экранах телевизоров, -- итог противоборства глубинных сил. В политике есть только один критерий. Результат. Какими средствами он
   достигается -- вопрос второй. Политика -- не рыцарский турнир. А наши противники -- не рыцари с открытым забралом и цветами прекрасной дамы на плюмажах. Нет, не рыцари. Это заставляет нас действовать адекватно. Такова реальность. И мы вынуждены с ней считаться. Прошу извинить за эту небольшую
   лекцию, но я был принужден ее прочитать. Продолжайте, подполковник.
   -- Отсюда вытекает и твое задание. У губернатора есть охрана. Так что с ним все в порядке. Главная наша задача -- обеспечить надежную охрану кандидата от КПРФ. Как это ни странно.
   -- Ничего странного, -- снова вмешался Профессор. -- Наша задача --защита конституционных прав и жизни всех граждан. Каких бы убеждений они ни придерживались. Я хотел бы, Сергей Сергеевич, чтобы на этот счет у вас не было никаких сомнений.
   -- На этот счет у меня нет сомнений.
   -- Мы сформировали для красного кандидата, как его там называют, неплохую команду, -- продолжал Егоров. -- Все профессионалы. Он не знает, что это наши люди. Они оформлены сотрудниками одного из московских охранных агентств, а оплата проведена через коммерческий банк, который якобы сочувствует коммунистам.
   -- Стоит сказать, что возглавляет эту команду лично подполковник Егоров, -- добавил Профессор. -- Но формально начальником охраны будете считаться вы.
   -- Тогда я не понимаю, что мне там делать, -- сказал Пастухов.
   -- Сейчас поймешь, -- пообещал Егоров. -- Я и мои ребята в городе уже засветились. И чем дальше, тем будем засвечиваться все больше. Город небольшой, через неделю-другую нас будет знать каждая бабка. Нужен человек никому не известный, человек, который контролировал бы ситуацию со стороны. Ты и будешь этим человеком. Твоя задача -- вычислить киллера и обезвредить его.
   -- Как?
   -- Абсолютно надежно. Для этого есть только один способ. И ты его знаешь.
   -- В момент покушения?
   -- До.
   -- Вот как?
   -- Сам факт покушения или попытки покушения -- уже реклама.
   -- Значит, не будет никакого следствия, никакого суда?
   -- Вот именно, -- подтвердил Егоров.
   -- Это убийство.
   -- Если называть вещи своими именами -- да.
   Пастухов встал:
   -- Спасибо за внимание, господа. Вы ошиблись. Эта работа не для меня. Для убийства вам следует нанять убийцу.
   -- Сядьте, Сергей Сергеевич, -- кивнул Профессор. -- Это был всего-навсего тест. Мы хотели проверить ваши психоморальные установки. Меня устроили результаты проверки. Нам не нужен убийца. И убийство не нужно. Ваша задача заканчивается раньше. И формулируется проще: вычислить киллера и предотвратить покушение. Лучше -- на стадии подготовки. И лишь в крайнем случае -- в момент покушения. Согласитесь, что ваши действия в этой ситуации, какими бы они ни были, никто не сможет квалифицировать как убийство. Даже вы сами наедине со своей совестью. Вы согласны со мной?
   -- Допустим, -- подумав, сказал Пастухов. -- Вам остается назвать город.
   -- Иначе наш разговор закончится? -- уточнил Профессор.
   -- Да.
   -- Он закончился. Извините, что побеспокоили вас. Без доверия невозможно сотрудничество. Мы не говорим вам многого в ваших же интересах. Лишняя информация обяжет вас к согласию. А насильственное согласие нам не нужно. Значит, мы будем вынуждены изолировать вас. Как минимум, на время
   проведения операции. Вы понимаете, надеюсь, чем это продиктовано?
   -- Понимаю.
   -- На том и расстанемся. И забудем про эту встречу. А вообще-то я разочарован. Я редко ошибаюсь в людях. Не думал, что ошибусь в вас. Очень жаль. Нам нужны такие люди, как вы. Молодые офицеры, которые еще не забыли, что такое честь и долг. Мы знаем, что вас уволили из армии за отказ от
   выполнения боевого приказа. Не спрашиваю, какой приказ вы отказались выполнить и почему. Уверен только в одном: не из-за трусости. Чечня - это Чечня. Грязная и бессмысленная война. Она многое изменила в наших понятиях. Невыполнение приказа всегда было воинским преступлением. Сейчас это может быть и проявлением гражданского мужества. Странное время. В новом обществе рождается новая мораль. Она и предопределит все будущие законы. В том числе и воинские. Проводите нашего гостя, подполковник.
   Профессор откинулся к спинке кресла, прикрыл глаза и снова стал похож на старого грифа, нахохлившегося на вершине скалы.
   -- Когда вы сказали "нам нужны такие люди", кого вы имели в виду? --спросил Пастухов.
   Профессор равнодушно посмотрел на него и так же равнодушно ответил:
   -- Россию.
   Вот тут бы мне встать и уйти. Но я не ушел.
   -- Значит ли это, что ты согласен с нами работать? -- спросил Егоров.
   -- Пожалуй, да.
   -- Это не ответ.
   -- Да.
   -- Прекрасно, -- слегка оживился Профессор. -- Я все-таки не ошибся в вас. Когда мы примем окончательное решение, подполковник введет вас в курс дела. А нам сейчас остается обсудить последний вопрос. Размер вашего гонорара. Мы предлагаем вам за эту работу десять тысяч долларов. Плюс
   расходы по факту.
   -- Пятьдесят, -- сказал Пастухов.
   -- А не подавишься? -- изумился Егоров.
   Пастухов обернулся к нему:
   -- Будешь хамить, заставлю порезать.
   -- Не понимаю, -- проговорил Профессор. -- Что означает ваша фраза?
   -- Это из анекдота, -- объяснил Пастухов. -- Новый русский приходит в магазин и просит взвесить десять граммов сыру. Продавщица спрашивает: "А не подавишься?" Он ей и отвечает: "Будешь хамить -- заставлю порезать".
   -- Это смешной анекдот, -- согласился Профессор. -- Но сейчас не самое подходящее время для шуток.
   -- А я не шутил. Вы назвали свою цену, я свою.
   -- Ваша цена не соответствует работе.
   -- Мне придется рисковать жизнью. Потому что вычислить киллера - это одно дело. А обезвредить -- совсем другое.
   -- Я склонен согласиться, -- подумав, сказал Профессор. -- Вы правы. За риск нужно платить. Десять тысяч -- аванс, остальное после выполнения задания. Продиктуете подполковнику реквизиты вашего банка.
   -- Никаких авансов. Все сразу, наличными и вперед.
   -- А теперь ты хамишь, -- заметил Егоров.
   -- Нет. Это был тоже небольшой тест. Мне хотелось понять, как вы сами оцениваете сложность задания. И связанный с ним риск.
   -- И что вы поняли?
   -- Что я мог бы запросить вдвое больше. И вы бы согласились.
   -- Вы намерены это сделать? -- уточнил Профессор.
   -- Нет. Я назвал свои условия. Если вы их принимаете, будем считать, что контракт заключен.
   -- Окончательное решение мы примем чуть позже. Но думаю, мы согласимся на ваши условия.
   -- Тогда у меня только один вопрос. А если ваша оценка ситуации не соответствует действительности и киллер вообще не появится в городе?
   Профессор и подполковник Егоров переглянулись.
   -- Скажите ему, -- разрешил Профессор.
   И Егоров сказал:
   -- Он уже появился. И сделал первый выстрел.
   V
   Вот так. Появился. И уже сделал первый выстрел. И нужно защитить красного кандидата. И для этого некие представители некой правительственной структуры, предпочитающие оставаться неизвестными, платят пятьдесят тысяч баксов. И даже были готовы заплатить вдвое больше.
   Давно мне не вешали на уши столько лапши.
   Но понял я это гораздо позже. А тогда, закончив обсуждение деталей, попрощался с Профессором и подполковником Егоровым, вывел свой джип с территории госпиталя и медленно поехал по асфальтовой дороге, связывавшей госпиталь с Минским шоссе, поглядывая на панель японского магнитофона. Красный светодиод горел, цифры на дисплее медленно сменяли одна другую. Значит, запись шла.
   Я подавил желание сразу включить звук. Уж если я догадался оставить "жучка" в кресле, на котором сидел, беседуя с Профессором и Егоровым, нельзя было исключать, что такой же чип воткнули и в салон моего "террано", пока он стоял перед парадным входом в госпиталь. Впрочем, этот богатый комплекс за высоким бетонным забором был скорее не госпиталем, а закрытым санаторием или реабилитационным центром для узкого круга лиц. Для очень узкого. Проходя по застланным ковровыми дорожками коридорам и уютным холлам, я не увидел ни одного раненого в коляске или на костылях. Вообще никого не
   увидел.
   Через полкилометра я заметил съезд с шоссе, продрался по старой грунтовке и спрятал "террано" в еловом подлеске. А сам вернулся поближе к дороге. Минут через двадцать в сторону Москвы просвистела темно-серая
   "Ауди-А8" с затемненными стеклами и милицейскими мигалками на крыше. Я записал номер и вернулся к своей машине.
   Ну, посмотрим, с кем мы имели дело.
   Я снял боковую обшивку багажника и извлек небольшую "соньку". Детектор для обнаружения чипов. Крайне необходимый инструмент для деревенского столяра. Как ни странно, нуль-эффект. Быть такого не может. Или может? Я включил магнитолу и начал понемногу прибавлять звук. Ага, запищало. Все-таки
   запищало. Значит, "голосовик": чип, дающий импульс лишь при определенном уровне громкости. Я обнаружил его под передней панелью. Неслабо. Не чета моему. На какое же расстояние эта таблетка может подавать сигнал? На десять километров? На сто?
   Поразмыслив, я оставил ее на месте. Пусть будет. Незачем раньше времени настораживать моих контрагентов. Пусть думают, что контролируют обстановку. А там посмотрим.
   Пока я возился с детектором, светодиод на моем магнитофоне погас. Не померк, как бывает, когда слишком далеко удаляешься от передатчика, а выключился.
   Это могло значить только одно: что мой чип обнаружили. И уничтожили или блокировали. Я предусматривал эту возможность. Неприятная была возможность. Нехорошо подслушивать чужие разговоры. И главное, никаких сомнений в том, откуда в кабинете Профессора появился "жучок", не могло и возникнуть. Но теперь, когда я нашел и у себя такой же подарок, совесть моя успокоилась. Ну, квиты.
   Я извлек магнитофон из машины, отошел в сторонку, перемотал пленку и включил воспроизведение. Свой чип я активизировал только перед самым уходом. Во-первых, потому что разговор, который шел в моем присутствии, мне ни к
   чему было записывать. А главное -- из опасения, что "жучок" обнаружат при мне. И тут было бы полное "ай-яй-яй".
   С минуту в динамике стоял лишь шелест фона. Потом раздался голос подполковника Егорова:
   -- Лихо, Профессор. Я бы на такой блеф не решился. "Проводите нашего гостя". А если бы он ушел?
   -- Вы считаете, что я блефовал? -- прозвучал скрипучий голос Профессора.
   -- А нет?
   -- Вы циник, Егоров.
   -- Я практик.
   -- Ошибаетесь. Мы сегодня уже говорили об этом, но вы, вероятно, не поняли. Вы облечены высшим доверием. А значит, вы политик. Хотите того или нет. А политик должен верить в то, что делает. Иначе грош ему цена. И ни на какую серьезную карьеру он не может рассчитывать. Ваши впечатления?
   -- Крутой паренек. Пятьдесят штук снял -- и глазом не моргнул. Если у него такие гонорары, чьи же конфиденциальные поручения он выполнял? И какие?
   -- Незачем гадать. Важно другое. Это ложится в легенду. Наемник. А кто его нанимал и для чего -- второй вопрос. Когда он был в Японии?
   -- С седьмого по шестнадцатое октября. Вылетел в Токио прямым рейсом из Шереметьево-2. Вернулся через Осаку автомобильным паромом до Владивостока. Там погрузил купленную машину на платформу и сопровождал ее в рефрижераторе до Москвы. Договорился с водителями рефрижератора, "рефами". За бабки, конечно. Боялся, как бы тачку по пути не раздели. Так что все складывается как надо.
   -- Эти "рефы" смогут его опознать?
   -- Смогут, конечно. Но кто их будет искать и допрашивать?
   -- Ну, допустим. Сколько ему лет?
   -- Двадцать семь.
   -- Ощущение, что старше. Не внешне. По сути характера.
   -- Чечня. На войне люди быстро взрослеют.
   -- Вас что-то смущает?
   -- Кое-что. Честно сказать, если бы не Япония, я бы его заменил. Хоть это и очень сложно.
   -- В чем дело?
   -- Вчера я ездил в училище. Узнать у Нестерова, как наш фигурант отреагировал на предложение вернуться в армию.
   -- Как?
   -- Никак. Не согласился.
   -- Мы на это и не рассчитывали. Предложение свою роль сыграло. Психологическая подготовка на дальнем обводе. Что вас насторожило?
   -- Перед отъездом я разговорился с полковником Митюковым. Трепло и стукач. Он работал на Второе Главное управление КГБ.
   -- Воздержитесь, подполковник, от таких оценок. Он выполнял свой долг. Так, как его понимал.
   -- Слушаюсь, Профессор. Так вот, он рассказал, что Пастухов бой мне попросту сдал. На соревнованиях рейнджеров.
   -- Помню. Вы говорили про выстрел, который судья не засчитал.
   -- Он и первый этап сдал. Оказывается, на мишени был изображен милиционер в неправильно нарисованном мундире. С четырьмя пуговицами вместо трех. Поэтому он в него и выстрелил.
   -- Как он успел заметить?
   -- Выходит, успел. И второй этап -- тоже сдал. Сделал вид, что оступился. А когда выходил из кабинета Нестерова, не хромал.
   -- Что это значит?
   -- Вот я и думаю. Могут быть проблемы.
   Пауза.
   Голос Профессора:
   -- Заменяем?
   -- Очень сложно. До выборов меньше месяца. И главное -- Япония. Где мы найдем такое благоприятное сочетание обстоятельств?
   -- Вы отвечаете за оперативную часть. Поэтому решение я предоставляю вам. Справятся ваши ребята?
   -- Справятся.
   -- Это ваши проблемы, подполковник. Вам придется их решать, а не мне.
   Голос Егорова:
   -- Я рассказал вам об этом только потому, что мы оба отвечаем за операцию.
   -- Я это понял. Значит, менять ничего не будем. Времени -- ноль. Строго придерживайтесь плана. Схема надежная, должна сработать.
   -- А если будет осечка?
   -- Я даже думать об этом не хочу. И вам не советую. Все, поехали.
   Звук шагов. Стук двери.
   Я выключил магнитофон. Не засекли. Удачно. Но почему же он перестал работать?
   Я снова пустил запись. С минуту шел фон. Я уже хотел выключить, но тут в динамике раздался какой-то шум, грохот передвигаемой мебели и возбужденные голоса:
   -- Здесь! Где-то здесь, точно! Ищи, Шурик! Ищи, твою мать, не стой! Сюда давай локатор!
   -- Ничего нет.
   -- Ты на стрелку смотри, козел! "Ничего нет"! Яйца нам пооткручивают!
   -- Стой! Где-то здесь. Переверни кресло!
   -- Точно. Вот он!
   -- Голуба-мама!.. Когда пошел сигнал?
   -- Минут шесть. Или семь.
   -- Или десять?
   -- Ну, не десять... Я только вышел сигарету стрельнуть.
   -- На, кури... Что будем делать?
   -- Нужно доложить.
   -- О чем, твою мать? Ты думаешь, что несешь? О чем доложить? Что ты за сигаретой пошел, а я в буфет? В этом же кабинете сам был! Кранты нам, Шурик.
   -- А как же?..
   -- Не ссы. Вот как. Дави его. И не было ничего. Ничего не было, понял? Во время смены никаких происшествий не зафиксировано.
   -- Слышь, Степаныч...
   -- Чего тебе еще?
   -- Он же, сука, это самое... Он же и сейчас работает. Стрелка --смотри!
   -- Дави!!!
   Резкий треск. Конец связи.
   Я вывел "террано" на асфальт и через четверть часа свернул на Минку. Из магнитолы неслось: "It's my life".
   Железная дисциплина. Великая сталинская мечта. Вот тебе и железная дисциплина! Спасибо, неведомый Шурик и неведомый Степаныч. Вы поступили как настоящие советские люди. На вашем месте так поступил бы каждый. Во время смены никаких происшествий не зафиксировано. Смену сдал, смену принял. И
   пошли бы все в ж...
   Все в порядке, Профессор. Все о'кей!
   Так я ерничал про себя, чтобы не думать о том, что узнал. А что я узнал? Ничего хорошего. Кое-что, покрытое флером тайны.
   "Там, где неизвестность, предполагай ужасы".
   Через два дня я вылетел в город К. Но накануне, гуляя с Настеной и двумя нашими собаками, молодыми
   московскими сторожевыми, добрел до Выселок и зашел в нашу церквушку --в сельский храм Спас-Заулка.
   Шла утренняя воскресная служба. Читали из Премудростей Соломона:
   "И я человек смертный, подобный всем, потомок первозданного земнородного. И я в утробе матерней образовался в плоть в десятимесячное время, сгустившись в крови от семени мужа и услаждения, соединенного со сном. И я, родившись, начал дышать общим воздухом и ниспал на ту же землю,
   первый голос обнаружил плачем одинаково со всеми..."
   Вел службу молодой священник отец Андрей. Я издали поклонился ему, потом купил семь свечей и поставил их.
   Две за упокой души лейтенанта спецназа Тимофея Варпаховского и старшего лейтенанта спецназа Николая Ухова, по кличке Трубач.
   И пять во здравие, перед Георгием Победоносцем, покровителем воинов.
   Во здравие бывшего капитана медицинской службы Ивана Перегудова по прозвищу Док.
   Во здравие бывшего старшего лейтенанта спецназа Дмитрия Хохлова по прозвищу Боцман.
   Во здравие бывшего старшего лейтенанта спецназа Семена Злотникова по прозвищу Артист.
   Во здравие бывшего лейтенанта спецназа Олега Мухина по прозвищу Муха.
   И за себя.
   "Это я, это я. Господи!
   Дело мое на земле -- воин.
   Твой ли я воин, Господи?
   Или Царя Тьмы?.."
   Вот так это и началось. Для меня. Так я вошел в эту реку. И лишь позже узнал, что исток всех событий, подхвативших меня и завертевших, как легкую плоскодонку, таится в прошлом.
   Все началось ранней весной 1992 года, когда в России вдруг выяснили, что производить ядерные боеголовки гораздо дешевле, чем их уничтожать и хранить, и когда повсюду в мире творилось черт знает что.
   Глава вторая
   "НИКАКИХ КОММЕНТАРИЕВ!"
   I
   Ранней весной 1992 года, когда в России вдруг уяснили, что производить ядерные боеголовки гораздо дешевле, чем их уничтожать и хранить, когда повсюду в мире творилось черт знает что, а яйцеголовые профессора Колумбийского университета и эксперты-советологи Госдепартамента США скребли затылки в недоумении, куда бы приспособить несказанные мощности "Голоса Америки" и "Радио Свободы" ввиду их очевидной никчемности в новой исторической обстановке, -- в эти весенние дни 1992 года в столице Земли
   Северный Рейн-Вестфалия, старинном немецком городе Кельне, произошли события, оставшиеся практически не замеченными не только широкой публикой, но и теми экономическими обозревателями и аналитиками, которые делали неплохие деньги на предсказании всяческих экономических катаклизмов.
   Предсказания, особенно в последние два-три года, были мрачными, поэтому почти всегда сбывались. А если не сбывались или сбывались не полностью, это объяснялось простым везением, счастливой случайностью и никак на репутации
   современных компьютеризованных кассандр не отражалось.
   Была лишь одна тема -- табу, ее старались не затрагивать ни при каких обстоятельствах. Тема эта была -- Россия, вновь, после семи десятилетий отсутствия, явившая себя на мировом рынке. И добро бы одна Россия. А страны с непривычной аббревиатурой СНГ? О каком учете их воздействия на мировые